Текст книги "Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы"

Автор книги: Ярослав Галан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Декорация первой картины второго действия. Бутылки исчезли, закрытые нарядной рождественской елкой. Утро. За столом сидит майор Петерсон, около него Бентли. У дверей стоит Том.

Петерсон. Введите убийцу!

Том входит и вводит Андрея. У арестованного забинтована голова, на руках наручники.

Вы уже протрезвились, Макаров? Андрей. Я не был пьян.

Петерсон. Вы меня не так поняли. Конечно, спьяна с такой тонкостью не убивают. Я хотел спросить, одумались вы или будете продолжать рассказывать нам, будто не вы убили перемещенку Анну Робчук?

Андрей (глубоко взволнованный). Нет, я не одумался, как ни старались заставить меня одуматься ваши полицейские...

Петерсон. Значит, вы отвергаете обвинение в убийстве Анны Робчук? Так?

Андрей. Не только отвергаю, но и обвиняю. Петерсон. Любопытно! Кого?

Пауза.

Андрей. Кровь моей Анны падет на ваши головы, господа американцы.

Бентли(вскочив с места). Макаров!..

Петерсон. Спокойно, Бентли! Прошу вас сесть. Бентли. Майор! Вы требуете, чтоб я спокойно сидел, когда оскорбляют что-то большее, чем так называемую честь нашего мундира. Или – или! Или это клевета, тогда...

Петерсон. Лейтенант Бентли! Я лишаю вас слова!

Бентли садится.

(Андрею.) Какие у вас основания говорить так, Андрей Макаров?

Андрей. Моя Анна только вам и вашим... белинам могла быть помехой.

Петерсон. Почему именно нам, Андрей Макаров?

Пауза.

Вы молчите? Я вас понимаю. Значит, это был только ваш неловкий маневр. Никаких оснований так говорить у вас, конечно, нет и быть не может.

Андрей (убежденно). Нет... они у меня есть! Петерсон (тихо). Какие же, какие, Андрей Макаров?..

Андрей пристально смотрит на Петерсона, как будто хочет прочесть что-то в. его глазах, но взгляд майора не говорит ничего, и Андрей опускает голову.

Петерсон. Вы, перемещенцы, особенно вы, Андрей Макаров, не имеете оснований упрекать нас, американцев. После того как полицейские задержали вас на вокзале, мы должны были отправить вас под конвоем обратно в английскую зону. Лейтенант Бентли сжалился над вами, и мы разрешили вам оставаться здесь, дали приют и возможность честного заработка. (Пожав плечами.) Что ж, мы не знали тогда, что помогаем убийце.

Андрей (мрачно). Это все, что вы хотели сказать?

Петерсон. Нет, еще не все. (Достает из ящика стола кинжал и бросает его на стол.) Ваш?

Андрей. Мой...

Петерсон. На нем – кровь Анны Робчук!

Пауза. Андрей медленно подходит к столу, наклоняется, по щеке его покатилась слеза.

Петерсон (ударив кулаком по столу.) Довольно! Кинжал ваш?

Андрей движением головы говорит «да».

А теперь расскажите нам, каким образом этот кинжал попал... в сердце Анны Робчук?

Андрей (тихо). Не знаю. Петерсон. Ага!

Бентли. Может быть, вы дали его кому-нибудь?

Андрей. Да.

Петерсон. Кому?

Андрей. Анне.

Петерсон. Зачем?

Андрей. Для самозащиты.

Петерсон. А потом она – хотите сказать – вручила кинжал убийце? Так? Лейтенант Бентли, пишите: «Арестованный упорно отклоняет обвинение в убийстве, однако он не может объяснить, каким образом его собственный нож стал орудием смерти Анны Робчук».

Бентли. Разрешите, майор.

Петерсон. Допрашиваю я, Бентли. (Андрею.) Не помните ли вы...

Входит Норма.

Норма. Можно?

Петерсон. Пожалуйста, мисс Фанси. Будьте свидетелем своего собственного поражения. Сейчас вы узнаете, на что способен ваш протеже.

Норма. Макаров?! Петерсон. Садитесь, мисс Фанси.

Пораженная и растерянная Норма садится около елки и все время живо реагирует на все.

Петерсон (Андрею). В котором часу вы вошли в квартиру фрау Мильх?

Андрей. Я вообще туда не входил.

Петерсон. Ага! Зачем же вам понадобился (достает из ящика стола ключ)... этот ключ?

Андрей. У меня этого ключа никогда не было. Петерсон (вздохнув, положил на стол золотую брошку). А откуда взялась в кармане вашей куртки золотая брошка? Андрей. Я этого туда не клал.

