Текст книги "Книга мёртвых"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

– Прошу вас, инспектор, – разрешил Дарендер. Раздраженно кивнув, Коэн занял место свидетеля, но не стал садиться.

– Да, действительно, я не являюсь другом обвиняемого, уважаемые господа присутствующие на судебном заседании, однако моя неприязнь обусловлена не личными, а служебными обстоятельствами. Обвиняемый уже не раз находился под подозрением в совершении преступлений. Так, около двух лет назад без вести пропала девушка, поступившая на службу к обвиняемому, но тогда мы ничего не смогли доказать. Однако что касается убийства девушки, обнаруженной пару дней назад, то у нас есть свидетель. – Злость в его взгляде сменилась триумфом, когда он посмотрел на Грея, а затем на меня. – Этот свидетель – извозчик, подвозивший Крейвена.

– Вот как? – переспросил Дарендер. Коэн мрачно кивнул.

– Мои люди как раз везут его сюда, ваша честь. Через несколько минут…

– Но в этом нет никакой необходимости. – Дарендер зевнул. – Мы все вам верим, инспектор. – Еще раз зевнув, он поднял молоток и трижды ударил по столу. – Если все это так, то я приговариваю обвиняемого к смерти через повешение. Кто-то возражает? Может быть, вы возражаете, доктор Грей?

Встав, Грей грустно посмотрел на меня и покачал головой.

– Учитывая веские доказательства, я от имени моего подзащитного отказываюсь от каких-либо возражений.

На мгновение я опешил. Это было невероятно! Это был даже не фарс, а просто какой-то цирк.

– Неужели вы говорите всерьез, доктор Грей? – пробормотал я. – Вы…

– Молчите, обвиняемый! – рявкнул Дарендер. Вздохнув, он отбросил в сторону свой молоток и насупился. – Благодарю прокурора и адвоката за их работу, – скучающим тоном добавил он. – Чтобы исключить возможность уклонения обвиняемого от торжества справедливости, я лично позабочусь о том, чтобы королева подписала приговор этим же вечером. Казнь состоится завтра утром, во дворе Ньюгейтской тюрьмы!

Лишившись своего молотка, Дарендер трижды ударил кулаком по столу и вышел из зала. Меня схватили и потащили прочь, и я даже не успел осознать, что же произошло. Последнее, что я увидел, было изумленное лицо Коэна. Инспектор как громом пораженный опустился на стул и, по всей видимости, начал сомневаться в своем рассудке.

Прошло какое-то время, прежде чем Коэн пришел в себя. Тейлвортерн уже увел Крейвена, большинство присяжных разошлись, а инспектор все сидел на своем стуле, будто пытаясь очнуться после глубокого сна, который больше напоминал кошмар. Медленно встав, он сошел с помоста и, беспомощно оглянувшись, направился к доктору Грею, который совершенно спокойно складывал документы в папку.

– Разве такое возможно, доктор? – пробормотал он. – Что все это значит?

Подняв голову, Грей поправил свои очки и смерил Коэна взглядом, который, казалось, говорил: «И что, черт побери, этот парень от меня хочет?»

– Я готов ответить вам, что это значит, Коэн. Крейвена вздернут. Казнь произойдет завтра утром. Вы же этого хотели, не так ли?

– Но ведь это… это было… не заседание суда! – выдавил из себя Коэн.

– Ну почему же? – ответил Грей. – Я адвокат и, поверьте, в этом разбираюсь. – Зевнув, он закрыл свою папку с документами и, улыбнувшись, встал. – Вы думаете, что тут что-то было не так? Это же вы арестовали Крейвена.

– Но я… Это же… – Коэн снова запнулся. Все, что он здесь увидел и услышал, напоминало какой-то кошмар. – Но вы не можете с этим просто так смириться. Это было не заседание суда! Это было…

– Что же? – зловеще осведомился Грей.

– Черт побери, я хотел, чтобы Крейвена повесили, но только в том случае, если он будет признан виновным. – Коэн в отчаянии сжал кулаки.

– Но его же признали виновным, – спокойно ответил Грей. – Или нет? – Внезапно рассердившись, он поморщился и рявкнул: – Идите к судье, если вам что-то не нравится! У меня и так сплошные неприятности. Я потерял одного из моих богатых клиентов, знаете ли. Что ж, доброй ночи!

