Текст книги "Крылья беркута"

Автор книги: Владимир Пистоленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Приняв решение, Надя как-то сразу успокоилась. Ей показалось даже немного странным, что она боялась встречи с Рубасовым и робела перед надвигающимся будущим. Не спеша она стала одеваться. Натянула черные бриджи с белым кантом, надела френч с белой окантовкой по верхнему борту и рукавам; у погон тоже была белая окантовка, а в верхней части две скрещенные кости. Хромовые сапоги Ирины были ей впору. Надя прошлась по комнате – хорошие, мягкие сапоги, ступаешь, как кошка, – ни скрипа, ни стука. Надя достала из муфты гранату – подарок Кобзина и опустила ее в карман; в другой карман положила браунинг. Нет, в руки им она не дастся.

Да, все это так, но случись с ней что-нибудь, Кобзин не будет знать об английских боеприпасах. За этим шел сюда Семен, а у нее разве не то же поручение? Встретить бы Василия... А можно ли ему верить? Можно. Все, что он рассказал Кобзину, оказалось чистой правдой. Но как его найти? Он топит печи в помещении конторы, там, где штаб Рубасова. У кого-нибудь спросить? Он бывший батрак Стрюкова... Нет, нельзя. Разве станет Ирина Стрюкова разыскивать конюха? Этот вариант отпадает. Придется положиться на случай. Сейчас вечер, время, когда он должен топить печи на ночь. Ну, а если встреча не состоится и с ней стрясется беда? Что тогда? Все пропало? Нет, тогда выручит граната: ее взрыв будет сигналом для Кобзина.

Глава четырнадцатая

От раздумий Надю отвлек приход Виктора с женой.

– Боже мой, какая же вы красавица! И как вам идет военная форма, – всплеснув руками, восторгалась Олюшка, со всех сторон осматривая Надю. – Нет, посмотри, Виктор, посмотри, – это же прелесть! Я тоже хочу такой костюм, ты слышишь, Виктор?

– Пожалуйста. Вот Ирина Ивановна организует женский батальон смерти, вступай!

– Да, да, обязательно! Вы меня первой запишите! Только немного цвет не нравится – черный. Посветлее нельзя?

– К сожалению, нельзя.

– А мы за вами, – сказал Виктор.

Надя поблагодарила и крикнула за дверь:

– Денщик! Шинель!

Но к шинели бросился Виктор.

– Нет, позвольте мне.

По тому, как встречные казаки и солдаты поспешно и старательно козыряли, Надя догадалась: они приветствуют не просто двух офицеров, а сына начальника контрразведки. Она решила воспользоваться этим неожиданным, но важным знакомством.

– Знаете, Оля, у меня страшно болит голова. Хочется немного подышать воздухом. Вы не составите компанию?

– С удовольствием. Мне тоже надоедает сидеть в четырех стенах.

– Только недолго, – предупредил Виктор. – Я скажу там...

Он ушел, а Надя со своей спутницей принялись бродить по протоптанным в снегу тропинкам, между заснеженных нагромождений. Наде хотелось разыскать могилу Семена. Она шла и слушала почти неумолкаемое щебетание Оли. И, как нарочно, Оля заговорила о красных, стала рассказывать, что недавно в Соляном городке схватили разведчика из Южноуральска – все это она узнала от Виктора. Хотя Оля и не назвала пленного красногвардейца, Надя догадалась, что речь идет о Семене.

– Вот здесь его закопали. – Оля указала на невысокий, не совсем еще забураненный холмик.

А в это время в кабинет Рубасова вошел подполковник Викулов.

– Почти все гости в сборе, а виновницы торжества нет, – доложил он. – Мой друг, ты будешь с нами?

– Не знаю, – сказал Рубасов и недовольно спросил: – Кто затеял эту дурацкую вечеринку?

– Не в служебное время, – весело ответил Викулов и расшаркался перед Рубасовым.

– Но это повторяется слишком часто.

– Сегодня исключительный случай. Принимаем нового офицера в свою семью. Традиция!

Рубасов не обратил внимания на слова подполковника.

– Я получил шифровку, – сказал он, – совдепы создают регулярную армию.

– Не получится! – убежденно заверил Викулов.

– К сожалению, получается.

В дверь заглянул Виктор и пригласил к столу. Рубасов ответил, что придет немного позже.

– Ирина Ивановна пришла? – спросил он.

– Они с Олей дышат воздухом. Олюшка взяла ее под свою опеку.

Рубасов одобрительно кивнул головой.

