Текст книги "Дыхание Голгофы"

Автор книги: Владимир Барвенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– Давно, – ответил я, ловя сейчас себя на досаде.

– Давай завтра прямо с утра съездим на кладбище. Три дня только прошло. Не могу. Я за тобой заеду.

Галя опять заплакала.

Мимо ходили больные, санитарки, медсестры. И по-моему старались не смотреть на нас. Не мешать…

Вечером, вернувшись из штаба домой, меня встретила Анюта и сразу протянула записку. Она смотрела на меня с печальным любопытством. «Умер папа. Гаврош, позвони. Галя»

– Ты где ее нашла?

– В ящике, случайно. Ее видно не было. Я заглянула так, на всякий случай.

– Поздно. Три дня, как похоронили. Я только сегодня узнал на встрече с врачами.

– Нехорошо получилось, – сказала Анюта…

А утром следующего дня Галя заехала за мной в штаб на своей служебной «Волге». По пути на кладбище мы купили цветы. Я немножко убрал могилу Маришки, носовым платком протер фото на памятнике. Холмик тестя был аккуратно заставлен венками и только огромный прогребальный букет с лентой от командования округом у портрета бравого офицера выбивался из общей массы и виден был издалека. Галя заглянула мне в глаза и хрипло, на остатках слез, сказала:

– Как же тяжело терять близкого человека.

 

17

Я уже заканчивал встречу с работниками автобазы, когда в зале появился Батищев. Я только взглянул на него и сразу понял: «Что-то случилось». На все наши мероприятия во второй половине кампании Руслан ездил редко. Да и не было в этом необходимости – Ашот и Фрося – вполне достаточно. Длинный шлейф имиджмейкеров и воздыхателей позволял себе только Глава.

Я наскоро попрощался с людьми и почти сбежал со сцены. «Что-то с Аней», – так и стрельнуло в мозг.

– Только что звонил в штаб какой-то мужик с вашей дачи, сказал, чтоб забрали твою жену, – ошарашил меня Руслан.

– Анюту?! – удивился я. Колкий озноб так и пробежал по телу. – Она жива?

– Ты что, капитан?! Конечно, жива, – спокойно ответил Руслан.

Тут подошла Ефросинья Карловна, спросила настороженно:

– Что случилось, Руслан Георгиевич?

– Ничего. Все потом. Нам надо срочно отъехать. По делу. Ашот вас довезет в штаб. Встречи на сегодня отменить.

Тут Фрося взглянула на меня и едва молвила:

– Понимаю…

– Каким боком Анюта оказалась на даче? И разговора такого не было, – сокрушался я, пока Батищев, ловко лавируя по груженому в полуденный час центру, выгонял машину на загородное шоссе.

– Да успокойся ты, не бери в голову. Хорошая погодка стоит. Вот и решила барышня свежим воздухом подышать. Вызвала такси, – пытался утешить меня Руслан. – А может и звонила. Тебя-то нет.

– Не предупредив меня? Это на нее не похоже. Восьмой месяц беременности, тряска. Представляешь, что может быть?

– Ну, давай фантазируй, доктор. Раньше крестьянские бабы до упора в поле работали. Бывало, и рожали там же.

– Меня-то не агитируй, – едва ли не психанул я.

– А ты не думай, хрен знает о чем. Сказали забрать просто домой, а не куда-то еще…

Впрочем, разговоры не мешали Руслану удерживать стрелку спидометра на отметке «сто» и я уловил себя на том, что даже не заметил, как мы оказались за городом. «А если это акт мести?» – вдруг вспомнил я качков под стволом.

– И давай, капитан, без крайностей, – пытаясь изо всех сил убрать из глаз тревогу, торопился утешить меня Руслан.

– Ты знаешь, а это может быть и месть, – проговорил я. – В прошлое воскресенье на меня на даче напали, уроды. Предлагали мне подписать бумагу на отречение.

– Нет, ты это серьезно? На снятие кандидатуры? – в глазах Руслана изумление переплавилось в гнев. Он крепко выругался. – И ты об этом никому ни слова?! Ну, ладно Фрося, она-то уж коробочку откроет, но мне… такой факт? Ты что?!

