Текст книги "Граф в законе (сборник)"

Автор книги: Владимир Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

3

Они встретились спустя три дня на первом этаже двухэтажного дома за крепостными стенами Донского монастыря. Рабочая комната Олега походила на колхозную контору – ветхие стулья и потертый стол.

– Теперь я могу сказать, что Граф, как всегда, угадал: вы нам подходите. Одна просьба: о тех двоих, что с нашей помощью нырнули в реку, Графу ни слова. Он решительный противник мокрых дел…

Студент содрогнулся – до него снова донеслись тяжелые, глуховатые всплески воды. Тогда он действовал в горячем азарте, повинуясь спокойным приказам Олега, как советам всезнающего тренера. И ощущал привычное: нет жалости, нет сострадания к безжизненно распластанному в нокауте противнику, одно возбужденное ликование наполняет победителя.

А тут холодной испариной проступил страх, сковала немота.

Олег уловил это, небрежно махнул рукой.

– Отбросьте ненужные эмоции! Обычная разборка. Милиция уже закрыла дело. Она права, что тут выяснять? Подрались пьяные бандиты, упали в реку и утонули… Остыли? Ну и хорошо. У нас к вам серьезное предложение.

– Но я же учусь, – страшась того, что сейчас ему предложат, напомнил Студент.

– Никто не собирается отрывать вас от студенческой скамьи… Кстати, как учитесь?

– Да так себе… Но я мастер спорта… Кафедра физкультуры заботится, чтобы стипендию получал…

– Теперь и мы будем заботиться. Обещаю вам одни пятерки…

– Вы можете… – удивленно вскинул брови студент.

– Мы все можем… Перейдем к делу. Раз в неделю, ну, скажем, в воскресенье, вы будете приезжать сюда…

– Раз в неделю? – Студент почувствовал себя мухой, запутавшейся в паутине, а паук медленно-медленно подбирается к нему.

– Работа несложная, – продолжал Олег. – По воскресеньям вы должны быть тенью Графа. Но никто, даже ваша любовница, об этом не должна знать…

– Тенью? – Новая волна страха накатилась на него.

– Ну, охранником, телохранителем… Оплата высокая, о такой и профессора ваши не смеют мечтать. Но если с ним что-нибудь, не дай Бог, случится, отвечаете жизнью… Условия подходят?..

– Конечно… А могу я узнать, кто Граф… кого я буду охранять…

– Резонный вопрос. Это великий человек. Охранять его надо как секретаря нашего славного ЦК КПСС. Правда, секретарей много, а Граф… – Олег задумался, повертел в руках карандаш… – Вы заметили мою привычку иллюстрировать все примерами? Приведу еще один. Известный передовик социалистического труда Саблин получил орден Трудового Красного Знамени номер пять. На банкете в ресторане Дома писателей он заявил: «Таких, как я, в стране всего пять человек». Но тут же подал голос Владимир Маяковский: «А таких, как я, всего один». Велимир Хлебников, тоже поэт – может, слышали? – в наступившей тишине произнес: «А таких, как я, ни одного нет». Так вот, таких, как Граф, не было, нет и быть не может… Это все, что вам нужно знать…

– Спасибо, – зачем-то сказал Студент, чувствуя, что паутина стала густой пеленой, а паук уже сидит у него на плече.

– Наши условия. Мы ценим преданность, силу и интеллект. На последнее вам придется обратить особое внимание. У нас жестоко караются грубость, матерщина, тем более раздоры и пьяные драки. Пресекаются всякие попытки «болтать на фене», но это вы, к счастью, не умеете. Мы не какая-то дворовая шпана. Графство наше вполне интеллигентно. Обращаемся друг к другу только на «вы». Белых перчаток, правда, не носим, но стараемся любую, даже грязную работу делать чистыми руками… Впрочем, со временем вы это усвоите, так сказать, на практике. А сейчас идем к Графу… Он на втором этаже…

Студент, понуро опустив голову, как приговоренный, тяжело переставлял ноги со ступеньки на ступеньку, следуя за Олегом.

Комната Графа была такой же простой, как и у Олега. С той только разницей, что стол побольше, стулья поновее, на подоконнике белая ваза с засохшим букетом цветов да большое сверкающее зеркало посреди стены.

