Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Янка Купала

Павлинка, Адольф, Степан, Альжбета, Пранцысь, Агата.

Степан. Вот и потише стало в нашей хате, некому уже плясать.

Пранцысь. Собственно, пустяки, вось-цо-да. Было шумно, пане добродею, и будет шумно.

Агата. А да, да, туды-сюды, когда будет свадьба Павлинки.

Павлинка. Э-э! Моей свадьбы никогда не будет, значит, и шумно не будет.

Адольф. Разве вы думаете, паненка, у родителей жениха не хватит на свадьбу?

Павлинка. Хватит не хватит, а моей свадьбы никто не увидит.

Степан. Это, коханенькая-родненькая, посмотрим. Еще я в своей хате – как гвоздь, хозяин, а не гость! Жита полон сусек, и сала хватит для всех.

Пранцысь. Собственно, пустяки, вось-цо-да. Бывает, что свадьба, что похороны, пане добродею, – одно на одно выходит.

Агата. А ты, вось-цо-да, прикуси свой язык и не тычься, туды-сюды, куда тебя не просят. Напился, наелся, так и молчи.

Альжбета (Агате). Что же, сватейка, такого? Сват ведь ничего худого не говорит. (Павлинке.) Собирай-ка со стола, детка.

Пранцысь. Собственно, то ли свиньи ели, вось-цо-да, то ли шляхта угощалась, – так стол выглядит, пане добродею.

Павлинка. Хорошо, мама, сейчас. (Адольфу.) А пан Адольф мне поможет?

Адольф. Если потрафлю, так почему же нет?

Убирают со стола, посуду ставят на табурет возле самовара.

Альжбета. Вы бы, детки, вынесли посуду на ту половину.

Павлинка. Все равно, я потом вынесу сама, а теперь… (плутовато посматривает на Адольфа) я боюсь с паном Адольфом идти одна на ту половину.

Адольф (неся посуду, в сторону). Видно, девка втрескалась в меня по самые уши.

Павлинка (идя к столу, в сторону). И угораздило же бога создать такую кочергу несуразную.

Пранцысь (Павлинке). А правда, собственно, лучше будь строга, чем нажить врага, пане добродею.

Агата (Пранцысю). А ты не мели попусту, а думай, как домой дойти.

Пранцысь. Пане добродею, так и пойдем, что там, собственно, такого.

Оба прощаются и выходят. Альжбета помогает убирать со стола.

Павлинка, Адольф, Степан, Альжбета.

Павлинка. Не так, пан Адольф, берете стаканы; надо вот так. (Показывает.) Ну, подходит! Не сравнивая – как вол к карете.

Адольф. А панна Павлинка все мне комплименты говорит.

Павлинка (в сторону). Дураку плюнь в глаза, он скажет: божья роса!

Альжбета (Степану, который за столом клюет носом). Что ты табак вешаешь? Ступай ложись спать. Тут тебе не корчма.

Степан (сонно). Коханенькая-родненькая, я навешаю, а ты купишь. Сон – не плохая вещь. Почему колядки – добрые святки, потому, что поел да на полатки. (Вылезая из-за стола, Адольфу.) Коханенький-родненький, прости… Веселись тут с Павлинкой, а я немного прикорну. Сегодня моя еще до света меня подняла. (Отводит Адольфа в сторону.) Ну что? Как моя Павлинка, подошла?

Адольф. О, прекрасная девушка! Хоть сегодня готов на ней жениться.

Степан. Ну, так топай возле нее, только смело: она девка податливая, хотя, может, немного и с мухой в носу.

Адольф. Хэ-хэ-хэ! Я ко всякой сумею подлизаться. Степан. Ну, так подлизывайся, коханенький-родненький. (Прощается и идет в боковушку.)

Павлинка, Адольф, Альжбета.

Альжбета (вытирая стол). А ты, Павлинка, может, поиграешь в карты с паном Адольфом?

Адольф. Да и мне уже надо собираться домой.

Павлинка. Разве пан Адольф рассыпался, что думаете собираться? Еще доедете, конь же у вас – не шуточки!

Адольф. О, конь у меня хороший!

Альжбета. Ну, так зачем же спешить? Это у нас, стариков, как говорится, одна речь – поел, да и на печь.

Павлинка (в сторону). Чего доброго, заночует, вот беда будет! (Посматривая в окно.) И темень страшная! (Вслух.) А погода сегодня неплохая. Даже месяц светит, что редко бывает в покров. Пану Адольфу хорошо будет ехать домой.

