Текст книги "Дыхание Голгофы"

Автор книги: Владимир Барвенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Это как?! По рюмочке за приезд, – так и заискрились глазки у этой московской фурии.

– Ну, уж это как получится. На земле Тихого Дона по-другому нельзя.

… В гардеробе ресторана я помог гостье освободиться от ее норковой шубейки. И вместе с благодарностью, на лице ее блеснула, наконец, улыбка. Тут она отпросилась у Батищева в дамскую комнату и исчезла. А Руслан сказал:

– Лично мне такие фурии ближе. Эта будет землю рыть. И дело не в гонораре.  Успех для таких дамочек – единственный смысл.

– Мудро, майор, – заметил юрист. И мы, дождавшись Фросю, дружно распахнув стеклянные ворота, вошли в зал.

Нас встретил молодой человек в ослепительно белом смокинге с бабочкой и всеми ужимками подающего надежды актера. Его круглое, с девичьими ямочками на щеках, лицо укрывала улыбка праздника. Он с весьма почтительным лоском проводил даму и «господ офицеров» к месту торжества и пожелал всяких приятностей. Впрочем, стол уже был сервирован. И едва мы расселись за него, посыпались, как из рога изобилия, закуски.

После первого бокала красного вина – персональный заказ гостьи, некий напряг истаял, застолье мелкой рябью тронули разговоры на неопределенные темы. Просто держалось волнение и я лично чувствовал себя рядом с Ефросиньей Карловной эдаким, напрочь забывшим домашнее задание, троечником. Но тут гостья принялась с удовольствием рассказывать о своей журналистской работе за рубежом, еще будучи корром одного из центральных изданий Союза. Именно там, «на просторах гнилого Запада», задолго «до всей этой российской „лабуды“ она постигала азы настоящей демократии в выборных процессах. Она запросто сорила именами известных политических деятелей, нашенских и зарубежных, и мы, определенно, тащились от восторга. Впрочем, это не мешало нам уминать горячее, попивать водку и чувствовать себя превосходно. Потом вдруг без всякого перехода мадам спросила, и почему-то Челнокова:

– А как тут ситуация у вас?

– Да нормальная ситуация, – опешил юрист. – Готовимся к борьбе.

– Готовитесь, господа офицеры, это хорошо, – гостья обвела всех занудливым взглядом. – А кто конкретно мне разложит весь пасьянс сил. Ваши должности в команде мне пока не о чем не говорят. Что мы имеем на сегодня?

Тут слово взял Батищев и по-армейски четко отрапортовал о том, что сделано штабом на сегодняшний день. Фрося внимательно выслушала.

– Встречи с избирателями начались? – спросила она.

– Да. Составлен и согласован с руководством предприятий и организаций график, – ответил Антипов. – Из информационных материалов пока  ограничиваемся листовкой о личности кандидата. Биография, позиция, пара тезисов из программы. Мы ее назвали  «Честь имею». И, конечно, на каждую встречу приносим нашу газету. В ней же и печатаем отчеты о встрече. А листовки готовим на конец агитации.

– Но, как показывает практика, эти фантики больших дивидендов кандидату не приносят, – проворчала Фрося. – Газета это кое-что. А как реагирует оппонент? Главный, разумеется…

– Пока молчание. В его прессе основная грызня с коммунистами, ну и победные марши. Я тут кое-что держу в голове, для популяризации нашего кандидата.  Но пока озвучивать не буду, – сказал  Руслан.

– Ну что ж, сохраняйте интригу. А вообще, для начала неплохо. Вы взяли хороший темп. Но не думайте, что все так гладко и будет продолжаться. В любой момент может выскочить черт из табакерки. Вы понимаете, партия и ее, так называемая «демократическая детвора», идут в тесной связке. Не надо забывать и об интересах Москвы. Старые друзья – это старые друзья. Тем более ваш регион – стратегически важный участок. Ворота Кавказа.

… Тут эта самая московская Фрося с ходу назвала несколько болевых точек региона, указала на подспудные течения и уязвимые места. Коснулась она и перспектив нашего городского Главы, и о том, какие силы будут стоять за ним и не только у нас в области.

