Текст книги "Граф в законе (сборник)"

Автор книги: Владимир Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Глава 9
В сетях сатаны

Знаете, как ловят наивных мартышек? На дне кувшина с тонким горлышком лежит банан. Мартышка засовывает лапку, хватает банан, но сжатый кулачок уже не может протащить сквозь горлышко.

Виктор не находил себе места от нетерпения. Долго, нарочно долго стоял под душем. Позавтракал торопливо, всухомятку – хлеб с ветчиной запил минеральной водой. Раскрыл синюю книгу. Строки прыгали перед глазами, не выдавая содержания. Прошелся по комнате. Лег на диван. Снова взял книгу. Бросил. Постоял у окна… Часы бесили своим медлительным ходом…

Все рассчитывал: в девять – пятиминутка, старшая медсестра, конечно, будет болтать с главным до десяти, а в десять – обход больных, с одиннадцати – всякие разговоры с лечащими врачами…

Около двенадцати ожидание стало физически невыносимым, и он подошел к телефону.

– О, студент! – откликнулся главный врач. – Я, знаете ли, до сих пор не могу определить, какой зуб у меня болел. Примите мою благодарность и, разумеется, поздравления. Наслышан и о ваших новых подвигах. Специально задержался сегодня возле Костровой…

Виктор ворвался в короткую паузу:

– Как она? – И затаился, ожидая.

– Как… как… – передразнил его главврач. – Бунт на моем корабле устроили? Нефедов вчера смылся, оставив записку: «Опухоль рассосалась. Я здоров. Ухожу». А эта толстозадая Кострова заявила мне: «Хватит ваших поганых лекарств. Мне хорошего мужика надо, чтоб вылечил…» Короче. Думаю, что ваши гипнотические сеансы дали положительный результат. Мои врачи уже шумят, как в улье. Ждут вас. Давайте-ка вылечим, к чертовой матери, всех больных и уйдем в разгул с такими, как Кострова. Хороша идейка, а?

Виктора ослепили, оглушили слова главврача. Он еще несколько минут предавался радужным мечтам, не замечая нудных коротких гудков, бьющих по барабанной перепонке. Когда наконец услышал, отнял от уха трубку, вслед за облегчением пришло досадливое ощущение горечи и обиды.

Короткие гудки – шумящий улей – раздражающе дотошные вопросы, которые посыплются на него, когда он снова переступит тот порог. Главврач, конечно, представит его как диковину, как выставочный экспонат. Нет, он не пойдет туда.

К тому же Виктор хорошо помнил больницу, где его недавно лечили. Какой град идиотских мыслей обрушивался в коридорах! Но тогда это была новизна, к людям его тянуло любопытство. Теперь же любая больница станет пыточной камерой.

Как переменчива порода человеческая! Несколько минут назад он парил под солнцем, а сейчас уже забился от горя в сырой темный угол.

Немного смягчила обиду житейская целебная формула: «Ничего. Еще не все потеряно». Виктор упрямо повторил ее раз пятнадцать, и стало легче, значительно легче.

Нежданный Пан ввалился со своей косолапой тенью – Стингом.

– Так и не зашел ко мне? – с легким оттенком недовольства сказал он. – А я ждал… Но если гора не идет к Магомету… – Глянув на Виктора, вдруг спросил участливо: – Отчего такая хмурость на челе, Виктоша? С твоими данными надо смотреть на мир удачливым завоевателем.

– А я неудачник, – хмуро обронил Виктор.

– Ну-ка, ну-ка, говори, что стряслось?

«Смелей, смелей, я все знаю о твоих талантах!»

«Откуда он знает? Неужели старый психотерапевт разболтал? Я ж убрал у него из памяти всю информацию. А может, вчерашний главврач?»

– Да так… – Ему не хотелось открываться Пану, но беда сама выплеснулась наружу. – Хотел в больнице поработать, да не смог. Народу там много. Голова раскалывается от их мыслей.

Пан пристроился в уголке дивана, закинул ноги на стул, застыл в позе царственной скуки.

– Значит, надо искать тихую клинику, где сам будешь хозяином.

– Тихую клинику, – с мрачной иронией отозвался Виктор. Но эти два слова застряли в нем, согрели внезапно зыбкой надеждой. – Хорошо бы…

– Хочешь, я сдам тебе бесплатно на год помещение для клиники?

