Текст книги "Мои были (СИ)"

Автор книги: Владислав Гонцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)

Ко мне подошёл капитан катера и попросил поработать в машинном отделении вместо упавшего неработоспособного моториста. Но я не знал этой работы, был полным дилетантом, а идти по реке надо,и надо быть кому-то рядом с двигателем и, в случае необходимости хотя бы что-то делать или сказать какое-то слово. Капитан Сергей Иванович как мог проинструктировал и просветил мою голову о том, что и как делать и как поступать при незнакомых ситуациях, особенно в таких, когда катер может напороться на сгусток замерзшей шуги и даже остановиться, и когда нужно сбавлять обороты двигателя, или наоборот, включать его на полную мощность при движении по чистой воде. Он об этом сообщал по внутренней связи, включая разное количество прерывистых длинных или коротких звонков. Сначала я понимал значения всех поступающих звонков – команд, а потом, с течением времени стал забывать и понимать подаваемые команды. Времени не было для того, чтобы ещё раз просвещать мою голову. И я решил действовать самостоятельно, невзирая на сыпавшиеся сверху из капитанской рубки звонки. Пусть будет, что будет. Главное у нас то, чтобы дойти до места назначения. Открыл задние люки на корме катера и стал наблюдать за шугой и ледоходом. Если движение катера замедлялось через плотную шугу, что я видел наяву, то стремился сбавить обороты двигателя, и через какое-то время мы оказывались в более или менее чистой воде, я переводил рычаг на быстрое вращение ротора двигателя и движущего винта. Иногда приходилось останавливать двигатель и катер, и давать обратный ход, чтобы освободиться от наплывающих плотной шуги и замёрзших льдин и, после освобождения ,давать полный ход катеру. Так за время нашего хода повторялось несколько раз. Безусловно, Сергей Иванович понял, что со мной, дилетантом иметь дело и разговаривать о чём-либо в данное время бесполезно и перестал подавать какие-либо сигналы и мог проклинать меня за самоуправство, но надо было идти вперёд, а это было главное. Я дилетантски насиловал двигатель как мог, а он послушно крутился и работал, выполняя мои дурацкие или недурацкие команды. Двигателю нужно было только то, чтобы к нему бесперебойно поступало гоючее, о чём приходилось внимательно следить и, в случае необходимости, добавлять его.

За ночь мы с трудом и с коллизиями довели наше судёнышко до места назначения. Утром лёд на реке Каме замёрз и встал.

П.Усть-Порыш. Р.Кама. С.Лойно. 1960г.

87. НА РЕКЕ

Проходя мимо райцентра Бисерово, мы попросили у местных жителей молока. Можно было заплатить за него своими средствами, которые у нас имелись, но у нас нашёлся делец, который написал расписку в получении молока, и что эту расписку можно будет предъявить идущему вслед за нами руководству, которое рассчитается за молоко. Жители обмануты и остались на бобах.

На берегу реки сплавщик Кудашев увидал змею, испугался и безумным от страха голосом завопил: "Змей, змей!". Я подошёл, посмотрел на змею – обыкновенную гадюку, взял её за хвост, поднял, встряхнул для того, чтобы она не поднимала головы и висящую, безопасную, показал ему. Он отскочил, как ужаленный. Я положил змею на землю, и она уползла.

