Текст книги "Аламут (ЛП)"

Автор книги: Владимир Бартол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

"Однажды, правда, он удивил меня очень странным заявлением. И что было особенно необычно – он лукаво и двусмысленно рассмеялся, когда сделал это, как всегда, когда выставлял кого-то на посмешище. Конечно, я решил, что он шутит, и решил, что мне будет уместно посмеяться вместе с ним. Вот что он сказал: "Дорогой друг, мне нужно всего два-три человека, на которых я могу безоговорочно положиться, и меньше чем за год я смогу свергнуть султана и его империю". Я так смеялся, что у меня чуть кишки не лопнули. Но он вдруг стал смертельно серьезным, взял меня за плечо и заглянул глубоко в глаза. От этого взгляда у меня по позвоночнику побежали мурашки. Затем он сказал: "Я абсолютно серьезен, реис Абул Фазель Лумбани". Я отпрыгнул назад и уставился на него, как будто он был из другого мира. Кто бы не ахнул, если бы кто-то, и притом никто, сказал ему, что он и два-три человека собираются свергнуть государство, простирающееся от Антиохии до Индии и от Багдада до самого Каспийского моря? Мне сразу пришло в голову, что он сошел с ума от долгого изгнания и страха быть преследуемым. Я сказал несколько ободряющих слов и осторожно выскользнул из его комнаты. Я побежал к врачу и попросил его дать мне что-нибудь для лечения безумия. Хорошенько подумав, я предложил Хасану это лекарство. Он отказался, и в тот момент я почувствовал, что он мне больше не доверяет".

Командиры от души посмеялись над этой историей.

"Это действительно хороший вариант!" – воскликнул грек. "Оно ему идеально подходит".

"А что вы думаете о сегодняшнем заявлении Хасана, почтенный шейх?" спросил Абу Сорака.

"Я боюсь, очень боюсь, что он был совершенно серьезен".

Он посмотрел на каждого из них, покачав головой в полном недоумении.

Абу Али вернулся и объявил их гостю: "Пойдемте! Ибн Саббах ждет тебя".

Рейс медленно поднялся с подушек, с легким поклоном извинился и последовал за великим даи.

Они прошли по длинному коридору, в каждом конце которого стоял черный великан, опираясь на тяжелую булаву. Они подошли к узкой винтовой лестнице, которая круто вела на вершину башни, и начали подниматься.

"Надо же, чтобы ибн Саббах выбрал для своих покоев вершину башни", – посетовал через некоторое время рейс, вытирая пот со лба.

"Как скажете, уважаемый друг".

Лестница сужалась, становясь все круче. Великий дай взбирался по ней так, словно ему было двадцать лет. Бывший реис, напротив, пыхтел и хрипел.

"Давайте отдохнем минутку", – сказал он наконец. "Я запыхался. Я уже не молод".

Они замерли на мгновение, пока Рейс переводил дыхание. Затем они продолжили подъем.

Но через некоторое время Абул Фазель снова заговорил.

"Клянусь бородой моего отца! Неужели нет конца этой проклятой лестнице? Неужели этот старый лис устроил свою нору так высоко, чтобы и дальше выставлять нас дураками?"

Абу Али тихонько захихикал. Когда они приблизились к верхней площадке лестницы, бывший реис едва мог дышать. Он опустил голову, поэтому до самого конца не замечал стоящего наверху охранника. Когда он преодолевал последние ступени, то едва не столкнулся с двумя голыми черными ногами. От испуга он поднял голову, а затем практически отпрыгнул назад. Перед ним, словно бронзовая статуя, стоял полуобнаженный мавр, огромный, как гора, и мощный, как бык. У его ног покоилась булава, настолько тяжелая, что рейс едва мог сдвинуть ее с места обеими руками.

Абу Али рассмеялся, поддерживая старика, чтобы тот не упал обратно на лестницу. Абуль Фазель осторожно обошел охранника, который остался на месте, молчаливый и неподвижный. Когда рейс двинулся дальше по коридору, он обернулся, чтобы еще раз посмотреть за спину. Он уловил взгляд, который следил за ним. Глаза мавра переместились, чтобы проследить за его продвижением, и в них показались огромные белки.

