Текст книги "По ту сторону грусти (СИ)"

Автор книги: Янина Пинчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Когда за ними захлопнулась дубовая дверь, возле которой красовались кнопочки домофона, небо уже подёрнулось золотистой томной розовостью.

Алеся рассеянно и непринуждённо что-то вещала. Лора уважительно слышала об истории чужой вселенной. Но в первую очередь она оглядывалась. На неё коваными деталями, белеными стенами, черепичными крышами, геранью, аккуратными окнами глядел Запад. Но свойский такой, доброжелательный Запад: эти живые, спокойные дома говорили ей: "Мы совсем не похожи на тебя. Но если ты пришла с миром, мы готовы тебя принять". И Лора сосредотачивалась, не перебивала и смотрела по сторонам во все глаза. За свою долгую и непростую двадцатилетнюю жизнь она побывала только в Крыму и в Киеве – всё. Теперь вот Минск. Вроде какой-то не такой – но кто его знает, может, это и есть настоящий? Сравнивать ей было не с чем.

А Алеся пыталась: присутствие друга, свежих глаз, пробуждает восприятие. Да. Всё-таки не имеешь права жаловаться на жизнь, живя в Верхнем городе. Ей тут определённо нравилось, и нравились отклонения по сравнению с родным миром. На её памяти тут были сплошные лавочки, офисы – "рога и копыта", ресторанчики... Туристический сувенирчик – хотя даже при этом здесь умудрился заблудиться гость из Чили. А в Княжестве район был в несколько раз больше, и мог считаться полноценным residential area.

Это вот когда она забрела в Вильне на Антокольскую, ещё до эмиграции. Обычный двор в беззвучных лепестках снега, детские горки, скамейки – эх... А вокруг старинные дома из книги сказок.

Маленький скверик возле ратуши обступали высоченные клёны, они вздыхали от ветра и словно важничали, что растут прямо напротив отеля "Европа", где любят останавливаться важные иностранцы.

– Красиво тут, – сказал Лора.

У неё был звучный офицерский голос, но она его притишала: программисту иметь такой не положено – и выходило это смущённо и ребячески, в чём-то мило.

Алеся подчёркнуто кивнула.

Они не сразу заметили, как в сгустившихся сумерках подошёл к ним высокий, тёмный человек в строгом костюме. Как обычно, материализовался из ниоткуда.

– Ой, пан министр!

– Здравствуйте, Алеся Владимировна!

Он тепло её обнял, и на секунду Алесю осенило: Влада ведь правду говорила. Когда её переполняли романтические переживания, она описывала министра бессчётно, и говорила, что от него пахнет можжевельником, меховой шапкой и ещё чем-то домашним, вроде пирожков с грибами. Надо же, хорошо подмечено. Забавно, но очень здорово.

Она представила Лору. Та засмущалась: в своём прикиде неформалки она смотрелась рядом с министром уж очень дико. Но он не подал виду, лишь улыбнулся краешком рта и непринуждённо предложил:

– Давайте пройдёмся. Так разговаривать удобнее, заодно и город посмотрите.

И здесь сразу сообразил. А впрочем, немудрено: у Лоры был больно уж инородный вид. Потом она про себя дивилась, что на них никто не смотрит. А министр использовал формулу незаметности, как делал всегда, когда уставал от придворной помпы и хотел прогуляться по Минску, как нормальный человек.

Ратуша уже выступала из вечерней синевы тепловато светящимся куском рафинада. С площади Свободы они свернули на улицу Койдановскую, а там двинулись по Фелициановской, на которой меж ветвей плавали только-только проснувшиеся фонари – они напоминали светящихся глубоководных рыб. Мелькнуло слева французское кафе, за ним строгий величавый дом советской постройки, и всюду какие-то таинственные подворотни. Туда так и хотелось украдкой заглянуть – это Лора и делала тайком, пока слушала министра.

