Текст книги "Аламут (ЛП)"
Автор книги: Владимир Бартол
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)
Хасан оттолкнул от себя Мириам и вскочил на ноги. Взволнованный так, как она никогда не видела его раньше, он принялся яростно вышагивать вокруг бассейна. В нем было что-то почти чудовищное. Ей пришло в голову, что он может быть сумасшедшим. Она смутно догадывалась о смысле его слов. Она спросила его робким голосом: "Так что же вы сделали?"
Хасан внезапно остановился. Он вновь обрел самообладание, и на его губах заиграла улыбка, отчасти дразнящая, отчасти насмешливая.
"Что же я тогда делал?" – повторил он за ней. "Я искал возможность сделать сказку явью. Я пришел сюда, на Аламут. Сказка ожила, рай был создан и ждет своих первых посетителей".
Мириам неподвижно смотрела на него. Глядя ему прямо в глаза, она медленно произнесла: "Ты можешь быть тем, о ком я когда-то мечтала".
Хасан ухмыльнулся от удовольствия.
"Так кто же я?"
"Если позволите, я выражусь аллегорически – ужасный мечтатель из ада".
Хасан разразился странным смехом.
"Весьма очаровательно", – сказал он. "Теперь вы знаете мои намерения, и настало время дать вам конкретные указания. Любой житель этих садов, который хоть что-то выдаст посетителям, будет предан смерти. Вы будете молчать обо всем. Я не сделаю никаких исключений. Надеюсь, вы меня поняли. Вы должны внушить девушкам, что по величайшим причинам они должны вести себя так, как будто действительно находятся в раю. Это ваше задание на данный момент. Приготовьтесь к нему. Ждите меня завтра вечером. Спокойной ночи!"
Он нежно поцеловал ее, а затем быстро ушел.
На берегу реки его ждал Ади с лодкой. Он сел в нее и тихо приказал: "В Апаму!"
Его старая подруга ждала его в павильоне, очень похожем на предыдущий. В одну минуту она роскошно раскинулась на подушках, а в следующую, уже одолеваемая нетерпением, встала и принялась расхаживать по комнате. Она то и дело поглядывала в сторону двери, разговаривала сама с собой, злилась и ругалась полушепотом, жестикулировала, пытаясь что-то донести до невидимого собеседника. Услышав шаги, она гордо выпрямилась и сделала несколько шагов в сторону входа.
Когда Хасан увидел ее, он с трудом подавил язвительную улыбку. Она была одета в свой лучший шелк. Все содержимое ее сундука с драгоценностями висело у нее на шее, в ушах, на запястьях, руках и ногах. На голове у нее красовалась великолепная золотая диадема, усыпанная сверкающими драгоценными камнями. Почти так же она была одета, когда он впервые встретил ее на ужине у какого-то индийского принца в Кабуле тридцать лет назад. Но какая разница между той Апамой и этой! Вместо упругих, гибких конечностей – костлявый каркас, обтянутый блеклой, смуглой, морщинистой кожей. Впалые щеки она выкрасила в кричащий красный цвет, и губы тоже. Волосы, брови и ресницы она накрасила черной краской. Она показалась Хасану живым образом непостоянства всего, что сделано из плоти и костей.
Она поспешно поцеловала его правую руку и пригласила сесть с ней на подушки. Затем она отругала его.
"Ты был с ней. Было время, когда ты не оставлял меня ждать достаточно долго, чтобы присесть".
"Чепуха", – сказал Хасан, его глаза вспыхнули от раздражения. "Я вызвал тебя сюда по важному делу. Давай оставим прошлое. Что сделано, то сделано".
"Так вы сожалеете?"
"Разве я это сказал?"
"Нет, но..."
"Никаких "но"! Я спрашиваю, все ли готово".
"Все так, как вы приказали".
"В садах будут гости. Я должен полностью зависеть от тебя".
"Не волнуйтесь. Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, спас меня от нищеты в моем возрасте".
"Отлично. Как продвигается учеба?"
"Так хорошо, как только можно ожидать, когда в нем сидит стая глупых гусей".
"Хорошо".
"Мне кажется, я должен вас кое о чем предупредить. Эти ваши евнухи не кажутся мне надежными".
