Текст книги "Дыхание Голгофы"

Автор книги: Владимир Барвенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– Выборы. И я как бы в лидерах. Беспокоятся о моем драгоценном здоровье, объяснил я, не углубляясь в детали. Будет еще время тронуть и эту тему. Конечно, настроение было малость подпорчено.

– Ну все, едем? – спросил Чудов.

– Да, конечно, только один звонок, – набирая сторожку Пахомыча, ответил я. Но трубку взял сменщик.

– А дядька Кондрат отдыхает. Завтра, как всегда, в восемь утра будет на месте. Но он и раньше, бывает, приходит.

– Звонил сторожу. Думал, пока будем ездить, а он уже и камин затопит. Всегда помогает мне. Хороший человек. Но не его смена, – объяснил я и отключил телефон.

– Дрова есть, топор есть, руки есть. А спички купим, – повеселел вдруг Чудов. Кстати ты, помнится, не курил. И я вот бросил. Собрал всю волю в кулак. Ну ты, знаешь, без последствий. Спецы говорят – редкий случай.

– И у нас в штабе редкий случай – почти нет курящих. Мне повезло.

– Ну что, вперед? А то уж и «немец» притомился, – поворачивая ключ зажигания, скомандовал Чудов. – Полагаю, на рынок?

– А ты меня мог и не застать. Я только собрался за машиной ехать, – осваиваясь в роскошном салоне иномарки, сказал я.

– И что там у тебя, тоже «немец»?

– Первая модель «Жигулей». Не заработал еще на «немца».

– Заработаешь, какие твои годы, – задумался вдруг Чудов.

… На даче я не был с тех самых пор, как здесь разыгралась драма. Сердце заныло. Я вспомнил Анюту. Чудов шел позади меня, груженый спиртным и продуктами. Я налегке – это он меня пожалел из лучших побуждений. Территория была убрана идеально, стекла на веранде сияли новизной. Ничего не напоминало здесь о разыгравшейся не так давно драме.

– Представляю, как хорошо тут у вас в сезон. Конечно, в Подмосковье тоже недурно, но лето короткое, – сказал Чудов. – Не успеешь оглянуться, как уж и белые мухи. Хотя и зимой по-своему тоже неплохо.

– Кстати, тут недалеко озеро. В этом году на Крещение прихватило морозцем. А так зима теплая, наледь у бережков. Конечно в сезон красиво. Ивы плакучие. Как в Швейцарии, – расхвастался вдруг я.

– А ты что, был в Швейцарии? – удивился Георгий.

– Нет, на открытке видел, – ответил я, открывая двери.

– Ах, на открытке, – улыбнулся подполковник.

И на веранде, и в комнатах тоже было чисто. «Что б я делал без Пахомыча», –  тепло подумал я о старике.

– Везде нормалек. А что еще надо для жизни? Вот такой домишко… – определенно нравилось у меня гостю.

– С садиком и озерцом, – весело подхватил я.

– Ну да. И прехорошенькой женщиной рядом.

– А вот с этим… Ну ладно потом, – деланно заторопился я. – Что там у нас в прейскуранте. Дрова. Чурки готовые, в дровнике. Только наколоть.

– Тогда ты занимайся мясом, а я дровами. Где топор-то?

– Святое дело, на веранде.

Я не большой спец по приготовлению шашлыков, но видел, как это делал большой мастер, тесть то есть,  царство ему небесное. Кстати, стопка готовых дров уже лежала у камина. И мы в четыре руки быстренько его растопили. А когда пламя уже стало надежным и потянулось первое тепло, каждый занялся своим делом. Ну перебрасывались, конечно, по ходу кое-какой военной памятью, но не глубоко. С Чудовым-то мне пришлось послужить, но недолго. Так что у каждого своя память на события и лица «в интерьере».

День разгорался, словом, когда накрыли стол и подоспели первые шашлыки в камине, был уже полдень. Выпили по первой за встречу. Следующим тостом помянули погибших товарищей. Разговорились.

– А я смотрю на тебя, доктор, и не перестаю удивляться. Такой живой, деятельный. Я-то помню тебя в госпитале в Баграме. Вообще думал ногу тебе оттяпают. А тут легонько припадаешь, даже, черт возьми, есть какой-то в этом шарм.

