Текст книги "Оранжевое лето"

Автор книги: Яник Городецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

– Итан… Я даже не знаю, как начать. Я тебя обидел сегодня, да?

– Совсем нет, – честно и серьезно сказал я.

– Все равно. Я потом все думал… Зря я так сказал. Вообще все. И про того мальчика, и про то, что не хочу тебя видеть. Ты же понял, что это не так. Просто понимаешь… Я даже не знаю, как сказать. Ну… не то чтобы я не хочу тебя видеть. Нет. Я тебя очень люблю, какой бы сволочью ты ни был. Ты знаешь…

– Да я понимаю, Шон, – встал я, посмотрел на друга и улыбнулся. – Я правда тебя понимаю. Ты теперь с Мартиной, и вообще. Закончилось уже то время, я понимаю. Только ты зря все-таки так на Дэмиэна. Он, между прочим, все слышал.

– Прости. Я сгоряча. Я же знаю, что ты никогда бы ничего подобного не сделал.

– Никогда, – тихо усмехнулся я. – Не знаю. Не знаю, что бы я сделал лет пять назад.

Шон ничего мне не сказал. Я понял, что разговор наш зайдет в тупик, не начавшись, если я буду говорить о таком. И я сказал:

– Помнишь еще тот стишок?

– Какой стишок?

– Ну, тот. Где каждый выбирает для себя…

– А, этот… Ух ничего себе ты помнишь.

– Я все помню, Шон, – улыбнулся я. – И оранжевое лето тоже помню. Помнишь, как Тай говорил, что будет еще оранжевое лето? Мы с тобой тогда только встретились. В столовой, по-моему, да? А потом он к тебе заходил ночью. А мы с тобой не спали тогда, помнишь?

Шон кивнул.

– Конечно… Жалко его. Так и не было у него больше оранжевого лета. Ну почему все самые лучшие умирают так рано? – грустно сказал Шон. Я посмотрел в землю. Это было абсолютно точно и совершенно не справедливо.

– Откуда ты знаешь? Может, потом – тоже лето, – попытался я поспорить. – Вечное лето. И все, кого ты любишь – рядом.

– Может. Только плохо, что те, кого ты любишь, остаются и здесь тоже.

Тай был директором интерната, в котором мы с Шоном жили когда-то, горой держась друг за друга. В то время мы были так нужны друг другу, как никто и никогда, наверное, не был кому-то нужен. Мы лежали рядом на продавленных кроватях и сжимали зубами подушки, чтобы не заплакать. Мы тогда еще думали, что нет ничего хуже казенных стен страшного дома с таким же страшным названием – интернат.

Сейчас я твердо мог сказать, что есть вещи намного хуже, а в интернате я скоро почувствовал себя как дома, и вообще там оказалось вовсе не так уж плохо. Возможно, одной из причин этого был Тай – веселый заводной мужчина средних лет и совершенно мальчишеских наклонностей. Он красил с ребятами стены и заборы, устраивал праздники и представления, ходил с нами на яхте несколько дней, учил нас делать табуретки и полки на уроках труда, возился с малышами, и чего только не делал для того, чтобы его воспитанникам не было скучно. Не было человека, который бы не любил Тая в интернате.

Вот только несмотря на внешние веселье и беззаботность, у Тая было много проблем. Семьи у него никогда не было, но это его не очень заботило. Своей семьей он всегда считал нас, любил нас как родных, и мы любили его. А вот вторая проблема была намного хуже. Тай был сильно болен. Никто толком не знал, что с ним, а он никогда не говорил об этом.

Когда нам с Шоном было по шестнадцать, Тай погиб. Он вытаскивал из реки маленького мальчика, уплывшего на надувном матраце к буйку. Матрац прохудился и сдулся, а мальчишка закричал и позвал на помощь. Тай тогда шел в Городское Управление, просить срочно денег на новое оборудование и учебники. Их страшно не хватало. Я помню, он сильно злился и весь день говорил, что до чиновников не докричишься. Он как раз проходил по берегу, когда услышал крик. Плавал Тай ужасно, но кроме второго пацана, такого же маленького и вдобавок до ужаса напуганного, никого поблизости не было, и он быстро бросился в воду и тяжело поплыл к мальчику.

Что было потом, я так толком и не понял. Те двое на этом месте сбивались и плакали. Но с другой стороны, и так было понятно, что было потом. Тай вытащил мальчика на берег, и скоро умер. Врачи сказали потом, что сердце не выдержало. Оно у него было очень слабое.