Сидевший за столом седой морщинистый человек встал, протянул руку Студенту.

– Не узнаете? Это хорошо. – Бархатистый голос того самого спутника в поезде… Но как постарел! Лет на двадцать! – Меня только четверо знают без парика и грима, вы в том числе. Но все забыли, как я выгляжу на самом деле… И вы тоже, надеюсь… Я, как Симон-маг, вынужден выдавать себя за другого.

– Конечно, – промямлил Студент привязавшееся слово. Теперь страх пронизал его с головы до пят… Куда он попал? Что за человек этот Граф?.. Но ботинки прилипли к полу, отступать было поздно…

– Олег, наверное, вам сказал, что вы должны стать моей тенью, безмолвной и верной. Знаете, что такое тень?

– Знаю, – сдавленным голосом ответил Студент.

– Очень хорошо. Но все-таки прошу вас, когда выйдете на улицу, последите за своей тенью, поучитесь у нее, как надо себя вести.

Легко, пружинисто прошел Граф по комнате, взялся за рамку зеркала и открыл… как открывают дверь… За ней была небольшая сумрачная конурка с одним потрепанным креслом.

– Ваше рабочее место. Проходите. Там в углу в жестяной коробке нож, пистолет, но думаю, они вам не потребуются…

Студент приблизился к креслу, обернулся. Зеркальная дверь затворилась. И он, пораженный, увидел, что это не дверь и не зеркало, а самое настоящее окно. Сквозь чуть мутноватое стекло четко просматривалась вся комната.

– Видите меня? – спросил Граф.

– Очень даже прекрасно…

– А я любуюсь своим отражением в зеркале. Поздравляю с началом работы…

Студент видел, как они сели один против другого за большой стол. Два странных, пугающих его человека. О чем говорили – не слышал, к нему пробивались лишь глухие, размытые звуки.

Потом Граф, оставшись в одиночестве, неторопливо перелистывал, читал бумаги из папки, которую принес Олег.

Нудно тянувшееся время слегка успокоило Студента. Он все чаще отрывал взгляд от сосредоточенно читающего Графа, любовался купленными вчера часами с фосфоресцирующими стрелками… Три стипендии отвалил за них. Подумать только! Хотелось скорее дождаться темноты, чтобы увидеть, как они светятся…

Внезапный громкий окрик словно толкнул его.

– Студент, войдите, пожалуйста!

На миг его снова охватила зыбкая слабость. Пересилив ее, он рванулся к зеркальной двери и почтительно застыл перед Графом.

– Я сейчас уезжаю. Без вас. Возможно, сюда больше не приеду. Возможно. Через два часа вы свободны до следующего воскресенья.

После ухода Графа он вернулся к своему креслу и блаженно растянулся в нем. «Ну и работенка, – подумал на этот раз с удовольствием. – Если за это еще и платить будут больше, чем профессору… Подвезло мне, ничего не скажешь…»

Справа что-то мерзко скрипнуло. Он повернулся. Оказывается, здесь в дощатой стене была еще дверь, совсем незаметная. Из-за нее выглянуло усатое круглое лицо китайца.

– Граф уехал?

– Какой Граф? – грубо переспросил Студент.

Хитро, весело щурясь, китаец медленно выплыл из-за двери, постепенно заслоняя ее собой. Сперва показались выпуклая грудь, словно под рубашкой скрывались металлические доспехи, внушительные плечи и короткие мощные руки, затем кряжистые ноги в узковатых брючках, желтые кожаные мокасины.

– Правильно отвечаете, Студент. Я тоже никакого Графа не знаю… А зовут меня дядюшка Цан. Мой кабинет тут… – ткнул он крючковатым пальцем за спину. – До вас я здесь сидел… Теперь другое дело имею.

Студент настороженно молчал.

– Уехал, значит… А я хотел угостить его. Такое блюдо приготовил, можно сутки есть без остановки.

– Я вас не знаю. – Студент по-прежнему был грозен и неприступен. – Давайте лучше прощаться.

