Текст книги "Анубис"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 44 страниц)

Тьма была всепоглощающей. Все, что Могенс думал до этого о темноте, здесь, внизу, касалось и всякого рода шорохов. Как тьма являлась первичным состоянием всех вещей, еще до их существования, так безмолвие царило во всей вселенной, до того как появился первый шорох, и так же, как тьма, оно воцарится снова, когда все кончится, и короткая интермедия, которую люди называют вечностью, будет окончена.

При этом безмолвие было еще хуже, чем тьма. Тьму можно было разогнать лучом их ламп, который, как ощупывающая рука слепого, шарил впереди. А вот безмолвие упорно сопротивлялось любому звуку, который они производили.

Возможно, с трепетом думал Могенс, потому что оно, собственно, не безмолвие, а нечто совершенно другое, грозное и неумолимое. Тьма была здесь всегда, прежде, чем здесь возникли ходы и пещеры. Теперь в безмолвии таилось новое качество, и оно значило куда больше, чем Могенс готов был допустить. Даже под землей никогда не бывало совсем тихо. Должны были слышаться потрескивания скальных пород, шелест копошения крошечных существ, которые жили и здесь, внизу, шорох воздушных потоков, которые перемещались по лабиринту возникших естественным образом пустот, да даже едва ощутимое, но постоянное дыхание самой земли, чьи жизненные циклы не так уж сильно отличаются от человеческих, только бесконечно замедленные.

Ничего этого не было.

Тишина стояла вовсе не потому, что здесь не было ничего, что могло производить звуки. Совсем наоборот. Здесь что-то было. Безмолвие стало некой субстанцией, которая попросту ничего другого не терпела возле себя.

Путь показался Могенсу много длиннее, чем он помнил. Ему никогда не приходило в голову сосчитать шаги от входа до первой пещеры, и все же он был почти уверен, что уже проделал их, по меньшей мере, вдвое больше. Мисс Пройслер шла так близко к нему, что грубая ткань ее платья время от времени касалась его плеча – такое простое человеческое участие в этом враждебном человеку безмолвии. И Могенс невольно задавался вопросом, догадывается ли она, сколько сил ему придает одна ее близость – и, наоборот, испытывает ли она то же самое?

Грейвс и Том давно ушли вперед, а теперь остановились, так что дистанция между ними заметно сократилась. Луч лампы Грейвса заскользил по каменным стенам, медленно и как-то нерешительно, будто искал что-то, но не знал, что хочет найти, и в то же время боялся это пропустить. Том, в принципе, делал то же, что и Грейвс, разве что еще поднял свою винтовку и перезарядил ее. Могенс с задержкой уловил металлический звук, с которым патрон вошел в патронник, и был уверен, что это не было эхом. Теперь дрожащий круг света шарил по стене.

– Что ты ищешь? – спросил Могенс Грейвса, подходя вместе с мисс Пройслер.

Грейвс дал ему знак молчать и повел лучом фонаря по стенам с действующей на нервы медлительностью. Луч выхватывал из черноты целый паноптикум из скальных наростов и высеченных фигур богов, которые мгновенно снова погружались во тьму. Блуждающий луч создавал иллюзию жизни, которой не было, и еще более усиливал безмолвие. Могенс напрасно пытался избавиться от стесняющего грудь чувства, которое надвигалось шаг в шаг с этим молчанием. Сердце его билось медленно, но жестко и тяжело.

– Здесь что-то есть, – прошептал он.

Грейвс снова махнул, чтобы он замолчал, но сам тем не менее ответил:

– Надеюсь.

Том опустил винтовку – не совсем, но все-таки это немного успокоило Могенса, – едва заметно кивнул и двинулся дальше вслед за Грейвсом, но не в направлении прохода с иероглифами, как ожидал Могенс, а совсем в противоположном. Могенс обменялся удивленно-вопросительным взглядом с мисс Пройслер – какого он ждал от нее ответа, он и сам не знал – и поспешил за Томом и Грейвсом. У него и мисс Пройслер тоже было по маленькой, но сильной рудничной лампе, только они договорились, что, пока не появится чего-либо примечательного, не будут зажигать их в целях экономии топлива.

