Текст книги "По ту сторону грусти (СИ)"

Автор книги: Янина Пинчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

– Да вы чистой воды экстремист, – недобро усмехнулся Андропов, – я могу лишь по достоинству оценить вашу смелость. Хотя, кроме смелости, оценивать, собственно, нечего, – саркастично усмехнулся он.

Ах, мерзавец.

Алеся тяжелее всего сносила оскорбления, наносимые её уму – её не столь волновала "порядочность".

– Я думаю, наш спор лишён оснований, – покачала головой Стамбровская, пытаясь скрыть за леностью движений адреналиновую дрожь. – Мы никогда не то, что не согласимся друг с другом, но даже, наверное, – не поймём...

– Правда? – обронил председатель.

Почему её затянуло в этот странный сон? Ведь сейчас она болезненно чётко ощущала токи энергий и созданную атмосферу – и чувствовала неодолимое отторжение. Практически равное неодолимому притяжению.

– Потому что пустое – толковать о ценностях нации, и даже этноса, человеку без роду без племени, – ядовито усмехнулась Алеся.

Это был удар ниже пояса.

Юрий Владимирович застыл и побледнел как полотно, лицо у него было, как у человека, сражённого пулей. Чуть придя в себя, он, наоборот, молча, в нависшей тишине, покраснел от переполнившей его ярости, а пальцы сцепил так, будто смыкал их на Алесиной шее.

А она торжествовала и горела, опьянённая весёлой злостью. Она бы точно этого не сделала, но из глубин души явственно подымалось желание кинуться на него. И... не то укусить, не то поцеловать. Неистово и исступлённо.

– Вон, – с тихим бешенством произнёс Андропов, – я больше не желаю вас здесь видеть.

И в мгновение ока... Нет, ничего не завертелось и не увлекло её в вихре. Она всего-навсего немедленно проснулась.

Гл ава вторая

В тихом омуте

Следующие несколько дней прошли странно. Витать в облаках было некогда: нужно доделать отчёт на службе, перевод статьи дома, забежать в налоговую, сделать уборку, затариться на рынке, «подлечить» компьютер. Ах да, и провернуть парочку халтур. Не сказать, чтобы она обожала колдовать за деньги. Но что поделать, если магические услуги пользуются спросом, а лишних сто пятьдесят талеров в месяц... никакие они не лишние, и точка.

В общем, скучать не приходилось. Но всё это время Алесю преследовало чувство незавершённости. Казалось, всё происходящее, все эти важные и нужные дела – просто фон, интермедия для чего-то более нужного и более важного. И при этом не выразимого словами. Такое бывало в период назревания идей: мучительный смутный зуд и порыв без направления. Но сейчас не было речи о творчестве, и когда Алеся осознала, что ей нужно, то очень смутилась.

Ей необходимо было – рассказать. О том самом сне.

"Да, разведчик вы так себе", – кисло усмехнулась она. Нет, видимо, ей опять придётся делать жизненный выбор. Возможно что-то одно. Нельзя бесконечно разрываться между желанием посвящённости и желанием самовыражения.

Её толкнули в плечо. Алеся заметила, что стоит перед залитым светом холодильником, и тупо пялится в его недра, и никак не может определиться с йогуртом. Вечная великая проблема с сознательного возраста. Она схватила первый попавшийся и, лавируя, двинулась к кассам.

Ну а что плохого, если она всего-навсего перескажет сновидение? Это что, государственная тайна? Да и государства того давно уже нет...

Алеся притормозила и свернула к рядам со сладостями. Надо бы взять что-то к чаю. Так, Влада любит зефир, а Лора – венские вафли...

Стоп, стоп, стоп!

Волна стыда обдала её жаром. Она уже даже распланировала, кому что разболтает. А всё потому, что девчонка. О словоохотливости женщин как причине зла пишут даже Шпренгер и Инститорис: "Их язык болтлив. Всё, что они узнают с помощью чар, они передают подругам...". Ещё именно поэтому женщины в спецслужбах – явление спорное. Трепливые, эмоциональные – грош цена. Хотя, с другой стороны, нет лучше сотрудника для прослушки: а как же знаменитое бабское любопытство? Подумать только, ведь это как классические мыльные оперы по радио, обнажённая чужая жизнь со всеми страстями и обыденными детальками. И, в принципе, богатство обладания тайной, чувство собственной исключительности покупают молчание. Таким сокровищем даже не хочется делиться. Одно женское качество вполне перекрывается другим.

