Текст книги "По ту сторону грусти (СИ)"

Автор книги: Янина Пинчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

И ей хотелось сделать одно: лечь и лежать неподвижно, глядя в потолок. А быть может, в стенку.

Была суббота. Безликий факт. Все дни слились в один выматывающий ад.

Но этим утром Алеся ощутила странное просветление. До душевного подъёма было далеко – но всё происходящее требовало сосредоточенности и казалось очень значительным.

Она как-то враз собралась и огляделась – светлым, холодным взглядом.

На удивление чисто оказалось в квартире – и Алеся минут семь расхаживала, дивясь на неё, как на чужое жилище. Кое-где смахнула пыль, что-то убрала, что-то расставила.

Костюм оказалось не нужно ни гладить, ни чистить. Алеся надела его и залюбовалась: сидит как влитой. В нём она как в футляре.

К нему лучше всего подходила пепельно-белокурая причёска крупными волнами (насколько их можно изобразить на недлинных волосах). Лицо должно быть безупречным – как фарфор. А губы, конечно, тёмным, винным. Тоже хорошо получилось. Алеся снова улыбнулась отражению в зеркале.

Да, конечно, вино. Она решила, что лучше всего крымское. Бокал – один-единственный, хрустальный, с насечками – оставила томиться в красном углу.

Сама вышла в уличный холод и поковыляла под мост, чтоб добраться до цветочного магазина. Там распотрошила кошелёк, как тело на вскрытии. Вывернула донага.

Некрупные белые розы. Кровяно-красные гвоздики. Пышная зелень. Мелочь декоративная. Она еле дотащила эту охапку до дома.

В гостиной она задёрнула шторы и зажгла свечи – много, как и любила. Цветы тщательно разложила по полу.

Сначала хотела поставить Вагнера, но подумала, что он здесь будет как слон в посудной лавке – вот Моцарт то ли дело.

Застыв посреди комнаты, как статуя, слушала. Потом вздохнула и взяла бокал. Полились уже ноты второй части, Kyrie eleison – "Господи, помилуй". Алеся чокнулась со своим отражением и подняла руку с бокалом ввысь, словно перед нею собралось многочисленное общество. Затем медленно и торжественно осушила его – и так же аккуратно поставила в красный угол, возле лампады.

Алеся распростёрлась на полу, как крестоносец, и закрыла глаза. И досадливо подхватилась: орден-то она забыла!

Только когда бордовый крестик занял место на лацкане, она со вздохом удовлетворения вытянулась и сложила руки на груди. Наконец пришло ощущение, что всё правильно и всё хорошо. И цветы, кстати, пахли чудесно.

Алеся не то, чтобы заснула – но слишком уж крепко задумалась. Она опомнилась, обнаружив, что несуразно замерла прямо посреди дорожки. Под ноги ей спланировала ворона. Она склонила голову, глядя на Алесю, и коротко каркнула – и снова взлетела к сородичам: они оглашали воздух резкими криками.

Нет, некогда пялиться в небо. Алеся занервничала и посмотрела на часы. Вроде бы четыре, нет, полпятого – цифры были никак не обозначены. Бесполезнейшая "дизайнерская" вещица, повелась ведь, купила. И как определить время? А его просто не было.

Алеся торопливо зашагала по плотно убитому снегу. Она шла с обнажённой головой, но мороза не ощущала. На волосах оседали мелкие редкие снежинки. Но ей было всё равно. Она уже подходила к желтовато-бежевым корпусам Центральной кремлёвской больницы.

С каждым шагом всё тревожнее и тоскливее становилось на душе.

Конечно, Алеся шла к нему.

И непонятно было, что сильнее её терзает: неизбывная жалость к Юрию Владимировичу или непонятный стыд, словно она опаздывает на собеседование или важную встречу.

Поэтому, куда кинула шинель, она не помнила. Главное, что мундир хорошо сидел. В последний момент сделала выбор в его пользу.

Очень странно, чёрный как ночь, зловещий – а Андропов терпеть не мог, когда она старалась надеть что-то светлое, жизнерадостное: ему казалось это пошлым трюком, лицемерием, и он просил её надевать этот китель, напоминающий о Йоганне Вайсе и Штирлице.