Они продвигались медленно, останавливаясь, когда останавливался Грейвс, чтобы осветить стены, пол, а пару раз и потолок, потом снова шли дальше в огромную подземную залу. Наскальных росписей становилось все меньше, чем больше они отдалялись от входа, и вскоре их глазам предстала только голая морщинистая скальная порода, которой никогда не касался резец человека. Луч проскользнул через низкий, неправильной формы провал, за которым потерялся в абсолютной черноте.

– Что это, профессор? – прошептала мисс Пройслер.

Могенс однажды уже был здесь и знал, что лежит по ту сторону лаза, но и он не понимал, почему Грейвс вел их именно сюда, поэтому он просто пожал плечами и двинулся дальше.

Хоть в памяти и хранилось предостережение, тем не менее он дважды ударился головой о низкий свод, прежде чем снова смог распрямиться. Насколько он ориентировался на слух, мисс Пройслер позади него приходилось не легче, хотя он подозревал, что главной ее заботой было не застрять в узком проходе.

Протиснувшись в небольшую пещеру, простиравшуюся за проходом, он широким шагом отступил в сторону, чтобы дать ей место, и остановился. С каждой минутой ему становилось все больше не по себе. Он не должен быть здесь. Он не хотел быть здесь.

Грейвс впереди тоже остановился и повел лучом рудничной лампы по стене с наскальным рисунком догонов. После всего, что Могенс за все прошедшие дни видел здесь под землей, эти рисунки показались ему примитивными и неумелыми – но в то же время они словно охватывали в себе все иероглифы, барельефы и скульптуры по другую сторону пещер. Могенс не мог сказать что, но что-то в них было.

Грейвс еще раз ощупал светом лампы камни, а потом на короткое мгновение направил его на вполне определенное место и… потушил лампу.

– Том, – шепнул он, – выключи свет.

Том послушался, и мгновенно воцарилась абсолютная тьма. Мисс Пройслер с шумом втянула в себя воздух, Могенса тоже охватило недоброе предчувствие.

– Доктор Грейвс, вы считаете удачной мыслью…

– Тихо! – оборвал ее Грейвс, и Могенс, несмотря на темноту, словно увидел, как он резко дал рукой отмашку. – Смотрите!

В первое мгновение Могенс ничего не увидел. Темень была беспросветной. Но это только казалось.

Перед ними затеплилось еле заметное голубоватое мерцание, неровное, вроде светящегося насекомого, и такое же слабое. Даже во всеобъемлющей тьме, окружавшей их, понадобилось несколько секунд, чтобы его глаза достаточно перестроились и он смог распознать определенную систему в произвольном танце крошечных светящихся пылинок.

– Это оно, доктор Грейвс? – Голос Тома дрожал от волнения. – Это оно?

– Да, Том, – подтвердил Грейвс. – Это оно. – Его голос звучал не взволнованно, а в высшей степени благоговейно.

– Что за «оно», Джонатан? – спросил Могенс. Он занес ногу, чтобы встать перед Грейвсом, но тот резко схватил его за руку и одернул назад.

– Нет! – воскликнул он. – Не касайся. Только смотри. Неужели не узнаешь?

Могенс сосредоточился, но поначалу совершенно безуспешно. Светящиеся точки остались тем, что и были: дюжиной различной величины и яркости искорки, танцующие, словно пылинки, которыми играет ветер. И тем не менее что-то в этом рисунке показалось ему знакомым, на своеобразный жутковатый манер.

И тут он понял. Он уже видел этот танец, только исполняемый не свободно кружащими в пространстве дразнящими светящимися точками, а в виде темного двухмерного наскального рисунка, неумелого, но точного, вырезанного на древних камнях пещеры.

И не только там.

– О Боже! – едва выдохнул он. – Это… это же… Сириус!

– Да, в том положении на небосводе, которое он занимал пять тысяч лет назад, – подтвердил Грейвс. Теперь его голос был исполнен гордости. – Древняя родина догонов.