Неотрывным взглядом Виктор ощупал Пана, точно хотел понять: можно ли доверять этому человеку. Но то, что услышал дальше, разогнало все сомнения.

– Мы со Стингом купили по случаю трехкомнатную квартиру. Бери ее под клинику! Я еще зарплату тебе назначу. Ну, скажем, тысяч пять долларов в месяц. За это кое в чем ты мне поможешь.

– В чем? – спросил по инерции Виктор. Бог ты мой, ради собственной клиники он готов был на все!

– Я хочу расширить свое дело, – небрежно, словно речь шла о каком-то пустяке, начал объяснять Пан.– Новых людей надо привлекать. А ты, как психотерапевт, будешь вселять в них светское обаяние, чувство достоинства, уверенность, гордость, что работают в моей фирме, – словом, все, чтобы они чувствовали себя своими в элитных кругах. Два-три человека в неделю – не больше. Остальное время можешь принимать в своей клинике кого захочешь. Согласен?

– Конечно, – благоговейно произнес Виктор. Сейчас он уже молился на этого спустившегося с небес Пана.

– Иногда будут еще кое-какие просьбы. Ну, сегодня, например, у нас очень большое событие – семидесятилетие нашего Хозяина. На нем мы со Стингом хотим прокрутить серьезное дельце. Тебя я попрошу постоять рядом с Хозяином, внушить ему, что надежней, чем мы, у него никого нет. Ну и пересказать мне, о чем он думает. Для тебя это развлечение, верно?

– Много соберется гостей? – спросил Виктор. А в голове боязливо бился вопрос: «Откуда он про меня знает? Откуда он знает?»

– Много. Потерпи уж, пожалуйста, ради важного дела.

– Потерплю!

– Спасибо тебе. Подъезжай к восьми в ресторан «Три толстяка». Стинг встретит.

И он встал, надменный, независимый. Стинг, как вышколенный лакей, открыл перед ним дверь.

Радостный переполох снова закружил Виктора. Он опять мог мечтать.

Поэтому время полетело стремительно.

Стинг ждал его в вестибюле ресторана.

– Опаздываешь, приятель. Три минуты девятого, – дохнул густой зубной гнилью. – Все уже собрались. Но нам с тобой пить нельзя – работа. Пошли, покажу Хозяина. Прощупай его хорошенько. Слушай, а ты и меня, наверно, счас как рентгеном просвечиваешь? Ха-ха!.. Дело у тебя плевое. Кончишь – развлекайся, девочку подцепи. Наши никому не отказывают. Ха-ха!.. Обучены.

Сверкающий хрусталем люстр и настенных светильников зал был полон гостей.

Они пробились сквозь громко галдящую пестроту платьев и костюмов к небольшому помосту, где в бархатном кресле полудремал-полубодрствовал болезненно-желтый старик, худой, как Кащей Бессмертный. Справа от него стоял Пан, слева – одышливый толстячок, вытирающий пот клетчатым платком размером с небольшую скатерть. За креслом высился стройный брюнет, типичный урка. Блатная челка, нахально сияющий золотой зуб. Тонкие чуткие пальцы пианиста или карманного вора нервно сжимали бокал. Он смущенно переминался с ноги на ногу, неестественно выкручивал шею: галстук явно теснил его, был непривычен.

– Возле Хозяина побудь, – шепнул Виктору Стинг. – Толстый кассу нашу держит, а тот – Зубом звать – зам у Хозяина. Их тоже держи на слуху.

Виктор пристроился рядом с Паном. Благо маленький, никто не замечал его.

Минуты через три старик тяжело вылез из кресла, что-то сказал Пану. Тот, кивнув толстяку и Зубу («Пошли!»), задержался, склонился над Виктором.

– Он хорошо думает о тебе, – поднял к нему лицо Виктор. – Но чем-то недоволен Зуб. Все время твердит: «Не нравится мне это, что-то здесь не так».

– Молодец! – усмехнулся чему-то своему Пан. – Пошли с нами. Повертись еще возле Хозяина.

Пятеро (пятым был стоящий поодаль человек, похожий на монгола, скуластый, плосколицый, с подвижными рысьими глазками), не торопясь, по одному, скрылись за дубовой дверью, над которой светилась неоновая надпись «Китайский зал». Откуда-то вынырнул Стинг, осторожно подтолкнул Виктора.