Адольф. А хоть бы и плохая, мне близко: жеребец в момент домчит.

Альжбета (Павлинке). Ну, так посмотри, где карты, да позабавьтесь еще немного с паном Адольфом, а я, должно быть, пойду следом за дедом. Сегодня таки натопалась за день.

Адольф. Пожалуйста, пожалуйста, панечка! Не обращайте внимания на нас, молодых.

Альжбета. Вот я и пойду.

Адольф (целуя Альжбете руку). Скоро и я поеду, вот только дам одного хозяина панне Павлинке.

Павлинка. Посмотрим, кто кого! (Ищет карты.)

Альжбета уходит в боковушку.

Павлинка, Адольф.

Адольф. Что паненка ищет?

Павлинка. Того, чего еще не имею. Карт.

Адольф (глянув на окно). А вот они – на окне.

Павлинка (в сторону). Думала, что не увидит; может, скорее бы из дома выпроводила, не найдя карт. (Адольфу.) Ну, раз есть, так будем играть. (Посмотрев в окно.) А во что?

Адольф. В хозяина.

Павлинка. Это значит в дурака?

Адольф. Ну, так говорят только мужики. (Раздает карты.)

Павлинка. А как пан Адольф думает, кто мы? Также – мужичьего рода.

Адольф. Первый раз слышу.

Павлинка. Да и пан Адольф тоже мужичьего рода.

Играют в карты.

Адольф (удивленный). И я?

Павлинка. Да, да! Когда-то все были мужики, оттого теперь каждый человек мужичьего рода, хоть кто и прикидывается паном. Да и что говорить! Адам и Ева и то были мужиками.

Адольф (удивленный). Адам и Ева?

Павлинка. И Ной и Иисус.

Адольф. Что я слышу? Откуда это, панна Павлинка, все знаете?

Павлинка. Нет, уж не скажу!

Адольф (просит). Прошу сказать.

Павлинка. Не той бьете! Вот разиня!

Адольф (поправившись). Да скажите!

Павлинка (нетерпеливо). Ну, хорошо. Спросите у Якима Сороки: он вам все расскажет.

Адольф проигрывает.

Пан дурень! Пан дурак!

Адольф (поправляет). Хозяин. (Раздает карты.)

Павлинка (в сторону). Какого черта хозяин, если дурак?

Адольф. Что панна Павлинка говорит?

Павлинка. Говорю: да, хозяин. (Минуту молчит. В сторону.) О чем говорить с этой телятиной! И, как на грех, не уходит! (Адольфу.) А что, пан Адольф хочет жениться?

Адольф. Ой, страшно хочу. А панне Павлинке замуж хочется?

Павлинка. Ого, еще и как хочется!.. Если удастся, то, может, даже сегодня выйду.

Адольф. А я же еще с вашими родителями ничего об этом не говорил.

Павлинка. О чем – об этом?

Адольф. Ну, о том, как я буду жениться, а панна Павлинка замуж идти. (Проигрывает.)

Павлинка. Снова пан в дураках! Снова дурак!

Адольф. Хозяин!.. (Раздает карты.)

Павлинка. А может, уже хватит? Что-то слать хочется. (Зевает, встает и посматривает в окно. В сторону.) А что, если не пришел?

Адольф (не расслышав). Кто не пришел?

Павлинка. Я говорю, хоть бы дождик не пошел. (С притворной жалостью.) Я так жалею, так жалею пана Адольфа, чтоб он не вымок, – даже тут что-то трясется. (Показывает на грудь.)

Адольф. И я также панну Павлинку жалею, и теперь и потом…

Павлинка. Когда это – потом? Когда пан Адольф еще в дураках останется?

Адольф. Да нет! Тогда, как будем… как будем… ну, как это сказать.

Павлинка. Опять сплутовал! (Поправляет.) Вот так было, этак бить надо, а этой хожу, и пан Адольф снова дурак, дурак, дурак!

Адольф. Хозяин!

Павлинка. Все равно, хоть хозяин, но как карты показывают, то – дурак!

Адольф. Пусть будет и так! Теперь за то, что панна Павлинка меня обыграла, возьму и уеду. (Встает.)

Павлинка (с облегчением, в сторону). Собрался-таки наконец.

Адольф. Доброй ночи панне Павлинке! Прошу ждать – я приеду за ответом.

Павлинка. Возьмите лучше его сейчас!

Адольф. Кого?

Павлинка. Да тот ответ.