– А ведь это он тебе стихотворение рассказал? – спросил Шон.

– Да. Кто мне тогда еще мог его рассказать. Он еще написал его на фотографии. Только я эту фотку не помню. И вообще непонятно, где она. Найти бы… Я вот думаю – ну к чему именно мне? Будто чувствовал. Наверное, знал, что я ненадежный. Что покачусь на фиг вниз. Предупредил… А я тогда и не задумался даже, просто запомнил в рифму, да и все. Дурак я был все-таки.

– Может, он и про себя рассказывал?

Я пожал плечами.

– Может… Что мы про него знаем? Только то, что человек был потрясающий.

– Уже неплохо.

– Да, только мало. Я тогда думал, что он наверняка, когда был маленький, был похож на Дэма. Дэм тоже всегда что-то придумывал, везде крутился, что-то делал. Никогда не сидел на месте. И тоже добрый был. А еще они улыбались похоже. Так же щурились, помнишь?

Я вдруг стал серьезным. Я нерешительно посмотрел на Шона, будто думал, сказать ему или не стоит. Решил все-таки сказать. Кому, если не ему?

– Шон, а Дэмиэн теперь мой брат, – сказал я.

– Как это?

– Ну так… Названый брат.

Шон покачал головой.

– Больной ты, Итан. Зачем тебе это?

– Так легче. Ты что, не помнишь, как был один? До того, как мы встретились.

– А почему он один?

– Его родители разбились, а у дяди крыша поехала со своим банком. Он никому не нужен, понимаешь?

Шон огромными изумленными глазами уставился на меня.

– Банком?! О черт… А я думаю, где видел этого парня? Это же Торн! Ты что ж молчал, что это Торн?! Итан! Да у тебя проблемы! Большие проблемы! Какой брат, я тебя спрашиваю? Он же племянник этого… Ну ты даешь! Ты что, правда решил, что если станешь ему названый брат, его дядька даст тебе денег? Да он тебя кончит, Итан! Я тебе говорю – вертай назад. Поиграли в братьев, и заканчивайте. Нет, ты подумай! Да как такая мысль тебе могла прийти в голову?

– Шон… Да не было никакой мысли. Не нужны мне его деньги. Райан обещал спустить меня с лестницы, если я подойду к Дэму. Ты ничего не понял. Я ему нужен, на самом деле нужен.

– Ну да, нужен! А тебе, я смотрю, за решеткой понравилось! Ведь сядешь, Айгер! Оставь ты эту семейку, и лучше переезжай от греха подальше.

– А меня и так из квартиры выперли, – вспомнил я.

– Как выперли?

– Вот так. Сначала свет отключили, а я не выселился. А потом пришли и выгнали. МЧС. Смешно было, – сказал я, хотя было совсем не смешно.

– А где же ты живешь сейчас? Тут, в сторожке?

– Не… у Дэма.

Шон закашлялся.

– Где? У Торна?

– Ну да, Райана сейчас нет в городе, он уехал. А Дэм пригласил меня пожить у него. Да не смотри ты так на меня, ничего страшного не случилось. Я уйду, когда он вернется, так что он даже не узнает. Это сегодня мы в сторожке ночуем. Дэм попросился… Я отговаривал, но он настоял. Шон, ты чего?

Шон вздохнул.

– Ты ненормальный, – констатировал он. – Только ненормальный может, будучи бомжем, жить у банкира, пока тот в отъезде. Ты псих, Итан. Теперь я это понял.

Я пожал плечами.

– Может, и так. Да ладно тебе, Шон!

– Нет, в самом деле ненормальный… Итан… ну завязывай ты с этими делами. Я тебе это не просто так говорю, я твою шкуру хочу вытащить из очередной… Ну, Айгер! Не одно, так другое. Почему ты не можешь жить нормально, как все?

– А как все? – фыркнул я.

– Тихо и спокойно, не создавая себе проблем. Мой тебе совет – дай этому пацану от ворот поворот, а пожить можешь пока тут, в сторожке…

– Дождик будет. Что-то холодно стало… А туча какая идет, блин… Пока что? Пока не помру? Нет, Шон, не могу. Ты не поймешь… Хотя странно, ты-то и должен это понимать. Ты вспомни, как к тебе ночью тогда пришел Тай. Я не знаю, о чем вы там говорили с ним. Только догадываюсь. Ему эти слова много кому приходилось говорить, в том числе и мне тоже. Так вот вспомни и подумай, хорошо ли Дэмиэну сейчас.