Хасан рассмеялся.
"Все та же старая история. Неужели вы не знаете других?"
"Я не имею в виду, что вы не можете на них положиться. Они слишком напуганы для этого. Но я подозреваю, что в некоторых из них еще остались остатки мужественности".
Настроение Хасана улучшилось.
"Так вы пробовали что-нибудь из них?"
Она возмущенно отстранилась от него.
"За кого ты меня принимаешь? С такими зверями?"
"Тогда что натолкнуло вас на эту любопытную мысль?"
"Они флиртуют с девушками, и это очень подозрительно. Они не могут ничего от меня скрыть. И есть еще кое-что..."
"Ну?"
"Недавно Мустафа показал мне кое-что из далекого прошлого".
Хасан затрясся в беззвучном смехе.
"Не сходи с ума. Вы стары и плохо видите. Это было что-то другое, что он тебе всучил, просто чтобы поиздеваться над тобой. Ты же не думаешь, что он может возбудиться от одного взгляда на тебя?"
"Ты оскорбляешь меня. Но только подожди, пока они испортят твоих девочек".
"Для этого они и существуют".
"Но, может быть, есть только один, из-за которого вы можете чувствовать себя плохо?"
"О, прекрати. Разве вы не видите, что я стар?"
"Не так стар, чтобы не влюбиться с головой".
Втайне Хасан был очень весел.
"Если бы это было правдой, вы бы меня поздравили. К сожалению, я чувствую себя как потухший вулкан".
"Не притворяйся. Но это правда, в твоем возрасте больше подойдет что-то более зрелое".
"Может, Апама? Ну же, старушка. Любовь – это как жаркое. Чем старше зубы, тем моложе должен быть ягненок".
На глаза Апамы навернулись слезы, но в конце концов она проглотила колкость.
"Почему ты придерживаешься только одного? Разве вы не слышали, что частая смена одежды делает человека свежим и активным? Сам Пророк подавал такой пример. Недавно я смотрел на одну молодую перепелку в ванне. Все в ней упруго и подтянуто. Я сразу же подумал о тебе. Ей едва исполнилось четырнадцать..."
"И ее зовут Халима. Я знаю, я знаю. Я держал ее на руках еще до того, как ты ее увидела. Это я передал ее Ади. Но позволь мне сказать тебе, что для мудрого человека даже один – это слишком много".
"Но почему это должна быть именно она? Разве ты еще не наелся ею досыта?"
Хасан неслышно хихикнул.
"Мудро сказано: "Будьте скромны, и овсяные лепешки каждый день будут вам вкуснее, чем райские кущи".
"Не понимаю, как ты не устаешь от ее самодовольного невежества!"
"В таких вопросах молочная кожа и розовые губы перевешивают даже самую глубокую эрудицию".
"Однажды ты сказал мне, и я прекрасно помню это, что за те три месяца, что мы были вместе, ты узнал больше, чем за предыдущие десять лет".
"Обучение подходит молодости, а удовольствие от обучения – старости".
"Но скажите, что именно в ней вас привлекает?"
"Не знаю. Может быть, какое-то смутное сердечное родство".
"Ты говоришь так, чтобы причинить мне боль".
"Мне это даже не пришло в голову".
"Еще хуже!"
"О, прекрати. Проводишь старость в ревности?"
"Что ты сказал? Я, ревнивая? Апама, жрица любви, перед которой пали на колени три принца, семь законных наследников, будущий халиф и более двухсот рыцарей и дворян? Апама ревнует? Да еще к такому мужлану, к такой крещеной шлюхе?!"
Ее голос дрожал от ярости.
Хасан заговорил с ней.
"Моя дорогая, те времена прошли. Это было тридцать лет назад, а сейчас у тебя во рту нет зубов, в костях нет плоти, в коже нет сочности..."
Она начала всхлипывать.
"Ты думаешь, тебе лучше, чем мне?"
"Не дай Аллах, чтобы я подумал что-нибудь подобное! Разница между нами только в этом: Я стар и примирился с этим. Вы тоже стары, но скрываете это от себя".
"Ты пришел сюда, чтобы посмеяться надо мной".
По ее щекам катились крупные слезы.