Мы работаем втроём, я – кормовой на лодке и двое девчат – Маша и Даша. Они стаскивают и сталкивают баграми полузатонувшие брёвна и направляют их в русло, на середину реки. А моя задача состоит в том, чтобы веслом, опираясь на воду, компенсировать их немалые усилия. При этом нужны одновременность и синхронность наших действий. За этим следить должен я и действовать резко и быстро, чтобы мои девчата не оказались за бортом лодки. Не всегда получается одновременность их усилий и моей компенсации. Работающие со мной девчата молодые, красивые, статные, сильные, привлекательные, и, хотя мне приходилось чаще всего видеть только их спины и зады, тем не менее я вольно или невольно заглядывался на них. И как только я засмотрелся на их сильные изгибающиеся от немалых усилий тела во время рывка по сталкиванию бревна в воду, то чуть было своим бездействием не отправил их за борт лодки купаться. Я не успел и не смог во время и быстро скомпенсировать их усилия. Они повалились и чуть было не оказались за бортом лодки, в воде. Купание нежелательно, да и опасно!. За такое упущение получил от них много нехороших матюков и твёрдое обещание походить баграми по моему хребту. Через некоторое время их злость ко мне прошла, и мы мирно продолжали заниматься своими нелёгкими делами. Надо соблюдать во время работы производственную и трудовую дисциплину, заниматься нужными делами, а не таращить свои глаза на красивых, сильных и привлекательных девчат. Таким делом надо заниматься и любоваться их красотою во внерабочее время, в выходные дни и в свободное ото всех дел время.

Зачистку берегов реки Камы мы провели до границы с Пермской областью и, в основном, очистили берега от оставшихся брёвен на расстоянии в 400 километров.

Река Кама. Селения. Афанасьево, Бисерово, Ожмегово,

Лойно, Кай, Перерва, Порыш, Кировской области. 1951г.

88. ЗАЧИСТКА.

Это конечный, звершающий этап работы на реке после проведения летнего молевого сплава. Эта заключительная операция, и состоит она в том, чтобы убрать с берегов реки оставшиеся, застрявшие брёвна. Сплавщики, следуя на лодках, стаскивают с берега те брёвна, которые поддаются вытаскиванию их с помощью багров и отправляют их в реку, на фарватер. Брёвна, заплывшие далеко на берег, в кусты, на пойменный луг, или зависших на крутом берегу, сплавщикам приходится находить, вытаскивать и тащить на дальнее или ближнее расстояние вручную и сбрасывать их в реку. Как у нас говорили – круглое кати (если это возможно на ровном лугу или отмели), а плоское тащи. В подавляющих случаях брёвна приходилось тащить.

Для нашего временного жилья в течение всей работы построена деревянная баржа – речное плоскодонное несамоходное судно. Она оборудована двухэтажными нарами для отдыха работающих людей, которых обеспечивают постельными принадлежностями. На барже устроена кухня с соответствующими принадлежностями , служащая для приготовления питания и небольшая столовая. Кроме того на барже имеются отхожие места для сброса отходов и отправления естественных надобностей. Удобств особых для нас не было, да и мы не были белоручками, так как давно уже привыкли ко всяким невзгодам, выпадавшим на нашу долю. Работа наша организована в три смены.

Наш караван, состоящий из баржи и множества лодок отправился от села Лойно вверх по реке до села Афанасьево, до тех мест, откуда начинался молевой сплав леса. Расстояние приблизительно – 200 километров. Весь караван ведёт буксир – мелкосидящий катер. Скорость его невелика – против течения реки -10 км/час.

Не доходя до села Афанасьево с десяток километров на средине реки, в месте переката самостоятельно образовался внушительный "костёр" из остановившихся и спрессованных брёвен. Бригадир Вовк В. оставил меня дежурить у этого"козла" с лодкой, и с тем, чтобы остановить дальнейшее наращивание его и, по возможности, попытаться и начать разбирать его. Время вечернее. Караван ушёл. Я разделся – погода была тёплой, привязал свою лодку к дереву, растущему на берегу, чтобы не уплыла самостоятельно. И начал разбирать эту не поддающуюся, собранную и спрессованную из скрещивающихся, бесформенную собранную и сдавленную верхними брёвнами кучу. Сначала такая работа не поддавалась моим усилиям. Но терпение, которого у меня хватило и труд всё перетрут. После двух десятков вывернутых и выдернутых и сброшенных в реку лесин плотность кучи стала ослабевать, а ещё через небольшое время и немалых моих усилий куча раздалась вдоль и вширь, разъехалась, распалась, и освободившиеся брёвна ушли вниз по течению реки.