– За ними… Быстрей… Встань в стороночке и замри…

Многоцветье ярко освещенного «китайского» зала создавало ощущение большого торжества. Пейзажи с селянами в широкополых шляпах, тихое море, усеянное джонками, смеющиеся китаянки в неспешном танце. Огромные панно обрамляли, как охраняли, у пола и у потолка тщательно выписанные фрагменты знаменитой Китайской стены. Сверху свисали, слегка затмевая свет, бесчисленные бумажные фонарики и длинные развевающиеся на легком сквознячке матерчатые драконы. Оскаленная морда одного из них устремилась к центру стола, колыхалась над трехэтажной вазой с фруктами, от которой извилисто разбегались по столу красные, желтые, голубые цветы.

Хозяин сгорбленно возвышался над столом.

– Благодарю вас… утешили старика. Знаю, верой и правдой служите. – Его маленькие проницательные глазки остановились на каждом, точно проверяли, так ли это на самом деле. – Обо мне уже много сказано. Я хочу выпить за вас. – Он пригубил рюмку, отдышался, подумал. – Мы делаем большое благородное дело. Я вас пригласил сюда, чтобы, не откладывая на завтра, рассказать о новом замысле. – Немного помедлил, отдыхая от длинной фразы, потом продолжил: – Пану я рассказал. Он поддержал меня. Теперь вам… Есть идея… Как расширить нашу территорию…

В это время в зал торопливо вошел Стинг, горячо и услужливо зашептал, опустив голову между Хозяином и Паном.

– Чего это они всколыхнулись? – вызывающе повысил голос Пан. – Чихали мы. День рождения уважаемого в городе человека.

Хозяин, подняв жилистую руку, повернулся к толстяку, Монголу и Зубу.

– Менты обложили ресторан. Плюнем или что?

Встрепенулся, матерно выругался Зуб, заговорил нервно:

– Не для нас такая сшибка. – Он кивнул на дверь, – Те пусть гудят. А нам надо менять битую хазу. Что у них там в головах?

– Согласен, – сказал Хозяин, – Исчезнем по-английски, не прощаясь с гостями. Ко мне на дачку. – Вдохнул-выдохнул, продолжил: – Надеюсь, Пан предусмотрел это.

– Конечно! – как солдат генералу, ответил Пан.

Стинг острым ножом поднял неподалеку от Виктора прямоугольник пола, похожий на дверку потайного погреба.

– Прошу за мной, Хозяин! – пригласил он старика. – Все будет тихо и культурно. По трубе выходим в соседний двор. Там ждут машины.

Хозяин неспешно заковылял к черному прямоугольнику, начал, покряхтывая, спускаться.

– И ты! – приказал-прикрикнул Пан Виктору.

Испуганно сжавшись, Виктор последовал за стариком вниз по деревянной лестнице. Ботинки ощутили упругий дощатый помост. Огляделся. Широкая канализационная труба. Тусклый ряд лампочек, убегающих в черноту. Под досками маслянисто поблескивал ленивый, омерзительно вонючий поток. Виктор побежал за маячившими впереди тенями.

– Здесь! – глухим эхом пролетел голос Стинга. – За мной, Хозяин!

Осклизлая железная лестница вела наверх, к воспаленному московскому небу.

Когда Виктор высунулся по грудь из люка, в считанные минуты произошло совсем непонятное. Стинг направил короткоствольный автомат на окно машины, в которой уже сидел Хозяин. Громыхнули три-четыре выстрела, слившиеся в один трескучий звук. Голова старика наклонилась, скрылась в кабине.

Оцепеневший в люке Виктор увидел злобный оскал обезьяны-самца.

– Скажи: кто-то стрелял… «Кто-то», понял? Мы уехали на дачу.

Виктор не двигался с места.

– Понял?! – гаркнул Стинг, открывая дверцу водителя.

Руки сами разжались, и Виктор полетел вниз. Ударился боком о деревянный настил. Боли не почувствовал, только ощутил, как ногу до щиколотки омывает теплая густая влага.

Его поднял за шиворот Пан.

– Кто-то стрелял… – как попугай повторил Виктор. – Они уехали на дачу…

Пан был невозмутим.

– Стрелял? Уехали? На дачу? – Он махнул рукой тяжело дышащим сзади теням. – Пошли дальше. Есть еще выход.

И он повел всех в бесконечную глубь туннеля. Вскоре скомандовал:

– Здесь выходим! – Скрип крышки тяжеловесного люка, и снова его голос: – Все чисто! Давайте!