"Вовсе нет, старушка. Давайте будем мудрыми. Я послал за тобой, потому что мне нужны твои навыки и опыт. Ты сама только что сказала, что я спас тебя от нищеты, пригласив в свой замок. Я даю тебе все, что ты хочешь. Я всегда ценил в людях только то, что выделяет их среди других. Поэтому я глубоко восхищаюсь вашими познаниями в искусстве любви. Я заявляю о своем полном доверии к вам. Чего же вы еще хотите?"
Она почувствовала себя тронутой и больше не плакала. Хасан тихо засмеялся про себя. Он наклонился к ней и прошептал на ухо.
"Ты все еще хочешь...?"
Она резко посмотрела на него.
"Я ничего не могу с собой поделать", – сказала она и прижалась к нему. "Вот такая я".
"Тогда я пришлю тебе здорового мавра".
Оскорбленная, она отстранилась от него.
"Ты прав. Я слишком уродлива и слишком стара. Это просто невероятно больно, что столько красоты ушло навсегда".
Хасан поднялся и бесстрастно произнес.
"Подготовьте павильоны к приему гостей. Почистите и вымойте все. Следите, чтобы девочки не болтали и не тыкались в вещи. Школа уже закончилась. Скоро произойдут великие события. Ждите меня завтра. Я дам вам точные инструкции. Есть что-нибудь, что вы хотели бы?"
"Нет, мой господин. Спасибо. Вы уверены, что не хотите попробовать другую?"
"Нет, спасибо. Спокойной ночи!"
Мириам вернулась в свою комнату с тяжелым сердцем. То, что Хасан рассказал ей вечером, оказалось слишком сложным для быстрого восприятия. Она чувствовала, что здесь действует страшный интеллект, для которого все вокруг – люди, животные, неживая природа – лишь средство для осуществления каких-то мрачных замыслов. Она любила этот дух, боялась его и мало-помалу начинала презирать. Она почувствовала сильную потребность разрядиться, обменяться хотя бы несколькими словами с существом, лишенным зла. Она подошла к кровати Халимы и стала наблюдать за ней сквозь полумрак. Ей показалось, что та лишь притворяется спящей.
"Халима!" – прошептала она и присела на край кровати. "Я знаю, что ты притворяешься. Посмотри на меня".
Халима открыла глаза и откинула одеяло с груди.
"Что это?" – робко спросила она.
"Ты умеешь хранить секреты?"
"Конечно, могу, Мириам".
"Как в гробнице?"
"Как в гробнице".
"Если бы они узнали, что я рассказал тебе, то получили бы обе наши головы. Войска султана осаждают замок..."
Халима вскрикнула.
"Что с нами будет?"
"Шшш. Тихо. Саидуна присматривает за нами. Отныне любое неповиновение означает смертный приговор. Нас ждут тяжелые испытания. Так что знайте: кто бы ни спрашивал, вы никому не должны говорить, где мы и кто мы".
Она поцеловала ее в обе щеки и забралась в свою постель.
В ту ночь никто из них не сомкнул глаз. Мириам казалось, что в ее голове вращаются горы. Весь мир находился на острие ножа. В какую сторону он склонится в ближайшие дни?
Халима задрожала от восторга... Каким чудесным приключением была вся эта жизнь! Турки осаждали замок, а Сайидуна защищала его от них, и никто ничего не видел и не слышал. И все равно их подстерегала великая опасность. Как все это было таинственно прекрасно!
ГЛАВА 7
Рано утром следующего дня юноши сели на лошадей и вместе со своими наставниками вылетели из крепости. Двое за двумя они в идеальном порядке пронеслись по мосту, а затем помчались по каньону в непрерывном строю. Те, кто ехал ближе всего к краю реки, находились не более чем в нескольких дюймах от крутого уступа. Однако никто не упал в поток.
На плато Манучехр остановил их у подножия низкого пологого холма. Послушники дрожали от лихорадочного напряжения. Их беспокойство передалось лошадям, которые стали нетерпеливо повизгивать под ними. Наконец подъехал Абу Али в сопровождении даи Ибрагима. Он коротко переговорил с капитаном, а затем вместе с другими даями поскакал на вершину холма.