– Так значит, заснули дома, а проснулись у Алеси... Занятно, что и сказать. Онейротелепортация – хотя мне не нравится этот термин, уж больно он громоздкий. Случается такое редко, но всё-таки бывает; некоторые исследователи связывают это сугубо с психологией, другие делают привязку к местности. Токи энергии, проводимость воздействий и... пожалуй, что-то вроде озоновых дыр, понимаете? Тонкие места в ткани миров. Там наблюдается нечто вроде осмоса. Вот, например: если приедете в Вильню, то заметите, что там продаются так называемые туфли для сна. Продают их обычно в сувенирных лавчонках, но вещь это сама по себе серьёзная...

– Простите, но кому придёт в голову спать обутым? – непонимающе переспросила Лора.

– Вот в том-то всё и дело: эти туфли надевают для техники безопасности, а иначе можно проснуться не туда. Это с вами и произошло.

– Мда уж.

Ей было больше нечего сказать.

– Знаете, на самом деле, ничего смертельного – кроме страха. Больше всего люди начинают нервничать, когда понимают, что это не "сон во сне", а самая настоящая явь. Бывает ведь своеобразная рекурсия: человеку снится, что он проснулся: встал с кровати, позавтракал... или наоборот, что он ложится спать – а в результате этого, напротив, пробуждается. В своей же постели, целым, невредимым, но при этом ошарашенным. Это как цирковые номера с зеркалами – эффектно, но не больше, чем иллюзия. Есть ещё феномен выхода из тела. Если знакомы с эзотерикой хоть немного, знаете. Читали? Прекрасно! Но здесь ведь в том особенность, что человек действительно перемещается и находится не в пространстве сна, хотя бы и двадцатой степени достоверности, а в реальности. Просто в другой.

– А что это за степени достоверности... пан министр? – спросила Лора.

Она обратилась к нему, пытаясь нащупать нити и уловить правила игры. Он оценил и снова улыбнулся, не без иронии, но по-доброму. Хотя Алесе казалось, что это у него просто такая мимика: поднимать один угол рта – старинная, въевшаяся привычка.

И он действительно поведал вкратце о различиях сновидений, о степенях и классах – всё со средневековой тщательностью и строгостью.

А в это время с центровой, но тихой Фелициановской они вышли на шумный, широкий проспект Франциска Скорины со строгими зданиями и пышными, разлапистыми липами – хотя даже они не спасали от автомобильного гула. Когда Алеся шла по Проспекту, то старалась свернуть на параллельную улочку: через квартал всё поразительно менялось, и яростная стремительность уступала место тихой вальяжности и размеренности.

Но они и не собирались тут задерживаться, любуясь суровой красотой одной из главных артерий города. Вместо этого нырнули в переход, прошагали среди серых гранитных стен и разномастных кричащих афиш, поднялись на другой стороне и продолжили путь сквозь чинный зелёный скверик. Они продвигались к улице Михайловской, которая далее выводила к блестящей и кипящей Ганзейской.

– Скажите, а вы действительно хотели попасть куда-то в другое место? – осведомился министр.

Лора растерялась и чуть замешкалась, впечатывая в плитку шаги своих "камелотов".

– Нет... Я просто прилегла отдохнуть. У меня уже символы в глазах начали плясать, я легла на диванчик... и вот...

– Так. Ясно. А люди со способностями в роду были?

Лора поняла, о каких способностях речь и покачала головой:

– Да вроде нет.

– А кто его знает, может, вы и первая – пожал плечами министр. – Или просто сведения о предках затерялись, вам и не рассказывали. Но всегда замешано что-то такое...

И, обрывая фразу, он замолчал.

А впрочем, вечер был так хорош, что хотелось не заполонять его словесами и какое-то время прошагать молча. Липовый цвет, едва не бьющий по лицу. Разогретый, ещё по-дневному густой воздух.

Вблизи, как помнила Алеся, дома – стадион "Динамо", а здесь – Грюнвальдская площадь со статуей Витовта. Кстати, почему бы и ему не быть чьим-то мужчиной мечты (за неимением достойных кандидатов на физическом плане существования). Алеся всегда трепетно относилась к историческим влюблённостям и была склонна видеть в них скорее благословение, чем проклятие, ибо муза – это всегда прекрасно.

Лора попросила идти медленнее и с извинением пояснила:

– Мне как-то вяло...

