Текст книги "Мои были (СИ)"

Автор книги: Владислав Гонцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

Моя работа состояла в том, чтобы принести топливо, для которого использовались дрова, привезённые из леса и отходы лесопиления, а затем топить топку до тех пор, пока не поднималось давление пара в машине до нужного параметра и поддерживать его постоянно на должном уровне во время работы. Кроме того, в мою обязанность вменили очистку машины от грязи и подтёков и очистку мест около машины и топки от мусора. С такой работой я, в основном, справлялся, за исключением мелких ошибок и недоработок, за которые мой машинист не забывал делать никчемные замечания. Проработал я несколько недель, и у нас с ним произошла, по-моему, серьёзная стычка. Мой машинист днём на обед уходил домой, надолго, а с обеда часто приходил под хмельком, и все об этом знали, да и он не скрывал этого. И вот в очередной день он на обеде пробыл долго. Работавшие на пилораме и уже отобедавшие, стали беспокоиться о том, что надо идти работать, вести распиловку леса, а машинист, который должен запустить машину в работу, не пришёл во-время. Люди сидят, нервничают, а им надо работать, чтобы побольше заработать, так как их заработок сдельный и зависит от выработанной продукции. Старший рабочий подошёл ко мне и попросил запустить машину в работу. Но машинист – Гришка – так его звали рабочие за глаза, строго запретил мне самостоятельно запускать машину в ход, иначе он может меня прибить. А в машине давление пара превысило все нормы, предохранительный клапан открылся, пар стал вылетать из машины бесполезно, уровень воды в котле стал понижаться, так как машина и инжекторный насос не работали, дымогарные трубы в котле могли оказаться оголёнными и всё могло закончиться аварией. Всё это я знал, а потому пошёл и запустил машину в работу. Электрическая схема была собрана, и лесопильщики пошли и включили в работу пилораму, то есть стали делать своё дело, нужное всем нам. Наконец пришёл мой машинист, сильно подвыпивший и наконец, пришёл мой машинист, сильно подвыпивший и грозно вопросил: "Кто разрешил без меня запускать машину?" Я попытался объяснить ему причину. "Да как это ты смел, включить машину без меня?" Подошли лесопильщики и стали ему объяснять то, что было, но он не хотел ничего слышать и никого слушать, а только издавал бессвязные крики и ругань. И что было делать с нетрезвым человеком, никто не знал. Подошёл старший пилорамщик и безо всяких предисловий громким нецензурным матом популярно объяснил машинисту Грише то, что во время рабочего дня надо быть на месте работы, а не квасить и не пьянствовать где-то на стороне. Ибо бригаде, занимающейся распиловкой брёвен на пиломатериалы, нужно работать, выпускать продукцию и, чем больше, тем лучше для всех нас без исключения, так как работа была сдельной, а за пустое времяпровождения, когда отсутствовал машинист и машина стояла, работники теряли свой заработок. Тут могло быть и такое, что ему бы надавали не только пощёчин, но и могли основательно побить. И было за что! Он понял, что он не прав, сник после крепких слов старшего лесопильщика, ибо с ним говорить Грише оказалось сложнее и труднее, чем с подчинённым ему кочегаром, с которым он был такой смелый и храбрый. Поработав ещё какое-то время, я ушёл с работы кочегаром, так как после прошедшего скандала он затаил злобу на мою голову, и я не мог с ним дальше толком работать.

Ко мне подошёл начальник участка Осокин П.И. и сказал: "Я знаю, что он пьянь, и что в споре ты прав, но что ты ещё молод и тебе надо учиться, а его заменить пока некому". Да, к нашему сожалению, в то время, в тех условиях, в той ситуации и начальник участка не мог с ним ничего сделать. А окружающие товарищи мне не раз говорили, чтобы я его хорошо отдубасил за те крики, оскорбления, угрозы, которые он делал. Я пока пошёл работать плотником, и вскоре отправился служить в Советскую армию.

