Текст книги "Мои были (СИ)"

Автор книги: Владислав Гонцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)

Следующим ходом в развитии освещения города был шаг замены светильников с лампами накаливания и с люминесцентными лампами на светильники с ртутными газоразрядными лампами, у которых светоотдача и срок службы не ниже, чем у люминесцентных ламп, а работать они могут при температуре окружающей среды до минус 40 градусов Цельсия, и изменение внешней температуры на световые и электрические параметры дуговых ртутных ламп не влияет. Светильники с такими лампами решено было монтировать на чисто металлических опорах. Металлические опоры и фундаменты для них изготовлялись в заводских условиях и доставлялись и устанавливались в подготовленные котлованы, закреплялись в грунте с помощью транспортных, грузоподъёмных и землеройных машин, исключая ручной труд. Монтаж светильников мы проводили тоже с помощью спецмашин – автовышек и автогидроподъёмников, а не вручную, как это было раньше и как такую работу мы делали с помощью когтей и монтажных поясов на деревянных опорах.

В дальнейшем для лучшего обслуживания транспортом работающих людей на предприятиях при поездках по городу на работу и обратно руководством комбината было решено построить троллейбусную линию и пустить по городу троллейбус. Строительство линии осуществлялось с помощью средств и сил комбината. Все подразделения предприятия в строительстве – покупке и изготовлении материалов и оборудования, копке котлованов, подвозке и установке и закреплению железобетонных опор. Монтаж питающих и контактных проводов проводили специалисты железнодорожного цеха, как наиболее близкие к такому делу. Электрические выпрямительные подстанции для питания электроэнергией троллейбусной линии нам пришлось устанавливать и монтировать временно в неприспособленных помещениях больничного городка, хлебозавода и аглофабрики. Троллейбусная линия работала какое-то время, перевозила работающих и жителей по городу. Работала она можно сказать нормально, несмотря на ошибки, случавшиеся в процессе приработки и становления, и мы были довольны её работой. Но долго она не могла работать из-за недостатка квалифицированной рабочей силы, отсутствия надлежащей ремонтной базы и материалов, то есть всего того, что необходимо для долговременной работы, и она перестала действовать.

Железобетонные и металлические опоры, на которых мы смонтировали наши провода, светильники и арматуру, остались служить городу, людям, и надеюсь будут служить если не сотни, то уж десятки лет обязательно.

Для наблюдения за нами и нашей работой в городе стали создавать депутатские комиссии. Я не считаю, что они создавались напрасно. Ибо наши службы электроснабжения, теплоснабжения, водоснабжения, канализации, связи, жилищно – коммунальных дел работали не всегда должным образом из– за разных причин, необязательно допущенных работниками энергоснабжающих и коммунальных служб. Мы отчитывались перед депутатскими комиссиями о проводимых работах по улучшению жизни населения города. Мы не сидели сложа руки и что-то посильное и полезное делали, но не всё получалось так, как планировалось и как должно было быть в нормальном хозяйстве. Зачастую не хватало материалов, аппаратов, оборудования. За всем этим нужно было идти в соответствующие службы комбината и просить недостающие нам материалы и изделия для обслуживания коммунальных сетей в городе, на что нам резонно отвечали отказом, мотивируя тем, что город должен сам доставать и покупать всё необходимое для обслуживания своего хозяйства, а не комбинат, хотя он есть градообразующий. Крыть нам было нечем, а обманывать и вводить в заблуждение людей из комбината не нужно, так как нам придётся много раз приходить к ним по причине нужды для комбината, а после лжи и вранья с нами никто разговаривать не будет, а не то, чтобы что-то нам выделить. Потому мы старались не обманывать наших снабженцев, и если просили материалы и изделия, нужные для города, то так и говорили прямо. Правда, тоже получали отказ, но это было более приемлемо, чем враньё.