– Э-э, не пугайте. Вашего бокса не боюсь. Я каратист… И свой человек тут… Вы, Олег и я знаем Графа в лицо, поняли? Трое. Четвертый – это женщина. Полгода ее ищу, найти не могу… Найду. От дядюшки Цана не спрячешься, – Оглядев с ног до головы Студента, он мирно продолжил: – Сидите и слушайте. Вы – тень, вам молчать надо. А мне говорить хочется. С утра рот не раскрывал, аж язык закостенел… К нам пришли – хорошо. Большим человеком будете, уважаемым… Нашего графства все боятся…

Студент уже верил, что китаец тоже работает на Графа, но чем-то обиженное самолюбие сдерживало его желание ответить тем же радушием.

– Я слышал о карате, – наконец победил он самого себя, пошел на уступку. – С одного удара убить можно, да?

– Можно, – оживился китаец, – Хотите, покажу два-три приема?..

– Сейчас не надо. Граф может вернуться… Я вообще-то не знаю, разрешено ли вас пускать сюда?

– Разрешено, – успокоил его китаец. – Думаете, вы один его охраняете? Все жильцы этого дома его охранники, поняли?.. Потом больше узнаете.

– И Олега охраняют?

– Э-э, не надо вопросов… Знание добавляет скорби. Что можно – говорю, что нельзя – не говорю.

Но чувствовалось, что дядюшку Цана так и тянет рассказать многое-многое, поразить новичка.

– Все. Уходите! – тревожно шепнул Студент, увидев за стеклом Графа и рядом человека в старомодном френче с большими карманами.

– Сейчас, сейчас, – ответил ему тихо дядюшка Цан. – Ой-ой-ой, большой начальник из ЦК пришел!.. Ладно, ухожу… А вы можете чуть приоткрыть дверь, слышно будет…

«Ишь, гусь китайский, – зло подумал Студент, – Я приоткрою, а ты донесешь… Фиг тебе, провокатор, не надуешь…»

В комнате Графа долго шел отвлеченный разговор – встретились старые друзья. На столе появилась бутылка коньяка, тарелка с нарезанным лимоном.

В комнату Студента вновь просунулась круглая голова дядюшки Цана, зашептала:

– Пьют, да? А вы голодный… Э-э, нехорошо…

Толстая, как полено, рука протянула, поставила на подоконник глубокую миску, а в ней пухлые кривоватые макароны, политые рыжим соусом.

– Сейчас не буду, – отмахнулся Студент.

За зеркальной дверью сверили часы, встали, пожимая друг другу руки. Человек во френче пошел к выходу, а Граф направился к зеркалу.

– О, дядюшка Цан, и вы здесь? – приветливо сказал Граф.

По лицу китайца расплылась довольная улыбка.

– Вас жду… Может, отведаете? Новый соус придумал…

– Спасибо, милый, я обедал. – И Студенту: – Через пятнадцать минут едем… Советую попробовать молодые побеги бамбука в изготовлении дядюшки Цана.

Заговорщически подмигнув китайцу, он засмеялся и вернулся к своему столу.

– Слышали? Приступайте! – дружески приказал дядюшка Цан.

Студент зачерпнул ложкой две макаронины, стал медленно их пережевывать… Сочные, хрустящие… Никогда такого не ел…

– Вкусно? Ну как, вкусно? – нетерпеливо допытывался китаец.

– Даже не могу сказать, – честно признался Студент, загребая ложкой новую порцию макарон…

Глаза китайца сияли гордым блеском.

– И не скажете. Такое в Москве только я готовлю… Соус моего изобретения. Червей сам вырастил и откормил…

– Что?! – Студент вдруг почувствовал противное шевеление в желудке, будто там и в самом деле заползали, заюлили проглоченные черви…

– И-и-и… – захихикал дядюшка Цан. – Никогда не ели?

– Никогда.

– Очень полезно. Сыты будете целые сутки.

Не знал Студент, обидеться или посмеяться вместе с ним? Сейчас он лишь в одном был обреченно убежден: он целые сутки не сможет прикоснуться к пище, пока не избавится от этого тошнотворного состояния.

– Э-э-э, я вас еще не таким угощу! – ликовал китаец. – Всю жизнь благодарить станете. Я был шеф-поваром ресторана «Пекин». Лучшим поваром китайской кухни в Москве, поняли?