В голове у неё плавно вертелись обрывки мыслей, будто щепки в водовороте: тайны, корень зла, трактат о ведьмах... Алеся нахмурилась и непроизвольно передёрнулась от внезапного холодка. Дело здесь непростое. Нужно ведь знать ещё, какой именно тайной ты обладаешь и что с ней, собственно, делать.

Ответ, что делать, напрашивался сам собой. Но думалось о нём с явной неохотой. Вместо этого Алеся развесила на балконе бельё. В комнате стало сумрачно, и ей взбрело в голову достать новогоднюю гирлянду. И она полчаса крепила её на стену под песни сестёр Эндрюс. А потом решила сделать чай. Пока он заваривался, залезла в интернет и бездумно переписывалась с Лорой. Вот тут-то она и обмолвилась, что ей снился Андропов. "Правда?" – с любопытством переспросила подружка. Алеся вкратце пересказала содержание сна.

Вышло это как-то само, но Андропов сделался для них знаковым персонажем. Вычитывать интересные факты, а чаще мифы, находить редкие фото, тут же отсылать и обмениваться шуточками, отмечать совпадения – всё это стало для них традицией и здорово поднимало настроение. Вот и сегодня они расстались весёлые и довольные, в предвкушении новой беседы.

Алеся снова занялась своими делами. Сначала переводом. Потом бросила и схватилась за карандаш. Но эскизы не шли. Казалось, в голове куча идей, но на бумаге получалось вымученно.

Ох. Значит, надо пропылесосить или помыть ванную. Короче, заняться профаническими действиями. От них она всю жизнь пыталась откосить, тихонько или с бурными протестами. Но теперь их выполняла добросовестно, потому что, как давно мечтала, жила в гордом одиночестве в мансарде слоновой кости. И прекрасно понимала: не уберёшь ты – не уберёт никто. И шторки новые не повесит. А эстетика бытия – наше всё.

И тут Алеся взвыла. И зашвырнула тряпку на балкон так отчаянно, что испугала кошку. Нет, нет и ещё раз нет! Всё к чертям!

Гудки в трубке тоже раздражали. Наконец раздалось знакомое контральто:

– Привет. Как дела? Как твой вечер?

– Э-э...

Стамбровская замялась. Влада терпеливо подождала.

– Ты ещё на работе?

– Ну да, а что?

– Дело одно есть. Надо обсудить. Давай встретимся в городе?

– Давай, я закончу минут через сорок. А где?

Алеся озабоченно нахмурилась. Что ближе всего к МИДу и Грюнвальдской площади?

– "Старая Клайпеда". Идёт?

– О, прекрасно. Сто лет там не была. Ну, до встречи.

Влада сидела за столиком у окна, подперев щёку рукой. От усталости её лицо казалось меланхоличным. Но при появлении Алеся она вспыхнула улыбкой и негромко прокричала:

– Эй, морячо-о-ок!

Алеся, смеясь, плюхнулась на стул. У неё получалось почти неосознанно: в "Манхэттен" она красила губы в бордо и подводила стрелки, в "Старую Клайпеду" явилась в бушлате и стильно-небрежной фуражке.

– Ну что, Днепровская флотилия, рассказывай.

– Давай сначала определимся со вкусняшками. Я угощаю, – с предвкушением произнесла Алеся.

– Ого, офицер! Ну ты даёшь. Денег много стало? – добродушно подколола Влада.

– А вот и стало! И сейчас расскажу, как.

Подошла официантка. Они заказали по бокалу клеверного пива и жареные креветки.

– ...Ну представляешь, гениальная идея, – рассказывала Алеся, – для надёжности зарыть в саду шкатулку со всеми семейными сбережениями, да ещё будучи под мухой...