– Ну так уж и шарм, – определенно смутился я. Тут я не понял, как удобнее ответить на этот комплимент. Но ничего путного на ум не пришло и я сказал:

– Ситуация обязывает держать форму насколько позволяет увечье. Как ни крути, а одна ножка короче другой. Кстати, это было одним из важных аргументов, чтобы отказаться от участия в выборах. Я так и сказал братанам по оружию: «Где вы видели хромого мэра?»

– А тебе возразили – Геббельс тоже хромал, – подхватил Чудов.

– Ты прямо мысли читаешь, как Мессинг, – восхитился я.

– Политрук я, боярин, хоть и бывший, но политрук, – не стал бурить в глубь Чудов. Спросил: – Ну, а как на личном-то фронте? Семья? Помнится, жена у тебя тоже врач по профессии.

– Бывшая жена.

– Да неужели?! – воскликнул Чудов. – Загуляла?

– Не дождалась, так скажем.

Тут я откровенно сник и Георгий понял, что развивать тему дальше не стоит.

– Извини, – похлопал он меня по плечу.

– Да все нормально. Женился во второй раз и тоже проблемы, – тут я вспомнил Анюту и вообще потерялся. – Невезуха по жизни.

– Ну, что тут тебе сказать. Я хоть и духовник, но не настолько. Ежели банально, жизнь – она ж как зебра – полосатая. За черной полосой непременно белая. Тебе только за тридцать – еще не поздно все начать сначала.

– Глубоко за тридцать, политрук, – поднял я рюмку. Ничего хорошего заявленная тема мне не обещала. – Ну, а за что ж тогда выпьем?

Тут Чудов так и полосонул по мне острым, как лезвие бритвы взглядом, но сразу вдруг нашелся в улыбке:

– За светлое будущее всего человечества. Во всяком случае нас это уже ни к чему не обязывает.

«Если это шутка, то весьма дурацкая», – подумал я, а вслух сказал, чтобы разбавить неловкость:

– Хотя бы уж быстрей кончилась, наконец, эта неопределенность.

– Ты это о чем? О выборах? – догадался политрук. – А давай за твою победу и выпьем.

Я поднял рюмку и уловил себя на каком-то странном волнении. Чокнулись.

– У тебя на веранде я видел велосипед. Он на ходу? – оживился Чудов.

– Конечно. Шины, может, только подкачать. А что, хочешь покататься? Так еще не сезон.

– Все вокруг сухо. Тепло. Костюмчик спортивный надену и вспомню детство. К озерцу швейцарскому проеду, – так и заблестели глаза у моего сослуживца. – По окрестностям погоняю. Ну так как?

– Да ради Бога, Жора. Насос в тумбочке. Подкачаешь шины и вперед.

– Это я с удовольствием. У меня в детстве был «Орленок», отец подарил на день рождения. Радости было. Вот такая ж дачка была в Подмосковье, настоящий деревенский сруб, во дворе колодец. Вот я по всей округе и гонял. Рыбалка и велосипед. Счастливое было время, – вдруг расчувствовался Чудов, кажется даже слеза поползла к переносью. – Так значит можно, да? Покататься-то?

Тут раздался телефонный звонок. Но не мой, а Чудова. Он вытащил трубку и вышел во двор. Но был недолго.

– Звонят из фирмы, интересуются, как устроился, – объяснил он.

Мне показалось немножко странным, что Георгий совсем не рассказывает о себе, о своей семье. Разговоры, все больше об Афгане, общих знакомых офицерах, о их судьбах. Тут подполковник полностью владел инициативой. Он подробно рассказал, как выходили Афгана. Сколько потеряли бойцов. Я задал единственный вопрос:

– Как там командир наш, Семеныч? Живой?

– Живой. Говорили, что потом его перевели в какой-то Округ на повышение. Но тут начались политические дела в стране. Подловили, командира, на какой-то аморалке и из армии вышибли. А что он делает сейчас, не знаю.

– Какая аморалка? На Семеныча это не похоже. Наверно, по прямоте своей сказал, что думает, вот и попал под раздачу, – огорченно произнес я. – Такой человек.