– Будьте, друзья мои, милосердны и человеколюбивы, – назидательно сказал Рубасов. – Помните, у мадемуазель Стрюковой большое горе.

– А она молодчина, хорошо держится! – отозвался Викулов. – Шутка ли, так трагически потерять отца! Да другая бы...

– Пусть она почувствует, что находится среди своих, – сказал Рубасов и попросил сына: – Виктор, когда она придет, пригласи ее ко мне.

– Слушаю, папа, – с готовностью ответил Виктор и вышел.

– Мой друг, почему все вьются вокруг этой Стрюковой? – спросил Викулов.

Рубасов недоуменно пожал плечами.

– Никто не вьется.

– Но, но, я вижу, – с усмешкой сказал Викулов. – Кстати, она на меня не произвела особого впечатления. Этакая простенькая, с серым оттенком. И руки грубые. В общем купчиха, черная косточка.

Рубасов не стал возражать, лишь заметил, что, как ему показалось, у Ирины Стрюковой большая сила воли, чем она выгодно отличается от барышень, которых им приходится видеть хотя бы здесь, в Соляном городке. Он закурил, с удовольствием затянулся ароматным дымом сигары и, остановившись против Викулова, спросил:

– Ты интересуешься, почему Стрюковой столько внимания? Золото. Миллионы. Единственная наследница. Понимаешь?

– Златому тельцу поклонялись и древние, – не без иронии сказал Викулов.

– Как мне кажется, атаман метит выдать ее за своего отрока. Сегодня дважды звонил, спрашивал. Атамана, догадываюсь, тревожит завтрашний день. Да, да. Наше положение все-таки шаткое. Сейчас еще можно уехать за границу, но нужно золото. Без капитала человек повсюду – бедный родственник.

– Друг мой, к чему мрачные мысли? – спросил Викулов.

Лицо полковника исказила мимолетная судорога.

– Я с тобой откровенно... – сказал Рубасов. – Меня мучает вопрос: то ли мы делаем?

– Позволь, позволь, – прервал его Викулов.

Но Рубасов не стал слушать.

– А что, если через десять-двадцать лет нас со всеми нашими делами назовут... темной силой? А? Страшно.

– Это в тебе говорит усталость. Вот, даст бог, наступят ясные денечки, отдохнешь, и кислое настроение как рукой снимет.

Глава пятнадцатая

Надя почему-то ждала, что вечеринка будет многолюдной и была приятно удивлена, когда увидела знакомых: подполковника Викулова, поручика Зубова и Виктора. Кроме них, здесь была еще женщина лет тридцати пяти, которую все звали Васеной. Крикливо одетая, с вызывающе обнаженными плечами, она почти не вынимала изо рта папиросы и, словно преднамеренно, не обращала на Надю внимания. Все же остальные, стоило появиться Наде в комнате, окружили ее; каждый старался сказать что-то приятное, ее засыпали вопросами о Петрограде, Южноуральске.

Надя отвечала немногословно, не скрывая, что у нее болит голова и что ей вообще нездоровится.

По тому, как обильно был уставлен стол закусками и бутылками, она поняла: здесь не голодают.

– Господа! – торжественно произнес Викулов. – Прошу к столу! – Он расшаркался перед Надей и, усадив ее на почетное место, заявил: – Сегодня мы у ваших ног! Господа, наполним бокалы!

– Сегодня за ваше счастье и здоровье мы будем пить до чертиков! – сказал поручик Зубов и жадно выпил бокал вина.

– Ну, как наш город? – спросил сидевший рядом с Надей Виктор.

– А я и не рассмотрела. Темно.

– Мы весь двор исколесили, – с готовностью вмешалась Оля. – Я даже речь произнесла, надгробную...

– Ходить трудно, повсюду оружие, пулеметы, штабеля ящиков, словно гора, – сказала Надя, умышленно оставив без внимания последние слова Оли. – Понравился мне порядок, на каждом шагу – пропуск.

Зубов снова поднял бокал.

– Выпьем, как вы изволили выразиться, за порядок!

– Господин полковник Рубасов знает в этом толк, – сказал Викулов. – Красным сюда доступ закрыт.

Надя поднялась.

– Господа, я предлагаю тост за тех сильных и смелых, которые мысленно с нами, хотя здесь их нет!

– За здоровье вашего жениха – господина Обручева! – прокричал Зубов и поднял бокал.