-… Да сам я разобрался с ними. На колени поставил.

– Ух ты?! Неужели, доктор? – не поверил Батищев. – И чем же ты их наказал? Скальпелем? Тут ты меня удивил.

– Ну, положим не скальпелем, а твоим подарком – Винчестером. И к слову будет сказано, я – офицер.

– Интересно посмотреть бы на эту шпану, – все-таки сомневался Руслан.

– Нормальные качки. Она не ожидали, что я их стволом встречу. А когда брякнул в сердцах, что пожалуюсь Мирону они и вовсе обмочились. На колени попадали. «Не губи, военный». Так что я решил уронить этот эпизод.

– А Мирон-то с какого боку? – не понял майор.

– Не знаю. Как-то вырвалось и сам не понял. Ну ты бы их видел. Так испугались, засранцы.

– Тем более не думаю, что после твоего знакомства с Мироном, кто-то может посягнуть на тебя и твое семейство. Скорее всего не рассчитала Анюта, протряслась в дороге. Испугалась, вот и позвала на помощь. А может и соскучилась. Погодка-то стоит весенняя. Солнышко…

– Дай-то Бог, – сказал я, ловя себя на какой-то вдруг безысходности.

У въезда на стоянку нас встретил сосед по прозвищу Чабан – коренастый мужичок в шерстяном спортивном костюме и фуражке. Вообще-то его звали Иван Семенович Чабанов. Он работал каким-то средним начальником в Управлении железной дороги. Дружба у нас как-то не завязалась. Но перебрасывались по соседству в сезон парой-тройкой фраз. И каждый потом себе.

– Это я вам звонил. Вот стою вас поджидаю…

– Что с ней? – пожимая его руку, спросил я.

– Да ничего, уже лучше. Пьяные мерзавцы приехали, веранду вашу разгромили и кролов порвали. Никогда такой дикости у нас не было, – сказал сосед, увлекая нас вглубь к дому. – Я как раз «Новости» смотрел по телевизору. Слышу, какой-то шум у соседа. Вышел, но только и заметил, как негодяи бежали к машине, кажется синий «жигуль».

– А сторож? – спросил я.

– Пахомыч? А вот ему крепко досталось. Они там, в доме. Супруга ваша кричать стала, а он как раз к вам шел кроликов кормить, ну и встретились. – Тут Иван Семенович посмотрел на меня с досадой. – Кто ж отпускает в таком положении дамочек?

– Вот и мы ж про то, – ответил за меня Руслан.

Тут у дома мы невольно от ужаса остановились. Гордость дома – огромные стекла веранды были напрочь разбиты. Но это еще что?! На сучьях деревьев болтались кролы со вспоротыми животами, здесь же под ногами дергалась в предсмертных судорогах мелюзга.

– Надо бы сообщить в органы, – сказал Чабан.

– Конечно, надо, – охотно согласился Руслан. – У вас, я понял, есть телефон. Звоните, вызывайте наряд. Пусть все официально зарегистрируют. – И мне: – Ну, сука, он у меня не отвертится. И Аскольду будет работа. Пусть это все сфотографирует. Похоже, у нашего оппонента крышу снесло.

… Анюта сидела на диване, обхватив голову руками. Лицо и одежда были перепачканы кровью. Увидев меня, она тяжело оторвалась от дивана и бросилась с рыданием мне на шею. Ее била судорога. Она что-то хотела мне сказать, но душили слезы.

– Негодяи, сволочи, – прохрипел сторож и тут я его только и заметил.

Он сидел у камина, на краешке кресла и как-то неловко, боком. Лицо его было в ссадинах, а из разбитой губы сочилась кровь.

От нервного потрясения мне перехватило дыхание. Слова завязли. Да и что тут можно было сказать?!

– Ну все, все, Анечка, успокойся, моя хорошая, – едва только и вышло у меня.

– Это ты во всем виноват, – вдруг оттолкнув меня, прохрипела Анюта. – Зачем ты меня сюда позвал?

– Я звал?! С чего ты взяла? – едва ли не заорал я от удивления.

Тут вмешался Руслан.