– Так что борьба предстоит «не на жизнь, а на смерть» – это я говорю вам с полной ответственностью. И потом, дорогие мои бойцы, не надо сбрасывать со счетов коммерческую сторону вопроса. Здесь уже крутятся огромные деньги. Регион богатый. А если взглянуть на перспективу? Ваш Глава некогда закончил Высшую партийную школу и теперь его друзья в центре, в правительственных креслах. Новые русские. «Демократы»… Вот такая пока историческая расстановка сил и не только в вашем регионе. Ну а партия, как известно, умеет хранить своих подлецов.

Понуро молчавший до этого Батищев, вдруг нервно встряхнул головой.

– И вы согласились на такое безнадежное мероприятие?

– Я готова была к этому вопросу, – живо улыбнулась гостья. – Я редко берусь за дело, не имея определенных козырей. – Тут Ефросинья Карловна обвела всех взглядом. – Чего приуныли, офицеры? Бить вашего богатыря можно, если будем играть по моим правилам. Забудьте о честных выборах. Это, мальчики, война. И я вам скажу, не на жизнь, а на смерть. Надо давать взятку кому следует? – будем давать. Покупать избирателя? Может быть. Только осторожно, умно, хитро. В лоб, о том, какие мы хорошие – не прокатит. Конечно, мы будем стараться идти над пропастью без страховки. Пока хватит терпения. Так что этот месяц с хвостом выбрасывайте из жизни, чтобы потом, однажды завести его в рамочку и сказать себе: «Мы это сделали…»

– Если б еще и добавить: «и нам не стыдно», – тяжело вздохнул подполковник Антипов.

– А вы ждали, что приедет из-за бугра тетя и скажет вам, что мы этого барчука «одной левой». Так не бывает. Извините, мальчики, не тот нынче политический сезон в России. Как ни жутко вам это говорить, сама система благоприятствует таким вот деятелям комсомольского призыва. К сожалению, за ними будущее. А демократия? Ради Бога. Пусть будет демократия. Ельцин – национальный герой! Гарант конституции, мать твою.

– Все равно будем бороться, – сказал Руслан. – Другого пути нет. Ну кто-то же должен.

– Вот это правильно, мальчики, – повеселела Ефросинья Карловна. – За этот ваш темперамент стоит и водочки выпить…

Вечером того же дня мы устроили нашу московскую даму в гостиницу. Прощаясь со мной, Руслан устало сказал:

– А бабенка-то дело знает. Приехала подготовленной. Думаю, она не все сказала. Будет раскрываться по ходу пьесы. Ну, а как ты?

– Извини, старик, сколько это удовольствие стоит? – спросил я.

– Ты о Фросе, что ли? Тридцать за победу, пятнадцать за поражение. В баксах, конечно.

– Не хило, – удивился вслух я. – У тебя есть такие деньги?

– У меня есть надежные друзья, которые спят и видят завалить этого козлика. Ну, надеюсь, после нашей победы ты же поможешь финансами?

– Каким образом? Из бюджета? Все будет, майор, только по закону. В другие игры я не умею, да и не хочу играть, – ответил я на одном дыхании.

– Конечно по закону, – натянуто улыбнулся Батищев  и подал руку. По-моему я его огорчил.

Зима выдалась на редкость снежная. Снег почему-то всегда шел ночью, а утром город превращался в один огромный сугроб. Ни пройти, ни проехать. Дорожные службы явно не справлялись с таким нашествием и это был, наверное, единственный случай, когда я радовался беспомощности властей.