– Можешь не продолжать, – фыркнула Влада.

– Вот-вот, я только и сказала, идёмте, мол, так мы сразу стартанули в Боровляны, туда-сюда, захожу в калитку, жена на него смотрит – съесть готова, и на меня почти так же... Работы было минуты на четыре. Ну, я для солидности растянула на семь. Глаза, там, позакатывала, лице к небу воздела. Деньги при мне и откопали, и оттуда же на радостях сотку вытянули.

– Ну ты ловка. Недаром из Бобруйска.

– А то!

Зажглись жёлтые корабельные лампы под балками, стало чуть шумнее. Свислочь за окнами покачивала огоньки на тихих, крадущихся волнах, и начинала сливаться с небом. Алеся расслабилась и мечтательно глядела на улицу. Влада уловила перемену и осторожно заметила:

– Но рассказать ты мне хотела не это.

– Нет, конечно. Это не главное.

Она собралась с духом и ещё раз описала свою стычку с председателем.

– Да, дела, – усмехнулась Влада. – Хорошо ты его приложила. Понятное дело, что для тебя нация – не пустой звук. Ты же не армяногрекоеврей с финско-казачьими корнями.

– И с осетинской примесью! – многозначительно подняла палец Алеся. – Но даже спор наш, знаешь, дело десятое. Так мне кажется. По крайней мере... Во-первых, степень достоверности девятнадцатая, не меньше. Всё как наяву. И чувство скрытого смысла. И даже... не побоюсь этого слова, предназначения, – осторожно проговорила Алеся. На неё вдруг напало непривычное косноязычие. – Такое... ощущение смутное, что... когда я проснулась, я не завершила гештальт, а только... ну да, только открыла. И это чувство у меня все эти дни. Ну, сон-то мне приснился сразу после беседы с министром – наверное, под впечатлением, – поспешно прибавила она.

– Может, это сон с продолжением вроде путешествий в неизвестные города?

– Да кто его знает, – пробормотала Алеся и откашлялась. – Я когда-то рассказывала: в обычных снах у меня очень давно, ещё с начальной школы, часто бывало такое чувство, что я на задании. Что должна выполнить какую-то миссию. И, что характерно, я никогда не знала, в чём она заключалась. Я там просто ходила, что-то носила, кого-то искала – и пыталась понять, что я здесь вообще делаю. Но я как будто бы не могла постичь этого своим скудным умишком, такое чувство, что я вообще была неким слепым орудием. Как агент самого низового уровня, который тупо выполняет какие-то фрагментарные задачи, но ничего толком не знает, а значит, и не выдаст. Самое обидное, что сны эти всегда прерывались. Я так никогда и не завершила ни одну миссию. И так ничего и не поняла. И здесь вот такое же ощущение. И это не даёт мне покоя, – закончила Алеся и сделала глоток холодного пива.

– Да, дела, – протянула Влада уже второй раз за вечер. Она призадумалась. – А ты уверена, что это был "сон с большой буквы"? Не астрал никакой?

– Ну что я, отличить не в состоянии! – воскликнула Алеся. – Ничего там не деформировалось, никаких загадочных существ!

От умиротворённости не осталось и следа. Снова засосало под ложечкой.

– Это Андропов-то – не загадочное существо? – усмехнулась Влада. – Ну, или тот, кто себя за него выдавал.

Может, свет ложился причудливо, но казалось, что смотрит она настороженно и неодобрительно. Алесе стало досадно и не по себе. Она раздражилась – захотелось вскочить, заходить между столов, размахивая руками, и выдавать возмущённые тирады. Но пока – не было повода.

– Я не проверяла, – процедила Алеся. – И почему сразу такие подозрения? Ты, вон, тоже хороша, погружаться в сюжет с убийством ради рассказа – это тоже слишком!

– Нормально! Ты и на своего духовника так кидаешься, если он что-то не так тебе скажет?

– А ты что, духовник? Такой же специалист, как я! – поддела Стамбровская.

– Ну ладно, извини, может, я перестраховщица, – примирительно выдохнула Влада. – Ну и всё-таки. Энергетически. Каковы были твои чувствования?