В крохотном проходе между домами стояли три машины с погашенными огнями.

Виктор сел рядом с Паном. Холодящая зыбкая дрожь не отпускала его. Он ощутил, как лапища Пана благодарно сжала его запястье, услышал, как будто тот говорил вслух: «Все идет нормально. Зуб – щука хитрая. Чует, как волк. Ну да погоди, мы тоже умеем рога обламывать…»

Путь был дальним. Но Виктор, сжавшись в углу, не ощущал движения времени. Все ждал, когда машина остановится и он уйдет. Куда-нибудь… Неважно, куда… От этого Пана, его подручного Стинга, ото всех.

Тяжелые, обитые жестью ворота распахнулись, и машина помчалась по парку к трехэтажному дому, вокруг которого суетились призраки-люди. Их встретил Стинг.

– Пан, Хозяина менты угрохали. Гады… – По его лицу, огибая широкий обезьяний нос, текли настоящие слезы.

– Что ты сказал? – не поверил Пан.

– Хозяина. Хозяина менты… – плаксиво повторил Стинг. – И меня задели.

Приехавшие обступили его со всех сторон.

– Где? Как? Врешь, сука! Говори все!

– Мы сели… Из-за угла – шарах… Я полный газ… Выехал… Смотрю в зеркальце… нет Хозяина. Лежит под сиденьем, – обращаясь ко всем, полуплакал Стинг, прижимал к груди руку, висевшую на широкой марлевой повязке.

– Где он? – резко остановил его Пан.

– Там… В гостиной… Лежит.

Все ринулись по мраморным ступеням в дом. Молча обступили стол, на котором лежал Хозяин. Зуб внимательно осмотрел, даже потрогал пулевые раны на шее, на виске.

Какой-то кривоногий человечек с кошачьими усами принес зажженную свечу и, сложив кисти рук Хозяина, пристроил ее возле них.

– Ну, падла, докопаюсь… – грубо разорвал тишину Пан. – До каждого мента дойду. Такого человека загубили.

Лицо его было отчаянно скорбным.

Виктор стоял рядом с Зубом.

«Чуял я, чуял… Неужто Пан?!»

Вслух Зуб сказал:

– Айда в кабинет. Беседа будет.

По дороге Виктор испуганно шепнул Пану:

– Зуб догадывается, что не менты…

В ответ признательный кивок.

Встали вокруг длинного стола.

У дальнего конца Пан, справа от него Зуб. Слева толстяк и Монгол.

– Значит, так… – весомо начал Зуб, обращаясь к Стингу. – Все наново, как было.

Искривив лицо бедой, Стинг похоронно повторил сказанное.

– А ты что зекал? – внезапно спросил Зуб у Виктора.

Онемел Виктор, испугавшись непонятного слова. Но страх с компьютерной скоростью выдал подсказку: зенки – глаза, зекал…

– Ничего я не видел, – поспешил он защититься. – Только как отъехали они.

Прищурив глаза, Зуб выдавил с болью:

– Козырного пахана завалили! Эх, фраера поганые! Кто теперь будет шевелить рогами о деле? Кто?

– Это мы и должны сейчас решить, – сказал Пан, призывно оглядывая всех, кто стоял у стола. – Прошу вас.

Молчание. В комнате стеснилась напряженная тишина. Сам Пан нервно покусывал губы. За его спиной понуро глядел в пол Стинг. Клетчатый платок рывками скользил по лысине толстяка. Монгол приостановил блудливо бегающий взгляд.

Наконец поднял голову Зуб, злобно оценил Пана:

– Уж не ты ли метишь в авторитеты, ерш, дармовик опомоенный? – Голос его понизился до угрожающего шипения. – А ведь твой подпасок трекал, будто нас менты обложили. Где? Где менты? Динамо зарядил, падла? Это мне-то? Я из червонца семерик отмотал. Я… Я… А ты… ты чухан сытый. Что дубачишь, как волк? Чего?

Из горла его со словами стали вылетать шипящие хрипы, словно там от перегрузки оборвались связки и он вышвыривал последние яростные звуки.

Возмущенный Пан открыл было рот, но Зуб остановил его тем же натужно скрипучим голосом:

– Ты барин крутой, но без разборки не выпрыгнешь. Узнаешь, кто такой Зуб! – Он гаркнул в дверь (откуда силы взялись?), гаркнул так, что все вздрогнули… – Кот! Ко-о-т!

