Текст книги "Анубис"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)

Возведенная Грейвсом стена стала выше и прочнее, чем прежде. Взгляд заледенел. И все-таки Могенс добавил – не только зная, что это бесполезно, но и почти против собственной воли:

– Что ты надеешься там найти, Грейвс?

Грейвс только покачал головой. Вместо ответа он пошарил по карманам пиджака, вытащил сигареты и спички и с их помощью спрятал лицо за клочьями дыма, медленно расползающимися в воздухе.

– Спишем эти измышления на счет твоего состояния, – наконец сказал он. – Виню себя, что слишком многого требовал от тебя. Там, внизу, нет ничего, Могенс. Ничего, что мы оба уже не видели бы. Но разве этого мало? – Он воспользовался следующей затяжкой, чтобы создать хорошо продуманную паузу, его губы растянулись в ироничную улыбку. – Ты что думаешь, я ищу философский камень? Или Святой Грааль?

На долю секунды в мозгу Могенса проблеснуло до сих пор подавляемое воспоминание. Луч фонаря в руках Тома выхватил из тьмы врата, но обе резные черные створки стояли открытыми, а за ними… Эта картина ускользнула из памяти, но оставила жуткое чувство, что он видел то, что находилось позади. Подсознание, которое было сильнее, чем его воля, не желало, чтобы картина всплыла.

– Что мы можем сделать для мисс Пройслер? – спросил он.

Грейвс невозмутимо попыхивал своей сигаретой, чад перед его лицом стал таким плотным, что Могенс его больше угадывал, чем на самом деле видел.

– Что ты хочешь для нее сделать, мой друг? – усмехнулся Грейвс. – Разве что помолиться. Давай, не стесняйся!

Могенсу было нелегко сдержаться, но каким-то чудом ему это удалось. С холодным спокойствием, которое удивило и его самого, он ответил:

– Мы не можем сидеть сложа руки. Погиб человек.

– И что? – Грейвс был само спокойствие.

– Надо что-то предпринять. Ты сообщил шерифу Уилсону?

Полнейшее недоумение на лице Грейвса выглядело вполне натурально.

– Шерифу Уилсону? – тупо переспросил он.

– Разумеется. Бедная женщина мертва, Грейвс! В таких случаях принято ставить в известность полицию, разве нет?

– Возможно, – ответил Грейвс, его глаза сузились до щелочек. – И я непременно сделаю это завтра.

– Завтра? Что значит завтра?

– Когда все кончится, – спокойно ответил Грейвс. – Как только мы…

– Мы не можем так долго ждать! – перебил его Могенс. – Давно надо было известить шерифа! Я был уверен, что Том сделал это еще прошлой ночью!

Грейвс смерил его долгим взглядом, полным презрения.

– Я начинаю сомневаться в твоем душевном здоровье, старина, – отчеканил он. – Ты вообще соображаешь, о чем говоришь?

– Мисс Пройслер умерла! – вышел из себя Могенс.

Грейвс кивнул, а сказал тем не менее:

– Ну, этого мы еще не знаем. Я допускаю, что вероятность увидеть ее живой или невредимой не особенно велика. И все же пока все это наши предположения. Хотя, может быть, стоит пожелать несчастной мисс Пройслер лучше умереть. И тем не менее пока что предположение о ее смерти остается чистой воды догадкой. А ради догадки мы не можем ставить на кон результат многолетней работы!

Могенс хотел возразить, но Грейвс остановил его жестом и выпустил ему в лицо клуб дыма – прямо рассерженный дракон.

– Ты хотя бы представляешь себе, что будет, если мы сейчас пойдем к Уилсону? Не позже чем через час здесь кишмя закишат полицейские, а еще часом позже будет не продохнуть от репортеров и зевак! Не говоря уж о наших драгоценных коллегах по соседству! Они здесь все перероют, камня на камне не оставят. Я не позволю уничтожить работу целого десятилетия только…

– …потому, что человек лишился жизни? – закончил за него Могенс.

