Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Янка Купала

 
В полях Украины, в предгорьях Памира,
В казахских счастливых аулах
Гремит многострунная звонкая лира,
Симфония песен Джамбула.
Чудесные песни его – словно зори,
Что утром сверкают в лазури,
Что радугой блещут в небесном просторе,
Сплетаясь из солнца и бури.
И дышит в них свежесть и юная сила,
В них мудрость живет Казахстана,
Порывы потоков, орлиные крылья
В пленительных думах Бояна.
Плывут его песни от края до края,
Полны вдохновенного гула.
Я деду Джамбулу привет посылаю,
Люблю я акына Джамбула!
Приветствую славную партию нашу,
Что руки народов сомкнула
Для дружбы великой, для дружбы всегдашней,
Что нам подарила Джамбула.
 

‹1938›

 
Я в твоих глазах,
Двух глубоких, как небо, криницах,
Вижу долгий шлях,
Богатырский взмах
Ввысь, где светит заря-заряница.
Путь прошел ты свой,
Как борец с непреклонною силой.
Не угаснул твой
В тьме огонь живой, —
Прахом пал твой мучитель постылый.
И растет один
Злой бурьян на могиле тирана,
И дымит полынь
На дурной вспомин,
И, как пугало, пустошь кургана.
А ты жив, кобзарь,
И живут твои песни на свете.
И тебе как дар
Вольных песен жар
Твои внуки приносят и дети.
И приносят их
Все народы советского края,
Что в тяжелый миг
Из криниц твоих
Пили, в тьме бездорожья блуждая.
Ширь цветущих стран
Солнцем радостным ныне сияет,
И кобзарь Боян,
Словно великан,
По земле своей с песней шагает.
Я в твоих глазах,
Двух глубоких, как море, криницах,
Вижу светлый шлях
И орлиный взмах
Вдаль, где зори горят, заряницы.
 

‹14 января 1939 г.›

 
На простор, на раздолье полей
Выйди радостной, дружной семьею, —
Сотни новых и ясных путей
Жизнь расстелет теперь пред тобою.
Новой доли восходит заря,
Будешь жить ты без панской опеки:
Отошла, отцвела их пора,
И панам не вернуться вовеки.
Погляди, как просторно вокруг,
Как притихли дворцы и костелы!
Все твое! Это поле и луг,
Строй в дворцах для детей своих школы.
Так иди с нами вместе вперед,
Распростившись с бедою-тревогой.
Нас к счастливым вершинам ведет
Наша партия верной дорогой.
На простор, на раздолье полей
Выйди радостной, дружной семьею, —
Сотни новых и ясных путей
Жизнь расстелет теперь пред тобою.
 

‹21 сентября 1939 г.›

 
Гудит земля, дрожат леса,
Им гулко вторят дали,
А в небе льются голоса
Крылатой, звонкой стали.
Гремит, шумит, как ураган,
Земли свободной сила.
Спустилась ночь на вражий стан
И плотно дверь закрыла.
Ударил гром, и нет панов,
И нет границ постылых:
Прогнивший строй былых веков
Не встанет из могилы.
Огнем Кремля пылает стяг
Над пробужденным краем,
Горит он в утренних лучах,
Ветрами колыхаем.
Идут полки, спешат бойцы
Советской славной рати,
Свободу, мир, как их гонцы,
Приносят каждой хате.
Народ глядит бойцам вослед
На стяги боевые:
Таких бойцов не видел свет, —
Спасибо вам, родные!
 