Петерсон. Хорошо. (Тому.) Позовите сюда сержанта Фобера!

Том, открыв двери, движением руки зовет свидетеля. Входит Боб.

Сержант Фобер! Перед лицом всемогущего бога спрашиваю вас: будете ли вы говорить правду и только правду? Боб. Да, сэр.

Петерсон. В котором часу вы прибыли на место преступления?

Боб. В двенадцать часов пятьдесят две минуты, сэр. Петерсон. И что вы увидели?

Боб. Официантка трактира «Под золотым орлом» лежала мертвой на своей кровати. В ее груди... (Показывает на кинжал.)

Норма. Анна Робчук... убита!!

Петерсон (опустив печально голову). Да, мисс Фанси, она пала жертвой зверского убийства.

Норма. И вы думаете, что это сделал он – Макаров?!

Петерсон. Спокойно, мисс Фанси, спокойно! Пока я еще ничего не думаю. Лучше предоставим слово фактам. (Бобу.) Что еще бросилось вам в глаза, сержант?

Боб. Следы борьбы, сэр.

Петерсон. Какие именно?

Боб. Рубашка в нескольких местах была разорвана. Левый глаз налит кровью, одеяло лежало на полу.

Петерсон. Следов грабежа не обнаружили?

Боб. В спальне фрау Мильх один ящик комода был вырван вместе с замком. В нем я не нашел ничего.

Петерсон. Так, что ж вы предприняли потом?

Боб. Сообщил об убийстве в комендатуру военной полиции, вам, сэр, и дирекции немецкой полиции.

Петерсон. Когда и где вы задержали Макарова?

Боб. Его задержали мои молодцы, когда я осматривал место преступления. Он стоял около трактира.

Андрей. Ложь!

Петерсон (Бобу). Что вы нашли в его карманах?

Боб. Документы, восемь фунтов стерлингов, сорок семь немецких марок и двадцать пфеннигов, пачку американских сигарет, спички, эту брошку и ключ, который оказался ключом от квартиры фрау Мильх.

Петерсон. Вы лично обыскивали его?

Боб (смущенно). Да, сэр...

Андрей. Неправда! Кроме вас, по моим карманам шарил еще Белин.

Бентли. Кто? Белин?

Петерсон (поднял брови). Это правда, сержант?

Боб (смутившись). Нет, сэр, я... знаю правила.

Бентли. Откуда там взялся Белин?..

Боб. Это был... прохожий. Он помогал нам задержать преступника, когда тот вырывался.

Андрей. Врешь! Я и не думал вырываться...

Петерсон. Молчите, Макаров!

Бентли (Бобу). А Белина вы обыскали?

Петерсон (поспешно). Этот вопрос не по существу, лейтенант.

Бентли. Мне кажется, сэр, что сержант нарушил элементарные правила...

Петерсон. Разрешите мне, лейтенант, решать, что было правильно в поведении сержанта, а что нет... (Тому.) Свидетель Белин здесь?

Норма. Это возмутительна!

Петерсон. Не забывайте, мисс Фанси, что вы здесь только гость.

Том приводит свидетеля. Белин одет так же, как был одет накануне утром. Он снимает шляпу и кланяется.

Петерсон (Белину). Каким образом вы очутились на месте Преступления?

Белин (откашлявшись). Было около восьми часов вечера, когда я вышел из ресторана фрау Мильх. Я человек одинокий, мне некуда было идти, и я решил прогуляться по городу.

Бентли. В такой дождь прогуляться?

Белин (у него испуганно забегали глаза, но подбадривающее движение головы майора Петерсона успокоило его). О да! Именно в дождь я больше всего люблю бродить по улицам. (Улыбаясь.) Этак, без цели, ради настроения. Как вдруг слышу, кто-то кричит: «Полиция, полиция!» Я побежал и увидел суматоху, как раз в эту минуту из трактира «Под золотым орлом» вышел многоуважаемый сержант Фобер. Он спросил меня, узнаю ли я задержанного преступника.

Бентли. Откуда вы узнали, что это преступник?

Петерсон. Еще раз прошу вас, больше того – приказываю вам, Бентли, не мешать мне!

Бентли. Прошу учесть, майор, что Белин – личный враг Макарова!

Норма. Сержант Фобер также!

Петерсон. Еще одно слово, мисс, и я попрошу вас выйти. (Белину). Вы увидели, что задержанный сопротивляется полицейским, не так ли?

Белин. О, да, да!.. Он... хотел вырваться из рук...

Андрей. Неправда!

Петерсон (Белину). И вы помогли полицейскому обезвредить его?

Белин. Так, так, сэр, я помог...