После службы в армии я вернулся сюда работать и даже по просьбе этого Гришки Мазунина построил ему дом. Я постарался забыть его шестилетней давности выходки, и обиды мои улетучились, ибо я стал теперь заниматься бракёром и заведующим хозяйством.

Пос. Усть-Порыш, Кировская обл. 1951-1957г.г.

73. РЕМОНТ ТРАКТОРА.

Тракторист с помощником должны очистить и отремонтировать трелёвочный трактор, который установлен на открытой ремонтной площадке. Время утреннее, небо ясное без облаков, солнце светит ярко и пригревает тепло. Состав работы – нужно почистить машину, осмотреть и визуально определить износ и пригодность узлов и деталей, снять и заменить непригодные к дальнейшей работе узлы, детали и крепления. Пригодные к работе и необходимые для ремонта трактора изделия разложены вблизи на подстилке, разосланной на земле. Тракторист Коробов, мужчина лет сорока, среднего роста в грязной, никогда не стираной спецодежде, в потрескавшихся резиновых сапогах, не выглядит бравым молодцом. Помощник его – молодой парень лет пятнадцати среднего роста и телосложения, одетый в мятые пиджак, штаны и рубашку и обутый в кирзовые сапоги. Он работал на реке в бригаде сплавщиков, а сейчас его послали помочь трактористу отремонтировать трелёвочный гусеничный трактор. Они вдвоём очистили машину и стали менять изношенные, непригодные к дальнейшей работе узлы, детали и другие изделия на пригодные. Обязанность помощника состоит в том, чтобы взять из общей кучи необходимую годную деталь, очистить и подать её на место установки и помочь трактористу закрепить её на нужном месте в машине.

Помощник не обучен и не знает названий деталей, узлов, изделий и для чего они служат. Тракторист' знает, для чего служат детали и узлы, но не знает их названий и наименований, а потому, то и дело говорит своему помощнику, указывая на ту или иную необходимую деталь: "Подай вон ту хреновину". "А какую?" "Да, вон тую". "Да, какую тую?". "А которая ближе к тую!" Никчемная эта перепалка длится довольно долго и много раз и может просто перейти в банальную драку. Тракторист сходит с машины и сам выбирает деталь или узел или даже болт и гайку, вместо того, чтобы назвать точно изделие, его форму, вид и размер. Тогда работа пошла бы быстрее, не было бы недоразумений, не было бы бессмысленных, безумных и безмозглых криков на необученного и не знающего помощника. Безусловно, чтобы знать, надо учиться, причём постоянно, так как техника усложняется, появляются новые машины, новые технические средства. А наш тракторист был самоучка, ему показали когда-то, как заменить отдельные детали и узлы, как сделать соединения и крепления, как поставить болты и крутить гайки, как завести трактор и как работать на нём. Но этого мало. Нужно знать всё то с чем работаешь и при помощи чего работаешь, и при необходимости объяснять рядом работающим людям свои действия и согласовывать их со всеми, причастными к работе. Это нужно для качественного и толкового исполнения любой работы. Нам всегда и беспрестанно трезвонили руководители и не руководители о высокой производительности труда. А какая может быть производительность труда без знаний, без умения, без навыков, без овладения мастерством. Нужно научиться и знать те механизмы, машины, узлы, детали, с которыми ты работаешь, их названия, наименования, их назначение, устройство, принцип действия, принцип работы. Да ведь надо пояснять рядом работающим с тобой людям иногда все прерогативы данной работы, а если что– то не так, то недалеко до несчастного случая. А чему мог научить тракторист помощника тогда, когда он сам знал маловато, и ему самому следовало учиться.

Пос. Усть-Порыш. Кировская обл. 1951г.

74. ПОХОД ЗА СПИРТНЫМ.