– …потому, что ты не можешь подождать один день! – злобно выдохнул Грейвс. – В чем дело, Могенс? Не так уж много я и прошу! И ничего аморального! Один-единственный день, вот все, что мне надо! Завтра утром, ради Бога, поезжай в Сан-Франциско, встречайся с кем хочешь, труби во всех газетах, мне все равно. Можешь даже все заслуги приписать себе, мне плевать! Но если сегодня кто-нибудь узнает о том, что мы нашли там, внизу, то все пойдет псу под хвост, а этого я не допущу!

– Ты все еще не понял, – потрясенно вымолвил Могенс. – Неужели тебе безразлична смерть человека?!

– Нет, – рявкнул Грейвс, – не безразлична! Но ее смерть – не наша вина. Ни твоя, ни моя. Это был несчастный случай, роковое стечение обстоятельств. А если мы сейчас изничтожим все, ради чего я так долго работал – ради чего мы оба работали и дорого за это заплатили, Могенс! – то ее смерть будет не только ужасной, но и бессмысленной. Ты этого хочешь?

Могенс удивлялся себе, что до сих пор попросту не развернулся и не ушел. Было совершенно бесполезно продолжать этот разговор. Грейвс не мог взять в толк, о чем он говорит, а он не понимал Грейвса, будто их вдруг поразило вавилонское столпотворение и слова потеряли всякий смысл. Еще недавно Могенс спрашивал себя, не сходит ли он с ума, теперь же задавался вопросом, не тронулся ли Грейвс. Он был сумасшедшим. Возможно, даже опасным сумасшедшим.

– Мне жаль, – сказал Могенс негромко, но твердым решительным тоном, – только спускаться туда я больше не намерен. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо еще. Я сейчас же собираю вещи и скажу Тому, чтобы отвез меня в город. А шерифу Уилсону сообщу, что здесь случилось.

– Боюсь, у Тома не будет времени, – холодно ответил Грейвс.

– Значит, пойду пешком.

Грейвс злобно рассмеялся:

– В твоем-то состоянии? Не смеши меня!

Могенс с наигранным равнодушием пожал плечами.

– Может быть, на твое счастье по дороге я рухну без сил, – сказал он без улыбки, ни на секунду не выпуская из поля зрения прищуренных глаз, спрятавшихся за вяло расползающимися облаками дыма. – Но я пойду. Сейчас же. Давно надо было это сделать. Может быть, тогда и мисс Пройслер была бы жива.

– Может быть, тебе вообще не стоило сюда приезжать! – фыркнул Грейвс.

– Это ты меня вызвал, – напомнил Могенс.

Грейвс презрительно скривил губы:

– Даже и я время от времени делаю ошибки.

Могенс воздержался от ответа. Неважно, что он скажет или сделает, результат будет один: дело дойдет до драки. Возможно, и в буквальном смысле. За все время их знакомства Могенс ни разу не задавался этой мыслью – да и зачем? – а сейчас ему вдруг пришло в голову, что Джонатан Грейвс превосходил его и физической силой: на голову выше, много шире в плечах, по меньшей мере, на фунт тяжеловеснее. Еще в студенческие годы он получил лестное предложение вступить в университетскую футбольную команду, что давало немало преимуществ. Однако Грейвс, который никогда не увлекался спортом, и не подумал принять его, он даже не удосужился ответить. Годы, пролетевшие с тех пор, не пошли на пользу его физической форме, и тем не менее он и теперь был много сильнее Могенса. А даже если бы и не так – от него исходила готовность применить насилие, как дурной запах. Это было чем-то новым, даже в отношении Грейвса, и Могенс содрогнулся. Могенс на полном серьезе задумался, не станет ли Грейвс удерживать его силой, если он будет настаивать на том, чтобы покинуть лагерь, и сам испугался этой мысли до того, что постарался поскорее прогнать ее.

– Я ухожу, – решительно сказал он. – Прощай, Джонатан.

Грейвс так сжал челюсти, что Могенс реально услышал, как заскрежетали его зубы. Однако, не говоря ни слова, молча смотрел на Грейвса взглядом, исполненным чуть ли не ненависти, потом резко развернулся и пошел к двери. Едва он взялся за дверную ручку, как Грейвс заговорил.

– Могенс, пожалуйста!

Нет, у него больше никогда не хватит мужества так открыто дать отпор Грейвсу. Он знал, что если сейчас остановится и всего лишь обернется – он проиграл.