При отчётах перед депутатской комиссией нам приходилось говорить обо всех наших проблемах и недостатках, недоработках, но часто нам указывали на те недостатки и ошибки, которые мы могли ликвидировать своими силами и средствами без ущерба для общества, что было правильно, и нам нечего было сказать в своё оправдание и мы стояли, как истуканы, понурив головы. Нельзя было говорить о том, что мы ничего не делали, так как всю работу по электроснабжению нам приходилось проводить в условиях и ненастной погоды и в условиях пакостных и хулиганских действий недисциплинированных людей. Работа по устранению нарушенных сторонними лицами электросетей никем и никакими планами не предусмотрена, а на неё надо было расходовать много средств и требовалось много времени для восстановления электроснабжения повреждённого участка электросети. Нас понимали и строгих взысканий нам не делали.

г.Качканар. 1965-1993г.г.

182. УДАРНЫЙ ТРУД.

Забойщик А. Стаханов "По новому организовав работу своей бригады, вырубил за 6-ти часовую смену в ночь на 31 августа 1935 года 102 тонны каменного угля и превысил обычную норму в 14 раз". Из этого сообщения следовало то, что он работал не один, а целая бригада. Результат работы всей бригады присвоили и записали на одного бригадира. Поэтому о каком-то сверхестественном перевыполнении норм выработки при добыче каменного угля говорить не надо. Физически невозможно перевыполнить норму выработки во много раз. Тарификация работы и нормирование труда производились научным методом и устанавливались с помощью наблюдений за выполнением всех операций, проводимых рабочими во всех отраслях промышленности по количеству, качеству и затраченному времени на единицу производимой продукции. И при этом все нормы производительности труда устанавливались для рабочего, какую работу он должен сделать во время рабочего дня. Это не было исключением и для угольной промышленности. При тарификации и нормировании труда никакого послабления в оценке производимого количества, качества продукта и затраченного времени на его производство не допускал никто. Установленные нормы возможно было перевыполнять на несколько процентов, но физически их нельзя никак перевыполнить во много раз. Да и что это были за руководители и правители, допускавшие такую дневную норму выработки, для работника, которую можно легко перевыполнить в несколько раз. Это какая-то фантастика.

Он, этот забойщик был, наверное сильный и сообразительный человек, и мог работать лучше других и давать больше угля. Сомнительно то, что технические возможности одного отбойного молотка позволяли отбить гору угля массой свыше ста тонн. В таком случае могли работать с помощью двух и более отбойных молотков. В те времена не было врубовых машин, погрузочных и крепёжных машин, и всю вспомогательную работу производили вручную низкоквалифицированные рабочие.

8.09.1935 года забойщик А. Стаханов нарубил 175 тонн угля. А забойщик Н. Изотов нарубил 240 тонн угля за смену. Заработки рабочих ударников в 8-10 раз превышали заработки остальных рабочих, что способствовало расслоению рабочего класса. Фантастика, которую придумали для того, чтобы призывать и работать людей больше, интенсивнее, не покладая рук, не разгибая спины, то есть работать на износ. Делая и производя обыкновенных людей в сверх способных и сверхъестественных работников только трудиться руководители и правители старались поднимать лично себя в глазах общественности, как бы говоря: "Вот мы какие хорошие, и как сумели вырастить высокоспособных к работе людей". Зачем это нужно было?

В тридцатых годах двадцатого столетия в ближайшей деревне жил колхозник Гилёв А. И. Он сделался лесорубом. Поскольку он был работящим человеком, то его заметили руководители районного масштаба решили его подготовить и сделали ударником. Каждому лесорубу была установлена норма заготовки леса в объёме 4,5 плотных кубометров на одного работника в день. Поскольку одному человеку при заготовке древесины работать несподручно, а точнее практически нельзя, то ему была придана бригада помощников. Ему делали лично всё возможное для того, чтобы сделать его передовиком – ударником. Лесосеку, где ему предстояло работать, выбирали и выделяли с густым продуктивным древостоем и хорошим бонитетом. Утром его везли в лесосеку на относительно сильной, быстроходной лошади – выездном жеребце. А вечером, после рабочего дня увозили обратно домой. Он не жил в тесном, неудобном для постоянного жилья бараке, временно построенном для сезонных рабочих, продуваемом ветрами насквозь бараке, оборудованном только деревянными нарами и печью для приготовления пиши, сушки одежды и обуви и для тепла пилу лучковую ежедневно для него готовил опытный пилоправ.