Петерсон. Арестованный говорит, будто вы тоже обыскивали его, это правда?

Белин(взглянув на Боба). Нет, сэр.(Опять взглянув на Боба.) Нет, я не обыскивал его...

Петерсон. Ясно. (Андрею.) Во всем, даже во лжи, надо знать меру, Макаров. Кстати, может, вы нам скажете, что вы делали именно в эту минуту около трактира «Под золотым орлом»?

Андрей. Когда я вышел из трактира, в нем остался только Белин. Я хотел пойти домой, но страх за Анну не давал мне покоя. Я вернулся с полдороги и, когда подошел к углу Бишоф штрассе, услышал крик фрау Мильх...

Петерсон. Довольно! Надо было выдумать что-нибудь пооригинальней, Макаров! А почему вы это так боялись за Анну?

Андрей. Белин точил зуб против нас, он ухаживал, а ничего не вышло. А от такого, как Белин, можно всего ожидать. Белин. Вы слыхали, сэр,– он оскорбил меня. Петерсон (махнул рукой). А другой причины боязни у вас не было?

Андрей молчит.

Вы ничего не спрятали у Анны Робчук?

Андрей (впился глазами в майора). Нет. Петерсон (не скрывая гнева). Тем хуже для вас! Бентли. Я вас не понимаю, майор.

Петерсон. Успокойтесь! Впоследствии все поймете. А впрочем, этот вопрос можно в протокол не вносить. Норма. Я начинаю понимать.

Петерсон (осознает свой промах, и это еще более усиливает его раздражение). Я вас предупредил, мисс Фанси. Норма (поспешно). Простите, майор. Петерсон. Я не бросаю слова на ветер, мисс. (Тому.) Позовите последнего свидетеля.

Входит фрау Мильх, боязливо озираясь вокруг. Отвечая на вопросы, она почти каждый раз смотрит искоса на Белина.

Петерсон. Садитесь, фрау.

Том подставляет ей стул.

Фрау Мильх. О, благодарю, сэр! Петерсон. Вы узнаете арестованного? Фрау Мильх (не скрывая удивления). Арестованного? Господин Макаров! Боже мой! За что это вас?!

Петерсон. За убийство вашей официантки Анны Робчук, фрау.

Фрау Мильх (с ужасом). Ах... Бентли. Вы считаете, что ее убил кто-то другой? Фрау Мильх. Я-., не знаю, сэр, ничего. (Опустила голову.)

Петерсон. Макаров часто бывал в вашем трактире? Не так ли?

Фрау Мильх. Да, сэр.

Петерсон. Вы знали о его романе с Анной Робчук?

Фрау Мильх. Да, сэр.

Петерсон. Вы Макарова хорошо знали?

Фрау Мильх. Нет, я хорошо знала Анну. Это была честная девушка.

Петерсон. Запишите это, Бентли! (Фрау Мильх.) Если бы Анна Робчук, ну, скажем, увидела, что кто-то покушается ограбить вашу квартиру, она допустила бы это?

Фрау Мильх. Да что вы, сэр! Анна? Никогда!

Петерсон. Пишите, Бентли! (Фрау Мильх.) А если бы это пытался сделать Макаров?

Фрау Мильх. Макаров?.. Анна была честная девушка, сэр!

Петерсон. Понятно. И за это она заплатила своей жизнью. (Показывает на брошку.) Ваша брошка?

Фрау Мильх. Моя.

Петерсон. Где вы ее хранили?

Фрау Мильх. В ореховом комоде.

Петерсон (откинувшись на спинку кресла). Картина ясная!

Бентли. Еще не совсем, майор! (Фрау Мильх.) Больше никаких ценностей у вас там не было?

Фрау Мильх растерянно молчит. Белин все время не сводит с нее глаз и едва заметным движением головы подсказывает ей ответ.

Фрау Мильх. Не знаю... Нет, сэр, не было.

Бентли. Вы сначала сказали «не знаю». Взвесьте, фрау Мильх, в ваших руках сейчас жизнь человека!

Фрау Мильх плачет навзрыд.

Петерсон. Такие методы недопустимы, Бентли! Вы терроризируете свидетелей. Успокойтесь, фрау Мильх! Можете идти, вы нам больше не нужны. Только подпишите протокол...

Фрау Мильх встает.

Бентли. Майор, у меня еще несколько вопросов.

Петерсон. У вас все еще есть сомнения, лейтенант?

Бентли. Думаю, что они будут не только у меня...

Петерсон (насупившись). Спрашивайте, но только коротко и по-деловому. У нас нет времени.

Бентли (фрау Мильх). У Анны Робчук был свой ключ от вашей квартиры?