"Я никогда не видел султана или шаха с такой охраной", – ворчал гость. "Не самая приятная компания – африканец, вооруженный такой булавой".

"Халиф в Каире прислал Хасану в подарок целый отряд этих евнухов", – говорит Абу Али. "Они самые надежные охранники, каких только можно себе представить".

"Нет, этот ваш Аламут мне не очень нравится", – прокомментировал реис. "Никаких удобств или комфорта, насколько я могу судить".

Они подошли к двери, за которой стоял такой же стражник, как и предыдущий. Абу Али произнес несколько слов, и мавр поднял занавеску.

Они вошли в скудно обставленную прихожую. Великий даи прочистил горло, и по ту сторону одного из ковров, висевших на стене, что-то зашевелилось. Невидимая рука подняла его, и из-под него появился верховный главнокомандующий исмаилитов Хасан ибн Саббах. Его глаза радостно блестели, когда он поспешил к своему старому знакомому и крепко пожал ему руку.

"Посмотрите, кто здесь! Мой хозяин из Исфахана! Только не говори, что ты привез мне еще одно лекарство от безумия?"

Он весело рассмеялся и пригласил обоих стариков в свою комнату.

Рейс оказался в уютно обставленной комнате, которая во всех отношениях напоминала каморку ученого. По периметру несколько полок были заставлены книгами и документами. На полу лежали ковры, поверх которых были разбросаны различные астрономические инструменты, измерительные и счетные приборы, грифели и письменные принадлежности, а также чернильница и несколько гусиных перьев, тоже для письма.

Посетитель воспринял все это с изумлением. Он не мог сопоставить то, что видел в крепости внизу, с тем, что предстало перед ним сейчас.

"Значит, ты не привезешь мне лекарство от безумия?" Хасан продолжал шутить, ухмыляясь и поглаживая свою красивую бороду, которая все еще была почти полностью черной. "Если нет, то какая филантропическая цель привела вас на этот край земли?"

"Я точно не принес тебе лекарство от безумия, дорогой Хасан, – наконец сказал рейс. "Но у меня есть для тебя послание от Музаффара: Султан отдал приказ, и эмир Арслан Таш отправился из Хамадана с тридцатитысячной армией, чтобы взять Аламут. Его авангард, турецкая кавалерия, может достичь Рудбара сегодня или завтра и через несколько дней будет у вашего замка".

Хасан и Абу Али обменялись быстрыми взглядами.

"Так скоро?" спросил Хасан и на мгновение задумался. "Я не рассчитывал на столь быстрые действия. Должно быть, в последнее время при дворе что-то изменилось".

Он пригласил друзей присесть среди подушек, а затем опустился рядом с ними, задумчиво покачивая головой.

"Я расскажу вам все, что знаю", – сказал Абул Фазель. "Только будьте готовы эвакуироваться из замка".

Хасан молчал. Рейс незаметно оглядел его. Он и подумать не мог, что ему уже шестьдесят лет. Он все еще был по-юношески подвижен. Его кожа была свежей, а большие умные глаза – живыми и проницательными. Он был скорее среднего роста, чем высокий. Он не был ни худым, ни толстым. Нос у него был длинный и прямой, губы – полные и четко очерченные. Говорил он громко и прямо, почти всегда с оттенком лицедейства или скрытой насмешки. Но всякий раз, когда он становился задумчивым, его лицо претерпевало болезненную трансформацию. Улыбка исчезала, и в его чертах появлялось что-то темное и почти жесткое. Или же он казался рассеянным, сосредоточенным на чем-то невидимом, как это иногда бывает у людей, наделенных мощным воображением, что вызывало страх у тех, кто от него зависел. В целом можно сказать, что он был красивым мужчиной. Многих беспокоило то, что он часто, казалось, не осознавал своих достоинств.

"Говорите, я слушаю, – сказал он посетителю, наморщив лоб.

"Если вы еще не знаете, – медленно начал рейс, – могу сообщить вам, что ваш старый враг Низам аль-Мульк больше не великий визирь".

Хасан вздрогнул, и все его тело содрогнулось.