– Так. Все успокоились. Анечка, давай по порядку. Как ты здесь оказалась?

– Обыкновенно. Позвонила диспетчер таксопарка и сказала, что ваш муж, то есть, вот он, – тут она стукнула мне кулачком в грудь… – заказал мне такси на дачу. Он вас там уже ждет. Встречайте. Ну, я подумала, хорошая погода, а почему бы и нет?

– Куда? Какая тебе дача?! – так и воскликнул я. – А позвонить в штаб?

– Зачем? Если ты уже там на даче, и ждешь меня? – удивилась Анюта. Мне и в голову не пришло.

– Логично, – спокойно согласился Руслан и только повел в усмешке бровями. – Развели нас, как лохов. А как он выглядел? Таксист этот.

– Такой невзрачный мужичек лет тридцати пяти в серой фуражке. Я лицо его толком не разглядела, кажется, усики были. Он что-то сказал про погоду, что чудный такой денек и весной пахнет.

– Прямо лирик, а не бандит, – заметил Руслан. – Номера машины ты, конечно, не запомнила?

– И не подумала. Пока ехали, он мне про свою жену рассказывал – какая она была хорошая, ну, когда ходила беременная и как потом двойню родила. – Тут вдруг Анюта сделала паузу, задумалась на миг и воскликнула: – Господи, какая же я дура! Сразу не догадалась. Он меня так уверенно вез на дачу, как будто всегда ездил. И даже не спросил, где повернуть и к какому участку подъехать. Я полезла за деньгами. А он сказал: «Не надо, за все уплачено».

– Ну, таксиста проверим. Какая, кстати, машина была? – спросил Руслан.

– Зеленая «Волга». Старенькая. А этих, что напали, было трое. Они были в масках. Я начала растапливать камин, ну, думала, муженек мой опаздывает и вот вышла на веранду за дровами, а они влипли в окна. Так внезапно… эти маски. Я очень испугалась, закричала, конечно. И вот он – Пахомыч.

– А я и рта не успел открыть. Сразу мне по мордам и слева и справа. Потом свалили и ногами буцали. Дышать больно, наверное, ребра поломали, – подхватил сторож. – И крушить все стали. А тут увидели клетки с кроликами, изуверы. Я их из комнаты на веранду вынес, как потеплело. Уж больно дух нехороший накопился в доме. Ну они и нашли забаву. Ножами стали вспарывать и нас кровью обмазывать. А скотина дергается… Страх божий. А эти улюлюкают, ржут, пьяные твари… И ни слова. Налетели, как ураган. По-моему, их сосед спугнул…

– Сейчас милиция приедет, – вошел в комнату Чабанов. – Еле дозвонился.

– Так, Анюту мы забираем. Ее надо срочно в больницу, – распорядился Батищев и обратился к Пахомычу. – А вас очень прошу – дождитесь оперов. Все расскажите им подробно и с ними в больницу.

– Обо мне не переживайте. Я как-нибудь. Позвоню напарнику, чтоб сменил меня. Только вот отхворал и опять, – сказал в сердцах сторож.

– Вам надо обязательно обследоваться. Мало ли что, Кондратий Пахомович? Не шутите с этим. Это я вам говорю, как доктор. И спасибо, конечно.

Я обнял старика. Пахомыч растрогался, пустил слезу.

– Береги супругу свою. Обо мне не думайте. А негодяев этих поймать бы надо. Извините меня, офицеры, здесь дело, похоже, не только уголовное, но и политическое.

– И не убирайте здесь пока ничего, до приезда опергруппы и нашего корреспондента. – Пусть люди знают, – распорядился Батищев, пожимая руки Пахомычу и нашему соседу.

… Я сел с Анютой на заднее сиденье. Она положила голову мне на грудь. Руслан сказал с досадой:

– Сейчас бы стресс снять, по горячим следам. Всегда возил коньяк, а тут вчера в гараж отгонял машину ну, и с соседом – по рюмке да другой…

От пережитого Анюту потянуло в сон и, кажется, я тоже задремал.

– Ну что, в гинекологию? – спросил Руслан в городе.