С этими словами он оставил ничего не понимающего инспектора в зале судебных заседаний и ушел. Коэн задумчиво посмотрел ему вслед. Он был в зале один, и только какой-то судебный пристав стоял у двери, ожидая, когда инспектор уйдет, чтобы он смог закрыть помещение. Повернувшись на каблуках, Коэн прошел по залу и, не постучав, вошел в комнату судьи.

Увидев его, верховный судья Джеймс Дарендер не удивился. Наоборот, у инспектора сложилось такое впечатление, будто Дарендер его ждал.

– Дорогой мой Коэн, – улыбнулся судья. – Я так и думал, что вы придете. Теперь, когда Крейвена наконец-то повесят…

– Но это какое-то безумие! – перебил его Коэн. – При всем моем уважении, ваша честь, это не соответствует никаким понятиям о справедливости.

– Конечно нет, – спокойно ответил Дарендер.

– Но… – охнул Коэн.

– Конечно нет, – повторил Дарендер. – А чего вы ждали? Мы хотели, чтобы Крейвена повесили. Так и произойдет. А все остальное не имеет значения, разве не так? Должен напомнить вам, что именно вы арестовали Крейвена.

– Однако же речь совершенно о другом, – простонал Коэн. – Ваша честь, умоляю вас, вы ведь не можете…

– Все понятно, – перебил его Дарендер, разочарованно вздохнув. – Вы создаете нам проблемы. Непослушный вы мальчонка, инспектор! Боюсь, придется нам кое-что предпринять по этому поводу, знаете ли.

С этими словами он подошел к платяному шкафу и открыл дверцу. Из шкафа вышел какой-то человек.

Инспектор Скотланд-Ярда Коэн очутился лицом к лицу с самим собой.

Ощущение вернулось вновь, и в этот раз оно было уже сильнее.

За ним кто-то следил.

Сарим де Лоре неуверенно осмотрелся, вглядываясь в полумрак чердака. Казалось, что он потихоньку сходит с ума. С тех пор как де Лоре пришел сюда, ничего не изменилось, но тем не менее с каждой секундой чердак становился все страшнее. Здесь что-то крылось, жадное и невероятно могущественное, и оно следило за тамплиером. Повернувшись, де Лоре вскрикнул, посмотрев туда, где минуту назад была лишь голая стена.

У стены стоял какой-то человек и смотрел на него. Его узкое лицо было серьезным и даже строгим. Длинные пальцы сжимали трость с кристаллическим набалдашником, в котором виднелась светящаяся звезда. И ее свет был неуместен в этом мире. Такой же свет излучали и темные глаза незнакомца, свидетельствуя о знании и силе, которой Сарим де Лоре ничего не мог противопоставить.

– Крейвен! – Отпрянув, Сарим де Лоре выхватил из-под накидки оружие, но так и не нажал на спусковой крючок.

Человек у стены не шевелился, и внезапно де Лоре понял, что он не шевельнется, даже если в него выстрелить. Это был не человек, а картина, огромный портрет в полный рост. На картине был изображен не Роберт Крейвен, а его отец, Родерик Андара, которому когда-то принадлежал этот дом.

Облегченно вздохнув, Сарим де Лоре спрятал оружие под накидку и, отерев пот со лба, сам себя обозвал идиотом. Надо же, испугался какой-то жалкой картины, пылившейся здесь уже лет десять!

Но не успел он подумать об этом, как услышал хриплый злобный смех. Ему показалось, что по лицу Родерика Андары, изображенного на картине, скользнула насмешливая улыбка, хотя, конечно, это было невозможно. Затем наваждение развеялось, и Сарим де Лоре увидел картину такой, какой она была на самом деле – старой и покрытой трещинами. Кое-где краска поблекла, а в углу рамы сплел свою сеть паук, так что часть лица Андары была покрыта паутиной. «Это всего лишь картина, – уговаривал себя де Лоре. – Всего лишь картина, не более того». Но все же он не был в этом полностью уверен.

У меня возникло ощущение, будто я очнулся от чудовищного кошмара и оказался в другом сне. Однако этот новый сон напугал меня еще больше, поскольку на самом деле он был реальностью.