Алеся терпеливо расписала свои впечатления.

– А ты всё-таки перепроверь, – покачала головой Владислава. – Или вообще туда не суйся. Все эти фишки насчёт смеси притяжения и отталкивания, некого жара и томной неги – это мутная история. С одной стороны, мы товарищи культурные, Элиаде проходили. Вполне традиционный сюжет. Но вот с другой стороны... У меня с месяц назад подработка случилась, пришёл ко мне молодой препод из Лингвистического. Мистикой много лет увлекался, причём разной. К нему во снах приставала некая девица вроде булгаковской Геллы, и он колотился, когда мне рассказывал, мол, она меня сегодня поцеловала, до сих пор помню вес её тела и холодные, склизкие губы...

Алесе вспомнились полные губы председателя, и её передёрнуло.

– Знаешь, – холодно заметила она, – от споров о национализме до эротики – как от Нарочи до Титикаки.

– Ну, сама понимаешь...

– Да. Я понимаю, – с напором произнесла Алеся. – И обещаю хорошо себя вести.

Она ехала домой в кислом настроении. Ей не нравилось, какой оборот приняла беседа. Хорошо ещё, что на генерала никакой напраслины не возвели – хотя что там возводить, его сущность известна, и сам министр очень мило с ним беседовал, раза два, по крайней мере. Вот председатель – дело другое: это же сон, явление тонкое, хоть и на жизнь похожее до невозможности. А вообще-то, стоит признаться, всё неспроста – но не в том смысле, что думает Влада. Просто началось это уже очень давно.

"Это всё Тополь виноват", – как-то раз мысленно проворчала Алеся с хищной улыбкой.

Об этом писателе она и раньше слышала, но чтоб читать? Помилуйте! Не её это вкусы. Первую книгу подсунул друг. Она жаловалась, что совсем измучилась: нечего читать, всё не под настроение! А роман "Чужое лицо" оказался из серии "клин клином" -настолько не в дугу, что с горя она так и вцепилась в него с первых страниц. Может, и не с первых, но вчиталась быстро.

В итоге восьмого марта Алеся тряслась, скукожившись на застывшем сиденье зелёного мазовского автобуса-гармошки, и только вздрагивала при объявлении остановок, чтоб не пропустить нужную, с поэтичным названием "Гаражи". Остальное время она терялась в омуте шпионского романа. Алеся ехала за тортом для девичьих посиделок, и одновременно жадно вкушала развесистую клюкву.

Разухабистая смачная советскость вызвала у неё полный восторг, равно как и близкая ей тема: нестандартный эротический образ.

Она долгое время убеждала своих подружек, что дон Аугусто привлекателен. Долго наталкивалась на недоумённые взгляды, робела и протестовала. Уж очень непривычно было видеть немолодого чилийского генерала в роли "героя-любовника". У Влады была похожая ситуация: при всей его мужественности, Громыко ну никак не воспринимался в качестве "секс-символа".

Ага, Громыко, ехидно ухмылялась Алеся – а Андропова не хотите?

Автор вывел будущего генсека под именем генерала Андронова (вопреки фактам подчеркнув "военность") – и именно в его объятия вынужденно отправил горе-шпионку Вирджинию.

Это вызвало у Стамбровской приступ хулиганского хохота и восторженного визга: да будет трэш! И чем трэшовее, тем лучше!

Ей были почти неинтересны чувства главных персонажей друг к другу после того, как героиня попала в плен, а герой был вынужден скрываться. Она ждала новых эпизодов с генералом и Вирджинией. Хотя они не отличались особенно изысканными подробностями, да и вообще их было ужасно мало. Разумеется, на Алесин извращённый вкус.

Когда пришлось с привычной досадой перелистнуть последние страницы, ей невольно пришли в голову кое-какие мысли. Действительно, есть такие персонажи, что всегда связаны с легендами о любовных подвигах: Наполеон, Екатерина Вторая, даже Сталин с Гитлером. А есть и те, которые никак не воспринимаются в эротическом контексте. И Андропов был как раз из таких. Тем сильнее разгорелось её любопытство – может, автор не преследовал иной цели, кроме пикантной дикости, но нетипичный образ зацепил её. За "клюквой" последовали мемуары и монографии.

