Текст книги "Мои были (СИ)"

Автор книги: Владислав Гонцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

Надо было что-то делать. Не продолжать же маршировать под дождём тупо и безнадёжно бесконёчное время. Мы подошли к спортивной площадке, покрытой древесными, довольно чистыми опилками, и пришлось мне проползти по– пластунски два метра, и тем самым была удовлетворена прихоть командира. Мы ушли в казарму. Можно было обижаться или нет на мой отрицательный возглас, но это ничего не решало, и этот недалёкий человек, пользуясь данной ему властью, мог водить под дождём всех нас ещё долгое время.

После этого он стал молчаливым, не вякал лишнее, стал более покладистым, сговорчивым, понял, видимо, то, что к солдатам надо относиться лояльно, и тем более, к курсантам. Он продолжал быть нашим командирам до того времени, когда мы закончили обучение в школе ШМАС. Получили назначения и разъехались по новым местам военной службы.

П. Сокол. Ю. Сахалин. 1953г.

95. ОСЕЧКА.

Морозной ночью после отбоя и отхода ко сну меня разбудил командир, приказал быстро и тепло одеться, взять личное оружие и идти охранять грузовые самолёты, прилетевшие и приземлившиеся на старом, покрытом асфальтом аэродроме, построенном японцами недалеко от посёлка Сокол.

Мы пришли на место стоянки, где расположились пять самолётов – "Дугласов", с бочкообразными фюзеляжами, выкрашенными в зелёный цвет. Они прилетели с "Большой Земли", остановились на отдых, и завтра рано утром, с рассветом должны улететь дальше на Курильские острова. Мне приказано охранять их до утра, бессменно, до тех пор, пока лётчики не придут, не заведут свои машины и не улетят дальше, до места назначения.

Я остался один среди пяти самолётов. Время – ночь, кругом ни души, тихо и морозно. Я одет в овчинный тулуп поверх бушлата, обут в валенки, не замёрзну. Меня предупредили о том, что смены не будет, и мне придётся терпеть, перенести эту тяготу, стоять на посту и охранять самолёты до самого утра, до светлого времени. Сказав это, мой командир с караульным солдатом ушли. Долго и нудно тянется время. Тишина, ни звука, ни шороха. Лишь морозный воздух вокруг, на небе нет ни облачка, зато многочисленные яркие звёзды на всём небосводе заманчиво сверкают и привлекают мой взгляд. Хотя я одет вроде бы тепло, однако холод пробирает, так как я стою на месте и мало двигаюсь. Чтобы согреться я стал ходить быстро и бегать вокруг самолётов. Время от времени курил, хотя делать зтого на посту запрещено. Ночь безлунная, небо ясное, и я смотрю на небо, где чётко видны различные созвездия, названий которых я не знаю, а только знаю созвездия Большая и Малая Медведицы и протянувшийся через весь свод неба Млечный Путь. И чтобы скрасить проведение времени в пустынном месте среди самолётов я чередовал ходьбу, бег, изображал какой-то дикий танец, курил и наблюдал за звёздным небом и желал бы, чтобы звёздное небо быстрее вращалось вокруг Полярной звезды, и тогда бы быстрее наступил рассвет, и пришло бы утро.