Он остановился и обернулся, пытаясь хотя бы выдержать взгляд Грейвса.

– Поговорим, Могенс, – взмолился Грейвс. – Дай мне пять минут.

– Одну, – ответил тот, сознавая, что и этого лишку.

– Пять минут, – настаивал Грейвс. – А потом я велю Тому отвезти тебя в город, если ты и после этого захочешь уехать.

Единственно разумным ответом было бы возмущенное «нет». Грейвс неспроста просил об этом, значит, он абсолютно уверен, что сумеет уговорить его. И может быть, у него есть весомые аргументы, кто знает? Но Могенс не хотел, чтобы его уговорили. В судьбе мисс Пройслер он ничего не может изменить, тут Грейвс, к сожалению, прав, да и предотвратить несчастье тоже не мог. А вот в другом отношении Грейвс сильно заблуждается. Он предлагает Могенсу аморальную сделку, насквозь аморальную. Здесь все обстоит наоборот: если он сейчас уступит и промедлит – пусть даже один день! – именно тогда смерть Бэтти Пройслер будет совершенно напрасной. В этом случае он предаст ее, как когда-то предал Дженис.

– Ты прав, – вздохнул Грейвс. – Я бесчувственный чурбан. Мне не надо было этого говорить, знаю. Только слишком многое зависит от одного дня. От одной-единственной ночи. Что мне сделать? Упасть перед тобой на колени?

– Это тебе не поможет, – спокойно сказал Могенс. – Полминуты прошло.

Грейвс затушил в переполненной окурками пепельнице свою еще и наполовину не выкуренную сигарету с таким остервенением, что пепел и искры взвились столбом и разлетелись по бумагам, захламлявшим стол. Покачав головой, он тут же прикурил новую. Руки его двигались особым, на свой лад жутким образом. Могенс не смог бы сказать, что его так напугало при виде этого, но человеческие руки просто не могут совершать такие движения! А под кожей перчаток что-то беспрерывно кишело и копошилось. Могенс вдруг сообразил, что беспардонно пялится на руки Грейвса, и поспешно отвел взгляд, но было уже поздно. Грейвс заметил.

– Ты никогда не спрашивал, что, собственно, с моими руками, Могенс, – усмехнулся он.

Это было неправдой. Могенс спрашивал, но не получил должного ответа.

– По крайней мере, надеюсь, не то, что с моими!

Это был ответ, который вырвался у него сам по себе и был совершенно бестолковым, однако сильно напугал его.

– Нет, – Грейвс пустил дым и кивнул на руки Могенса. – Сам снял повязки?

– Да. Соляная кислота, которой они были пропитаны, жгла неимоверно. Две минуты.

Грейвс требовательно протянул к нему руку.

– Это было не слишком умно. Дай посмотрю.

Одно лишь представление, что Грейвс прикоснется к нему, повергло Могенса в панику, но он почти машинально протянул руки. Грейвс ощупывал и, поворачивая, рассматривал их, как строгий учитель, проверяющий, не собралась ли под ногтями нерадивого ученика грязь.

Могенс не ошибся в своем предчувствии. Прикосновение Грейвса оказалось не самым приятным ощущением в жизни. Перчатки были просто перчатками, а вот под ними шевелилось что-то, что не было мускулами и сухожилиями. Там что-то растекалось и снова стягивалось, расширялось и сжималось. И это было так неправильно, что Могенсу потребовалось напряжение всех сил, чтобы с отвращением не вырвать руки.

По крайней мере, Грейвс остался доволен результатом обследования, отпустил его руки и сказал пусть и не совсем убедительным тоном:

– По всей видимости, тебе повезло. Но никогда не знаешь, как все обернется. Посмотрим, что будет с твоей кожей в ближайшие дни.

– С тех пор как я освободился от твоих пут, которыми ты меня врачевал, мне стало много лучше. Для чего они тебе понадобились? Профилактика пытками?

– Мазь несколько неприятная, согласен, – как ни в чем не бывало ответил Грейвс. – Но она действует.

– Против чего?

– Ты хватался за бестию, – напомнил Грейвс.

– И что? Хочешь сказать, что они ядовиты?