Алеся не думала, что так затянет. Она иногда обнаруживала параллели со своими качествами, характером, биографией – и тогда хмурилась или нервно сжимала губы. Она усмехалась самой себе, впечатлительной и претенциозной особе: ведь так же, как и в случае с Пиночетом, эти параллели наверняка были натянутыми. Но почему они так волновали? Тогда Алеся и вовсе злилась: хватит параллелей со всякими персоналиями. Ей уже Вышинского хватило, и было это жутковато, и окончилось плохо. Правда, для него, а не для неё, однако... Минуту она сердилась и расхаживала по комнате, а потом снова садилась за книгу.

Этот период казался ей долгим, хотя не шёл ни в какое сравнение с "чилийской" эпохой. Было совестно за отход от основной своей темы – но, в конце концов, ей нравилось испытывать воодушевление и раздвигать рамки восприятия.

И тут же стала ясна причина тягостной, сладко-болезненной тоски при поездке в Москву. А уж куда очевидней – сон. Она вчувствовалась в историческую личность. Она издевалась над деятелем чуждой политической системы, а жалела человека.

И, хоть дала слово насчёт осторожности, ощущала страстную, авантюрную дрожь.

Алеся вообще ходила какая-то взвинченная. Даже вечерняя месса не помогала – запаса благодати хватало ровно на один вечер, а наутро снова начинались "загоны". Хотя причины для этого находились, да хотя бы проблемы с работой.

Было ясно, что Алеся тут ни при чём. К тому же, ей явно не грозило остаться на улице. Но ведь распереживаться и истерзать себя – святое дело. Слава Богу, никто не пытался читать нотации, замечая её беспокойство. Только однажды к ней подошёл капитан Батура и сказал:

– Слушай, Лесь, ты не переживай. Прорвёмся.

И похлопал по плечу. Алеся улыбнулась и отозвалась:

– Спасибо, товарищ. Да. Я думаю, всё не так уж плохо.

– А то! Вот видишь, другой настрой! – воскликнул капитан.

Они весьма любопытно познакомились и сдружились.

Капитан числился в том же управлении секретных разработок, что Алеся. Но её маленький отдел оставался маргинальным. И вот теперь его было решено совсем расформировать.

За два года она уже утратила иллюзии: энергоинформационные технологии в Минобороны всерьёз не воспринимались. Зато Дмитрия Батуру знали все: блестящий молодой инженер слыл местной звёздочкой.

            "Вот это специальность, не то, что моя..." – тихо злилась Алеся. У неё взыграл вечный комплекс гуманитария. Ещё у капитана была родословная – кровь не просто шляхетская – королевская! По сравнению с её-то мутным происхождением!..

Ну, как сказать. Обычное происхождение постсоветского ребёнка, знающего родословную максимум до четвёртого колена. Но для Великого княжества это не годилось.

Да, за неё похлопотали: новые документы вместо прежних, "иномирных", легенда, нормальный, обыденный флёр. Это устроил их с Владой наставник – через то ведомство, на которое Алеся работала параллельно вот уже семнадцать месяцев. Начальнику Госбезопасности Андрей Андреевич поведал, кто она такая. И пан Ясинский, хитрый лис и полиглот, заинтересовался ею – тем более что ранее она отличилась при нейтрализации антиправительственного заговора. Да и вообще там к специалистам относились совсем по-другому. Стамбровская уже подумывала бросить военную романтику и податься на новую службу.

Чёрт с ними, с офицерскими заморочками. Но и с дипломатией, пожалуй, тоже. Пан министр заботится, видно, о том, чтоб она как можно раньше встала на путь инквизиторского предназначения. Хотя что в этом плохого, если появится возможность проявить себя? А здесь она всегда будет в тени.

            Но больше всего Батура раздражал обаянием. Во-первых, симпатичный: русый, статный, с блестящими умными глазами. Во-вторых, от него волнами шла энергия: казалось, ни спать, ни есть ему не надо – питается святым духом и собственным энтузиазмом – даже самый усталый человек рядом с ним ощущал второе дыхание, подтягивался и бодрился.