– Ничего, – успокоил министр, – это бывает. Сейчас придём. Обсудим всё в приятной обстановке.

По логике, приятной обстановкой для человека его круга мог бы считаться некий пафосный ресторан. Но Алеся-то знала, что у наставника логика своя, да и отношение к жизни тоже. Поэтому не удивилась, когда они свернули во дворы через арку.

Но всё-таки была в замешательстве, когда оказалось, что спускаться надо в какой-то подвал.

Алеся краем глаза заметила небольшую светящуюся табличку; она смотрелась здесь нелепо: во-первых, всё равно где-то сбоку, в углу (и толку от подсветки?), во-вторых, такие обычно размещают на базаре на павильонах с яркими вульгарными кофтёнками. Однако здесь вывеска красными мерцающими буквами извещала: "Кофе".

Священный напиток. Полноценный культ. Его Алеся не разделяла и в пику окружающим пила мате. Но и от чашечки хорошего кофейку никогда не отказывалась. И ведь любопытное совпадение: почти все заведения, которые казались ей "особенными", размещались в подвальных помещениях. Но может, кофе здесь просто продают? Тогда, наверняка, они здесь не ради напитка, а ради владельца или продавца...

Когда они спустились по узкой лесенке, сразу послышался зычный баритон:

– Добрый вечер, пан министр!

– И вам привет, пан Завальня!

Помещение было простым, почти квадратным. Оно было пусто. Только справа за низким прилавком сидел крупный, крепкий мужчина лет шестидесяти, с белым пышным начёсом и гладковыбритым суровым мясистым лицом. Это и был пан Завальня. Одет он был в простые линялые джинсы и белую клетчатую рубаху с коротким рукавом. Хоть дрова рубить, хоть морды бить. Но, наверное, не угощать каким-нибудь там моккачино или фраппе в сочетании с брауни, миньоном или чизкейком. А впрочем...

– Как бы вас пани Лидия не заревновала. Ходите тут по подворотням, да с двумя паненками пекными.

– Не заревнует. И мы тут не для забав, а за серьёзным делом.

– За каким?

– Кофе пить.

Весь этот диалог происходил обстоятельно, без тени шутливости. Алеся с Лорой, оробев, стояли в сторонке и наблюдали. Но тут их неожиданно подозвали:

– Девочки, вы решительнее... Выбирайте, что будете.

Алеся нерешительно шагнула к прилавку и увидела цветную распечатку в видавшем виды файлике. Это должно было быть меню. Лора высунулась из-за её плеча.

Там было всего двенадцать наименований и ни одного привычного. Зато внизу всё скрупулёзно подписано. Она рассеянно скользила по ним глазами и пыталась понять, чего же ей хочется. Только б не оказалось, как в типичной кофейне, каких легион: претензия есть, а на деле пшик.

– Мне, пожалуйста, имбирный с гречишным мёдом.

– Принято. Десерт нужен?

– А что есть?

Завальня неопределённо повёл рукой:

– Есть кексы, правда, вчерашние. Есть песочное пирожное. И конфеты. Сегодня – такие.

Он пошарил под прилавком и продемонстрировал в своей мощной пятерне щедрую горсть маслянистых трюфелей.

– Спасибо, я буду кекс. И одну конфетку.

Завальня сосредоточенно и громко защёлкал допотопным калькулятором.

– Два талера с вас.

Цены здесь были какие-то дикие. Потому что чисто номинальные. Только чтоб за бесплатно не потчевать.

– Мне ирландский клевер, – попросил министр и протянул монету.

– Хорошо.

Лора, как завороженная, уставилась в листок, а оторвавшись, виновато поглядела на своих спутников. Министр, не шевельнувшись, невозмутимо произнёс:

– Вы, главное, не торопитесь. Здесь всё отлично; но вы прислушайтесь к себе. Тогда это и будет то, что надо.

Вздохнув и сбросив напряжение, Лора выбрала южный кофе на шести травах. Алеся мимолётно заметила, что министр одобрительно прищурился и почти улыбнулся.

То, что надо.