Но Земля вращается по небесным законам, а не по моему желанию, так что мне придётся терпеть и ждать, когда повернётся наша местность навстречу Солнцу. А пока я глазею внимательно и на небо и на окружающую местность – перелески, открытые места, прислушиваюсь, так как не исключено и то, что могут появиться не прошеные пришельцы с нехорошими намерениями, ибо о подобных пришельцах нам рассказывали не однажды. Часов у меня нет. Созвездие Большая Медведица обошла вокруг Полярной Звезды на большой угол. Значит, скоро наступит утро. Наконец, на Востоке забрезжилась заря, сначала, слабого света, а потом постепенно перешла в красный и желтый свет, и рассвело. С рассветом пришли лётчики, увидели охрану и удивились, потому что не знали об установке у самолётов поста. Я сказал, что не могу их допустить к самолётам до тех пор, пока меня не снимут с поста. Мне говорят: "Вызывай немедленно своё руководство". А как вызвать? До караульного помещения расстояние полтора километра. Какая-то несогласованность между разными руководителями. Решаю стрелять в воздух, чтобы вызвать командира караула, который бы снял меня с поста. Поднимаю автомат и нажимаю крючок затвора, чтобы выстрелить. Выстрела нет. В чём дело? Затвор вырвал патрон из круглого диска, но дослал его в патронник ствола только наполовину. Патрон застрял, назад его вернуть нельзя. Причина была в загустевшей на морозе смазке в трущихся частях спускового механизма. Что же делать? Я мгновенно взмок, хотя был довольно сильный мороз. Один из лётчиков заметил: "Случись бы это на фронте, то тебя успели бы уже застрелить". Я был в беспомощном состоянии и после недолгого лихорадочного размышления ладонью резко ударил по рукоятке затвора, дослал патрон в патронник и так разбил капсюль. Прозвучал выстрел. Другой лётчик удовлетворённо сказал: "Нашёлся, солдат".

Это немного утешило меня. Лётчики пошли заводить и прогревать двигатели своих самолётов.

Вскоре пришли мой командир младший сержант Казанцев с караульным солдатом, сняли меня с поста, и мы пошли к себе в казарму. Самолёты после прогрева двигателей и сравнительно короткого разбега один за другим поднялись в воздух и улетели вдаль.

Мой позор был очевиден для меня. Пока мы шли к себе, командир говорил о том, что я долго простоял на посту (около восьми часов), и что теперь мне можно весь день отдыхать. Но я не слушал и не слышал его, а размышлял о своём позоре, в котором повинен был не только я.

Как надо готовить оружие к действию, чтобы оно работало в любой обстановке, при любой погоде, при любой температуре, влажности, давлении в воздушной и в водной среде, чтобы не было отказов? Состав смазки и её толщина должны определяться не "на глаз", а другими независящими от человека средствами. Наши командиры не знали свойства смазки и толщины её наложения. Во многих случаях критерием хорошего ухода за оружием считалась обильная смазка. Моя ошибка была в том, что перед уходом на пост я не удалил смазку и не протёр насухо все трущиеся части автомата. А ошибка ли это? Если поднимут по тревоге быстро в любое время и в любую погоду, тогда, когда не будет времени для проверки и подготовки оружия к действию, что тогда? Оружие должно быть готово к действию и работать в любых условиях. Об этом должны думать командиры всех рангов, ибо если произойдёт заминка в бою, то солдат и вместе с ним командир будут обречены и никаких задач и приказов не выполнят и никого не защитят. Так думал я, шагая рядом со своим командиром. Он же понял моё молчание по-своему.

Лётчики, видевшие мою заминку, улетели и забыли обо мне навсегда, а я не распространялся об этом. Думаю, что об этом надо рассказывать, так как это есть тяжёлый, но опыт, и скрывать это не следует. То, что было, то было, и допускать такого нельзя

Южный Сахалин. Пос. Сокол. 1953 г.

96. КАЗАРМА.ДНЕВАЛЬНЫЙ.

Стою дневальным у входных дверей в прихожей, в казарме. На поясе у меня прицеплено "боевое оружие" – штык от карабина. Рядом установлена тумбочка, в которой находятся необходимые принадлежности.

Наша казарма – это большое одноэтажное деревянное бревенчатое здание, срубленное и построенное солдатами – нашими предшественниками годом раньше. В здании несколько помещений. Комнаты для проживания солдат, оборудованные металлическими кроватями и тумбочками, отдельные рабочие комнаты для командира роты, начальника штаба, заместителя командира роты по политической части, для старшины с каптенармусом, ружейный парк и подсобные помещения – для умывания и для чистки обуви и одежды и, конечно же, ленинская комната, оборудованная столами с красными скатертями, на которых аккуратно разложены газеты, журналы, политическая литература; скамейками для проведения политзанятий; а на стенах этой комнаты расположены плакаты, лозунги, призывающие военнослужащих мужественно охранять и защищать отечество ото всех врагов. Казарма нехолодная, срублена толково, стены хорошо проконопачены, и частые ветры не продувают их. Отопление здания печное, производится дровами. Печи кирпичные, полукруглые голландки греют нормально, и в такой казарме можно жить даже зимой при сильных ветрах, которые очень часты на Сахалине.

