Текст книги "Восемнадцатый скорый"

Автор книги: Владимир Муссалитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

VII

Испытание нового самолета было решено проводить в Сусломском лесу. Сергей хорошо знал его. Осенью он не раз ходил сюда к барсучьим норам. Зимой ставил тут силки на зайцев. Но он был незадачливым охотником – барсуки не показывались из своих нор, а зайцы упорно обегали силки.

В начале Сусломского леса, за первым же логом, была большая поляна.

– А ничего местечко! – похвалил Сергей, оглядывая поляну, присматриваясь к легким птичьим следам под молодыми березками.

Он торопливо расстегнул фуфайку, извлек толстый сверток.

– Погоди, – остановил Полосин. – Нужно, еще место для запуска приготовить.

Он принялся усердно утаптывать снег. Сергей бросился помогать.

– С поляной я сам управлюсь, – сказал Полосин. – Ты лучше укрытием займись. Сделай что-нибудь наподобие бруствера. Сам понимаешь – все может быть. Топливо у нас новое, неизвестно как себя поведет. Поэтому запуск лучше всего проводить из укрытия. Я вот и шнур для этого приготовил.

Полосин заголил рубаху, и Сергей увидел, что его друг от пояса до груди обмотан тонкой бельевой веревкой.

Пока Полосин утрамбовывал, снег, готовя площадку для запуска, Сергей на скорую руку соорудил бруствер, натыкав полукольцом березовые ветви, обложив их снежными глыбами. Убедившись, что все готово к запуску, Полосин размотал длинный, крепко утянувший тело шнур.

– Давай сюда! – приказал он командирским тоном.

Сергей осторожно, будто имел дело с чем-то хрупким, что ненароком могло разбиться, высвободил из многочисленных оберток металлическое тело самолета. Оно жгуче и ярко вспыхнуло на солнце.

Сергей небольшими щепотками стал сыпать содержимое мешочка, прислушиваясь к тому, как смесь шуршит о стенки алюминиевой трубки, незримо заполняя ее.

– Довольно, – остановил Полосин, отбрасывая в сторону бумажную воронку. На снег просыпались мелкие серые зернышки. Но смеси в мешочке было достаточно. Ее хватило бы еще не на один такой вот самолет.

– Теперь все это нужно хорошенько уплотнить, – сказал со знанием дела Полосин. Тут же извлек из кармана гвоздь и принялся шпынять в отверстие трубки. – Вот теперь порядок! Осталось только приладить шнур.

Он сделал и это, и когда медленно отходил к брустверу, в укрытие, лицо его стало сосредоточенным и напряженным, как у минера. Будто не самолет собираются запустить они, а намерены взорвать мину замедленного действия.

– Ложись, – приказал Полосин, встряхнув коробком спичек, промерив глазами длину шнура – Враз сгорит, я его специальным раствором пропитал.

Сергей нехотя лег на снег.

Полосин чиркнул спичкой. На слепящем от солнца снегу пламя было незаметно. И только по тому, как зачернел, слегка обуглился краешек шнура, Сергей догадался, что тот горит.

Сергей и Полосин жадно, во все глаза глядели на прогонистое, настывшее на морозе, матово поблескивающее тело самолета, боясь пропустить самый важный момент, когда огонь пройдет последний сантиметр, когда скрытая в таинственном двигателе сила найдет свой выход…

Но, кажется, кто-то неведомый испытывал их терпение. Добравшись до самой трубки, до самого отверстия, огонь неожиданно погас.

Они недоуменно посмотрели друг на друга.

– Ты понял, что вытворяет? – со странным злорадством сказал Полосин. – Ну ничего, никуда от нас не денется.

Другого выхода, как поджигать у самой трубки, не было.

– Пойду! – сказал Полосин, решительно тряхнув коробком.

– А с чего вдруг ты? – возразил Сергей, бросаясь следом за ним. – Мы ведь на равных. Или не так?

– Чудак человек, я ведь хочу как лучше, – пояснил Полосин. – Ну скажи, зачем тебе рисковать. При запуске всякое может…

– Нет уж, дудки, на равных, так, значит, на равных, – не уступал Сергей.

– Ладно, – нехотя согласился Полосин. – Кинем на спичках.

Он выбросил прямо перед собой тесно сжатые, покрасневшие от холода кулаки:

– Чья спичка, тот и поджигает!

Сергей перевел взгляд с одного кулака на другой. Они легонько подрагивали, словно чашечки весов..

– Ну! – напомнил требовательно Полосин.

Сергей ударил по правой руке.