            Стамбровская завидовала. Серьёзно и тяжело. Ей-то достался совсем другой организм. Переутомление сказывалось болезнями и депрессией. Стимуляторы заставляли платить расстройством за кратковременный эффект. Да, увы, магия ужасно несовершенна: всё имеет свои оговорки, и рунические ставы, и заклятия, и зелья. И тут её пронзила догадка.

А вдруг он неинициированный маг? Её аж бросило в жар от предположения.

Был вечер, все столпились у лифта. Злосчастный вундеркинд стоял к ней спиной. Машинально роясь в сумке, Алеся принялась внаглую, небрежно прощупывать ауру.

Энергетика оказалась действительно мощная. Хотя способности – так себе, можно вздохнуть и утешиться.

Но чувствительности у молодого пана Батуры хватило. От грубого вторжения в своё поле он дёрнулся и локтём выбил книгу из Алесиной руки.

– Ой, простите! – смутился капитан и кинулся поднимать – они нагнулись одновременно.

– Ого, вы свободно владеете испанским? – уважительно переспросил он.

Алеся не смогла сдержать улыбку:

– Ну... конечно, не на уровне носителя, но читаю и пишу без проблем.

Вот и подвернулся случай покрасоваться, хоть на пять секунд. Но капитан не успокоился:

– Тут что-то о военных режимах в Латинской Америке? А в каком ключе подано, если не секрет?

Надо ли говорить, что в тот вечер они два часа гуляли по городу, и Алеся, оседлав любимого конька, самозабвенно читала лекцию по отработанной схеме, а капитан жадно ей внимал?

"Да, снова купилась", – мысленно пожурила себя Стамбровская, но больше для очистки совести.

В тот же вечер они перешли на "ты". И она отметила странный факт: Батура её больше не бесил.

Через неделю она познакомила его с Владой. Они прониклись взаимным уважением и весь вечер подкалывали друг друга на тему войны, мира и дипломатии. Расстались в полном восторге от получившейся перепалки, которую Алеся назвала "эпичной".

Через месяц все трое возвращались ночью из "Старой Клайпеды". Последний трамвай пропустили, да и метро уже закрылось. Можно было взять такси – но разве это интересно, когда с неба густо сыплются белоснежные хлопья, нет, целые клочья, и роскошно устилают всё под ногами, и только оттеняют тишину улиц, просторных и пустых? И вот они брели через полгорода, смеясь, под медленным мохнатым снегопадом. Алеся шла с задумчивой улыбкой, включив в голове озвучку а-ля Штирлиц: "Стамбровская шагала через ночной Берлин... то есть Минск. Никогда она не была настолько близка к вопиющему нарушению режима дня. Но не испытывала по этому поводу никаких угрызений". Этот вечер мог по праву считаться днём окончательного образования их "хунты". Хотя в итоге закрепился термин, предложенный капитаном – триумвират.

Алеся была приятно ошеломлена сближением. И при этом весьма растеряна. Она решила посовещаться с Владой на деликатную тему: насколько быть откровенной.

Вообще, она вела себя, как обычно. Улыбалась, живо беседовала и с удовольствием демонстрировала весь свой "богатый внутренний мир": показывала картины, декламировала стихи, давала почитать рассказы, блистала оригинальными мыслями на темы истории и политики – короче, вовсю распускала хвост. Но при этом не особо распространялась о себе. Батура знал, что она как-то связана со службой госбезопасности – и только. Разумеется, знал, что она специалист, или, попросту, ведьма – и только. Но что она странник, да ещё родом из иного мира...

Влада изрядно призадумалась. И после молчания сказала:

– Знаешь, Лесь, я тут кидала руны. На наше знакомство. И выходит, что это... как бы так выразиться, стратегическое партнёрство, что само по себе занятно, – хмыкнула она. – А ещё я ауру изучила. После твоих слов, что он может быть одним из нас.