Мы учимся в школе младших авиационных специалистов – Ш.М.А.С., которая организована и расположена при штабе дивизии аэродромного обслуживания вблизи посёлка Сокол на Южном Сахалине.

Кроме обучения в этой школе мы занимаемся нужными важными и хозяйственными работами.

Я, дневальный, стою на страже казармы. Солдаты и сержанты роты уехали работать на строительстве аэродрома. В казарме остались дневальные, больные и другие, освобождённые по разным причинам от работы солдаты, точнее сачки. Командир роты занимается в соседней боковой комнате, а старшина вместе со своим каптенармусом занимаются своими делами в каптёрке – отдельном небольшом помещении, в котором находятся также резервное солдатское обмундирование. Дневальные и освобождённые от общей работы солдаты занимаются уборкой и приведением в порядок всех помещений казармы. Я стою как истукан по стойке "Смирно" или "Вольно", не отходя от своего места ни на шаг. Моя обязанность состоит в том, чтобы проследить за всеми входящими и выходящими военнослужащими, проверять документы, не пропускать посторонних лиц и не допускать в казарму людей в грязной и нечищеной одежде и обуви и имеющих при себе сторонние предметы, не допускать курения в помещениях, не засорять их и не допускать нарушения установленного порядка.

Через окно вижу то, что к казарме на машине "Победа" подъезжает командир дивизии полковник Джикаев, выходит из автомобиля и быстро направляется к нам, в казарму. Вот ещё незадача. Надо бы предупредить командира роты старшего лейтенанта Воробьёва, или хотя бы старшину Петрова о приезде старшего командира дивизии, но времени у меня нет, и встречать его придётся мне. Полковник быстро входит в прихожую. Я вытягиваюсь в струнку, прикладываю правую руку к головному убору и чётко докладываю: "Товарищ полковник! Рота находится на строительстве аэродрома, а дневальные и освобождённые от работы солдаты производят уборку и очистку помещений". Но не успел докончить фразу, как стремглав вылетел из своей каптёрки старшина Петров, и стал докладывать полковнику об обстановке в роте, почти дословно повторяя всё сказанное мною ранее. Не успел докончить своего доклада старшина, как из своего кабинета бегом выскочил командир роты Воробьёв и ста л докладывать командиру дивизии о состоянии дел в роте, дословно повторяя всё то, что уже мы доложили со старшиной. Полковник Джикаев даже возмутился: "Да вы что мне докладываете всё одно и то же? Мне обе руки прикладывать к головному убору что ли? Дневальный доложил мне обстановку в роте и этого достаточно". Во всё это время он не опускал руку от головного убора, а временем своим он дорожил, и это чувствовалось хорошо. Командир роты и старшина смутились при этом, но полковник Джикаев поздоровался с ними, и они пошли все вместе осматривать всё хозяйство и состояние нашего жилища – казармы.

Ю. Сахалин. Пос. Сокол. 1953г.

97. САЧОК.

Мы учились в школе младших авиационных специалистов – ШМАС. В качестве практического обучения нас мобилизовали строить взлетно-посадочную полосу и вспомогательные сооружения аэродрома вблизи посёлка Сокол, расположенного на Южном Сахалине. Это была наша учебная практическая работа, и она была полезной и нужной. Её мы проводили по учебному и не учебному планам в то время, когда были свободны от политического и военно-теоретического обучений и охраны военных объектов. Да и само строительство этого военного объекта было для нас неплохой общей практической школой, когда мы учились производительно работать и делали полезное дело для охраны и обороны нашей страны. И даже были горды от сознания того, что занимались таким делом.