Её шаги гулко отдавались в коридоре. Скорее, скорее. Удивительно, что никто не видел и не слышал. Проходили мимо, словно она прозрачная.

К заветной палате Алеся подходила со сбившимся дыханием. Она внезапно замедлилась: каждый шаг давался тяжело. Её словно сковал страх перед той болью, что придётся пережить.

Но она, закусив губу, ступила через порог и, собравшись с духом, взглянула на него.

Андропов лежал без сознания, истаявший, и жизнь в нём едва теплилась. Он не мог говорить, даже стонать – но Алесино сердце зашлось от муки: ей явственно послышался тихий плач. Но слышался он вовсе не ушами. И вспомнился почему-то случай во время учёбы: в аудиторию влетела птичка, а окна потом закрыли, и она рвалась на волю, влетая в стекло, пока не выбилась из сил. Она съёжилась на подоконнике беззащитным комочком и чуть слышно, жалобно чивикала. Это Алеся её тогда подобрала и выпустила в форточку.

А сейчас она поступила, подчиняясь внезапному порыву. Она сделала то, что давно так хотелось: она наклонилась и взяла Юрия Владимировича на руки. И удивилась, какой он лёгкий, почти невесомый. И как безболезненно отделился он от сплетения всех этих кошмарных трубок, словно их и не было. И, прижимая его к груди, Алеся зашептала, не замечая катящихся слёз:

– Юрочка, маленький... тихо, не бойся, птенчик мой... сейчас будет не больно... сейчас будет хорошо...

И она вышла из палаты и понесла его по коридору – туда, где из окна, немного слепя, падал белый февральский свет. А тело его так и осталось лежать на кровати. Алеся не оборачивалась и не видела начала бесполезной уже врачебной суеты.

Глава двадцать пятая

На другом берегу

Первым было ощущение вакуума – и полной тьмы. Затем – всеохватного ужаса.

Это и есть... небытие?

Но на фоне этого впечатления стали проявляться другие. Теплота. Мягкость. Неудобство тела.

Тело! Оно у неё было, оно чувствовало, желало освободиться... стоп. Новая волна страха: что его так придавило, это среда или сущность? – о нет, всё-таки тёмная материя!

Все эти переживания пронеслись в полсекунды – а следующим было восклицание из черноты:

– Ой, мама...

Голос был знакомый.

Рассосалась, разбежалась в груди мёрзлая жуть. Но Алеся помедлила ещё секунду. И осторожно спросила:

– Юра, ты тут?

До неё донеслось так же настороженно:

– А ты?

– Я-то да, – тихо отозвалась она.

– А мы... где?

В нос ворвался запах сена. Казалось, впервые Алеся осмелилась повести глазами – и резанул тонким лезвием свет в щели крыши.

– Ну откуда ж я знаю?

Соткались знакомые картины, никакого космоса, беспределья. Хотя поначалу и было страшно. Однажды она уже испытывала такое – когда, спасаясь, падала из окна высотного здания в попытке прорваться в другой мир. Что характерно, тогда она приземлилась на листья. А сейчас? Из полумрака прорисовывались контуры и рефлексы. Больше всего напоминало сеновал.

Послышалось шевеление и шорох. Тень сбоку приняла знакомые черты. Они выкарабкались из травного мякиша, на ощупь отыскали двери и выбрались на свет божий. И растерянно промолвили:

– Юра...

– Леся...

И бросились обниматься, как выжившие после кораблекрушения. Даже не как любимые. Затем они принялись отчищать друг другу костюмы, но не от водорослей, а от соломинок и трухи – и занимались этим сосредоточенно, словно не было иных забот. Но окончательно справиться с волнением не удалось. Андропов огляделся с оторопелым, тревожным выражением. Наверное, самыми необычными были телесные ощущения. Но местность ему тоже отчаянно хотелось распознать. Взору представал сельский двор, скромный опрятный домик под красной черепицей. За ним – поле, а дальше холмы в голубоватой дымке. Вроде узнаваемо, а вроде слишком общо.

–Что это вообще? – повторил он.

Неизвестно, чего он ожидал. Но явно не этого.