Я вышел из воды на берег, разложил костёр и обсушился. Топор, нож и спички я всегда предусмотрительно имел при себе, едущий или идущий в дальнюю дорогу с ранних пор, как только начал работать и заниматься нужными делами. Затем нарубил еловых веток, сделал из них постель на земле, улёгся и заснул до утра. С рассветом караван подошёл к месту, где был завал из брёвен, воочию констатировали отсутствие такового и пошли искать мою спящую персону. Я проснулся от их тревожных криков, оделся, затушил остатки костра, и на лодке догнал ушедший караван.

Мы идём дальше вниз по реке, стаскиваем оставшиеся брёвна, выносим их из лугов и отмелей и выталкиваем их на фарватер реки. Иногда застрявшие и оставшиеся лесины имеют большой – до 1,5 и более кубометров объём и вес до одной тонны. Тяжёлые штуки. Собираемся большой толпой и с большим усилием тащим и стаскиваем такие брёвна. Такую тяжёлую и иногда непосильную работу можно было облегчить и ускорить с помощью деревянных катков, которые можно изготовить быстро и иметь их при себе в качестве подсобных приспособлений. Но такими делами никто не занимался да и не считали нужным это делать. А работать приходилось иногда с помощью исходящего пара и газов из тела человека.

В реке много топляков, у которых резкая конусность. При заготовке леса их выпиливали из вершинных частей деревьев, и предназначены они были для крепления рудничных забоев. Они так и назывались – рудничная стойка. Резкая их конусность – до 24 сантиметров в нижнем отрубе и 6 сантиметров в верхнем отрубе, древесина тут полностью заболонная и которая напитывалась полностью водой, а потому этот тонкий конец тонул и топляки медленно ползли по реке. Мы их оставляли, и их могли использовать местные жители для ремонта и содержания своих хозяйств или на дрова. Хотя это считалось мелким хищением и нарушением действовавших в то время законов. Это был практически погибающий материал, но его запрещали брать даже за оплату. Как собака на сене: "Сама не ем и тебе не дам".

89.оплошность.

Я работаю заведующим хозяйством сплавного участка в посёлке Перерва, расположенного на высоком берегу реки Камы. Живу в общежитии – бараке вместе с рабочими – сплавщиками, плотниками, разнорабочими. У меня нет пока своего жилья, и ни кола, ни двора. На судьбу жаловаться не приходится, так как вижу, что все жители посёлка живут не в изысканных хоромах, а в допотопных бараках и в казённых стандартных домах, которыё надо постоянно проверять, следить за их техническим состоянием, ремонтировать, то есть поддерживать в нормальном рабочем состоянием их. В рабочие дни я занимался делами участка, такими как подготовка всех средств для проведения основных работ – лесозаготовки и сплава леса по реке. Все работы надо было оформлять документально, а именно выдавать наряд-задания на выполнение хозяйственных работ и результаты выполнения их, оформлять документы о движении материальных ценностей и их приёма и расходования, а также документы о содержании в рабочем состояниии ремонте инструмента, припособлений, такелажа и транспортных средств – телег, саней, дровен, волокуш, лодок, завозней и документы о содержании лошадей в добром здравии и их использовании на работе. Я отражал все такие работы в документах письменно и занимался этими делами в конторе сплавучастка, но не всегда успевал оформлять все выполненные дела в течение рабочего дня, и дорабатывал документы в бараке, в вечернее время, иногда допоздна в бараке, где у меня был рабочий стол и достаточное освещение. Некоторое неудобство представляли возвращавшиеся в барак с основной работы люди, когда происходили возня, толчея, громкие разговоры, а то и ссоры.