Площадь под строительство аэродрома от кустарников, бурелома, растительности расчищали бульдозеры, и они же выравнивали земную поверхность. А нам надо было делать мелкие подчистки и уборку торчащих камней. Затем тяжёлые самоходные катки уплотняли выровненный грунт. Наша основная работа – привезти гравий, разгрузить его, уложить ровным слоем толщиной в двадцать сантиметров на площади и выровнять. После чего тяжёлый самоходный каток многократно уплотнял уложенный гравий. Мы привозили и растаскивали металлические плиты для покрытия возводимой взлётно-посадочной полосы. Укладку плит на гравий и соединение их между собой нам пока не доверяли, и таким делом занимались специалисты классом выше нас. Работа наша начиналась в восемь часов утра местного времени и продолжалась до семнадцати часов с перерывом на обед в один час. В дождливую, ненастную погоду наша работа на аэродроме приостанавливалась.

Однажды в такую непогоду, в дождливое утро командование разрешило нам остаться в казарме. На работу мы не поехали, остались дома свободными. И это время использовали по-разному, точнее, заканчивали недоделанные вчерашним вечером бытовые дела – стирали портянки, носовые платки, чистили и делали мелкий ремонт одежды и обуви, меняли подворотнички, пришивали отвалившиеся пуговицы. Можно было проводить теоретические занятия. В тот день это было не запланировано. Я ушёл в красный уголок, иначе называемый ленинской комнатой. Нашёл книгу с описанием героических эпизодов и подвигов воинов в прошедшей войне и углубился в чтение. Меня это заинтересовало, заинтриговало, засосало, и я продолжал читать, не замечая ни времени, и ничего вокруг.

Наш замполит лейтенант Бондаренко постоянно обязывал и приказывал нам посещать ленинскую комнату в любое свободное время и читать и даже изучать имеющуюся литературу – газеты, журналы, брошюры, книги, которые были, в основном, политического и военно-патриотического содержания, а такую литературу не особенно читали и не спешили читать. Я сидел в одиночестве довольно долгое время, но никто не заглядывал в ленинскую комнату, и меня не отвлекал и не беспокоил, что мне и требовалось – тишина, покой и безмолвие для хорошего усвоения и уяснения прочитанного.

А в то самое время дождь закончился, выглянуло солнце, и командование роты отдало распоряжение ехать на работу. Все наши товарищи собрались гурьбой, уселись в вызванный "Студебеккер" и отправились работать. Если бы командир предварительно поставил людей в строй, то отсутствие одного человека сразу бы заметили. А так как построения не было, то "отряд не заметил пропажи бойца". Люди уехали, работали, обедали, снова работали и вечером вернулись в казарму. А я сидел дома и вспомнил, что надо сходить пообедать, что и сделал. Вышел из своего укрытия и обнаружил, что в казарме кроме дневальных и больных никого не было. Спросил у дневального, куда подевались люди. Он с удивлением посмотрел на меня и сказал: "Все давно уехали и занимаются делами, а ты как остался?" Сказать в ответ нечего. Сходил, пообедал и ушёл обратно заниматься чтением, чтобы не торчать в казарме, и подумал, что ко мне никто не придёт, хотя дневальный был обязан сообщить руководству о моей недисциплинированности. Почему за весь день никто не заглянул, не пришёл в эту ленинскую комнату – не старшина Петров, не каптенармус, не дневальный, не замполит роты лейтенант Бондаренко, не говоря о командире роты старшем лейтенанте Воробьёве, не дневальные и не свободные больные солдаты. Так он, этот красный уголок, он же ленинская комната, видимо, не нужен был никому из военнослужащих нашей школы ШМАС. И, очевидно никто не видел в нём никакого толка, несмотря на то, что на всех столах аккуратно была выложена литература, а на стенах красивые патриотические плакаты политического направления. Вечером приехали с работы и вернулись в казарму солдаты. Увидели меня бездельничавшего весь день, и пошли полысать. "Сачок! Как это ты умудрился сбежать с работы?"