Но Алеся вдруг ощутила вдохновенный порыв, не давая ходу даже своему волнению и чувствительности, схватила его за руку и велела:

– Идём.

И исполнилась необычной важности, хотя сама боялась, терялась и не знала, что делать.

У входа в дом в горшке с геранью лежал оставленный кому-то ключ. Но Алеся прислушалась, помедлила, покачала головой.

– Нам явно не сюда. Даже не спрашивай, сама не знаю, что это за место, – поспешно прибавила она. – Но я постараюсь... как бы это тебе сказать... Просто доверься мне, – попросила Алеся.

– А мне больше и некому довериться, – тихо ответил Юрий Владимирович.

Алеся ласково сжала его руку и мягко потянула его за собой. Она чётко осознавала: теперь она главная.

С каждой минутой она яснее ощущала требовательное, пульсирующее волнение, которое сродни и вдохновению поэта, и возбуждению охотничьей собаки. Наверное, это было лучшим, что она могла сейчас почувствовать.

А у Андропова вид был потерянный.

И Алеся понимала его. Они оба словно начали читать некую книгу с середины. Затем с удивлением обнаружили, что они и есть главные герои. И тут же запротестовали: ведь изначально они принадлежали совсем другому повествованию. Для Юрия Владимировича оно вообще должно было кончиться, к чему тут ещё какой-то роман? А для Алеси оно и вовсе оборвалось на полуслове.

Выйдя со двора, они зашагали по просёлочной дороге. Им казалось, что надо добраться до какой-то "цивилизации" – хотя что они будут делать в городе и сколько придётся идти, они не имели ни малейшего понятия. Окрестности казались пустынными. Из-за тускло-серых плоских облаков сочился утренний розоватый свет. Раза два блеснула ближе к горизонту белёсая металлическая полоса – извилистая речка. Не слышалось ни звука: ни кузнечиков, ни птиц – как перед грозой. Теперь возникло ощущение не книги, но старательно исполненной суховатой картины: ландшафт был тщательно выписан, но лишён и звуков, и жизни, ведь краска сама по себе передать их неспособна.

Но вот на дороге показалась фигура – и Алеся, и Андропов дружно прищурились. Навстречу им ковыляла немолодая женщина с пустым бидоном в руках.

– День добрый, уважаемая! А как бы нам до города добраться? – осведомился Юрий Владимирович, опередив Алесю.

Селянка смерила недоверчивым взором странную парочку и пробубнила:

– Да по этой по дороге и придёте, не сворачивая, недалече тут... Да только начто вам?

– Ну как это "начто"! – возмутилась Алеся.

Женщина откинула со лба пегую прядь и пожала плечами.

– Да нехорошо там... земля-то тут ничейная... вы б не ходили...

Юрий Владимирович посмотрел на Алесю, она отвернулась к селянке и твёрдо заявила:

– Нет, нам обязательно надо добраться. А за совет спасибо.

– Да пожалуйста... – пробормотала женщина и снова посмотрела на них, как на авантюристов или сумасшедших.

И они продолжили путь. И тут Алеся подхватилась, как ошпаренная, и кинулась галопом за уходящей незнакомкой, и крикнула:

– Эй, послушайте! А до реки далеко?

Фигура с бидоном замерла, так же медленно и недоверчиво развернулась, и раздался негромкий ответ:

– За рощей к берегу выйдете...

За этим мигом послышался бесхитростный бубнёж:

– Речка им ещё надо...

Но Алеся понеслась скачками обратно, как пантера, и ликующе выкрикнула:

– Юра, всё правильно! Я знаю, куда идти! Ну, то есть чувствую, – прибавила она, запыхавшись.

– Тебе виднее, – коротко, но с надеждой ответил Андропов.

Долго ли коротко ли, но они и правда обогнули рощу и увидели – нет, не "речку", а могучий, величавый поток. Противоположный берег порос елями и был ещё окутан зыбкой вуалью тающего тумана.

– Километра четыре с половиной тут будет, – проговорил Юрий Владимирович, прикинув ширину.

– О да, – упавшим голосом отозвалась Алеся, – а ведь нам на тот берег. Придётся искать лодку, – решительно заявила она.

– Или мост, – подхватил Андропов.