– А как здесь оказались? – спросил Студент только для того, чтобы отвлечься, уйти от своих тягостных ощущений.

– Повезло, и оказался… – ответил дядюшка Цан, присев на подоконник рядом с миской, в которой мирно дремали отвратительные черви. – С Графом встретился, с Олегом… Э-э-э, какие люди!.. Видишь, из ЦК с поклоном идут, милиционеры, чекисты мечтают дружбу завести… Наше графство десять лет пол-Москвы в руках держит… Бандиты Лысого, Дрозда, самого Шакала даже погулять боятся на нашей территории… Граф и Олег очень умные люди, очень… По-своему живут…

Его прервал громкий голос Графа:

– Едем, Студент!

– Ладно, потом доскажу… – Китаец вытащил из жестяной коробки пистолет, сунул его в карман Студенту, – С собой берите… Может пригодиться…

– Едем в Сокольники, на одну из наших загородных дач, – объяснил Граф, сев за руль машины. – Встреча с высоким руководителем… Будьте в сторонке. Он боится свидетелей…

В Сокольниках за высоким забором открылся большой тенистый парк – песчаные дорожки, ухоженные газоны, несколько белевших среди зелени статуй. Розовый домик с двумя колоннами в глубине парка. Но Граф пошел не к домику, а к стройной увитой плющом беседке, где был накрыт праздничный стол.

– Проголодались, наверное? – спросил он. – Перекусите, пока нет гостя.

– Не могу, – поморщился Студент. – Меня до сих пор мутит от белых червей дядюшки Цана.

– Да, это пища гурманов, – понимающе улыбнулся Граф и показал ему взглядом на скамейку, скрытую возле беседки под густым кустом акации.

По ту сторону витых железных ворот остановилась легковая машина. Из нее вышел мужчина, очень похожий на самовар, одетый в дорогой костюм, лицо медное, лоснящееся.

Граф поспешил навстречу. Они обнялись, расцеловались.

– Предлагаю такую программу, – донесся голос Графа, – Немножко выпьем. Сауна. А потом о делах поговорим.

– Прекрасно! Согласен! – возбужденно откликнулся толстяк.

Они посетовали на жизнь, поговорили о погоде, выпили за здоровье, за верных друзей, и толстяк заторопился в сауну.

– Пойдемте, пойдемте! – настойчиво приглашал он. – Нельзя отказывать себе в таком удовольствии.

– Возраст уже не тот. Да и врачи запрещают, – печально повинился Граф, прикладывая руку к сердцу.

Толстяк выбежал из беседки и быстро засеменил к потемневшему деревянному срубу у забора.

«Беги, беги, самовар, – злорадно посмеиваясь, подумал Студент, – наш „старенький“ Граф пока обмозгует, как тебя лучше слопать».

Но тут смех прямо-таки застрял у него в горле. По песчаной дорожке от розового домика с колоннами приближалась женщина, такая, будто сошла с обложки заграничного журнала. Расстегнутый легкий халатик, а под ним сиреневый купальник. Черные волосы переливались волнами, большая грудь лениво колыхалась, узкая талия, широкие бедра, длинные стройные ноги… Студент замер, вожделенно разглядывая ее.

Когда женщина проходила мимо, он увидел ее лиловые глаза под длинными ресницами и красиво очерченные чувственные губы. Заметив его, она состроила на алых губах такую манящую улыбку, что он чуть не застонал от нестерпимого желания и вцепился пальцами в край скамейки.

Она дружески, с затаенным смыслом кивнула Графу и пошла по тропинке в сауну.

Время полетело рвано, зигзагами, истязая Студента мелькающими образами того, что могло происходить в сауне. Еще немного, и он готов был рвануться со скамейки, исколошматить пузана…

Она вышла так же величаво, уверенная в себе. У беседки остановилась, шепнула, скривив в усмешке губы:

– На коленях ползал… Обещал жениться, королевой сделать…

– Королеву королевой? Ишь, какой щедрый! – зло сквозь зубы процедил Граф. – Спасибо, Леонелла!

Мимоходом она снова обожгла Студента манящим взглядом, ослепила, пригвоздила к скамейке своей вызывающей статью.