– Не надо. Я так устала. Спать хочу. Да все нормально. Везите нас домой, – сказала Анюта.

Я кивнул в знак согласия.

Руслан отвез нас домой и, пожимая мне руку, произнес виновато:

– Если бы я знал, какой ценой достанется путевка во власть, никогда б не подписался. Извини, друже. По-моему, теперь у него цель – поставить нас на колени.

Я ничего не ответил. Только вдруг с ужасом подумал, что это еще не все.

… Потом, уже без меня Батищев заедет в редакцию к Аскольду. В трех словах расскажет о происшествии и поставит задачу. Но доберется до места редактор, когда там уже будет милиция. Однако, знакомый опер разрешит Аскольду отснять материал. И на следующий день в нашей газете «Вместе» на первой полосе, над броским заголовком «Кто стоит за актом насилия и вандализма?» появится статья о посягательстве на жизнь беременной женщины в дачном кооперативе и жестоком избиении сторожа. «Преступники обманным путем вынудили хозяйку Анну Апраксину, жену нашего уважаемого кандидата, приехать на дачу и устроили зверство». И т.д. и т.п. В подтверждение – фото разбитой веранды и окровавленные трупы животных, подвешенных на сучьях деревьев.

И сразу же к нашему штабу потянулся народ, а телефоны не умолкали. Ответ держали Ефросинья Карловна и Антипов практически на один и тот же вопрос: «Как вы такое могли допустить?» Фотографии и текст подхватили ряд оппозиционных газет. Однако официальная   пресса «глубокого» интереса не проявила, ограничившись информацией. Действующий Глава города выразил своему оппоненту сочувствие и, разумеется, взял расследование «под свой личный контроль». Такое заявление по областным каналам радио и телевидения он сделал, но не сразу. Конечно, его тотчас подхватили периодические издания. С Фросей вообще случилась истерика – она метала громы и молнии в мой адрес и называла меня «политически наивным мальчишкой, которому постоянно нужна нянька». Хотя я себя категорически таковым не считал. Ну хоть убей, в случившемся не было и грамма моей вины. Тем более, что о моей «горячей» встрече с этими «засланцами» Главы Фрося не знала. Тут я, в который уж раз пожалел, что не взял тогда у этой шпаны текст своего «отречения».

Сутки я пробыл с Анютой. Из них добрых три четверти Анюта спала. И слава Богу, кажется, в румянце на ее щеках я не находил угрозы для здоровья. Все было, как всегда. «Надо бы в храм сходить, поставить свечи. Спас нас Господь», – как-то шепнула мне Анюта. Но предложение затерялось и ничего, кажется, не предвещало беды.

А через день после случившегося у нас в штабе появился дознаватель, капитан милиции Александр Федорович Ништяк. Я попросил его не трогать мою жену и все, что знал, в деталях ему рассказал. Меня поддерживал Руслан. Личность нападавших никак нельзя было установить – они-то были в масках. Оставался водитель зеленой «Волги». Тут я очень осторожно провел беседу с Анютой и она вспомнила дополнительные «штрихи к портрету» и одежду таксиста. Впрочем, его, как «главного подозреваемого», по приметам отыскали без усилий. Да он и не прятался. Место его постоянной дислокации оказалось у городского рынка. Им был некто Осипов  Валерий Петрович. Его сфотографировали и для уточнения показали фото моей жене.

– Он. Вот и усики, – сразу узнала его Анюта.

Осипова задержали и привезли в отделение. Он был удивлен и возмущен одновременно.

Он категорически настаивал, что никакой диспетчер ему заказа не выдавал. Просто появился клиент, очень прилично одетый, в дубленке, молодой человек. Из «особых примет» – оптические очки-хамелеоны. А так, кожаное кепи. Дальше, не помнит. И предложил отвезти свою жену на дачу. Дал адрес откуда забрать мою Анюту, а также подробно рассказал, как добраться до самого места. Но так как водитель частенько возил клиентов в известный дачный район, он легко нашел пункт назначения. Осипов не стал скрывать, что заказчик щедро оплатил проезд. «Это же сюрприз». На вопрос, чем мотивировалось диспетчеру выпавшее время, водитель спокойно объяснил: «Сейчас таких строгостей, как было раньше, нет. Главное – сдать выручку не ниже установленного размера. Таксистам тоже жить охота». А забирал очень просто, как всегда – подъехал к дому, дамочка вышла. Села на заднее сидение и поехали.