Он не спросил, зачем. Потому что здесь не было слова "зачем", было только слово "надо". Пребывая в необычном спокойствии, словно поверив, что это сон, Андропов действительно решил во всём доверять своей спутнице. Он чувствовал, что так будет лучше. Часы у него оказались неисправны, и пришлось покориться безвременью. Невозможность определить место тоже угнетала меньше, чем могло бы ожидаться. И ему странным образом не казалось, что они блуждают или идут слишком долго. Вот только душа всё равно просила определённости, хотя бы по принципу подобия.

– По-моему, это Дунай, – сказал Юрий Владимирович.

– Думаешь? – переспросила Алеся.

Он неопределенно покачал головой: ну пусть будет, в конце-то концов, какая разница?

Скоро показались дома предместья. Изгибистые улицы, дикий плющ на обшарпанных заборах. Стены везде белые, но слегка будто подкопченные, кое-где облупленные. Это слегка напоминало районы Вильнюса со стороны железной дороги, но красная черепица и пустые трамвайные пути напомнили Алесе совсем о другом городе, и она с радостью узнавания воскликнула:

– Да это же пражский Вышеград! Значит, никакой не Дунай, а Влтава.

– Нетушки, – возразил Андропов, – не может она быть такой широкой.

Они впервые заспорили о географии, пускай даже чисто умозрительной. Река, между тем, скрылась за домами, а они вдвоём шли по улицам и озирались.

Прохожих им не попадалось вовсе, ставни в большинстве домов были закрыты. Если поле и просёлочная дорога выглядели пустынным, то предместье казалось – покинутым. Там и сям на дороге стали попадаться груды щебня, штукатурки, в некоторых зданиях зияли бреши, как от снарядов, на стенах – это определялось безошибочно – виднелись следы пуль, а трамвайные пути в одном месте были разворочены.

"Не нравится мне это", – подумали они оба одновременно, но никто из них не решился сказать это откровенно вслух.

– Ну и дела, – негромко произнёс Андропов. – Никак, военные действия. Но я так понимаю, нам всё равно надо на ту сторону?

– Да, – сквозь зубы процедила Алеся.

– Будем пробиваться, точнее, пробираться, – сдержанно подытожил Юрий Владимирович. – А тот ли этого город? – осторожно переспросил он.

– Тот, – слегка неуверенно отозвалась Алеся, – просто он... очень уж большой, как мегаполис, это окраина, что-то вроде сателлита...

Раздались шаги, несмелые и приглушённые – и оба они обернулись резко, тревожно, но вышло это почти воинственно, потому что под их взглядами человек растерянно замер и сжался. Но через миг расслабился. На нём была старая коричневая куртка и кепка, как у рабочего. Было ему лет пятьдесят.

– Ну вот, хоть одна живая душа! – сказала Алеся с облегчением, глядя слегка виновато.

– Живая-то живая, – отозвался незнакомец. – А вы нездешние? – спросил он, хотя в вопросе этом было больше от констатации факта.

– Как видите, – подтвердил Андропов. – А что вообще тут у вас происходит? Здесь ведь небезопасно?

– Повстанцы, – с досадой отвечал незнакомец. – И всё мутят и мутят воду, жизни не дают...

Андропов помрачнел и нахмурился.

– А с чего, собственно, сыр-бор? Какая у них программа, требования, лозунги? – строго спросил он, моментально заинтересовавшись.

Их неожиданный собеседник поманил их в узкий проход между домами.

– Да какая там программа, её толком и нет, зато лозунгов выше крыши, – ещё горше заговорил он. – Их даже смысла нет перечислять. И ведь посмотришь – один купился, пятый, десятый... А на деле пшик. А за что они борются... Да известно, за власть, за что ж ещё. Это с самого начала было ясно. Вожак их когда-то сам в правительстве сидел, хорошую репутацию имел. А потом, видите ли, на власть позарился. И нет бы заслугами повыше пробиться, так он мятеж решил устроить, зато теперь звезда всенародная, главный революционер. И популист, каких свет не видывал.

– Понятно, всё как всегда, – прокомментировал Андропов.