Фрау Мильх. Нет, сэр. Когда было нужно, я ей давала свой.

Бентли. А вчера вы ейдавали ключ?

Фрау Мильх. Нет, сэр.

Бентли. У вас их было два или только один?

Фрау Мильх. Два, сэр.

Бентли. Вы их можете нам показать?

Фрау Мильх (дрожащими руками ищет и находит в сумке только один ключ). Здесь только один. Другой я... видимо, где-то... потеряла.

Бентли. Потеряли?! Когда же? Сегодня? Вчера?

Петерсон. А может, вы дали его вчера Анне Робчук? И... забыли? Ну, подумайте!.

Фрау Мильх. Это... вполне возможно, сэр. Действительно...

Бентли. А может... этот ключ, вместо того чтобы попасть в руки Анны Робчук, как-нибудь попал в руки Белина?

Фрау Мильх (охваченная ужасом). Что... Что вы, сэр?

Белин. Господин майор, это же издевательство над женщиной и... и...

Бентли. Скажите лучше, Белин, вы раньше бывали в квартире фрау Мильх?

Андрей. Он когда-то жил с фрау Мильх.

Фрау Мильх. О, боже мой!..

Бентли. А вы были когда-нибудь в квартире фрау Мильх?

Андрей. Нет, сэр, ни разу не был.

Бентли. Фрау Мильх, это правда?

Фрау Мильх. Да, я не видела его ни разу в своей квартире.

Петерсон. Однако он мог бывать, когда вас не было дома, так?

Фрау Мильх. Да, сэр.

Бентли (Бобу). В комнате фрау Мильх был открыт только один ящик?

Боб. Да, сэр. Другие были заперты. Я тщательно осмотрел все комнаты.

Бентли. Значит, грабитель хорошо знал, где что лежит?

Боб. Очевидно, сэр.

Бентли. Почему же вы сразу надели Макарову наручники и одновременно нисколько не заинтересовались Белиным? Почему?

Боб. Мне казалось, что это мог сделать только Макаров. А впрочем, преступник не лез бы сам на рожон.

Бентли. Вам казалось? Хорошо! А Макаров, по-вашему, не лез на рожон? Вы, что ж, поймали его с поличным?

Петерсон. Лейтенант, вы не адвокат!

Бентли. Прошу прощения, майор, но я надеюсь, что через минуту-две буду... прокурором. (Бобу.) Вы говорите «вам казалось». Не потому ли вам казалось, что вы только вчера сцепились с Макаровым в трактире «Под золотым орлом»? Вы помните, что вы сказали по адресу Макарова, выходя из трактира?

Боб (смущенно). Нет, сэр.

Бентли. В таком случае я вам напомню. Вы сказали: «Я все равно с ним расправлюсь». Так?

Боб. Не помню.

Бентли. Сержант Фобер! Вы обещали перед лицом бога говорить правду и только правду. Я вас спрашиваю: ключ и брошку вы сами нашли или вам подбросил их кто-то другой, кто решил сжить Макарова со света?

Белин (замахав возмущенно руками). Господин майор!..

Петерсон. Я отклоняю этот вопрос, Бентли! Сержант уже ответил на него.

Бентли. Фрау Мильх, вы этот кинжал видели раньше?

Фрау Мильх. Да. Я видела его вчера у Анны...

Бентли (вскочив с места). Что?!

Норма (выбегает на середину комнаты и, указывая на Белина, кричит). Вот он!.. Вот он – убийца! Убийца!! Вон он!

Петерсон (вскочил, как ужаленный). Мисс Фанси! Прошу вас выйти!

Норма. Хорошо, я уйду, майор, но еще вернусь! Я еще вернусь! Пусть я потеряла веру в вас, майор, но еще не потеряла веры в человека, веры в справедливость, и она, справедливость, будет со мной!..

Петерсон. Есть только одна справедливость, мисс, и она называется: Соединенные Штаты Америки! Том, уведите убийцу! (Указывает рукой на Андрея.)

Том кладет руку на плечо арестованного.

Занавес

КАРТИНА ВТОРАЯ

В трактире «Под золотым орлом». Утро. За окном падает снег. За стойкой фрау Мильх наливает Бобу виски.

Боб. Наливайте до краев. В нашем баре ребята высосали за праздник все до капельки.

Фрау Мильх. Только умоляю вас, сэр, никому ни слова! Если власти узнают, что я торгую американским виски,– пропала моя головушка.