Могенса внезапно охватило чувство, будто темнота в пещере так же закружилась вокруг него, как вращаются вокруг друг друга крохотные светящиеся копии констелляции давно минувших веков. Астрономом он не был, но Сириус был слишком заметной звездой, чтобы не узнать ее на небе даже с начальным образованием. Сейчас он бы и сам узнал эту констелляцию, без помощи Грейвса. То, что невесомо плясало в воздухе в трехмерном пространстве, было точной моделью движения Сириуса и его спутников.

– Но это… совершенно невозможно! Как может…

– Порождение дьявольских козней! – едва слышно воскликнула мисс Пройслер возле него, и, хотя Могенс не мог различить ее даже как тень на фоне черноты, он почувствовал, как она крестится.

– Это прекрасно! – прошептал Грейвс. – Только посмотрите на чистоту движения! Его точность и изящество! Уверен, будь у нас возможность проверить, оказалось бы, что орбиты планет не отклоняются от образца ни на миллиметр!

– А я уверена, что это дело рук дьявола! – не сдавалась мисс Пройслер. Хоть ее голос и дрожал, в нем звучала твердость и непоколебимость, и Могенс не мог уловить в нем даже нотки истерики или паники. – Мы немедленно уходим из этого нечестивого места! Идемте, профессор!

Она схватила Могенса за рукав и с почти невероятной силой заставила его повернуться. Могенс чисто машинально уперся, но внезапно мисс Пройслер получила поддержку с совершенно неожиданной стороны.

– Вы правы, моя дорогая, – сказал Грейвс. – Самое время уйти. Только погодите еще минуту. Не хватало еще, чтобы кто-то пострадал.

В темноте перед ними что-то задребезжало, потом раздался звук, будто чиркнули спичкой, и Могенс, к своему удивлению, испытал мимолетное, но глубокое разочарование, когда танец звезд растаял в свете фонаря Грейвса. Ослепленный его светом, Могенс защитил глаза рукой, а мисс Пройслер крепко зажмурилась и поспешно отвернулась. Чуть не бегом она бросилась вон из пещеры, и Могенс так же торопливо последовал за ней, тем не менее не преминув оглянуться, чтобы через плечо бросить взгляд на наскальный рисунок. Вот только луч фонаря Грейвса так ослепил его, что он не видел ничего кроме цветных бликов и звездочек совсем другого свойства, которые плясали на его сетчатке и заставили глаза слезиться.

Выйдя в большую залу, Грейвс прошел еще дюжину шагов, потом остановился, поджидая Тома, которому с трудом удалось протиснуться в узкое отверстие с объемистым рюкзаком за спиной да при этом еще тащить две винтовки и лампу. Худо-бедно он все-таки сделал это, чуть не упал, заработав недовольный взгляд Грейвса.

– Я был прав, Могенс, – в голосе Грейвса звучал триумф. – Боже милостивый, я был прав! С самого начала!

Могенс напрасно искал подходящих слов для подобающего ответа, чтобы выразить хаос мыслей, чувств и ощущений, теснящихся в его черепной коробке, но мисс Пройслер и на этот раз опередила его.

– Не поминайте имя Господа всуе, да еще в таком богопротивном месте, доктор Грейвс! – возмутилась она.

– Но мисс Пройслер, прошу вас! – Грейвс так резко обернулся назад, что беспощадный свет его лампы ударил в лицо Могенса, ослепив его. Заметив это, Грейвс слегка изменил наклон фонаря и мягко сказал: – Мисс Пройслер, поверьте, все, что здесь происходит, не имеет никакого отношения ни к Богу, ни к черту. И уж ни в коей мере к богохульству.

– И не пытайтесь мне… – начала мисс Пройслер, но на этот раз Могенс перебил ее:

– Боюсь, на этот раз доктор Грейвс прав.

Мисс Пройслер подчеркнуто медленно повернулась к нему, в ее глазах стояло выражение неподдельного презрения.

Могенс тем не менее продолжал тем же тоном, кивнув головой в сторону пещеры, из которой они только что вышли:

– Могу понять, как вас напугало все, что мы только что наблюдали. И, поверьте, мне было так же не по себе. Однако боюсь, сейчас вы заблуждаетесь. Это не имеет ничего общего с фокусами или дьявольским коварством…

– А с чем же тогда?