– Может быть, старик. Сейчас это определено не та армия, что была. Гордиться нечем. Вот война с Чечней покажет.

– А ты думаешь, будет?

– По-другому нельзя. Политики хотят устроить показательную порку. Паша Грачев – большой стратег. Посмотрим.

Тут мне показалось, что Чудов начал пьянеть.

– А ты помнишь, Жора, как я оказался в Ташкенте в госпитале. Кажется, я отключился в приемном покое.

– Совершенно точно. Ты был в коме. Извини, дружище, я сам тебя грузил в Черный тюльпан попутчиком. Вместе с цинком. Вот такое было у меня начало отпуска. Тут как-то встретил Семеныча, уже в Москве, он и сказал, что ты благополучно устроился после службы. Имеешь даже свою клинику.

– Ну, про клинику, это кто-то ему загнул.  А вообще – как он про это мое житье узнал, ежели все концы потерялись. Я ни с кем не поддерживал связи. Пытался было через военкомат узнать о сослуживцах. Вроде, делали запрос. Да все как-то затерялось.

– Ну наверное все-таки наша афганская почта весточку о тебе принесла. А ты что, так и ни с кем из наших и не встречался эти годы?

– Нет. По горячим следам желание было. А после… У меня нехорошая отрыжка от Афгана. Просто потом мы оказались никому не нужны. Чего вспоминать. Была такая страна и такая вот военная версия была.

– Версия. А ведь точно, версия! – подхватил Чудов и потянулся ко мне с рюмкой. – Давай за версию и выпьем.

Выпили. Чудов, аппетитно уминая шашлык, спросил:

– Надеюсь, ты останешься сегодня со мной. Не бросишь боевого товарища? Когда еще увидимся?

– Хорошо, если никакой чрезвычайки не случится. Я ж, товарищ подполковник, при исполнении.

– Ну тогда давай еще раз выпьем за наше  фронтовое братство, – налил в рюмки Чудов. – Стоя и без слов.

Выпили, как и предложил политрук стоя и без слов.

– Только уже не подполковник я, – сказал Чудов, а полковник. – Когда группировку выводили, мне за особое задание досрочно очередное звание присвоили. Веселая была работка на посошок.

И только это он проговорил, как из глубины сада послышались сигналы.

– Ну, пойди встреть гостя, а я пока отойду по нужде, – как-то заторопился Чудов.

А приехал Ашот.

– Может, зайдешь, шашлычком побалуешься, – предложил я.

– Старик, извини, что я тебя дергаю. Но тут не до шашлычка. Фрося в истерике. Сердечный приступ был, вызывали скорую. Требует, чтоб ты немедленно приехал. Ей нехороший сон приснился про тебя. Ну, уважь ты ее, ради Бога. А потом вернешься. Давай срочно, а то там полный песец.

– Счас. Только попрощаюсь.

Я вошел в дом. И следом появился мой гость – полковник.

– Понял. Срочно нужен. Ну, поезжай. Надеюсь, ты вернешься, – сказал Чудов, – мне показалось – он подавляет волнение. И к тому же прячет глаза.

– Конечно, вернусь, Жора. Быстренько разрулю. Скучать тебе не придется. Ты ж, кажется, хотел покататься на велосипеде. Ну, бегу…

– А тачка у вашего друга классная, – сказал Ашот, когда отъехали.

– Классная, – согласился я и до самого штаба ушел в себя.

Каково же было мое удивление встретить Ефросинью Карловну в хорошем здравии и полной обоймой созидательной энергии.

– Ты что себе позволяешь, мальчишка?! – медленно разжигала она себя. – Считанные дни до выборов, что уже невтерпеж?

– Неужели я не могу встретиться с боевым товарищем? – чуть не психанул я.

– А кто он, этот боевой товарищ? Почему не приехал в штаб? Мы б на него посмотрели? – сказала Фрося.

– Да вы что, ребята?! Это же полковник Чудов, генеральский сынок. Что вы тут себе нафантазировали?