Нашлись в посёлке "добрые люди" Волокитины – мать и сын и подошли ко мне и с удивлением вопросили меня о том, что как это завхоз – руководитель может жить в бараке вместе с рабочими. "Что же ты тут живёшь в барачном общежитии. И ведь тут неудобно и даже нельзя работать с документацией и как это можно?! Они проживали в казённом стандартном деревянном доме и было вроде бы достаточно места в комнате, и они предложили мне переехать к ним на постой жить, хотя рабочий стол для моей работы оказалось поставить некуда, а только достаточно было для установки металлической узкой койки. Я согласился и со своей дурацкой башкой поселился у них в комнате. Койку и постельную принадлежность взял у себя на складе и установил их у окна. Но не знал действительной причины приглашения меня жить к ним. Мне думалось, что нет никакй подоплёки в этом и все действия хозяев искренни.

Утром я уходил на работу рано заниматься делами, которых было невпроворот – достаточно много, а вечером поздно возвращался и в комнате проводил только ночное время, когда надо было отдыхать. Обрабатывать документы в таких стеснённых условиях было невозможно. А в бараке было свободней, и какие-то работы с документами можно было проводить.

Хозяева получили зарплату и почему-то полученные деньги демонстративно положили открыто на подоконник окна, у которого установлена моя койка. Почему нельзя положить деньги в ящик стола или комода или в другое закрытое место, а именно рядом с моей головой? Может это провокация для того, чтобы поймать меня на недозволенном деле, проверить на" вшивость", а потом использовать меня как завхоза в своих личных корыстных целях. Удивительно, что, как и чем они думали, что я могу пойти на такую дешёвую и мелкую провокацию. Деньги они брали на нужды, не стесняясь моего присутствия поочерёдно и безалаберно по одной купюре образца 1947 года достоинством 25 рублей. Во время таких изъятий они ошиблись, и оказалось, что одной купюры недостаёт. Пошли злые и неприятные взоры и пинки по моей койке, которые явно показывали то, что вина за отсутствующую купюру ложится на меня. Я встал, чётко и громко сказал, что я не брал их денег, оделся, резко хлопнул дверью и ушёл в барак. Я продолжал работать и дальше в качестве завхоза, а разговоров о происшедшем случае никто не вёл. Хозяева очевидно думали, что я клюну на их дешёвую приманку. Сами они низкие люди и думали, что я такого же пошиба, как и они, то есть меряли на свой аршин. Они поняли свою бестактность и тихо молчали. Что они хотели со мной сделать, неведомо, но какая-то неясная гадкая цель у них была. Иначе чем объяснить то, что они пригласили пожить у них, а потом рядом с моей головой положить открыто пачку денег? Нормальные люди делать так не будут.

Пос. Перерва. Кировской области. 1958 г.

90. ЮЖНЫЙ САХАЛИН. КИРПИЧНЫЙ ЗАВОД.