Могенс поразился, сколько спокойствия и убежденности звучало в его собственном голосе. И все-таки… То, что Могенс говорил, на самом деле говорил не он. Те слова произносил ученый, хоронящийся в нем. Который был не просто убежден в их правдивости, а знал, что так оно и есть. Но там было и большее. Тихий и проникновенный голос вещал, задевая не правильную логическую часть разума Могенса, а нечто более глубинное и темное…

– Профессор! – услышал он голос мисс Пройслер. – Что вы там бормочете?

Могенс потряс головой.

– Есть вещи превыше нашего понимания и потому пугают. Но они не обязательно должны быть порождением сатаны.

– Вот она, правда, – встрял Грейвс, – даже если она и пугает. То, чему мы только что были свидетелями, является доказательством, что во вселенной есть и другие существа. Проявление этой жизни может нагонять страх, но, поверьте, это не козни Рогатого!

– Прекратите! – возмущению мисс Пройслер не было предела.

– Могу вас понять, – усмехнулся Грейвс. – Не поверите, но я действительно понимаю, что вы сейчас чувствуете, моя дорогая. Даже мне было не по себе, когда я наткнулся на доказательства их существования. И должно было пройти время, чтобы у меня открылись глаза. Наши с вами верования и убеждения могут разительно отличаться, но я, как и вы, верю во всемогущего Творца, создавшего вселенную и поныне наблюдающего за нами.

Мисс Пройслер растерянно посмотрела на него.

– Я вам не верю, – сказала она без особой убежденности. – Ни один христианин не позволит себе таких еретических рассуждений.

– Но разве не станет изумительнее Божье творение, если верить, что он создал и другие миры? – едва ли не кротко спросил Грейвс. – Много тысяч. Миллионы, с миллионами народов, которые верят в него?

Мисс Пройслер казалась совершенно потрясенной. Машинально она еще приготовилась к ответу, а потом безнадежно покачала головой. Вместо того чтобы что-то сказать, она бросила Грейвсу гневный взгляд, Могенсу – укоризненный, резко развернулась и пошла к Тому, стоявшему на некотором отдалении.

Грейвс посмотрел ей вслед, не раздраженно и не надменно, как ожидал Могенс, а скорее сочувственно, потом поднял лампу и повернулся.

– Идем, Могенс, – сказал он. – Пойдем впереди. Думаю, мисс Пройслер хочет пока побыть одна. Не волнуйся, с Томом ей ничего не грозит.

Могенс немного поколебался, потом решил, что Грейвс, пожалуй, прав. Никогда еще не видел он мисс Пройслер такой убитой, даже утром, когда ее привез шериф.

Он молча присоединился к Грейвсу, и они отправились в обратный путь. Только спустя довольно значительное время и не преминув оглянуться через плечо и удостовериться, что мисс Пройслер и Том далеко отстали и не услышат его слов – он продолжил прерванный разговор.

– Это было гениально, Джонатан. Никогда бы не подумал, что кто-нибудь сможет разыграть мисс Пройслер.

Обманывался ли он или действительно в глазах Грейвса промелькнул озорной огонек?

– А кто говорит, что я ее разыграл?

– Снова меняешь правила игры, да?

Грейвс покачал головой:

– Ни в коем случае. То, что я сказал, – мои истинные убеждения.

Теперь Могенс выглядел озадаченным.

– Не станешь же ты утверждать, что веришь в Бога?

– Я сказал, что миры там, наверху, сотворены Богом, – согласился Грейвс, и на сей раз его голос вдруг прозвучал интригующе. – Но не сказал каким.

Могенс был сбит с толку, и это ощущение усиливалось с каждым шагом, который он делал, следуя за бледным дрожащим лучом, посылаемым Грейвсом вперед. Если бы он чуть раньше попробовал мысленно прокрутить эту ситуацию, то мог скорее ожидать от себя, что поначалу среагировал бы удивленно и скептически, потом засомневался бы и, наконец, выдержав достойную паузу, просчитав в уме все «за» и «против», тщательно взвешивая аргументы, пришел в научный восторг. Ничего этого не было.