– Ещё бы, – продолжал незнакомец. – А дела жуткие творит, я вам скажу... Но а что? Ставку в основном делает на подлецов и всякую сволочь, но даже умному человеку голову задурить может. Потому у него в войске народу и не переводится. И потому тут опасно. Вот и сейчас где-то поблизости шастают. А вам куда нужно?

– На тот берег, – ответила Алеся. – Где тут ближайший мост?

– Позавчера последний в этом районе разбомбили, – сокрушённо вздохнул неизвестный. – До следующего вам ещё километров с десять идти надо, и то я не уверен, цел он ещё или нет, сами понимаете, война.

Словно в подтверждение его слов до них донеслось глухое эхо артиллерийских залпов. Стреляли далеко, но это не особо обнадёживало.

– А лодку найти можно? – спросила Алеся.

– Это уж как повезёт, – покачал головой незнакомец. – А к реке путь всего короче вон через тот квартал.

И он вкратце объяснил им дорогу – где свернуть, где обойти. Они поблагодарили и пошли восвояси.

– Чем дальше в лес, тем больше дров, – проворчал Андропов. – Знакомая ситуация, чертовски...

– Зато с тобой не страшно, у тебя уже опыт есть, – попыталась пошутить Алеся. – И ведь правда, ты вспомни: главное было до посольства добраться, а нам теперь – до речки.

А с лодкой как повезёт. И лишь бы с берега не обстреляли. Они опять синхронно подумали об одном и том же, но предпочли не озвучивать.

Они петляли в лабиринте подворотен, глухих стен, водосточных труб, кирпичных обломков, мусора, железных калиток и чахлых деревьев. С каждым шагом нарастало напряжение, нервы были на пределе.

– Тихо! – шепнула вдруг Алеся и пихнула Андропова в какую-то нишу, он даже запротестовать не успел, а следом втиснулась сама.

Раздались голоса и хруст тяжёлых ботинок по щебню и асфальту.

Алеся на самую малость отклонилась, выглянув из ниши, и скосила глаза в просвет между домами. Она мельком увидела тёмные фигуры в болотном камуфляже, с автоматами и гранатомётами за спинами – и тут же снова вжалась в нишу, чувствуя, как впивается в спину дверной молоток.

Её начало поколачивать, от страха и какой-то электрической, пружинистой злости, казалось, приблизятся ещё – и она выскочит из укрытия и... Что будет дальше, она не знала, но догадывалась: она отдастся во власть той мощной и страшной стихии, что спасла её когда-то от предводителя ассасинов.

Но нет, нельзя, нельзя, твердила себе Алеся – это было бы слишком опасно, безумно, она ведь сопровождает Юрия Владимировича. Нет, нельзя. Не время для геройства. И она, с трудом разлепляя губы, начала неслышно начитывать формулу незаметности. А вот это было совсем не лишним. Она ведь ощущала, что каждый из этих тёмных вояк чувствителен как зверь, как пиранья, идущая на кровь. Нужно исчезнуть с радаров. И она тщательно наводила вокруг выгнутый силовой щит, а потом закрепила молитвой. Неизвестно, сколько они ещё провели в укрытии неподвижно, как ниндзя, только у Алеси затекли ноги и спина. Пальцы чуть подрагивали. У Андропова, наверное, тоже, потому что он был бледен как полотно, и тихо, напряжённо произнёс:

– Алеся, мне показалось или это вообще не люди?

Она передёрнулась: его способности тоже проснулись и обострились, и он увидел то, вселило такую жуть в неё саму. У этих солдат под масками, казалось, были не лица, а просто сгустки тьмы. Да и в руках, ногах, грудных клетках. Привычные очертания, тела, органы, кожа – для отвода глаз. "Старослужащие", – почему-то подумалось Алесе. Стряхнув скользкое, холодное ощущение, она повела плечами и схватила Андропова за руку:

– Пошли!

Они перебежали улицу, пригнувшись, и нырнули в новый переулок. Просвет между домами (распогодилось, солнце вышло из-за туч) манил к себе. И они выскочили прямо к парапету, нависающему над узенькой набережной.

– Да! – ликующе прошипела Алеся.