Кирпичный завод зашился и не выполнял плана по производству своей продукции – кирпичей. Нам выдано задание помочь этому заводу выполнить план по производству кирпичей. Мы получили сухой паёк, посуду, сели в автомобиль приехали на место и поселились в общежитии. Утром следующего дня пришли на место работы и ознакомились с процессом производства и технологией изготовления кирпичей, начиная с заготовки глины, песка в карьерах, транспортировки их в глиномяльню, где эти материалы смешиваются с водой, перемешиваются и превращаются в однородную вязкую густую массу. Затем эта масса поступает в кирпичеделательный пресс, который через прессовую головку и мундштук выдавливает массу прямоугольного сечения, которая тонкой проволокой разрезается на сырые кирпичи. Наша задача состоит в том, чтобы взять из-под пресса сырые кирпичи погрузить их на платформу, перевезти по рельсовому пути в открытое с боков покрытое крышей сверху помещение, разгрузить их и уложить на стеллажи. Нас в группе шесть человек – впятером мы занимаемся непосредственно работой, а шестой готовит для всех нас завтраки, обеды и ужины и сытно кормит нас. На заводе работали в основном женщины. Они проинструктировали нас по охране труда и безопасности, и как нужно работать и как обращаться с этими сырыми кирпичами, с вагонеткой и как её везти. Вся работа выполнялась вручную. Темп работы задавала машина-пресс. Работа не из лёгких и шевелить руками и ногами нужно быстро, дремать и сачковать некогда. Сменная норма – нужно изготовить, перевезти и уложить на стеллажи для воздушной сушки двадцать четыре тысячи кирпичей общей массой сто тонн. Работающие здесь женщины были опытные, они приноровились к такому тяжёлому труду, они никогда не делали ненужных и лишних движений, и нам казалось, что они не уставали. А мы сначала сильно уставали, но через неделю такой работы мы привыкли и работу стали выполнять, размеренно, без рывков, без лишнего бахвальства и в результате уставать стали меньше. Дневную норму мы всегда выполняли и часто перевыполняли и довольно внушительно – на четверть выше плана. Распорядок дня наш был свободен от строгой воинской дисциплины после рабочего дня мы занимались своими делами, читали литературу, гуляли по лесу, собирали и кушали ягоды, и ложились в кровать, когда хотели. Главная наша забота заключалась в том, чтобы утром не проспать, встать во╛время, позавтракать и не опоздать на работу, потому что без нашей группы стояло всё дело. Удивительно то, что мы были самодисциплинированны без командиров и политических надсмотрщиков. Зарплату нам не давали, но мы чувствовали, что при нашей общей хорошей работе, работающие рядом с нами женщины имели повышений заработок и благодарили нас своим не казённым языком и что мы им очень хорошо помогли. Проработали мы больше месяца, и нас сняли и вызвали в свою часть, где мы были так же нужны для исполнения своих воинских обязанностей.

Ю.Сахалин. 1952г.,

91. ВОЕННО – ВОЗДУШНЫЕ УЧЕНИЯ.

Осенью в 1952 году были организованы и проходили учения 29 солдат военно-воздушной армии. Говорили, что на учения прибыли высокие военные чины из разных мест – Владивостока, Москвы, Хабаровска, Мурманска, Севастополя.

Для проведения учений летом построили трёхэтажное шлакоблочное здание штаба около посёлка Большая Елань на Южном Сахалине со всеми необходимыми подсобными помещениями, и начинили их соответствующим оборудованием. Не забыли сделать тесное помещение площадью в один квадратный метр без освещения и закрывающееся прочной дверью снаружи. Мы долго гадали, для чего оно было предназначено, но так и не узнали. Но вот однажды, в сырой, холодный осенний день мы, по приказу привели нарушившего воинский устав солдата по фамилии Иодка и закрыли его там.

Сколько времени он провёл в этой промозглой каменной коробке, нам осталось неизвестным. Там он мог в сырых и прохладных условиях, без отопления запросто простыть и заболеть.

Для охраны штаба назначен караул. Я стою в качестве часового у входной двери, вооружённый автоматом ППШ, и двумя дисками к нему с 72 патронами в каждом диске. Затвор автомата поставлен только на одиночный выстрел. Штаб работает днём, а ночью остаётся пустым, без военнослужащих. Утром приходят на работу как военные – генералы, старшие и младшие офицеры, так и гражданские люди, имеющие непосредственное отношение к проходящим учениям. В течение рабочего дня многим из них приходится покидать здание штаба и возвращаться назад. Вечером, после окончания работы все уходят со службы отдыхать. Движение мимо часового в течение рабочего дня очень интенсивное.

Моя задача как часового состоит в том, чтобы проверять пропуска и заменяющие их документы у всех входящих в здание штаба лиц, как военнослужащих, так и гражданских, задерживать входящих лиц, не имеющих документов, невзирая на их звания и должности. Большинство входящих заранее готовят и предъявляют свои документы в раскрытом виде и после этого проходят вперёд. Чувствуется, что они дорожат своим временем. Бывает и так, что некоторые, приходящие в штаб очень торопятся, не рассчитали время и проявляют явное недовольство тем, что приходится предъявлять документ, удостоверяющий их личность, ворчат и вслух выражают недовольство, явно показывают своё пренебрежение к часовому, а будет точнее сказать, что они не исполняют устав и установленный порядок посещения штаба и происходит это не так уж редко. Непонятно их поведение, ибо они не дети и должны быть грамотными и даже образованными и обязательно дисциплинированными.