На государственном палаче не было ни красной накидки, ни соответствующего головного убора. Одетый в потертые темные штаны и темно-серый пиджак с кожаными заплатами на рукавах, с мучнисто-белым и каким-то невыразительным лицом, он скорее напоминал ремесленника, собиравшегося поставить набойки на туфли или починить медный чайник. Он вовсе не походил на палача, намеревавшегося убить человека, как того требовал закон.

«Безумие, какое-то невероятное безумие», – подумал я. Даже прикосновения к моим плечам не казались мне реальными. Палач привычным движением снял с меня мерку и приказал своему помощнику взять веревку покороче.

– Все должно быть по правилам, – будучи мастером своего дела, уверенно заявил он.

– Оставьте эти глупости, Вайтерс, – строго произнес Коэн. – Давайте закончим с этим, чтобы я наконец-то мог позавтракать.

Палач нахмурился, даже не пытаясь делать вид, что сожалеет о промедлении, и, не говоря ни слова, начал сооружать петлю подходящего размера.

Постепенно комната перед моими глазами начала расплываться. Я чувствовал… Невозможно описать словами, что же я действительно чувствовал в это мгновение. Нет, мне не было страшно, наоборот, я ощущал какое-то истерическое веселье. Воспоминания калейдоскопом кружились в моей голове: заседание суда, ночь, проведенная в оковах в тесной и сырой камере, утро, последняя трапеза, визит священника… Я был убежден в том, что все это лишь кошмар. Вскоре я проснусь, откроется дверь и сюда войдут Говард с Рольфом. Они скажут мне, что я стал жертвой злой шутки…

Чья-то рука опустилась на мое плечо. Вздрогнув, я взглянул на равнодушное лицо палача.

– Пойдемте, – сказал он. – Пора.

Ноги сами понесли меня к виселице. Ступеньки чуть прогибались под ногами, и монотонный звук моих шагов эхом отдавался у меня в ушах. Я не мог оторвать взгляд от покачивавшейся на ветру петли. «Я умру! – волнуясь, подумал я. – Прямо сейчас!»

Повернув меня, палач набросил петлю мне на шею и, педантично проверив узел, поправил веревку. Я завороженно смотрел на Коэна и с полдесятка свидетелей, собравшихся у подножия виселицы.

– Пора, мистер Крейвен, – холодно заявил Коэн. – У вас есть последнее желание?

Я хотел что-то сказать – все равно что, только бы выиграть еще пару секунд жизни, этих драгоценных мгновений, но голосовые связки отказали мне, и я только молча покачал головой.

Коэн кивнул, как будто ничего другого и не ожидал.

– Да пощадит Господь вашу душу, мистер Крейвен, – спокойно произнес он. – Лондонский палач, исполни свой долг.

Его слова донеслись до меня словно издалека. Подняв голову, я посмотрел на покрытый пятнами потолок и неожиданно подумал о том, что не попросил разрешения еще раз увидеть рассвет. Впрочем, теперь уже было слишком поздно. Я чувствовал себя легким как перышко. Сейчас мои мысли обратились к Говарду, Присцилле и дому на Эштон-плейс.

Когда палач потянул за рычаг, для меня это движение было не более чем игрой теней. Я не почувствовал, как исчез пол под моими ногами, и на мгновение ощутил невесомость. Мне еще подумалось, что когда-то я читал, будто казнь через повешение довольно приятна. На самом деле это не так.

Бездушные убийцы [19]19
  Вольфганг Хольбайн в соавторстве с Гансом Вольфом Зоммером.


[Закрыть]

– Он мертв, Говард. Они убили его! Сволочи! – Глаза рыжеволосого великана опухли от слез, а лицо покраснело. Он уже давно не контролировал себя. – Он мертв. – Рольф все бормотал и бормотал эти слова, непрерывно всхлипывая, так что его тело подергивалось, как от судорог. – Роберт мертв!