После допроса взяли у этого Осипова подписку о невыезде на время следствия и отпустили с миром.

– Осталась малость – найти диспетчера, – сказал этот Ништяк. – Хотя, я полагаю, организатора преступления не составило труда с любого телефона позвонить вам на квартиру, гражданин Апраксин. Нашли девицу, а-ля – диспетчер, и та «оформила заказ» от имени и по поручению. Она могла какую угодно лапшу на уши навешать. В том числе и то, что муженек уже ждет ее там, на даче, с цветами и шампанским. И что за все уже заплачено. А позвонить мужу? Кому в голову придет, если он уже там. Да и такой неожиданный сюрприз.

– Кстати, жена моя еще вспомнила, что вначале был звонок, она подняла трубку, но никто не ответил, – заметил я.

– Все правильно. Надо же было узнать, дома хозяйка или нет, – объяснил следователь.

– Ну и что ж теперь будем делать? – спросил я, чувствуя себя, если не деморализованным в этот момент, то уж точно близким к этому. – Тупик?

– Были, капитан, дела и посерьезнее. Это так, пустяки, – уверенно заявил следователь. – Вначале найдем шпану, которая устроила весь этот беспредел. Я полагаю, это братва из криминальной группировки Артема Колоды. Они за бабки на любую мерзость готовы. Потрясем их, где-то и ухватим ниточку. Ну, а вам остается ждать и делать свое дело.

… После ухода из нашего штаба этого Ништяка Александра Федоровича, Батищев проговорил потерянно:

– Знаю я этих муроводов. Если и найдут, спишут на какую-нибудь хулиганку. Или будут резину тянуть.  Менты еще под Витьком ходят. А то и вовсе спустят на тормозах. Мы можем докопаться до сути сам знаешь, когда...

Я промолчал. Как же не знать, «когда, само-собой, стану хозяином». И тут, вдруг я почувствовал себя напрочь разбитым и выжатым, как известный плод цитрусовых.

… Утром я отвез Анюту к родителям и теперь уж до конца избирательной кампании. Конечно, я пожалел, что не сделал этого раньше. Тревога не проходила. А когда приехал в штаб, меня позвала к телефону Лили. В трубке я услышал хрипловатый голос Пахомыча.

– Как там Анюта? – спросил он сразу без приветствия.

– Да вроде обошлось. Отправил к родителям… – ответил я.–  А как вы?

– Ну и правильно, там ей спокойнее будет. А меня врачи потискали малость, послушали, рентген сделали. И написали заключение. Ушибы, легкое сотрясение мозга и так, по мелочи. Трещин и переломов нет. Предложили лечь, но я наотрез отказался. Ну приписали лекарства. Таблетки и растирки, и я отвалил абсолютно здоровый как из санатория. А тело где болело, там и болит…

– Надо было лечь в отделение, серьезно обследоваться, – что-то засомневался я в заключении. – А болит-то что?

– А все по-немножку. Они там со мной сильно не церемонились, в больничке этой.

– Следователь был? – спросил я.

– Какой следователь, господь с тобой? В общем день – другой полежу и на сторожку. А то  напарник мой уже волком на меня смотрит. Ну бывай здоров. Ежели какая будет новость, я позвоню… да надо бы рамы застеклить… Нехорошо, ветер гуляет. Я резаных кролов напарнику отдал, часть себе взял, часть людям. Извини, что у тебя не спросили. Но я так думаю, когда тебе сейчас ими заниматься?

– Я тоже так думаю. Спасибо, Пахомыч. Выздоравливайте, – сказал я и вернул трубку Лили.

… На очередном заседании штаба решено было усилить мою… охрану. Одного вооруженного Ашота Фросе показалось мало. Я попытался было возразить, Анюта-то у родителей…

– А ты один. Герой! – психанула Фрося. – И так наломали дров. Вы что не видите бандитского беспредела в стране? Человеческая жизнь гроша ломаного не стоит. Определитесь с жильем и охрана будет дежурить под окном круглосуточно.