Вскоре из сауны выкатился красный распаренный самовар в белом махровом халате.

– Ну Граф, ну Граф, – затараторил он, – что за женщина у вас служит! Чудо! Сказка! Мечта!.. Но почему недотрога?..

– Такие женщины слишком дорого стоят, – наставительно ответил Граф.

– Сколько? Скажите, сколько? – упорствовал самовар…

– У вас таких денег пока нет… Может, и появятся, если… – Долгая легко переводимая пауза. – Впрочем, давайте вернемся к нашим баранам…

Дальше Студент уже не слушал. Он мечтал. Дух и плоть его были с этой неземной… нет, не так… царственно-земной женщиной.

4

Многое изменилось в жизни Студента за последние два месяца. Теперь он чувствовал себя богатым, независимым, значительным.

Снял комнату на Красной Пресне у доброй безответной старушки Таисии Прокофьевны. Она долго, смущенно теребя пуховый платок, думала, сколько брать со своего квартиранта, наконец, осмелившись, испуганно выдохнула:

– Рубликов двадцать – двадцать пять… – и тут же боязливо отступила: – Ну сколько сможете…

– Значит, сто, – великодушно поправил ее Студент, ощупывая в кармане очередные банковские пачки сторублевок, которые дал ему Олег.

Старушка аж ахнула, опустилась на табуретку.

– Сто?!

– Иногда к завтраку, к ужину что-нибудь купите…

– Боже мой! – воскликнула она, умиленно глядя на Студента, – Да я ж и покушать приготовлю, и постираю, и приберу в комнате вашей…

В общежитии Студент сказал, что будет жить у родственников.

В летнюю сессию начали происходить необъяснимые чудеса. Как только он раскрывал рот, его тут же прерывали преподаватели:

– Это вы знаете. Переходите к следующему вопросу…

И в зачетке одна за другой выстраивались «отл.».

Встретив заведующего кафедрой физкультуры, он хвастливо раскрыл перед ним зачетную книжку.

– Смотрите. Ваша помощь не понадобилась.

Тот обнял его за плечи, отвел в сторонку.

– За тебя сам декан теперь хлопочет. Ему ректор сказал, что ты очень нужный стране человек… Догадываюсь, с кем сотрудничаешь, горжусь тобой…

«Ну и дурак же ты!» – подумал вслед ему Студент. Только сейчас его осенило: институт находится на территории графства!.. Олег сдержал свое слово.

После сессии Студента еще больше стало терзать любопытство. Откуда такая сила у Графа? Да и сам-то он, похоже, стал какой-то важной персоной, понять не мог, какой, но важной…

Таинственная жизнь графства была так тщательно замаскирована, что даже Студент, теперь уже вроде бы свой человек, ничего про нее не знал. Граф, Олег, дядюшка Цан и все… А что творилось внизу, под ними, откуда плыли большие деньги, скрывалось от глаз, как подводная часть айсберга.

По воскресеньям, а последний месяц часто и по вечерам в будничные дни Студент сидел за зеркальной дверью, ездил с Графом на дачи, в рестораны, где проходили неспешные беседы с разными солидными людьми. Он не прислушивался к разговорам, а все ждал того момента, когда сможет доказать Графу свою преданность. Но пистолет, как кусок ненужного кирпича, весомо оттягивал карман, и все разыгранные воображением яркие эпизоды быстрой расправы с каждым, кто посмеет обидеть Графа, в конце концов обесцвечивались, угасали, вызывали обиду и раздражение от неутоленного желания хоть чем-то искупить свое бездействие.

Неприметный паренек отыскивал его везде, где бы он ни находился – в спортзале, в бассейне, в парке. Показывался и растворялся бесследно, но Студент уже знал, что его ждет машина, и спешил, боясь опоздать.

В эту ночь Студент остался у знакомой гимнастки. Она оказалась неприступной, долго и отчаянно прогоняла его, но он с тупым упрямством осла разлегся в прихожей на диване – попробуй сдвинь девяностокилограммовую глыбу! – и незаметно для себя уснул. Открыл глаза, когда еще было темно. Почудилось, будто противно скребли железом по стеклу. Нет, не почудилось: к окошку прилипла, расплющив нос, физиономия неприметного паренька. Быстро, как на пожаре, вскочив, Студент выбежал на улицу и сел в притаившуюся под деревьями «эмку».