Вбежал кривоногий человечек с кошачьими усами. Остановился, преданно ожидая приказа. Зуб показал пальцем на Пана, скомандовал коротко:

– Амба!

На Пана уставилось дуло револьвера с длинной насадкой.

Дальнейшее произошло для Виктора в одно мгновение. Пан осел, будто надломились колени. Прозвучала знакомо короткая очередь. Кот гулко ударился головой о паркет, револьвер скользнул к стене. Стрелял Стинг. Тот самый короткоствольный автомат скрывался у него под марлевой подвязкой. Тут же прозвучал еще один выстрел. По Зубу. Из-за стола. Его произвел пистолет поднявшегося Пана.

– Все! – сказал он жестко, усаживаясь на стул, – Хватит базарить! Хозяин мне свою жизнь доверял, а этот… видите ли, сомневаться стал. Расследование проведу я сам. Честно проведу. Обещаю. – Он обратился к толстяку: – Ты со мной?

– Да! – выпалил тот.

– А ты?

Монгол усердно закивал.

– Стинг, скажи, чтоб убрали этих… – Пан презрительно щелкнул пальцами. – И чтоб водки принесли. Надо выпить за ушедшего от нас Хозяина.

Виктор содрогнулся, только сейчас увидев расколотый надвое череп Кота, из которого на ковер выползли студнем розовые мозги. А вокруг лежащего Зуба расплылось темно-красное пятно.

Спазмы тошноты толкнулись откуда-то снизу. Зажав ладонью горло, он подошел к Пану.

– Мне того… Не по себе… Я пойду.

– Иди-иди!.. – откликнулся Пан. – На третьем этаже гостевые комнаты. Выбирай любую.

В коридоре третьего этажа его встретила кудрявая кокетливая девочка. Она открыла дверь, пропустила Виктора и вошла следом.

– Что еще желаете?

– Воды…

– В холодильнике все есть… – Она полюбовалась, как он жадно выпил полбутылки минеральной, и снова спросила: – Что еще?

– А что «еще»? – недоуменно переспросил он.

– Ну, если хотите, останусь с вами. Постель холодна для одного.

– Попша ты! – рявкнул Виктор с мужицкой озлобленностью. Впервые он позволил себе так огрызнуться девушке.

Она ушла, ничуть не обидевшись, а он взял из холодильника открытую бутылку джина. Пил жадно, как и минеральную воду.

В эту ночь Виктора мучило видение. Оно повторялось, будто жило в этой комнате.

Он стреляет из короткоствольного автомата по берегу реки и сатанински хохочет. Люди, спасаясь, ныряют в реку, а там не вода, а кровь, и плывут по течению расколотые головы с розовыми мозгами…

Он просыпался, мокрый, устрашенный. Глотал джин и засыпал, чтобы опять проснуться в страхе. Только под утро, опустошив бутылку джина, забылся.

Встал в половине шестого, отупевший и полуослепший. Не съел, а сожрал несколько соленых огурцов, оказавшихся в холодильнике. Открыл окно. Целительная свежесть пахнула на него. Строго ухоженный парк. Голубовато-серебристый бассейн. Теннисный корт. А это что? Опять видение?

К воротам торопливо двигалась знакомая фигурка. Вера!.. Верочка… Верунчик? Он натянул брюки, рубашку и выскочил из комнаты, оглушенный застрявшим вопросом: что она делала здесь в такую рань?

Но Верочка уже скрылась за воротами, до него только донеслось приглушенное рычание ожившего мотора.

Вернулся в просторный холл первого этажа. Совершенно случайно заметил сидящего под развесистой пальмой Стинга, босого, в махровом халате. Он держал у подбородка граненый стакан. Обезьяньи глазки его полузакрылись в пресыщенной усталости.

– Уходить собрался? – спросил лениво Стинг, шевеля ноздрями.

– Да! – Виктор, как никогда, был настроен воинственно.

– А Пан знает?

– Если понадоблюсь – найдет!

Он повернулся и зашагал к воротам.

«Ноги моей здесь больше не будет! Никогда!» – приказал сам себе строптиво, и тут же огнем опалило: «Вера и Стинг? Да нет, не может быть, не может быть…»

И он побежал по дорожке, стараясь оставить позади дикое предположение.