Они сбежали вниз по ступеням и увидели несколько пришвартованных в тени лодок. Алеся шагнула, было, к синей, как роспись на саксонском сервизе – но Юрий Владимирович окинул судёнышки намётанным взором и покачал головой:

– Нет, она киваться будет с борта на борт. Вон ту возьмём.

Алеся оглянулась и увидела её – чёрную, вытянутую, с узенькой белой полоской по борту – и затрепетала.

Кто бы ни патрулировал улицы разорённого предместья, кто бы их ни преследовал, но момент показался не допускающим спешки. В конце концов, можно ведь уделить лишних четыре секунды – красоте?

И она сделала мягкий предупреждающий жест рукой: "Не спеши, постой". Андропов послушно замер. Алеся прошагала к ялику и осторожно, со всем возможным изяществом спустилась в него, и с гордым разворотом плеч посмотрела на своего спутника. Солнце зашло за тучи, и теперь цвет её мундира сливался с цветом лодки – они казались одним целым. Юрий Владимирович залюбовался ей, и почему-то лёгкая дрожь прошла у него по спине. А Алеся протянула ему руку и тихо сказала:

– Прошу.

Он молча спустился в лодку, та мягко качнулась раз, другой, Алеся устроилась на корме, Андропов уселся ближе к носу и, чуть поколебавшись, хотел что-то сказать, но Стамбровская предупредила:

– Вёсла не трожь.

Она откинула чехол, запихала его под лавку – перед ней лежали два ладных чёрных весла. Робея и краснея, вставила одно в уключину, надеясь, что не слишком неловко это делает. Затем потянулась, отвязала лодку и как можно аккуратнее смотала конец. Конечно, Юрий Владимирович мог бы справиться с этим более сноровисто, вспомнив молодость на реке. Но он улавливал Алесино настроение, и всё же спросил деликатно:

– Может, помочь? Ну, ты скажи, если что.

– Спасибо, я сама, – выдохнула Алеся, с силой отталкиваясь веслом. Течение потихоньку подхватывало их ялик, она вставила весло во вторую уключину и сделала пару гребков, чтобы приловчиться.

Не сказать, чтоб это был первый раз, но гребная практика у Алеси была весьма скудной. Однако сейчас она ощутила, что каким-то образом сразу нашла свой ритм, попала в такт. Ей нравилось, как от её старательных, длинных взмахов лодка плавно и быстро скользит по лёгким волнам. Алеся чувствовала себя очень сильной и проворной и не могла скрыть улыбки. Глядя на неё, Андропов радовался.

– Гляди-ка, есть у тебя кой-какая школа, – улыбнулся он.

– Да какая там школа, первый раз, – гордо засмеялась Алеся и озорно прибавила: – Может, я просто создана для этого? А талант дремал до поры до времени.

– А кто его знает, – добродушно хмыкнул Юрий Владимирович, – только ты всё равно не части, спокойно, спокойно. Никого ведь кругом.

– Ты прав, – отозвалась она и чуть перестроилась.

Ялик заскользил глаже, да и дыхание выровнялось.

Людей и правда было не видать: на том берегу, от которого они отчалили, предместье сменилось запущенным парком. Но вскоре Юрий Владимирович негромко воскликнул:

– Гляди, Леся, там кто-то за кустами!

Она вздрогнула. Но это были не повстанцы. Алеся различила тонкий силуэт бледной русой девушки, из-за её спины выглядывали дети – двое или трое. Девушка замахала робко, а затем отчаянно.

– Причалим? – нерешительно спросила Алеся.

Андропов засомневался и задумался.

– Нет, – наконец сказал он, – все не поместятся, да и опасно.

Алеся продолжала молча выгребать на середину реки.

– А всё-таки жалко, – сказала она наконец. – Нет, я б не причалила. Сам знаешь. А только нехорошо, что людям вот так с приключениями добираться приходится. Может, перевезёт кто, может, до моста переться доведётся.

– Да уж.

На другом берегу стали чаще попадаться строения. Засветилось своими стенами другое предместье, более опрятное, чем то, из которого они вышли. Но до домов оставалось ещё много. Ширина реки была для Алеси непривычной. Но она не беспокоилась и продолжала своё дело, сосредоточенно и молча. В плечах уже накопилась лёгкая усталость, впрочем, приятная. Да и китель оказался такой хороший, строгий, красивый, а движений почти совсем не стеснял.