"Что ты сказала?" – спросил он, словно не веря своим ушам.

"Султан сместил Низама аль-Мулька и назначил секретаря султаны временным визирем".

"Тадж аль-Мульк?" спросил Абу Али, обрадованный. "Он наш союзник".

"Не сейчас, когда султана ожидает, что ее маленький сын будет провозглашен наследником престола, как гласит закон, – пояснил рейс.

"Какое вероломство, – пробормотал великий дай.

Хасан оставался молчаливым и задумчивым. Он наклонился вперед и начал рисовать пальцем странные круги на ковре.

Двое стариков тоже замолчали. Они следили за его движениями и ждали, что он скажет.

"Если секретарь султана заменил Низама аль-Мулька, то ясно, что наше положение при дворе в корне изменилось", – наконец сказал Хасан. "Это несколько перечеркивает мои планы. Я думал, что до следующей весны у меня будет мир. К тому времени я бы завершил свои приготовления. Теперь же мне придется их ускорить".

"Ах да, я чуть не забыл самое главное, – перебил его Рейс. "Низам аль-Мульк, возможно, и потерял титул визиря, но он получил приказ уничтожить исмаилитов как можно скорее".

"Тогда это борьба насмерть", – мрачно сказал Абу Али. "Для великого визиря это то же самое, что приказать волку очистить овчарню".

"Нет, мы еще не овчарня, это точно", – рассмеялся Хасан. Он молча пришел к какому-то решению, и к нему вернулась прежняя жизнерадостность.

"Мы должны принять быстрые меры", – заключил он. "Что думает Музаффар? Готов ли он помочь нам?"

"Мы с ним подробно обсудили все возможности", – ответил Абул Фазель. "Вы ему нравитесь, и он готов прикрыть ваше отступление от турецкой кавалерии. Но он также беспомощен против основных сил армии эмира".

"Я понимаю, понимаю", – сказал Хасан. Старая озорная улыбка играла вокруг его рта и глаз. "Так куда же его превосходительство советует мне отступить?"

"Именно это и было предметом наших самых бурных дискуссий, – заметил рейс. Он делал вид, будто не замечает дьявольщины Хасана. "У вас есть только два пути: более короткий на запад, ведущий через нетронутые курдские земли в Византию, а оттуда в Египет, и более длинный на восток. Музаффар рекомендует восточный путь. В Мерве или даже в Нишапуре Хусейн Алькейни может присоединиться к вам со своей армией, и тогда вы оба сможете отступить в сторону Кабула и далее в Индию, где любой из местных князей с радостью предоставит вам убежище".

"Отличный план", – сказал Хасан, воодушевившись. "Но что, если моя армия не сможет выстоять против турецкой кавалерии?"

"Мы обсуждали и такую возможность, – сказал реис, придвигаясь вплотную к Хасану. "Если отступление со всем вашим контингентом не представляется возможным, Музаффар предлагает вам и вашим близким укрыться у него. Именно поэтому он послал меня сюда".

"У Музаффара острый ум, и я ни в коем случае не забуду его заботу обо мне. Но он не может заглянуть в мой разум или в мое сердце".

Голос Хасана резко стал сухим и реалистичным.

"Аламут не может быть взят", – продолжил он. "Поэтому мы останемся. Мы уничтожим турецкую кавалерию, и к тому времени, когда армия султана достигнет крепости, мы будем готовы".

Абу Али смотрел на Хасана сияющими глазами, полными доверия. Но Абуль Фазель был напуган.

"Я всегда считал вас ловким и умелым человеком, мой дорогой Хасан", – сказал он. "В последнее время ваша репутация настолько возросла, что о вас говорят по всему Ирану. А своими интригами при дворе вы доказали, что являетесь весьма одаренным государственным деятелем. Но то, что вы предлагаете сейчас, вызывает у меня неподдельное беспокойство и трепет".

"Моя работа завершена лишь наполовину, – ответил Хасан. "До сих пор я полагался на свою государственную мудрость. Но теперь я посмотрю, чего может добиться вера".

Он сделал на этом слове особое ударение. Он повернулся к гранд-даю и заговорил.