Говард дрожащими руками протянул Рольфу седьмой или восьмой бокал коньяка. Может, Рольф выпил и больше, поскольку Говард уже перестал считать. Рольф и в этот раз влил в себя алкоголь и бровью не поведя, будто это был обычный чай. Результата, на который рассчитывал Говард, добиться не удалось, как и с предыдущими бокалами. Наоборот – если это вообще было возможно, – отчаяние Рольфа лишь возросло. Прошло уже три часа, как доктор Грей сообщил им новость о казни Роберта Крейвена, а этот громила ростом в семь футов по-прежнему плакал, будто маленький ребенок. Впервые со дня их знакомства Говард успокаивал Рольфа, сохраняя ясность ума, а не наоборот.

Однако на самом деле спокойствие Говарда было напускным. Известие о смерти Роберта, к которому он, впрочем, был готов, поразило его не меньше, чем Рольфа, но это была совсем другая боль. Рана в душе Говарда была глубокой, и он знал, что потребуется время, прежде чем боль начнет мучить его в полной мере. Спокойствие, которое Говард сейчас испытывал, пугало его самого, но причиной этого был шок. Настоящая боль придет позже, и она будет ужасна. Он даже завидовал Рольфу, ведь тот, по крайней мере, может плакать.

– Ты должен взять себя в руки, Рольф, – спокойно сказал Грей.

Доктор Грей по-прежнему сидел на стуле у окна, куда уселся три часа назад, и эти семь слов были первыми за прошедшее время. «Грей тоже страдает от горя», – подумал Говард. Он знал, что старый адвокат по-своему любил Роберта. Странно, при жизни у Роберта Крейвена, казалось, не было друзей, но теперь, когда он умер, Говард увидел, что многие люди любили его как брата или сына.

– Взять себя в руки? – Рольф громко шмыгнул носом и, налив себе еще бокал коньяка, уставился на Грея с нескрываемой неприязнью. – Разве этим мы поможем малышу? Если бы вы как следует постарались…

– Рольф! – перебил его Говард.

Рольф виновато замолчал, но Грей, отмахнувшись, грустно покачал головой.

– Оставь его, Говард. Он прав. Я безоговорочно виню себя. Я потерпел неудачу.

– Чепуха! – вспылил Говард. – Карты раздали заранее, и у вас не было ни единого шанса. Так называемые доказательства Коэна…

– Ничего не стоили, – перебил его Грей. – Я должен был опровергнуть все пункты его обвинения. Черт побери, я должен был по меньшей мере не допустить вынесения смертного приговора, заменив его на пожизненное заключение. Тогда бы у нас было время, чтобы найти виновного. Но все произошло так быстро…

– Кроме того, это не по закону! – возмутился Рольф. – Казнь на следующее же утро! Быть этого не может!

– Я знаю, – уныло произнес Грей. – Возможно, мне удастся обвинить в этом Дарендера и Рутеля. – Он печально улыбнулся. – Думаю, что так и следует поступить. Придется этим двоим выйти на пенсию раньше времени.

– Этим Роберта не оживить, – мрачно возразил Говард. – Месть еще никому не шла на пользу.

– Знаю, – ответил Грей. – Но все же она весьма приятна. – Он встал, подошел к окну и выглянул наружу, отодвинув в сторону штору. – Они по-прежнему там.

– Люди Коэна?

– Да. – Грей кивнул. – Они даже не пытаются казаться незаметными. Тебе лучше прислушаться к моему совету и покинуть город, а еще лучше – страну. – Повернувшись, он скрестил руки на груди и прислонился к стене. – Я думаю, это было бы правильным решением. Не доверяю я этому Коэну. Теперь, после того как инспектор расправился с Робертом, он задействует все рычаги давления, чтобы посадить тебя в тюрьму.

– Вот пойду и набью ему морду! – заявил Рольф. – Уж я им покажу, этим…

– Никому ты ничего не покажешь, Рольф, – осадил его Говард. – Коэн только этого и ждет. Ты должен сделать кое-что другое.

– Что?

Говард колебался. На мгновение самообладание покинуло его, и на лице явственно отразилась внутренняя борьба, происходившая в душе. Резко поднявшись, Лавкрафт подошел к столу и написал на одном из конвертов Роберта адрес. Подойдя поближе, Рольф попытался заглянуть ему через плечо, но Говард поспешно сложил бумагу и, повернувшись, протянул ее здоровяку.

– Ты отправишься по этому адресу, – сказал он, – и спросишь Виктора.