Руководители организовывали показуху, некий рекорд при заготовке древесины, в лучах которого сверкали бы они сами, что было приятно им. Состав работы был таков. Очистка площадки вокруг дерева от валёжника и кустов, мешающих валке предметов с целью безопасности. Подпилить и свалить дерево. Очистить дерево от сучков и вершины. Разделать очищенный от сучков хлыст на брёвна – сортименты стандартной длины. Готовые брёвна снести или скатить в штабель так, чтобы к ним можно было подъехать, погрузить их на гужевой транспорт и увезти их. Сучки и непригодные вершины следовало ликвидировать, а попросту сжечь. Очистить оставшиеся пеньки высотой не более 10 сантиметров от почвы от коры. Норма, предотвращающая развитие насекомых – короедов. Говорили то, что в стране Японии всё дерево вместе с корнями использовалось для получения полезных для людей вещей. Не так, как у нас.

Изо всех составляющих операций работы наш ударник выполнял только одну – делал подпил и сваливал дерево. Остальные операции выполняли помощники. Немудрено, что при таких условиях он выполнял 6 дневных норм выработки заготовки леса, и ему платили зарплату во много раз большую, чем каждому из его помощников в бригаде. Это вызывало недовольство других работников в бригаде.

В пятидесятых годах двадцатого столетия в посёлке Ожмегово, Кировской области жила – была доярка по фамилии Алгайер. Она работала неплохо, у неё лучше получалось дело, и она надаивала немного больше молока от своей группы коров, чем её соседки. Это заметили руководители района и поставили на неё, как на хорошую рабочую лошадку и стали вынуждать её надаивать побольше молока. Доярка сообразила такую возню по своему и решила добавлять воду чистую в молоко до четверти его объёма от первоначального надоя. "Надои такого молока" быстро возросли. Пошли почести. Руководители не считали нужным проверять подделку, хотя жирность молока резко и много упала. А работающие рядом доярки заметили то, что было видно невооружённым глазом, и сначала заговорили тихо, а потом громко сказали, что такую афёру – недобросовестное дело надо прекратить, что потом и было сделано. Зачем руководителям было вынуждать доярку делать непотребное дело? Разве они не знали о том, что нельзя одним махом, одной мыслью, приказом увеличить надои молока? Но они не думали и не хотели знать этого, ибо им было так удобно и приятно, так как их при этом тоже хвалили и возвышали. О такой афёре в те годы сообщала "Кировская правда".

В конце сороковых годов в Кировской области гремела и распространялась слава о колхозе "Красный Октябрь" Вожгальского района. Колхозники выращивали стопудовые урожаи зерна с гектара на подзолистых почвах. В этом колхозе выделили и сделали свыше десятка Героев Социалистического труда. Я не думаю, что в этом колхозе люди работали плохо. В те времена работать в колхозе плохо было нельзя, ибо иначе могли люди ничего не заработать и жить впроголодь. Но надо ли было делать из них обязательно Героев, и вряд ли они нуждались в этом. Рядом были такие же колхозы, и они, возможно получали не меньшие урожаи, но остались в стороне. Рекордсменов сделали, а остальные по боку. Такая показуха нужна руководству для себя, чтобы выглядеть получше на фоне бедствующей страны, а для этого сделать один колхоз как светящийся маяк. Но это не великое достижение хозяйства, района, области.

А нас считали за какое-то быдло и впаривали нам в мозги в сякую чушь. Кремлёвские небожители и их клевреты областного и районного масштабов, которые не знали и не хотели знать работы и заботы о людях. Зачем им это?