Здесь было всего два стола и стойка; желтоватым лаком и ковкой всё это напоминало "Стары Менск". Да и не только этим. Здешним сокровищам обзавидовался бы любой мальчишка: на стене антикварный фонарь с медовым светом и вычурными деталями, в рамочках над стойкой раритетные банкноты вперемешку с экзотическими бабочками, небрежной стопкой эротические открытки довоенного времени, фото неизвестных офицеров, германская пивная кружка с барельефами и чуть не целым городом на крышке, монеты, ложечки, чудом не развалившийся телефон с подвесной трубкой-рожком, столь же древняя печатная машинка, тут и там сувенирные тарелки из разных городов – Мальмё, Бад-Наухайм, Женева, Арль...

И всего-то много, как в детском тайнике, но совсем не аляповато, не вульгарно. Наилучшее слово – естественно. Точно так же натурально было оглядываться вокруг, подходить и рассматривать – этим девочки и занялись. Министр прислушался к бормотанию телевизора, там, кажется, передавали новости о франко-британском торговом сотрудничестве.

А пан Завальня молча, сурово и созерцательно варил кофе. У него не было никаких хитроумных агрегатов, напыщенно шипящих и сверкающих хромированными краниками. Только турка и подобие спиртовки. И ещё все эти травы, соцветия, мёд: Алеся плохо разглядела, потому что за всякими добавками хозяин уходил в нишу-подсобку. Она находилась прямо за его спиной за красным полуоткрытым занавесом и напоминала кладовую, но вполне могла оказаться входом в подземный туннель. Залезешь тут, а вылезешь на Золотогорском кладбище, из-под одной из посеревших плит.

Алеся тихо поинтересовалась у министра:

– Слушайте, а откуда вы хозяина знаете? Ну, и он вас? И ещё фамилия у него больно интересная.

– А это дело давнее, мы здесь же, в Минске, познакомились, когда я ещё наукой занимался, о МИДе даже не думал. Завальня – этнограф, обряды и мифологию исследует. А сам из Браслава. У него в жизни две самых пламенных страсти – этнография и кофе. Как видите, он нашёл способ их совмещать.

"Так вот оно что, – подумала Алеся, – ноутбук ему не только для бухгалтерии и прочей ерунды, а в подсобке он, наверное, и книги держит, кроме всего прочего..."

Её мысли были прерваны зычным объявлением:

– Кофе готов!

Лора соскользнула со стула, метнулась к прилавку и переставила на стол три пластмассовых стакана и тарелочку с кексом и трюфелем.

Да, оформление было неказистым, но вот вкус... У Алеси захватило дух, хотелось замереть и прикрыть глаза, чтоб ничто не мешало наслаждаться расцветающими на языке оттенками: горьковато-пряным, густым гречишным привкусом, жаркими, как полуденный луг, пахучими кофейными нотами, горячими иголочками имбирной пикантности...

– Вот, кажется, и действует.

– Что действует? – растерянно переспросила Алеся, распахивая глаза.

– Кофе на вас хорошо действует, – тем же тоном повторил министр, наклоняясь к Лоре. – Вот вы и бодрее, румянец появился...

Лора с улыбкой кивнула, с удовольствием отпивая из стаканчика. Кофе показался ей небывалым нектаром, хотелось, чтобы он поскорее перекочевал из пластиковой ёмкости в её сбоящий, бестолковый организм и там разошёлся бы по всем жилам золотой, божественной искрой, всё как-то налаживая одним своим касанием.

– И всё-таки интересно вернуться к вашим путешествиям, – сказал министр. – Нормальная обычная жизнь, в роду специалистов предположительно нет, сами оккультизмом не занимались. Да и Минск не такая уж активная осмотическая зона, хотя Верхний город – вот Алеся Владимировна уже почему-то второй раз наблюдает, как он чудит. Вопрос, конечно, в нём ли дело... Но начнём с того, что и маги не все могут между мирами перемещаться, что уж об обычных людях говорить.

Алесю бросило в жар: ага, конечно, а как же капитан? Протащила его контрабандой. Может, когда-нибудь в этом и признается, но сейчас – уж увольте.

– Скажите, я так понял, вы имеете дело с информатикой, может, с этой точки зрения есть предположения? – поинтересовался министр у Лоры.