Осенью 1951 года приближалась 34 годовщина Великой Октябрьской Социалистической революции. Этот советский праздник надо было отметить должным образом и даже с вино питием или водка питием, без чего праздник – не праздник.

Однако в нашем посёлке и в ближних и в дальних селениях спиртного не оказалось в наличии, так как его не завезли. Руководство нашего славного участка по просьбе трудящихся решило послать бригаду добровольцев в соседнюю Молотовскую область (ныне Пермский край) с заданием найти, купить и принести спиртное для работников нашего участка. Мы собрались бригадой, и пошли выполнять это деликатное порученное задание. И пошли мы пешком по берегу реки Камы хожеными и нехожеными тропами в соседнюю область искать, найти и закупить спиртное. Нашли мы его в дальнем селении и закупили то, что там было в наличии – тминную водку. Лучшего искать не надо ничего было, да и не нужно терять времени. Здесь же в этом селении мы переночевали у гостеприимных хозяев в просторном деревянном тёплом доме и ранним утром направились к себе домой. Поздно вечером мы со своим грузом в рюкзаках на плечах благополучно возвратились домой. Водку мы сдали руководству, которое разделило её по пол литровой бутылке на брата, то есть на каждого человека, работавшего на участке, в том числе на мужчин, женщин и подростков. Плакаты, лозунги транспаранты с поздравлениями и выспренными высказываниями власть предержащих мы написали и вывесили их на стенах общественных зданий. Праздник в ознаменование тридцать четвёртой годовщины Великого Октября в нашем небольшом лесном посёлке Усть-Порыш, расположенном на берегу реки Камы, рабочие-сплавщики отметили хорошо, достойно и даже с песнями и плясками.

Пос. Порыш. Кировская обл.1951г.

75. В ОБЩЕЖИТИИ.

Мы отучились в школе Ф.З.О., и пошли работать самостоятельно. Жить нас поселили в общежитие, а точнее в бревенчатый барак, построенный задолго до нас. Своего хозяйства мы ещё не имели и питались в поселковой столовой. Заработок наш был скуден и почти вся зарплата шла на питание. Одежда и обувь на нас была пока казённая, выданная нам в школе Ф.З.О. и не изъятая у нас после окончания обучения. В общежитии мы были предоставлены сами себе. Хотя тут работал комендант, который был обязан следить за нашими поведением, дисциплиной, обеспечивать должный порядок в бараке. Но мы его почти никогда не видели и не знали его толком. Женщины-уборщицы, которых мы называли техничками, и которые убирали и чистили все помещения барака и женщины– кастелянши которые стирали и меняли нам постельное бельё, они были нашими хозяйками. Эти люди сами работали и, хотя не имели многих прав, произвольно или непроизвольно, чисто по-человечески делали нам замечания, выговоры и заставляли выполнять простейшие правила поведения, предупреждали воровство, и тем самым почти не сознавая своих действий, воспитывали нас в духе дружбы, согласия и зачастую гасили нашу неуживчивость, несогласованность, неприязнь друг к другу, исключали потасовки, а то и драки.

Воровство было оно, есть и наверняка будет всегда, пока существует неравенство в доходах, зависть и многие другие пороки людей. Об этом говорит история, и говорят люди, которые пишут историю. Без такой пакости, как воровство, наверное, никакое общество жить не будет.