– При чем тут твой Дэмиэн?

– Шон… Ты ведь меня даже не слушаешь. Как это при чем здесь Дэмиэн? Ты видишь много различий между ним и собой?

– Достаточно. А главное, я вижу, как от этого пострадаешь ты.

– Ну, Шон! С тобой как со стенкой разговаривать… Ладно, не буду я тебе ничего доказывать. В конце концов, я не обязан. Я решил. Каждый выбирает для себя, ты забыл?

– Ты вечно выбираешь наихудшее, – буркнул Шон. – Ну и черт с тобой. Я предупреждал. Тебя не то что Тай, тебя сам Господь Бог не убедит ни в чем, если ты решил. Все, я спать пойду…

– Ага, – кивнул я.

Шон развернулся и пошел домой. Я полез в карман за сигаретой, но в пачке их больше не было. Я хотел окликнуть друга и попросить сигарету, но вспомнил, что Шон бросил курить. Я вздохнул, переложил помятый окурок в пустую пачку и пошел к катеру. Легко притянул послушный катер к берегу за мощный трос, так же легко вскочил на борт и попробовал завести мотор.

Удалось мне это быстро, хотя я был уверен, что ничего не выйдет, и мотор придется разбирать. Нет, все было отлично.

"Может, Шон его сделал уже?" – удивленно подумал я и заглушил тихий мурлычущий мотор. Делать было решительно нечего, а спать все еще не хотелось. Я погладил блестящий синий бортик катера и вылез. Вода под ногами хлюпнула, и я отпрыгнул на расстояние подальше. Я хотел пройти разочек вдоль берега, но передумал – стало слишком прохладно. Я достаточно хорошо разбирался в этом, чтобы сказать, что сейчас будет дождь. Над всем Гальером повисла черная беспросветная туча. Она прибежала сюда в несколько секунд, и я решил укрыться от нее в сторожке. Едва я зашел внутрь, начался страшный ливень, точно как в тропиках – в одно мгновение он из ливня превратился в настоящую непробиваемую льющуюся стену. Я передернулся, представив, что чуть не попал под ледяной душ. Почему-то я был уверен, что дождь именно ледяной.

– Дождик начался, – пробормотал Дэмиэн в полусне. Я обернулся. Мальчишка спал, ухитрившись раскинуть руки и сбросить плед наполовину. Я поправил плед на нем и облокотился на стол. Стульев в сторожке больше не было, их все оккупировал Дэм. Я задумчиво посмотрел на заклеенные рамы и решил дождаться, когда дождь кончится, и только потом взяться за работу. То, что это именно работа, я знал точно. Отклеивать старый липкий потрескавшийся скотч мне приходилось неоднократно, как здесь, в сторожке, так и у себя дома. Я с тоской вспомнил свою грязную маленькую, но привычную квартиру, и опять накатили мрачные мысли. Неделя пройдет, Райан вернется. Жить в сторожке неразумно и вообще невозможно. Ну просто не пригодна она для постоянного жилья. Никакого водопровода, электричества, даже спать и то негде.

"Куда податься?" – подумал я. Не радовала меня перспектива быть бомжем.

Дождь кончился только через полтора часа. Окна так и не дождались своего обновления – я скоро заснул под громкие и непрерывные удары тяжелых капель о крышу. Заснул прямо на полу, положив под голову олимпийку.

Дэмиэн проснулся от какого-то дискомфорта. Стулья под ним разъехались, и мальчишка балансировал на двух стульях, готовых окончательно раздвинуться и нанести Дэму физический ущерб в виде синяка или ушиба.

Они не успели осуществить свой коварный план. Дэм сбросил плед, поймал падающую подушку, водрузил ее на место и заметил меня, сладко спящего под столом. Рядом со мной небрежно лежала синяя куртка, а сам я остался в полинялой черной футболке. Дэм с некоторым испугом посмотрел на мои тонкие руки и острые ребра, торчащие из-под майки. Волосы больше не прикрывали мне лицо, и Дэм невольно отметил, что вид у меня действительно пугающий. Шрам рассекал мне лоб, бровь и щеку до самого подбородка.