Да, он всегда любил переспрашивать и подталкивать к рассуждениям. Лора помолчала, собирая мысли – но они явно были не разрозненные, а хоть как-то, худо-бедно оформленные.

– Знаете, вы говорили про озоновые дыры, осмос, это природные явления, а мне кажется, это похоже на хакерский взлом. Простите, я не хотела, – смущённо прибавила она, и Алеся с министром рассмеялись.

– Ну а что, любопытно! Если использовать вашу модель реальности, логично – да, истина известна одному лишь Богу, но... стоп, но ведь "вначале было Слово" – Слово и есть программа...

– Код, описывающий процесс, – подхватила Лора.

– Именно! И каков он должен быть для взлома?

– Ну, тут два момента, – пожала плечами Лора. – Уязвимость и эксплойт.

– Уязвимость – ясно, – вклинилась Алеся, – хотя бы те же самые прорехи в мировой ткани, а второе – это что?

– Программа проникновения.

– Вот это да, а что может ею стать?

– Ага, но уязвимость, повторяю, – это не только в связи с географией, – чуть придержал их министр. – Я предполагаю, что в некоторых случаях возможны даже провокации со стороны отдельных лиц, находящихся на разных планах существования, да-да, не обязательно на физическом, тут всё может быть. Алеся, это вам замечание. Я не зря тогда забеспокоился, когда вы о своей прогулке на Лубянку рассказали.

Её снова окатила волна жара. Внутри запоздало проснулся уже знакомый спазм: всё-таки от нервов её тоже прихватывало.

– Да, здесь идёт речь о мощнейших энергетических привязках, нет, даже так – зацепках или захватах, и о притяжении, подобном зову. Ну а что? – Он заметил, что девчонки уставились во все глаза. – Человек сильный и способный и из другого пространства себе может приключений и сущностей натащить. А чем выше ступень посвящения, тем больше риск ошибок, вплоть до фатальных.

– Значит, чем система совершеннее, тем она уязвимее? – переспросила Лора.

– Да можно и так сказать. Что касается самой программы, скорее всего, она может быть описана как определённый набор установок и строй мыслей. Я потому и спросил, не ставили ли вы задачу переместиться по какому-нибудь направлению.

Лора притихла и по-воробьиному нахохлилась, избегая смотреть на собеседников. Алеся слегка забеспокоилась. Её подружка вглядывалась в остатки своего кофе, будто не могла решить, опрокинуть их в себя, как стопку водки, или оставить.

– Я вот смотрю и думаю, а смогла бы я тут жить? – чуть слышно проговорила она. И запнулась, но остальное дорисовалось в воздухе: "Потому что дома невыносимо".

Министр задумчиво кашлянул. Алеся не подала виду, но мысленно встрепенулась: "Ага...".

Если б не было изначально ясно, что её наставник явился разобраться и помочь, могло бы показаться, что их вечерняя прогулка не имеет никакой конечной цели и происходит сама по себе. Просто потому, что "этот вечер удивительно хорош". Да и беседа не была перегружена специфичными терминами, определениями, не напоминала лекцию. Хотя кто его знает, уж очень всё было перемешано, легко, незаметно, в равных пропорциях. Министр то и дело перескакивал с темы на тему, казалось, о тонких материях он говорит между делом, а на самом деле расспрашивает Лору о жизни. Она сначала отвечала сдержанно, а потом всё более и более открыто. Алеся ведь тоже подхватывала и вставляла свои пять копеек. Вот и рассказала она обо всём: о нелюбимой специальности, постылом колледже и недалёких сверстниках, о постоянных препирательствах с отцом, о нехватке денег, о проблемах со здоровьем, об уплывающем времени, о внезапно накрывшем чувстве, родившемся из интернет-переписки, о невозможности встречи и окраинном убожестве серых девятиэтажек, о постоянном ощущении несвободы... И ведь спроси кто Алесю, стороннего наблюдателя, она бы не сказала, что Лора – ноет. Она обаятельно усмехалась, пожимала плечами, формулировала полушутя, и обо всём говорила с иронией.