Один из наших жителей в бараке потерял деньги. Он получил зарплату, пришёл в общежитие, положил деньги в тумбочку, а сам отлучился погулять на природе, на красивом берегу реки Камы, или пошёл бездельничать по посёлку. Вернувшись в общежитие, денег своих он не нашёл. Ну и что же. Он смотрел на всех нас как на похитителей его денег. Украл деньги кто-то один, но не все жители барака. Он глядел со злобой на всех, но почему-то не чувствовал за собой ни какого-то промаха или вины в случившейся утрате. О том, что оставленные без присмотра средства могут быть утрачены, он должен был знать и предусмотреть сохранность своих личных средств, и не быть беспечным. Он решил сделать обыск у всех жителей нашего общежития, но кто будет это делать, неизвестно. Правоохранительных органов в посёлке нет, да и многие из нас послали бы подальше его с его предложением. Хотя находились наиболее слабые люди, которые сами предлагали, чтобы их обыскали сейчас же, чтобы доказать свою невиновность. Как будто бы это кому-то было нужно, тем более что все без исключения, кроме вора, мы были подавлены тем, что вина может падать на каждого невиновного. Плохо было нам всем и ему тоже. Мы были недостаточно взрослые люди, чтобы ему чётко и ясно сказать: "Хы сам виновен в своей утрате и пошёл вон от нас". Наконец, кто-то сказал: "Ты сам потерял, посеял свои деньги, а на нас сверкаешь свирепо, ты сам виновен, а мы нет".

Деньги это зло. Но мы не можем без них прожить. Эти монеты, разноцветные бумажки, с которыми мы идём в магазины, продовольственные, промышленные, хозяйственные, и с помощью которых мы оплачиваем различные оказанные нам услуги, проезд в транспорте и наконец, жильё. А потому потерять, посеять, утратить деньги это беда личная, а может быть и не только личная, но и коснуться других людей.

Пос. Порыш, Кировской области. 1950 год.

76. ДОРОГА ДАЛЬНЯЯ.

Мне очень хотелось пойти служить в Советскую армию. Думалось при этом, что в армии работать не нужно, а только тренироваться – бегать, прыгать, заниматься физической культурой, строевой подготовкой, учиться военному делу, изучать современное оружие и уметь действовать им в любой обстановке, и готовиться к встрече с врагами, шпионами, диверсантами. И. не в последнюю очередь, сменить образ своего существования и жизни.

Дома приходилось иногда много и тяжело работать, да ещё в условиях открытого пространства, и ненастной, нехорошей погоды – падающих с неба дождя, слякоти, снега, ветра и мороза, путающихся под ногами грязи и снежной массы. Моя работа была, можно сказать, созидательной – обрабатывать землю, выращивать и собирать урожай зерновых культур, овощей, кормов для скота, а также заготавливать древесину и строить жильё и другие необходимые объекты. Несмотря на не всегда ласковое обращение природы к нам, работа нас удовлетворяла, так как приятно было видеть конечные результаты своего труда и сознавать, что всё сделанное нужно всем, и используется обществом в своей деятельности.

В армии действительность оказалась совсем не та, о чём мечталось, грезилось, и что ожидалось. Хотя мы знали о рассказах увечных и не увечных воинов, вернувшихся с войны, в которых они говорили о том, что там убивают и калечат не только пулями, снарядами, бомбами, но и заставляют работать до полного физического изнеможения. В деревне считалось, что если парня не возьмут в армию по какой-либо причине, то он будет малопригоден для тяжёлой работы в сельском хозяйстве и в промышленности.

Нас призвали в армию. В городе Котельниче Кировской области выдали сухой паёк – консервы разные, солёное сало, крупы, чай, сахар и другие мелкие продукты. Мы устроились в четырёхосном грузовом железнодорожном вагоне-пульмане и отправились в дальний путь. Спросили своих сопровождающих военнослужащих, куда едем? Ответ: "Приедете, узнаете. Никому ненужных вопросов не задавайте".