– Не горячись, капитан, – вяло сказал Руслан. – Напряг, сам понимаешь, зашкаливает. И Фросе –  Давайте все успокоимся. Ничего ж не случилось. Пусть гость, Гаврюша, поживет на даче. Свежий воздух. Я думаю, этот твой полковник человек понимающий. Ты при больших делах. Ключи-то ты ему оставил от дачи?

– Ну да. Я все ему и показал и рассказал.

– Вот и замечательно. Адрес штаба он знает. Если что, привезет тебя сюда ключики. Все, тема исчерпана, подводим черту, – сказал  Батищев.

– Да-да. Приступаем к работе. Слава Богу, все на месте, – подсуетилась и Фрося. – День у нас ненормирован.

Тут все разбежались по своим углам. И так просидели в штабе допоздна. Разговоры какие-то необязательные и такие же пустые звонки. Я что-то не заметил, чтоб у кого-то от большого усердия спина вспотела. По-моему все задались целью меня караулить. Сворачивая, наконец, дела Руслан спросил:

– Ты сегодня на каком объекте ночуешь?

– Думаю в общаге, а почему ты спрашиваешь?

– А твой знакомый про общагу знает?

– Нет, я ему о такой исторической детали не поведал, – рассмеялся я.

– Ну и хорошо. Я тебя отвезу. Там, на людях тебе будет спокойнее.

– Ей-богу, пацаны, вы точно накличете беду, – принял я сей акт осторожности с явной насмешкой.

– Лучше перебдеть, – ответил мне скучной ухмылкой Руслан. – Ты сто лет этого своего дружбана армейского не видел, а по нашей российской житухе за месяц черт многое навалять может.

Я промолчал. Но в общагу меня Руслан отвез и довел до самой двери.

Тут я ехидно заметил, намекая на диван.

– Извини, но «боливар» двоих не выдержит.

– Не переживай. Ночевать я у тебя не собираюсь. Ну, сам понимаешь, страсти накалились до предела. Все методы переговоров исчерпаны. Только война и она идет.

– А если меня грохнут? Что последует? – спросил я.

– Типун тебе на язык. Тьфу, тьфу… Я не знаю всех тонкостей закона. Наверное, на усмотрение городских депутатов – могут признать выборы недействительными, а могут продолжить до победного конца, а факты передать следствию. Ну все равно и в том и в другом случае Витек останется у власти. Пусть даже перевыборы. Но на этот раз с его стороны осечки не будет. В борьбу вступят такие спецтехнологии и денежные мешки – мало не покажется. На корню скупят всех противников и сомневающихся. Витек только во вкус вошел. Поначалу-то думал взять нас на арапа… Вот ты, почему лидер сейчас? Потому что страна на историческом изломе, на периоде сомнений, так скажем, на живой ране. Это народный протест. А потом такого не будет. В грядущую искренность масс будут верить только идиоты. Наступит национальное равнодушие и эгоизм. Вот ты обратил внимание – на нас не накопали ни одного компромата?

– А откуда ему взяться? – не понял я.

– Вот то-то. Если бы нарыли, Витек может быть и пошел бы другим путем. Народу подай сенсацию. А раз ее нет, значит брать кандидата надо, как урки говорят, «на гоп-стоп». Вот и Анюта под жернова попала. Но он не учел, что у нас в стране любят мучеников.

– Ну, брат, чешешь ты языком Фроси.

– А то, с кем поведешься. Если сейчас власть не вырвем… – Руслан перевел дыхание. – Даже страшно подумать, что будет. Не с нами. Со страной. Эффект домино, старик.

– Ну, мы нашли место для политических бесед, – сказал я и подал руку. – Продолжим в другой раз.

– А стоит ли? – ответил Руслан. Пожал мне руку и пошел.

– Фросе-то, что приснилось? – спросил я вслед…

– Видела тебя тонущим, далеко в море, – остановился Батищев, а народец на бережку и только кричит от беспомощности. Пока тебя волна не накрыла. Вот и думай, что хочешь.

Полночи я бодрствовал – в голову лезла всякая муть. Ее даже не перекрывали мысли об Анюте. Не выходил все-таки из головы полковник Чудов. Так толком и не поговорили. Чем конкретно занимается, семья, дети? Он все больше слушал меня, а себя раскрывать не торопился. О прошлом – пожалуйста. О настоящем – вскользь и в полутонах…

Я измучился думами, еле до утра дотянул. Привел себя в порядок и двинул в штаб. На посту оказалась только Лили. Она у нас жаворонок.