С приездом Фроси мы поменяли место дислокации – теперь наш штаб находился на Комиссаровской улице, считай, в центре, в помещении бывшей детской молочной кухни со всеми нетленными запахами этого учреждения. Просто неказистый домишко не так давно приобрел какой-то далекий родственник Батищева и пустил нас с единственной целью: привести объект более-менее в порядок и, само-собой, оплачивать положеные счета. Руслан сделал легкий косметический ремонт. И только в двух комнатах – начальника штаба и приемной поменял обои. Кстати, кухня располагала единственным телефонным номером – к нему подключили параллельный. Мебель и всякие мелочи Руслан доставил из своей автошколы. Даже дорожки постелил. Фрося отнеслась к помещению штаба, который больше напоминал контору по заготовке вторсырья, явно равнодушно. Ей и мне определили место  в соседней с начальником штаба комнате, то есть, приемной, с приставным стульчиком для юриста Челнокова. Но и, само-собой, обеспечили нас этой самой параллельной связью. Чуть позже, когда количество посетителей на единицу измерения увеличится, Батищев распорядится принять секретаря. Ей определили место в каморке  напротив нашей комнаты. Секретаря, довольно эффектную длинноногую девицу, звали Лилия. Батищев вручил ей переносной радиотелефон и, по-моему, наделил ее полномочиями совать свой нос, куда не следует. А еще чуть позже волевым решением нашего хозяина во всех комнатах на окнах повесили шторы. Фрося тотчас занудно отреагировала:

– Это пока единственное мудрое решение. – Секретаршу Лили она с ехидной ухмылкой приняла, как неизбежность.

Теперь я ходил в штаб, как на работу. Пришлось уплотнить свой график и где-то ослабить клиентуру. Познание выборных технологий шло параллельным курсом с моими встречами с населением. График таких встреч висел напротив меня, то есть, рядом со столом Фроси, которая делала в нем свои пометки красным, зеленым и синим карандашами. Зеленый, то есть высший балл. Его было явно  меньше всех остальных. Разумеется, после каждой моей встречи шел подробный «разбор полетов». Редкий случай, когда Фросе что-то нравилось, она всегда чем-то была недовольна, ворчала. Конечно, это угнетало меня. Но тем не менее «процесс шел». Пресса весьма положительно реагировала на мою кандидатуру. Мелкие уколы не в счет. Первые, самые предварительные итоги опроса общественного мнения определили нам третье место. Вначале действующий Глава, потом коммунисты и третьи мы, но с небольшим отставанием от компартии. Моя раскрутка в прессе шла под грифом «незаурядной личности», способной составить конкуренцию любому лидеру. Тут были и выражения типа «плейбой, ворвавшийся в стихию большой политики» и «скромный военный доктор, который познал в Афгане, почем фунт лиха» и т.д. и т.п. Однако, Фрося от таких перлов вовсе не тащилась.

– Лучше бы нас били, унижали. В России за убогих да несчастных – народ горой. Радоваться рано, – брюзжала она. И мне – Часто не сори формой в связке с Афганом. Это война. Не только горе, а наше национальное безумие. Чаще в гражданке. И на листовках тоже. У тебя лицо далеко не урода.

Впрочем, занудство Фроси по отношению ко мне не было таким уж очевидным. Иногда она меняла гнев на милость и тогда общение с ней, как с весьма умным, интеллигентным человеком, было очень приятным. А вот ее отношения с начальником штаба Антиповым явно не заладились. Она обвиняла подполковника во всех смертных грехах – от неуклюжести до тугодумства. И хотя Александр Николаевич весьма дотошно следил за процессом, четко корректировал график и торчал в конторе едва ли не до полуночи, но в мелочах терялся, где-то забывал. Иногда за Антипова вступался Батищев, но осторожно, не глубоко. Как-то он сказал подполковнику:

– Саша, ну прими ты эту стерву, какая она есть. Не рви душу. Спокойнее реагируй. Не навсегда ж это.

Мне тоже было жаль старого вояку. Надо было видеть лицо начальника штаба, который просто терял дар речи от напора московской фурии. И даже это его: «Ефросинья Карловна, видите вы себя, наконец, прилично», – выглядело как отчаянная реплика, выпоротого подростка.  Хотя иной раз я диву давался, когда видел их вдвоем, склонившимися  над графиком встреч, и при этом на Фросе была наброшена шинель подполковника.  Вот уж точно – «единство и борьба противоположностей».

Как-то в разговоре с Фросей я уронил, что проживаю в принципе в общежитии и в последнее время вообще редко вижусь со своей женой.