Вагон оборудован двухэтажными деревянными нарами, расположенными у торцов вагона. В средине установлена металлическая печь с трубой, выведенной через крышу наружу, и служащая для отопления и приготовления питания. В боковых стенах вагона рядом с нарами устроены окна с металлическими решётками, через которые можно смотреть на белый свет и видеть окружающий внешний мир. Вход в вагон осуществляется через дверное полотно, отодвигающееся вдоль наружной стены. Мы тронулись и поехали в дальний путь. Проехали равнинные области, Предуралье, Урал. По названиям оставшихся позади населённых пунктов мы поняли, что нас везут на Восток. Железная дорога по равнине проложена ровно, без подъёмов и спусков, без крутых поворотов. По бокам железной дороги сделаны лесонасаждения для защиты её от снежных заносов или для этого установлены деревянные щиты. В месте пересечения Уральских гор дорога проложена по долинам и по взгорьям и петляет серпантином. Много поворотов, объездов вокруг гор, подъёмов и спусков. За Уралом началась равнинная Западная Сибирь, по которой дорога проложена без поворотов и прямо, как стрела. Мы через зарешеченные окна наблюдали разворачивающийся перед нами зимний пейзаж, природу – леса, заснеженные поля, деревни, сёла, посёлки и города, Всё это мы видим впервые в таком большом масштабе, и нам было интересно наблюдать такую картину.

Мы едем зимой. Холодно очень снаружи, а в вагоне теплее. Нашу металлическую печь топим и жарим постоянно, без перерыва каменным углём или коксом, то есть тем топливом, который нелегально заготавливаем из полувагонов грузовых поездов на остановках, или иначе проявляем солдатскую находчивость, точнее воруем. Сопровождающие нас офицер и сержант не обращают на это внимание. Несмотря на наши старания сделать тепло во всём вагоне, оно присутствует только вблизи топящейся печи и в средине вагона, а в углах и у торцевых стен холоднее и тут присутствует изморозь. На верхних нарах теплее, чем на нижних.

Нары голые. Постелью и одеялом нам служит наша одежда, и мы спим по правилу: "Под голову кулак, под задницу так". Мы не все здоровы. Один из рекрутов с нездоровой мочеполовой системой устроился на верхних нарах, и во время ночного сна мочился под себя, жидкость сливалась сверху на находящегося на нижних нарах новобранца. По настоятельному нашему требованию рекрут и новобранец поменялись местами. Зачем мобилизовали в армию больного человека? Вылечат ли его в армии?

Своё питание готовим на металлической печи из сухого пайка в той посуде, какую взяли с собой из дома, а если кто-то её не имеет, то он идёт, клянчит и просит посуду у товарищей. Кроме того, во время остановок на крупных станциях, что не часто было, мы покупали дополнительное питание, включая спиртное, но сопровождающие нас военнослужащие отбирали бутылки со спиртным и разбивали их сразу, же о рельсы.

Наш вагон прицеплен к товарному поезду, который идёт неравномерно, и на некоторых станциях останавливается на несколько часов, а на некоторых станциях останавливается только на время замены паровоза.

Бывало так, что только остановились, и через короткое время двинулись в путь. Мы не знали графика движения поезда, и об этом нас никто не информировал и не считал это нужным делать. А мы, бывало, попадали впросак. Во время любой остановки мы бежали за водой, за топливом, в ларёк или в магазин что-либо купить нужное для нас. Особенно нужна была вода, потому – что без неё не умыться, не приготовить питание, не вскипятить чай. Торопились, пытались что-то сделать, и иногда не успевали до того времени, как паровоз давал сигнал и поезд начинал двигаться. Мы бросали заготовленное топливо на ходу, выплёскивали драгоценную воду, опрометью выскакивали из ларька или из магазина, бросались к набирающему ход поезду, и с помощью протянутых нам рук товарищей поднимались в вагон. Всё наше дело срывалось, а ведь это могло быть для нас опасным. Если в вагоне не оставалось топлива, и мы не сумели его заготовить его, то запросто могли замёрзнуть, пусть не в ледышку, и заболеть, после чего наша работоспособность могла упасть, не говоря о боеспособности. Воду и топливо мы не могли заготовить много и впрок, так как места в вагоне было маловато.