Адольф. А панна Павлинка все шутит. (Прощается. Выходя, в сторону.) Вот так девка – по всем статьям. Одним словом, как сторублевая кобыла. Такая женка – по мне!

Павлинка (одна).

Павлинка (беспокойно). А тот, может, лучше бы и не приходил! Так внутри все как-то дрожит… И зачем это я ему обещала? Лучше было бы подождать! Что делать? (Ходит от окна к окну и посматривает.) Дернула же меня нелегкая согласиться! А может, не придет? (Грустно.) А если не придет, то, значит, он уже меня больше не любит. Нет, пусть лучше придет, а там будь что будет. Надо погадать. (Загибает пальцы.) Придет, не придет, придет, не придет, придет. (Весело.) Придет, придет! А теперь – любит или не любит? Ну, это надо погадать на картах. (Берет и раскладывает карты.) Любит, не любит, к сердцу прижмет, к черту пошлет, любит, не любит, к сердцу прижмет… (Весело.) Да, да, любит, прижмет к сердцу. Раз карты так показали, то надо собираться. Но должна сперва послушать, спят ли старики. (Идет и подслушивает у дверей боковушки.) Спят, даже храпят, как будто суконки рвут… (Подходит, смотрит в окно, задумывается.) Что взять? Ага, надо заглянуть в сундук. (Открывает сундук, копается в нем; достает бусы и примеряет.) Вот! Это надо взять – они мне к лицу. Платье новое тоже надо взять. Все это свяжем в платок. (Расстилает платок и складывает свои вещи.) А-а, и ботиночки должна взять, потому что в чем же я с ним бежать буду? Корсажик тоже возьму – кому его тут носить? И-и… уже больше, кажется, ничего! (Завязывает, идет к кровати.)

За окном слышится шорох.

(Тихо.) Ай, кто-то пришел! Карты все-таки сказали правду. (Глядя на публику.) Пришел, мой миленький, пришел! (Идет к окну.) Кто там?

Голос из-за окна (приглушенный): «Я! Я!»

(Всматриваясь в окно, в сторону.) Ничегошеньки не видно! Темень страшнейшая! (В окно.) Кто – я?

Голос: «Я! Я! Разве не узнала?»

Обожди минутку. Вот я сейчас. Только подушечку свяжу и одеяло.

Голос: «Да мне ничего не надо!»

Мало что не надо, а я возьму, мягче будет спать. (Быстро идет к кровати, связывает подушки и одеяло в простыню.) Ну, уже готово! (Отворяет окно и выкидывает узлы.) Принимай, а сейчас-и меня! (Про себя.) Надо из боковушки взять верхнюю одежду и платок, только бы старики не проснулись. (Уменьшает в лампе огонь и идет в боковушку. Через некоторое время выходит оттуда одетая.) А теперь надо и самой выброситься. (Быстро идет к окну.)

В боковушке слышен шорох.

Ах, кто-то встал!

Павлинка и Степан.

Степан (выбегает из боковушки, закутавшись в одеяло). Кто тут? Кто тут лазит в полночь? Альжбета! Альжбета! Скорее сюда! Караул!

Павлинка, перекрестившись, бросается в окно. Степан увидел.

Вор! (Бежит к окну и хватает Павлинку за ноги.) Альжбета! Скорее сюда! Ружье давай!

Павлинка, Степан, Альжбета.

Альжбета (выбегает, как и Степан, закутавшись в одеяло, вся трясется). Матушка пресвятая! Что тут делается? (Шарит по стене.) Сейчас, сейчас несу ружье. (Хватается за гирю часов, часы с грохотом падают со стены и разбиваются.) Ай! Что же я натворила!

Степан (держит Павлинку за ноги, Альжбете). Куда тебя немочь унесла? Скорее подкрути фитиль да помоги тянуть!..

Альжбета (бежит к лампе). Сейчас, сейчас!

Павлинка (перевесившись через окно). Тащи, братец, сильней!

Альжбета (подкрутив фитиль, бежит к Степану). Боже мой! Это ж Павлинка! Откуда ты взял вора?

Степан. Коханенькая-родненькая, не мели языком, а помогай тащить, – там какой-то гад ее за руки держит.

Павлинка. Сильнее, сильнее, братец!

Альжбета (помогая Степану тащить). Что ты, детка, одурела, что ли?

Вытаскивают Павлинку через окно на середину горницы.

Степан. Ты это, коханенькая-родненькая, куда собралась лететь?