Надя насторожилась. Опять Обручев! Несколько минут назад она впервые услышала эту фамилию от Оли... Может быть, это и есть тот человек, который выдал Семена? Но где он там в отряде, какую личину надел? Вот что сейчас главное. Его называют женихом, значит, он жених Ирины Стрюковой? Как в данном случае поступить? Надя ждала чего угодно, но только не разговоров о женихе. Эти разговоры надо немедленно пресечь, ведь могут спросить у Нади о нем то, что каждая невеста должна знать о своем женихе, а она ничего не сможет ответить. Надо выкручиваться...

Надя слегка постучала колечком о бокал.

– Господа, – сказала она и обвела всех неторопливым взглядом. – Он мне не жених...

Откровенность ее смутила всех присутствующих.

– Но, позвольте... – удивился Зубов.

– Ирина Ивановна! Но молва... молва! – сказал Викулов.

– Молва – только и всего, – ответила Надя. – Знакомые. Я даже не знаю, где он сейчас... Правда, я все время жила в монастыре.

– Да он там, в Южноуральске, работает, и хорошо работает. За него стоит выпить, – сказал Викулов.

– Красные надолго запомнят студента Шестакова! – рассмеявшись, добавил Зубов.

– Шестакова?..

Наде показалось, что она ослышалась.

– Да, Сергея Шестакова, – весело подтвердил Зубов.

Перед Надей колыхнулась комната, все замелькало и поплыло куда-то. Она покачнулась и, чтобы не упасть, вцепилась руками в край стола.

– Ирина Ивановна, что с вами? – воскликнул Викулов, весело взглянув на Виктора, выражением смеющихся глаз показывая снисходительность тому, как не сильна на выпивку гостья.

А Олюшка обняла Надю за плечи.

– Вам нехорошо? Да? После вина? Может, дать воды?

Увидев готовые брызнуть из глаз Нади слезы, она удивленно сказала:

– Вы... плачете? Ирина Ивановна!

Молчавшая все время Васена, занятая, кажется, только вином, презрительно ухмыльнулась.

– Ни черта не понимают! – проронила она. – Тоже мне, люди!

– Господа, – сказала Надя сдавленным голосом, – знаете, господа, мне известно, что отца застрелил студент Шестаков, а это, значит... это, значит, был Обручев?

За столом наступило замешательство.

Страшное известие оглушило Надю, она с трудом сдерживалась, чтоб не разрыдаться от горя и обиды на себя. Ведь это от нее Шестаков узнал, куда едет Семен, значит, это она выдала Семена... Ей вспомнилось, как они оба зашли к ней в комнату, как потом Кобзин вызвал к себе Семена, а Шестаков стал расспрашивать ее, куда же собирается Маликов... Нет, сейчас плакать нельзя! Надо, чтоб эти ничего не заметили, ничего не заподозрили. Надо еще немного посидеть и уходить, чтобы... снова встретиться с Шестаковым-Обручевым.

При одной мысли, что Шестаков сейчас в штабе Кобзина, что он втерся комиссару в доверие и, стало быть, может натворить невесть каких бед, Наде захотелось сию же минуту бежать туда. И еще ей захотелось выхватить гранату и метнуть прямо на стол, чтоб ни одного не осталось из этих, кто радуется успехам Обручева.

Васена, слегка пошатываясь, подошла к Наде и, опустив руки на ее плечи, сказала:

– Ирина Ивановна, хватит, к чертям! Не надо киснуть.

– Я и не кисну, – ответила Надя. И подумала, что ей и действительно сейчас надо собрать все свои силы, и не выдать себя перед контрразведчиками, и не показать, что творится у нее на душе.

– В жизни действительно много грусти, – снова заговорила Васена. – Но мы вас развеселим. Зубов! – крикнула она. – Налейте! А ты, Оля, спой нам...

– Я с удовольствием, – поспешно согласилась Олюшка. – Мою любимую! – Она подала Виктору гитару и запела.

Изрядно подвыпивший Зубов подсел к Наде, хотел что-то сказать, но, увидев ее бокал, полный до краев, поднял его и заорал:

– Наша гостья не пьет! Господа! Бокал мадемуазель Стрюковой полон!

Надя молча взяла из его рук бокал, поставила на стол.

– Не обижайтесь, – сказала она. – Сегодня я не могу пить. – И, обращаясь ко всем мужчинам, спросила: – Господа, у кого есть папиросы?

Первым подал Виктор.

– Спасибо, – поблагодарила Надя. – Спички?

К ней снова подсела Оля.

– А вы и вправду, Ирина Ивановна, не тоскуйте.

Ее поддержала Васена.

– Ирина Ивановна, скажите, пожалуйста, вы долго были в женском батальоне смерти? – спросил Викулов.