За Новосибирском начиналась Средняя Сибирь. Пошла гористая местность. Дорога не совсем ровная по высоте, начались повороты, зигзагообразные изгибы, число которых увеличилось в Красноярском крае, Иркутской области. Ближе к Байкалу появились тоннели и стали попадаться участки пути, проложенные по продольным площадкам-бермам, вырубленным на крутых склонах гор. С одной стороны дороги – пропасть, а с другой – уходящие ввысь скалы. Обрывы, скалы, кручи, покрытые и не покрытые лесом. Красота первозданных неизмеримых пространств, берегов рек, неприступных утёсов, таёжных дебрей. По пути немыслимые длинные петли, выполненные для того, чтобы уменьшить крутизну подъёмов и спусков. Такой рельеф и сложные условия для движения поездов есть и существует и в районе Байкала и в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке нашей страны. Идём в восточную сторону по склону горы, а внизу, примерно в километре от нас идёт поезд в том же направлении параллельно нам, и через какое– то время эти поезда встречаются, то есть дорога делает огромную петлю, чтобы уменьшить крутизну подъёма для одного поезда и крутизну спуска для другого. В таких сложных условиях не исключены опасности падения кусков скал на поезда, о чём нам рассказывали местные люди, или падения поезда под откос, или в пропасть. Люди сочинили печальную песню про свалившийся поезд под откос.

Кто строил эту железную дорогу длиной в несколько тысяч километров в горах, в ущельях, в долинах, по берегам рек, кто рассекал горы и скалы, кто врезался в горы и строил тоннели сквозь них, кто и как строил мосты через бурные реки? Российский поэт Некрасов Н.А. описал нам процесс строительства Октябрьской железной дороги от Москвы до Санкт– Петербурга, которая во много раз короче и проходит по равнинной местности. Построить её было легче и дешевле, чем в горах. Кто опишет процесс строительства этой железнодорожной магистрали от Москвы до самых до окраин из западных районов до Тихоокеанских берегов? Кто опишет возведение мостов через широкие и бурные реки, проходку тоннелей сквозь горы, вырубку берм на склонах гор и по берегам рек?

Мы по пути начали считать количество тоннелей и насчитали их от пятидесяти до шестидесяти, и при этом яростные споры чуть ли не до применения кулаков из-за правильного или неправильного счёта тоннелей. Безусловно, и у тех и у других ошибки в счёте. В районе города Амазар Читинской области мы увидели бюст тогдашнего правителя нашей страны Сталина И.В., высеченного на высокой скале, рядом с железной дорогой. Нам говорили, что эту работу сделали двое заключённых – один из которых – художник, а второй – скульптор. Во время работы один из них сорвался со скалы и погиб, а второй закончил эту работу.

При проезде вблизи покатого лесистого склона в Хабаровском крае нам показывали частично вырубленный лес на этом склоне таким образом, чтобы изобразить образ бывшего правителя России Ленина В.И. Однако я не нашёл соответствия образа Ленина В.И. с картиной этого частично вырубленного склона горы, может не хватило у меня воображения и фантазии, хотя мой товарищ в вагоне Емельянов показывал все детали этого изображения и доказывал то, что изображение соответствует образу бывшего вождя, но я этого так и не понял. В пути мы пробыли больше месяца и, наконец, прибыли к месту временного назначения – в город Владивосток.

Г. Котельнич – Транссибирская магистраль – г. Владивосток. 1951-1952г.г.

77. ВЛАДИВОСТОК. ВТОРАЯ РЕЧКА.

Мы приехали в воинскую часть ╧ 01106, расположенную в городе Владивостоке в районе Второй речки. Это был пересыльный пункт, куда прибывали новобранцы, здесь экипировались и отсюда отправлялись в места постоянной службы. Мы вымылись в бане после долгой дороги, сменили свою домашнюю полуизношенную и даже изношенную, в лохмотьях, грязную одежду и обувь на новое солдатское обмундирование. Командиры выяснили у нас, кто мы есть и какова наша специальность и какое наше образование. Воинская часть это каменная трёхэтажная казарма, построенная при царском правлении Россией, столовая и другие вспомогательные объекты. Казарма уютная, тёплая, несмотря на зимний мороз, и в ней имеются все атрибуты для нормального проживания людей, и нас поселили в эту казарму.