– Твоя! – убитым голосом сказал Полосин, разжимая побелевшие пальцы.

Сергей в последний раз любовно взглянул на самолет, словно бы прощаясь с ним. Не было никакой уверенности в том, что после приземления удастся найти его в этом лесу.

– Заснул, что ли?

Сергей поднес спички к запалу.

– Беги! – напомнил Полосин.

Сергей легко отпрыгнул в сторону и, забыв об опасности, обернулся к самолету, стараясь схватить, запомнить этот прекрасный миг взлета. Ибо самое прекрасное в полете – именно момент взлета, та секунда, когда самолет стремительно отрывается от земли.

«Сейчас это случится», – подумал Сергей, торопливо прокладывая глазами траекторию полета.

Но тут под лафетом что-то крякнуло, ухнуло, и вслед за яркой вспышкой огня и взметнувшимся бурым облачком, закрывшим самолет, послышался резкий металлический свист.

Взорвался? – с ужасом подумал Сергей.

В ту же секунду остро и коротко ожгло запястье левой руки. Он не успел еще сообразить, что же это такое, как ладонь тотчас стала липкой от крови и на снег спешно посыпались алые горошинки.

– Говорил же тебе! – набросился на него Полосин.

Сергей виновато улыбался.

– А ну, покажи!

– Да пустяки.

Сергей попытался увернуться, пряча руку в просторном рукаве фуфайки, но Полосин крепко схватил его за локоть.

– Ничего себе пустяки!

Полосин оглядел залитое кровью запястье, схватил пригоршню снега, приложил к ране. Кровь не останавливалась.

– Да брось ты, – сказал Сергей, пытаясь высвободить руку.

– Не дергайся. Стой спокойно, – приказал Полосин. – Видишь: рана рваная и глубокая. Тут не до шуток.

Он высвободил из-под лыжной куртки подол белой рубашки. Попытался разорвать руками. Рубашка не поддавалась. Тогда Полосин вцепился в подол зубами и с треском пустил его по всей длине.

– Хорошо еще, что вену не задело, – сказал Полосин. – А то было бы дело.

VIII

Все свободное время Юрка Полосин проводил в сарае. Когда Сергей зашел к нему, он что-то строгал большим охотничьим ножом.

– Слушай, что я тебе скажу, – с ходу заговорил Полосин. – Херувим за твоей Риткой откровенно приударил.

Сергей в первую минуту не нашелся что ответить. Так неожиданно было это. Но затем, стараясь быть спокойным, даже равнодушным, сказал:

– Ну и что?

– Да ничего, – словно не видя его замешательства, отозвался Полосин.

– А может, он ей нравится, – сказал Сергей, чувствуя, как внутри у него все холодеет. – Ты ведь этого не знаешь.

– Знаю не знаю, но она-то должна видеть, какой он, Херувим?

– А она и видит – красивый парень. Шутник. Перед девчонками не робеет. – Сергей криво улыбнулся. – Ну и что, прикажешь мне драться с ним? Ее право выбирать.

– Молодец! – похвалил Юрка, странно усмехнувшись.

– Ну а ты, что ты предлагаешь? – воскликнул с досадой Сергей.

– Сам решай, – ответил спокойно Полосин, решительно вгоняя в ножны охотничий нож.

Сергей понимал, что нужно встретиться с Ритой и спросить ее, хочет, ли она дружить с ним. Виделись они последний раз во время зимних каникул. Сергей с Юркой бегали на лыжах в Лосево, где особенно хороши горки и куда в дни каникул собирались ребята со всего поселка. Рита с Ирой в тот день тоже оказались там. Катались долго, дотемна. Девчата, как показалось ему, дольше других задержались на горках, дожидаясь их, чтобы возвращаться в поселок вместе, – быть может, надеялись на какой-нибудь разговор, а они, как бирюки, молча топали до самого поселка.

Сергей-то думал, о чем говорить, когда и без слов ясно, что девчонки нравятся им. Ради Риты он не побоялся прыгнуть с самого каверзного трамплина. Она даже внимания не обратила на этот прыжок.

– Но завтра же хор! – друг спохватился Сергей. – Давай проводим девчат домой и обо всем поговорим?

– Провожай, кто тебе мешает, – буркнул Юрка, копаясь в ящике с гвоздями. – Или без поводыря не можешь?

– При чем тут поводырь, – обиделся Сергей. – Я думал, вдвоем лучше. Пока ты с Иркой будешь говорить, я бы с Ритой потолковал.

– Не о чем мне с ней разговаривать! – отрезал Полосин. – А свои отношения сам выясняй.