"Созовите командиров на совет. Все люди должны немедленно отправиться на боевые посты. Завтра наши новички должны пройти испытание, чтобы их можно было привести к присяге в качестве федаинов. Они должны знать все.

"Ты будешь вести Большой совет в мое отсутствие. Скажите командирам, что к нам приближаются гости и что я распорядился ждать их здесь. Пусть каждый из них выскажет свои мысли. Выслушав их, возвращайтесь и доложите мне обо всем. Пусть капитан прикажет своим людям сделать все приготовления к обороне замка".

"Все будет сделано так, как вы прикажете", – сказал великий дай и поспешил к выходу.

Грохот барабанов и звуки рожка призвали людей к оружию, а военачальников – к сбору. Абу Али с серьезным видом ожидал их в большом зале. На помост поднялись офицеры.

Когда они собрались, великий дай осмотрел их и заговорил.

"Султан сместил великого визиря и приказал ему разгромить исмаилитов. Эмир Хамадана Арслан Таш отправился в Аламут с тридцатью тысячами человек. Авангард турецкой кавалерии достигнет Рудбара сегодня или завтра. Через несколько дней перед нашим замком могут развеваться черные флаги. Мэр Раи, Музаффар, обещал нам помощь. Но наша собственная готовность – еще более надежная вещь. Саидуна послал меня узнать, как, по вашему мнению, мы можем лучше всего противостоять нападению. Выслушав ваши рекомендации, он предпримет необходимые шаги".

Сидя на своих подушках, командиры обменивались друг с другом удивленными взглядами. То тут, то там кто-то из них шепотом высказывал замечания своим соседям, но долгое время никто из них не поднимался, чтобы заговорить.

"Капитан, вы опытный солдат", – наконец сказал Абу Али Манучехру. "Что, по-вашему, является нашей первоочередной задачей?"

"Нам нечего бояться турецкой конницы", – ответил капитан. "Крепость готова к атаке, и любой, кто ее предпримет, будет сильно обожжен. Но как долго мы сможем продержаться в осаде против тридцати тысяч человек с машинами и штурмовым оборудованием – это сложный вопрос".

"Надолго ли хватит наших запасов продовольствия?" – спросил грек.

"Добрых полгода", – ответил капитан. "Но если мы сможем отправить караван в Рай, то Музаффар будет снабжать нас еще полгода".

"Это важно, – прокомментировал Абу Али, записывая что-то на своем планшете.

Следующим выступил Абдул Малик.

"Вот что я думаю, – сказал он. "Мы не должны позволить себе запереться в крепости слишком рано. Мы можем разбить турок на открытом поле боя, особенно если Музаффар действительно пришлет помощь. Основная часть армии султана еще далеко".

Присутствовавшие молодые офицеры с энтузиазмом поддержали его план.

"Мы не должны торопить события", – прокомментировал Абу Сорака. "Мы должны помнить, что в замке с нами наши жены и дети. Им конец, если мы рискнем вступить в открытое сражение".

"Разве я не говорил всегда, – сказал Ибрагим, теряя самообладание, – что женщинам и детям не место в крепости с воинами?"

"Я не единственный, у кого здесь есть семья", – возразил Абу Сорака. Под этим он подразумевал двух дочерей Хасана.

Дай Ибрагим сердито сжал губы.

"У меня есть прекрасное предложение, – сказал аль-Хаким, смеясь. "Давайте посадим наших жен и детей на верблюдов и ослов и отправим их в Музаффар. Этот же караван мы можем использовать для доставки необходимых продуктов в замок. Одним ударом вы добьетесь сразу трех целей. Мы уменьшим число ртов, которые нужно кормить, избавим себя от мучительных забот о своих семьях, а караван не проделает половину пути без толку".

"Хорошая идея, – согласился Абу Али, делая еще несколько заметок на своем планшете.

Дискуссия становилась все более бурной. Они подсчитывали все вещи, которые понадобятся в замке, спорили о законных обязанностях различных командиров, рекомендовали сначала одно, потом противоположное.