Обидно выслушивать недовольства в мой адрес как часового, но я на службе и требую документ у всех и иногда преграждаю путь, такому недисциплинированному человеку стволом автомата, и это действует отрезвляюще, так как я могу сделать предупредительный выстрел. И ещё. Нам постоянно долдонили и стонали о том, что солдат должен быть подтянутым, стройным, физически развитым и готовым к любым действиям. Правильно. Но разве не относится сие к офицерам и генералам? Смотришь на таких, отрастивших громадные неестественные животы, неповоротливых, и думаешь, а на что они будут способны в настоящем деле или в бою? Не ведомо нам.

Южный Сахалин. Пос. Б. Елань. 1952г.

92. ЧИСТКА ОРУЖИЯ.

За время службы в Советской армии стрелять из личного оружия мне приходилось очень редко, и то только во время учебных тренировок, которые проводились не часто.

А чистить, проверять и смазывать личное оружие мы были обязаны постоянно, чтобы оно было всегда готово к действию. Что значит разобрать и очистить его? При этом следовало снять диск с патронами, вынуть затвор, а затем прочистить сухой ветошью все доступные детали, убрать старую смазку со всех частей оружия, в том числе и из внутренней поверхности ствола, протереть все детали и наложить новый слой смазки. Какой слой смазки наложить, конкретно никто не знал, а только проверял "на ощупь и на глаз" командир или старшина.

Нас разбирало любопытство, как устроены и как соединены все части этого оружия, в данном конкретном случае автомата ППШ. А нам не дозволялось разбирать его "до последнего винта"

При очередной плановой проверке и чистке автомата, пользуясь временным отсутствием командира, младшего сержанта Казанцева, я разобрал его на отдельные части и детали. Товарищи мои с интересом рассматривали их, и при этом опасались моей самодеятельности и говорили, что делать этого не следует, и за самовольные мои действия обязательно будет мне наказание, как за нарушение Устава. Я не послушал их советов. Кто-то с очень большим интересом рассматривал автомат в полностью разбросанном виде, а кто-то сходил быстро к нашему непосредственному командиру и доложил о моей самодеятельности.

Он бегом прискакал ко мне и стал причитать и стонать. "Что же ты наделал? Разбирать полностью на части и детали оружие нельзя, приказа такого нет, и кто будет отвечать за твоё своеволие? У нас в данный момент введена повышенная боевая готовность. Ты, что захотел пойти под военный трибунал?" Подошли старшие командиры – старшина Петров, командир роты старший лейтенант Воробьёв и начальник штаба (фамилии не помню).

И все наперебой начали отчитывать меня, как злостного нарушителя. Точнее говоря, читали и трезвонили про высокую боеспособность и мощь Советской армии, а такие, как я, подрывают, уменьшают эту самую боеспособность и мощь. Такая проповедь, мораль, политическая молитва продолжались, как мне казалось, довольно долго. Я стоял по стойке "Смирно" и смиренно, терпеливо и стойко выслушивал неприятные тирады моих командиров и в какой-то момент улыбнулся невольно, сам по себе. Кто-то с нескрываемым возмущением воскликнул: "Ах, а он ещё и улыбается!" Тирады, нарекания и обвинения в моей недисциплинированности полились на мою голову с ещё большей интенсивностью и продолжались ещё несколько минут. А я думал о том, что если есть повышенная боевая готовность в данный момент, то быстро отдайте приказание: "Собрать немедленно оружие и привести его в готовность!" И не надо устраивать долгую говорильню и расточать негодования по поводу этого случившегося нарушения. Наконец, после долгих, по моему мнению излияний и разговоров, командир роты отдал команду: "Немедленно собрать оружие!"