– Какого Виктора?

– Просто Виктора. Скажи ему, что мне нужна его помощь.

– И все?

– И все, – с нажимом ответил Говард. – Не говори ему, что здесь произошло, слышишь? Скажешь только: «Говарду нужна ваша помощь». Это все, что он должен знать. Кроме того, – помолчав, продолжил Говард, – обрати внимание на то, чтобы за тобой не следили. Если люди Коэна пойдут за тобой, отделайся от них как-нибудь, но не используй при этом силу.

Вид у Рольфа был несколько разочарованный, но он послушно взял конверт и сунул его в карман пиджака, вытерев другой рукой мокрое от слез лицо. Затем он молча вышел из гостиной, и через несколько секунд они услышали, как внизу хлопнула дверь.

– Виктор? – удивленно повторил Грей, когда они остались наедине. – Кто это такой?

– Один мой старый друг, – уклончиво ответил Говард. – Собственно говоря, даже не друг, а хороший знакомый. Он должен оказать мне услугу.

– Но ты не хочешь говорить мне, какую именно, – продолжил Грей, и в его голосе прозвучала обида.

– Совершенно верно, доктор, – подтвердил Говард. – Чем меньше вы знаете, тем лучше. Мы не собираемся предпринимать ничего противозаконного, если это вас беспокоит.

– Именно это меня и беспокоит, Говард, – с серьезным видом ответил Грей. – Я чувствую свою ответственность за тебя и Рольфа. Сейчас, когда вас постигло такое горе, вы просто не в состоянии рассуждать здраво, понимаешь? Боюсь, что ты можешь натворить такого, о чем потом пожалеешь. А ведь Коэн только и ждет, чтобы ты дал ему повод заточить тебя в Тауэр. Он посадит тебя в камеру, а ключ выбросит.

– Не волнуйтесь, доктор, – улыбнулся Говард. – Ближайшие дни и недели я буду примерным гражданином этого города и даже на лестнице не плюну, предварительно не спросив разрешения инспектора Коэна.

– Очень на это надеюсь, Говард. – Грей вздохнул и повторил: – Очень на это надеюсь. – Затем, взяв свою трость, он указал на дверь. – Если я тебе уже не нужен…

– Конечно, идите, доктор Грей, – сказал Говард. – Сейчас мы все равно ничего не можем сделать.

С сомнением посмотрев на собеседника, Грей молча повернулся и направился к двери, а Говард подошел к окну. Но не успел он отвернуться, как замер на месте и с изумлением уставился туда, где только что стоял доктор Грей. Говард не мог найти никакого удовлетворительного объяснения этому, как ни старался, но поразительным образом доктор Грей, весивший не более ста двадцати фунтов, оставил на паркете отчетливые следы.

Что-то пошло не так, как он планировал. Сарим не мог сказать, откуда взялось это знание, у него даже не было каких-либо подтверждений тому, что он допустил оплошность, но это знание зародилось в глубине его души.

Устало поднявшись с запыленного дивана, на котором он спал, де Лоре левой рукой протер глаза и по привычке коснулся виска. Из крошечной ранки тут же вытекла еще одна ярко-красная капля. Де Лоре не обращал на это внимания. В первые дни и недели он боялся, что истечет кровью, ведь какой бы маленькой ни была рана, она не затягивалась, а струйка крови текла непрерывно. Но та новая сила,которая не давала ране затянуться, хранила жизнь де Лоре. И не только…

Отогнав от себя эти мысли, Сарим зевнул и попытался сосредоточиться на своих проблемах. Например, на том, как ему выбраться из этого заколдованного дома… Не то чтобы мысль об этом всерьез его беспокоила. Загадочная защитная магия, при помощи которой Роберт Крейвен превратил свой дом в ловушку, одурачила де Лоре, но, видимо, на большее она была не способна. Когда де Лоре использует всю свою силу, иллюзия развеется. Кроме того, магия дома ослабеет после смерти Крейвена. Нет, он, Сарим де Лоре, бывший магистр марионеток ордена тамплиеров и слуга новой, невероятно могущественной силы, не должен беспокоиться о своей судьбе. Сейчас его намного больше волновал тот факт, что появилась преграда, мешавшая его планам, и он, черт побери, не понимал, что же это такое!