Манучехр отдал приказ, и две боевые линии разлетелись в разные стороны. Обе они совершали сложные повороты, атаковали и уклонялись друг от друга – все это происходило очень слаженно и без каких-либо сбоев.
С вершины холма, сидя на своей лохматой белой арабской лошади, Абу Али наблюдал за происходящими внизу маневрами и давал указания стоящим на помосте.
"Манучехр проделал отличную работу по их подготовке, – сказал он, – я не могу этого отрицать. Но я не уверен, что турецкий подход подходит для горной местности. В прежние времена мы нападали поодиночке и уничтожали все, что попадало под наши мечи, а затем в мгновение ока снова разбегались. Мы повторяли такую атаку два или три раза, пока не оставалось ни одного врага".
Во время следующего упражнения, когда мальчики изменили метод атаки, разбив линии и нападая друг на друга по отдельности, его глаза сияли удовлетворением. Он погладил свою всклокоченную бороду и кивнул в знак признания. Он сошел с коня, провел его по тенистой стороне холма, остановился, расстелил на земле ковер и опустился на него так, чтобы сидеть, опираясь на пятки. Вокруг собрались все, кто следовал за ним.
Капитан отдал еще один приказ. Послушники соскочили с лошадей и сняли плащи, обнажив легкие чешуйчатые доспехи. Вместо тюрбанов они надели плотные боевые шлемы. Они опустили копья и взялись за щиты и копья.
Как пехотинцы они показали себя не хуже. Капитан бросил незаметный взгляд на гранд-даи и поймал его тихую улыбку.
Далее последовали индивидуальные воинские искусства. Они установили мишени на подходящем расстоянии и начали тренироваться в стрельбе из лука. Из десяти выстрелов ибн Тахир и Сулейман промахнулись только по одному. Остальные стреляли почти так же хорошо.
Затем они соревновались в метании копья. Так же как сначала в присутствии великого дая все они сидели как на иголках, беспрекословно выполняя его команды, теперь, когда он начал одобрительно кивать, они постепенно расслабились и стали более воодушевленными. Они начали подбадривать друг друга. Каждый из них хотел выделиться и показать себя с лучшей стороны. Юсуф превзошел их всех своей мощной метательной рукой. Сулейман не хотел быть побежденным. Все его тело напряглось от напряжения.
"Оставь немного сил для других волов, которых тебе придется убить", – поддразнил его Юсуф.
Сулейман сжал губы, отвел копье назад и бросился вперед. Оружие пронеслось по воздуху. Но ему не удалось перегнать Юсуфа, который при следующем броске превзошел самого себя.
"Выдающийся", – похвалил его Абу Али.
Но никто не мог сравниться с Сулейманом в бою на мечах. Они разбивались на пары, и тот, кто терпел поражение, выбывал из состязания. Ибн Тахир победил Обейду и ибн Вакаса, но затем уступил более мощному удару Юсуфа. Сулейман вытеснял своих соперников одного за другим. Наконец, ему пришлось сойтись с Юсуфом. Он спрятался за своим щитом, глядя поверх него, насмехаясь над своим противником.
"А теперь покажи, что ты герой", – поддразнил он его.
"Не радуйся раньше времени, мой быстроногий кузнечик, – ответил Юсуф. "В метании копья ты не слишком преуспел".
Они столкнулись лицом к лицу. Юсуф знал, что вес – его преимущество, и со всей силы бросился на соперника. Но Сулейман, обладая длинными ногами, расставил ступни далеко друг от друга и смог уклоняться от ударов, смещая туловище и не теряя опоры. Внезапным финтом ему удалось обмануть противника, заставив его переместить щит не в ту сторону, и в этот момент он нанес изящный удар в грудную клетку.
Послушники и командиры рассмеялись. Юсуф фыркнул от ярости.
"Еще раз, если у тебя хватит сил!" – крикнул он. "На этот раз ты меня не обманешь".
Манучехр уже собирался вмешаться, но Абу Али подал знак оставить их наедине. Они снова скрестили мечи.