– Не поняла. Я слышала, она у вас беременна, – сказала Фрося.

– Ну да, – подтвердил я, не подозревая взрыва.

– То есть, вы живете порознь? – все больше округлялись глаза Ефросиньи Карловны.

– После выборов будем решать все свои бытовые проблемы, – ничего не подозревая, объяснил я.

– Как, после выборов? Да завтра эта информация просочится в прессу и все – можно закрывать нашу компашку. Ничего себе, заявочка?! Человек претендует на должность Главы, а сам живет в общаге. Ну а беременная жена – где-то в однушке сам по себе. Нормально, – возмутилась Фрося. – Ну почему я об этом только сейчас узнаю? Но вы-то хоть прописаны у жены?

– Нет, в общежитии…

– О, Боже! Но вот я, как избиратель, задаю вам вопрос. Если у вас у самого, извините, ни кола ни двора, как же вы будете решать жилищную проблему в своем городе? Или начнете с себя? Это же позор! Как вы оказались без квартиры? Позвольте, но когда-то же у вас было свое жилье?

– Было, все было, Ефросинья Карловна. Это длинная история. После Афгана я развелся с женой. Она не дождалась меня. Сошлась с другим. В общем, она ждала ребенка. По-другому  я не мог поступить. Взял чемодан и ушел. Потом встал на очередь на жилье.

– Ну что ж, благородно. Жена ждала ребенка от любовника… А что очередь? Обещали и не дали?

– Никто ничего не обещал. Я даже к самому Главе ходил, просил как льготник, – тут мне стало совершенно стыдно, и я отвернул голову.

– Господи, мама родная! – воскликнула вдруг Фрося. – Значит этот гусь знает, что у вас ни кола ни двора! Не обижайтесь, мальчик мой, только, когда дело дойдет до горячего, ваш квартирный вопрос у нас оттяпает столько голосов, мало не покажется! Сразу найдутся борзописцы, которые в вашу искренность не поверят, а нарисуют вас хромым многоженцем, который скачет по бабьим постелям и позорит только честь мундира.

– Неужели все так серьезно? – попытался не согласиться я.

– Это, капитан, выборы. Это война без правил, – горячилась Ефросинья Карловна, нервно сминая в руке какой-то листок. – Нет, надо срочно решать проблему с вашим жильем.

Тут появился Батищев и Ефросинья Карловна валит его на пороге:

– Все! Кампанию надо закрывать. В нашем договоре, Руслан Георгиевич, нет строки, что наш кандидат – бомж. Или вы считаете, что проживание в общаге добавляет шансов?

Батищев, кажется, едва дотянулся до стула юриста Челнокова, сел. Возникла тяжелая пауза.

– Не подумал. Пусть срочно выпишется из общаги и пропишется к жене. Когда нас регистрировали в избиркоме, на сей факт никто не обратил внимания.

– Это поначалу не обратили. Нужды особой не было. И потом, куда съезжать? В однушку к беременной женщине? Это что, умный маневр?! Это завтра же станет достоянием общественности. Наш бездомный кандидат сначала бросил беременную женщину, а теперь, когда приспичило, упал ей в ноги. Это удар по нашей репутации и полный провал. Вы, наконец, поймите, что на войне, как на войне. Надо срочно съезжать из общежития и переселяться в нормальное жилье.

– У меня нет столько денег, чтобы я мог позволить себе квартиру, – сказал я и вдруг почувствовал какое-то облегчение. Игры в мэра, едва начавшись, меня уже достали.

– Займи! Возьми в банке! Какая-то ж собственность есть?

– Есть. Старенькие «Жигули» и дача за городом.

– Ну, слава Богу, хоть что-то, – облегченно вздохнула Ефросинья Карловна и взглянула на Батищева. – Или у вас есть какое-то предложение, Руслан Георгиевич?

– Банк – это долгая песня. Хороший риэлтор у меня имеется. Деньги я найду. Надо, капитан, однушку вашей жены срочно поменять на двухкомнатную с доплатой. Не обещаю в центре, но мой друг, риэлтор, что-то приемлемое нарисует.