Де Лоре подумал, что, возможно, именно поэтому он чувствует себя невероятно уставшим. Казалось, будто в этом доме присутствует некий магический вампир, высасывающий из магистра силу и атакующий его лишь в те моменты, когда он использует свой дар. А может, все объяснялось тем, что многие из его творений должны были выглядеть и действовать как совершенно определенные люди. Несмотря на всю концентрацию, де Лоре несколько раз чуть было не допустил разоблачения своих марионеток. Одно дело – создать куклу, лишь напоминающую человека, и совсем другое – управлять ею так, чтобы даже ближайшие друзья не смогли отличить марионетку от настоящего человека. Долго ему такого напряжения не выдержать.

Но в этом и не было необходимости.

Первая часть его плана уже была реализована, теперь следовало подготовиться ко второй, которая, конечно, была сложнее, но не требовала таких больших затрат энергии. Выпрямившись, де Лоре почувствовал, что сейчас он не в состоянии чем-либо заниматься. От столь незначительного напряжения как перемещение по комнате у него закружилась голова и задрожали колени. Де Лоре попытался сделать шаг, но ослабел настолько, что упал. С трудом вернувшись на диван, тамплиер улегся. Сердце часто билось в груди, перед глазами плясали темные тени. Странным образом эти тени сложились в картину, напоминающую человеческое лицо. Узкое, обрамленное черной, тщательно подстриженной бородой лицо с темными глазами, в которых читались ненависть и презрение.

Через некоторое время Сарим де Лоре понял, что это не тень, а написанный маслом портрет Родерика Андары, стоявший у противоположной стены. От слабости ему даже показалось, что это не портрет, а живой человек.

Злясь на самого себя, де Лоре поднялся и, усилием воли сбросив оцепенение, прижал ладони к вискам. В голове начала пульсировать боль, но головокружение и слабость тут же прошли, а еще через пару секунд сознание заработало с поразительной ясностью, как и всегда, когда де Лоре пользовался новой силой.Все стало простым и понятным. Улыбнувшись, де Лоре откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Его лицо полностью расслабилось. Он начал концентрироваться. Дыхание магистра постепенно замедлялось и становилось все более поверхностным, а часть сознания отделилась от тела и вышла за пределы этих заколдованных стен. Магистр устанавливал телепатический контакт со своими слугами.

Если бы он подождал еще пару секунд, то заметил бы, что выражение лица на портрете в противоположной части чердака перестало быть презрительным. В темных глазах Родерика Андары – или это был вовсе не Родерик Андара? – теперь была боль.

И еще кое-что.

– Нет! – Виктор ударил ладонью по столешнице, так что зазвенели чашки и бокалы. – Нет, нет и еще раз нет, Говард! – Его глаза блестели. – Я поклялся, что больше никогда не буду этого делать, и вам не заставить меня нарушить эту клятву. В последний раз все обернулось настоящей катастрофой и лишь чудом удалось сократить число человеческих жертв…

– В прошлый раз, – возмущенно перебил его Говард, – все было по-другому, и вы это знаете, Виктор! Вы совершили ошибку, которую теперь не повторите, ведь тогда вам пришлось пользоваться всем, что попадалось под руку, то есть, в основном, неподходящим материалом. Взять, например, мозг преступника, который и при жизни, возможно, был душевнобольным! Или руки и ноги людей, умерших за несколько дней, а может, и недель до эксперимента! У вас не было ни оборудования, ни…

– Я не буду этого делать, – продолжал настаивать Виктор. – Мне очень жаль, Говард. Я полагаю, что этот Роберт Крейвен был близким вам человеком, но все равно вынужден сказать вам «нет». И вы должны понять меня. – Вздохнув, он отхлебнул кофе и опустил глаза.

– Хорошо, – заявил Говард. – Как хотите, Виктор. Тогда я уже не прошу вас, я требую. В конце концов, вы передо мной в долгу.

Виктор, сорокалетний блондин с ухоженными руками врача и мягким взглядом поэта, побледнел. Какое-то время он, видимо, пытался подобрать слова, а затем, еще раз вздохнув, покачал головой и резко поставил чашку на стол. Звякнуло блюдце.