Видимо им надоело чесать языком. Стадное свойство – нападать на того, кто провинился, в надежде выглядеть обвинителем и человеком в стаде. Мне объявили наказание за моё нарушение Устава – два наряда вне очереди, а я очень удивился такому малому наказанию после такой разборки и взбучки, и ждал немалой отсидки на гауптвахте. Автомат я собрал в быстром темпе, почистил, смазал и поставил в ружейный парк. Больше такой разборки оружия я не позволял и вредной, как мне томили, самодеятельности не проявлял.

Спустя много лет в литературе прочитал об одном случае, происшедшем во время прошедшей войны. К линии фронта приближаются немецкие бомбардировщики. Наша зенитная батарея стоит на страже, и должна бы отражать налёт, стрелять и сбивать вражеские самолёты. Однако, командир батареи читает политинформацию о том, что вот фашистские гады летят бомбить наши города и сёла, уничтожать наши заводы и фабрики, колхозы и совхозы, убивать наших мирных людей, стариков, детей. Всё это верно. Но совершенно неуместно устраивать говорильню в то время, когда надо стрелять и отгонять и даже уничтожать врагов. Самолёты улетели и ушли из зоны обстрела зенитной батареи и безнаказанно бомбили всё то, что хотел спасти командир батареи, а на самом деле только лишь разглагольствовал об уничтожении врага. Вот таковы дела. Не надо читать политинформацию, мораль, проповедь, молитву там, где надо быстро принимать решения и отдавать соответствующую команду по обороне и защите страны. Мои командиры должны были бы знать это, и в таких и в любых подобных случаях сразу отдавать приказ. А головомойку подчинённым за их совершённые проступки можно прочитать и наказание дать в свободное время.

Южный Сахалин. Пос. Сокол. 1953г.

93.РЯДОВОЙ ИОДКА.

Он служил в Советской армии, в нашей части, расположенной в посёлке Большая Елань, на Южном Сахалине, и был бесшабашным солдатом. Всегда у него были постоянные выкрутасы, выходки, в большинстве своём безвредные и безобидные, не доходящие до нарушения дисциплины и воинского устава. И напевал он всюду песенку свою: "А когда в Хабаровск едешь, область нашу ты проедешь, ах ты мой родной Биробиджан". В армии служат разные по характеру люди, и поэтому его не все понимали, и были готовы и способны дать наказание за малейшую нестыковку с ним. Подобный случай представился. Он не согласился с мнением младшего командира, и ему приписали нарушение воинской дисциплины и дали наказание – несколько суток отсидки на гауптвахте.

Гауптвахты в нашей воинской части пока не было, а для наказания провинившихся военнослужащих было сделано узкоё и тесное помещение – точнее карцер – для одного человека площадью в половину квадратного метра в стенном проёме вновь построенного шлакоблочного здания штаба 29 воздушной армии, и закрывающегося металлической дверью. Нам приказали привести и запереть солдата Иодку в этом помещении как одиночного заключённого. Отопления и тепла там не было. Была поздняя осень, ветры дули сильные – как всегда на Сахалине, но они не проникали в плотно закрытое помещение. Но внутри сыро, холодно, температура наружного воздуха не на много превышает нулевую отметку. В такой атмосфере ему предстояло провести несколько дней. Но в таких условиях человеку долгое время без активного движения в тесной и холодной каморке существовать невозможно, а только можно простыть и заболеть. Это не отсидка как на гауптвахте, а настоящее издевательство над солдатом. Это не забота о жизни и здоровье солдата, о чём нам постоянно трезвонили командиры и политработники всех рангов. Зачем командованию надо было так издевательски относиться к солдату как к человеку? Неужели непонятна такая простая вещь, что заболевший, а то и потерявший своё здоровье человек не способен заниматься воинскими делами и служить в Советской армии? Каковы последствия такой отсидки как в карцере для Иодки, узнать не пришлось, так как нас отправили служить в другую воинскую часть.