Лично мне приходилось по разному выполнять нормы выработки. Никогда не выполнял установленные нормы выработки при ручной жатве, тереблении льна и конопли в возрасте 11-15 лет. Нормы вспашки колхозного поля мы в паре с матерью выполняли. Но оставшись в одиночестве такие нормы, я не всегда выполнял. При заготовке древесины, мы шестнадцати летние люди нормы заготовки древесины никогда не выполняли, хотя старались это делать. При строительстве деревянных объектов мы, плотники нормы выполняли и даже перевыполняли при рубке стен и сооружении всех деревянных конструкций. При изготовлении сырого кирпича мы почти всегда перевыполняли установленную норму выработки на 10-20-25 процентов. В этом случае тон задавала хорошо налаженная и работающая кирпичеделательная машина, при работе с которой надо было иметь быстрые руки и ноги, не зевать и не медлить.

Г. Качканар. 2012г.

183. ПЕНСИОНЕРЫ.

Пенсионерам выдали пенсию-ежемесячное пособие в виде бумажных денег. На пенсию можно прожить даже весь месяц-питаться, уплатить за жильё, за тепло и за другие необходимые для жизни услуги. В продовольственном магазине собралось много народа, так как пенсионеры получили свои деньги и бегом устремились за продуктами– средствами питания. Они бесконечно рады, что у них на какое-то время появились деньги и теперь их можно потратить и купить что-то полезное для себя и для семьи.

Все делятся своими мыслями, думами, сообщают друг другу то, что хотят приобрести купить и чем порадовать семью-детей, внуков, да и правнуков. Покупательница– пенсионерка обошла нужные ей отделы, купила продукты, деликатесы и радостная, улыбающаяся, счастливая вышла из магазина и восвояси отправилась к себе домой. Я в магазине тоже купил продукты и пошёл на выход и около выхода запнулся за что-то лежащее на полу, какой-то предмет и поднял его и определил, что это бумажник, возможно, с деньгами и крикнул: "Кто выбросил бумажник с деньгами?" Люди проверили свои карманы и сумки, пропажи не обнаружили и помолчали. Мне посоветовали отдать бумажник продавцу, ибо потерю будут искать обязательно, что я и делаю. Кто-то из покупателей припоминает и предполагает, что вот такая-то бабуля недавно накупила себе продукты и только что ушла домой. Я вышел на улицу и увидел как на другой стороне которой, на площади две бабули яростно жестикулируют руками и весело обсуждают свои удачно сделанные покупки. Быстро догоняю их и спрашиваю: "Кто из вас несчастной выбросил, бросил кошелёк с вашими деньгами на пол в магазине?" Они недоуменно посмотрели на меня, спохватились и проверили свои карманы и сумки.

Одна из них произнесла растерянно: "Ой, а у меня потерялся кошелёк, а там деньги, оставшаяся пенсия, но я ничего не выбрасывала?" "Иди, старая растеряха, обратно в магазин и там отдадут тебе твой кошелёк и, ради бога, пожалуйста, не бросай свои деньги и пойми, что тебе они обязательно пригодятся ещё". Она повернулась и засеменила быстро по площади и через улицу в магазин, где отдали ей брошенный ею кошелёк.

Мы стоим в очереди у киоска торгующего овощами и мелкими гастрономическими товарами. Впереди двое пожилых супругов. Женщина выбрала овощи, а пожилой мужчина небрежно вытащил из кармана пачку свёрнутых купюр для расчёта. Денег бумажных очень много, но купить на них много товара нельзя, так как они обесценены до самого низкого уровня. Часть денег у мужчины вылетели из рук на землю, под наши ноги, а он не заметил этого. Я подобрал купюры, отдал ему и заметил: "Вы очень богатый человек". Он недовольно и неприязненно посмотрел на меня и сказал с достоинством и даже с вызовом: "Да я богатый человек. У меня дети, внуки и даже правнук есть!". Он был очень горд и победно глядел на меня. Я промолвил: "Хорошо, хорошо, но деньги свои, хотя они и дешёвые, не надо разбрасывать, потому, что они вам обязательно пригодятся для покупки чего-то полезного, вкусненького для вас и ваших детей, внуков и правнуков. А если вы будете напрасно раскидывать ваши деньги, то можете остаться сами голодным, не говоря уж о семье".