– До его расформирования, – не задумываясь, ответила Надя.

– А убивать вам приходилось? – спросила Оля.

Надя медленно затянулась папиросным дымом и так же медленно, будто старательно подбирала каждое слово, сказала:

– Я помню, в одного штабс-капитана пять пуль всадила...

Викулов оторопело глянул на нее.

– В штабс-капитана? – переспросил он. – Он что же, был большевик?

– Нет, – неохотно ответила Надя. – Противно вспоминать. Дело в том, что и среди офицеров много подлецов.

– Браво, браво! – закричала Васена.

– Собрали девушек в батальон. Мы дали клятву: бороться за Россию. И не жалели жизни... А офицеры смотрели на нас, как на проституток. Вызывали к себе в номера... Как этот штабс-капитан...

– И вы его, значит, к праотцам? – хохотнув, спросил Викулов.

– Я, господа, ненавижу подлость.

– А вообще во врагов вам приходилось стрелять? – спросила Васена. – Сколько человек вы убили?

– Мало.

– А мне уже надоело расстреливать, – сказал Зубов. – Понимаете, надоело! Скучнейшая операция.

В комнату вошел полковник Рубасов. Виктор схватился за голову.

– Папа, я забыл пригласить к тебе Ирину Ивановну.

– Гора не идет к Магомету, Магомет пойдет к горе, – усмехнувшись, сказал Рубасов. – Господа, прошу отпустить на несколько минут мадемуазель Стрюкову. Прошу вас, поручик.

В кабинете Рубасов любезно пододвинул кресло.

– Располагайтесь.

Надя села. Села, думая о предстоящем разговоре. Каким он будет? Видимо, это и есть тот самый разговор, которого она ожидала.

Все же ей надо было уйти немного раньше, хотя бы двумя-тремя минутами раньше, и эта встреча не состоялась бы. Но об этом думать поздно.

– Грустите?

– Голова болит.

– Нервы. И рад бы помочь, но... – Рубасов развел руками. – О вас справлялся атаман.

Надя поблагодарила.

– Он просил узнать: вы решили остаться у нас, или уедете в Гурьев? Он советовал ехать туда. Просил дать охрану. Между прочим, атаман считает, что там больше возможностей для создания женского батальона.

– Я не знаю, что вам сказать. – Надя недовольно взглянула на Рубасова. – Скорее забирайте Южноуральск, я никуда не могу уехать отсюда, пока не будет в безопасности то, что оставил отец. Вы понимаете, всем богатством могут завладеть красные... Хотя бы из уважения к памяти отца... А вообще, скажу вам, господин полковник, до чего же противна эта собачья жизнь. Верите, мне иногда хочется выпить чего-нибудь и – ко всем чертям!

– Нет, нет, Ирина Ивановна, – стараясь успокоить ее, проговорил Рубасов. – Жизнью надо дорожить. Вы молоды, красивы, обеспечены.

Надя усмехнулась.

– Кстати сказать, господин полковник, я пока не собираюсь умирать. Я говорю: бывает такое настроение. Но если судьба предаст меня, я своей жизни дешево не отдам. – Надя достала из кармана гранату.

Рубасов отшатнулся.

– Граната?!

Распахнулась дверь, и в комнату вошел с охапкой дров Василий.

– Господин полковник, – нерешительно спросил он. – Можно дровишек в печку подкинуть?

– Да, да, – ответил Рубасов, не взглянув на него. – И получше истопи. Ночами опять морозит.

Василий стал возиться у печки.

Надя не могла понять, что случилось с Василием: она же видела, как он глянул на нее и тут же отвернулся, ничем не выдав, что узнал. Неужто и вправду одежда так изменила ее?

– Я не понимаю, Ирина Ивановна, зачем вам понадобилась граната, – спросил Рубасов.

– На черный день, – ответила Надя. – Вдруг попаду не в те руки?

– Ее же тяжело таскать! И не очень приятно. Да и вообще, вы здесь под такой охраной...

Рубасову не удалось закончить фразу. В комнату вошел вестовой и, козырнув, доложил:

– Господин полковник, к вам поручик Обручев.

– Обручев? – переспросил Рубасов. Он взглянул на Надю таким взглядом, словно хотел сказать, что решить этот вопрос может только она.

– Господин полковник, разрешите мне первой встретиться с ним... И... одной. Прошу вас! Я никогда вам этого доброго дела не забуду.

Рубасов спрятал улыбку и кивнул головой.

– Пусть будет так. Я вас понимаю, Ирина Ивановна. – И приказал вестовому: – Зови. А ты тоже – пошел! – крикнул он Василию.