‹3 октября 1939 г.›

 
Стряхнули одежды леса,
Смолкают и птиц голоса,
И травы повяли;
Глядят сиротливо луга,
Как пни, потемнели стога —
Намокли, опали.
Туман и тоска над землей,
И ветви холодной росой
Кропят, как слезами.
И я вспоминаю в тот миг
О лете, пропевшем свой стих
Листвой и цветами.
К тем далям лечу я душой
На зори, на пир золотой —
К дубам над рекою.
Виденья и музыки звон,
Как тихий чарующий сон,
Плывут надо мною.
Солнце встает из-за Блужского бора
И стелет по взгоркам парчу золотую,
Багрянцем украсило ель вековую,
Что встала, как мать, и семью молодую
Хранит, величаво шумя над простором.
Шелка облаков уже прячут куда-то —
Должно, чтоб на солнце они не слиняли;
Как бусами, росы траву разубрали;
Разлившись в покое торжественном, дали
Внимают ликующим песням крылатым.
Как вольно, как молодо летнею ранью,
Когда просыпается тихая нива, —
Колосья на солнце глядят, как на диво,
Над заводью ходит туман белогривый,
И луг наполняется звоном, сверканьем!
Иду не спеша я на Свислочь с удою,
С червями, с краюшкой, распахнутый, босый,
И ноги мне моют прохладные росы;
Всем сердцем я слушаю день стоголосый,
Дубов шум зеленый над быстрой водою.
Тут счету им нет! И все, как магнаты,
Г орды, неприступны, глядят сановито,
Как будто собралася царская свита, —
Один вон в плаще, жемчугами обшитом,
Другие же в тогах, отменно богатых.
А там старичина уж век доживает,
Стоит почернелый, и нет на нем кроны,
Забытый, как нищий, для всех посторонний;
Летят к нему только монашки-вороны,
Вдова-аистиха подчас навещает!
Унылая старость! И вдруг я невольно
С тоской вспоминаю: всему есть кончина!
Как долго протянется век старичины?
А мне далеко ли до той годовщины,
Когда я покину все это приволье?
Но грусть мимолетна, и вновь я шагаю
По листьям и мхам, по зеленому чуду,
С удою сажусь на песчаную груду,
Назло и на зависть рыбацкому люду, —
Рыбак рыбака ведь всегда проклинает!
А Свислочь играет, шумит, не смолкая,
Меж трав изумрудных, в горячем цветенье,
И вдруг то темнеет от облачной тени,
То снова сияет в довольстве и лени,
Деревья, осоку и птиц отражая.
Напротив – Кручок, заповедное царство
Над озером старым, запущенным ныне,
Там буйствуют травы, ивняк и осины,
Там льется с зарею поток соловьиный,
Там дичи несметной свое государство.
Мне все тут знакомо: моя Балачанка —
Вон там, за холмом, она в Свислочь впадает,
Кустов прибережных гряда молодая,
И Блужское поле, и пустошь глухая,
И та вон тропинка, и та вон полянка.
На берег из Устья доносятся звуки:
Часы проверяет петух голосистый,
Смеются мальцы безмятежно и чисто,
По травам коса пролетает со свистом,
И где-то слышны топора перестуки.
Сегодня село, как корабль, отплывает
К другим берегам – счастливым и вольным,
Несут мое Устье могучие волны,
Лишь клен сиротиной глядит, удивленный,
И что здесь стряслось – старичина не знает.
«Ну что же, бывайте, – скажу им с душою, —
Живите и стройтесь по дружбе, не споря,
Советской семьей на колхозном просторе,
Навеки забудьте унынье и горе,
Да будет вам счастье большое-большое!»
Сквозь кудри кустарника сыплются стрелы,
И солнце выходит, всей славой блистая,
Туман в тростниках расползается, тает;
Вдруг солнце на мой поплавок приседает,
И радужный луч разгорается смело.
А я неотрывно слежу за лесою,
Звенит комарье и впивается в уши.
Я жду, когда рыба, червя обнаружив,
На поплавке моем солнце потушит, —
И к дому вернусь я с богатой сумою.
Но если не клюнет совсем – не горюю.
Я радуюсь солнцу, алмазному лугу,
Безбрежному небу и ветру, как другу,
Что ходит, как солнце, по вечному кругу
И тучу, коль надо, несет дождевую.
Я радуюсь лету, колхозному люду,
Веселью и чарам родимого края,
Цветам, мотылькам, что порхают, играя, —
Всему, чем отмечена жизнь молодая.
Так пусть эта юность нетленною будет!
 