"Да, газеты читать – не кайлом махать и землю долбать! Легко!"

"Журналы смотреть – не ломом землю долбить и рыхлить! Прекрасно!"

"Брошюры рассматривать – не лопатой грести гравий и его кидать! Хорошо!"

"Книжки читать – не металлические плиты грузить, возить и таскать! Приятно!"

Замечания были правильные. Безобидные и беззлобные. На меня посматривали и улыбались, удивлялись тому, как это я сумел оторваться от всей толпы, как сумел увильнуть и уйти в ленинскую комнату, куда редко ступала наша нога без замполита роты Бондаренко. Командир наш, младший сержант Стариков , молчал, так как он проворонил такое чрезвычайное происшествие, не сумел заметить отсутствие одного солдата. Докладывать он не пошёл, так как понимал, что за такое происшествие ему бы нагорело хорошо, и правильно сделал. Аэродром мы построили, и он стал действовать, то есть стали прилетать и приземляться самолёты разных конструкций и назначений. А нам, группе работников – солдат за неплохую работу вручили ценные подарки и даже выдали небольшую денежную премию.

Теперь на этом месте расположена военно-воздушная база страны.

Южный Сахалин. П. Сокол.1953 г.

98. БОРЬБА СО СНЕГОМ.

На Сахалине бывают частые циклоны, которые вызывают ветры, бураны, штормы и которые, в свою очередь вызывают зимой снежную пургу и снежные заносы дорог, домов, посёлков и военных объектов. Если с востока, со стороны моря подует сильный ветер, а то и ураган, который несёт с собой снежные тучи и мощный снежный заряд, то за несколько часов земля покрывается плотным мокрым снегом толщиной до одного и более метра.

Мы служим в Советской Армии в воинской части, которая расположена на окраине посёлка Сокол на Южном Сахалине. Одной из наших задач была обязанность обеспечить боеспособность и работоспособность всех военных объектов нашей части, в том числе аэродромов, автопарка, дорог, зданий и сооружений. Дороги и улицы от снежных заносов очищаются с помощью бульдозеров на гусеничном ходу. Подходы к домам, зданиям, складам, к машинам очищаются от снега вручную лопатами, что мы солдаты и делаем, и довольно часто. Для выхода на улицу и быстрой уборки снега после заноса, двери в домах и зданиях устроены так, что они открываются вовнутрь.

После пурги, бурана и заноса снегом страдают аэродромы, расположенные в Большой Елани и в Хомутово, боеспособность которых, после этого равна нулю. Такой заснеженный аэродром пытаются очищать имеющимися машинами, которые сгребают снег с взлётно-посадочной полосы и откидывают его к краю, то есть, эти маломощные механизмы не могут справиться со всей работой, чтобы очистить от снега полностью всю полосу. Бульдозеры на гусеничном ходу нельзя пускать очищать аэродром, так как полоса по верху покрыта металлическими плитами, и такие машины попросту сгребут плиты в бесформенную кучу, после чего аэродром перестанет работать. А бульдозеров на резиновом ходу в то время не было. Поэтому после очистки средины полосы аэродрома машинами, мобилизовывали нас, солдат с совковыми лопатами, чтобы мы перекидали снег с краёв полосы на обочину взлётно-посадочной полосы. Эту работу мы выполняем и ломаем при этом свои руки, плечи, спину и десятки, а то и сотни неуклюжих совковых лопат, но работу выполняем и полностью очищаем аэродром. Кроме очистки аэродромов от снега, мы вручную очищали дороги и проходы между домами, зданиями сооружениями в своей воинской части и при этом делаем широкие и глубокие траншеи среди сугробов снега. Бульдозеры расчищают главные проезжие дороги для автотранспорта, без работы которых ни о какой боеспособности воинских частей говорить нельзя.