– Я уже определился. В общаге тоска зеленая. А в квартире без Анюты, хоть в петлю лезь, – сказал я.

– Значит, в новое жилье…, – опередил меня Антипов. – В Черемушках.

– Ну да, на Урицкого. Супротив Главы, – подтвердил я с усмешкой. – Там не сильно комфортно, но вода горячая есть и в душу ничего лезть не будет. Правда, без связи.

– Завтра подъедет на своей наш новый сотрудник Харитон. Я вас познакомлю, – сказал Руслан. – Он днем и ночью будет при тебе. Им теперь ничего не остается, как завалить тебя.

– Спасибо за перспективу, – мрачно изрек я.

– На войне как на войне, – поддержал Батищева Антипов.

– И еще пару слов, – сделал попытку улыбнуться Руслан. – Господа-товарищи офицеры и уважаемые сотрудники. Вчера был наш праздник. День вывода войск из Афганистана. Дела задолбали, я о нем вспомнил только сегодня. Я хотел по рюмке, но раздумал: потом, когда наступят лучшие времена.

– А они наступят? – как-то потеряно спросил я.

– Наступят. За  все хорошее в этой стране надо биться. У нас, у русских счастья без крови не бывает. Хотя его не бывает и с кровью, так я думаю. Давайте просто помянем погибших товарищей стоя.

И уже вечером, провожая меня с Ашотом домой, Батищев сказал:

– Завтра с утра поеду к тебе на дачу с рабочими. Отвезу стекло. Пусть твою веранду приведут в порядок.

Я подал ключ.

– Это от входной двери в дом. На всякий случай. Будет где чай попить. А дверь веранды никто не запирал. Когда сделают, закроете. Спасибо тебе, друже, – поблагодарил я Руслана и пожал его руку.

…. Новый сотрудник Харитон – детина двухметрового роста, бывший десантник, с наспех вырубленным лицом и снисходительной усмешкой в глубоко посаженных серых глазах оказался молчуном, которому, казалось, все по фигу. Рядом с ним я себя чувствовал слабым и неуверенным. Он так и ходил за мной следом, изо всех сил пытаясь прятать себя от меня, не мешать. Иногда у него это получалось. А его фамилия, но просто вызывала восторг: Осина! Батищев как-то сострил ему вслед: «Там что-то перепутали. Не Осина, а Дубина. Прости меня, господи».

Встречи стали реже. И если откровенно, я почувствовал, что теряю к ним интерес. Кураж и ярость остались позади. Но разбор полетов Ефросинья Карловна упорно продолжала и иной раз допоздна. Пытаясь «освежить дыхание» для заключительного броска. В один из таких поздних вечеров в штаб позвонила Анюта.

– Что случилось? – спросил я, почувствовав тревогу.

– Гаврик, у меня кажется, начали отходить воды и очень болит живот. Я боюсь. – Анюта зарыдала. -… Точно так было и в тот раз, когда родился у меня мертвый.

– Сейчас я вызову скорую. Не паникуй. И сам приеду, – чувствуя, как к горлу пополз знакомый ком.

– Давайте мне телефон. Я сама вызову скорую, поезжайте, – откровенно испугалась Фрося.

Я дал ей адрес родителей для скорой и на всякий случай их телефон, прыгнул в «девятку» Харитона и мы помчались к Анюте. Мы приехали одновременно с неотложкой. Анюта полулежала на кровати и, увидев  меня, заплакала.

– Лишних попрошу выйти из комнаты, – приказал пожилой доктор.

– Он не лишний, он муж и врач, – услышал я за спиной знакомый голос. Это была медсестра Милана.

Мы поздоровались за руку как старые друзья.

– Не переживайте, Гавриил Алексеевич. Все будет хорошо, – сказала она.

Тут я вздохнул и почувствовал на глазах слезы. А между тем моя жена рассказывала доктору, что это у нее вторые роды и такие же преждевременные. И тоже был стресс. Срок чуть больше семи месяцев.