Юсуф набросился на него, как разъяренный бык, и начал рубить щит Сулеймана. Сулейман улыбнулся ему из-за щита. Он стоял на длинных ногах, ловко перемещая свой вес. Вдруг он вытянулся далеко вперед и ударил Юсуфа прямо в грудь из-под щита.
Он вызвал шумное одобрение.
Абу Али поднялся, взял меч и щит из рук своего соседа и призвал Сулеймана сразиться с ним.
Все взгляды обратились к ним. Абу Али был старым человеком, и никто не мог предположить, что он еще способен сражаться. Смутившись, Сулейман посмотрел на капитана.
"Выполняйте приказ", – прозвучало в ответ.
Сулейман нерешительно встал в позу.
"Пусть тебя не смущает, что на мне нет доспехов, мой мальчик, – доброжелательно сказал гранд-даи. "Я хочу проверить, продолжаю ли я тренироваться. Думаю, что еще могу".
Он провокационно ударил по щиту Сулеймана. Но Сулейман, очевидно, не знал, что ему делать.
"Чего ты ждешь? Иди к нему!" – сердито сказал гранд-даи.
Сулейман приготовился к атаке. Но не успел он опомниться, как меч вылетел у него из руки. Из плаща его противника выскочил локоть размером с голову ребенка.
По рядам пронесся шепот изумления. Абу Али плутовски рассмеялся.
"Попробуем еще раз?" – спросил он.
На этот раз Сулейман серьезно подготовился. Он поднял щит к глазам и внимательно изучил своего опасного противника с высоты.
Они начали. Некоторое время Абу Али умело отражал его выпады. Затем он сам атаковал с силой. Сулейман начал уклоняться от него, надеясь обмануть его своими финтами. Но старик был готов ко всему. Наконец он нанес неожиданный удар, и меч Сулеймана во второй раз вылетел из его руки.
Улыбаясь от удовлетворения, Абу Али вернул меч и щит.
"Из тебя выйдет отличный воин, Сулейман, – сказал он, – когда за твоими плечами будет несколько десятков сражений, как у меня".
Он махнул рукой Манучехру в знак того, что доволен их успехами. Затем он повернулся к послушникам, которые собрались в два стройных ряда, и заговорил с ними.
"Сейчас у тебя будет шанс показать, насколько ты продвинулся в контроле над своей силой воли. Твой учитель Абдул Малик уехал, поэтому я проверю тебя в его отсутствие".
Он подошел к ним, холодно окинул их взглядом и приказал: "Задержите дыхание!".
Али переводил взгляд с одного лица на другое. Он видел, как краснеют послушники, как вздуваются вены на их шеях и висках, как выпучиваются глаза в глазницах. Внезапно первый из них опрокинулся навзничь. Али подошел к нему и с интересом наблюдал за ним. Когда он увидел, что тот снова дышит, он удовлетворенно кивнул.
Один за другим послушники падали на землю. Абу Али посмотрел на помост и капитана и насмешливо заметил: "Что вы знаете, как груши осенью".
В конце концов их осталось только трое: Юсуф, Сулейман и ибн Тахир. Великий дай подошел к ним и изучил их ноздри и рот.
"Нет, они не дышат", – тихо сказал он.
Затем Юсуф начал раскачиваться. Сначала он плавно опустился на колени, а затем тяжело рухнул на землю. Он снова начал дышать, открыл глаза и непонимающе уставился вокруг.
Внезапно Сулейман рухнул, как срубленное дерево.
Ибн Тахир продержался еще несколько секунд. Абу Али и Манучехр обменялись одобрительными взглядами. Наконец он тоже начал раскачиваться и упал.
Абу Али уже собирался отдать приказ о следующем упражнении, когда из замка диким галопом примчался гонец и призвал его немедленно вернуться к верховному главнокомандующему. Учения должны были продолжиться в здании школы после полудня.
Великий дай приказал им подняться на ноги и первым галопом помчался в каньон.
Вскоре после того, как послушники выехали из замка в то утро, соглядатай на одной из башен заметил странного голубя, летавшего вокруг голубятни. Он сообщил хранителю о голубях-посланниках, и тот поспешил подняться на башню с заряженным арбалетом. Но тем временем маленькое существо успокоилось и послушно дало себя поймать. Вокруг одной из его лапок был обернут шелковый конверт. Смотритель голубятни побежал к зданию верховного главнокомандующего и передал голубя одному из телохранителей Хасана.