Боб. Не бойтесь, не скажу... Что ж, я, по-вашему, доносчик, шептун, шпик? Никогда я им не буду и... не был. (Выпил до половины.) Я люблю правду – и только правду. (Выпил до дна.) Фрау Мильх. Я не сомневаюсь, сэр. Боб. Очень приятно! Очень приятно. Но так вы только в глаза мне говорите, а за глаза... (Махнул рукой.) Фрау Мильх. Что вы, что вы, сэр! Боб (стучит кулаком по стойке). Да, да, да! Я знаю, я... все знаю, но я – молчу.

Пауза.

Как вы думаете, эту... хорошенькую украинку действительно убил... Макаров?

Фрау Мильх (взволнованно). О сэр! Не напоминайте мне этой страшной истории! Я не знаю. Я ничего... ничего не знаю.

Боб. Не знаете? Это так же точно, как вошь кашляет. А впрочем, майор Петерсон должен знать, что и как там было. На то он и майор. Он за все и отвечает. Налейте, фрау, еще!

Фрау Мильх наливает.

А где Макарову ногу перебили? Тоже не знаете?

Фрау Мильх. Покойница Анна говорила, что под Севастополем. Там были страшные бои. Мой покойный муж... (вытирает слезы) тоже сложил голову в России. Боб. Кто? Ваш муж? Туда ему и дорога! Фрау Мильх. Ох, какой вы жестокий, какой вы жестокий, сэр!

Боб. «Жестокий», «жестокий»! А любопытно, кто его – может, Макаров – пригласил туда в гости. (Трет ладонью лоб.) Постойте, постойте... Под Севастополь?

Входит Цупович в очень хорошем настроении.

Цупович. Гуд мо-онинг, сэр! Гутен морген, фрау Мильх! Фрау Мильх. Гутен морген, герр Цупович!

Боб не отвечает на приветствие Цуповича. Он внимательно следит за каждым движением нового гостя.

Цупович. О! В вашем ресторанчике, фрау, пусто-пусто, зато... (смеется) в кармане густо – что?

Фрау Мильх. О, совсем плохо, майн герр! С того несчастного случая почти все ваши перестали посещать...

Цупович. Хе-хе! Психология толпы, фрау. Массовый психоз! Что ж, это хорошо! Наука не пропала даром. Наконец, у них нет времени: как раз проходят очередной курс перевоспитания. К слову, я советую вам, фрау, заблаговременно подумать о местной клиентуре. Еще полгода, еще год, и от перемещенцев следа не останется. Рассуем их по всем уголкам мира, и тогда они будут значиться только в наших списках или в списках мертвых. Как, например, Анна Робчук.

Фрау Мильх. Господин Цупович, не напоминайте, ради бога!

Цупович. Я вас понимаю... небольшая душевная травма с непривычки. Ничего, пройдет и это.

Пауза.

Скажите, в вашей квартире, после убийства, был, кажется, еще один основательный обыск, фрау Мильх?..

Фрау Мильх. О да, особенно в кухне, где жила покойная.

Цупович. Гм, интересно, и ничего не нашли? А о судьбе Макарова за это время никто из перемещенцев не спрашивал?

Фрау Мильх. Нет, господин Цупович, нет, никто не спрашивал.

Цупович. Невероятно. А вы не забыли?

Фрау Мильх (раздраженно). Нет, господин Цупович, не забыла. Нечего было забывать.

Цупович. Одно вы, вероятно, забыли, что перед богом и нами скрывать ничего нельзя, иначе с вами может стрястись беда.

Фрау Мильх (плачет). Боже, боже! За что такое наказание!

Цупович. Наша демократия, победившая демократия Запада, имеет также свои законы: суровые, неумолимые законы... Кстати, скажите, правда ли, что вы только после прихода союзников заменили на вывеске черного прусского орла золотым американским?..

Боб (фрау Мильх). Что там лепечет этот собутыльник Белина?

Фрау Мильх (все еще плачет). Хочет знать, не спрашивал ли кто меня о Макарове. Я говорю, что нет, а этот господин...

Боб (Цуповичу). Хорошо! Вот я, например, тоже хотел бы знать, что будет с Макаровым?

Цупович. Хе-хе! Вы совсем другая статья!

Боб. Почему – другая?

Цупович. Ну, вы знаете! Сам характер вашей службы... (Шутя толкает Боба кулаком в живот.)

Боб (еле сдерживая себя). Какой характер? Шептуна? Доносчика? Да?

Цупович. Что вы, что вы, господин сержант...

Боб. А все-таки, что ж, по-вашему, будет с Макаровым?

Цупович. С Макаровым? Послезавтра состоится маленькая формальность – военный суд. А там... (Чмокнув, обводит пальцами вокруг шеи.)

Боб. И вам от этого станет легче, а?