Для нас началась солдатская жизнь. Подъём в шесть часов утра, отбой в двадцать три часа вечера. По уставу нам, солдатам полагался послеобеденный отдых-сон. Однако, отдыхать нам практически не давали после обеда. Это время командованием использовалось для тренировок. Мы по команде раздевались, ложились в двухэтажные кровати, и наши глаза с удовольствием закрывались, и мы даже приятно засыпали. И в это самое время раздавалась чертовски неприятная команда: "Подъём". Мы стремглав вскакивали, быстро одевались и становились в строй. Время на всю процедуру одевания и обувания давалось ровно одна минута. Если кто-то из нас не успевал в это заданное время одеться, обуться и стать в строй по полной форме, то раздавалась команда: "Отбой", после которой мы раздевались и ложились в свои кровати. Через короткое время раздавалась команда: "Подъём" и мы повторяли все прежние такие действия снова и снова. Тренировки продолжались до тех пор, когда все успевали одеться, обуться и встать в строй за время одна минута. Ни о каком-либо послеобеденном отдыхе не могло быть и речи. Мы втихомолку проклинали своих командиров и думали, что в случае военной или другой опасности командир не обязан и не будет ждать отдельных зазевавшихся и отставших солдат, а обязан отдать команду приступить к боевым действиям. Верны ли наши мысли были, мы не знали.

Питание наше было трёхразовое, но очень скудное. Нам говорили, что вы привыкнете к такому ограниченному пайку, и почувствуете себя в нормальном состоянии. Время мы напрасно не проводили, а под командованием своих командиров исполняли разные хозяйственные дела, необходимые для нормальной жизни воинской части.

Меня определили работать на кухне в качестве помощника хлебореза. Моя обязанность состояла в том, чтобы разделывать хлеб и сахар на порции и подавать их дежурным по столовой для разноса по столам. Ко мне иногда подходили знакомые солдаты, с которыми я проехал на нарах в простуженном вагоне, который мы называли телячьим, и я давал им немного хлеба, так как паёк для всех нас был недостаточен. Это была моя самодеятельность и долго она продолжаться не могла. Старший хлеборез каким-то образом почувствовал мою недобросовестность и подослал ко мне старослужащего солдата, а попросту мелкого провокатора. Он подошёл и попросил хлеба. Я сначала отказал ему, незнакомому человеку, но он просил, умолял, чуть ли не со слезами в голосе, говорил, что не хватает пайки, а кушать так хочется. Да, у него были задатки артиста. Я сдался, пожалел его и дал ему хлеба. К сожалению, я и до сих пор не научился посылать назойливых и незнакомых людей подальше от себя. Через короткое время пришли ко мне старший хлеборез вместе с солдатом, которому я дал хлеб и уличили меня в недозволенном действии. Говорить в своё оправдание мне было нечего, и я стоял перед ними, как истукан и с ненавистью смотрел на них и думал, зачем нужна была эта мелкая провокация в то время, когда мой хлеборез мог бы спросить меня, даю ли я солдатам немного хлеба, и запретить это делать.

Из хлеборезки меня перевели в кочегарку, где нужно разделывать привезённые дрова и топить топку, поддерживать жар под котлами, в которых варились завтраки, обеды и ужины для военнослужащих. С этой обязанностью я справлялся хорошо, повара были довольны моей работой и часто даже просили уменьшать жар в топке. Работу на кухне мы закончили, и нас сменила другая рабочая команда.

Поскольку моя гражданская профессия была плотник, то командир вызвал и подвёл меня к штабелю брёвен и приказал. "Очистить брёвна от коры, торчащих сучков, перетащить их на ближайшую сопку, установить их в подготовленные котлованы и закрепить их имеющимся грунтом. Задача ясна?"