В аптеке бабуля подала рецепт и хотела выкупить лекарство. Для расчёта она достала кошелёк, туго набитый дешёвыми бумажными деньгами. Бабуля с трудом извлекает из тесного кошелька купюры, а руки у ней дрожат, и она не может удержать деньги в руках, которые рассыпаются веером по полу, и просит помочь подобрать деньги, что я и делаю.

Спрашиваю её: "Что же дети или внуки не могли сходить и выкупить ей лекарство или таблетки!' На что она ответила, что не хочет доверять никому такое ответственное дело, как покупка медикаментов. Я заметил, что какое-то подобие бумажника большего размера можно сшить из плотной грубой ткани, в котором можно содержать множество объёмных, но невероятно дешёвых бумажных денег. В данном конкретном случае объём таких бумажных денег намного превысил объём приобретённых бабулей медикаментов.

Качканар. 1995г.

184. ПОПРОШАЙЦЫ.

Пришло время разорения. Жизнь дала невообразимую ранее трещину, от которой раскололась и вдребезги разлетелась прочная, несокрушимая и вечная идея о нерушимом существовании коммунистического содружества стран на фрагменты, куски и ото всей этой твердыни остались только воспоминания. На улицах, в домах, в магазинах появились попрошайки и попрошайцы и стали выпрашивать милостыню, и не по своей вине. И это во время, когда нет горячей войны, наводнения, землетрясения, засухи, вселенских пожаров и других громадных катастроф.

Пришли девочка и мальчик примерно десятилетнего возраста и попросили что-то поесть. Я дал им по испечённой в доме шаньге, и они быстро и с пребольшим удовольствием прикушали их.

Я понял, что это не жадность, а самый настоящий голод.

Пришли две девочки и попросили сахара для бабушки и пояснили, что она больна и хотела бы попить чаю, а сахара в магазинах нет и негде его взять. У нас в доме сахара тоже не было. А были дешёвые карамельки доисторического происхождения, и мы дали девочкам пригоршню этих карамелек, и первые из которых дети отправили сразу в рот себе и с превеликой радостью убежали к своей бабушке. Это было не лукавство и не враньё, а самая обыкновенная нужда старых и малых людей.

На улице встречаются девочка побойчее и мальчик поскромнее и просят дать им сто рублей, чтобы доехать на автобусе до железнодорожного вокзала. В то время на бумажных купюрах были нанесены астрономические числа их достоинства, но купить на такие деньги можно было только пыль с товара. Чувствую, что ребятки лукавят и не верю им и понимаю, что деньги им нужны для того, чтобы купить что-то съестное, даю им пятьсот рублей и говорю, чтобы они купили себе что-нибудь поесть. Они обрадовались и быстро убежали. А я подумал своей башкой, а что же они смогут купить на эту "бесценную" бумажку, тогда как самый малый кусок съестного стоил дорого. Успокоила мысль о том, что эти дети ещё у кого-то попросят денег и тогда купят себе что-нибудь поесть. И точно, через короткое время увидел, что они разделили пополам хлебную булочку и с превеликим удовольствием докушали её.

Подходит мальчик и просит хлеба, я ему дал его, а он завернул хлеб в нечистую тряпку и ушёл в подвал. Я понял, что он попрошайничал не для себя, а для людей, обитающих в подвале, которым хлеб нужен был пожрать после выпивки. Я был бы доволен, если бы этому мальчику что– то бы досталось от куска хлеба. Но вряд ли это так. Плохо. Откуда мне было знать, что он просил хлеба для дядей из подвала. А разве эти дяди не могли выйти из подвала и достать себе кусок хлеба на закуску, ведь они нашли время и средства на приобретение спиртного. Самое страшное то, что мальчик запомнит это навсегда и может стать таким же "дядей из подвала." Моя ошибка была в том, что я не принудил мальчика скушать хлеб тут на месте, а в том, что он голоден, я не сомневался.