– Я счас, я счас, – заторопился Василий.

Когда за Рубасовым закрылась дверь, Василий шагнул к Наде.

– Надька!

– Тише! – зашептала она.

– Тебя же убьют! Беги...

Надя торопливо зашептала:

– Желтую балку знаешь?

– Знаю. Совсем рядом.

– Вася, скачи туда. Скажи Кобзину, заморский гостинец здесь... И скажи еще: Шестаков, Шестаков! Беги, прощай.

Когда Василий вышел, Надя встала за шкаф. Она еще не знала, что произойдет здесь, но знала: чему-то быть, очень важному и страшному. В правую руку она взяла браунинг.

Ничего не подозревая, в кабинет вошел Обручев. Он был в той же одежде, в какой видела его Надя в Южноуральске. Перешагнув порог, он по-военному вытянулся, готовясь докладывать полковнику, но, не видя никого в комнате, удивленно оглянулся.

И тут появилась Надя.

– Обручев!

В какую-то долю мгновения Обручеву показалось, что перед ним Ирина в своем военном мундире.

– Ирина! – воскликнул он. В это время он увидел глаза Нади, увидел браунинг. Хотел что-то сказать, но не успел.

– На тебе, Шестаков! – шепотом проговорила Надя и два раза в упор выстрелила в него.

Обручев пошатнулся, упал на колени и завалился на бок.

В комнату вбежал Рубасов, и вся она тут же наполнилась людьми.

– Что? Что здесь? – закричал Рубасов. Увидев на полу распростертое тело Обручева, он уже более спокойно спросил: – Ирина Ивановна, что случилось?

У Нади подгибались колени, вздрагивала рука, державшая браунинг.

– Господин полковник, иначе я не могла поступить, – срывающимся голосом проговорила Надя. – Он убил самого дорогого для меня человека. Атаману я расскажу обо всем сама. Извините, я пойду.

Так, с браунингом в руке, Надя и ушла.

– Это же черт знает что! – бушевал Рубасов, и трудно было понять, что взбесило его: необычный поступок гостьи или то, что убийство совершено в его кабинете. – Врача! – приказал он.

– Сейчас будет, – ответил Викулов.

Виктор и Зубов уложили Обручева на диван.

Викулов взял его руку и стал щупать пульс.

– Ну, что? – спросил Рубасов.

– Кажется, жив.

А Надя в это время подошла к могиле Семена. Она немного постояла, потом взяла с холмика горсть земли, насыпала в платок...

– Сеня, единственный мой! Прости меня...

И торопливо зашагала к воротам крепости.

ОКРЫЛЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ
(Послесловие)

В старом уральском городе Оренбурге, овеянном степными ветрами и легендами о «крестьянском царе» Емельяне Пугачеве и его вольнице, в городе, который мы знаем еще со школьной скамьи по незабываемым страницам «Капитанской дочки» Пушкина, есть улица имени Марии Корецкой, названная так еще в первые годы Советской власти.

Кто она, эта Мария? Чем заслужила столь высокую честь наряду с видными революционерами, боевыми руководителями оренбургских большевиков – Кобозевым, Цвиллингом, Кичигиным, братьями Кашириными, имена которых увековечены в названиях лучших улиц прекрасного города? Эти вопросы впервые взволновали В. И. Пистоленко более двадцати лет назад. Писатель годами по крупицам собирал сведения о Марии Корецкой. Из бесед с людьми, лично знавшими ее, – а таких оставались единицы, – из материалов местного архива перед ним постепенно вырисовывался облик девушки-казачки, ходом самой жизни втянутой в вихрь революционных событий и ставшей бесстрашной разведчицей в красногвардейском отряде комиссара Кобозева. Выполняя одно из самых ответственных и опасных заданий командования, Мария попала в руки дутовской контрразведки и была подвергнута мучительным пыткам. Но никакие пытки и зверства не смогли сломить стойкий дух и волю верной дочери народа. Она погибла в застенках контрразведки, свято сохранив свою тайну. Боевые друзья и соратники не забыли ее – так после победы над врагом в Оренбурге появилась улица Марии Корецкой. А много лет спустя на сцене Московского драматического театра имени К. С. Станиславского и в ряде других театров страны с успехом пошла пьеса В. Пистоленко «На рассвете», в основу которой была положена судьба этой замечательной девушки, предвосхитившей подвиг Зои Космодемьянской.