– Не в прямом смысле. Но с ними никогда не можешь быть уверенным. Эти твари питаются падалью, не забывай. Кто знает, что за микробы и микроорганизмы резвятся на их шкуре.

– Или гнездятся на их зубах?

– Том позаботился и о других твоих ранах, – невозмутимо продолжал Грейвс. – Но не беспокойся, он обработал их не этим средством.

– Как трогательно, – сухо сказал Могенс. – Только вот зачем ты тратишь свои драгоценные минуты на россказни о возбудителях болезней и лечебных мазях? Половина твоего времени истекла.

– А откуда ты знаешь, когда у тебя нет часов? – Грейвс выдохнул еще одно смрадное облако в его сторону. – Пять минут давно кончились, если хочешь знать.

Могенс не стал возражать. Бесполезно. Спор, который, безусловно, вызовут его возражения, еще больше затянет этот разговор. А если разговор избавит его от необходимости топать путь до города пешком – который он, скорее всего, вовсе не одолеет, – что значат какие-то несколько минут!

– Извини, – сказал Грейвс. Наверное, ему самому пришло в голову, что он взял оскорбительный тон. – Мне… мне нелегко найти нужные слова. Я как-то не привык просить.

– Знаю. И, думаю, знаю, что ты хочешь сказать. Но мое решение непоколебимо. – Могенс кивком подтвердил свои слова, чтобы придать им больший вес. – Я все равно уйду.

– Зачем? – осведомился Грейвс. – Чтобы рассказать шерифу Уилсону, что случилось с несчастными мисс Хьямс и мисс Пройслер? – Он склонил голову набок и посмотрел на Могенса в равной мере нетерпеливо и вызывающе. – Подумай хорошенько, мой друг. Твое слово против моего и Тома. С шерифом мы знакомы долгое время. Не хочу сказать, что у нас особо теплые отношения или что он меня сильно уважает. Однако ты здесь совершенно чужой. Кому он поверит?

– Я считаю шерифа Уилсона крайне разумным человеком, – бесстрастно сказал Могенс.

Он почувствовал разочарование не столько по поводу Грейвса – он и ожидал угроз под конец, – а больше от самого себя, от своей беспочвенной наивности поверить, что в Грейвсе осталось хоть что-то человеческое.

– Шериф докопается до истины, я уверен, – закончил Могенс.

– Могенс, умоляю тебя! Ты что, вправду хочешь все пустить коту под хвост?

– Там, внизу, нет ничего, что стоило бы такой цены.

– И такие слова я слышу из твоих уст? – укоризненно покачал головой Грейвс. – От тебя, Могенс, такого же человека науки, как я! Ты что, в самом деле забыл все, о чем мы мечтали? Все, чего хотели добиться в жизни, слушая все эти истории в университете?

– Нет, – ответил Могенс, – я ничего не забыл, даже того, что ты сам мне рассказывал, Джонатан. И что рассказывал Том. Я даже не забыл то, что видел собственными глазами. И что еще должно произойти, чтобы ты, наконец, понял, что мы разбудили здесь нечто, до чего мы еще не доросли?

Грейвс затянулся очередной сигаретой, и Могенс словно воочию видел, как шевелятся мысли в его голове.

– Хорошо, – вздохнул Грейвс. – Возможно, теперь это больше не играет роли. Раньше или позже ты все равно узнаешь. Самое позднее, сегодня ночью.

– Что именно?

– Ты прав. Там, внизу, скрывается больше, чем просто древняя гробница фараонов. Много больше, чем ты даже можешь себе представить.

Могенс мог бы напредставлять себе целую кучу всего, но вместе с тем он чувствовал, что готов схватить брошенную ему наживку. Намерения Грейвса были до смешного прозрачны, да и наживка не слишком оригинальна и не особо ловко сработана. Коварный крючок явственно проглядывал сквозь нее. И тем не менее Могенс попался на приманку. В конечном счете, в глубине души он был и оставался тем, что Грейвс назвал «человеком науки». Долгие годы, проведенные в добровольной ссылке, почти заставили его забыть, почему он выбрал именно эту профессию, а не какую-то другую. Бесчисленные ночи, когда он просыпался в холодном поту от кошмаров, и следовавшие за ними бесконечной чередой тоскливые дни в безоконном подземелье университетской кельи, принудили его думать, что огонь науки давно угас в нем. Но оказалось, что это не так. Часть его самого не переставала ставить этот единственный ультимативный вопрос, на который в конечном итоге сводились все его исследовательские устремления: почему?