Приходит мать с мальчиком и просит подать им что-нибудь. В нашем распоряжении есть хлебные сухари, картофель, морковь. Я собираю, что есть в доме, что могу и подаю им. Ребёнок немедленно берёт морковку и отправляет её себе в рот. Я сказал, что она не полностью очищена, не вымыта и кушать её пока нельзя. Мальчик постеснялся, а мать пообещала ему, что дома они почистят всё и покушают. Тут не надо воображений и фантазий, чтобы понять, что люди голодны.

И это после того, как безответственные и бессовестные правители наобещали горы всякого изобилия, безоблачного счастья на все последующие века.

Мужчина, возрастом лет сорока подходит ко мне в магазине и слёзно просит и умоляет дать ему немного денег, так как ему нужно купить хотя бы немного хлеба, а денег нет ни копейки, "финансы поют романсы". У меня в кармане их тоже нет, потому что уже израсходовал при покупке товара, а лишних средств жена Нина мне не выдала. Но поскольку он нуждается в хлебе (как я, недалёкий подумал), я решил дать ему хоть немного хлеба и с такой целью достал из своей сумы булку и попросил продавщицу разрезать её пополам, что она и сделала. Половину булки хлеба я дал мужчине и он ушёл. Через очень короткое время встречаю этого мужчину, но уже без куска хлеба. Мне показалось невероятным то, что как он успел сожрать и проглотить этот кусок хлеба за минутное время? Оказалось, что он сходил в соседний магазин, там обменял хлеб на деньги и остался доволен.

Мужчина возрастом лет пятидесяти подходит ко мне и говорит, что он сильно нуждается в средствах, хотя бы в пяти рублях и начинает вести длинный, ничего не значащий разговор, в котором он рассказывает о незнакомой мне работе, которую он выполнял и продолжает выполнять. У меня нет ни времени, ни желания выслушивать его длинные тирады и хочется как– то побыстрее отвязаться от него. Достаю десятирублёвую бумажку, подаю её ему, поворачиваюсь и ухожу.

Мужчина, возрастом лет шестидесяти, не совсем бедно одетый, подходит к мусорной сборке, туда, куда я принёс свои отходы и хочу их выбросить в мусорный ящик, и спрашивает: "А хлеб есть?" Что за дикий, вздорный вопрос? Не понимаю его и говорю то, что я хлеб на мусорную сборку не ношу и не выбрасываю.

Мужчина неопределённого возраста подходит ко мне и просит дать ему пять рублей. Я вытаскиваю горсть монет, выбираю пятирублёвую монету и подаю её ему. Он смотрит на мою ладонь, на которой находятся ещё достаточно монет и просит ещё дать ему пять рублей. На это ему отвечаю: "Ты просил только пять рублей, и я тебе дал их, так что же ещё от меня надо?" Повернулся и ушёл прочь от него. Он понял, что совершил ошибку, и что надо было просить сразу десять рублей.

В нашем подъезде жил одинокий человек – Мочалов В. Он был пенсионер и жил на малые средства – получал очень мизерную пенсию, которой ему никогда не хватало. Тем не менее, когда он её получал, то в первую очередь приобретал достаточно спиртного пития. И в это время у него появлялись друзья, приходили к нему, и они за питейным столом шумно и весело проводили время, за которое большая часть пенсии уходила в никуда. Как и на какие средства он проживал, мы не знали, так как многие с ним не общались, а из своей квартиры он выходил всё реже и реже, а потом перестал выходить. Жизнь у него шла по принципу: "Мри душа неделю, царствуй день". При получении очередной пенсии он купил спиртного себе и сразу хорошо хлебнул, не захода к себе в квартиру. Оставшуюся часть пенсии потерял, якобы хотел положить их к себе в карман, но промахнулся, и деньги провалились мимо. Он вернулся на место предполагаемой пропажи своих кровных, думал найти, но они исчезли. Он, ревущий навзрыд, взрослый мужик, проклиная всё и вся на белом свете, пришёл ко мне и попросил денег, которые я ему дал, потом он купил ещё спиртного и продолжил питие в одиночку. Он заходил ко мне тогда, когда у него была нужда, когда кончалась пенсия и просил меня помочь. Я давал ему деньги взаймы до следующей пенсии, а он аккуратно возвращал их. Кроме того ему я давал хлебные сухари, которые у меня всегда были в достаточном количестве, так как я начинающий маломальски черстветь хлеб разрезал, сушил и делал сухари, которые хранились (и хранятся) долгое время.