Цупович. Мне? А вам – нет? Вам также, глубокоуважаемый сержант!

Боб (проводит верхом ладо-ни по лбу). Мне?.. Цупович (тихо). Мы с вами одна рука, дорогой сержант. Или, как пишется на гербе Америки: «Ин плюрибус унум»!

Боб. Что?! Я... Мы с тобой одна рука? Будь ты проклят, исчадье ада!

Цупович. Сержант! Вы не знаете, может быть, что имеете дело с офицером и что я...

Боб. А ну, марш отсюда, гнида! Цупович. Сержант, я пожалуюсь майору.

Не успел Цупович окончить фразы, как Боб схватил его за воротник и, подталкивая коленом, вышвырнул на улицу.

Цупович (исчезая за дверью). Я пожалуюсь!..

Боб возвращается на свое место, молча достает из кармана трубку и табак.

Фрау Мильх. Боже, что вы сделали, сэр! Он теперь будет и мне мстить...

Боб (набивая трубку). Пусть только попробует! И не с такими я справлялся. О-фи-цер! От таких офицеров я еще и сейчас пулю в груди ношу. Он что?.. У Гитлера служил?

Фрау Мильх. Говорят, в дивизии СС, господин сержант. Боб (сплюнул). Вот до чего довоевались! Спутались с такой гадиной! Дьявол его знает, что творится с нашей Америкой!..

Телефонный звонок. Боб закуривает трубку.

Фрау Мильх. Алло!.. Нет, не было, не было ее, сэр... Хорошо, скажу, сэр, скажу!..

Входит Норма.

Алло, мистер лейтенант! Как раз леди вошла! Положил трубку... (Норме.) Звонил лейтенант, леди! Просил подождать. Через полчаса будет здесь.

Норма. Благодарю вас. (Садится за столик спиной к Бобу.) Что у вас можно выпить?

Фрау Мильх. Есть только пиво.

Боб. Наливайте, наливайте виски! Кроме меня, этого никто не увидит.

Фрау Мильх наливает четверть стакана и приносит Норме.

Норма. Спасибо.

Пауза.

Боб С видимо, желая подбодрить себя, залпом осушает стакан виски и подходит к столику Нормы). Я вам сказал «добрый день», леди.

Норма. Меня абсолютно не интересует, что вы сказали.

Пауза.

Боб. Я с вами как с человеком, а вы... Эх!

Норма. Что вы хотите?

Боб. Хочу спросить. Этот... как его... Севастополь... далеко от Сталинграда?

Норма. Нет, недалеко. В сердце каждого настоящего джентльмена они – совсем рядом.

Боб. Ага! По-вашему, выходит я не джентльмен. Вы ошибаетесь, леди. До сих пор я ношу в полутора дюймах от сердца немецкую пулю.

Пауза.

И вот уже второй день она невыносимо жжет меня.

Норма. Надеюсь, она вас еще не так будет жечь, если вы еще не потеряли остатки совести.

Боб. Я вас не понимаю, леди.

Норма. Вы меня прекрасно понимаете, сержант.

Боб (с напускной иронией). Пусть будет по-вашему. Но что я должен сделать, чтоб стать, наконец, этим... настоящим джентльменом?

Норма. Вам это лучше знать.

Боб. Ага! И это все, что вы можете мне сказать?

Норма. Нет, не все. Еще маленькая просьба: не маячьте перед глазами.

Боб (вспыхнув). Ах, вот оно что! Ну, хорошо! Я не буду больше мозолить вам глаза, прекрасная леди! (Расплачивается с фрау Мильх.) Но будьте уверены, что вы еще узнаете, кто такой сержант Фобер, джентльмен он или нет, и стоит ли с ним разговаривать. А про Сталинград, прекрасная леди, я и без вас знаю! (Быстро уходит.)

Фрау Мильх. За все время сегодня в первый раз заплатил! Не узнаю сержанта!

Норма (вскочила было, чтоб побежать за ним, но остановилась. Подходит к стойке). У вас случайно нет порошка от головной боли? До самого утра не могла глаз сомкнуть.

Фрау Мильх. Есть, леди. Сейчас. (Высыпает порошок в стакан.)

Норма выпивает.

Норма. Дорогая фрау Мильх, мы с вами во что бы то ни стало должны спасти Макарова. Фрау Мильх. - Макарова?..

Пауза.

А что я могу сделать для этого, леди?

Норма. Много, очень много, фрау Мильх. Фрау Мильх. Мне самой жаль его. Но вы-то знаете... майор Петерсон...

Норма. Я знаю только одно, что Макаров невиновен и что ему угрожает виселица.