– Да, правда, – подхватила Алеся, – там энергетика действительно дикая, аж зашкаливает, но сами способности слабоваты...

– Это до поры до времени, так бывает, ты же знаешь, – заспорила Влада. – Так что открыться – надо. Но в подходящий момент. И вообще, человека надо психологически подготовить. А потом – да!

Но всё пошло не по плану. В чём Алеся потом отчаянно винила своё самолюбие и вспыльчивость.

Они с капитаном поздно возвращались со службы и беседовали. Точнее, Батура молчал, а Стамбровская занималась своим любимым делом – нытьём.

Конечно, моветон, но сдержаться она не могла. День вообще как-то не задался. С утра убежало молоко и залило всю плиту. Потом порвались колготки. После спринта за автобусом очень нехорошо и явно закололо где-то в глубине, и самое паршивое, что боли отдавали куда ни попадя, и полностью за день не утихли. И вот на службе пришлось задерживаться, но что толку надрываться, если лавочку скоро прикроют, их распихают куда придётся или вовсе выкинут на улицу? А между тем, энергоинформационные технологии – это знания будущего. На что Батура промямлил рассеянно нечто скептическое – казалось бы, чего ожидать от кондового технаря, но Алеся завелась.

– Так ты считаешь, что я занимаюсь ерундой!

– Я этого не говорил, – заметил капитан.

– Но подумал, – мрачно бросила Алеся. – Не могу же я трубить о специальных знаниях на каждом углу, но это не значит, что их нет! А отношение у тебя... несерьёзное. А значит, ни фига ты мне на самом деле не сочувствуешь, вот, наоборот, небось, думаешь, наконец-то она найдёт нормальную работу вместо этих игрушек...

– Ну, может быть, и не игрушки, – со снисходительной леностью проговорил Батура, – но вот перемещения войск по пространственно-временным коридорам – это уж, извини, просто дичь. Я даже насчёт единичной телепортации сомневаюсь, а чтоб прям-таки взводы, батальоны... – усмехнулся он. – Ты только не обижайся...

О господи. Ненавистная фраза-индульгенция.

– Ты только не обижайся, но в сфере таких вот секретных разработок много шелухи. Головную боль заговорить и обеспечить оборону района – разного масштаба задачи. Как ни крути, но ваша работа – на уровне гипотез, нащупывания вслепую: это знания, как бы сказать, альтернативные, непроверенные...

– А ты хочешь проверить? – резко переспросила Алеся.

Капитан пожал плечами.

– А я. Хочу. Чтоб ты проверил, – медленно, обливаясь жаром, выговорила девушка. – Хоть завтра!

– Как? – воскликнул Батура.

– Приходи к центральному входу вокзала. Если не придёшь – ты мне больше не товарищ! – запальчиво прибавила Алеся.

И тут же пожалела об этом. Потому что капитан возмутился, хоть и смолчал. И было ясно: как бы там ни было – придёт.

А вот что в таком случае делать, она не имела ни малейшего понятия.

Глава третья

Туда и обратно

С утра решила не есть. Но желудок тупо, настырно заныл. Пришлось успокаивать его половинкой сырника и крепким чаем, но больше – ни-ни. Не то, чтобы от нервов её могло стошнить: просто, если стойкое убеждение, что не следует – не надо.

Она облекала свои мысли в реплики и, зачитывая внутренним голосом, прокручивала в голове. Довольно жалкий метод успокоения.

Она с особым тщанием прорисовала "лук амура" на пухлых губах и взбила пушистые волосы. Помыла очки. Надела синий жакет а-ля Тэтчер и нацепила наградной крестик – "За заслуги перед Отечеством". Два раза проверила целость чулок.

Ритуал – всегдашний стабилизатор человеческой психики. Всё нормально, Алеся, всё нормально.

...Это была плохая идея. Ну просто из рук вон. Есть пару примеров хорошей адаптивности среди творческих людей, но никто не поручится в этот раз...

Чувство, как на сессии. Прямо как перед экзаменом. Голова казалась компьютерной корзиной: сначала очумение от навала информации, больше, больше, больше, наконец, хаос, переполненность, и... внезапная очистка. Странное чувство недавнего изобилия и нынешней девственной пустоты – пустоты, веющей холодком страха.