‹3-13 ноября 1939 г.›

 
Великих звезд Кремлевских свет
К нам от тебя струится.
Мы шлем тебе, Москва, привет.
Прими его, столица!
Ты – стяг нашей силы,
Ты – воли простор,
Прямой, быстрокрылый
Полет выше гор.
От городов, колхозных нив
И от любой столицы
Прими, Москва, сердец порыв,
Как шум живой криницы.
Ты – стяг нашей силы,
Ты – дружбы простор,
Прямой, быстрокрылый
Полет выше гор.
Огням твоим, что над Кремлем
Пылают, как зарницы,
Мы лучшие венки совьем
Из жита и пшеницы.
Ты – стяг нашей силы,
Ты – славы простор,
Прямой, быстрокрылый
Полет выше гор.
Прогнали тьму твои огни,
И нет для них границы,
На всей земле видны они,
Их света враг страшится.
Ты – стяг нашей силы,
Ты – счастья простор,
Прямой, быстрокрылый
Полет выше гор.
Живи, Москва! На целый свет
Горят твои зарницы.
Мы шлем тебе, сестра, привет
Сердечный от сестрицы.
Ты – стяг нашей силы,
Ты – правды простор,
Прямой, быстрокрылый
Полет выше гор.
 

‹1939›

 
Земля в огне и в горьком дыме,
Разносит ветер гарь и чад.
Мир проклинает злое имя
Того, кто бешенством объят.
Колосья нив безбрежных стонут.
Призывный шум несут леса,
И ловит слух настороженно
Земли родимой голоса:
«Вставай, народ, всю мощь и силу
Вздымайте, села, города!
Пусть злую гибель и могилу
Найдет фашистская орда.
Сметай ее стальной метлою
Всю, до последнего полка,
И пусть под тучей грозовою
Не дрогнут сердце и рука.
Копайте яму, долокопы,
Чтобы в ее холодный прах
Упал навек тиран Европы,
Свободы, мира лютый враг!»
 

‹1941›

 
Над затихшею дорогой
Лес развесил плащ-шатер.
Замер весь в молчанье строгом,
Ветви темные простер.
Ночь окутала просторы
Черным пологом-руном.
Старый дуб на косогоре
Спит тревожным, чутким сном.
Мрачен лес. А над болотом
Полыхает неба край.
Часовой, борись с дремотой,
Глаз с дороги не спускай!
Слышишь гул? Гудит дорога.
Всколыхнулся сонный бор.
С дуба, видевшего много,
Подает сигнал дозор.
Из чащи лохматой,
Трущобы лесной,
Бойцы-партизаны
Выходят гурьбой.
Ведет их лесничий
Сквозь дебри лесов, —
Отряд партизанский
К сраженью готов.
Бесшумно, как тени,
Идут через шлях,
Винтовки, гранаты
Сжимают в руках.
По краю дороги
Засели, сидят.
А там уже стонет
Под танками гать.
Чудовища лезут —
Армада машин,
Не раз нами битый
«Железный» их клин.
Ползет мимо леса
Змеиный их хвост,
Глядят партизаны
С лесничим на мост.
Окутала мостик
Болотная мгла,
Там загодя ночью
Ходила пила;
Там насыпь копали
Лопаты тайком, —
Борись, как умеешь,
С фашистским зверьем.
Колонна подходит,
Гудит броневик,
На мост он ворвался
И грохнулся вмиг.
Горящая глыба
Ныряет на дно,
Летит и другая
С ней в топь заодно.
Залязгала резко
Стальная броня,
Пошла суматоха,
Пошла суетня!
Стальной на фашистов
Посыпался град, —
И рвут их на части
Осколки гранат.
Пробираясь сквозь туманы,
Месяц из-за облаков
Не видал, как партизаны
Били, рушили врагов.
Только видел из-за тучи,
Как светился косогор,
Как за дубом за могучим
Из машин пылал костер.
Снова тихо в чаще стало,
Догорел костер-пожар…
Сложит нам былин немало
Белорусский лес-гусляр.
 