Вид танцующих звезд просто-напросто потряс его. В нем не осталось места ни сомнению, ни каким-либо «если – то», ни логическим обоснованиям. Он видел то, что видел, и это превысило предел его интеллекта, молниеносно и не оставляя шансов на сопротивление. В тот момент, когда он стоял в древней пещере и наблюдал завораживающий танец созвездия, уже пять тысяч лет не находящегося в этой констелляции, он знал, что Грейвс говорит правду. Хотел в это верить. А теперь подступили сомнения.

Безусловно, упрямо критичная часть его разума – а на его вкус, слишком уж часто в последнее время приходилось обращаться именно к нему – признавала, что в пещере догонов есть нечто особенное. И заядлый спорщик не смог бы просто отмести то, что он видел собственными глазами. Но достаточно ли наскального рисунка пятитысячелетней давности и горстки пляшущих светлячков, чтобы служить доказательством тому, что утверждал Грейвс? Вполне очевидный ответ на это – «нет». Могенс хорошо понимал опасность заблуждения, в которое охотно впадают люди с так называемым «научным», на самом же деле схоластическим образованием, если они хотят во что-то поверить. Историй о курьезных ошибках, заблуждениях и иллюзиях хватило бы на целые тома, дай себе кто-нибудь труд записать их, а Грейвс в студенческие годы ночи напролет проводил, потешаясь над ложными постулатами и оценками, на которые, как на удочку, попадались солидные профессора и авторитетные эксперты. Кружащие огоньки сами по себе ничего не значили, совершенно ничего.

– Том!

Голос Грейвса так внезапно ворвался в его мысли, что Могенс испуганно вздрогнул и огляделся. Он и не заметил, что они уже добрались до прохода с иероглифами. Грейвс впереди остановился и вытянул руку. Свет рудничной лампы, которую он держал в другой, затерялся где-то во мраке туннеля, однако нервы Могенса были на таком пределе, что он уловил какое-то движение, которого там наверняка не было.

– Дай мне винтовку! – потребовал Грейвс.

Том, торопливо миновав Могенса, подал ему оружие, и Грейвс, посмотрев в его сторону, успокоил, правда, менее уверенным тоном:

– Это так, на всякий случай. – Уверенным жестом, выдающим опытность в такого рода делах, он взял винтовку наперевес и добавил: – Но все-таки лучше оставайся позади. И позаботься о мисс Пройслер.

И снова в его голосе не слышалось прежней убежденности. Если это и правда простая мера предосторожности, чего же тогда Грейвс так занервничал?

Могенс не стал возвращаться назад, а подождал, пока подойдет мисс Пройслер, и хотел двинуться дальше, но Грейвс остановил его жестом и сказал:

– Зажгите ваши лампы. Скоро будем на месте.

Мисс Пройслер немедленно выполнила его просьбу, Могенс тоже попытался, но делал это так неловко, что в конце концов Том не выдержал и подошел к нему, чтобы помочь. Едва заметное шипение каждой лампы объединилось в звонкоголосый хор, поющий древние запретные псалмы, которые слушали изукрашенные стены, а нечто из тьмы не только слушало, но и отвечало на них.

– Спасибо, – поблагодарил Могенс, когда Том протянул ему зажженную лампу.

Том молча кивнул, а потом улыбнулся своей очаровательной юношеской улыбкой, и тем не менее Могенс почувствовал в нем напряжение и ту серьезную сосредоточенность, которую он видел всего лишь раз – когда Том рассказывал о смерти родителей.

Том протянул ему вторую винтовку, но Могенс отчаянно замотал головой и едва сдержал себя, чтобы не отпрянуть. Он так же, как и десять минут назад, чувствовал отвращение к оружию, а кроме того, был на сто процентов уверен, что мальчик умеет с ним обращаться куда лучше, чем он.

– Как хотите, профессор, – пожал плечами Том. – Тогда просто идите за мной. Я прикрою вас.

– Идти вплотную к вам или отстать на пару шагов? – наморщив лоб, спросила мисс Пройслер, поворачиваясь то к Грейвсу, то к Тому.