Хасан вскрыл конверт и прочитал.
"Хасану ибн Саббаху, командующему исмаилитами, приветствие! Эмир Хамадана Арслан Таш напал на наши войска с большой армией. Крепости к западу от Рудбара уже сдались ему. Мы были готовы и отбили кавалерийскую атаку, но эта сила двинулась дальше в сторону Аламута. Армия приближается, чтобы осадить крепость. Жду ваших немедленных приказов. Бузург Уммид".
Этот голубь был отправлен до того, как мой гонец достиг Рудбара, подумал Хасан . Или же турки перехватили гонца по дороге. Боевой танец начался.
Он улыбнулся своему самообладанию.
"Если бы только мальчики уже прошли инициацию", – сказал он себе.
Из шкафа он достал кусок шелка, похожий на тот, что был у голубя на лапке, и написал на нем приказ Бузургу Уммиду немедленно ехать в Аламут. Он уже собирался послать за одним из рудбарских голубей, когда стражник принес ему еще одного крылатого гонца, в горле которого была пробита одна из стрел хранителя. Хасан взял послание из его лапки. Оно было испещрено мелкими письменами.
"Хасану ибн Саббаху, командиру исмаилитов, приветствие! Эмир Кызыл Сарик выступил против нас со всей армией Хорасана и Хузестана. Малые крепости сдались ему, а правоверные бежали к нам в Гонбадан, где мы находимся в осаде врага. Жара стоит нестерпимая, и вода скоро закончится. Продовольствие тоже на исходе. Я отдал приказ держаться, но ваш сын Хосейн пытается убедить наших людей уступить крепость людям султана в обмен на безопасный проход. Жду ваших решительных указаний. Хусейн Алькейни".
Хасан посинел лицом. Его губы сжались в страшной ярости. Все его тело затряслось. Он начал летать по комнате, как одержимый.
"Этот преступный сын!" – крикнул он. "Я брошу его в цепи. Я задушу его своими собственными руками!"
Когда прибыл великий дай, он без слов передал ему оба письма. Абу Али внимательно прочитал их. Затем он заговорил.
"Я не могу придумать, как спасти эти две крепости. Но ты сказал, что держишь в резерве мощное оружие, и я тебе доверяю".
"Хорошо, – ответил Хасан. "Я посылаю нескольких голубей в Рудбар и Гонбадан с инструкциями. Мой вероломный сын и все остальные недовольные должны быть заключены в цепи. Пусть голодают и мучаются от жажды. Все остальные должны держаться до последнего человека".
Он написал второе письмо и послал за голубями для обеих крепостей. Вместе с Абу Али он прикрепил к их лапкам шелковые заплатки с орденами, затем отнес их на вершину своей башни и выпустил.
Вернувшись, он обратился к великому даи.
"Сначала нужно посвятить послушников. Они – камень, на котором я планирую построить крепость нашей силы. Как они справились с испытаниями?"
"Я доволен ими", – ответил Абу Али. "Манучехр и Абдул Малик превратили их в воинов, которым нет равных".
"Если бы только Бузург Уммид был уже здесь", – пробормотал Хасан про себя. "Тогда бы вы оба увидели, какой сюрприз я для вас приготовил".
"Действительно, мне и так слишком долго приходится подавлять свое любопытство", – сказал Абу Али, смеясь.
После третьей молитвы послушники возобновили свои экзамены. Они собрались со своими наставниками в столовой, и когда Абу Али прибыл, начался допрос.
Они сразу заметили, как изменился гранд-даи с самого утра. Он сидел на подушках, прислонившись к стене и мрачно уставившись в пол перед собой. Казалось, он не слушал, что говорят послушники, а размышлял о чем-то совершенно другом.
Абу Сорака начал с вопросов об истории исмаилитов. Первые четверо уже ответили, и казалось, что экзамен пройдет так же гладко, как и утром. Но как только пятый юноша начал говорить, великий дай внезапно прервал его и начал задавать вопросы сам.
"Бедный", – сказал он, не получив абсолютно точного ответа.