Я прошел в наш с Фросей кабинет и сел в ее кресло. Начавшийся с ночи дождь, к утру сделал паузу, но небо было неспокойно. Я с нетерпением ждал звонка Пахомыча, а телефон на ее столе. Я не знаю, но почему-то после вчерашней беседы вдруг возникли сомнения. Разбирая все по «косточкам» в нашей встрече с Чудовым я находил сейчас в деталях определенную осторожность. Даже тот факт – приезд Ашота, и именно в эту минуту ему захотелось «до ветру». Конечно, сомнения были, но в такую, прямо скажем запредельную фантазию моих друзей, я верил с трудом. «Это» могло произойти и по пути движения на дачу. Да мало ли? «Что б полковник, собрат мой по оружию?! Ну знаете, господа, это клиника». Но тревога нет-нет, да и заявляла о себе.

Тут я увидел на столе Ефросиньи Карловны на ворохе газет томик Хемингуэя.  «Праздник, который всегда с тобой». Это была тоже моя настольная книга. «Ай да умница», – подумал я о Фросе и отвернул обложку. Вверху на титульном листе курсивом автограф: «Твой праздник всегда со мной. С нежностью и любовью Яков Демин». Тут я чуть не свалился со стула. «Неужели этот Яша Демин – отец Главы, то есть, моего противника». Тут появился Руслан, и я протянул ему открытую книгу.

– Что это?!

– Ну ты глаза не таращ. Папец нашего Витька, бывший Фросин любовник. Они на каких-то политпосиделках познакомились в ЦК. Фрося тогда была большим комсомольским лидером. По-моему еще при раннем Брежневе. А может и при царе Горохе, – абсолютно спокойно пояснил Руслан.

– И ты мне обо всем этом ни гу-гу? Друг, называется, – обиделся я. – И кто же тебе про нее нашептал?

– Старик, ну это ж непринципиально. Фрося меня попросила, чтоб до поры я тебя этим не искушал. Кинул Витькин папец нашу бабенку и, по-моему, жестоко. Тянул с ней резину, тянул. Замуж дева не вышла, детей нет. Одна мать. Ну, а месть в больших подружках ходит.

– Значит сынок про это все знает? Хороший получился у нас треугольник, как в мыльной опере.

– Вот поэтому и нечего по чужим вещам шастать, – вдруг осадил меня Батищев. – Крепче спать будешь.

– Сразу шастать, – обиделся я. – Случайно к телефону подсел. Что уж и книги открыть нельзя, – психанул я и пошел к Лили звонить Пахомычу.

А та уже идет мне навстречу с трубкой. Слава Богу, на проводе сторож.

– Ну как там? Заходили на участок? – с нетерпением спросил я.

– Едва с него. Вот и звоню тебе. Чудеса да и только. Все, Гаврик, открыто настеж, а друга вашего нет. Я уж всю околицу обегал. Даже к озеру ходил.

– А джип на месте?

– И джип и все на месте. И одежда его на стуле в аккурат, и обувка. Нет только велосипеда. Но того, моего.

– Катается по округе, – ответил я, успокаиваясь. Где-нибудь у озера. Он сам у меня выпросил велосипед, детство вспомнить. А двери-то, совсем были настежь?

– Да нет, просто прикрыты. Ключи в замке. Детство-то оно детство, но я когда вот на работу ехал, нас в объезд пустили. Авария случилась на трассе: дорога после дождика. Скользко. Грузовик кверх пузом и легковушка в гармошку. Поговаривают, сбили велосипедиста. Выскочил из поворота. Может и он попал под раздачу. Это же рядом.

– Будет, Пахомыч, пугать. Полковник и не в таких переделках бывал.

– Так-то оно так. Мне тоже категорически не хочется в это верить. Но ты уж извини меня за мою чрезмерную подозрительность, только я хотел бы взглянуть на документы твоего товарища. Скажи-ка фамилию.

– Георгий Чудов.