"Как у него еще глаз остался цел?" – подумал мальчик с болью и состраданием. Я шевельнулся, и Дэм испугался, что я почувствую его пристальный взгляд. Мальчик поспешно отвернулся. Семечка так и лежала на полу. Дэмиэн поднял ее и стал глазами искать мусорку, а заодно и осматривать всю сторожку детально.

На стенах неровно были поклеены обои с узором из бурых кирпичей и вьющихся листьев на этих кирпичах. Рисунок Дэму понравился, тем более что приклеены обои были хоть и косо, но правильно – картинка состыковывалась с предыдущей, и получалась настоящая кирпичная стена. Дэмиэн быстро нашел в стене дырку от ножа. В этом месте на обои была сверху приляпана картонка из-под коробки с хлопьями. Дэмиэн не успел подумать, зачем это нужно. Его взгляд упал на что-то, вызывающе торчащее из-за стола и притягивающее внимание. Дэм тут же угадал в этом предмете альбом для рисования и завизжал от восторга. Естественно, про себя. Он давно мечтал полистать мой альбом, но никак не удавалось. Я только отмахивался и вечно говорил, что забыл его дома или в сторожке. Мальчик осторожно посмотрел на меня и тихо потянулся за толстым альбомом. Под ногой треснула еще одна семечка от яблока, и Дэмиэн замер, но я не проснулся. Мальчишка, на всякий случай внимательно смотря под ноги, подошел к столу, нагнулся и поднял альбом с пронзительно яркого красного ковра. Предвкушая долгое (сорок восемь листов!) удовольствие, Дэмиэн присел на низкий подоконник и раскрыл альбом на первой странице.

Это был рисунок какого-то неизвестного Дэму человека, окруженного десятком пацанов и девчонок разного возраста. Дэмиэн подключил воображение и стал думать, кем бы мог быть этот кругловатый человек с добродушной улыбкой и неровно отросшей стрижкой. Незнакомец был одет в толстый вязаный свитер, просто ощутимо домашний и уютный, а главное – теплый, и брюки в мелкий и аккуратный рубчик. Ребята рядом с ним были одеты кто во что – и в коротенькие костюмы, и в пятнистые халаты. Один парнишка стоял голый по пояс, и весь испачканный. В руках он держал банки с красками, а у остальных были кисточки.

Дэмиэн подумал, что человек, вероятно, учитель или какой-нибудь воспитатель. Он был не так уж далек от истины. Я нарисовал Тая и десяток знакомых приятелей вокруг. Рисунок был точно живой, а люди на нем казались вырванными из того, их дня, точно так же как иногда кажутся живыми и подвижными люди на снимках. Дэмиэн вспомнил свою любимую фотографию. Это был старый снимок, на котором едва знакомые мама и папа Дэма сидят на борту парусника-фонтана и держат друг друга за руки. Отец Дэма что-то говорит маме, а она смеется. Дэм даже придумал, о чем они разговаривают. Наверняка они обсуждают, кого пригласить на день рождения. День рождения у них в один день, первого августа. На фотографии на обороте написано: "Аденауэр 26 июля 1994". Дэмиэна еще нет на свете. А его родители – вот они, живые, молодые, счастливые. Навсегда оставшиеся в том солнечном ясном июльском дне.

И еще одну фотографию Дэм любил не меньше. Последний снимок, где его папа и мама сидят на новеньком мотоцикле "Кавасаки" и машут Райану. Фотография моментальная, снятая "Полароидом". Это не укладывалось в голове у Дэма. Как можно в один маленький коротенький момент запечатлеть людей, настроение, теплый воздух вокруг, зеленые краски высокой травы и голубые – безоблачного неба, сфотографировать счастье, улыбки, настоящую жизнь – и все в одной маленькой фотографии, которых ежесекундно делаются миллионы. Миллионы моментов, которые не повторятся уже никогда, навечно остаются в памяти на блестящей глянцевой бумаге, хранящей события и лица. Лица живых и уже давно умерших людей. Бумаге все равно, жив человек или нет. Но не Дэмиэну. Он вспомнил маму и папу на ярком мотоцикле. Сзади этой фотографии ровным папиным почерком написано: "коттедж – Гальер сентябрь 95".

Сентябрь. Потом еще несколько месяцев, а в марте девяносто шестого случится то самое страшное. И сколько ни плачь, сколько ни мечтай, сколько ни проси – не вернуть уже тот слякотный мартовский день.