Фрау Мильх (растерянно). Ох, боже мой!.. Норма. Судьба Макарова в ваших рудах, фрау Мильх. Фрау Мильх. Леди! Неужели вы думаете, что... Норма. Я думаю и хочу думать, что майор Петерсон только ошибается. Иначе мне было бы стыдно за мою страну. Кстати, вы слыхали, кого я назвала убийцей?

Фрау Мильх закрыла лицо руками. Я жду вашего слова, фрау.

Фрау Мильх. Я все, что могла, сказала. Норма. Однако вы сказали не все, что должны были сказать.

Фрау Мильх. Я... я... не знаю, что вы имеете в виду, леди.

Норма. Ключ, фрау Мильх. Фрау Мильх. Я же сказала...

Норма. Нет, вы не сказали, как он попал в руки Белина. Фрау Мильх (со страхом озираясь). Ради бога! Кто вам сказал? Кто вам мог сказать?..

Норма. Он злоупотребляет вашим доверием и вашей... любовью, да?

Фрау Мильх молчит.

Он глумился над вами, глумился так, как на это способны люди его породы. За вашу любовь он отблагодарил тем, что сделал вас сообщницей своего преступления.

Фрау Мильх. Леди! Клянусь, мисс, ранами Христа, что на моих руках нет ни капли крови Анны Робчук!..

Норма. Неправда! Если этой крови и нет на ваших руках, то она на вашей совести, фрау Мильх. Не сегодня, так завтра вам придется за это ответить!

Фрау Мильх зарыдала.

Вы дали Белину ключ от вашей квартиры?

Фрау Мильх. Я не знала, что он убьет ее, леди...

Норма. Вы знали, кто убийца Анны Робчук! Вы знали и молчали!

Фрау Мильх. Я хотела... жить, леди!

Норма. Анна Робчук тоже хотела жить. А впрочем, оставим это. У вас в ящике что-нибудь, кроме брошки, было?

Фрау Мильх подтверждает кивком головы.

Что именно?

Фрау Мильх. Платиновые серьги и часы моего покойного мужа, золотые часы «Шафгаузен» с цепочкой.

Норма (записывает). Белин хотел и при этом поживиться. Больше ничего не бросилось вам в глаза?

Фрау Мильх. Пожалейте меня, леди! (Плачет.)

Норма. Я вам не враг, фрау Мильх, я буду вашим другом и защитником, если вы заслужите это... Я верю в справедливость, и она должна победить, чего бы это мне ни стоило. Я слушаю вас, фрау Мильх.

Фрау Мильх. Сегодня утром, подметая в гостиной, я нашла под ковром... подождите, леди, я сейчас принесу. (Уходит в квартиру и тут же возвращается с конвертом в руках.) Я не знаю, откуда это взялось у меня, да еще на полу под ковром. Я хотела было сжечь, но подумала, что, может, это спрятала покойная Анна...

Норма. Разрешите! (Берет из рук фрау Мильх конверт и достает из него бумаги.) Написано по-русски. Что-то вроде списков... Ох, постойте!..

Фрау Мильх. Что-то важное, леди?

Норма. Да-а!.. По-моему, очень важное. Не за эти ли бумаги Анна Робчук заплатила жизнью?

Входит Бентли, стряхивает снег с пилотки.

Бентли. Наконец, можно проветриться на лыжах. Снежок... Не плохо было бы, Норма, махнуть на денек-другой в Гармиш-Партенкирхен.

Норма (не меняя позы). Нет, Эдвин, мы не поедем в Гармиш-Партенкирхен...

Бентли. Ага, понимаю. Прости, Норма. Что-нибудь новое?

Норма молча направляется к самому дальнему столику. Бентли садится около нее, разговаривают очень тихо.

Норма (кладет перед ним конверт). Посмотри! Фрау Мильх нашла в своей гостиной.

Бентли (посмотрев бумаги). Как раз то, что так лихорадочно искал майор...

Норма. ...и ничего не нашел, хотя его агентами были предприняты все меры, до убийства Анны Робчук включительно, а?

Бентли. Думаю, что ты не далека от истины.

Норма. Фрау только что призналась мне, что она отдала ключ от квартиры своему неверному ухажеру. Да больше того (говорит громче, повернувшись к фрау Мильх), фрау Мильх сказала мне, что Белин не ограничился одним ключом,– в ящике ее комода, кроме брошки, были еще золотые часы и платиновые серьги. Все это бесследно исчезло.

Фрау Мильх (плачет). Такой негодяй! Такой негодяй! О господи!

Норма (Бентли, тихо). Ты должен немедленно сделать обыск у Белина!..