– Значит, не пойдешь?

– Нет!

– Ну и ладно. Думаешь, мне больно Ритка нужна. Я думал, будет всем лучше, если станем встречаться все вместе. Девчонки хорошие.

– Хорошие так не поступают.

– А что они плохого сделали? Может, мы сами с тобой виноваты. Разве так дружат? Видимся с ними раз в месяц, по обещанию. Тащимся следом, когда идут домой, а в школе делаем вид, что не замечаем. Да какой девчонке понравится такое. А Херувим – не промах. И потом, я не верю, что он всерьез нравится ей, – выкрикнул возбужденно Сергей.

Он никак не мог допустить, что Рита променяла его на Валерку Херувимова, похвалявшегося своими успехами у девчонок, не больно задумывавшегося над тем, какую славу создает он дурехам за их спиной. Может, и не все в его рассказах правда, но детали порой рассказывал такие, какие трудно придумать. А может, он и с Ритой уже так ведет себя?

Сергей стиснул кулаки.

– Кстати, а кто тебе сказал о Херувиме?

– Не все ли равно! – равнодушно ответил Полосин, приставив к дощечке гвоздь, примериваясь к нему молотком.

– Не все равно.

– Сам видел.

– Где? – спросил, холодея, Сергей.

– И чего пристал, как банный лист, – обозлился Полосин. – Что? Где? Когда? За переездом, у щитов, в субботу вечером.

– Они были вдвоем?

– Вчетвером они были, вчетвером. Пара на пару. Ну, что? И отстань ты наконец от меня.

Теперь Сергею стала понятна злость Юрки. Ведь там, у щитов, вместе с Ритой была и его подружка Ира. Но в таком случае интересно, кого привел с собой к щитам Херувим? Хотя какое ему дело до этого! В нем появилась решимость. Нет, он так просто Риту никому не отдаст. Он докажет всем, чего он стоит!

Сергей вспомнил о заброшенном, задвинутом в дальний угол самолете, но это было детской забавой, не больше. Теперь он чувствовал, что может взяться за более сложное дело. И этим делом докажет всем, что он, Сергей Мальцев, не зря живет и хлеб жует.

Мысленно собрал он всех на главной улице поселка. Взоры всех были обращены к небу, где парил легкокрылый аппарат, управляемый, на зависть люду, Сергеем Мальцевым, тем самым Серегой, которого не захотели принять в комсомол, тем самым Серегой, которого так жестоко предала одна, в общем-то неплохая, девчонка…

Он так зримо представил эту картину, что у него даже похолодело в груди.

– Все ясно! – воскликнул, он, ударив от нетерпения одной ладонью о другую..

– Ты о чем? – спросил изумленно Полосин. – Что тебе ясно?

– Все! – односложно отозвался Сергей, не желая, однако, посвящать товарища в свою тайну.

Он не хотел ни с кем делиться ею. Ни одна душа не должна знать о том, что задумал, что намерен осуществить в скором времени он, Сергей Мальцев. Пусть для всех это будет неожиданностью.

IX

Идея была прекрасной. И теперь Сергей жил только ею. Он без устали рисовал на промокашках, на случайно подвернувшихся под руку клочках бумаги контуры чудесной и во многом загадочной для него машины, которой заболел не на шутку. Он быстро и нервно набрасывал штрихи, тут же критически, как бы со стороны оценивал и вот уже торопливо комкал испорченный лист. Все было не то. И не так. Он понимал, что самолет ему не под силу. Тут нужна уйма материалов, наконец – мотор, которых он, конечно же, достать не мог. Да он и не собирался строить самолет в том привычном понимании слова, не тешил себя несбыточными, нереальными надеждами. Однако рука упорно выводила знакомые формы серийных аппаратов, близких к тем, которые он видел тогда с Сашей Сурневым на аэроклубовском аэродроме и на одном из которых летал с летчиком Косаревским. Разумеется, ему не обойтись без того, что является родовым понятием летательного аппарата, – без тех же крыльев, стабилизатора, элеронов, колес… И все же его машина должна быть иной. И дело тут отнюдь не в принципе. Нужно было исходить из реальных возможностей, а они у него не так уж и велики.

Он проработал несколько вариантов. И наконец остановился на единственно приемлемом. Поскольку у его летательного аппарата мотора не предвидится, значит, он должен быть как можно более легким, рассудил Сергей. И, следовательно, придется делать его тканевым. Для этой цели можно использовать старые штопанные-перештопанные матерью и вышедшие из употребления простыни, что лежат на дне сундука, разумеется предварительно пропитав их для прочности каким-либо составом. Или поискать иной, столь же легкий материал, который бы мог сгодиться на крылья. Именно на них ляжет в полете основная нагрузка.