Прижавшись к углу кабины, Студент в полудреме думал об этом странном неприметном пареньке. Надо же, и здесь нашел! Надежно работает… А ведь он наверняка не знает, зачем и кому я понадобился в такую рань… Да и шоферу, молчаливому, хмурому, в неизменно надвинутой на лоб кепке, видать, сообщают лишь адреса: куда приехать, куда отвезти… Мелкая верная прислуга большого подпольного графства.

Мысли невольно перенеслись к самому Графу, мягко интеллигентному и вроде бы доступному, но в то же время загадочному, вызывающему к себе странное уважение, которое делает тебя покорным приверженцем всего, что с ним связано. Он – властелин этого скрытого сообщества. Даже про себя Студент не решался произносить «банда», «шайка», «скоп». Эти слова никак не подходили к облику элегантного Графа, звучали оскорбительно.

В болтовне дядюшки Цана, в иносказаниях Олега иногда пробивалось что-то слегка приоткрывающее завесу. Все было интересно для Студента, но касалось лишь прошлого. О нынешних заботах графства они при нем не говорили, словно этого графства и не существовало.

Попробовал он подступиться к Олегу. Долго блуждал с вопросами вокруг да около, пока не иссякло Олегово терпение.

– Давайте-ка, Студент, прямо. Что вас мучает?

– Прямо? – Это его застало врасплох, но, повздыхав, он все же спросил: – Я никак не могу разобраться, с кем работаю… Кто, например, Граф? «Вор в законе», авторитет, пахан или…

Олег рассмеялся:

– И так, и не так. Эти высокие титулы могут иметь только те, у кого очень большой опыт, кто не раз отбывал наказание… А мы… Да, Граф – большой авторитет, симейский лев, которого не берут стрелы… – Он глянул в окно на кладбищенские надгробия Донского монастыря и неожиданно задал вопрос: – Знаете, кто жил до революции в здании, где мы с вами находимся?

– Нет.

– Монахи. Здесь были братские кельи… Вот мы с Графом и создали новое братство. Далеко не монашеское, основанное на правилах воровских сообществ, но – братство. У нас общаковская касса. Мы помогаем кому надо – и тем, кто в зоне, и тем, кто выходит на волю… Знаете, Советская власть дает человеку, отсидевшему в тюрьме, всего лишь десяток медяков на автобус… Представьте себе, как ему жить на эти медяки?.. А мы выделяем большую помощь, под расписку, конечно…

– Это чтобы он вернул деньги?

– Да нет! – Олег искренне удивился наивности Студента, – Расписка – формальность… Из благодарности человек вернет втрое, впятеро больше… А не вернет, так Бог с ним!..

– Это значит, он примется за старое…

– Чудак вы, Студент! На заводе и за год не заработаешь столько, сколько мы даем…

– Спекулянты, торгаши тоже входят в братство?

– Это не наши люди. Правда, мы с ними живем мирно, если дань платят.

– А милиция вам не страшна?

– У нас с ними неплохие контакты. Вы это сами заметили…

– Значит, законы… – Студент помялся, не зная, как построить вопрос.

Но Олег понял его, неожиданно заговорил с раздражением:

– Какие законы? Ваши или наши? Ваши – это когда мусора сапогами мочат по яйцам, когда в зоне пашешь от солнца до солнца… Волчьи ваши законы… – Он чуть успокоился, продолжил тише: – А наши человечнее, гуманнее… Главный принцип – справедливость. И, пусть вас не удивляет, второй – верность, преданность братству… Оно объединяет гордые, независимые натуры. Они не рвутся к власти и не дрожат перед властителями. У них собственное понятие о чести, о нравственности, гораздо выше, справедливее, чем те, что узаконены обществом. Да-да, вы правы, это воры.

Самая древнейшая профессия на земле. Значительно позже появились проститутки, журналисты… – Олег сжал губы, подумал о чем-то своем, потом заговорил снова: – Воры с первых дней существования общественного стада превратились в санитаров…

– Санитаров? – переспросил Студент.