А вот за ней уже проступало отчаяние.

Пан Завальня возился за красным занавесом и стучал своими склянками и жестянками. А министр медленно произнёс:

– Скажите, вы когда-нибудь желали свести счёты с жизнью?

Лора оторопела. Тем более, на её предыдущую реплику он никак не отреагировал.

Алеся вздёрнула брови. Ей вдруг стало слышно тиканье часов, оно перекрывало тихо мурчащие новости на бесполезном телевизоре.

– Я не смею, – наконец выдавила Лора несчастным тоном. – Я слишком трусливая.

Министр накрыл её руку своей, Лора вздрогнула от неожиданности.

– Я думаю, инстинкт самосохранения – вещь ничуть не постыдная, – мягко заметил он. – Тем более, когда есть, что сохранять.

"Правда?" – засветилось в её глазах.

– Думаю, да, – возвысил голос министр будто бы в продолжение собственной фразы.

Лора открыла, было, рот, но, покачав головой, просто аккуратно вынула свою бледную кисть из-под грубоватой руки министра и спрятала её под стол. Тот сменил позу и отпил из своего стаканчика остывший кофе с клеверным привкусом.

– Вам бы совсем не стирания хотелось, а перезагрузки.

– Но как?! – отчаянно прошипела Лора, отбросив жеманность.

– Я могу предположить, как именно, – заговорил он. – Мало того, мне кажется, что именно поэтому вы и оказались здесь. Ваша программа вас не устраивает. Вы втиснуты в матрицу, в которую ваши чаяния отнюдь не вписаны. В итоге "так исторически сложилось", что вам... как-то не очень хорошо. Человек вы необычный, абы кто в чужие миры не сваливается как снег на голову. Но для объективной трансформации реальности силёнок у вас маловато, это факт: вы всё-таки не маг. Хотя и мы не всемогущи, но это тема для отдельной беседы. Есть, конечно, вариант субъективной трансформации, но это долгий путь, непростой и, прямо скажем, не очень привлекательный, особенно если вы молоды и притом максималист. А это сочетание почти неизбежное. Ну ведь правда же, тоску нагоняют все эти люди, что советуют "сменить отношение", начать с себя", и так далее, и тому подобное...

Лора только вздохнула в знак подтверждения.

– А вот готовой программой воспользоваться было бы здорово... Люди по-разному самоустраняются. Кто, по вашим словам, "не трус", уходит, хлопнув дверью, и совершает смертный грех. Другие разрушают себя медленно: вредными привычками, надрывной работой, случайными связями. Кто-то прибегает к "методу недеяния", вот только с подлинной китайской философией он имеет мало общего – там же ничего не говорится о стремлении стать овощем. А вы вот вообще оригинально поступили. Удалились из одной реальности и вставились в другую. И вот ещё что интересно: вы не маг, но строй мысли у вас почти как у мага – вы же практически сводите суть мироздания к Информации, которая существует либо в плотной форме, либо в виде нематериального плана, причём самостоятельного. А такая ваша настройка как раз и способствует и открытости, и нестабильности, и привлечению паранормальных явлений.

– Внедрилась, – потрясённо проговорила Алеся. – Вот вам и "уязвимость", вот вам и "эксплойт"...

– Ни фига себе, – вырвалось у Лоры.

– Да уж, да уж, – усмехнулся министр.

– Андрей Андреевич, – воскликнула Алеся, – но я вам не устаю поражаться: как вы это всё вычислили, да ещё обосновали!

– Ну, не за две же минуты я вычислил. Надо ведь поговорить, на человека посмотреть, прочувствовать – а там уже яснее становится.

– Теперь только решить, как этому человеку обратно попасть, – озабоченно заметила Стамбровская. – Надо бы не затягивать, мало ли какая временная погрешность будет. А что, если переход не найдётся? Придётся тогда экстримом заниматься, чтоб портал от выброса энергии образовался – с моста сигануть, что ли?

– Это в Свислочь-то? Так только извозитесь, знаете, сколько отмываться придётся? – фыркнул министр.

– Ещё вроде есть вариант с зельями, но тут я как-то плаваю, – растерянно пробормотала Алеся.