– Успокойтесь, мамочка. Раз на раз не приходится, – как мог утешил ее доктор и взглянул на меня внимательно и мрачно.

Теща подала мне сумочку с вещами и слеза выкатилась у нее из глаза.

В приемном покое родильного отделения нас встретил врач – мужчина моих лет – эдакий здоровяк с открытыми по локоть ручищами. Осмотрев Анюту, он вышел ко мне и сказал, едва улыбнувшись:

– А я ее помню. Давненько, правда. Я принимал у нее роды. Очень проблемные. Я тогда после института только пришел в отделение. Кажется, ее парень также был военным. Погиб…

– Ну я, как видите, живой, – нелепо пошутил я. – Второй раз на один и те же грабли. Понимаю.

– Да-да. Так получается. Но вы же сами медик, знаете, раз на раз не приходится. Все сделаем по науке, – как-то неискренне улыбнулся доктор и я почувствовал тревогу.

В это время санитарки укладывали мою Анюту на каталку. Я подошел ближе, она жадно схватила мою руку.

– Что б ни случилось, Гаврюша, родной мой, победи. Я тебя прошу, победи! Обещай мне…

– Господи, Анечка! О чем ты думаешь? Все будет хорошо, – я поцеловал ее в губы и прошептал: «Конечно, все будет хорошо».

Я остался в отделении. Дежурная сестричка, яркая брюнетка, предложила прилечь на кушетку. Я поблагодарил ее, и едва коснувшись подголовника, мгновенно рухнул в сон. И тотчас перед глазами возникла тесная пасть кабины моей «Таблетки» и развороченное в крике лицо Чудова «Ду-у-хи!» И следом разрывы снарядов – такие плотные огненные пузыри. Тут вдруг появляется старик с лицом Рериха  и Маришка:

– Папа, пойдем с нами. Тут хорошо. А Рерих счастливо улыбается и держит на руках ребенка. Он протягивает его мне, почти сует и смеется: «Мальчик, на тебя похож». Я наклоняюсь и вижу изуродованное, в крови лицо Анюты.

Я вскрикиваю от ужаса и открываю глаза. И мгновенно осознаю явь. Сердце вот-вот выпорхнет из груди, к горлу подступает тошнота, та самая, горькая и вязкая Афганская муть. А вокруг пусто. В черном окне, в далекой его глубине вязнет голубоватая бороздка рассвета. Я автоматически гляжу на часы. Шестой. Я один. Вокруг ни души.

Я встаю с кушетки в полной готовности куда-то идти, бежать. «Должен же тут кто-то быть. Черт возьми, кто-нибудь скажет, что с моей Анютой?!» Но тут как из небытия возникает эта брюнетка – сестрица.

– Она жива с ней все в порядке, – отворачивает она взгляд.

– А ребенок, он умер?! – кричу я.

Но девица молчит.  Потом, как бы спохватившись, говорит бегло, как отстреливается: «Доктор выйдет. Он все скажет, скажет». И воротит лицо.

Тут, наконец, появляется доктор. Все заторможено, вязко, как-будто чудовищный сон продолжается.

– К сожалению… Ничего  нельзя было сделать. Спасти ребенка не удалось. Мальчик. Гипоксия, коллега. А с супругой все нормально. Она спит.

– Она спит и не знает, что ребенка нет. О господи, разбудите меня, – срываюсь я в горьком плаче. Доктор сует мне полстакана прозрачной жидкости, почти заливает в меня этот спирт. И укладывает на кушетку. А очнувшись, уже при свете дня, я вижу пред собой Галю. Она тотчас предвосхищает мой вопрос:

– Обрадовать, Гаврош, нечем. У нее возникли проблемы с сердцем. Я положила ее в реанимацию. Там у нас лучшие кадры и оборудование. Понаблюдаем. Очень сожалею. А тебе бы надо отдохнуть, Гаврош.

– Нет. Я не могу оставаться один. Тоска задолбает. На людях мне будет легче. Спасибо, – сказал я и пошел к выходу.

Машины Харитона я не нашел. Я тормознул частника и поехал в штаб. Меня встретила Ефросинья Карловна тяжелым взглядом. Конечно, она обо всем знала. А подробности – нужны ли они? В штабе, кажется, колом стояла непривычно гнетущая тишина.