‹8 ноября 1941 г.›

 
Я слышу голос неустанный:
Земля моя зовет меня,
И зов ее мне сердце ранит,
Как сталь косы, в траве звеня.
И шум дубрав, и леса стоны,
И вопли рек, и плач ручьев,
И взор немой озер зеленых
Несут мне вести про врагов.
Я вижу полчища тевтонов,
Звериный блеск в глазах пустых;
Не знает никаких законов
Орда разнузданная их.
О, если б мне такие руки,
Чтоб мог их простереть к тебе,
Моя земля, утишить муки
И силу дать тебе в борьбе!
Я слышу зов, земля родная!
Хоть песней я к тебе прильну.
Тебе я, сын твой, обещаю:
Недолго будешь ты в плену.
Твой лес объят весь шумом гневным,
Я вижу луч твоей зари.
Он солнцем заблестит полдневным, —
Есть у тебя богатыри.
 

‹31 декабря 1941 г.›

 
Весеннее синее небо,
Листва молодых тополей…
А мне бы, одно только мне бы —
В просторы родимых полей!
Здесь тихо, спокойно, привольно,
И нежится в солнце платан,
И ластится ветер раздольный,
Широкий, как Узбекистан.
А там, в Беларуси родимой,
Народ мой измучен бедой,
Страдает, чужой и гонимый,
И хлеб его – мох с лебедой.
Я знаю: там черная погань
Свирепствует в злобе своей,
А дети глядят на дорогу
И шепчут: «Придите скорей!»
О, тяжки железные цепи!
Но знай же ты, край мой родной, —
Пусть встречу руины и пепел,
Лишь быть бы мне только с тобой!
Лишь волю… Лишь цепи разбить бы,
Изгнать чужаков навсегда!
О Неман мой, Свислочь и Витьба,
Как был бы я счастлив тогда!
Пускай же разверзнутся недра
И сгинут фашисты на дне!..
Весенняя ласковость ветра…
О родина, снишься ты мне!
 

‹20 апреля 1942 г.›

 
Путь этот старый, известный в народе,
Лег между белых берез.
Пряди распущенных кос
Вьются, трепещут в живом хороводе.
Ласковый шорох беседы их чинной
Плыл над простором земли,
И замирали вдали
Звуки знакомые песни старинной.
Рядом с дорогой луга, перелески,
Море зеленое нив,
Речек капризный извив,
Мирно бегущих в серебряном блеске.
Села, деревни кругом; и по селам —
Ласковый, крепкий народ.
Озеро, сад, огород,
Рощи взбегают по склонам веселым.
В круговороте веков и событий
Время стремило свой бег.
Мир раздвигал человек.
Новые тропы легли, точно нити.
Путь же старинный, как в давние годы,
Между берез, в тишине,
Служит, как раньше, стране,
Именем прежним зовясь у народа.
Путь наш родимый! Стрелою прямою
С давних времен ты пролег,
Запад чужой и Восток —
Два рубежа ты связуешь собою!
Дай же о родине весточку ныне —
Как там народ наш живет?
Слышу: твой голос плывет,
Мчит через горы, леса и пустыни:
«Время лихое настало в отчизне,
Топчет дороги чужак,
Льет нашу кровь вурдалак, —
Нет от фашистского изверга жизни!
Только не ведает ворог покоя, —
Мстим беспощадно зверью!
Чует он гибель свою,
Ждет его пуля за каждой сосною!
С Немана, Припяти, Свислочи, Сожа
Крики доносит сюда:
«Наш этот край – навсегда!
Враг здесь проклятую голову сложит!»
Грозно поднялись бойцы партизаны,
Мщеньем горят их сердца:
«Зверя добить до конца,
Падали – место под диким бурьяном!»
Верь мне, товарищ! Незваному гостю
Равный повсюду прием,
Нечисть мы скоро сметем, —
Хватит ей места на нашем погосте!
Слышишь? Раскаты грохочут с востока.
Зверю наступим на грудь!»
Старый родимый наш путь,
Голос твой – верю я – голос пророка!
 