– Поймите же меня, Говард. Я пересматривал свое решение много раз. Неужели вы думаете, что это всего лишь моя прихоть и что я просто так хочу забрать свое изобретение с собой в могилу? Возможно, наиболее важное открытие, когда-либо сделанное человеком? Саму тайну жизни?

– Вы не единственный, – грубо перебил его Говард. – Всего несколько недель назад…

– Я слышал об этой истории с големом, – сказал Виктор. – Вот вам еще одна причина, почему я остаюсь при своем мнении.

– Откуда вы знаете? – опешил Говард. – Никто не…

– У меня есть свои связи. – Виктор грустно улыбнулся. – В первую очередь в том, что касается таких вещей. Но не волнуйтесь, я ни с кем не собираюсь обсуждать это. К тому же мы отклонились от темы. Я хотел бы объяснить вам…

– Нечего тут объяснять, – возмутился Говард. – Я больше не хочу спорить с вами, Виктор. Вы сделаете то, что я требую. Сегодня же вечером. Вы передо мной в долгу.

Виктор вздохнул, и на мгновение в его взгляде вспыхнула злость, но она тут же сменилась печалью.

– Кто это был? – вдруг поинтересовался он.

– Роберт?

– Видимо, вы любили его как брата.

– Больше, – ответил Говард и замолчал.

Внезапно его злость и решимость испарились. Теперь перед Виктором сидел раздавленный, страдающий человек, лишившийся всех своих сил.

– Это был… сын моего лучшего друга, – после паузы сказал Говард. – Сын моего единственного друга. Но было еще кое-что. Я не могу этого объяснить, Виктор, но он… Видите ли, когда умер его отец, мне показалось, что какая-то часть меня тоже погибла. После того как Роберт сообщил мне о смерти Андары, я был в отчаянии, и мне кажется, что я не сумел бы справиться с этой болью, если бы Роберта не было рядом. Но если теперь еще и он погибнет… – Покачав головой, Говард сжал кулаки, его невидящий взгляд устремился куда-то мимо Виктора. – Я этого не вынесу. Он не должен умереть.

– Но он уже мертв, Говард, – прошептал Виктор. – Поймите же. Он умер более двенадцати часов назад. Ничто в мире не сможет воскресить его.

– Вы сможете!

– Не смогу, – спокойно ответил Виктор. – Когда-то я пытался создать жизнь, но из-за этого погибло много людей. Но даже если бы это было в моей власти, я вряд ли имею право… – Нагнувшись вперед, он опустил ладони на стол и решительно посмотрел на Говарда. В его взгляде светилась боль. – Что же мне делать, если завтра ко мне придет мать с телом своего ребенка? Мне что, отослать ее прочь? Или я должен выбирать, кому жить, а кому нет? Вы понимаете, чего от меня требуете, Говард?

– Я требую, чтобы вы вернули мне долг, Виктор, – настаивал Говард. – Я спас вам жизнь! Без меня толпа линчевала бы вас. Неужели я должен напоминать вам об этом?

– Нет, черт побери, не должны! – рявкнул Виктор, чуть не вскочив со стула. Было видно, что он едва сдерживает себя. – Вы требуете, чтобы я изображал из себя Бога, Говард. – Теперь в его голосе звучала скорее мольба, чем гнев.

– Это вы так считаете, – холодно возразил Говард. – А я с вами не согласен. Роберта убили. И те, кто несет за это ответственность, могут убить и других людей, в том числе и меня. Но это не имеет значения. Роберт должен жить по причинам, которые я не могу вам назвать. И вы это сделаете.

– Нет.

– Тогда вы вынуждаете меня пойти на шаг, которого я хотел избежать, – ледяным тоном произнес Говард. – Если вы откажетесь выполнить мою просьбу, доктор, я сегодня же выдам вас властям. Более того…

– Вы не сможете запугать меня, – улыбнувшись, сказал Виктор. – Не этим. Неужто вы думаете, что я позволю себя шантажировать?

– Более того, – невозмутимо продолжал Говард, – я размножу копии ваших записей, которыми владею, и разошлю их по сотне на известнейшие медицинские факультеты всего мира, опубликую эти материалы в популярных медицинских журналах и, конечно же, не забуду о желтой прессе.