Старик оставил меня ждать на трубке. Время тянулось долго. Меньше всего сейчас мне хотелось любопытства Батищева. Ну слава Богу, наконец, шумок и голос Пахомыча.

– Подозрительно. Во всех карманах пусто. Только какая-то писулька с инициалами и номер аптеки по улице Серафимовича. Странно. Может, документы при нем. Ты бы подгреб. Хотя бы джип с глаз долой отгоним в гараж Кинзеля. Ключи вот тут в вазочке. Подгребай и как можно быстрей, а то как бельмо у всех на виду джип этот.

Я вернулся к себе в кабинет.

– А где сегодня Фрося? – спросил я Батищева: он что-то подсчитывал с калькулятором в руках.

– У Аскольда будущую передовицу обсуждают. Обзорную, по итогам выборной кампании. Ну и благодарить будут нашего избирателя.

– А меня в это уже как бы и не надо посвящать? Мавр свое дело сделал.

– Сделал, капитан, – досадливо взглянул Руслан. – У тебя есть сегодня работа?

– До обеда в Общественной приемной Челноков.

– Ну и хорошо, проведай Анюту. Старик, расслабься, пользуйся моментом, пока нет этой бестии.

«Тогда на дачу», – подумал я.

Ашота забрала Фрося, так что до места стоянки моих «Жигулей» в автошколе пришлось стреножить частника. И вот я уже мчусь к месту дислокации полковника Чудова и его джипа. Может, он уже и вернулся после прогулки на велосипеде марки ХВЗ. Пустил волну – чего ему закрывать дом если он по месту? Может, и затерялся где на нашенских-то красотах. Денек солнечный, редкое по февралю тепло.

Пахомыч ждал меня у джипа.

– Хорошо, что день будний. Людей почти нет. – Как-то заговорчески осматриваясь, проговорил Пахомыч, и пожал мне руку. – Надо бы этого иноземца спрятать с глаз долой. А то, как бельмо.

– А куда, Кондратий Пахомович? – досадливо повел я головой.

– Как куда? – так и удивился сторож. – В гараж к Кинзелю. Я ж сказал. А ключики от этой лайбы преспокойно в вазочке на тумбочке лежали. Ты сможешь на ней-то?

– Смогу, наверное, – улыбнулся я. Вид у старика был какой-то взъерошенный и встревоженный одновременно.

– Ну тогда заводи.

– Так сразу. А кто такой Кинзель? – спросил я.

– Ты что, Льва Абрамовича Кинзеля не знаешь, бывшего директора мясокомбината? А, небось, деликатесную колбаску вкушал?

– Вкушал, только на ней не было написано, что она от Кинзеля. По-моему, мясокомбинат прибрали к рукам люди Главы. Он-то на ладан дышал. А где ж сам хозяин-то? – Я открыл джип и сел за руль. Старик устроился рядом.

– Кинзель-то? С семейством в Израиле. Денежку кое-какую поимел от продажи своего хозяйства и – к братцу на энту самую Землю обетованную. А на гараж и на дачный участок желающих пока не нашлось. Он меня, как бы поверенным оставил. А гараж хороший, капитальный, с подвалом. Я иногда туда пускал постояльцев, так, по мелочи, платили. В сезон, – рассказал Пахомыч по ходу движения историю гаража Кинзеля. Он потом долго возился с гаражным замком, поржавел за зиму, открыл, наконец.

– Въезжай, – пригласил.

Я легко вставил джип. Вышел.

– А тебе не хочется джипок этот малость обследовать? – спросил Пахомыч, хитровато поблескивая глазками.

– Нехорошо. А вдруг хозяин объявится? – не согласился я.

– Вот чует мое сердце: что-то тут не так. По-моему дружок твой, военный, уже не объявится. Все сроки прошли. Погиб он в той аварии. Господь убрал его с твоей дороги. Да мы так, аккуратненько, если что, не догадается. Давай, а? – настаивал старик.

– Ладно, – неохотно согласился я и заглянул в бардачок. Ну вот водительское удостоверение на имя Чудова. И его паспорт, все нормально.

– А ты не торопись, давай глубже копнем. Я нутром чую, что-то тут не так, – решительно заявил старик и принялся за работу.