С крыльями все было ясно. Стоило помороковать над фюзеляжем. Он придаст ему форму планера. И сделает матерчатым. Был большой соблазн исполнить его фанерным. Но это утяжелит вес конструкции, к тому же не решен главный вопрос – что и как поднимет самолет в воздух.

Решение пришло неожиданно. Сергей возвращался из школы. Вдоль обтаявшего после первых теплых дней шоссе волнами ходил сырой мартовский ветер, рябя лужицы на обочине дороги, путая полы пальто прохожих.

За спиной настойчиво затренькал велосипедный звонок. Сергей удивленно обернулся. Столь непривычной показалась ему эта звонкая трель в самом начале марта. Так рано мог вывезти велосипед какой-нибудь чудик, нормальному человеку подобная затея и в голову бы не пришла. Он посторонился, пропуская велосипедиста, который действительно выглядел сейчас потешно на своей вихляющей, трудно управляемой из-за шального ветра машине. Мужик был тучным, а может, таким его делали толстые одежки – ватные брюки, большие серые валенки с надрезанными голенищами, торчащие раструбами, рыжий овчинный полушубок, горбившийся на спине. Велосипед вихлялся еще и потому, что седло было низко опущено и мужик, как показалось Сергею, толкался коленями о руль. Лицо мужика было тесно стянуто ушами кожаной шапки-ушанки. Длинные скрутившиеся тесемки болтались под подбородком черными червяками. Лицо горело от ветра, на щеке стыла крупная слеза. Велосипедист ехал медленно, сбочив голову, и Сергей долго видел лицо странного, одержимого человека, вопреки здравому смыслу оседлавшего по этой ранней мартовской поре свой велосипед.

Встреча с этим странным велосипедистом на пустынном ветреном шоссе как бы невзначай подтолкнула его к решению, над которым он так долго и упорно бился. «Велосипед и крылья над ним…» – неожиданно подумал Сергей. Колеса дадут необходимую скорость для взлета, а встречный ветер, подлегающий под крылья, довершит свое дело. Разве не так? Он уже видел, как установит крылья на новом, сверкающем велике, который дожидается его в магазине райпо и который мать пообещала купить, когда он закончит восьмой класс, на ту долгожданную прибавку к пенсии за отца, что будет начисляться, как сказали в военкомате, со следующего месяца. Велосипед стоил 650 рублей. Но мать сказала: все равно купит. И он, хорошо знавший, как тяжело дается матери каждая копейка, был заранее благодарен ей, решившейся на такую дорогую покупку.

Придя домой, он открыл дерматиновую сумку, вытащил первую попавшуюся тетрадь, расщепил скрепки, вынул двойной лист и, усмехнувшись, быстро и уверенно набросал теперь уже окончательно сложившийся в воображении аппарат. Основу его составлял велосипед. Вдоль рамы шел длинный легкий бамбуковый шест – был такой шест для прыжков в высоту у них в школе, валявшийся после поломки в кладовке, и потому Сергей решил, что не составит труда упросить физрука отдать этот шест ему. На этом шесте, наглухо прикрепленном к раме, и установит он У-образные подпорки для крыльев: одну спереди – прямо перед рулем, другую позади сиденья. Шест длинный – метра три. И на конце его свободно хватит места для стабилизатора.

Теперь, когда все сложилось, когда все стало четко и ясно, он испытывал чувство удовлетворения, что не спасовал перед первыми трудностями, не растерялся перед столь сложной и казавшейся неразрешимой задачей.

X

Дни шли своей чередой. Заканчивалась третья четверть, самая долгая и трудная.

Все с нетерпением ждали каникул. А они задерживались. Каникулы в их школе зависели от разлива мелких, но бурливых и полноводных весной речек в окрестностях поселка – Цны, Орлика, Сухой Орлицы, когда лукьяновским, подзаваловским ребятам уже невозможно добраться до школы, когда и по самому поселку шумно, торопливо несутся сплошные ручьи, слепя глаза резким весенним солнцем.