Пос. Большая Елань. Южный Сахалин. 1952г.

94.МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ СТАРИКОВ

Не помню, как он оказался командиром отделения в нашей курсантской роте, состоящей из 25 человек. Мы учились в школе младших авиационных специалистов – ШМАС – основанной при штабе дивизии аэродромнго обслуживания 29-й воздушной армии. Ранее нашим непосредственным командиром был младший сержант Казанцев. Он был не глупым человеком, не отдавал лишних, ненужных для исполнения воинской службы приказов и распоряжений, а потому мы всегда исполняли его нужные для конкретных дел приказы и распоряжения. Мы видели и понимали всё это, так как не были невежественными дураками и дикарями. В школу принимали отобранных солдат из частей Советской армии.

К нам пришёл другой непосредственный командир отделения – Стариков – сумасбродный, зловредный, невежественный человек. Он не был членом компартии или комсомола, но ставил себя высоко, так как думал то, что он лучше и умнее других. Он не блестел умом и знаниями, а гонора, спеси и амбиций у него было больше, чем достаточно, а умственной ограниченности и несообразительности – было много. Его постоянные нелепые приказания и распоряжения, такие как ненужные маршировки строевым шагом или желание заставить отделение в 25 курсантов безо всякого смысла пройти окольными, более длинными путями между объектами. Зачем это? Научить дисциплине? Нет. Мы не понимали этого, так как служили уже достаточно долго и были дисциплинированными людьми. Мы, курсанты, посмеивались над его нелепыми выходками, но это не было смешно. Великой дружбы с ним и чёткого повиновения зачастую ненужным для службы приказам и распоряжениям его тоже не было и не могло быть. Он суетился, злился и ненавидел нас, курсантов.

Случилось так, что наш автомобиль "Студебеккер", на котором нас возили на работу и с работы и по всем воинским делам, оказался неисправным. Мы строем, пешком возвращаемся со строительства аэродрома в конце рабочего дня к себе в казарму по накатанной грунтовой дороге и идём нога в ногу. И вместе с нами тоже в ногу идёт дождь с неба на наши головы и тела. Мы пытаемся идти большим шагом и побыстрее, и дождь тоже прибавляет в скорости и количестве, и превращается в самый настоящий ливень. Одежда на нас только хлопчатобумажная – гимнастёрки и штаны, на голове – солдатские пилотки, а на ногах – кирзовые сапоги. Нам нет спасения , и мы под проливным дождём быстро становимся с ног до головы мокрыми. И в таких условиях наш командир Стариков, этот солдафон кричит: "Запевай!" Мы опешили при таком его распоряжении, продолжаем идти и молчим, в том числе и наш постоянный запевала – правофланговый, высокий стройный курсант по фамилии Недра. Мы его шуточно называли "Земля, её недра, фабрики и заводы принадлежат народу". Эта формула засела в наших головах давно и навсегда, так как без такого сообщения не проходило ни одно из многочисленных политических занятий.

Он ещё дважды повторил своё: "Запевай!" Мы молчали. Моей выдержки не хватило, и я сказал: "Не буду".

Кто сказал "Не буду?" Прятаться не надо. А он гонит своё.

"Выйди из строя!" "Ложись и ползи!" По сырой грязи и под дождём я резко отказался ползти. А ему зачем это нужно? Чтобы показать свою власть над нами? Он смешон, так как вымок весь под дождём, как все мы, и стоял и дрожал перед нами, кричал на нас, и был жалок, как мокрая, нахохлившаяся курица. В таком случае надо было вести нас в казарму и обо всём докладывать командованию, которое могло определить виновных и примерно наказать их. Но как он будет говорить об этом нелепом своём распоряжении? Его самого могли наказать за своеволие. Формула – "Командир всегда должен заботиться о здоровье и жизни своих подчинённых военнослужащих" – в действительности не всегда исполнялась. Наш командир Стариков, возможно, не знал этого.