Дэмиэн перевернул лист и узнал на следующем рисунке фонтан из Аденауэра. Свой самый любимый, тот, где мраморные мальчишка и девчонка сидели на корточках рядом с огромной лохматой собакой. Кажется, была такая сказка, в которой брат и сестра со своей собакой попали в неизвестную страну и спасли местных аборигенов от рабства и голодной смерти. Дэмиэн почти не помнил эту сказку. Ему ее когда-то пересказывал Райан. Сбивчиво и неинтересно. Дэм потом, когда только научился читать, прочел сказку сам. И хотя она ему очень понравилась, он ее так и не запомнил, потому что прошло ужасно много времени. Больше шести лет. Помнил он только, что мальчик и девочка чуть не разбились, когда летели на какой-то берег. Им дали крылья, и они должны были куда-то лететь. Дэм страшно завидовал счастливым брату и сестре, летящим над морем и расправившим крылья. Он всегда хотел оказаться на их месте, и момент этот в сказке врезался ему в память намертво. В конце концов, чем он был хуже того мальчика из сказки? Тот мальчишка не отличался особенной храбростью, так что Дэмиэн вполне мог сойти на его место. Он даже на нескольких днях своего рождения, задувая свечки на торте, просил себе крылья. Не просто просил. Страстно желал. И однажды написал такое письмо Деду Морозу. Но это, конечно, когда был совсем маленький.

Сейчас Дэм вообще не загадывал желаний, они все равно не сбывались – ведь так и не появились у него крылья. Это, конечно, было невозможно. Но ведь случались иногда чудеса! Дэмиэн читал, что двое мальчишек видели однажды НЛО и даже разговаривали с пришельцами телепатически. Пришельцы говорили, что пришли с миром и попросили мальчишек отдать им несколько образцов земной пищи. Мальчишки отдали им мороженое. Дэм даже сейчас был уверен, что это правда. Или вот еще он читал в какой-то газете, как у одной бабушки умер сын, а потом он ожил. Да мало ли что! Он очень хотел летать. Даже сейчас он иногда представлял, как можно взлететь ввысь с моста. Прыгнуть вниз и, выйдя из пике, вознестись в небо. Иногда Дэм видел такой сон. Но он никогда не решился бы прыгнуть с моста по-настоящему, это было слишком высоко и страшно.

На другом рисунке Дэм узнал Шона. Шон сидел на траве, с задумчивым видом подперев кулаком подбородок. Дэмиэн с досадой подумал, что ему никогда не научиться так рисовать.

"Итан – настоящий художник!" – с дикой завистью подумал мальчик. Еще больше чем крылья, он хотел научиться рисовать как художники в парке. А теперь особенно как Итан. То есть я.

Дэмиэн восхищенно посмотрел на задумчивого Шона и перевернул страничку.

По аллее Аденауэрского парка идут Лин и Эван. Рисовал я это давно, прошлой зимой – на рисунке они были одеты в яркие куртки. Дэм узнал пеструю курточку Эвана и удивился, как это я сумел прорисовать ее так четко и красиво. На ней длинными хороводами плясали слоны, жирафы, мартышки и страусы. Вся Африка в одной зимней куртке. Это было нелогично, но зато ярко. Эван в этой своей куртке был похож на зимнего пляжного мальчика.

Следующий рисунок – портрет. Снова Лин. Дэмиэн даже не сомневался, что это она. Мальчишка улыбнулся восхищенно и немного лукаво. Он (маленький нахал!) сразу обратил внимание, как тщательно я прорисовал каждую линию, с какой любовью старался сделать портрет как можно более похожим. Дэм готов был провалиться, у него даже все внутри зачесалось от зависти. Вот так, рассматривая портрет сантиметр за сантиметром, мальчишка совсем не заметил, как рядом с ним встал я.

– Ну как? – спросил я. Дэмиэн вскрикнул, судорожно дернулся и выронил альбом. Он испуганными глазами посмотрел на меня. Я смутился и поднял альбом с коврика.

– Да ты что… Напугал? Прости… Меня Шон тоже ночью напугал. Ну что? Похоже получилось?

– Очень… Итан, а Итан… А научи меня так же.

– Попробуем, – кивнул я. – А ты вообще в гимназию собираешься? Я обещал драть тебя за уши…

– Я ее проспал. Если прийти сейчас, будет хуже. Лучше уж совсем не ходить. А знаешь что? Ты сам виноват, Итан. Если б ты меня разбудил, я бы не проспал, – пошутил мальчишка. Я присел с ним рядом на подоконник.