– Нет, – твердо сказал он.

– Нет? – не поверил своим ушам Грейвс. – Но ты даже не знаешь, что я нашел там, внизу!

– И знать не хочу. Ты прав, Джонатан. Я – человек науки, как и ты. Но между нами есть и существенное различие. Я считаю, есть такие вещи, которые не надо знать.

– Если бы все думали так, как ты, мы все еще сидели бы на деревьях и забрасывали друг друга палками!

– Возможно. Но мисс Пройслер осталась бы жива.

– Дженис тоже.

Хуже всего было то, что и подоплека этих слов была очевидна. Могенс тут же распознал стоящие за ними намерения, будто Грейвс предупредил о своем нападении, но от этого легче не становилось. Он почувствовал, как горячая волна гнева поднимается в нем, и на какое-то мгновение он не видел другого выхода, как только наброситься на Грейвса с кулаками.

Разумеется, он этого не сделал. Уже потому, что чувствовал: именно этого Грейвсу и хотелось. Тогда вместо того, чтобы слушать дальше разглагольствования Грейвса, а в конце, может быть, и совершить непоправимую глупость, он просто развернулся и снова взялся за ручку двери. И в этот самый момент дверь распахнулась и ворвался Том. Он был совершенно вне себя.

– Мисс Пройслер! – сдавленно выкрикнул он. – Шериф Уилсон!

– В чем дело? – нахмурился Грейвс, властно останавливая его жестом. – Том, возьми себя в руки! Что с мисс Пройслер и шерифом?

Тому пришлось восстановить дыхание, прежде чем он мог говорить дальше.

– Шериф Уилсон здесь, – наконец выдохнул он. – Он нашел мисс Пройслер. Она жива!

Четверть часа назад Могенс не был уверен, сумеет ли он на своих ногах еще раз пересечь раскисшую площадь. Сейчас же, устремившись вслед за Томом и Грейвсом, он летел как на крыльях. Отстав на пару шагов, он добежал до убогой хижины, которую мисс Пройслер обжила после доктора Хьямс, всего несколькими секундами позже двух других. И, хотя его сердце билось в груди, грозя разорвать при каждом вдохе грудную клетку, он не остановился ни разу, лишь по широкой дуге описал машину шерифа, стоявшую у открытой двери, и одним махом взлетел по трем деревянным ступеням лестницы.

Он едва не врезался в Уилсона, который занял позицию у двери и широкими плечами почти полностью блокировал вход. Уилсон же и предотвратил столкновение, в последний момент молниеносно отскочив, пропуская Могенса, от которого, однако, не ускользнул беглый, но испытующий и настороженный взгляд шерифа.

Однако сейчас его это нимало не волновало. Двумя размашистыми шагами он пересек комнату и с возгласом ужаса отпрянул, обнаружив фигуру, лежащую на узкой походной кровати. По дороге сюда он был не в состоянии ясно мыслить – да и кто бы смог? – но его воображение без устали подсовывало ему одну жуткую картину за другой. Он ведь своими глазами видел, какая доля выпала мисс Пройслер.

Ни одна из этих картин не соответствовала действительности.

Действительность оказалась в тысячу раз хуже.

При этом мисс Пройслер не имела ни единой раны, по крайней мере, насколько Могенс мог разглядеть. Мисс Пройслер лежала, вытянувшись на простой койке, которая, по крайней мере по ширине, была слишком мала для ее дородного тела. Волосы спутаны и покрыты засохшей грязью; лицо, руки и обнаженные плечи исполосованы недавно затянувшимися ссадинами и царапинами. От груди до икр ног она была закутана в грубое серое одеяло, по всей вероятности из машины шерифа. Ступни ног тоже в грязи и шрамах. Глаза широко открыты – она явно была в сознании. Могенс даже пожалел, что это так. Никогда в жизни он не видел, чтобы на лице человека было написано столько бездонного ужаса.

– Что… что с ней случилось? – прошептал он.