Глава 10
Бомжи в модных костюмах

Ни один голодный не откажется от тарелки супа и ни один сытый – от признания и славы.

Клокотало бешенство, ладонь ударяла по коленке с капризностью упрямого ребенка. Зачем, зачем он связывается с Паном, Стингом и прочей сволочью? Когда он наконец изживет врожденное преклонение перед грубой силой? Пусть плетут свои интриги, проводят разборки, лезут во власть! Пусть! Их уже не исправишь. Их можно только уничтожить.

Уничтожить? Виктор замер, добираясь до смысла случайно вылетевшего глагола, немого и зловещего, как топор палача. Уничтожить!

И он это сделает! Только надо все обдумать. Успокоиться и обдумать. Он истребит эту бандитскую свору. Он… Именно он.

Страха не было. Была лютая решимость. Но ее тут же смягчило равнодушно-менторское сомнение: «На место этой своры придет другая…» Он еще сопротивлялся: «И ту уничтожить!» Спорить уже не хотелось, когда возник очередной веский довод: «Придет третья…»

Он сдался. И почувствовал: отбесился, размяк, нудной тонкой нотой заныло в нем отчаянное бессилие. Перед кем? Перед чем? Этого не осознавал, лишь ощутил себя маленьким и беспомощным.

Она действительно живая, эта лоснящаяся синей кожей книга, потому что смотрела на него черными буквами насмешливо и укоризненно. Ничего не говорила. Но все было понятно. Виктор даже отвернулся, устыдившись, что не заметил строгого свидетеля своих идиотских душевных мечтаний.

Мессинг прав. Виктор Санин не горошина на подносе – куда повернут, туда и покатится. Ему дано больше, чем другим, и он обязан найти свое предназначение. Будет клиника, не предложенная, как плата за подлость, а своя, собственная. Будет разорено осиное гнездо Пана. Все свершится, но мимоходом, на пути к главной цели.

Он покосился на синюю книгу. А Вольф Мессинг знал свое предназначение? Наверное, тоже не знал. На каждой странице его мемуаров сплошные безответные загадки. Тогда он (Виктор Санин!) продолжит его поиски, начнет с того, чем тот закончил…

Виктор схватил книгу. Она раскрылась на семьдесят пятой странице, где описывались психологические опыты.

Это не было случайностью.

Авторучка набрасывала концертную программу с бешеной скоростью. Несколько раз настырно и резко звонил телефон, но в эти минуты его ничто не могло отвлечь: неистово рождалась первая часть его жизненной цели. Поэтому он в самом конце поставил не точку, а многоточие.

Бережно сложил, опустил на тумбочку синюю книгу, ставшую вдруг для него священной, как Библия для верующих. Набрал на диске умолкшего телефона 09, сказал телефонистке:

– Дом культуры. Любой.

Она не удивилась его просьбе, назвала номер телефона Дома культуры имени Горбунова.

Там откликнулись сразу, будто ждали:

– Директор слушает.

– Здравствуйте. Говорит экстрасенс Виктор Санин. Мне необходимо срочно встретиться с вами.

– Очень приятно. По какому вопросу?

– Скажу при встрече.

– Простите, вы от Росконцерта?

– Нет.

– Хотите арендовать помещение?

– Нет. Надо срочно увидеться.

Твердая настойчивость Виктора, видимо, смутила директора, его изысканно вежливый голос стал деловым:

– Хорошо. Жду вас сегодня с четырех до пяти.

До встречи оставалось чуть более двух часов, когда в дверях возникла Верочка. Как сгустилась из воздуха.

– Это я!

Виктор увидел в ней новую характерную черточку: смеющийся задорный профиль, но отчекань на металле – будет капризное, слегка властное личико. Бешено заколотилось сердце. Она здесь! В подсознании легко пронеслось обидное: «С таким идти по улице… Ха-ха!..» – и пропало: нет, это его обостренное воображение.

– Мне приятно тебя видеть.

И вспомнил! Не ее удаляющуюся фигурку, а влажные от усталой истомы обезьяньи глазки Стинга! Ревниво вырвалось:

– Что ты делала утром на даче Хозяина?

– Я? На даче? Какого Хозяина?..

Головка излучала монотонно: «Была дома, была дома, была дома…»

Он не верил, сказал укоризненно:

– Я же тебя видел.

– Не придумывай, пожалуйста! – Кажется, она искренне обиделась.