– Конечно… Нашел крайнего. Да ладно, не ходи.

– Да я и не собирался, – улыбнулся Дэм. – Давай, я не досмотрел.

– А там больше ничего нет, – сказал я и отдал альбом Дэму. Мальчик снова открыл его самого начала.

– Итан, а кто это? А что это за ребята вокруг?

– Это Тай. Он был директор интерната, в котором мы с Шоном жили.

– Да? – прошептал Дэм. – Итан, а там очень плохо было?

– Там совсем плохо не было.

– А там все время драться надо… да?

– Да почему же? Не без этого, но не часто. Нормальные там были ребята, никто никого не обижал. Понимаешь, если кто-то дрался или ругался, или срывал уроки, Тай на нас так сильно обижался, что даже в интернат не приходил в такое время. А нам без него так тупо было. – Я вспомнил Тая и засиял. – Если его не было, становилось скучно. Клевый дядька был, что там говорить.

– Он что, тоже умер, да? – безрадостно спросил мальчишка, предугадывая ответ.

– Умер… Пацана одного вытаскивал из речки.

– Утонул?

– Нет. Сердце остановилось. Не успели уже спасти, а жалко…

– А мальчика?

– А мальчика он вытащил.

Дэмиэн посмотрел еще раз в добродушное лицо Тая и перевернул страницу.

– А это мой любимый, – улыбнулся я, показывая на фонтан. – Говорят, такая сказка про них есть. А я ее не знаю.

– Я ее знаю, но не помню. Она интересная. Ее можно взять в библиотеке.

– Можно…

– А где это Шон? – спросил мальчик, перелистнув дальше.

– Не помню. Я давно рисовал. Наверное, в парке. А по-моему, он еще не женатый тогда.

– А ты жалеешь, что он женился?

– Почему же?

– Ну… он ведь твой лучший друг был.

– Он и остался моим лучшим другом. Да что ты, я рад за него. По-моему, ему хорошо. Сказал, что скоро будет отцом. Конечно, я за него рад. Знаешь, он мне говорил когда-то давно, когда мы еще в интернате жили… говорил, что хочет, когда у него будет семья, повесить на кухне голубые занавески. Он просто мечтал об этих занавесках.

– И теперь они у него висят?

– Не-а, – я покачал головой. – Они в обои не вписываются. Обои у него желто-зеленые. И занавески такие же…

– Как? А почему не голубые? Как же мечта?

– Вот так. Он теперь говорит, что это все фигня. Занавески не главное. Семейный он все-таки. Вот ему точно плохо в интернате было. Во всяком случае, хуже, чем мне.

– А ты не семейный?

– Я? Не знаю. Я привык один.

Дэмиэн перевернул еще один лист. Лин и Эван в пестрой куртке.

– А ты хочешь быть один?

– Я об этом не думал, – соврал я. Соврал нагло. Я думал об этом очень часто, но всегда мои размышления заходили в тупик. У меня просто не могло быть семьи.

– А ты возьми и женись. А я потом буду дядей, – засмеялся мальчик. – Или вот смотри, – сказал Дэм, держа перед собой рисунок. – Например, пускай Эван будет мой племянник. Бывают приемные племянники?

– Не знаю, – я не хотел говорить об этом. – Могу тебе предложить опять бутерброд. Больше тут ничего нет. Хочешь есть?

– Хочу. Только ты обещал мне в пиццерию. А потом у нас будет эта… Очень важная персона. Знаешь такую передачу?

– Нет.

– Там берут какого-нибудь человека и начинают из него делать чего-нибудь красивое. Прическу там, макияж… Шмотки всякие. Ты у нас будешь Очень важная персона.

– Я против.

– Мы уже все решили. Поздно. Ты теперь мой брат, верно? Значит, не только ты мне можешь драть уши, но и я могу вмешиваться в твою личную жизнь. Ты что так волнуешься, все будет на высшем уровне… Пойдем завтракать? Тут недалеко.

– Неудобно, понимаешь ты или нет?

– Чего тебе неудобно? Неудобно вилку ногой держать.

– Ну не могу я жить за твой счет!

– А что в этом такого? Я, например, не работаю и висю… вишу на шее у Райана. Живу за его счет, и мне нисколько не стыдно.

– Дэмиэн!