– Не удивляйтесь. Именно так. Вы слышали споры о волках? Многие справедливо считают, что волк в лесу санитар, лечит, регулирует естественный отбор… Волк убивает только слабых и больных и заставляет все остальное лесное зверье сохранять прекрасный жизненный тонус… Без него от немощи, лени, болезней вымерла бы вся лесная фауна… О нас не спорят, все считают врагами общества, оттого и боятся, травят, как волков… Но никто не задумывается о том, что мы стимулируем прогресс. На нас возложена историей благородная миссия: наказывать тех, кто стремится к несправедливому распределению накопленных ценностей.

Этот случайный разговор слегка развеял туман той таинственности, которая окружала все, что касалось графства.

В другой раз поздним воскресным вечером Студента пригласил на пиво с креветками дядюшка Цан и после четвертой бутылки стал вдруг рассказывать о Графе так восторженно, как, наверное, говорили миссионеры о деяниях святых апостолов послушным и жадным до всяких историй островитянам, готовым принять православие.

Графа воспитала Эльвира Тихоновна, дряхлая, но гордая и не сломленная аристократка. Когда ему исполнилось одиннадцать лет, она привела в свою большую полуподвальную комнату девятилетнюю сироту Катеньку, внучку недавно умершей подруги. Так и жили они втроем, тяжело, голодно, на редкие заработки «тети Эльвиры», которая давала уроки английского и французского языка «тупым советским боссам». Детей любила, холила, все время упрямо повторяла:

– Мои очаровательные дети, вы будете у меня самыми образованными в этой варварской стране.

Тетя пригласила к себе четверых давних, стареньких приятелей. Они с увлечением составили программу обучения детей и с таким же увлечением начали заниматься с ними. Тетя давала уроки английского, бывший тайный советник – немецкого языка, географии и астрономии, бывший директор гимназии – физики и математики, бывший приват-доцент Московского университета – философии, истории, риторики и логики, отлученный от церковных дел священнослужитель – богословия.

(Студент вспомнил, как однажды Граф с усмешкой сказал Олегу: «Я ж чужой в Стране Советов, мой родной язык – английский, а марксизм-ленинизм я могу воспринимать только критически, как почитатель Отца, и Сына, и Святого Духа».)

С годами добровольные преподаватели один за другим уходили из жизни. Их провожали на кладбище, и Граф с Катенькой, обнявшись, плакали, как по самым дорогим и близким…

Когда Графу исполнилось восемнадцать, а Катеньке – шестнадцать, остались лишь тетя, совсем немощная, с трудом передвигавшаяся на костылях, да бывший статский советник. На семейном совете было решено: пора определять мальчика в столичный университет.

Но бедные старики так были поглощены своими педагогическими заботами, что даже упустили из памяти: для поступления в университет нужны не столько знания, сколько советский аттестат о среднем образовании.

Бывший статский советник напрасно бегал по коридорам философского факультета, умоляя декана, профессоров провести самую строгую проверку его воспитаннику. Никто не согласился.

Отчаявшись, он устроил его, а год спустя и Катеньку на работу в театр, где главным режиссером был зять их покойного друга – бывшего директора гимназии.

Граф быстро освоил нехитрую профессию осветителя, Катенька стала костюмершей – шить она умела превосходно.

Глянув на Катеньку, главреж облизнулся, как кот в предвкушении мышки, и тут же предложил ей крохотную рольку машинистки ГПУ с одной им же придуманной репликой: «Убери свои лапы, вишь, человек работает».

Бывший статский советник, увидев на сцене нежно любимую воспитанницу, услышав, как она произнесла чужим голоском свою единственную фразу, рванулся к главрежу.

– Это ж талант!.. Это ж находка для театра!

Главреж задумчиво поскреб сизый подбородок.

– Да-а… На такую девочку наш зритель пойдет…

Дебют состоялся через год. Она сыграла роль женщины-комиссара в «Оптимистической трагедии». Когда лихой матрос с восторгом и отчаянной безнадежностью бросил в первые ряды: «Такая баба и не моя!», весь зал сочувственно взревел.