– Стойте, стойте! – перебила Лора. – А я, кажется, знаю.

– Ну? – улыбнулся министр.

– В случае с эксплойтом выход – там, где вход. То есть, скорее всего, мне просто надо лечь спать, – пожала плечами Лора.

– Молодчинка вы! Хорошо соображаете. Кстати, с людьми так и бывает обычно: сначала мечутся в панике, а обессилев, рано или поздно засыпают. Так и возвращаются. Я тоже вижу, что вам ничего дополнительного не нужно. Да и спать уже, в общем-то, пора. Что, Алеся, приютите у себя товарища?

– Да о чём речь!

– Вот и чудно. Пойдёмте, пора уже.

Министр озабоченно посмотрел на часы – да, время снова ускорилось и обрело свой привычный ход. Когда они поднялись по лестнице и выплыли в уличную тьму, он распрощался с ними, приняв заверения Алеси, что она сама доведёт Лору до дома – и растворился в никуда точно так же, как появился до этого.

Девочки медленно брели по посвежевшим улицам в огнях и лишь изредка перебрасывались фразами. У Алеси в голове вертелась почему-то реплика министра, когда он проходил мимо светящейся таблички у спуска в подвал: "Знаете, а вариант с зельями мог бы быть неплох...".

Глава двенадцатая

Время признаний

– Даже не верится, – вздохнула Лора, залезая под одеяло.

– Не верить будешь завтра, – сонно пробормотала Алеся, вешая майку на спинку стула. – А сейчас вот оно всё перед тобой.

– Хорошо мы погуляли, – со спокойным наслаждением констатировала Лора.

Они всё-таки растянули свой путь до Верхнего города. Выслеживать запоздалый троллейбус им и в голову не пришло. Лора оглядывалась, улыбалась, задирала голову на подсвеченные здания, как школьник. Что-то в ней поменялось. Может, кофе её так оживил? Она казалась бодрей, и словно бы не храбрилась, а действительно осмелела. Казалось, что в голове у неё становятся на места кусочки мозаики, тасуются постепенно, не спеша, но что-то главное она уже для себя решила.

С мучительно-сладким зевком Алеся поплелась мыться. Оставила Лоре на растерзание свой телефон. А что, ведь там ничего такого не было. Главное – вайфай. Через несколько минут её взору предстал уютный импрессионизм: слева золотистое пятно ночника, рядом голубоватое лицо подружки в свете экранчика.

– Ой, милота какая!

– Чего там?

Картинки котиков. Ну как же, святое дело. Алеся забралась на кровать и снисходительным жестом снова водрузила на нос очки. Но то, что она увидела, оказалось неожиданно.

Это был совсем не котик, а мальчик на старинном фото. Она плохо определяла возраст, ей показалось, что ребёнку года четыре.

– Слушай, он правда таким был? Отпад... – восхищённо протянула Лора.

Алесю кинуло в жар. При чтении подписи перехватило дыхание. Невероятно, но раньше она не видела этой фотографии.

Она относилась вполне равнодушно к детским фото всяких знаменитостей. Наверное, так же, как и к детям в целом. Она даже испытывала к ним неприязнь: сопливые личинки, крадущие силы и время. Проще говоря, мешающие жить. Гадость. Да, у неё долг перед Отечеством, новые граждане с отборными генами, бла-бла-бла. Да не пошли бы вы?.. – уж лучше демографический саботаж. Я у себя одна. И не могу растрачивать себя на неблагодарные животные проявления.

А "няшные" детские портретики... Даже её любимый генерал не вызывал особых переживаний. Орущий чёрный мальчик с индейским разрезом глаз – даром, что впоследствии напоминал француза. Фюрер тем более не трогал сердца. Отец народов? Она не помнила. Да и вообще плевать.

Но здесь оказалось не то. Она растерялась от непривычного чувства. Точнее, чувство было смутно знакомое, но уж больно "не по адресу".