– Три дня вам на все про все, – приказала Фрося.

– Маловато, но попробую, – ответил Батищев так, будто его только что поставили в угол. – А я хотел показать вам одну штуковину. Думал обрадовать. Помните, я обещал вам как-то. Сюрприз.

– О… Руслан Георгиевич! Ну давайте ваш сюрприз, – натянуто удивилась Фрося. – Одним больше – одним меньше…

Тогда поехали, – странно усмехнулся Батищев.

Мы всем «комсоставом» штаба прыгнули в «Ниву» Руслана и помчались в центр. Сворачиваем на главный Социалистический проспект, и что я вижу: на фасаде центрального универмага мой портрет гигантских размеров. Я чинно восседаю в своем единственном гражданском костюме и с мудрым прищуром взираю на проходящие мимо массы. В салоне зависает гробовое молчание. Первой подает голос Фрося.

– Да, вот тут вы меня удивили, Руслан Георгиевич!

– И как по делу, под этот взгляд звучит фраза «Только вместе!» – сказал Антипов.

– Ну, а что наш герой, потерял дар речи? – улыбнулся мне Батищев.

– Ты где взял эту фотографию? – спросил я.

– Поскреб по сусекам. Кажется «мальчик-с пальчик» уговорил меня сняться в костюме. На всякий случай.

– А вы тут другой, – произнесла Фрося, явно довольная. – За такое лицо любая домохозяйка проголосует. – Похоже, Руслан Георгиевич, водрузить сюда этот портрет  доставило вам немалых хлопот? Одно место чего стоит.

– Вот как раз с местом я решил просто. Директор универмага мой давний друг. У него была долгая затяжная война с нынешним Главой. Надо знать, чего ему стоило акционироваться, выскользнуть из «лапы». Если б не его московские друзья в правительстве, не видать бы ему универмага, а нам, естественно, вот здесь, на бойком месте, портрета нашего героя.

– А кто писал? – спросил я.

– Художники кинотеатра. Я хотел в военной форме, а мне рассоветовали. Талантливые ребята и взяли по-божески – из любви к искусству. В оригинале этого мудрого прищура нет. Деталь, а как освежает?!

– Хоть одна приятная вещь за последнее время, – проворчала Фрося. – Тут я сдаюсь. Сильный пиар-ход. Кстати, я все хочу спросить нашего героя. Вы-то верите в успех?

– А вы знаете, Ефросинья Карловна – верю! Я паренек деревенский, упертый…

– Да я читала страницы вашей биографии, – улыбкой перебила меня Фрося. – Но тут одной упертости мало.

– По крайней мере, она не мешает нашему делу, – заметил вдруг Антипов.

– Конечно, мой гуманизм от профессии. Это святое. Скажете, жесткости маловато? Но не доставайте меня, господа хорошие, я могу и микстуру выписать, – очень конкретно произнес я, так что на какое-то время в салоне зависла тяжелая пауза.

– Ну что ж, слышу, наконец, голос мужчины, – подвела итог нашей экскурсии Фрося.

… Позвонила в штаб Анюта:

– Тебя сегодня ждать? – после приветствия спросила она и мне показалась в ее голосе тревога.

– А что-нибудь случилось?

– Да нет. Просто соскучилась.

– Хорошо, я попробую сегодня пораньше, маскируя радость, – ответил я. Не озвучивать же свою озабоченность чужим людям?

– Жена? Скучает, наверное, – заметила Фрося.

– А то, – согласно кивнул я. – Мужик-то вечно командировочный.

– Не командировочный, а явочный, – съязвила Фрося. – Сегодня в графике окно, встреч нет. Пойдите к ней, порадуйте ее нашим решением насчет жилья. Может, и родители свою лепту внесут.

– А может быть?! Отец в загранку ходит на сухогрузе. Я и не подумал, – сказал я.

– Значит, какая-то валюта есть, – подвела итог Ефросинья Карловна и сразу живо припала к своим бумагам.

… По пути к Анюте я зашел в продуктовый магазин, купил молока и хлеба. Это уже стало моей визитной карточкой. Подставляя щеку для поцелуя, Анюта сказала.