Грейвс стрельнул в нее недовольным взглядом через плечо, передернул плечами и пошел дальше.

Они продвигались по проходу не слишком быстро. Но вот объединенный свет их ламп упал наконец на отвал камней и щебня и пополз дальше, чтобы затеряться в черноте храмовой залы. Могенс ожидал, что в нем всплывут воспоминания прошлой ночи, но все, что он почувствовал, только страх, нарастающий с каждой секундой. Из памяти все еще ускользала картина того, что он видел за открытыми вратами – но никуда не исчезало ощущение, что это был кромешный ужас.

Внезапно мисс Пройслер замедлила ход, обождав, пока расстояние между ними и Грейвсом станет больше, и, когда она заговорила, Могенс понял почему. Ее голос был не громче приглушенного шепота, но это мало помогало; резные стены отражали каждый звук тысячекратно усиленным и искаженным – прямо голос злой сказочной ведьмы, которая сажает детишек на лопату, чтобы засунуть в печь.

– Как мог такой приятный и воспитанный человек, как вы, связаться с чудовищем вроде доктора Грейвса? – спросила мисс Пройслер.

– Мы когда-то были… – машинально начал Могенс, но тут же оборвал себя и задумался. На языке вертелось «друзьями», но слово не хотело сорваться с уст. И дело было не в девяти прошедших годах. Мисс Пройслер дожидалась ответа с особым выражением на лице, и он в конце концов вяло закончил, – …товарищами по учебе.

– В университете, как мне помнится, – кивнула мисс Пройслер.

Грейвс на ходу обернулся и смерил ее откровенно неприязненным взглядом, который также мало ускользнул от внимания мисс Пройслер, как и ее слова от него. От его непривычного добродушия и спокойствия не осталось и следа. Момент, когда они стояли в пещере, наблюдая за танцем звезд, на короткое мгновение изменил и сблизил их, возможно, даже что-то пробудил в их душах, ими самими непознанное. Теперь этот момент безвозвратно ушел и вернул обоих к привычному образцу взаимоотношений. И, странным образом, это скорее успокоило Могенса, чем взволновало.

– Дайте-ка, угадаю, профессор, – продолжала мисс Пройслер.

Само собой, она, как и он, поняла, что шептать бесполезно, что Грейвс слышит ее слова, даже напряженно прислушивается к ним. Но, кажется, ее это нимало не трогало, так что она заговорила вполне нормальным тоном. Теперь странная акустика подземных пустот, наоборот, приглушала звук ее голоса.

– Все дело в женщине, о которой вы как-то упомянули.

На этот раз Грейвс не ограничился косым взглядом. Он резко развернулся всем корпусом, так что луч его фонаря устроил бешеную пляску по стенам, потолку и даже полу, и сверкнул на Могенса взглядом, полным чуть ли не ненависти. Тем не менее от комментариев он воздержался и через секунду снова отвернулся.

– Да, Дженис, – тихо пробормотал Могенс. – Только не так, как вы думаете, мисс Пройслер.

Это был удар ниже пояса, которого он не ожидал, и был благодарен мисс Пройслер, что она не стала его добивать. Через минуту он неожиданно для себя добавил:

– Это была жуткая история. Мне не хочется об этом говорить. Скажу лишь, что она тогда распрощалась с жизнью. По моей вине. Только по моей.

Ему не требовалось смотреть ей в глаза, чтобы почувствовать, как мало мисс Пройслер поверила такой интерпретации. Она не была ни глупой, ни бесчувственной – эпитеты, которыми он часто награждал ее в мыслях, и не только, за последние годы, хотя ему самому давно стало ясно, как он несправедлив по отношению к ней. Не было в ней ни того, ни другого. Совсем наоборот. Пусть на свой лад, сформировавшийся в условиях жестких правил маленького обывательского сообщества, пусть в манере, к которой трудно найти подступы, но она была женщиной в высшей степени умной и участливой, даже если в секунду могла превратиться в фурию.

– Если мы переживем эту ночь, профессор, – сказала она, – то обещайте, что расскажете мне эту историю.