‹12 мая 1942 г.›

Памяти Янки Купалы

 
Упал по дороге ты, друже,
И сжались печалью сердца.
Лежит боевое оружье,
Не стало поэта-бойца.
Спи же, друг мой! Образ твой
Не забудет край родной.
Тебе не пришлося, товарищ,
Отчизну увидеть опять
И к стройке на месте пожарищ
Народ своей песней позвать.
Спи же, друг мой! Образ твой
Не забудет край родной.
Покончив с нашествием темным,
С фашистским кровавым зверьем,
Тебя мы всей родиной вспомним
За праздничным нашим столом.
Спи же, брат мой! Образ твой
Не забудет край родной.
И вспомним, как лучшего сына,
Что отдал стране до конца
Свой голос, распев соловьиный,
Талант несравненный певца.
Спи, певец наш! Образ твой
Не забудет край родной.
С тобою немало прошли мы,
Одни пролагая пути,
И слушали голос родимый,
Чтоб в мир этот голос нести.
Спи, наш сокол! Образ твой
Не забудет край родной.
И вот оборвался твой голос,
Объял тебя вечный покой,
Тебя, самый буйный наш колос,
Могучий наш дуб над рекой!
Спи, гусляр наш! Образ твой
Не забудет край родной.
Уж гусли навек отзвучали,
И сжаты тоскою сердца,
Отчизна в глубокой печали —
Не стало поэта-бойца.
Спи спокойно! Образ твой
Не забудет край родной.
 

‹2 июля 1942 г.›

 
Поклон тебе искренний, низкий,
Наш батька Минай!
Родным стал для нас ты и близким:
Ты – это наш край.
Приветлив, умен ты и скромен,
И стоек, как дуб,
Тот дуб, что над Неманом в дреме
Возносит свой чуб.
Тот дуб не поклонится буре, —
И ты не упал,
И ворог на собственной шкуре
Твой гнев испытал.
Узнали фашистские звери
Отвагу твою.
Удар твой внезапен и верен,
И зол ты в бою.
Невинных детей твоих милых
Убил этот кат,
И пепел развеян застылый
Сожженных им хат.
Один, без детей ты, несчастный,
Один, без сестры,
И греют тебя в день ненастный
Лесные костры.
Да! Тягостно бремя такое
Несчастий и бед!
Ты все потерял дорогое
На старости лет.
И вышел ты, слезы сметая,
Навстречу врагам.
Сказал ты, герой: «Никогда я
Друзей не предам!»
Ты бьешься, все силы народу
И сердце отдав.
Смерть, смерть кровожадному сброду!
Сгинь, Гитлер-удав!
Скажу тебе братское слово:
Живи, наш Минай!
Расправим мы плечи, чтоб снова
Жил вольно наш край.
 

‹17 августа 1942 г.›

 
Как солнце он глянул в народную душу,
Для счастья народа всего
Он правду и мудрость народа подслушал,
Чтоб выполнить волю его.
Увидел он светлые дали, просторы,
Что новью теперь зацвели.
Нам Ленин пути указал, по которым
Идти к новой правде земли.
И в сердце людском, и на солнечных нивах
Лежит его правды печать.
Словам его мудрым, простым и правдивым,
Как песням, вовеки звучать.
Звучать им повсюду, где жизнь молодая
Бурлит во всю гордую мощь.
И в песнях и в думах родимого края
Бессмертен, как солнце, наш вождь.
Живет он в могучем дыханье заводов,
В кремлевских пурпурных огнях,
И в нашем единстве, и в дружбе народов,
И в партии зорких очах.
Живет он в делах нашей Армии Красной,
В отваге и силе бойца.
Ведет его имя на подвиг опасный
Бесстрашных героев сердца.
Живет средь нас Ленин – как светоч народов,
Как мудрость великой земли,
И светит лучами, огнями свободы,
Чтоб счастьем народы цвели!
 

‹1939-1943›

 
Ты далеко. Во мраке ночи
Все в снежном вихрится дыму.
Степной буран слепит мне очи,
И мне тоскливо одному.
Тоскливых дней с тобой немало
В разлуке прожил я, скорбя,
Хочу, чтоб в песне прозвучало
Все, что я думал про тебя.
Мне ведом твой удел жестокий,
Ты горечь дум пила до дна.
Понятны мне твои упреки,
Хоть ты в душе моей одна.
Прости! Что вымолвить мне боле,
Поникнув тихо головой?
Забудь обиды, муки, боли —
Тобой я жил, живу тобой.
Близка и далека ты. Ночью
Все в снежном вихрится дыму.
Ночная степь глядит мне в очи,
И мне тоскливо одному.
 