– Как хорошо, что ты купил хлеб. Была мама, вот только перед тобой проводила. Наготовили всего, а про хлеб забыли.

На лице Анюты едва нашлось место улыбке. На нем как-то одновременно умещались досада и усталость. Шел седьмой месяц беременности, и его величество малыш определенно  отяжелял ее. Но сшитый по спецзаказу халатик, скрывал угловатость и придавал осанке особую женственность.

– Как там наш маленький, – легонько  тронул я живот. – Стучится.

– Редко. Жалеет, наверное, мамочку, – нежно улыбнулась Анюта. – Есть будешь?

– Позже. Ну как ты? – спросил я.

– Ничего. Нормально. С думой о вас двоих.

– Это хорошо. А я к тебе с новостью. Принято решение штаба срочно поменять твою квартиру на двухкомнатную. Выходить дальше к избирателю с пропиской в общаге просто опасно. Фрося назвала меня бомжем. А прописку у тебя могут по-своему истолковать вражьи голоса.

– Умное решение. Тут я с врединой Фросей согласна.

– Батищев сказал, с доплатой поможет, но и у меня кое-какие деньги есть. И вообще, валить отсюда надо, – проговорил я в сердцах. – Родится маленький, не хочу я тут.

– Если честно, и я не хочу, – согласилась Анюта. – Думаю, папа поможет. Это же надо делать срочно?

– Ты будто читаешь мысли нашей Фроси.

– Я не только читаю, но даже и во сне что-то вижу, – вдруг изменилась в лице Анюта и бросилась со слезами мне на грудь.

– Гаврюша, миленький, родной мой, откажись ты от этих выборов.

– Да что, что случилось?! – легонько оттолкнул я ее.

– Я видела сон, Гавр, очень нехороший. Будто тебя убитого, ну, там, в Афгане, укладывают в цинковый гроб. Вот тебя уже накрыли крышкой, и какой-то черный с огненными глазами человек начинает запаивать углы. И тут я вижу, как огненная струйка подползает к твоей торчащей из-под крышки руке. А на пальце  так ярко блестит обручальное кольцо. Я проснулась в ужасе. Сердце вылетает… Это нехороший знак. Что-то подобное я видела перед смертью своего первого. Но это еще не все. Я хочу дотянуться до твоей руки, а меня держат, не пускают к тебе какие-то люди и пытаются заткнуть мне рот, чтоб я не кричала.

– Успокойся. Ты видишь меня во сне мертвым уже второй раз, – попытался улыбнуться я. Значит, жить буду долго. Спала неудобно, интуитивно оберегая живот, где-то не хватило дыхания…

– Да понимаю я. Все можно объяснить. Но есть же еще и предчувствие. И потом, я все так отчетливо видела. Может ты все-таки откажешься от этих выборов, – так и взмолилась Анюта. – Неужели вы там, в своем штабе думаете, что этот фрукт так просто отдаст вам свой пост. Он на все пойдет. Ты же сам говорил мне – у него глаза волка. И ведь на самом деле – волка.

– И ты считаешь – это будет справедливо, что такие волчары опять станут нами руководить?!

– Нет, тебя определенно зомбировала эта Фрося.

– Причем тут Фрося?! Люди устали от беспредела власти. Когда-то же надо начинать жить по закону. Всем! – Тут я улыбнулся. – Ну потерпи, родная моя. Ты же понимаешь, я офицер. Я дал слово. Да и не все так плохо у нас получается. Люди меня хорошо принимают. А тут еще Руслан повесил мой огромный портрет на здании универмага. Это надо видеть! Ты знаешь, у меня появилась какая-то внутренняя уверенность. Ну разве тебе  не хочется быть женой мэра?!

Анюта взглянула на меня – в глазах ее стояли слезы.

– Мне, Апраксин, не хочется быть вдовой. Я так долго тебя ждала… Я знаю, что такое терять человека…

Потом мы ужинаем, но внутренний напряг не проходит, а чертов сон так и стоит перед глазами.