Павлинка (опираясь рукой о стол, потупившись). Я! Я… хотела замуж идти!

Степан и Альжбета. Через окно?

Павлинка. А что ж, если, папа и мама, не пускаете через дверь.

Те же и Пранцысь, Адольф, Агата.

Пранцысь (без шапки, вваливается в комнату, держа за ворот Адольфа). Собственно, пане добродею, вора, вора поймал, вось-цо-да.

Агата (таща узлы). А как же, туды-сюды, с этими котомками возле вашего окна копался.

Павлинка, Степан, Альжбета. Пан Быковский?!

Пранцысь. Так, так, пане добродею, Адольф, Адольф! Вор, собственно, вось-цо-да!

Степан (Адольфу). Так это ты у меня хотел дочь украсть, ворюга, коханенький-родненький?

Адольф (заикаясь и не понимая, в чем дело). Я… я… сбился тут возле сада с дороги, хотел у панны Павлинки спросить через окно, как выехать…

Пранцысь. Собственно, вор, вор! Узлы из хаты через окно по вытащил. Может, и шапку мою украл?

Агата. Ты сейчас, пьяница, туды-сюды, и голову забудешь. Уже домой дотащился и только тогда осмотрелся, что шапку забыл.

Пранцысь. Собственно, а баба зачем, – чтобы все стерегла. Но вора, пане добродею, поймал, поймал, вось-цо-да.

Степан (Павлинке). Так это ты, коханенькая-роднень-кая, за него хотела замуж убежать, как узнала, что этого гада, эту дрянь за прокламации арестовали?

Павлинка (глухо). Боже мой, боже! Якимку арестовали!

Степан (самодовольно). Хе-хе-хе! Теперь это мужичье отродье не будет больше поганить наши стежки.

Павлинка. Якимку арестовали! Моего соколика ненаглядного арестовали!

Степан (Адольфу). А ты, коханенький-родненький, негодяй, обманщик, вон из моей хаты, чтоб и ноги твоей тут не было! Не мог как полагается, по-христиански – со сватом, с церковным оглашением – мою дочь взять, но, как вор, хотел выволочь через окно! Вон! Вон!

Адольф. Я… я… только хотел спросить дорогу…

Пранцысь (развязывая узлы.) Собственно, вор, пане добродею! Подушки и платья девичьи через окно украл. К уряднику марш! К уряднику, ворюга, вось-цо-да!

Павлинка. Якимку арестовали! Мою зореньку ясную арестовали! (Дико.) Ха-ха-ха! Звери слепые! (Как сноп, падает на землю.)

Суматоха. Крики: «Воды, воды!»

Пранцысь. Собственно, пане добродею, у меня есть капли. (Достает из кармана бутылку и брызгает в лицо Павлинки водкой.)

Агата (бросаясь к Пранцысю). Туды-сюды, ошалел…

Степан (хмуро). Коханенькие-родненькие, две дырки в носу – и конец!

Занавес

‹1912›

ЯКУБ КОЛАС
СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ

СТИХОТВОРЕНИЯ

 
Не ищите, не просите Светлых песен у меня,
Только песню заиграю —
Жжет печаль сильней огня.
Я шутил бы и смеялся,
Чтобы вас развеселить,
Да на жизнь вокруг посмотришь —
Начинает сердце ныть.
Несчастлива наша доля:
Ничего нам не дала.
Не ищите цвета в поле,
Ведь весна к нам не пришла.
 

‹1904›

 
Край родимый, край наш бедный!
Лес, болото да песок…
Там лужок едва приметный,
Частый ельник – невысок.
А туман – стена сплошная!
Все закроет невзначай.
Ой, сторонка ты родная!
Ой, забытый богом край!
Наше поле плохо родит,
Нищий тут живет народ.
Весь в грязи он, бедный, ходит,
Льет над пашней тяжкий пот.
Пригорюнились избушки,
Глянешь – сердце защемит,
На дворе – зола да стружки,
Мусор кучами лежит.
Крест замшелый при дороге,
Купа тощих тополей…
Так тоскливо, что в остроге,
На кладбище – веселей.
А как песня понесется —
Сколько муки в песне той!
Эх, бежать, куда придется,
От той песни проклятой!
Край родной, родное поле,
Ты глядишь, как сирота,
Грустен ты, как наша доля,
Ты – как наша темнота.
 