Наконец Абу Али подал знак, что сбор окончен. Он велел командирам ждать точных указаний и вернулся, чтобы присоединиться к Хасану на вершине башни.

Тем временем Хасан узнал у бывшего мэра Исфахана, какие последние изменения при дворе заставили султана так внезапно переехать. До этого момента у него были очень хорошие связи в придворных кругах, учитывая, что Тадж аль-Мульк, визирь молодой султанши Туркан Хатун, был его доверенным лицом.

Султан Малик-шах законно назначил наследником престола своего первенца Баркиарока. Он был сыном султана от его первой жены. Как раз в это время двадцатилетний наследник вел военную кампанию против ряда мятежных князей на границе с Индией. Молодая султана воспользовалась этим отсутствием, чтобы обеспечить иранский трон своему четырехлетнему сыну Мухаммеду. Больше всех против этого плана выступал Низам аль-Мульк. Государь колебался, поддавшись сначала влиянию своего старого визиря, а затем чарам молодой жены. Великий визирь имел мощную поддержку, прежде всего в лице багдадского халифа и всего суннитского духовенства. Султану поддерживали многочисленные враги Низама и те, кого его власть низводила до ничтожества. Но чтобы ее сторона могла получить противовес и против суннитского духовенства, визирь султаны искал контакты с шиитами, среди которых наибольшим влиянием пользовалась секта исмаилитов Хасана. Эта придворная интрига была практически сделана на заказ для хозяина Аламута. Он заверил султану, что его приверженцы по всему Ирану поддержат ее дело. Тадж аль-Мульк пообещал ему, что он и Туркан Хатун постараются убедить султана не слишком беспокоиться о подвигах Хасана на севере Ирана.

В течение двух лет султана и ее секретарь держали свое слово. Всякий раз, когда Низам аль-Мульк заставлял султана действовать против исмаилитов, они вдвоем преуменьшали подвиги Хасана и указывали, что усилия великого визиря были не более чем результатом его личной ненависти к Хасану ибн Саббаху. Султан с радостью верил в это. Поскольку в вопросе выбора наследника он больше склонялся на сторону Низама, то тем более был готов уступить султане и ее визирю, когда дело касалось исмаилитов.

Теперь реис Абуль Фазель рассказал Хасану то, что сообщил ему посланник Музаффара от двора в Исфахане. Когда Низам аль-Мульк узнал, что Хусейн Алькейни закрепился в крепости Гонбадан и от имени Хасана подстрекает весь Хузестан против султана, он едва не испугался до смерти. Он знал, что у них с Хасаном все еще есть мрачные счеты, и это заставило его прибегнуть к крайним мерам в отношении султана. За много лет до этого он манипулировал позором Хасана в глазах султана, изобразив его легкомысленным шутом, который пытался лишить его, визиря, положения при дворе. Султан разгневался, и Хасан был вынужден в одночасье бежать из Исфахана. С тех пор султан не мог смотреть на подвиги Хасана как на серьезное дело. Теперь великий визирь признался ему, что обманул Хасана и что лидер исмаилитов на самом деле был опасно способным человеком. Султан побледнел от оскорбления и ярости. Он отпихнул старика, который покорно склонил перед ним колени, и удалился в свои покои. Оттуда он издал указ, согласно которому Низам переставал быть великим визирем, а его место временно занимал секретарь султана. Одновременно Низам получил строжайший приказ немедленно разгромить Хасана и уничтожить исмаилитов. Само собой разумеется, что теперь султана и ее секретарь могли отказаться от своего удобного союзника, поскольку ее злейший противник был устранен, и теперь они вдвоем имели неограниченное влияние на султана.

После этих бурных событий султан со всем своим двором отправился в Багдад, чтобы навестить свою сестру и ее мужа, халифа. Он хотел убедить последнего назначить сына, которого родила ему сестра, своим наследником.

К тому времени, когда Абу Али вернулся с докладом, Хасан был полностью информирован об интригах при дворе в Исфахане. Теперь он внимательно прислушивался к советам своих командиров. Когда великий дай закончил, он встал и начал расхаживать взад-вперед по комнате. Мысленно он оценивал ситуацию и решал, что делать.