Ключ в замке, серый пол троллейбуса, толпы народу, японский сквер за окном, всё ближе к вокзалу – ведь всё это понарошку, правда?

...Если она даст задний ход – покроет себя позором. Сама же орала о чести, как последний фанфарон.

Но она отдалась фатуму, который раньше мог называться сакральным именем Универ или Деканат, а сейчас не имел никакого имени, и её это слегка пугало. Но одновременно – неодолимо влекло.

Асфальт был словно вымыт солнечными лучами, небо голубело, как цикорий. Капитан явно проникся настроением: он вольготно расположился на парапете, закинув ногу на ногу, и попивал из картонного стаканчика сладкое вокзальное пойло. При виде Алеси он поднялся и приветливо помахал.

Она коротко кивнула и сдержанно поздоровалась. Медля, как перед прыжком с вышки, смерила Батуру взглядом с головы до ног. Сухо дёрнула подбородком в сторону урны. Чуть заметно пожав плечами, капитан выкинул стаканчик и пожевал губами, слизывая послевкусие.

– Ну вот теперь пойдём, – тихо, не особо ласково приказала Алеся.

– Куда?

Мозг работал ещё относительно чётко. Но вот тело подводило. Проснулся первый тонкий лучик боли. "Это от стресса, вот видишь, чисто невротическое явление..." – высветилась суетливая фраза в голове. Ноги были как на финишной прямой во время кросса – переставлялись усилием мысли, но по ощущению были инородные, чужие.

– Нам нужен северный вход, где дверь-вертушка.

– Куда мы едем? – спросил капитан. – В Строчицы? Там вроде какое-то капище было, место Силы, как-никак...

– Никуда мы не едем, – проговорила Алеся, – нам нужно просто пройти через вертушку.

В её голосе зазвучала неожиданная, внезапно навалившаяся усталость. Она глубоко вздохнула и продолжала с монотонной интонацией:

– Мы остаёмся в Минске. Но только в некотором смысле. А теперь небольшой инструктаж, уж не знаю, насколько он покажется серьёзным, но прочесть его – это мой долг. Сейчас мы совершим перемещение, оно поддаётся определённым законам. Лучше всего их переносят люди богемно-творческих профессий, но надеюсь, с тобой тоже всё будет нормально: твой ум обладает огромным созидательным потенциалом и высоким уровнем абстракций – он просто другого типа. Реакция организма также зависит от общего здоровья, но здесь у тебя точно без вопросов. Перемещение бывает с использованием вспомогательного портала и без него. В первом случае это может быть арка, дверь, окно, во втором случае достаточно символической границы. Сакральным значением обладает порог – это знают все. Но опытный специалист может использовать даже стык между плитами тротуара. В первом случае с человеком чаще всего не происходит трансформации. Во втором случае тело разбирается на атомы в одном пространстве и собирается в другом.

У капитана дёрнулся уголочек рта.

– Интересно. Даже термины из физики.

"Даже". Не верит. Кровь прихлынула к щекам. Но она не могла ощущать обиды. Она слишком сосредоточилась и заледенела изнутри, инеем покрылся пищевод, и рёбра, и диафрагма...

– Давай руку.

Бесцветный голос. И никакого внимания на чужое выражение лица.

Со стороны выглядело, будто парочка молодых чиновников, долговязая щеголиха и интеллигентный служака, взялись за ручку и ринулись в помещение касс, опаздывая на поезд. Но ощущалось совсем по-другому.

До локтя проползло покалывание, когда Батура взял коллегу за руку, но он не придал этому особого значения. Когда они переступали порог, толкая перед собой стеклянную дверь, рука уже занемела, как отлёжанная. Стало жутковато от ощущений тела: он описал бы это как подпрыгивание электронов на орбитах всех его атомов.

Тело не слушалось, плыло, колебалось, вихрилось – капитан ощутил, как почва уходит из-под ног, разжижаются коленки, немеет лицо... "Боже, спаси!" – он даже не закричал это, всего лишь подумал.