Абу Сорака быстро прибегнул к помощи ибн Тахира, который ответил на все вопросы хорошо.
"Давайте продолжим", – приказал великий дай. "Я также хотел бы выслушать тех, кто менее сведущ".
Джафар и Обейда благополучно преодолели опасность. Когда Абу Сорака призвал Сулеймана, Абу Али презрительно усмехнулся про себя.
Ответы Сулеймана были короткими и резкими, как будто он непогрешим во всем. Но почти все, что он говорил, было недостаточным или даже совершенно неправильным.
"Ты не умеешь вести дуэль с истиной, мой мальчик, – сказал Абу Али, покачав головой. "Федай должен обладать умом, который никогда не промахивается".
Сулейман в раздражении отступил назад.
Наконец настала очередь Юсуфа. Хотя послушники нервничали за него, они также нашли его хорошим спортсменом.
Абу Сорака приберег для него самый легкий вопрос. Он должен был назвать имена имамов от Али до Исмаила. Но Юсуф так разволновался, что имя третьего имама застряло у него в горле.
"Клянусь бородой мученика Али!" – воскликнул великий дай. "Я умываю руки от такого невежества".
Абу Сорака с яростью посмотрел на Юсуфа, который повалился обратно, полумертвый.
После Абу Сораки пришел аль-Хаким, которому было легче избежать этого затруднения. Он знал, что Абу Али не знаком с его философскими теориями о человеческой природе, поэтому одобрительно кивал при каждом ответе, каким бы неправильным он ни был.
Новички были хорошо знакомы с географией. Капитан удовлетворенно улыбнулся, и Абу Али быстро перешел к этой теме.
Вскоре грамматика, ведение счетов и поэзия также были взяты на вооружение. Великий дай больше не вмешивался, пока речь не зашла о догме, которой он придавал большое значение. Ибрагим задавал ясные и простые вопросы, на которые послушники в большинстве своем отвечали хорошо.
"А теперь давайте проверим, насколько развит интеллект наших послушников", – сказал Абу Али, прерывая допрос. "Юсуф, наш великий чемпион по метанию копья, скажи нам, кто ближе к Аллаху: пророк или архангел Гавриил?"
Юсуф встал и уставился на него с выражением отчаяния на лице. Абу Али спросил каждого из своих соседей по очереди. Один ответил, что это Пророк, другой – архангел. Но никто из них не смог объяснить свой выбор.
Великий дай злорадно усмехнулся.
"Решай сам, ибн Тахир, – сказал он наконец.
Ибн Тахир поднялся и спокойно продолжил отвечать.
"Аллах послал к Мухаммеду архангела Гавриила с сообщением о том, что он избран пророком. Если бы Аллах не хотел выделить Мухаммеда среди всех остальных, он мог бы напрямую поручить своему архангелу миссию пророка. Поскольку он этого не сделал, Мухаммед теперь стоит впереди архангела Гавриила на небесах".
"Это правильный ответ", – сказал Абу Али. "А теперь объясните нам вот что: каковы отношения между Пророком и сайидуной?"
Ибн Тахир улыбнулся. Он задумался на мгновение, а затем ответил.
"Отношения между саййидуной и Пророком – это отношения младшего к старшему".
"Хорошо. Но кто теперь имеет большую власть над верующими?"
"Саййидуна. Потому что у него есть ключ, открывающий врата в рай".
Абу Али поднялся, и все остальные встали вслед за ним. Его взгляд переходил от одного послушника к другому. Затем он заговорил торжественным голосом.
"Иди, искупайся и надень свои церемониальные одежды. Радуйтесь. Приближается величайший момент в вашей жизни. Во время пятой молитвы вы все пройдете инициацию".
Слабо улыбнувшись, он поклонился, а затем быстро вышел из комнаты.
Прибежал гонец из Раи и сообщил Хасану, что конница, которую должен был прислать Музаффар, уже в пути. Они могут ожидать ее прибытия в замок этой ночью. Сразу за ним прискакал один из разведчиков и сообщил Хасану, что турецкий авангард движется к Аламуту с огромной скоростью и может оказаться за стенами уже поздно ночью или рано утром.