Кончался март. Пионерская зорька по утрам, словно бы подразнивая их, рассказывала о том, как весело идут по стране у ребят весенние каникулы, как в городах и селах проходят книжкины именины, недели птиц. А они все еще томились за школьными партами, с надеждой и тоской поглядывая во двор, ожидая того часа, когда скрытое за хмурой наволочью мартовское солнце наконец-то пробьет серую толщу облаков, погонит в овраги и реки наскучившие снега. Учителя догадывались об их настроении, то и дело поименно окликали их, призывая быть более внимательными, но, забывшись в ходе урока, и сами нет-нет да и поглядывали в окно…

Но весна все же подступалась. Серели, полнились мартовской влагой снега. Как-то по-иному, по-весеннему стали лосниться стволы деревьев, оттаивали, распрямляясь каждой веточкой. Это было и с тополями на школьном дворе, и с березой, что росла под его, Сережкиным окном. Ход весны, как и ход самого времени, был для него связан с этим деревом, которое он, первоклашкой, принес из лесу и посадил под окном. Береза тогда была вровень с ним, теперь уже ушла под самую крышу, широко развесив гибкие ветви. Он любил березу и мог долго смотреть на нее из окна, прислушиваясь к ее шуму, следя за чутким подрагиванием.

Сейчас, ожидая весну, он вновь пристально и подолгу вглядывался в березу, думая о том, что принесет она им обоим, какие будут ее вести? О плохом думать не хотелось. Да и может ли быть плохое по весне, когда так хорошо и весело вокруг, когда родная береза радостно трепещет каждой веткой.

Проснувшись в один из дней, Сергей вдруг обнаружил, что их дом и двор и соседние дома окутаны плотным туманом. До шоссейной дороги от дома каких-то полсотни метров, но и ее не видать, и она лишь слабо угадывается по размытым, желтым из-за обильного тумана фарам машин, идущим осторожно, словно бы на ощупь. И этот туман, так неожиданно, необычно начавшееся утро развеселили, наполнили все его существо необъяснимой радостью, ибо тут проглядывалась хитрость, шалость весны, избравшей этот туман хитрой завесой для того, чтобы на его плечах неслышно вкатиться в поселок. И он не ошибся в своей догадке: к полудню туман припал к земле, зарылся в еще более посеревшие, набухшие снега, а по синему ясному небу поплыл золотой солнечный шар. И всем стало ясно – весна взяла свое.

Пронзительно заливался звонок, а они не спешили уходить со школьного двора, быстро зачерпывая мокрый снег, остро обжигающий ладони, торопливо лепя из него снежки, получавшиеся, не в пример зимним, тяжелыми, ледовыми ядрами, и яростно, словно вымещая злость на затянувшуюся зиму, расстреливали высокий школьный забор, гулко отзывающийся плотно пригнанными широкими досками на каждый удар. Добрая половина забора была в мокрых снежных метках, а они, растянувшись длинной цепочкой, все продолжали яростный обстрел, стараясь друг перед другом, подогреваемые любопытными взглядами девчонок, что расположились стайкой на солнышке под школьными окнами, оценивая их меткость, мастерство. Верхом искусства считалось вогнать снежок в след прежнего. Сергей старался, так как чуть ли не напротив него рядом с Ирой Кичайкиной стояла Рита Опалейко. Размахиваясь, он через плечо видел ее удивленные, большие серые глаза. И этот взгляд подогревал Сергея, не давал ему права промахнуться. Он загадал: если припечатает семь штук в один – дружбе их ничто не помешает. Пять снежков он уже влепил. Звонок застал на шестом. Но он не мог уйти.. Однако помешал школьный завхоз Титаренко, схвативший Сергея за локоть.

– Смотри у меня, заставлю весь забор оттирать. Тоже мне снайпер выискался. Как на дело, так их днем с огнем не сыщешь. А на безделье – все горазды. Лучше бы взяли лопаты да снег расшуровали со двора.

Но Сергею уже некогда было дослушивать нотацию завхоза. Досадуя на то, что тот помешал исполнить загаданное, он поспешил в класс.

У двери столкнулся с Херувимом, который, завидев Сергея, словно бы невзначай выставил локоть.

– Чего тебе? – вспылил Сергей, готовый дать отпор красавчику.

– А ничего! – усмехнулся Херувим, мотнув жгучей смоляной шевелюрой. – Хотел спросить, как живешь? А ты сразу на дыбки. Я-то, чудак, при чем? Ведь как это поется? Сердце красавиц склонно к измене и к перемене, как ветер в мае, – произнес Херувим речитативом, не в силах удержаться от смеха. – Или: сегодня – ты, а завтра – я. Но это уже из иной оперы. Да ты не огорчайся, дружище, – покровительственно заметил Херувим. – Было бы из-за чего. Велика беда. Не одна, так другая.

Оскорбленный и униженный словами Херувима, Сергей, не знал, что и ответить, да помешала и подошедшая немка Евгения Абрамовна Фардман. Был ее урок.