– Надеюсь, ты сегодня останешься у меня? – в упор спрашивает Анюта. – У тебя есть с утра встречи?

– До обеда – нет, а вообще есть и целых две. Но я остаюсь. И еще завтра Руслан обещал встречу с риэлтором. С утра.

Тут на какое-то мгновение перед моими глазами возникает мастер-иллюзионист из подземного перехода и мозг автоматически отстреливает фразу: «Сегодня у тебя украли оптимизм…»

Утром я столкнулся с Батищевым у входа в штаб.

– А я тебя жду. Срочно едем к риэлтору. Уже звонил. У него сегодня полно дел, – сказал Руслан.

– Я готов.

Руслан был в кожаной меховой куртке. На голове вязаная шапочка, а вот брюки форменные. Он небрежно держал за угол глянцевую папку, и во взгляде его досада упорно соперничала с усталостью.

– Что-то, старик, я малость припотел. Сплю скверно. До полночи себя уговариваю заснуть. Жена ругается: «Ты себя этими выборами доведешь до ручки». Завтра беру себе на помощь Ашота. Он будет вас возить на «Жигуленке» на встречи и вообще. Одной машины мало. Ашот-то меня  временно на базе замещает.

– Как он там? Сто лет его не видел. Живет с подружкой?

– Нет, давно разбежались. Не пришлась она ко двору его родителям. Но он молодец, ушел достойно с хорошими, по-кавказски, отступными. А жену ему родители подберут по национальному признаку. – Руслан плотнее  подтянул вязаную шапочку и улыбнулся. – По коням, мэр, к риэлтору. Он нас уже ждет.

Риэлтор – высокий, достаточно элегантно одетый мужчина с проседью и взглядом больших серых глаз, непременно подающих надежду, встретил нас у дверей своего кабинета широко. Руслан представил ему меня и тот с жадностью пожал мне руку. В кабинете он как-то захлопотал, засуетился. Помог нам раздеться.

– Кофе, чай? – предложил он.

Мы дружно отказались. Риэлтора звали Савва Игоревич Канцеленбоген. Он усадил нас на маленький диванчик напротив стола. Бросил на нос пенсне и замер перед большой амбарной книгой.

– Простите, друзья, вас как теперь называть – господа или товарищи? –  спросил вдруг он совершенно серьезно.

Тут мы с Русланом весело переглянулись.

– А как вам будет удобно, – сказал я.

– Напрасно, некоторым не все равно. Я не так давно одного клиента назвал господином, так он, вы знаете, чуть мне физию не намылил. «Вы что себе, говорит, тут позволяете?» А что я позволяю, друзья мои? Пришел человек с улицы ко мне за помощью. Я его в глаза никогда не видел, ну какой он мне товарищ? Вот такая история. Конечно, Савва Игоревич, то есть я, человек долга. Мне плевать на свои нервы. Лишь бы клиенту было хорошо.

Тут он опять полистал страницы амбарной книги и озарился улыбкой.

– Руслан Георгиевич – это как раз то, что вам нужно. Двушка в очень хорошем районе. Это по Урицкого. Знаете, где сейчас строятся новые русские? Там как бы в город забежал лесной массив. Место чудесное. При Советах, извините меня, было принято решение сделать там вторые Черемушки. Но успели построить только одну улицу. Четырехэтажки. А потом началась революция, – как-то жалко сморщился в этом месте Савва Игоревич. – Стройки свернулись. И это козырное местечко тотчас прибрали к  рукам новые русские. – Там, кстати, и наш Глава построил особняк. И я вам скажу, мальчишки, не хилый проект. Можно туристам показывать.

В этом месте его рассказа мы с Батищевым переглянулись.

– Итак, двушка, высокие потолки. Комнаты изолированные. Одна как раз смотрит на зеленый массив, то есть, на имение Главы…

Я усмехнулся и покачал головой. Кажется, меня Руслан понял…

– Ну убитая, я вам скажу, напрочь. Там надо делать капитальный ремонт. Полностью менять сантехнику. В кухне полы ходуном ходят. Хозяин просит 20 тысяч долларов и не может продать уже второй год. Максимум сколько ему дают – пятнадцать. Он уже и на обмен согласен. Думает выгадать. – тут Савва Игоревич, хитро взглянув на нас, сказал. – А что б, ребятки, вам не купить эту квартиру? Я думаю, пару штук он уступит. А вы свою однушку в самом центре города – уж если не за эти, то за пятнашку точно продадите.