– А у нас еще одна беда, – тихо сказала Фрося и отвернула взгляд. – Харитон разбился сегодня рано утром. За городом.

– Насмерть?! – воскликнул я.

– Нет, слава Богу. Перелом ноги и сильный ушиб грудной клетки. Он сейчас в травматологии. А Руслан поехал в ГАИ разбираться. Но уже известно, что заснул за рулем и врезался в заднее колесо встречного Камаза. У него мама больна. Живет в поселке за городом. Вот он тебя определил и поехал к ней. – Фрося сделала паузу. – Такой тяжелой кампании я что-то не припомню.

– А надо было так напрягать парня? Третьи сутки в машине ночевать под моими окнами. Я приглашал к себе. Ни в какую. «Я привычный». И вообще, все эти охранники – лишнее. Если бы захотели грохнуть…

– Береженого Бог бережет, – перебила Фрося. – Я думаю, надо срочно собрать пресс-конференцию. Все объяснить и обратиться напрямую к избирателю.

Тут Ефросинья Карловна взглянула на меня как-то растерянно и я нашел в ее глазах дикую усталость. Кажется, от той импозантной столичной штучки не осталось и следа. Пожилая, наспех молодящаяся особа взирала на меня, уж если не потерянно, то с отчаянием – точно.

– Как там в песне, – едва усмехнулась Фрося. – «А нам нужна одна победа…»

– «Одна на всех, мы за ценой не постоим», – вяло подхватил я. – И не постояли.

– Я думаю, наша кампания – великий пролог к будущей демократии в России, – заявила Ефросинья Карловна совершенно серьезно. – Мозги у нас азиатские.

…Анюта категорически никого не хотела видеть. Вместе с сердечными препаратами ей кололи и антидепрессанты. Галя жестко запретила мне появляться ей на глаза. Я – дополнительная нагрузка на психику.

– Это же элементарно, Гаврош,  ты – память. Она еще очень слаба. Пока терпит только маму. Сегодня смотрел ее психиатр. Если так будет продолжаться, переведем ее в психиатрию…

– Очень хорошо. К дуракам?! Чтоб у нее совсем крыша поехала, – психанул я.

– Ну, если в роду по прямой линии есть дураки, тогда может быть. Это классика жанра. Обычный психоз, осложненный памятью о прежних неудачных родах. Найдем отдельную палату. Хорошую сиделку. Но это я говорю на крайний случай, – уверенно сказала Галя. – Все будет хорошо.

– Два таких стресса! Первый – когда на даче бандиты напали и вот второй – мертвый ребенок, – встряхнул я головой.

– А как женщины под бомбежками в войну рожали? И близких теряли… Так что успокойся и думай о хорошем.

Она поцеловала меня в щеку и ушла.

Я попросил Ашота бросить меня на базу к Руслану, где теперь стоял мой «Жигуленок» и сел за руль. Мне было теперь совершенно наплевать на преследователей, благо таковых в зеркальце заднего вида я не обнаружил. Игры кончились. Публика ждала крови и она ее получила.

Я заехал в Свято-Троицкий храм и поставил к образам свечи за упокой и за здравие. Меньше всего мне сейчас хотелось встречаться с отцом Олесем – что я ему скажу в свое оправдание?.. Не уберег младенца. Нашу надежду, наше счастье…

Выходя из храма я обнаружил полное отсутствие нищих, а, кажется, они были, когда я заходил. У машины я взглянул на купола. Под синью небес и полуденным солнцем они сияли нарядно, но холодно. И я уловил  себя на том, что боль не притупилась, нет, она стала другой, с оттенком надежды.

Потом я заехал в общежитие, как мог ополоснулся едва теплой в душе водой и переоделся. Тут я вдруг уловил себя на мысли, что никуда не спешу. Я взглянул на массажный, накрытый покрывалом, стол, потом на фото Маришки с мячиком, а затем уж и на свадебный «портрет в интерьере». Но возникшей тоске не суждено было на этот раз дотянуться до сердца – затрещал телефон. А звонил отец.