Однако, написав эту пьесу, В. И. Пистоленко не оставил свою героиню. Чем больше вникал он в историю ее короткой, но яркой жизни, чем глубже постигал историю гражданской войны на Южном Урале, тем крепче в его художественном сознании «завязывался» роман о революционной молодежи, мужавшей в боях за Советскую власть. Так родился роман «Крылья беркута».

В творчестве В. И. Пистоленко роман о молодежи – явление далеко не случайное. Писатель давно и с большой любовью разрабатывает тему духовного становления молодого советского человека. В романе «Крылья беркута» он обращается к той славной и великой эпохе, откуда все началось, где формировались основные черты характера молодого советского человека, передающиеся от одного поколения к другому.

События романа развертываются в конце семнадцатого – первой половине восемнадцатого года на Южном Урале, где в это время рабочие, крестьяне и беднейшие слои уральского казачества вступили в смертельную схватку с буржуазией, помещиками и зажиточным реакционным казачеством.

В нашей художественно-исторической литературе почти не освещен этот важный фронт эпохи гражданской войны. Между тем борьба за Оренбург, который в это время был административным, торговым и культурным центром громадного края, имела, пожалуй, не меньшее значение, чем борьба за Царицын. Ведь на атамана Дутова контрреволюция возлагала большие надежды: в случае соединения полчищ Колчака с белоказачьими отрядами Дутова, а через него – с войсками Деникина, был бы создан единый белогвардейский фронт, отрезавший от центров социалистической революции Каспий, Среднюю Азию – по существу, весь юго-восток России. Борьба за Южный Урал и Степной край имела не только военно-стратегическое значение – это была еще и борьба за хлеб для голодающего пролетариата Москвы и Петрограда. Вот почему В. И. Ленин лично следил за событиями в необъятных просторах Степного края, посылал туда опытных, закаленных в боях большевиков-комиссаров, помогал красногвардейцам оружием и боеприпасами.

В романе «Крылья беркута» отражен начальный период размежевания сил революции и контрреволюции на Южном Урале.

Тоже оренбуржец, смолоду немало побродивший по родному краю, я постоянно узнаю его неповторимый облик, его колорит и своеобразие, талантливо запечатленные на страницах романа. Южноуральск романа – это Оренбург. А вот и его характерные приметы: громадный кафедральный собор, построенный на средства «отцов города»; массивный приземистый квадрат Гостиного двора, под сплошную крышу которого, занимающего целый квартал, стекались разноплеменные купцы из Нижнего Новгорода и Бухары, из Самары и Хивы, из Гурьева и Шемахи; дом Панкратова – одно из наиболее оригинальных сооружений старого Оренбурга; Главные мастерские – как прежде назывался паровозовагоноремонтный завод – бастион революции, из стен которого мы, мальчишки, даже в начале 30-х годов выковыривали белоказачьи пули... Заорье романа – это Орск, ныне мощный индустриальный центр Южного Урала, а в прошлом захудалая крепость, где отбывал солдатчину великий кобзарь Тарас Шевченко.

Прототипами романа послужили реальные, исторически известные лица. Комиссар Кобзин – это посланец Ленина, большевик-подпольщик, комиссар Степного края Кобозев; Самуил Цвильский – первый председатель Оренбургского губисполкома Цвиллинг, трагически погибший вместе с рабочим отрядом в мятежной станице Изобильной; Джангильдек Алибаев – это комиссар Степного края по национальным вопросам, славный сын казахского народа, большевик Алибай Джангильдин, побывавший у Ленина и доставивший караван с оружием для оренбургских рабочих. Прообразом главной героини романа – Нади Корнеевой стала Мария Корецкая.

Вполне понятно, что перед нами не собственно историческое, а художественное произведение, поэтому судьбы людей, положенные в основу повествования, творчески переосмыслены, так же как творчески отобраны и переосмыслены и сами исторические события. Это и придает характерам и событиям не только историческое, но и современное звучание, не только уральское, но и общесоюзное значение.

Достоинство романа В. И. Пистоленко состоит прежде всего в том, что ему удалось образно, исторически достоверно показать сложные пути идейного и нравственного роста первого поколения молодых бойцов революции. Они мужают и крепнут как под воздействием самой революционной действительности, так и под благотворным отеческим влиянием большевиков ленинской гвардии. В этом отношении особенно примечательна судьба Нади Корнеевой.

С первых же страниц романа эта девушка-сирота из бедняцкой казачьей семьи привлекает нас своей душевностью, нравственной чистотой и благородством. Но она еще темна и забита, ее давит свинцовая тяжесть быта купеческого дома Стрюковых, в котором Надя живет на правах бедной родственницы, а вернее – жестоко эксплуатируемой прислуги. С вступлением в город красногвардейского отряда, штаб которого расположился в том же доме Стрюковых, начинается медленное, а потом все более стремительное прозрение этой девушки?