– Пожалуй, этот вариант нам подходит, – согласился Батищев. – Пропишитесь, капитан, не спеша будете делать ремонт. Качественный. Как думаешь?

– Остается малость. Восемнадцать тысяч долларов, – поскучнел я. – Их же надо сразу.

– Давайте адресок, – твердо сказал Батищев.

Риэлтор черкнул записку и подал мне с комментарием:

– Вот данные. Хозяин Андрей Андреевич Челышев. Адрес и номера телефонов. Домашний и рабочий. Да, забыл вам сказать. Третий этаж. – Тут он весело развел руками. – Ну третий – не четвертый. А кстати, Руслан Георгиевич, вы должны этого Челышева помнить. По-моему он раньше работал в органах. А сейчас на пенсии и где-то подрабатывает.

Мы встали, пожали риэлтору руки.

– Как решите, так – звоночек мне, Руслан Георгиевич, на телефон доверия. Да не грустите, ребятки, какие ваши годы? ! Вот власть возьмете, все будет ваше.

– Вы в этом уверены? – потерянно спросил я.

– Не сомневаюсь. От старого все устали. Коммунизм в прошлом. Да  еще эти новорожденные деляги. Узколобые. Ну кто как не вы?!

– Спасибо, будем стараться, – живо откликнулся Руслан.

А когда вышли, Батищев глубоко вдохнув свежий морозный воздух, сказал:

– Приятно слышать. Верным курсом идем…

– А что это еще за телефон доверия? – спросил я.

– Памятка. Я ему только авансик заплатил. Ну и от сделки само-собой. Сейчас в штаб. Звонок этому Челышеву и  – на смотрины. Надо ковать, пока горячо, – повеселел Батищев. – А я, знаешь, грехом подумал – вот прибомбим тебе квартирку и интервью какой-нибудь городской газетенке. И как бы между прочим, вот, мол, ко дню рождения ребенка решили с женой расширить жилплощадь. Купили двухкомнатную квартиру. Уже начали ремонт… Ну как-то так.

– Ох и хитер ты, гусь? – понял его я.

– Ну надо же как-то выкрутиться. А Фрося-то права. Что такое для нашего обывателя кандидат на пост мэра, живущий в общаге. Бомж – он и в Африке бомж, – рассмеялся Батищев.

В тот же день мы встретились с этим самым Челышевым Андреем Андреевичем. Руслан узнал в сильно увядшем мужчине бывшего начальника вневедомственной охраны. Квартира в самом деле произвела на меня удручающее впечатление, но хвойный лесок сразу за дворцом Главы был веселым и небо сорило такой синью, что жить хотелось.

Сильно не торговались. Челышев уступил на цифре восемнадцать с половиной, и Руслан оставил ему под расписку тысячу долларов задатка. Через три дня общими усилиями сделку завершили, и риэлтор начал оформлять документы. О моих валютных сбережениях в сумме трех с половиной тысяч у.е. пришлось забыть. Родители Анюты дали пять. Остальную десятку «изыскал» Руслан. Я нарисовал ему расписку. Он принял ее неохотно.

… Через неделю я уже был прописан по новому адресу. И в тот же день я дал интервью в телевизионных новостях – эдаком калейдоскопе избирательного марафона, где на вопрос корреспондента: «как относится супруга к тому, что вы один из лидеров гонки, я ответил так, как надо: „Мы ждем пополнения, к тому же у нас появилась еще одна забота – ремонт нового жилья. К сожалению, мне некогда этим заниматься, так вот супруга по мере возможности руководит процессом. И надо отдать должное нашим друзьям и знакомым, помогают все. А что касается ее отношения конкретно ко мне как к претенденту –  она в меня верит“.