Наконец он сказал Абу Али: "Возьми скрижаль и пиши".

Великий дай сел, скрестил ноги, положил планшет на левое колено и потянулся за карандашом.

"Я готов, ибн Саббах, – сказал он.

Хасан остановился рядом с ним так, чтобы видеть его через плечо, и начал наполовину диктовать, наполовину объяснять свои инструкции.

"Что касается турецкой кавалерии, – сказал он, – Абдул Малик прав. Мы не должны слишком быстро окружить себя в замке. Мы будем ждать их на открытой местности и разгромим их там. Мы должны быть уверены, что Музаффар вовремя приведет сюда свои отряды, чтобы помочь нам. Абу Али, ты будешь командовать отрядом, который встретит авангард султана. Манучехр будет отвечать за оборону крепости. Это выведет его из равновесия, потому что он обожает запах битвы, но нам нужны его навыки, чтобы убедиться, что крепость готова к любым событиям.

"Далее, и это очень важно, мы должны избавиться от всех ненужных ртов для пропитания и прочих прибамбасов. К вечеру после последней молитвы Абдул Малик должен погрузить гаремы, жен и детей, на наших вьючных животных и отправиться со своим караваном. Музаффар – добрая душа, и у него не будет другого выбора, кроме как взять на себя ответственность за наш живой груз. Немедленно отправь гонца к Раю, чтобы он был заранее проинформирован. Он должен подготовить продовольствие для нашего каравана, чтобы доставить его обратно, и немедленно отправить в Аламут столько своих людей, сколько сможет выделить. Скажите ему, что он может сразу же отправить женщин и детей на работу, чтобы не понести слишком больших потерь... А каковы ваши планы, мой дорогой Абул Фазель?"

Улыбаясь, он бросил жгучий взгляд на Рейса.

"Я уеду с караваном Абдул Малика", – ответил бывший мэр. Я ни за что на свете не попадусь в эту мышеловку, когда прибудет армия султана". Советы Музаффара и мои советы не пропали даром. Я выполнил свой долг, и теперь единственное, что мне остается, – это поскорее уйти".

"Твое решение полностью соответствует моим планам, – усмехнулся Хасан. "Твоего присутствия будет достаточно для охраны каравана, так что Абдул Малику придется взять с собой лишь горстку людей. Музаффар должен добавить несколько своих людей для обратного пути. Я рассчитываю, что ты присмотришь за нашими родственницами из гарема".

Затем он снова повернулся к Абу Али.

"Немедленно отправь гонца в Рудбар с приказом, чтобы Бузург Уммид прибыл в Аламут. Он нужен мне лично. Жаль, что Хузестан так далеко, что Хусейн Алькейни не смог приехать вовремя. Но его тоже нужно поставить в известность. Здесь произойдут вещи, которые заставят наших далеких потомков застыть в благоговении..."

Он тихонько хихикал про себя, погруженный в свои мысли. Некоторое время он молчал, потом заговорил с рейсом.

"Послушай, Абул Фазель! У меня такое впечатление, что ты все еще принимаешь меня за идиота, как в те дни в Исфахане, потому что ты видишь армию в тридцать тысяч солдат, идущую против нашей горстки людей. Но ты не видишь ангелов, которые собрались, чтобы помочь и защитить нас, как они когда-то защитили Пророка и его народ в битве при Бедере".

"Вечно ты шутишь, вечно ты шутишь", – ответил Абул Фазель с кислой улыбкой. Ему было немного обидно, потому что он подумал, что Хасан снова над ним смеется.

"Я не шучу, нет, старина, – бодро сказал Хасан. "Я просто говорю немного притчами. Говорю тебе, я приготовил такие сюрпризы, что люди не поверят своим ушам. Я собираюсь показать всему миру, какие чудеса может творить вера".

Затем он продолжил диктовать указания. Наконец он отдал приказ Абу Али.