"Да, ясна". Ответил я.

"Не да, ясна", а "Так точно!"

"Так точно!" Повторил я.

"Выполняйте!"

"Хорошо, сделаем", пролепетал я.

"Не хорошо, сделаем, а "Слушаюсь!" Учитесь отвечать кратко, по-военному".

"Слушаюсь!" Промямлил я.

В помощники мне командир определил ещё несколько солдат. Мы получили необходимый для работы инструмент – топоры, лопаты, лома, кайла, довели его до работоспособного состояния, то есть посадили и закрепили на деревянных рукоятках, наточили его и пошли исполнять выданное задание. Работу мы выполнили, деревянные опоры очистили, перетащили, установили и закрепили в котлованах. Для чего нужна была эта работа, нам почему-то не объясняли, а потому мы работали чисто механически безо всякого желания. Пребывание наше в городе Владивостоке закончилось, и нас отправили на остров Сахалин.

Г. Владивосток. 1952г.

78. ИЗ ВЛАДИВОСТОКА НА САХАЛИН.

Продержав нас на пересыльном пункте два месяца, командование отправило нас из Владивостока на Сахалин. Сначала мы не знали об этом. В то время невдалеке шла корейско – американская война и мы знали об этом, хотя наши командиры не распространялись много, а политические занятия проводились регулярно. Мы получили сухой паек, и пошли пешим ходом из района "Вторая речка" через город до порта, расположенного на полуострове Эгершельд и к вечеру пришли в порт. У пирса мрачного вида пароходы, на один из которых нам предстояло взойти и на нём идти по морю. Вспомнились слова из нелегальной песни" Я помню тот Ванинский порт и вид пароходов угрюмый, как шли мы по трапу на борт в холодные мрачные трюмы! Поздним вечером мы под бдительным оком портовых и военных служак взошли на борт парохода, спустились на вторую палубу-твиндек и разместились на деревянных нарах, на которых лежали ошмётки рваной грязной соломы, когда-то посланной как постель, а сейчас она превратилась в пыльные грязные клочья внутри прохладно, сыро, темно, неуютно. Об удобствах мы не говорили и не мечтали, так как нам беспрестанно талдычили о бесконечном терпении и о безропотном перенесении всех тягот и лишений. Ночью пароход вышел в море. Наступило утро, ярко светило солнце, свежий ветер поднимал волны, на которых наш пароход качался и переваливался. Вскоре над нами появился самолёт и почему-то с белыми пятиконечными звёздами на фюзеляжу, а не о красными. Мы подошли к сопровождавшему нас офицеру и спросили его, почему на самолёте звёзды белые, а не красные. Вместо ответа он с трёхэтажным матом кулаками, пинками стал нас гнать с верхней палубы вниз в наш твиндек, на нары. Самолёт был американский. Четверо суток шли мы по морю и каждое утро, примерно в десять часов этот или другой такой же самолёт регулярно появлялся над нами, облетал вокруг парохода и улетал в сторону моря. Мы уходили вниз на свои нары, чтобы не мозолить глаза этому американцу. Наконец мы пришли на Сахалин, в порт Корсаков и разгрузились. За нами пришли автомобили "Студебеккеры" и мы отправились на них в воинскую часть расположенную вблизи селения "Большая Елань", которая раньше при японцах называлась "Осава" Воинская часть это – палаточный городок и вблизи которого был расположен военный аэродром. Здесь шли учения и самолёты постоянно с грохотом взлетали и приземлялись, и при этом поднимали тучи пыли и мелкого песка.

Аэродром был построен некачественно и была допущена крупная ошибка. Уютного жилья палатки в то время не представляли. Был конец зимы. Частые ветры, мокрый снег, слякоть не способствовали не только комфортной, но и даже нормальной жизни и существованию.

Ю.Сахалин. Б.Елань. 1952г.