«Была дома, была дома, была дома…»

Что за скудное механическое мышление? Он подумал об этом, но не придал значения, потому что в эти мгновения появилось нестерпимое желание обнять, поцеловать ее.

– Меня Пан попросил зайти.

– Пан? – Опять всколыхнулось сердитое недоверие. – Что у тебя с ним общего?

– Ничего. Однокурсники, и все. – «И все, и все, и все, и все…» – Ты говорил ему о наших отношениях?

– Нет.

– А он все знает. Откуда? – Теперь она перешла в наступление. – Впрочем, у этого человека везде свои глаза и уши. С ним надо быть настороже. Так вот, встретил он меня возле института, посадил в машину и попросил срочно привезти тебя в клинику.

– Почему тебя попросил? В какую клинику? – Виктор терялся в догадках.

– Не знаю, – испуганно призналась Вера. – Я думала, ты мне объяснишь.

«Ничего не знаю, ничего не знаю…»

«Стрекочет, как швейная машинка», – удивился Виктор, но тут же повинно закачал головой, рассмеялся:

– Увидел тебя – все забыл! Он предложил мне открыть свою клинику. У него где-то пустует трехкомнатная квартира.

– Свою клинику?! – ахнула Вера.

– Да. Но я откажусь.

– Откажешься от своей клиники?! – Это уже был выкрик женщины, встретившейся один на один с безумным идиотом.

– Так надо, – сказал он холодно. – Я не хочу иметь дело с Паном.

Она нежно притянула его к себе, ткнулась носиком в щеку.

– Милый мой, чудачок. Своя клиника. А ты: «Не хочу иметь дело…» Да за это надо до земли поклониться.

– Пошел он к черту! – взорвался Виктор.

Теперь ее добрые, наполненные сочувствием и жалостью глазки смотрели на него.

«Милый мой… Милый мой… Милый мой…»

– Не глупи, Виктор. Поезжай, посмотри. А там решишь – быть или не быть собственной клинике.

– Ты так думаешь? – Он как восковой размяк от ее нежности. Но сомнение еще одолевало его. – Но я даже не знаю, куда ехать.

– У дома ждет машина. Шофер знает.

Виктор обезоруженно молчал, только почувствовал, как снова прижалось к нему ее трепещущее тельце, услышал беззвучное: «Я люблю тебя». Зашептал в ответ, словно отозвался эхом:

– Я тоже люблю… очень. Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.

– Подожду. – Мягкие губки прикоснулись к его щеке, носу, оттопыренному уху. И он окончательно сдался.

– Еду.

Возле старинного шестиэтажного дома его ждал Стинг. Проворчал шутливо:

– Так на работу не ходят. Пациентов уважать надо.

Виктор увидел его, и все полуобморочно поплыло перед глазами. Сначала быстро-быстро, потом замедлилось, оформляясь в темное пятно. Не в пятно, а в расколотый череп с вытекающими розовыми мозгами. А когда снова прояснилась ядовито-приветливая физиономия, ему показалось, что Стинг вытирает окровавленный пот рубашкой. Нет, он просто почесывает волосатую грудь.

– Я пришел, – сказал Виктор глухо, чужим голосом, – работать в клинике. И больше нигде. Понял? Так и передай Пану.

Над ним пронесся хохоток Стинга.

– Сам передашь. Иди. Пациенты ждут.

Квартира была обставлена современной офисной мебелью. Он обошел гостиную, спальню, посидел в кресле за полированным столом светлого кабинета. Заглянув в кухню, удивленно замер: двое пили в уголке чай, один из них был…

– Неужели Нефедов?

– Он самый. Опять к вам попал. – Морщины сложились в добродушную виноватость. – А это мой дружок Юрка.

Оба были в модных шерстяных костюмах. Воротнички белых рубашек стягивали синие галстуки.

Но въедливый запах канализационного стока веял именно из угла, где притихли эти два джентльмена. Приблизившись к ним, Виктор заметил потеки грязи на их лицах и щеках, а руки были такие, словно ими разгружали уголь, особенно выделялись широкие черные окружья под ногтями. В нечесаных волосах Юрки запутался пышный клок паутины.

Пахучие новоявленные бизнесмены чувствовали себя стесненно в новых одеждах. Поеживаясь и почесываясь, они явно терпели, ждали, когда можно будет вылезти наконец из них, сорвать удавки-галстуки.

Виктор заинтересованно присел рядом, повернулся к Нефедову.