Виктор побледнел.

– Вы не можете этого сделать. Копий не существует. Я все уничтожил. Я…

– Вы так уверены в этом, доктор? – Криво улыбнувшись, Говард сунул руку в нагрудный карман пиджака и, вытащив потрепанный лист бумаги, положил его на стол перед Виктором.

Глаза врача расширились от ужаса, когда он развернул исписанный лист бумаги и прочитал его.

– Откуда у вас это? – охнул он.

– Но ведь на самом деле это не имеет значения, не правда ли? – протянул Говард. – Этот лист вы можете оставить у себя, ведь мне ничего не стоит сделать копию. Сколько угодно копий. Ну что?

В гостиной дома № 9 на Эштон-плейс стало очень-очень тихо. Говард смотрел на своего собеседника. Лицо Виктора дрогнуло, ладони нервно заскользили по гладкой поверхности стола, хотя сам он этого не замечал.

– Ничего не выйдет, – наконец сказал он. – Даже если бы я захотел, у меня все равно нет необходимого оборудования.

– Я его куплю.

– Такое оборудование так просто не купишь, Говард. – Виктор рассмеялся. – Оно стоит целое состояние.

– Я выпишу вам чек. – Говард невозмутимо потянулся к своему пиджаку. – Миллиона фунтов стерлингов вам хватит? Или вы предпочтете взять два?

Глаза Виктора округлились.

– Но это же…

– …Лишь малая часть того, что я в случае необходимости могу заплатить, – продолжил Говард. – Родерик Андара был очень богатым человеком, Виктор, а после смерти его сына я становлюсь единственным наследником. К тому же должен заметить, что в случае успешного завершения операции я готов предоставить вам еще большую сумму денег, чтобы вы могли продолжать свои изыскания.

– Не нужны мне ваши проклятые деньги! – вспылил Виктор. – Все, чего я хочу, это чтобы меня оставили в покое.

– Можете делать с этими деньгами что хотите, – спокойно произнес Говард. – Хоть нищим раздайте. А теперь составьте, пожалуйста, список необходимого вам оборудования. Рольф все купит, а мы пока пойдем на кладбище и выкопаем труп Роберта.

– Каким образом? – возмутился Виктор. – Неужели вы думаете, что можно просто прийти на кладбище и раскопать могилу, оставшись незамеченным?

– Ах, в этом я целиком и полностью полагаюсь на вас, Виктор. – Говард улыбнулся. – Ведь у вас есть опыт в подобных вещах, не правда ли, доктор Франкенштейн?

Я…

Одно лишь слово – нет, даже не слово, ведь слово предполагает речь, общение, сложнейший мир, который существует и который мы можем понять и описать. Сейчас же существовало лишь одно это понятие.

Я…

Предложение, когда-то услышанное мной в школе. Затем я много раз читал его, но не понимал его смысла: Cogito, ergo sum.

Я мыслю, следовательно, существую. [20]20
  Cogito, ergo sum (лат.) – философское утверждение Рене Декарта, фундаментальный элемент западного рационализма Нового времени. (Примеч. ред.)


[Закрыть]

Я существую?

Обрывки воспоминаний: события моей юности, казалось, давно забытые; образы школьных времен; трущобы Нью-Йорка; мягкая добрая улыбка тети Мод и ее нахмуренные брови, когда я что-то делал не так; моя первая встреча с Говардом, Присциллой и Тенью; Грей, печально пожимающий плечами во время заседания суда; взгляд палача, в котором не было ни сожаления, ни напускного сочувствия. Все это кружится в моей голове, перемешивается, вспыхивает искрами образов. Затем словно удар молота: «Лондонский палач, исполни свой долг».

Чудовищная боль, падение. Вес моего тела ломает мне шею.

Я мертв.

И все же…

Cogito, ergo sum.

Я мыслю.

Я СУЩЕСТВУЮ.

Но почему?

Несколько минут назад Биг-Бен пробил полночь, и хотя они находились сейчас в нескольких милях от центра Лондона, Говард все равно услышал глухой бой курантов. Даже сейчас, когда звон умолк и он слышал лишь шуршащие по гравию шаги Рольфа и Виктора, Говарду казалось, что отголоски боя часов все еще звучат.