Том, стоявший на коленях по другую сторону кровати, держа левую руку мисс Пройслер в своих руках, ответил ему взглядом, в котором сверкала ярость, а никак не озабоченность или сострадание. Раздался голос Грейвса:

– Уверен, шериф Уилсон нам сейчас это объяснит.

Он стоял у изножья койки и с высоты своего роста смотрел на мисс Пройслер также сочувствующе, как рыбак, который выудил настолько тощую рыбешку, что раздумывал, вытаскивать ли ее вообще или дать шлепнуться обратно в воду.

– Боюсь, что не смогу этого сделать, – сказал Уилсон.

Не только Грейвс медленно повернулся к нему, недоуменно приподняв бровь, но и Могенс удивленно поднял голову с выражением легкого замешательства на лице.

– Что это значит? – спросил Грейвс. – Почему не можете?

Уилсон пожал плечами, и Могенс не мог сказать, чего больше было в этом жесте – беспомощности или с трудом подавляемого гнева. Прежде чем ответить, шериф подошел к кровати и, наморщив лоб, задумчиво посмотрел на мисс Пройслер.

– Боюсь, мне просто нечего сказать. Наоборот, я надеялся, что вы ответите мне на некоторые вопросы.

– Мы? – Грейвс поднял руку, под черной кожей его перчатки наблюдалась легкая пульсация. – Как это мы?

Уилсон отвел взгляд от женщины в полуобморочном состоянии и с подчеркнутой размеренностью обратился к Грейвсу:

– Во-первых, потому что эта женщина из вашей команды. А во-вторых, потому что я нашел ее поблизости от вашего лагеря.

– Где? – вырвалось у Могенса.

Вопрос – а возможно, и виноватые нотки в тоне – возбудили неудовольствие Грейвса, который буквально пронзил его взглядом. Уилсон так же неспешно повернулся в его сторону и несколько секунд смотрел на него, не отводя пронзительного взора, прежде чем ответить.

– На кладбище. Там, где оно подходит вплотную к дороге. Знаете это место?

Могенсу стало не по себе под его взглядом. Когда он в первый раз увидел Уилсона, то подумал, что имеет дело с сердечным и прямым человеком, но не слишком умным провинциалом, который старается должным образом исполнять свои обязанности, и не более того. Но взгляд, которым изучал его сейчас шериф, вывел из заблуждения. Уилсон не был ни тупицей, ни простаком, которого могли бы повергнуть в трепет заносчивые манеры и академический титул Грейвса. Он, конечно, мог и не знать, что здесь происходит, но явно чуял, что дело нечисто.

– Так вы ее и нашли? – удостоверился Грейвс. – Я имею в виду…

– Раздетой? Если вас это интересует, то да, – невозмутимо сказал Уилсон и снова обратил все свое внимание на Грейвса. – И в истерике. Мне потребовалось немало времени, чтобы добиться от нее хоть какого-то вразумительного ответа. Если бы мне не было известно, что она из вашего лагеря, я точно отвез бы ее в город, к врачу. Скажите, что она вообще здесь делает?

– Мисс Пройслер у нас всего несколько дней, – сообщил Грейвс. Он ткнул пальцем в Могенса. – По правде сказать, она приехала к профессору Ван Андту.

Могенс ни секунды не сомневался, что Грейвс не случайно назвал его научную степень. Но равным образом он был уверен, что Уилсон тоже просчитал ситуацию и что его подозрительность еще больше возросла, вместо того чтобы утихомириться. Уилсон снова повернулся к нему и смерил его с ног до головы долгим оценивающим взглядом, потом поднес два пальца к виску, хоть и держал свою шляпу в руках, и отдал честь.

– Ах да, профессор. Помню-помню, ваша экономка. Вы ведь так сказали, нет?

– Это довольно запутанная история, – поспешно вмешался Грейвс, прежде чем Могенс смог ответить. – И она не имеет ничего общего с тем, что приключилось с мисс Пройслер. – Он преувеличенно сокрушенно пару раз покачал головой, потом склонился над мисс Пройслер и окинул ее долгим наигранно недоумевающим взглядом. – На ней не было одежды, сказали вы? Она была…

– И я в первую очередь подумал об этом, – сказал Уилсон, когда Грейвс споткнулся. Он отрицательно покачал головой. – Я задал ей этот вопрос, но она сказала «нет». Во всяком случае, – он понизил тон и бросил еще один странный взгляд в сторону Могенса, – насколько я смог разобрать.