Открыли багажник. В полиэтиленовых сумках спальный мешок. Теплое нательное белье. Одеяло. Пластмассовая канистра с водой и алюминиевая с бензином. В рюкзаке одежда, обувь.

– А хорошо упаковался. На дорожку дальнюю. Весь гардероб захватил. Эт что ж за командировка такая, на Магадан, – хохотнул сторож. – Бизнесмен, говоришь? Эха! Бизнесмены в самолетах летают, в крайнем случае, на скором, в вагоне люкс. А так ездят ребятишки определенной квалификации, – смял лоб в гармошку Пахомыч. – Чтоб не светиться.

– Вы что имеете в виду? – кажется я начал догадываться.

– Уберег-то тебя Господь, – по-моему Пахомыч вошел в азарт. – Вот еще маленько пошукаем и что-нибудь нарисуется. Давай снимать заднее сидение. И спинку.

– А вы уверены, что там что-то будет? – все-таки я не мог согласиться «с разбоем». Полковник Чудов, фронтовой товарищ?! Господи, разбудите меня.

А Пахомыч уже снимал сидение. Управлялся он ловко, со знанием дела. Вытащили. Под суконной накидкой в чехле снайперская винтовка в  кожаном чехле, тут же рядом в футляре пистолет с глушителем. Пачки патронов. В пластмассовой коробочке ампулы без маркировок и таблетки. Отдельно шприцы.

– Ух ты! Я только в кино такое видывал, – воскликнул Пахомыч. – Жить Лексеич будешь долго. Матушка-спасительница тебя сберегла. Вот и бросила твоего дружка под колеса. Ничего вытаскивать не будем. Там точно отпечатки пальцев.

Я, кажется, не слышал старика. Все плыло перед глазами. Чудов! Чудов! Неужели так может разрушить душу жажда денег?!

– А вот и денюжки, – воскликнул Пахомыч. – Доллары. Как еще бабушка моя в чулок прятала. За сколько ж сребреников он тебя продал? Посчитаю.

Я не могу придти в себя. Как же это – Чудов – и киллер. Перед глазами так и запрыгали картинки Афгана. Какие-то партсобрания. Застолья, «таблетка» моя, наконец. Не зря, значит, панику подняли мои друзья. Особенно Фрося.

– Ну хватит, приди в себя, командир, тронул меня за плечо Пахомыч. – Дешево они тебя продали, за двадцать штук зелененьких.

– А может – это аванс, – едва только и молвил я.

– Тогда здесь должна быть расписка. Тут Пахомыч начал опять все перетряхивать и, наконец, нашел пакет с фотографиями. В основном незнакомых лиц. Но была одна и моя. Из серии, что снимал «мальчик с пальчик». Здесь же были и паспорта на имя Филимонова Андрея Ивановича и Степина Александра Гавриловича. И водительские удостоверения с этими же фамилиями. И везде фото Чудова.

– Да у него тут целый подряд! – воскликнул Пахомыч. – Приехал твой полковник наш южный куст «окучивать». Вот посмотри. По-моему это и есть страховка.

Он подал мне мою фотографию На обратной стороне в уголке стояла подпись Главы.

– Она. Не сомневайся. Стрельнул, привез фотографию, получил деньги. Остаток. – Весело рассудил сторож. Да ты как будто и не слышишь меня. – Возьми ее на память.

– А может он со мной договорился б? И лапшу тому бесу?

– У таких лапши не бывает. Не тот клиент. Все нехристь рассчитала, кроме Господа нашего.

Я тупо взирал на весь этот арсенал. Сказать было нечего.

– Соберись, офицер. Бог отвел. Если б всегда побеждало зло и жизни б не было. Тебе б сейчас  коньячку шарахнуть за второе рождение. Только ты об этом никому. Зачем? Забудь, как дурной сон.

– Уже забыл. Только, что будем делать с джипом? И со всем этим богатством? – спросил я.

– Деньги, они и есть деньги – это тебе за моральный ущерб, – самодовольно хихикнул Пахомыч. – А всю эту мутоту, – он обвел рукою салон, – лучше всего с дамбы на карьере ТЭЦ. И концы в воду! Подъезд там есть. Толкнем. Жалко, конечно тачку, но шкуру свою жальче будет. Как будто ничего и не было.