‹1906›

 
Каты-лиходеи,
Паны-богатеи!
Мы зовем на суд вас,
Подлые злодеи!
Вас зовет к ответу
Бедный да голодный,
Спрашивает смело
Голос всенародный:
«Чьими же руками
Жар вы загребали?
И на чьи вы слезы
Счастье покупали?
И за что, скажите,
Нас прикладом били,
Били-катовали,
Голодом морили?
Чьим трудом-заботой —
Отвечайте, каты, —
Строили вы замки,
Пышные палаты?
Всё у нас забрали, —
Что же принесли вы?
То не наше ль поле
Смотрит так тоскливо
И не наша ль это
Нива – в пол-аршина?
Не у нас ли в хлебе
Каждый год мякина?
Чья земля песчана,
Поле каменисто?
В чьих сараях пусто,
В чьих амбарах чисто?
Чьи овины, хаты
Гнутся сиротою?
Чьи струятся слезы
Летом и зимою?
Чья скотина бродит
По земле бесплодной,
Без травы, без корма
Гибнет ежегодно?
Чьи, скажите, песни
Ходят полем, бором,
Жалуются, стонут
И звучат укором?»
Слушайте же, каты,
Бойтеся сермяги!
Много в сердце гнева,
Много в нас отваги.
Вас давно веревки
Наши ожидают,
И по вас осины
Слезы проливают.
 

‹1906›

 
Льется Неман по долинам,
Светлый, чистый, как роса;
Проложил он путь свой длинный
Сквозь зеленые леса.
Ты, наш Неман, вечно с нами!
Поишь ты и кормишь нас.
Ты кипучими волнами
Бедный челн бросал не раз.
А весною на просторы
Древний дуб, лютуя, гнал,
Подымал ты льдины-горы,
Луг и поле заливал.
Затоплял леса и долы,
Все смывая невзначай,
За плотами плот тяжелый
Уносил в далекий край.
Сколько раз рыбачий невод
По твоей гулял волне.
Ой ты, Неман, быстрый Неман!
Сколько дум принес ты мне!
Ты знаком с постылой долей,
С горькой долей мужика.
Ты слыхал в пустынном поле
Причитанья бедняка.
Вечерами над тобою
Плакала свирель не раз,
Как слезинка за слезою,
Песня падала в тот час…
А у берега, под дубом,
В ночь ненастную рыбак
Под разодранным тулупом
До утра дрожал, бедняк.
В непогоду ветер шалый
Лозы над тобой сгибал,
И в тебе косарь усталый
Пот кровавый омывал.
Над тобою месяц круглый
В ясном небе тихо плыл,
И с тобой, высокий, смуглый,
Лес шептался-говорил.
Ты прошел сквозь край раздольный
Белоруса-мужика…
Ты наш чистый, ты наш вольный
Неман – быстрая река.
 

‹1906 ›

 
Встаньте, хлопцы, встаньте, братья!
Встань ты, наша сторона!
Ведь не зря к нам сквозь ненастье
Шлет тепло свое весна.
Иль мы сил своих не знаем?
Иль нам руки бог связал?
Иль над бедным нашим краем
Луч свободы не блистал?
Выйдем вместе на работу,
Дружно встанем, как стена.
И стряхнет с себя дремоту
С нами наша сторона!
 

‹1906›

 
«Что ж, Григорий, поправляйся:
Слухи есть – земли дадут!
Не хворай, брат, поднимайся,
Веселей берись за труд».
«Эй, Никола, брось нас тешить!
Стар ты, сед, а как дитя.
Нет, не будет нам житья,
Коль панов не перевешать!..»
 

‹1907›

 
Десять лет Никола думал,
И взбрело на ум ему:
Посадили в Думе с паном Янку,
Гришку да Кузьму.
Недель восемь посидели —
Разозлился Николай,
Дал по шапке депутатам:
Мол, манатки собирай!
Ой, чего же мы дождались!
Обманул ты нас, царек!
Чтоб тебе дал бог на старость
Лапти, посох и мешок!
Нет пи хлеба, нет ни соли,
Ни купить нам, ни продать…
Никогда царю не верьте,
Подведет он нас опять.
 

‹1907›

 
Мы ходим, спотыкаемся,
Шатаемся, как пьяные,
Мы с голодом сроднилися,
Истерзанные, рваные.
Осмеяны, обруганы,
Идем, совсем заплеваны.
Богатыми обмануты,
Неволею окованы.
В густой грязи затоптаны,
В глухие щели брошены,
И видеть нам не велено,
И слышать не положено.
Одно мы знаем на твердо:
Хоть и от века маемся,
А все-таки когда-нибудь
Мы с правдой повстречаемся.
 