"Сообщите всем о задачах, которые я перед ними поставил. Выберите своих гонцов и напишите соответствующие приказы. Они должны отправиться в путь немедленно. Пусть Абдул Малик перед отъездом приведет ко мне моих дочерей. Как только вы обо всем позаботитесь, соберите всех мужчин и скажите им, что султан объявил нам войну. Прикажи послушникам готовиться, потому что завтра утром начнется их испытание. Будь с ними тверд и требователен, выжми из них все, на что они способны. Пригрозите им, что они не получат посвящения. Но завтра вечером вы соберете их в мечети и посвятите в федаины. Сделайте это самым торжественным моментом в их жизни и их высшим достижением в этом мире. Все это по образцу, который мы с вами испытали в Каире... Все понятно?"

"Совершенно ясно, ибн Саббах".

Хасан отпустил обоих стариков. Он растянулся на подушках и еще раз обдумал все меры, которые только что принял. Убедившись, что не упустил ничего важного, он безмятежно уснул.

Все это время мужчины стояли и ждали во дворе под палящим солнцем. Они наблюдали, как их старшие офицеры подолгу исчезают в здании верховного главнокомандующего. Солдаты едва сдерживали свое нетерпение.

Послушники были собраны в два ряда перед своим зданием. Они стояли прямые, как кипарисы, и свирепо смотрели вперед. Честь быть выбранными для сопровождения старого сановника все еще наполняла их гордостью, но постепенно их терпение тоже истощилось.

Сулейман первым нарушил молчание.

"Я хотел бы знать, что происходит", – сказал он. "Может быть, этому обучению все-таки придет конец".

"Думаю, ты хотел бы обзавестись бородой еще до того, как у тебя появится персиковый пух", – насмехался над ним Юсуф.

Ряды захихикали.

"Ну, я думаю, ты боишься, что жир на твоем животе растает", – ответил Сулейман. "Вот почему ты не проявляешь особого энтузиазма, когда звучат барабаны и труба".

"Мне просто интересно, кого из нас враг заметит первым".

"Ты, несомненно. С твоими длинными хвостами ты будешь гордо торчать у меня из-за спины".

"Прекрати", – вмешался ибн Тахир. "Ты еще даже не знаешь, где находится лев, с которого ты собираешься снять шкуру".

"Если бы я был мухой, я бы слышал, о чем сейчас говорят командиры", – сказал Обейда.

"Тебе было бы еще приятнее быть мухой, когда появится враг", – усмехнулся Сулейман.

"Если бы герои побеждали в битвах с ядовитыми языками, ты был бы первым среди них", – ответила Обейда. "Весь Иран трепетал бы при виде тебя".

"Хм, некая Обейда тоже затрепетала бы при виде моего кулака", – ответил Сулейман.

Мимо поспешил сержант Абуна. Он шепнул ожидающим юношам: "Похоже, дела пойдут в гору, парни. Войска султана приближаются к нам".

Они замолчали. Сначала они почувствовали тревогу, но постепенно это чувство уступило место энтузиазму и дикому возбуждению.

"Наконец-то!" сказал Сулейман, и эти слова прозвучали из глубины его сердца.

Они обменялись взглядами. Их глаза и щеки светились. Время от времени то один, то другой из них улыбался. Их воображение начало работать. Они видели перед собой героические подвиги, видели себя, выполняющими трудные задачи, зарабатывающими славу и бессмертие.

"Проклятье! Когда же закончится это ожидание?" Сулейман вышел из себя. Он не мог больше находиться в состоянии покоя. "Почему бы им не приказать нам выступить и атаковать неверных?"

Абуна и еще двое мужчин вели через двор трех лошадей – двух черных и арабскую Абу Али.

Кто-то прошептал.

"Сайидуна собирается выступить".

Слово пронеслось по рядам.

"Что? Кто будет говорить?"

"Сайидуна".

"Кто сказал? Аравиец принадлежит Абу Али, а один из черных коней – капитану".

"Так кто же третий?"

Стражники у входа в здание верховного командования стояли, напряженно прислушиваясь, и держали оружие наготове. Из здания вышли великий дай и другие командиры. Абу Али, капитан и даи Ибрагим сели на лошадей, которых вывел сержант. Остальные командиры направились к своим отрядам, встали перед ними и приказали повернуться лицом к зданию верховного главнокомандующего.