Ближе к весне, после того, как заканчиваются большие снежные ураганы, и устанавливается тёплая солнечная погода, тогда под яркими и тёплыми лучами солнца снег быстро тает, и нам становится легче работать. Держать боеспособность и работоспособность всех воинских частей, подразделений надо постоянно, чем мы и занимались и что от нас требовали исполнять все задания по надлежащему содержанию в готовности к действию все объекты-здания, сооружения, дороги, подъезды, аэродромы, автопарки, машины, механизмы, оружие.

Ю.Сахалин.Пос. Сокол. 1953г.

99. ОЧИСТКА ПЛОЩАДКИ.

Нас отправили в командировку из своей части и поставили задачу: "Очистить участок земли от кустарников, валежника, завалов и травы". Участок нужен для приёма и размещения авиационного оборудования, которое должно прибыть к нам для оснащения воздушной армии. Мы разместились в казарме стоявшего поблизости пехотного полка и питались в местной столовой. Распорядок дня был воинский и с нами во главе командир-младший сержант Казанцев. Утром мы поднимались по команде. "Подъём", готовились к рабочему дню, строем шли в полковую столовую, завтракали и отправлялись выполнять задание и чистить участок. Обедали и ужинали также в полковой столовой. После ужина у нас оставалось свободное время, которое мы использовали, кто как мог. Иногда привозили к нам кинофильмы, и тем самым как-то развлекали нас. Но мы от скуки на все руки. Благо было лето, тепло и даже солнечно. Военнослужащие пехотного полка – краснопогонники пригласили нас голубопогонников к себе на спортивную площадку и предложили сыграть с ними в футбол. Мы приглашение приняли и пошли с ними играть. Однако играть толком и по правилам не умели ни они, ни мы. Игра, если назвать её таковой, состоялась. Мы обыграли пехотинцев и они обиделись. Начался спор, переросший в потасовку и в банальную драку, в которой кому-то разбили нос, кому-то нанесли ссадины, то есть в драке проиграли обе стороны. Зачем и кому нужна никчемная драка, никто не понял. Ну проиграла одна команда другой, но проиграла не корову, не лошадь, и не дом и не нужно никаких склок. Наконец, разошлись каждый по своим местам, во свои казармы.

Но оказалось, что на этом конфликт не закончился.Пехотинцы пошли и настучали своему командиру полка на нас, и что они там говорили, какую грязь лили, нам неведомо. Спустя несколько минут быстро вбегают к нам командир этого пехотного полка и сопровождающий его офицер. Нас ставят в строй и начинают громко и с неподобающими криками воспитывать нас. Командир полка, подполковник вытаскивает пистолет и стреляет несколько раз в пол,старается показать себя, постращать нас, а на самом деле в это время он смешон. Мы стоим не шелохнувшись, а наш командир стоит бледный, как белое полотно. Зачем надо делать эти полудикие и даже дикие действия, трудно понять. В потасовке и в драке были не только мы виновны,а спор и драку затеяли пехотинцы, как проигравшие игру. А как понимать командира части, взрослого человека,ответственного за все дела в полку, который не мог найти действий, более достойных,чем эти, и который не соизволил поговорить с нами, пусть даже в грубой форме. Думается,что в споре и в драке нужно выслушивать обе стороны и только тогда принимать решение.

Работу мы закончили,площадку очистили от кустов,бурелома,валежника,травы и уехали в свою часть.Мы не считали нужным докладывать своим старшим командирам об этом происшествии. Да и тот командир пехотной части ничего не сообщил нашим командирам,как он громко обещал нам,хотя по уставу он был обязан сообщить нашему командованию об этом. Очевидно,он понял бестактность своего поступка, а иначе как его понимать? Последствий для нас не было никаких.

Ю.Сахалин.1953 г.

100. БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ ДИКТАТОРА.