‹25 января 1943 г.›

 
Пришел мой час. Я покидаю
Тебя, узбекский край,
И тяжко ласковому краю
Сказать: прости! прощай!
Иное небо надо мною
Шатер раскинет свой.
Огнями ярких зорь весною
Ты вспыхнешь предо мной.
Я полюбил, как ширь родную,
Твоих степей простор.
Я отблеск солнца поцелую
С узбекских дальних гор.
Припомню город, шумный, звонкий,
И парки, и сады,
Салар, узор арыков тонкий
И тополей ряды.
Я вспомню храм тиши, покоя,
Заснеженный Чимган.
И по тебе душа заноет,
Край гор, Узбекистан.
В тяжелый час войны суровой
Ты дал приют и мне.
С узбеком мы слагали слово
И песни о войне.
И меч один мы с ним ковали
На злобный вражий стан.
Ты обогрел меня в печали,
Мой брат Узбекистан.
Повеял снова ветер вешний
Над нашею землей.
Прими же, друг, ты с этой песней
Привет прощальный мой.
 

‹23 октября 1943 г.›

 
Кораллы закат рассыпает,
За облаком – солнечный шар.
Шумливые волны бросает,
Прохладою вея, Салар.
Деревья зеленой стеною
Его обступают кругом.
Салар говорит с тишиною,
Но только не знаю о чем.
И пташка, склонясь над водою,
Глядит на широкий арык.
Она подружилась с волною,
А я к ней еще не привык.
И мальвы, как в давние годы,
Заткали некошеный яр.
Гривастые желтые воды
Кидает на камни Салар.
За тополем серо-зеленым
Колышется бледный пожар,
И с поля поветрием знойным
Несет на холодный Салар.
Смеркается… Тише и тише
Деревья на склоне шумят.
Бесшумно летучие мыши
Над темной водою летят.
И час этой тихой печали —
Вечернего сумрака дар.
Молчат неизвестные дали.
Шумит неумолчный Салар.
На запад гляжу я сурово.
Мне тяжко в печали. Ты знай:
Весь в пламени дымном, багровом,
Мне видится милый наш край.
Сижу я один, размышляю
О наших скитаньях, судьбе,
Стремлюсь я к родимому краю,
Тужу я, мой друг, о тебе.
И звезды взошли над волнами,
Зажгли их сиянием чар.
Ты знаешь, о чем вечерами
Шумит монотонный Салар?
 

‹1943›

1

 
Под легким покровом, огромный, могучий,
Сквозь просинь возносится к небу Чимган
Там спит на вершинах холодный туман,
На плечи крутые склоняются тучи.
Как некий несметно богатый властитель,
Все в новых одеждах красуется он:
Дарит ему солнце расцветку и тон,
И звезды сучат золотистые нити.
Как сказочный замок, в тиши вековечной,
Он башнями скал небосвод распорол,
Где в гордом спокойствии горный орел
Один озирает простор бесконечный…
Но выше Чимгана летят мои думы,
Туда, где край неба с равниною слит,
Где мир необъятный широко открыт,
И родину вижу я сирой, угрюмой.
Грозой смертоносной Чимган и не тронут,
Спит мирно в горах первобытный покой.
В отчизне ж моей горемычной такой
Кровь, горе да слезы сливаются в омут.
Эх, горы и скалы, долины и кручи,
Во веки веков нерушимый Чимган!
Вы в сердце моем не залечите ран
И боли моей не избудете жгучей.
 

2

 
Стоит нерушимо Чимган белогривый,
Как витязь, расправивши плечи.
По склонам кочуют лучей переливы,
На землю струясь издалече.
Внизу же Чимганка шумит, не стихая,
Зажатая в каменном ложе,
Звенит однотонно, и песня глухая
Гудит и уняться не может.
По скатам пологим желтеющих взгорий
Таинственно шепчут арыки,
Цикады звенят и в не молкнущем хоре
Чимган прославляют великий.
Когда ж среди гор в облачении черном
Ночь гостьей нежданною ляжет
И каждый утес неусыпным дозором
В безмолвии встанет на страже, —
Тогда небосвод, необъятный, как морс,
Гирляндами звезд загорится,
И небо предстанет в расшитом уборе,
Как будто готовясь молиться.
Великий покой, приглушенные звуки,
А небо все – жизнь, трепетанье.
И голос томящий вседневной докуки
В торжественном тонет сиянье.
А скатится звездочка с горнего луга,
Листочком кленовым пылая,
И вспомню тогда я далекого друга,
По ком я так часто вздыхаю.
 