Амплуа Графа не поднялось выше часового («Стой! Кто идет?»). Втайне же он мечтал сыграть Фауста – тетя передала ему любовь к Гете. Но, когда он, стесняясь, доверил свою тайную надежду главрежу, тот замахал руками:

– Задуши в себе, юноша, ущербные стремления.

Артистическая карьера Графа прервалась совсем неожиданно, сразу же после дебюта Катеньки.

Главреж устроил маленький банкет – шампанское, лимонад, бутерброды. После хвалебных речей он пригласил счастливую Катеньку в свой кабинет, чтобы вручить ей текст новой роли – Катерины из «Грозы» Островского. Но буквально через две-три минуты она выбежала оттуда растрепанная, негодующая, заправляя в юбку разорванную кофточку.

Граф медленно опустил на стол бокал с шампанским – его уже тогда отличало редкое хладнокровие – и направился в кабинет главрежа. Пробыл у него не дольше, чем Катенька… Потом была «скорая», были врачи, носилки… Выяснилось, что у главрежа вывихнута рука, выбито восемь зубов, сломано три ребра…

Арестовать Графа не успели. На следующее утро он пошел в военкомат, а вечером роту добровольцев отправили на фронт. Из своего товарного, «пятьсотвеселого» вагона он неотрывно, мучительно, как бы прощаясь навсегда, смотрел на отдаляющиеся фигурки трех самых дорогих ему людей – тетю, бывшего статского советника и Катеньку…

Писал часто, всем троим. Но вдруг поток писем прекратился и пришла страшная похоронка… «Пал смертью храбрых…» Тетя не выдержала этого удара. Потом заснул в кресле и не проснулся бывший статский советник. Никто уже не провожал Катеньку, когда ее труппу эвакуировали в Среднюю Азию…

Граф вернулся. Со Звездой Героя Советского Союза. Побывал у могилок всех своих учителей (тут дядюшка Цан благоговейно добавил: «Там и сейчас по его заказу каждую неделю кладут свежие цветы»).

Начал искать Катеньку. Но все адресаты давали неутешительные ответы. Долго ходил в поисках работы. Оказалось, что Герои Советского Союза никому не нужны в мирные дни. Полгода был худруком в Доме культуры. Хотел поставить на немецком языке своего любимого «Фауста», но перед генеральной репетицией пришел жесткий отказ. В юротделе культуры потом еще долго возмущались: «Ставить пьесу на языке фашистов! Что это за космополит такой объявился?..» Стал выступать в Доме культуры со своей программой «Венок поэтов»: читал Пастернака, Ахматову, Мандельштама… и вскоре очутился в комнате на Лубянке, где уважаемому Герою Советского Союза полдня терпеливо разъясняли, что распространение упаднической поэзии равносильно вражеской пропаганде…

Тогда он перешел работать в «Интурист» переводчиком. Но лакейскую службу Граф не приучен был исполнять. Не прошло и года, как фарцовщики с почтением и страхом стали говорить о «старом Графе», своем отце и благодетеле. Но никто из них не догадывался, что «старый Граф» и есть тот молодой обаятельный переводчик со Звездой Героя Советского Союза, которого они часто видят в толпе иностранцев.

С Олегом Граф познакомился в ресторане «Пекин», где частенько сиживал по вечерам в одиночестве за столиком, который «откупил» у метрдотеля. Он предложил Олегу присесть «на секундочку», и с той «секундочки» они уже не расставались, столик теперь накрывали на двоих.

Как-то испуганный официант прибежал к дядюшке Цану.

– Тебя Олег и Граф требуют… Беги быстрей!

Он снял поварской колпак, передник и, настроившись на очередной каприз завсегдатаев, вышел в зал.

Но услышал неожиданное.

Олег сказал:

– Когда нам что-нибудь нравится, мы спрашиваем, кто приготовил, и всегда слышим в ответ, что это приготовил по своему рецепту шеф-повар Цан. – Он выдвинул свободный стул, приглашая его сесть, – Давайте выпьем за ваше кулинарное мастерство!

– Спасибо за добрые слова. Я не пью… – вежливо отказался дядюшка Цан.

– Мы это знаем, – многозначительно произнес Граф. – Мы многое о вас знаем… например, то, что вы прекрасно владеете английским, занимались карате, даже имели четвертый дан…