Поскольку он получал мизерную пенсию, то он пытался исправить своё бедственное положение и как-то воздействовать на власти и ходил туда со своими просьбами, но власти не могли ничем ему помочь. Возраст его был пенсионный, но у него не хватало рабочего стажа для получения нормального размера пенсии. В своё время он отбывал наказание в исправительном трудовом лагере за преступление. А время отбытия наказания в рабочий стаж не входило. В последнее время он не мог много двигаться, и преодолевать пятиэтажную лестницу. К нему приходила женщина из социальной защиты, брала у него часть пенсии, и закупала продукты ему для проживания. Умер он неожиданно. Я, как ниже живущий сосед, перестал чувствовать его присутствие и поделился об этом с соседями. Мне сказали, что он скончался, а обнаружила это женщина, которая покупала ему продукты, и при очередном посещении он не открыл ей дверь. Приехали компетентные органы, взломали дверь, и обнаружили его неподвижным в туалете.

г. Качканар. 1999 – 2012г.г.

185 . БОМЖИ.

Мы закончили обучение в школе Ф.З.О. и пошли строить нужные людям и обществу объекты. Питались мы в столовой, расположенной в районном центре в селе Лойно. Во время наших обедов, как правило, в каждый день появлялся хмырь и собирал остатки обедов-объедков со столов и охотно, без всякой брезгливости пожирал их, утоляя свой голод. Мы с удивлением и с презрением смотрели на него, подбирающего объедки. Он был молод, и как нам казалось, силён и здоров.

Почему он не работал и не зарабатывал себе на жизнь, как все нормальные люди? Мы его не понимали, так как выросли в деревне, где все от мала до велика работали, занимались полезными делами в меру своих сил и способностей и что-то себе зарабатывали. А в описываемое здесь время недостатки в продовольствии и в питании стали уходить и можно было что-то заработать и как-то существовать и даже жить. Мы уехали в другие края и постарались забыть об этом неработающем человеке. А нужно ли забывать об этом?

И вот мы, молодые работники поселились в посёлке сплавщиков Перерве и стали работать на плотбище в старице реки Камы, где готовились сплоточные единицы и матки для плотов. Обедать мы ходили в столовую, расположенную в ближнем посёлке Камском, в котором жили лесозаготовители. Bo-время работы столовой там постоянно обитался человек не особенно приятной наружности в грязной, никогда не видавшей мыла и нестиранной одежде. Он нигде не работал, хотя работы там, в лесопромышленом хозяйстве было много, хоть отбавляй и больше, чем достаточно. В те времена было и такое, что на работу брали, не спрашивая документов, записывали данные по его личному сообщению и принимали на работу, и если человек действительно работал какое-то время, то это подтверждалось членами бригады и ему начисляли и давали зарплату за проработанное время, на которую можно было жить. Во время нашего обеда этот бомж прятался от нас за установленную у стены голландскую печь или за колонны, расположенные посреди зала, так как мы, не стесняясь, бросали в него остатки обеда, а именно кости, куски черствого хлеба, недоеденную кашу. Надо сказать, что в то время тупое или не тупое правительство решило нарезанный на куски хлеб ставить заранее на столы перед обедом. Но обед мог продолжаться долгое время, за которое ломти хлеба высыхали и становились черствыми, твёрдыми и становились не всем по зубам. Человек этот, как нам казалось, был здоровый, челоможный и мог бы выполнять какую-либо работу или заниматься какими-либо полезными делами. А поскольку он не занимался ничем, то вызывал у нас негативные отношения, взгляды, брезгливость и мы его ненавидели как не работника, сторожившего остатки пищи, брошенные нами в него и оставшиеся на столах, которые он потреблял, не брезгуя ничем. Может ему нравилась такая жизнь, так как работать он, видимо, не привык и не хотел. А мы его никак не понимали, а он, казалось, не обижался на нас, не злобствовал и не обращал внимания на все наши проделки с ним. Ночевать и дневать он ходил в обицежитие-деревянный одноэтажный барак, где устраивался на кухне или в коридоре или в тёплой прачечной комнате, иногда в антисанитарных условиях, и его не прогоняли работавшие сердобольные женщины, которых мы называли техничками. Куда он ушёл или уехал, подевался или исчез впоследствии, мы не знали, да и не пытались узнавать это, ибо зачем нам нужно было знать о судьбе не работавшего человека, как тогда говорили, тунеядца.