В начале марта 1953 года нам сообщили о болезни правителя страны Сталина И.В. Заместитель командира роты по политической части политрук лейтенант Бондаренко, высокий, прямой мужчина, хороший службист приходил к нам в казарму утром и вечером и сообщал нам о состоянии здоровья диктатора. Кроме того, он требовал от нас в свободное от дел время коллективно собираться в ленинской комнате и слушать последние известия по радио, когда сообщалось о состоянии здоровья этого диктатора. Диктор радио говорил и сообщал об этом каким-то необычным загробным голосом. Наш политрук, приходя к нам, тоже сообщал об этом своим угрюмым жалобным и упавшим голосом. Мы стояли перед ним в строю, выслушивали его молча, и расходились, не говоря ни слова и думали, что дома у себя он серьёзно плакал, ибо весь вид его явно говорил об этом. Диктатор умер. Нас собрали, поставили в строй и лейтенант Бондаренко сообщил нам об этом упавшим необычным, тихим – голосом. На глазах у него стояли слёзы. Он обращался к нам и серьёзно вопрошал: "Как же мы будем жить без товарища Сталина И. В?!". Впечатление от такого возгласа было такое, что как будто сейчас всё ушло вместе с диктатором и пропало в тартары, и мы очутились в какой-то пропасти, и не выйдем оттуда никогда. Но, а нам было всё равно, какой и который правитель будет править в Москве, и сидеть на наших шеях. Мы знали из предыдущих политических занятий, коими нас постоянно потчевали, что в других странах мира правители и диктаторы приходили и уходили. Хорошо или плохо они правили, руководили, но после их ухода государства и народы оставались жить. Так должно быть и в нашей стране вне зависимости от того, какой будет диктатор. Потом были похороны правителя и речи его соратников, о чём нам находившимся в строю сообщали постоянно, велели постоянно слушать радио, и читать приходящие свежие газеты и журналы, и кроме того, нас собирали в красном уголке и читали все материалы об этом, поразившим всю страну, как нам говорил, всенародном горе. Всё было направлено на изучение и усвоение траурных речей живых соратников усопшего вождя. Казалось, что в нашем воинском подразделении все без исключения забыли о прямой воинской обязанности. И занимались только сообщениями о кончине диктатора о его похоронах, и речах на ступеньку ниже стоящих вождей, жаждущих занять место бывшего диктатора. В роте за всем этим внимательно и постоянно следил наш политрук, лейтенант Бондаренко, и не дай бог кому-либо отсутствовать на проводимых мероприятиях. Главное, что мы поняли и уяснили изо всех этих траурных речей сообщений было то, что хотя страна потеряла бесконечно дорогого, любимого, незабываемого и мудрого вождя, и несмотря на эту громадную и невосполнимую утрату, наша страна не останется без твёрдого руководства, и что нам не о чём беспокоиться. Не нужно убиваться, плакать, горевать, печалиться, сожалеть, страдать. Властолюбивых и честолюбивых людей править народом всегда найдётся достаточно много, которые с большой радостью усядутся на его шею.

Только как они смогут справиться с управлением государством, наперёд никто не знает.

Ю.Сахалин. Пос. Сокол. 1953г.

101. ЮЖНЫЙ САХАЛИН. ВЫБОРЫ.

Приближался день выборов в Верховный Совет РСФСР. Нас, солдат накануне вечером заместитель командира роты по политической части лейтенант Бондаренко предупредил, что завтра выборы и всем следует дружно первыми прийти на выборы и проголосовать за предложенных Коммунистической партией кандидатов в депутаты в Верховный Совет РСФСР, в Совет Союза и в Совет Национальностей. Избирательный участок находится в помещении штаба дивизии, и начинает работать в шесть часов утра и командование желает, чтобы вы к этому времени все подошли на место выборов и проголосовали первыми. На вопрос как это можно всем одновременно проголосовать первыми нам ответили по солдафонски.