– Сейчас, наверное, менты копытами бьют. Ищут концы. Страхуется хозяин, а вдруг подпись всплывет – это же покушение на убийство. Тюрьма, тут и папец не поможет. Вся оппозиция на рога встанет. Организация заказного преступления. Да еще и политического, – сказал я. – Любопытно, как же он меня хотел грохнуть. Глаза в глаза?

– Вряд ли. Ты же сослуживец, сам к нему в руки пошел с этой дачкой. Глаза в глаза стрелять человека, с которым воевал – это ж против всех человеческих и партийных принципов. Подсыпал бы снотворного и укольчик какой-нибудь. У него ж на любой случай подарки. А потом – пожарчик. Как бы от камина. И пока мы «ах, ах» с водой тут напрягались, что б пробиться, извини к трупу, а улики тю-тю. Похоронили б тебя с почестями. Несчастный случай. Хитер твой противник, ух и хитер, но на каждую хитрую задницу есть что-то с винтом. Ты же знаешь. Все под Богом.

– Но вот как после этого жить на свете?! Извини, творить добро…

– Эка ты хватил. Добро. Ты не Христос. Просто жить. Не задумывайся, не рой в себя глубоко. Не время. Ты беги к себе. То что дружбан твой в аварию попал, к гадалке не ходи. Уже давно нарисовался б…

– А, может, уже и приехал. В панику ударился – джипа нет.

– Ну, тут бы шума много было. Пойду на всякий случай, схожу.

Пахомыч вышел из гаража. Я в его отсутствие все уложил на место. Оставил только снайперскую винтовку в чехле с обоймой патронов. Под чехлом на стволе определенно пальчики Чудова.

Вернулся Пахомыч.

– Пусто. Вот чует мое сердце, что этот дружбан твой погиб в аварии, которую я видел.

– Не дружбан, сослуживец, – поправил я.

– Ну так, как? Во сколько тебя ждать? Как стемнеет. Надо же это чудо убрать с глаз долой…

– Часиков на девять.

– Идет. А  винт зачем берешь? Ты что еще удумал? – спросил меня сторож.

– На память. Здесь отпечатки киллера. И фотография моя девять на двенадцать с автографом Главы. Вот и будет у меня страховка, – нарисовал я улыбку. – От всех чертей вместе взятых.

– Ох, что-то ты темнишь, парень. Такие улики?! Гляди. Крови на ней много.

… С дачи я сразу поехал к Анюте и встретился, наконец, с лечащим врачом Аркадием Семеновичем Войковым. Он поздоровался со мной за руку и, кажется, не старался скрывать своей озабоченности.

– Пойдемте, я вас проведу к ней, – просто сказал он.

Анюта взглянула на меня пусто.

– Анечка ты узнаешь меня? – подался я к ней, но врач меня придержал.

– Не надо. Без эмоций. У нее и своих хватает.

Аня вдруг сползла с кровати  упала передо мной на колени. Она обхватила мои ноги и зарыдала.

Мы с доктором переглянулись. Он показал рукой: «пусть». Потом я поднял Анюту и поцеловал в губы. Она была рыхлой и скользкой как желе. Я посадил ее опять на кровать и только и сказал: «Анечка, родная моя». Тут Анюта взглянула на меня с нездоровым, каким-то очень агрессивным блеском в глазах, вскрикнула:

– Убирайся.

Спокойно легла и отвернулась к стене.

Мы вышли.

– Уже чуть лучше, – сказал доктор. – Она вас узнала, реагирует.

– Неужели шизофрения, Аркадий Семенович? – спросил я.

– Элементы бывают. Редкий по качеству психоз. Она не может адаптировать себя к потере. Нужно время. Терпите, друг  мой. Все в конечном итоге от Бога. Я стараюсь не грузить ее нейролептиками. Такой щадящий режим. Будем наблюдать. А вдруг случится чудо?! Такое бывало.

– Извините. Спасибо.

– Да за что, спасибо-то, – как-то усовестился доктор. – Будем делать все возможное и невозможное…

Мы пожали друг другу руки и расстались.