– Почему же вы не отвезли ее в город? – Грейвс был неумолим. – Сами ведь сказали, ее надо показать врачу!

– Да, конечно. Но она настояла, чтобы я доставил ее сюда. Я пытался переубедить, но не удалось. У меня нет оснований брать кого-то под арест, только потому, что он или она стала жертвой преступления. Женщина не была ранена, и кроме ее истеричного состояния в остальном она полностью владела собой, и настолько, чтобы ясно выразить свою волю. Она хотела сюда. К некоему лицу по имени Могенс.

– Это я, – торопливо заверил Могенс.

– Могенс? – переспросил Уилсон. – Разве ваше имя не…

– Могенс Ван Андт, – представился Могенс. – Я урожденный фламандец. Мои родители родом из Брюсселя.

– Это ведь в Европе, не так ли? – уточнил Уилсон.

Могенс мысленно повысил ему балл, несмотря на то, что уже сделал такое недавно. Даже студенты, которым он преподавал последние девять лет, не часто могли сказать, где находится Брюссель. Некоторые из них представления не имели, где находится и Европа. Он кивнул.

– Да. Но я вырос здесь. И с трех лет являюсь гражданином Америки, чтобы избавить вас от излишних вопросов.

Добродушное выражение, до сих пор еще сохранявшееся где-то в уголках глаз Уилсона, погасло, и Могенс понял, что совершил очередную ошибку. Он и сам не знал, с чего бы на него вдруг нашло, но эта глупость явно уронила его в глазах Уилсона, который расценил ее как выпад, и тем самым еще больше усилила его подозрения.

– С чего вы взяли, что мисс Пройслер стала жертвой преступления? – развязно спросил Грейвс.

Уилсон смерил его разве что не презрительным взглядом и демонстративно обратился к Могенсу:

– Мисс… как там ее имя?

– Пройслер, – подсказал Могенс. – Бэтти Пройслер. Если требуется ее адрес, могу назвать.

– В этом нет необходимости, – ответил Уилсон. – По крайней мере, пока. Полагаю, она еще некоторое время пробудет у вас? В том случае если мне понадобится задать еще несколько вопросов.

– И что это за вопросы? – спросил Грейвс. Всем своим видом он выражал пренебрежение к подозрениям Уилсона.

– К примеру, когда вы в последний раз видели мисс Пройслер, – невозмутимо озвучил шериф. – Или в привычки дамы входит разгуливать голой по кладбищам?

Грейвс пропустил второй вопрос.

– Вчера вечером, – столь же сухо ответил он на первый. – Мисс Пройслер приготовила нам ужин. Должен сказать, отменный ужин, после чего мы откланялись. Знаете ли, мы здесь рано ложимся спать. Поскольку работаем по четырнадцать часов в сутки, а то и больше.

Уилсон предпочел пропустить шпильку мимо ушей.

– А сегодня?

– Сегодня мы начали работу с восходом солнца. Завтрак мы готовим себе сами. Мисс Пройслер – не наша кухарка. Она прибыла сюда исключительно для того, чтобы навестить профессора Ван Андта. Поэтому до сих пор ее отсутствия никто не заметил. Полагаю, мы все должны отблагодарить вас от ее имени. Кто знает, что бы с ней стряслось, не окажись вас в нужный момент в нужном месте.

– Это отнюдь не было делом случая, – парировал Уилсон.

Грейвс издал короткий смешок, вытащил сигарету и спички и жадно затянулся. Было ли это исключительно игрой пламени, но Могенсу показалось, что из черных перчаток нечто со всей силой старалось вырваться наружу.

– То есть? – выдохнул Грейвс вместе с густым облаком дыма прямо в лицо Уилсону, и отнюдь не случайно.

– Я был на пути к вам, доктор Грейвс, – не обращая внимания на провокацию, продолжал Уилсон. И с видимым удовольствием добавил: – Я уполномочен передать вам предписание суда…

– Да? Какого содержания?