‹1943›

 
Под гром боев наш флаг соревнованья
В раскатах бурь несли мы в наши дни.
Минула ночь. Рассветное сиянье
Зажгло над нами ясные огни.
Живи, цвети, народ освобожденный,
Родная белорусская земля!
Нам Ленин путь наметил, озаренный
Немеркнущими звездами Кремля.
Просторен путь полетам быстрокрылым,
Разбег наш дружный сотрясает даль.
И дать отпор сумеем вражьим силам,
Своих рядов мы закаляем сталь.
Не одиноки в битве мы сегодня,
Многоязычной родины сыны.
И братства щит над нами гордо поднят,
Мы нерушимой дружбою сильны!
Живи, цвети, народ освобожденный,
Родная белорусская земля!
Нам Ленин путь наметил, озаренный
Немеркнущими звездами Кремля.
 

‹2 марта 1944 г.›

В ЛЕСУ

 
О тайны – леса Беларуси,
О сказочный храм!
Я вам до земли поклонюся
И славу воздам.
Мне впали с младенчества в память
Дерев голоса;
Сквозь прошлого грустную заметь
Поют мне леса.
И время и даль не сокроют
Родимых ветвей, —
Шумят они в сердце листвою,
Как голос друзей.
Качаются мерно вершины
Над лоном реки.
Я вижу ковры на трясинах,
Что выткали мхи;
Тропинок глухих повороты
В траве золотой
И малых букашек заботы
Под старой сосной.
Когда же в одеждах из солнца
Придет к нам весна
И глянет впервые в оконце
Тихонько она, —
Тогда пробуждается в кронах
Бессмертия дух
И ходят чуть слышные звоны
И шепот вокруг.
И снег оседает зернистый
На мох у комля;
Брусничника лист серебристый
Выносит земля.
Покажется вдруг: на вершинах
Сидят гусляры
И славят в старинных былинах
Лесные дары.
И бор со счастливым доверьем
Раскроет свой дом,
Где люди, и травы, и звери —
Все в царстве своем.
Не раз я весною, и летом,
И в зимние дни
Входил в этот сумрак с приветом,
Как в хату родни.
И часто угрюмые думы,
Владевшие мной,
Своим ты развеивал шумом,
Даря мне покой.
Так как же тебя мне не помнить,
О песня земли,
Где люди от черной погони
Защиту нашли?
 

‹1944›

* * *

 
Желанные сроки мне ясно видны:
Раскинется праздник над ширью страны,
Над полем, над гаем,
Над выжженным краем,
Прокатится радость – нет больше войны!
И скажут родимые дали земли:
Проклятые звери навек полегли,
Не будут уроды
Топтать наши всходы, —
Злодейские кости чернеют в пыли.
Мы взором окинем любимый свой дом,
Увидим глубокие раны кругом,
Разрытые долы,
Сожженные села,
Где даже и певень не машет крылом.
Мы горестно вспомним в свободном краю
Родных и друзей, что погибли в бою,
Сестер и братишек,
Невинных детишек,
И слезы прольем над могилой в строю.
Одно нас утешит – ваш подвиг святой,
Вы край отстояли отцовский, родной,
Вы ночь сокрушили
И жизнь положили
За день наш счастливый, венком завитой.
Как правду земли, как немеркнущий свет,
Мы вас понесем по дорогам побед.
Вы будете с нами Навеки, как знамя,
Как ясные зори, как юности цвет!
Ничто нас в пути не отбросит назад.
Мы ниву засеем и вырастим сад, —
Ведь наши дороги Светлы и широки,
Л в душах народов созвучье и лад.
Мы справимся смело с любою бедой
И все соберемся на пир молодой,
Мы многое вспомним за дружным столом,
И присказку скажем, и песню споем
Про сердце большое Народа-героя,
Что славен величьем, борьбой и трудом!
 

‹1944›