«Как живут дочка, зять?»

«Откуда я знаю? Терпежка выдохлась. Из больницы прямо в бомжи подался, к Юрке. Веселые ребята попались, смекалистые. Кормов хватает…»

«Здесь-то как вы оказались?»

«Подозвал нас деляга… сказал, к коммерции мы способны. Деньги сразу дал, в костюмы одел…»

Бессловесный диалог вызвал у Нефедова сладкие воспоминания. Он думал о каком-то подвале, где карты, хохот, пьянка, открытые, прямо-таки показательные забавы с податливыми, даже приставучими бабами.

– Итак, начнем делать из вас солидных коммерсантов! Полная тишина! Посидим, помолчим, поразмыслим минут двадцать!

Виктор импровизировал свободно и беспечно, пытаясь заставить этих тощих мужичков приподняться над властителями города, разъезжающими на иномарках и обедающими в ресторанах. Чувствовал: впитывают оба жадно и старательно, поначалу восторженно мечтая, а затем уже нежась в незнакомой им светской роскоши. В глазках притупился блеск, взгляды стали снисходительно-усталыми. Морщинки на лицах слегка разгладились, придав выражение самодовольства и уверенности. Нефедов, похоже, совсем забыл о заветном подвале.

После безмолвного внушения последовало четкое задание на дом:

– Первое. Сегодня же сходить в баню. Второе. Купить по флакону духов с тонким ароматом. Третье. Час в день репетировать перед зеркалом текст предстоящих бесед.

Прощаясь, Виктор был уверен, что на примитивно чистое полотно сознания этих личностей легла жесткая модель нового поведения, которой они будут следовать, как роботы.

Он еще раз обошел свою временную частную клинику, опять посидел за полированным столом, из-за которого будет беседовать с больными. Подумал: «Зачем теперь мне хлопоты с концертами?» И сам себя презрительно одернул: «Глупец! Концерты – лучшая реклама для врача. Они создадут мне имя, а имя привлечет сотни пациентов! Еду в Дом культуры!»

Директор Дома культуры соединял в своей осанке торжественность священнослужителя с корректностью светского льва.

– Чем могу быть полезен?

– Прошу организовать мой концерт. Вот программа.

– Однако вы очень смелы и нетерпеливы, – сказал тот покровительственно, пробежав взглядом переданный листок. – Вы даже не представляете, сколько у меня таких просителей.

– И знать не хочу, – резко ответил Виктор. – Читайте!

Директор, все еще сопротивляясь, вновь поднес к лицу наброски программы.

– Так-так… – промолвил всесведуще, всезнающе. – Гипноз… Внушение… Чтение мыслей… Ох, как много стало экстрасенсов! И все ко мне, все ко мне. Я вынужден.

– Много? – выкрикнул Виктор. – А я вас сейчас без всякого гипноза заставлю стукнуться головой о потолок.

– Шутите? – усмехнулся директор, глянув вверх. – Так здесь почти четыре метра высоты. Ну да ладно, давайте серьезно.

Но он не успел перейти к серьезному разговору. Вскочил, пыхтя и отдуваясь, взгромоздил огромное кресло на письменный стол, потом сам вскарабкался на стол, оттуда на кресло и, вытянув руку вверх, озабоченно произнес:

– Сантиметров пятьдесят еще.

Торопливо спрыгнул с кресла, со стола, схватил маленькую с витыми ножками табуретку, водрузил ее на сиденье кресла.

– Остановитесь! – приказал Виктор. – Пока шею себе не свернули.

Директор отупело прислонился к стене.

– Так это вы меня заставили? Ну, знаете ли!

Но Виктор не дал ему опомниться.

«Вспомни, что самое ценное в этом кабинете…»

Директор растерянно хлопал глазами.

– Подойдите к книжной полке, – сказал Виктор, – Возьмите словарь французского языка. Там лежит тысяча долларов. Вы ее получили как взятку за то, что сдали внизу комнату под продуктовый киоск.

– Простите, вы из милиции? – заметно побелели щеки директора.

– Нет. Я артист. Пытаюсь доказать вам, что могу больше, чем любой из знакомых вам гипнотизеров или экстрасенсов.

Директор поставил табурет в угол. С помощью Виктора сгрузил кресло.

– Как это я умудрился поднять такую тяжесть?

– Поговорим серьезно? – издевательски спросил Виктор.