Хасан сразу же вызвал к себе Абу Али и Манучехра. Он принял их в своей прихожей и рассказал им новости. Он расстелил на полу карту, и они втроем рассмотрели наилучшие варианты того, как показать зубы султанским войскам.
"Я пошлю гонца, чтобы перехватить людей Музаффара, – сказал Хасан. "Лучше всего, если они вообще не будут присоединяться к нам в замке. Вместо этого Абдул Малик направит их к дороге, ведущей из Рудбара. Там они будут ждать в засаде, пока турки не проедут мимо. Затем они последуют за ними на безопасном расстоянии. Мы встретим врага за пределами Аламута, а они будут давить на них сзади. Это будет похоже на перемалывание их между двумя жерновами".
Абу Али и капитан согласились с этим планом. Они выбрали офицера, который должен был отправиться с несколькими людьми на встречу с людьми Музаффара. Манучехр ушел, чтобы отдать необходимые распоряжения. Хасан спросил великого дая, как идут дела у послушников.
"Ни в одном из них не скрывается пророк", – смеется Абу Али. "Но все они полны страсти, и их вера непоколебима".
"Это главное, да, это самое главное", – ответил Хасан, потирая руки. Их обоих начинало лихорадить по мере приближения решающих событий.
"Теперь проследите за посвящением послушников. Здесь я составил для них текст клятвы. Вы будете говорить с ними о торжественности момента, рассказывать о подвигах мучеников, восторженно, страстно. Зажгите их юные души, наполните их пылом и решимостью. Угрожайте им страшными карами, проклятием, если они не будут абсолютно послушны нам во всем. Столько лет я мечтал воспитать таких последователей в соответствии с моим планом, переделать их характер под свои нужды, чтобы я мог строить на них свои институты. Наконец-то, наконец-то я дожил до этого дня!"
"Вы знаете, я всегда доверял вашей мудрости", – сказал Абу Али. "Я убежден, что и у тебя есть веские причины для того, что ты делаешь сейчас. Но я не могу отделаться от мысли, что было бы мудрее, если бы ты сам инициировал послушников. Они так хотят наконец-то увидеть вас, увидеть ваше появление, почувствовать, что вы живой человек, а не просто невидимая сила, которой они должны подчиняться. Это неизмеримо возвысит мероприятие".
"Все это так, но я не буду этого делать".
Хасан погрузился в задумчивость и посмотрел в пол. Затем он продолжил.
"Я знаю, что делаю. Если вы хотите использовать людей как средство достижения цели, лучше держаться на расстоянии от их проблем. Главное, чтобы ты оставался свободным в своих действиях и чтобы сердце не диктовало тебе. Когда придет Бузург Уммид, я все объясню вам обоим. Флаг, который вы передадите федаинам, уже готов. Идите и делайте то, что я сказал. Это посвящение важнее, чем победа над турками".
Большой актовый зал в здании верховного главнокомандующего на этот вечер был превращен в мечеть. Впервые послушникам разрешили войти в эту часть крепости. Стража из евнухов, носящих булавы, была усилена. Мавры были в полном боевом снаряжении, в доспехах, шлемах и со щитами. Тревожные предчувствия охватили послушников, когда они вошли в торжественно пустой зал, задрапированный по всему периметру белыми занавесками. На них были белые рясы и высокие белые фески, и они были босыми, как и предписывает заповедь. На помосте также стояли люди в белых одеждах. Они рассадили послушников по группам, шепотом давая им указания, как вести себя во время церемонии. Послушники дрожали от волнения. Они были бледны и измождены, а некоторые из них чувствовали себя слабыми.
Прозвучал рожок последней молитвы. Вошел Абу Али, тоже в свободной белой рясе и с высокой белой феской на голове. Он прошел прямо через зал и остановился перед послушниками. Командиры стояли в два ряда рядом с ним. Церемония началась.
Абу Али начал с того, что ровным голосом прочитал вечернюю молитву. Затем он повернулся к послушникам и начал говорить о значении вечернего посвящения, о радости, которую они должны испытывать по этому поводу, и о послушании, которое они должны оказывать саййидуне и его помощникам. Он рассказал им о блаженстве мучеников и важности поданного ими примера, который должен стать их высшей целью.