Писатель не торопится с нередким в современных повестях и романах о молодежи «духовным переломом». Нет, он очень тактично и жизненно-убедительно втягивает Надю в круг интересов и забот красногвардейского отряда. Сначала она даже побаивается красных, тем более что в том кругу, в котором ей приходится жить, о них рассказывали такие ужасы! Но вот они пришли, эти загадочные красные, а вместе с ними друг ее детства Семен Маликов, – и оказались на диво простыми, близкими, родными... Только очень уж изголодавшие и исхолодавшие. И Надя мечется по дому в естественном желании обогреть и накормить этих людей. К тому же у нее есть на это право: бежавший Стрюков оставил ее за «хозяйку» дома.

В городе, отрезанном белоказаками от окрестных станиц и деревень, свирепствует голод. Почуяв в Наде доброе, отзывчивое сердце, комиссар Кобзин поручает ей заботу о детском пункте питания. Надя делает все возможное, чтобы спасти умирающих с голоду детишек и облегчить страдания их матерей. А между тем комиссар Кобзин и Семен Маликов шаг за шагом раскрывают перед ней смысл и задачи революции. Теперь она уже и сама боец красногвардейского отряда. Но боец еще не настолько созревший, чтобы вступить в схватку за себя, за свое место в общем строю. Стоило одному из членов «ревтройки» за небольшую ошибку «исключить» ее из отряда – и она обиделась, ушла. И ушла-то не куда-нибудь, а вместе с бабушкой в «тихую обитель» – в местный монастырь. Таковы крутые изломы еще не окрепшей в бореньях души.

Но добрые семена уже посеяны в сердце девушки, уже дали свои всходы и не могут заглохнуть. Несмотря на ласковое, даже предупредительное отношение к ней со стороны хитрой, умной и образованной игуменьи, бывшей в «миру» великосветской дамой, стремившейся использовать молодую девушку в своих целях, Надя вскоре покидает монастырь. Покидает потому, что воочию убедилась в ханжестве, лицемерии и подлости «служительниц» бога, которые будто бы скорбят о всех «сирых и убогих», а сами равнодушно взирают на умирающих с голоду детей и в расчете на богатые даянья укрывают в своих закромах хлеб купцов-спекулянтов, охраняя его, как верные сторожевые псы. Надя возвращается в отряд, сообщает тайну этих закромов и тем оказывает неоценимую услугу осажденному городу.

Теперь уже, уверенный в ее искренности и преданности революции, комиссар Кобзин считает возможным дать ей серьезное поручение – посылает в качестве связной в Заорье и Айдырлю для установления контактов с оторванными от Южноуральска отрядами Красной гвардии. Не без внутренней дрожи, не без страха перед офицерами белоказачьей контрразведки, из цепких лап которых она вырвалась чудом, Надя пробралась в Заорье и неплохо справилась с этим поручением.

И вот наступает решающее испытание ее духа и революционной сознательности. Надо разведать, верны ли слухи, что в старой крепости Соляного городка (город Соль-Илецк под Оренбургом) хранятся боеприпасы, полученные через афганскую границу от англичан. Но, к несчастью, именно в этой крепости засел штаб контрразведки полковника Рубасова. Жутко забираться в логово палачей, давно потерявших человеческий облик. Ведь оттуда не вернулся лучший разведчик отряда, друг Нади, Семен Маликов. Но ладо! И Надя идет в это логово, потому что ей с документами Ирины Стрюковой сделать это легче, чем другим. Она до конца выполнила свой долг, а заодно отомстила предателю, которым оказался далеко не безразличный ей студент Шестаков, каким знали его в красногвардейском отряде, а на деле – убежденный враг революции, контрразведчик Обручев.

Привлекает нравственная чистота молодых героев романа. Семен Маликов – этот бесстрашный разведчик, готовый во имя революции на подвиг самопожертвования, – горячо любит Надю. При всей внешней грубоватости он отличается каким-то врожденным тактом, который не позволяет ему оскорбить любимую девушку нечистым подозрением или сценой ревности, хотя хорошо понимает, как она заблуждается в своем увлечении блестящим студентом Шестаковым. Со своей стороны, Надя мучается угрызениями совести, чувствуя, как образ студента все больше заслоняет в ее душе образ друга детства. Но стоило ей узнать, что Шестаков – враг, и она, не дрогнув, карает его собственной рукой.