"Выполняйте то, что я приказал'! И далее продолжал: ""День выборов есть день демократии". И этим доказал, что раньше этой самой демократии не было, и о которой нам долбили постоянно и настойчиво. Общей команды "Подъём" не будет. Всем надлежит самим подняться к шести часам утра. Общего построения не и будет, но идти на выборы надо дружно без одиночек и вольностей! В пять часов утра заместитель командира роты по политчасти, дежурные офицер и солдат пришли в казарму и обыкновенным тихим голосом объявили: "Товарищи время пять часов". Эта процедура повторялась постоянно с промежутком в пять-десять минут. Ни о каком-то покое не было и речи, а было самое настоящее издевательство над нами, солдатами. К шести часам мы все были на ногах, и организованной группой подошли к закрытым дверям избирательного участка. Здесь уже стояла небольшая группа военнослужащих из других подразделений и продолжали быстро подходить сюда к дверям всё больше солдат и командиров. Видимо им тоже не давали никакого покоя и усиленно гнали на выборы. О соблюдении демократии не могло быть речи. У дверей собралась огромная плотная толпа. Всех обязывали стремиться проголосовать первыми. Но этого сделать нельзя, так как первым может проголосовать только один человек. Открыли дверь. И что же тут началось? Ни словом сказать, ни пером описать. Люди бросились вовнутрь помещения как бешеные, безумные, толкая и давя друг друга в узких дверях. Они лезли вовнутрь так, как будто их убивают; или как голодные собаки бросались на кусок хлеба.

Может быть, уместна такая чудовищная давка при пожаре, когда нужно спасаться от дыма, огня и от возможной гибели, что естественно. Но никак непонятна такая безобразная толкучка, когда люди пытаясь пролезть обязательно первыми, кулаками и пинками прокладывают себе путь вперёд, чтобы первыми участвовать в так называемых выборах. Крики, ругань, оскорбления сыплются отовсюду. Все бегом устремляются к столам, где выдают бюллетени для голосования и так, как будто этих бумажек мало и на всех не хватит. Зачем нужна такая вакханалия, такое буйство, нам неведомо. Может тут действует какая-то неизвестная неестественная сила. А как понимать этих разъяренных военных людей, стремящихся быстрее проголосовать? Разве в течение времени, отведённого для голосования с шести часов утра до двадцати часов вечера не хватит времени проголосовать? Да за это время на одном только участке не спеша могут проголосовать тысячи людей, тем более что в бюллетенях в то время означены были два кандидата – один в Совет Союза и один в Совет Национальностей, настоятельно предложенных Коммунистической партией СССР. Но может быть первых проголосовавших похвалят перед строем военнослужащих или отметят в приказе по дивизии, но не всех. Так зачем нужно давиться всем в толпе, и при этом получать синяки и шишки и даже увечья. Я не утрирую. Зачем надо обязательно проводить такое бестолковое соревнование за право быть обязательно впереди. Нам говорят; что надо стремиться быть первым всюду в хорошем и полезном обществу деле. А что при этом не надо стесняться расталкивать и отталкивать локтями плечами соседей и добиваться своей цели любым, даже преступным путём. А всегда ли это необходимо?

Ю.Сахалин.Пос. Сокол. 1953г.

102. АНГАРИЧ.

В 1953 году закончилась война между Северной Кореей и США. Наши лётчики летали с острова Сахалин и принимали участие в воздушных боях. А нас держали на острове Сахалин видимо для привлечения к военным действиям, происходящим в Корее. Война закончилась, мы оказались не нужны там, и нас отправили на "Большую Землю". Если два года назад мы шли на пароходе туда с приключениями, то сейчас, на обратном пути таких приключений не было, и мы благополучно прошли по морю весь путь до Владивостока. Там погрузились в телячьи вагоны товарного поезда и через неделю прибыли к месту новой службы – на небольшую станцию под названием "Ангарич" Забайкальской железной дороги. Время было зимнее, и нас вместо торжественной встречи с оркестром встретил сильный мороз. Температура наружного окружающего воздуха доходила до минус 56 градусов по Цельсию. Доходило до того, что пары выдыхаемого воздуха замерзали у самого носа, особенно при нахождении на открытом пространстве долгое время. Нам предстояло привыкнуть к такому холоду и работать в таких условиях. Зато мало было ветра, сырой погоды и побольше солнца.