Сердце залило тёплым, как молоко, умилением. Тихим, трепетным, с каким-то даже церковным оттенком. Светленькая чёлочка, умные блестящие глазки, ещё по-детски пухленькие, но уже стройные ручки и ножки, а этот вышитый подол рубашечки, а носочки беленькие... Весь светлость, чудо. Белокурый котёночек. Птенчик нежный.

Ей захотелось прижать это дитятко к груди, целовать без конца, оберегать от любой невзгоды, растить в любви и заботе, и любому успеху радоваться, наблюдая, как он взрослеет... Как трудно было бы отпустить потом – потому что захотелось не отпускать никогда. Её он. Мальчик Юрочка.

– Правда, хорошенький?

– Угу.

Алеся бухнулась на подушку. Поворочалась немного, отвернувшись к стене.

– Ты чего?

– Спать хочу адски. Хоть и здорово это всё. Давай свет туши.

А в темноте она лежала, затаившись, и ждала, пока Лора провалится в сон – чтоб наконец-то всхлипнуть, не таясь.

Наутро постель была пуста, лишь осталась вмятина на подушке. Одежда со стула исчезла, ботинки тоже. А значит, всё было благополучно. Алеся проверила страничку: "была в сети вчера в 23:13". Хорошо. К ранним птахам Лора никогда не относилась, беспокоиться пока не стоило.

Интересовала лишь погрешность. Лора вышла на связь ближе к вечеру и отчиталась: проснулась затемно на том же диванчике – с шерстинами в носу: кот, похожий на косматую киевскую котлету, видите ли, вздумал умоститься прямо перед лицом. Лора ожидаемо чихнула, мама заглянула в комнату, принялась пенять, что она "спит на закат", а значит, снова будет полуночничать. Вяло и привычно перебраниваясь, обе потянулись на кухню и там пили чай с малиновым вареньем.

Можно было выдохнуть с облегчением: всё нормально. Так Алеся и поступила. Тем более, никаких катаклизмов далее не происходило. Но некоторые болезненные узлы начали развязываться.

Из Хельсинки позвонила Кира. Она явила свой просветлевший лик и приподнятым тоном объявила, что никуда не возвращается. На деликатные экивоки ответила откровенно: это всё благодаря Тармо. Он раскрыл ей глаза, придал веры в себя, просто зарядил энергий, подумаешь, какие-то разочарования, нет, какая она была глупая, потом бы жалела, а сейчас... и вообще, он такой, такой!..

"Наш Костя, кажется, влюбился", – кричали грузчики в порту.

Алеся благостно усмехнулась, поздравила, поболтала ещё минут десять, нажала "отбой". Посидела неподвижно минуты две. Какое счастье. Ещё год эта квартирка будет её резиденцией. Всё-таки прекрасное место для в меру богемной особы.

Потом она как-то раз чуть не рассыпала гречку по всему полу, потому что испугалась телефона.

Она жила уединённо. Привыкла, что это только она изволит кому-то звонить, если вздумается. А вот ей – почти никто, есть только пару знакомых негромких мелодий. От всех прочих звонков она дёргалась и вздрагивала: кто посмел нарушить её покой?! Ох, не к добру, наверняка ведь не к добру...

Но в тот раз Алеся устыдилась и стояла с трубкой, не замечая, как впивается крупинка, заскочившая в тапок.

Звонили из партии. Жутко извинялись за задержку с рассмотрением резюме и спрашивали, когда она может приступить к работе. Да-да, научным секретарём в том самом Стратегическом центре.

"Лафа", – заранее блаженствовала Алеся, прикрыв глаза от солнца, лижущего волосы сквозь окно троллейбуса: она ехала оформлять документы и спешно фотографироваться. Всё, как обычно, скомкано, ну уж ничего, главное, собраться и поднажать.

За жизненным ускорением и насущными заботами совершенно забыла о друзьях. Точно так же она вечно упускала дни рождения, и вот – ой, уже три дня прошло... неловко как получилось-то. Мда. Остаётся только молчать дальше.

– Леся! – укоризненно гудела Влада. – Хоть бы похвасталась, а ведь казалось, что от скромности ты не умрёшь! Почему я всё узнаю от Юры?

Она ощутила, как проступила тончайшая испарина между лопатками. Да, ведь день-то жаркий...