– А что – Дэмиэн? Если это так принципиально, можешь отдать потом, когда заработаешь. Составь полный список до копеек, и отдавай. Только я тебе отвечаю, что мне это не нужно. Ты какой-то до ужаса правильный, Итан.

– Все равно. Я буду жить так, как хочу. Хочу – буду ходить нечесаный и патлатый, в этой олимпийке. Захочу – куплю себе костюм. Захочу – вообще буду ходить голым.

– Это маловероятно. Ты даже куртку эту не снимаешь.

– Ну и не снимаю!

Дэмиэн шумно выдохнул.

– Чего ты такой упрямый?

– Это у нас семейное. А чего ты не понимаешь, что не могу я так?

– А как тебя заставить? Я ведь не шутил. Я вот сейчас возьму и пойду к Лин, скажу ей все про тебя. И покажу твою фотографию. И запись. И она тебя увидит… такого вот лохматого и грязного. Хорошо будет?

– Нет у тебя моей фотографии.

– А вот и есть. Тогда, в парке, нас фотограф снял.

Я задумался, припоминая. Случай такой действительно был.

– Ты этого не сделаешь.

– Спорим? – Дэмиэн вскочил с подоконника, положил альбом на стол и подошел к двери. – Вот прямо сейчас.

– Ну и иди, – буркнул я. – Правда, иди. Мне все равно. Какая разница, как я буду одет. Все равно – бомж. Иди, иди. Чего ты стоишь?

Я с ногами забрался на подоконник и посмотрел вниз, в окно. Вокруг сторожки растеклась огромная глубокая лужа, и в ней, весело отряхивая крылышки, принимал ванну маленький взъерошенный воробей.

– Ну, Итан, – тихонько подошел Дэмиэн. – Я ведь правда как лучше хочу. Давай знаешь как? Пойдем на обыкновенный рынок и купим тебе и мне какого-нибудь тряпья. И пострижемся вместе, мне тоже надо. В парикмахерской, самой обычной. Без всякой важной персоны… Давай?

Я посмотрел на мальчика. Я понимал, что он хочет сделать мне приятное. Хочет сделать, как лучше. Хочет познакомить меня с Лин. Вот только не знает всей правды. А рассказать ему я не могу. Страшно…

А может, пусть? Может, и в самом деле одеться в нормальные шмотки, постричься да и начать все заново? Ведь не обязательно делать это для Лин. Просто для себя.

– Ну ладно, – я согласился, продолжая смотреть в окно. Дэм тоже выглянул и посмотрел на три катера, пришвартованных к берегу. Они мерно покачивались в такт волнам.

– Ты починил катер? – вспомнил мальчик.

– Нет. Он не сломанный был.

– Как так? Ты же сказал, там что-то с мотором.

– Я сам так думал. А вышло, что все нормально.

– А рамы ты заклеивал?

– Нет. Дождь пошел, сильный такой. Какие тут рамы? Да ладно, может, завтра. Может, послезавтра. Как-нибудь.

– А можно мы с Эваном тебе поможем?

– Помоги. Только Эвана не надо эксплуатировать.

– Да что ты, он будет счастлив. Он обожает помогать. Однажды он помогал мне делать змея воздушного, разрисовал его акварелью. А он намок и не смог летать.

– Жалко. Хороший змей был?

– Сам посмотри, какой хороший, если не взлетел… Но красивый. Эван так старался, а ничего не получилось. А ты случайно не умеешь их запускать и делать как следует? А то я так, по чертежам, неважно вышло.

– Мы с Шоном делали… Только это как давно было.

– Не вспомнишь?

– Да вспомню, наверное…

– Сделаем потом?

– Попробуем, – кивнул я. Дэм снова раскрыл альбом.

– Подвинься, – сказал он мне и сел на подоконник. – Итан, а как ты можешь так рисовать портрет? И как ты нарисовал ее на холсте? Ты ведь ее толком не видел вблизи.

– Видел. В автобусе.

– Да? Когда это?

– Давно. Года два назад.

– Так у тебя эти проблемы уже два года? – покачал головой мальчишка.

– Нет у меня никаких проблем, – фыркнул я.

– Рассказывай… Я-то вижу.

– Ты такой опытный… Что же, дай мне совет.

– Без проблем, – дернул Дэмиэн плечом. – Скажу, только когда мы тебя причешем и переоденем. Я сам буду устраивать твою личную жизнь, потому что от тебя, похоже, этого не дождешься. Ладно. Пошли, позавтракаем.