– В чем я сильно сомневаюсь, – язвительно прокомментировал Грейвс таким громоподобным голосом, который совершенно не вязался с тем, чем он закончил свою речь: – Нижайше прошу простить, что прерываю ваше задушевное воркование, однако вынужден вас просить: захлопните, наконец, пасти!

Последние слова он выкрикнул, давясь от гнева. Мисс Пройслер ничего не сказала, только прищурилась и посмотрела на него пристальным взглядом. По разумению Могенса, не потому, что ей нечего было ответить, просто она считала ниже своего достоинства вообще реагировать на такое вопиющее поведение. На его же лице отобразилось полное недоумение и даже испуг. Грейвс довольно кивнул, скривился в улыбке и чеканным шагом замаршировал дальше.

Только удовлетворение его было напрасным. Реакция Могенса последовала вовсе не на грубый тон – запугать его этим уже давно было невозможно – просто на долю секунды у границы светового луча мелькнуло нечто.

Разумеется, он не увидел Дженис во плоти, да ее там и не было – впервые он осознал это с отчетливой ясностью, – но в то же время он знал, что где-то там впереди, среди теней, она ждет его. И так же впервые он ощутил, что в этой мысли нет ничего пугающего или нагоняющего ужас, напротив, она несла в себе успокоение.

– Что за невозможный человек! – наконец высказалась мисс Пройслер так громко, чтобы Грейвс слышал, но не настолько громко, чтобы не понять: это предназначено не для его ушей.

На сей раз Грейвс и не отреагировал, разве что ускорил шаг, пока не добрался до кучи обломков и не остановился. Том собрался было вскарабкаться на эту гору, но Грейвс остановил его жестом, другой рукой он махнул Могенсу и мисс Пройслер, чтобы они поспешили.

– Прошу прощения за грубый тон, – сказал он, когда они подошли. – Просто я… немного нервничаю.

Мисс Пройслер даже намеком не дала понять, что отпускает ему грех.

– Нам действительно надо теперь быть тише, – продолжил Грейвс слегка задетым тоном, который улавливался даже в шепоте. – И осторожнее.

– Полагаете, вам придется пустить в ход… – мисс Пройслер кивнула на винтовку в локтевом сгибе его левой руки, – …эту штуку?

– Надеюсь, что нет. Скажу больше: если настанет момент ее использовать, боюсь, нам уже ничего не поможет. – Он упрямо вздернул голову. – Но к чему рисковать, не так ли?

– Не так!

Могенс с трудом спрятал ухмылку. Мисс Пройслер умела поставить в тупик. Однако Грейвсу этот ответ вроде бы нисколько не показался смешным. По крайней мере – ради исключения – на этот раз он проявил достаточно здравомыслия, чтобы не огрызаться, наоборот, обратился к мисс Пройслер с искренней заботой в голосе:

– Настал решающий момент еще раз все обдумать, мэм. Пока еще можно вернуться. Вы сможете самостоятельно проделать обратный путь и выйдете прямо к выходу.

– У вас что, не все в порядке со слухом, доктор Грейвс? Или с памятью? По-моему, я ясно выразилась.

– Если мы двинемся вперед, – невозмутимо продолжал Грейвс, – назад мы можем уже не вернуться.

Вместо ответа мисс Пройслер, бросив ему еще один презрительный взгляд, подхватила подол своего платья, резко развернулась на каблуках и с завидной ловкостью принялась карабкаться на кучу.

Грейвс в первое мгновение ошалело проводил ее взглядом, даже взмахом руки попытался остановить, но мисс Пройслер уже преодолела половину нагромождения камней и щебня, удивив всех в очередной раз. Добравшись почти до гребня, откуда она была видна по обе стороны завала, она встала на четвереньки и так доползла доверху. У кромки она легла на живот и внимательно огляделась, не шевельнув даже головой. Если бы она весила на сотню фунтов легче, ее можно было бы принять за индейца, подкрадывающегося в зарослях к стану бледнолицых.

Могенс обернулся к Грейвсу с почти триумфальным взглядом, на который Грейвс тем не менее нимало не обратил внимания.