Абу Али и двое его сопровождающих рысью вышли на край верхней террасы. Он поднял руку, призывая к тишине. На обеих нижних террасах воцарилась смертельная тишина. Гранд-даи слегка приподнялся в стременах и властным голосом воскликнул.

"Верующие исмаилиты! Во имя нашего Учителя и верховного главнокомандующего. Наступило время испытаний и решительности. С оружием в руках вы должны доказать свою преданность и любовь к святым мученикам и нашему лидеру". По приказу султана его приспешник, сын собаки Арслан Таш, отправился с большим войском, чтобы истребить всех нас, истинно верующих. Через несколько дней трубы его конницы зазвучат за пределами Аламута, и черный флаг пса Абаса будет развеваться перед нашей крепостью. Поэтому я приказываю во имя нашего господина, чтобы с этого момента, ночью и днем, никто не расставался со своим оружием. Тот, кто нарушит этот приказ, будет предан смерти как мятежник. Когда прозвучит труба, вы все должны быть на своих местах сбора в отведенное время. Ваши офицеры дадут вам подробные инструкции..."

Он развернул свою лошадь, посмотрел в сторону новичков и окликнул их.

"Готовые принести себя в жертву, слушайте приказ нашего Учителя! Завтра вы будете призваны к испытанию. Тот, кто пройдет его, вечером будет посвящен в сан. Я обращаюсь к вам: сосредоточьте свой разум и дух, потому что для каждого из вас посвящение в федаины станет самым выдающимся моментом в вашей жизни..."

Он снова повернулся лицом ко всем войскам. Его голос прогремел на весь Аламут.

"Воины за дело исмаилитов!" – кричал он. "Помните слова Пророка: сражайтесь, как львы. Потому что страх никого не спасает от смерти! Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – его Пророк! Приди, аль-Махди!"

Послушники засуетились, как будто в их ряды ударила молния. Наступил великий день испытаний, и никто из них еще не был к нему готов. С бледными лицами они смотрели друг на друга, возвращаясь в свои комнаты.

"Теперь мы должны заплатить дьяволу", – воскликнул Сулейман. "Мы ничего не умеем делать, и будет лучше, если мы просто запишемся в пехоту".

"Хорошо, давайте все запишемся добровольцами, и тогда они смогут делать с нами все, что захотят", – поддержал его Обейда.

Юсуф был самым слабонервным из всех. Он все время вытирал пот со лба и тихо надеялся, что наконец-то забрезжит луч надежды.

"Неужели все будет так плохо?" – робко спросил он.

"Ты точно умрешь, ты такая хорошая мишень", – злобно усмехнулся Сулейман.

Юсуф жалобно вздохнул и уткнулся лицом в руки.

"Но что же нам делать?" спросил Наим.

"Почему бы тебе не прыгнуть в Шах-Руд? Это было бы для тебя лучше всего", – сказал ему Сулейман.

Затем заговорил ибн Тахир.

"Послушайте, ребята. Неужели вы думаете, что наш Мастер выбрал нас в послушники, чтобы теперь унизить нас, отправив в пехоту? У нас есть некоторые навыки! Я предлагаю взять наши записи, собраться вместе и просмотреть все, что мы изучили до сих пор".

"Вы нас учите! Ты ведешь для нас обзор!" – кричали послушники один за другим. Ибн Тахир предложил им выйти на крышу здания. Они уселись на крыше, каждый со своими планшетами и записями в руках, и ибн Тахир задавал им вопросы, объясняя все, что они не понимали. Постепенно они успокоились, хотя время от времени то один, то другой из них вздрагивал при воспоминании о предстоящем дне. Где-то в глубине души они все еще испытывали трепет перед предстоящим испытанием. Все они забыли о приближающемся враге.

На нижней террасе, рядом с левой сторожевой башней, скрытое голубятней, тополями и густо посаженными кипарисами, стояло здание гарема. Абдул Малик пронесся среди женщин и детей, как ястреб, призывая их готовиться к немедленному отъезду. Крики, вопли, причитания и бездумная суета последовали за его приказом. Охранники-евнухи равнодушно наблюдали за всем этим, пока дай не заставил их начать помогать женщинам с переездом.