Дэм тут же промочил свои кеды. Я отметил, что ничего удивительного в этом нет. Еще бы их не промочить, когда так носишься по лужам.

– Детский сад, – сказал я. – Ты с Эваном тоже так прыгаешь?

– Ага! Да ты просто мне завидуешь, потому что если ты будешь вот так скакать, все скажут, что ты ненормальный! А у меня еще есть такая привилегия!

"Что верно, то верно", – подумал я и спросил:

– Долго еще до твоей пиццерии?

– Да до чего тут долго-то? – засмеялся мальчик. – Город маленький совсем, все близко! На другой берег перейти, а потом от парка один квартал, и все.

– Ничего себе. А говорил, недолго!

Дэмиэн, смеясь, сиганул в лужу и окатил меня водой. Я вытер намокшее лицо и вздохнул. Я действительно немного завидовал Дэмиэну. Совсем чуть-чуть. Ему нельзя было не завидовать. Тем более что тот, подумав немного, скинул промокшие кеды и остался босиком.

– Ты же не пойдешь так в свою пиццерию?

– Почему? Так и пойду.

– Мне под стать, – усмехнулся я. – Если мы с тобой еще запоем какую-нибудь жалостливую песню, нам точно дадут денег.

– Значит, будем петь, – пошутил мальчик. – Деньги лишними не бывают.

– Да? А кто вчера чуть не выкинул их в окно?

– Это была необходимость. Ты бы не взял их иначе, верно?

– А если бы не взял, ты бы выбросил?

– Не знаю. Да, наверное.

– Их же Райан заработал. Это было бы очень невежливо.

– С чьей стороны? Твоей или моей? – прищурился мальчик. Я покачал головой. Спорить с Дэмиэном о том, что дико и неразумно взрослому парню брать деньги у мальчишки, не хотелось. Надоело до ужаса. Упрямый Дэмиэн все равно не собирался уступать.

– Мы сначала в парикмахерскую, да? – спросил Дэм. Я не знал точно, собираюсь ли вообще туда идти – ни потом, ни сначала.

– Давай мы туда не пойдем, – предложил я. – Совсем.

– Как это?

– Да вот так. Чем тебе не нравится моя стрижка? Оригинально…

– У тебя пол-лица не видно!

– Так в этом вся фишка.

– Фишка? Нет, Итан, что ты! Чего ты все упираешься в этот шрам? Ну у некоторых вообще рук и ног нет, а они не считают себя уродами, а ты раздул невесть что. Почему ты решил, что ты некрасивый? Вот смотри – глаза на месте, нос на месте, рот тоже на месте! Все как надо! Ну подумаешь, чуть-чуть не так. А у других зато такого нету! Знак боевого отличия.

– Ну некрасиво…

– Можно подумать, когда у тебя челка до подбородка – это красиво.

– Как хочешь, – устало вздохнул я. – Хоть налысо меня постриги.

– А что? Будешь скинхедом! Купим тебе кожаную куртку, дырявые джинсы, гриндерсы… Как тебе?

– Сказал же – по фигу. Можешь вообще меня нарядить в платье.

Дэмиэн улыбнулся и помахал кедами. А потом одним кедом показал вперед.

– Смотри! Вон уже, почти пришли. Знаешь, какое там мороженое обалденное? Вообще клевое. Тебе надо будет попробовать апельсиновое, вишневое и шоколадное… Это мое любимое.

Мороженое мне понравилось. Особенно апельсиновое. Оно было убийственно рыжего цвета – похоже, красители в него добавляли щедро. Цвет этот меня сначала смутил – очень он был похож на ярко-оранжевую краску в одном из моих жестяных тюбиков. Но Дэмиэн уплетал пронзительно яркое мороженое с таким аппетитом, что мои сомнения развеялись сами собой.

– Клево, – передразнил я мальчишку. Дэм засмеялся.

– А сегодня пойдем в сторожку?

– А тебе туда зачем?

– Альбом досмотреть. И рамы клеить. Я же должен знать, когда звать Эвана.

– Не надо, Дэм. Он маленький еще. Это называется – эксплуатация детского труда.

– А у меня, значит, не эксплуатация? Ну и что? Он тебе ведь не помешает. От него никаких проблем. Я его знаешь почему хочу взять? Он все время дома один. В садик он не ходит, а дома никого нет. Лин работает… Ему скучно… Он нам не будет мешать, даже наоборот.