Из-за облачной дымки выглянуло солнце, заиграло на далёком церковном шпиле, зазолотило водную гладь, тихонько пригрело лоб и плечи. Ветерок был совсем слабым, он приятно овевал лицо и дышал влажной свежестью. Воду высветило, видны стали шныряющие там и сям рыбёшки. Кружились над головою чайки, то и дело они испускали протяжные крики или торпедами входили в воду, атакуя рыб.

– Хорошо, спокойно так, – светло вздохнул Юрий Владимирович. – И всё-таки это Дунай. Голубой Дунай.

И Алеся не стала спорить, она сама взглянула на волны и подивилась: в больших городах цвет реки обычно коричневый или болотно-зелёный, а здесь вода была тёмно-бирюзовая и прозрачная.

Между тем, они уже приближались к заветному берегу. Дома стали выше, больше и наряднее, попадались белокаменные особняки, увитые плющом и виноградом. Город полого приподнимался от реки, и бросалось в глаза множество кипарисов, они приветствовали прибывших, как часовые почётного караула.

Алеся взяла курс на маленький причал с каменными ступенями. Там она и пришвартовала ялик (удивительно, но теперь её движения стали гораздо более уверенными).

Когда они вышли из лодки и поднялись по лестнице наверх, Алеся радостно выдохнула, расправляя плечи:

– Ну вот, слава Богу! Добрались.

Андропов посмотрел на неё необычным, растроганным взглядом и произнёс:

– Спасибо тебе, Алеся. Даже не знаю, как благодарить.

Она тоже ощутила волнение и, смущённо улыбнувшись, отвечала:

– Ты это мне ещё в Вильнюсе говорил. И всё-таки... не сейчас, нет. Я ещё чуть-чуть подумаю. Ведь это пока не всё.

И она указала на идущую в гору улицу, глухо перегороженную шлагбаумом. Подумалось почему-то об оккупированном Париже.

– Это ведь вроде пропускной пункт, – задумчиво проронила Алеся.

– Ну пошли, – пожал плечами Юрий Владимирович.

Они приблизились к шлагбауму, и навстречу им вышли двое военных. Это были юноша и девушка, их мундиры странно напоминали форму Люфтваффе – тот же небесный цвет и элегантный крой.

– Добро пожаловать, – приветствовала их девушка. – Нет, что вы, документов не нужно! – сказала она, когда Андропов машинально зашарил по карманам.

И тут же пришло понимание, что и имена им обоим называть не обязательно.

– Вы правы, – отозвалась девушка на Алесины мысли. – Не беспокойтесь, вся нужная информация внесена в базу данных. А мы – ваши встречающие. Кстати, меня зовут Габи.

– Давид, – с улыбкой представился юноша.

У них обоих была интересная внешность: у Габи был по-мальчишески упрямый подбородок и густые брови вразлёт, а у Давида тонкий стан, мягкие кудри и гладкая кожа – и смотрелось это удивительно симпатично.

– Прежде чем приступим к необходимым формальностям, – заговорила девушка (в этой паре она явно была старше по званию, хотя знаки различия выглядели незнакомо), – позвольте объявить вам, Алеся Владимировна, официальную благодарность за отличное выполнение задания.

Алеся чуть опешила, но вытянулась по стойке смирно, гордо приподняв голову.

– Вы добровольно приняли на себя чрезвычайно сложную, исключительную миссию, – продолжала она серьёзным тоном, – с такими заданиями порой не справляются и более опытные офицеры. Да, порой вы были подвержены страстям, но ведь для человека, – на этом слове Давид с лёгким недоумением приподнял брови, – это вполне естественно. Можно лишь вновь подивиться вашей чуткости, вере, милосердию, любви, доброй воле... – Она называла совсем не офицерские, какие-то вовсе не военные достоинства. – И благодаря этому вы доставили своего подопечного благополучно, хотя не раз подвергались величайшей опасности. Всё было сделано именно так, как должно

Почему-то показалось, что после этого она прибавит: "Аминь" – но этого не произошло.