– Все это мне не нравится, – прошептал он. – Это на самом деле опасно, ты что, не понимаешь? – Он повел винтовкой. – Я серьезно. Оружие нам здесь не поможет.

– А чего же мы таскаем его с собой?

– Потому что… ах, забудь!

Грейвс развернулся на каблуках и последовал за мисс Пройслер в таком темпе, что Могенса оставили всякие сомнения, что он делает это не в первый раз. Правда, не с таким шумом, как она. И на четвереньки он встал гораздо позже ее, так что был более уязвим с той стороны. Могенс оторопело проследил его змеиные движения, но тут Том, укоризненно покачав головой, нетерпеливо последовал его примеру, преодолевая препятствие. Через пару секунд все трое лежали под защитой гребня этой искусственной горы, вытягивая головы, как солдаты, выслеживающие противника, и Могенс, тяжело вздохнув, так же тяжело пополз за ними.

На противоположной стороне – по крайней мере, на первый взгляд, – ничего не наблюдалось. Том вслед за Грейвсом направил луч своей лампы в огромную храмовую залу, но с каждым футом свет терял в силе и яркости, словно падал не в пустое пространство, а в черные воды в глуби океана, где он уже не был светом и не имел власти. Лишь то тут, то там смутно очерчивались контуры, не выдавая своей формы. Тут проглядывал обломок, для того только, чтобы показать, как преходяща и бессмысленна любая деятельность человека в его усилии восстать против древнейших законов универсума. Там взору представал осколок статуи – получеловека-полуптицы – чей полувзгляд казался насмешливым и в то же время предостерегающим. Обвалившаяся часть облицовки стены формировала иероглифы, высеченные на ней, в новый темный текст с мрачным смыслом. И только когда мисс Пройслер и, после заметного колебания, Могенс направили свет своих ламп в эту черноту, ситуация слегка улучшилась.

И все-таки Могенс испугался до мозга костей. Он сам был здесь, когда случилась катастрофа и в одну секунду разрушила то, что пережило пять тысяч лет. Однако масштабы опустошения и приближенно не соответствовали тому, что хранила его память. Колонны были свергнуты и расколоты, роскошные статуи богов и другие памятники сброшены с постаментов и разбиты. Целые фрагменты облицовки стен обвалились и превратились в неприглядные кучи у подножия серых скал, а грандиозный мозаичный пол напоминал теперь дно моря, высохшего сотню лет назад и под иссушающими лучами солнца обратившегося в лабиринт зияющих расселин и трещин от невероятной ширины до толщины человеческого волоса.

Грейвс и Том медленно и методично шарили световым пучком своих фонарей. И хотя лампы были очень сильные, света не хватало, чтобы осветить все помещение, но достаточно, чтобы показать Могенсу, что разрушения не ограничились только той частью, что прилегала ко входу, напротив, чем дальше вглубь, тем они выглядели значительнее. Теперь он был совершенно уверен, что в прошлый раз видел храмовую залу не в таком состоянии, и, как следует оглядевшись, сказал это Грейвсу.

– Боюсь, ты прав, – согласился Грейвс. – Наверное, случился еще один обвал, после того как мы были здесь в прошлую ночь.

Его голос звучал озабоченно, но раскаяния в нем не слышалось. Скорее беспокоило состояние пола у них под ногами, да, может, еще надежность скалы в сотни тысяч тонн у них над головой. Совсем недавно эта зала со всеми ее чудесами, сокровищами и бесценными документами была невредима. Находка, способная совершить революцию не только в истории археологии, но и во всемирной истории, а для Могенса так вообще равная дару богов. И вот все здесь разрушено. Если подумать о том, как мало дошло до нас от тысячелетних царств фараонов, даже разоренная зала представляла собой значительную ценность, но это не шло ни в какое сравнение, что еще два дня назад видели его глаза или ощупывали руки. К сожалению, испытываемому Могенсом, подмешивался еще и гнев. Гнев, не направленный на определенный объект и, может быть, поэтому еще более непереносимый. Ну почему судьба преподнесла такой подарок, чтобы тут же отнять его?