Волею судьбы я переехал во вновь строящийся город Качканар. Мы работали в электрическом хозяйстве. Помещение для мастерской нам определили в подвале жилого дома, где расположены электрический и тепловой устройства, в одном из которых мы получали задания, изготовляли мелкие детали, готовились к работе, а в другом помещении поселился бомж. Он нигде не работал, хотя дел и работы было много, и можно что-то полезное сделать для людей и общества и при этом заработать для себя, для сносного питания и одеться и обуться. Он был не стар, здоров и мог трудиться, но то ли был ленив, неработящий, или его не приучили к труду. Он дневал и ночевал в помещении теплового распредустройства рядом со скопищем тараканов, которые кишели и появлялись везде в подвале дома, а особенно там, где расположены тепловые трубы и арматура. Ему нужно было питаться, и он приходил в столовую-"Рябинушку", расположенную невдалеке от места нашего пребывания, там собирал остатки обедов после посетителей и питался ими. Мы не обращали на него никакого внимания, да и работники столовой тоже, так как у них во время обеда очень горячая работа. Одет он был в грязную, изношенную, нестиранную одежду, не чищенную обувь и появлялся в столовой в таком одеянии, где обедало много людей. Может кто-то и брезговал при виде его в не чищенной никогда одежде. Да ведь он нередко появлялся среди людей в общественных местах в парке, на стадионе, при проведении праздников, других увеселительных мероприятии, на транспорте. С санитарной точки зрения его появление было недопустимо там. Но, к большому сожалению, большинство из нас было инертно, и мы мало обращали на таких людей внимание и не делали никаких замечаний. Куда этот наш сосед исчез, мы не знали. Прохожу мимо колодца. Чугунная крышка снята и исчезла давно через открытый люк увидел в глубине колодца банки и тарелки с остатками пищи. Кто тут поселился и обедал? В другой раз появляюсь у этого колодца и вижу мужчину, устроившегося на куче оставшегося строительного мусора внутри колодца и читающего книгу. Но он не один, а их двое. Этот тепловой колодец предназначен для установки тепловых задвижек на отпаечных трубах для подачи тепла и горячей воды в сторону автомобильного гаража, а учебного заведения. Мужчинам сказал, чтобы они нашли и принесли обрезки досок, послали их на остатки строительного грунта в колодце и расположились бы на них, чуть почище и комфортнее. Они это сделали и даже достали старые матрасы и какое-то время жили там. Чем и где они питались, мы не знали. Пришла осень и эти люди ушли. Колодец открыт и кто-то сделал поджог матрасов. С загоранием мы самостоятельно не могли справиться и вызвали пожарную команду, которая справилась со своим делом. Виновен я в. том; что разрешил жить бомжам в тепловом колодце, вместо того, чтобы информировать о них правоохранительные органы.