– Рада стараться, – отрывисто отчеканила Алеся. Сердце у неё отчаянно билось. Андропов тоже волновался и украдкой на неё поглядывал.

– Теперь, – после паузы заговорил Давид, – вам нужно в отдел регистрации. Это в паре кварталов отсюда. Пойдёмте, – и он сделал плавный пригласительный жест. Шлагбаум поднялся, и все четверо начали подниматься по улице.

Улица была красива и казалась смутно знакомой.

– А как называется этот город? – спросила Алеся. – Мне он ужасно напоминает Прагу.

– А мне Будапешт, – не преминул добавить Андропов.

– Он каждому напоминает что-то своё, – ответила Габи. – Тем более, он огромен. Мы называем его просто Вечный город.

– А войны здесь не чувствуется? – осведомился Юрий Владимирович. – Я так понимаю, это территория правительственных сил?

– Да, – кивнула девушка. – Все боевые действия ведутся на той стороне.

– А там вам хоть какие-то участки подконтрольны? А как же мирное население или те, кто держит сюда путь? Насколько я могу судить, положение там не ахти! Мы, например, видели женщину с детьми, а там ни одного моста поблизости, и повстанцы шныряют, и лодок нет, а наша была маленькая...

Алеся только шла рядом и неслышно хмыкала: переживает за ситуацию в Запределье, просто прелесть. А догадка о месте пребывания уже перерастала в убеждение. Подтверждений тому было множество, мелкие детали лишь укрепляли во мнении. Так, Алеся не удивилась, что к чёрному кителю у неё были не туфли с юбкой, а ладные сапожки и галифе, что она была полна сил, что Юрий Владимирович тоже выглядел как в начале или в середине их знакомства, ничуть не напоминая о последних встречах. Она даже старалась не смотреть на него слишком долго, потому что от радости начинало предательски щипать в носу: он был красив, и элегантен, и полон сил, и очень узнаваем – чудо как хорош. В этом-то и крылось всё, в чувстве идеальности. Они шагали по улице идеального города, воплощённые идеи двух человек по имени Юрий Андропов и Алеся Стамбровская, и от этого происходящее казалось не то, чтобы нереальным – вполне явным и осязаемым, но просто непривычным, совершенно другим. Одним словом, запредельным. И это было вовсе не страшно – робости прибавляло только лишнее сосредоточение, но они словно оба решили: не анализировать. Переживать. Вот почему он так увлёкся беседой с девушкой-офицером, и сейчас она подводила итог:

– Да, число их велико, но главное не количество, а качество. А командование у нас лучше. Притом, повстанцы обречены. В стратегическом прогнозе ясно сказано: в генеральном сражении победу одержим мы.

Эти слова прозвучали бы напыщенно и беспомощно у любого другого, но из её уст это звучало спокойно и убедительно. От формулировки "генеральное сражение" повеяло стариной, духом наполеоновских войн.

– Наш главнокомандующий ничуть не хуже Наполеона, – засмеялась Габи. – О, смотрите, вот и его портрет. Кстати, вы ведь оба военные! Значит, вы его официальные протеже.

Алеся подняла голову и увидела на стене плакат, вернее, довольно низко подвешенное живописное полотнище. Прохожие тоже то и дело на него засматривались. Одна девушка, улыбаясь, положила к портрету букетик сиреневых фиалок. На нём был изображён человек в маршальском мундире – молодой, лет тридцати пяти, со светлым, благородным лицом и живым взглядом. Он был красив. И ему хотелось верить.

– Наверное, такой не откажет в защите, – задумчиво произнесла Алеся.

– Конечно, нет, – серьёзно отозвалась Габи. – А ещё он выступает в качестве защитника на финальном процессе.

В груди разлился холодок: её речь так и пестрела возвышенными и сокровенными оборотами. Они были лишь замаскированы под человеческий формализм. Да, подготовились тут хорошо – знали, знали, с кем будут иметь дело... Всё больше осознавалась серьёзность происходящего. Интересно, а Андропов тоже догадывается, что к чему? Алеся смутно встревожилась, как мама, которая беспокоится, что ребёнок может испугаться. И вслед за этой мыслью сердце сжалось: "А как же я его оставлю?!..". Алеся сбилась с шага и судорожно сглотнула.