По-своему интересен образ Василия. В нем немало рабьего, холопского, в нем еще сильна жилка собственника, накопителя, домовитого «хозяина». Прелестями этой жизни он пытается соблазнить и Надю, но встречает отпор. Наблюдая, как рушится мир некогда могущественных Стрюковых и Панкратовых, Василий тоже начинает понимать призрачность своих собственнических идеалов. Он еще далек от осознания целей и задач революции, но, судя по последним главам романа, и в его душе происходят какие-то сдвиги. Кстати, этому усердно помогают сами Рубасовы, залившие кровью Соляной городок, чем вызвали к себе глухую, правда, еще скрываемую, ненависть даже в душе прежде равнодушного к классовым битвам, трусоватого паренька. Во всяком случае, выполнение Василием поручений Семена Маликова и Нади говорит о том, что намечается рождение новой личности.

Рождению, росту и воспитанию нового человека много сил и времени отдает комиссар Кобзин. Из многообразной, бесчисленной по своим заботам и хлопотам деятельности комиссара писатель сознательно отбирает прежде всего то, что связано с воспитанием молодого поколения. И это вполне понятно и оправданно, иначе можно было бы затеряться в описании массы других дел и поступков комиссара и утратить основной нерв повествования.

Кобзин превосходно сознает, что будущее революции – в руках молодых, и он не жалеет сил, чтобы подсказать, разъяснить, научить, пробудить творческую, революционную энергию молодежи. Своей простотой, доступностью, сердечностью, горячей любовью к народу, беззаветной преданностью делу революции и непримиримой ненавистью к врагу он служит примером для всех защитников города. При этом Кобзин выступает не один, а в плотном окружении хотя и небольшой по числу, но монолитной, сплоченной партийной организация, приступившей по указанию Ленина к созданию молодежной коммунистической организации.

Читатели романа по достоинству оценят и художественную убедительность образов матерых врагов революции – купца Стрюкова, поручика Обручева, полковника Рубасова, игуменьи монастыря и других, выписанных крупно, психологически достоверно, без нередких в таких случаях однолинейности, плакатности и схематизма.

Купец Стрюков во многом напоминает горьковские образы «железных людей». Жестокий, беспощадный, не знающий преград в достижении своих целей, он весь переполнен ненавистью к революции, которая лишила его силы и власти, да, пожалуй, и ума. По ходу повествования, он становится все более жалок и ничтожен. Печален и никчемен его конец: он гибнет, спасая свое золото, свой дом, который вот-вот должен взорвать защитник его же былой власти поручик Обручев, гибнет как ничтожный раб собственнических инстинктов, не принеся пользы даже своим единомышленникам. Ведь осуществись коварный замысел поручика-диверсанта, вместе со стрюковским домом и золотом взлетели бы в воздух и штаб революции Южноуральска и боеприпасы блокированного города.

Достойна своего родителя и Ирина Стрюкова – поручик печальной памяти женского «батальона смерти». Она всеми силами души ненавидит народ и революцию. Но образ этот по-своему трагичен, особенно в ночь, когда она стоит у гроба отца и сознает свою вину перед покойным – ведь это она привезла в город своего возлюбленного Обручева, который стал убийцей Стрюкова.

Офицер-контрразведчик Обручев, он же самозваный студент Сергей Шестаков, – идейный, непримиримый враг революции. Умный, образованный, умеющий мастерски маскироваться, он ведет себя в лагере красных столь осторожно и дальновидно, что истинное лицо его долго не могут распознать ни Надя, ни великолепный разведчик Семен Маликов, ни даже опытнейший Кобзин, который лишь под конец начинает подозревать, что во всей истории с убийством Стрюкова роль Обручева была более чем туманна. Неизвестно, поднимется ли этот матерый враг после карающего выстрела Нади Корнеевой, но нам и без того ясно, что мир Обручевых и Стрюковых обречен, что победа социалистической революции неизбежна.

У степных народов могучая птица беркут славится своей зоркостью, отвагой и высотой полета. Молодые герои романа В. И. Пистоленко в огне революции обрели крылья беркута. Они полны мужества и отваги, они стали зорки и неукротимы, они готовы к новым свершениям и полетам в неизведанные дали.

В кругу друзей автор «Крыльев беркута» говорил, что работает над второй книгой романа, в которой его герои с честью пройдут горнило новых испытаний и вступят в эпоху строительства мирной жизни закаленными бойцами непобедимой ленинской партии. Будем надеяться, что встреча с полюбившимися нам героями состоится в недалеком будущем.

Петр Строков