‹1907›

 
Ты скажи мне, тьма глухая:
Долго ль будешь ты лежать?
Долго ль будет дума злая
Сердце грустью колыхать?
Не шуми ты, лес высокий,
Песнь тоски не напевай,
Дней счастливых, дней далеких
В песне той не вспоминай!
Не видать моей дороги —
Горы, лес, болота, грязь…
Сколько скорби и тревоги
В этот тяжкий, темный час!
Где ж дороженька иная?
Я стою, ответа нет,
Ночь вокруг лежит глухая
Иль сошелся клином свет?
Так скажи мне, тьма глухая:
Долго ль будешь ты лежать?
Долго ль будет дума злая
Сердце грустью колыхать?
 

‹1907›

 
Не горюй, что солнце низко,
Что тосклив короткий день,
Не горюй, что осень близко,
Что легла на землю тень.
Не горюй, что снег холодный
Скроет землю от очей;
Не погибнет край твой родный
В этой темени ночей!
Верь, брат, времечко настанет —
Сгонит снег с полей весна,
Тихо с неба солнце глянет,
Зацветет твоя страна.
Не горюй, что тяжко стало
Жить в извечной темноте,
Что судьба нас в крюк сгибала,
Что живем мы в нищете.
Не горюй, что туч отары
Бродят – солнца не видать,
Что в ночи сильней пожары
Стали небо заливать, —
Дымом все пойдет лихое,
Все, что давит нас и гнет.
Верь, брат, время золотое
В край родимый наш придет.
 

‹1907›

 
Где ты, моя доля,
Где ты, я не знаю.
Иль судьба судила
В жизни быть мне с краю?
Иль то люди злые
Счастье отобрали,
И а моей дороге
Ямы покопали?
Иль за грех заклятый
Я не знаю доли,
Как забытый колос
На крестьянском поле?
Оттого ль горюю,
Что искал на свете
Я тепла и солнца
И вздыхал о лете.
Песни горевые
Мне в удел достались.
Много дум тоскливых,
Что в слезах рождались,
Чтоб чужие слезы
Я смешал с своими…
Только сердце злое
Разве тронешь ими?
Будут плакать очи,
Сердце надрываться,
Не легко мне, видно,
С долей повстречаться.
 

‹1907›

 
«Что ты грустен? – мне сказали. —
Что поешь ты все про горе?
Эти песни – крик печали,
Слезы ветра на просторе.
Ты сложи нам песню воли,
Чтобы дух наш разыгрался,
Чтоб напев широкий поля
В струнах сердца отозвался.
Чтоб на нас весна дышала,
Грела душу теплотою,
Чтобы сердце нам ласкала
Тихим счастьем, добротою».
«Ой вы, люди! Нет ведь воли:
Мысли скованы цепями,
На пустом, бесплодном поле
Злобный вихрь шумит над нами.
Я ли сердцем не болею?
Я ль душою не томился?
Но пою я, как умею, —
Радость петь не научился».
 

‹1908›

 
Дрянь мое житьишко,
Все идет не в лад,
Мне кричат повсюду:
«Осади назад!»
Боже ты мой милый!
Бьюся я, как гад,
Ведь куда ни кинусь:
«Осади назад!»
Сватал я девицу,
Ловок был мой сват,
Но дошло до дела:
«Осади назад!»
Девушка что надо!
Да сосед Кондрат
Ножку мне подставил:
«Осади назад!»
Раз попал я в город,
В городе – парад.
Лезу я поближе:
«Осади назад!»
Нет зерна в амбаре,
Жито выбил град.
«Старшина, дай ссуду!»
«Осади назад!»
Без гроша оставшись,
Я работать рад.
«Нет ли работенки?»
«Осади назад!»
Весь я оборвался,
С головы до пят.
«Помогите, люди!»
«Осади назад!»
Сына вывесть в люди
Захотел Игнат.
«Господа, вот сын мой!»
«Осади назад!»
Хлеб в село прислали,
Для голодных клад;
Я иду с мешочком:
«Осади назад!»
Голову имею,
Был бы депутат,
Ну, так ценза нету —
«Осади назад!»
Правда (что таиться!),
Был и мой перед:
Два разочка в жизни
Вышел я вперед.
Взбунтовал село я.
Ой, был тяжкий год!
Приезжает пристав:
«Выходи вперед!
Это ты, мерзавец,
Взбунтовал народ?
Гей, городовые!
Дать ему «вперед»!»
 

‹1908›