С ложа мисс Пройслер донесся звук, представляющий собой нечто среднее между стоном и членораздельной речью, вылившейся в неясное бормотание. И тем не менее шериф бросил в ее сторону сочувственный взгляд и жестом указал на дверь.

– Может, лучше поговорим снаружи?

Грейвс молча пожал плечами и направился к выходу, походя бросив Могенсу предостерегающий взгляд, чтобы тот не вздумал последовать за ними.

А Могенс и не думал. Если у Грейвса какие-то осложнения с властями, его это никак не касается. Он обождал, пока Грейвс и шериф не выйдут, а потом присел на краешек походной кровати и взял мисс Пройслер за руку.

Рука была теплой. Теплой до… чуть ли не до неприятного ощущения – лихорадочной. Она ответила на прикосновение, хоть и не сразу. Медленно она повернула к нему голову, и только спустя бесконечно долгие секунды ее лицо осветило подобие улыбки.

– Профессор…

– Могенс. Друзья зовут меня просто Могенс. – Он сделал протестующий жест, заметив, что мисс Пройслер попыталась что-то возразить, потому что говорить было ей явно трудно. – Молчите. Все в порядке. Вы с нами. Больше вам никто не сможет причинить зла.

Том с сомнением посмотрел на него. Мисс Пройслер тоже не выглядела такой уж убежденной или хотя бы успокоенной.

– Хотите пить? – спросил Могенс.

Она провела языком по губам, словно желая удостовериться, действительно ли ее мучает жажда. Могенс хотел обратиться к юноше с соответствующей просьбой, но тот уже был на пути к столу. Вернулся он, однако, не с кружкой или стаканом в руках, а с целой миской воды и губкой, которой он заботливо смочил губы мисс Пройслер. Терпеливо обождав, пока она не слизнет с губ последнюю каплю, он снова окунул губку в воду и принялся аккуратно протирать ее лицо и шею.

Нежность, с которой Том обихаживал пожилую женщину, тронула Могенса. Несмотря на шутливые в основе своей схватки мисс Пройслер и Тома, они с первого момента хорошо понимай друг друга, и Могенс спросил себя, не видел ли Том в ней нечто большее. Возможно, мать, которую он рано потерял.

– Вам лучше? – спросил Том, поставив миску с водой на пол. Руки, недолго думая, он обтер о полы своей куртки, и Могенсу показалось, что, несмотря на тяжелое состояние мисс Пройслер, в ее глазах проскользнула искра недовольства.

– Много лучше. Спасибо, Томас. Ты хороший мальчик.

Том совсем смешался. Он торопливо вскочил, бросился с миской назад к столу и лихорадочно загромыхал по нему, бессмысленно переставляя разные предметы.

И в тот же самый момент снаружи донесся голос Грейвса. Слов нельзя было разобрать, но вложенную в них ярость невозможно было спутать ни с чем. Секунду спустя послышалось хлопанье дверцы автомобиля и рев мотора.

– Кажется, не все гладко, – заметил Том.

Может, и хорошо, что Могенс не успел ответить на его реплику, потому что дверь резко распахнулась, и на пороге показался в высшей степени возбужденный Грейвс.

– Идиоты! – лютовал он. – Недоумки! И они еще смеют называть себя учеными?!

– В чем дело? – спросил Могенс.

Грейвс махнул скомканным листом бумаги, на котором красовалась официальная печать:

– Наши драгоценные коллеги, те, что квартируют по соседству… – Он задыхался от ярости.

– Геологи? – спросил Том.

– «Кроты!» – с негодованием выдохнул Грейвс. – Проклятые навозные жуки! У них же не хватает мозгов выглянуть из собственноручно вырытой ямы! Но я не позволю выкарабкаться по моей вые! Эти так называемые ученые! Они меня еще попомнят!

Потом совсем внезапно негодование с его лица как ветром сдуло, а его место заняла широкая ухмылка.

– Я был убедителен? – спросил он.

Могенс заморгал, да и Том был в полном замешательстве.

– Доктор Грейвс?

Усмешка Грейвса сделалась еще шире, когда он небрежным движением сунул сложенный лист во внутренний карман пиджака.

– Все-таки надеюсь, что был убедителен. В конце концов, не хотелось бы разочаровывать нашего уважаемого стража закона.