Пауза.

Бентли. Из этого ничего не выйдет, моя дорогая.

Норма. Почему?

Бентли. Во-первых, потому, что Белин, очевидно, успел уже продать эти вещи. А во-вторых... Петерсон официально запретил мне заниматься делом Макарова. (Отодвигает конверт от себя.)

Норма. И ты принял это к сведению?

Бентли. Я только офицер, Норма.

Норма. А я до сих пор думала, что ты не только офицер. (Прячет конверт и бумаги в сумку.)

Бентли. И ты была права. Но что ж мы сможем сделать, дорогая, если против нас выступила грозная бюрократическая машина, которая беспощадно раздавит каждого, кто осмелится стать ей на пути? Эта машина только в одном случае выходит из строя, когда она наталкивается на Россию. Теперь тебе понятно раздражение Петерсона?

Норма. Понятно.

Бентли. Ты знаешь, что происходит сегодня в лагере перемещенцев? Достаточно было невинной демонстрации в защиту Макарова, чтобы власти запретили этим людям в течение недели оставлять бараки. Можешь пойти полюбоваться. Зрелище, достойное богов; вся военная мощь Соединенных Штатов свалилась на головы двух тысяч безоружных белых рабов. Сверхмощные танки патрулируют на улицах города, вокруг лагеря снуют бронемашины. Но самое удивительное в этой комедии то, что она каждую минуту может превратиться в трагедию. Наши мыловары умеют стрелять в безоружных! И в грудь и в спину – в зависимости от объекта; но своим соотечественникам они предпочитают – в спину.

Норма. Зачем ты мне говоришь все это?

Бентли. Подумай, стоит ли из-за одного-единственного человека идти так напролом, так отчаянно в такое время, когда, может быть, завтра твоя помощь будет нужна десяткам тысяч? Мы, Норма, входим в полосу мрака еще более страшного, чем тот, который покрывал Европу на протяжении последних лет.

Норма (со слезами в голосе). Нет, нет! Никогда в это не поверю!.. Я не поверю, чтобы петерсоны могли когда-нибудь диктовать миру историю. Я не была на войне, я не видела и не знаю, как взрываются бомбы, но я видела слезы матерей, я видела огромное кладбище наших убитых в Люксембурге, я осматривала концлагерь в Дахау, и я не могу, не могу поверить, чтоб все это не оставило следов в человеческих умах и сердцах...

Бентли. Норма, милая моя! И ты хочешь стучать в сердце Петерсона?

Норма. Да! Может, достучусь и до сердца твоего Петерсона! А если это не удастся мне, то буду стучаться в другие сердца – человечество не состоит из одних петерсонов! Ты считаешь, что не стоит лезть на рожон из-за одного-единственного человека. Стоит! Макаров – не только севастопольский моряк, солдат, он – символ, и если бы я сегодня махнула рукой на его судьбу, моя совесть сказала бы мне: ты махнула рукой на судьбу всего человечества. И если мы позволим этим твоим охотникам за скальпами убить Макарова, так же как позволили несколько дней назад убить Анну Робчук, то завтра они протянут лапу за скальпами наших братьев и сестер. Неужели ты этого не понимаешь, Эдвин? Неужели ты в лучшем случае только Гамлет?

Бентли (помрачнев). Гамлет? Тот был принцем, и у него было больше возможностей влиять на ход событий, чем у меня. А впрочем, сегодня это единственная роль, которая дает человеку возможность быть свидетелем не только начала конца, но, пожалуй, и самого конца.

Норма. Свидетелем!.. И это все, что я могу ждать от тебя, да?

Бентли (развел руками). Я не создан для роли Дон Кихота. Наконец, может, и я согласился бы на эту роль, если бы имел дело с баранами Сервантеса.

Доносится грохот приближающегося танка.

Слышишь! Слышишь, каким импозантным шагом идут на рыцаря печального образа бараны президента Трумэна?

Норма (вставая). Слышу и принимаю вызов, Эдвин. Иду одна к Петерсону. (Бросает деньги на стол.) Я уже нашла свой путь и глубоко верю, что даже без тебя, Эдвин, я не буду на нем одинока. (Уходит.)

Земля дрожит от тяжелого танка, который проходит мимо трактира «Под золотым орлом».

Бентли. Погоди, Норма! (Поднимает воротник куртки, идет к двери, но в последнюю минуту передумывает. Заметив недопитое Нормой виски, ленивым шагом переходит к столу и поднимает стакан.)

Слышно, как приближается второй танк.

Фрау Мильх!..

Пауза.

Я пью за детское, безрассудное, но большое сердце маленькой Нормы Фанси!..