Текст книги "Аламут (ЛП)"

Автор книги: Владимир Бартол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Собравшиеся на помосте с любопытством смотрели на него.

"Что вы планируете делать?"

"Уничтожьте моего смертельного врага раз и навсегда".

В эти дни ибн Тахир воплощал свою тревогу, тоску и всю отчужденность своей души в стихах. Он писал их на клочках пергамента, которые тщательно скрывал от посторонних глаз. Постоянно пересматривая каждую строчку, он находил хотя бы крупицу утешения для всех мук и терзаний своего сердца. Под предлогом подготовки задания для учеников он уединялся в своей комнате и писал стихи там, либо предавался одиночеству и дневным мечтам.

Некоторые из его стихотворений звучали так:

Раньше моя душа была

полна святыми учениями Пророка,

Сайидуны, Али и Исмаила,

Предвестниками грядущего.

Теперь только твое лицо, Мириам,

владеет моим сердцем и наполняет мою душу.

Твой чарующий голос и волшебная улыбка,

Аромат твоих алых губ, чистота твоей груди,

Твои стройные руки, твое идеальное телосложение,

мудрый дух, знающий ум, так не похожий на других женщин,

А твои глаза! Эти прекрасные, сумрачные глаза,

как горные озера, глубокие, не поддающиеся воображению,

которые сверкают под вашими бровями, как мраморные скалы.

Я вижу в них себя и

весь мир! Где

теперь

место

для Али, Исмаила и Пророка?!

Ты – мой Али, Исмаил и Пророк,

Моя тоска, вера, мой Аллах,

Повелитель духа, ума и сердца.

Вы – мой мир, мой рай, мой Аллах.

Когда мой разум, Мириам, видит твое лицо, в

сердце закрадываются странные сомнения.

Действительно ли ты из плоти и крови, как я и другие, подобные мне,

кто думает, чувствует и хочет, как мы, Божьи создания?

Знак под моим сердцем – вот доказательство?

Или ты всего лишь фантом, лишенный плоти и костей, созданный

тайным искусством нашего Мастера?

Если это так, то как мне избавиться от этого обмана,

что я влюблен в воздух, в порыв ветра, в ядовитое дуновение?

Как я смею богохульствовать! Святой человек – обманщик?

Кто может развеять эти тревожные тайны?

О, каким жалким Фархадом я стал, разлученный с

моей дорогой Ширин. Что это за могущественный господин,

который установил границу между мной и ею?

Неужели это Махди, Пророк, а может быть, Аллах?

Неужели, обезумев от любви, я должен высечь ее образ из

камня? Или, обезумев от тоски, всадить

в сердце топор?

Кто дал вам власть, Сайидуна, Впускать

живых в рай?

Может быть, и вы имеете туда доступ?

Вы знакомы с Мириам? (Я дико завидую!)

Возможно, вы обладаете тайным знанием

о таинствах, которые совершали жрецы наших предков, о тех, кого

Пророк изгнал, чтобы они терпели

Адские муки в Демавенде?

Если это правда, то Мириам, мой любимый лунный луч,

будет всего лишь отвратительным варевом из

какой-то черной субстанции и твоей магии.

Нет, этого не может быть. Дейвы все еще спят

в горах безмятежным сном. Нужно быть негодяем, чтобы

отрицать сладкую и совершенную истину вашего чуда.

Почему ты не укажешь мне путь, ведущий

к Мириам, о Сайидуна,

Добрый объединитель, жестокий разделитель?

Если для того, чтобы вернуться к

ней, мне

потребуется смерть, скажи только

слово,

и я прыгну с самой высокой скалы.

Моя улыбка будет свидетельствовать о том, как сильно я ее люблю.

Или мне нужно вонзить нож в сердце,

чтобы вечно жить рядом с моей Мириам?

Приказывайте! Может быть, мне нужно прыгнуть через огонь

и присоединиться к дейвам? Только не надо больше ждать,

не надо терзаться разлукой, отделяющей

меня от рая, как Адама!

Верни меня к Мириам! Возьми

меня к ней,

пока жестокая тоска не разорвала мое сердце на две части.

Вечером Хасан вызвал к себе ибн Тахира.

"Крепка ли теперь ваша вера?"

"Так и есть, сайидуна".

"Ты веришь, что я могу открыть для тебя врата в рай, когда захочу?"

"Да, сайидуна".

Они были одни в комнате. Хасан внимательно осматривал ибн Тахира. Как он изменился с того вечера, когда отправил его в сад! Он похудел, щеки впали, глаза глубоко запали. В них светился лихорадочный, тоскливый огонь. Он видел: его машина работала с пугающей надежностью.

"Хочешь ли ты заслужить вечную радость для себя?"

Ибн Тахир задрожал. Он посмотрел на Хасана ярко, умоляюще.

"О, ... Сайидуна!"

Хасан опустил глаза. Он почти чувствовал, как падает его сердце. Теперь он понял, почему ему всегда не хотелось знакомиться с федаинами поближе.

"Я не зря открыл перед вами врата рая. Я хотел, чтобы ваша вера была твердой. Я хотел, чтобы вы всегда знали, что вас ждет, когда вы выполните свое поручение... Знаете ли вы, кто такой аль-Газали?"

"Вы, конечно, имеете в виду суфия, Сайидуна?"

"Да. Тот, кто так подло нападал на нашу веру в книге "О мустансиритах". Больше года назад великий визирь назначил его преподавателем в багдадском университете. Ваше задание – притвориться его студентом. Вот копия его работы "О, дитя!" Она короткая. У вас быстрый ум, и вы сможете прочитать и усвоить его за одну ночь. Приходите ко мне завтра снова. Теперь ты в моем личном распоряжении. Никому ни слова об этом. Ты понял?"

"Я понимаю, сайидуна".

Он отстранил его. Взволнованный и полубезумный от счастья, ибн Тахир вышел из комнаты.

На лестнице Ибн Тахир столкнулся с Абу Али и Бузургом Уммидом, которые, запыхавшись и покраснев от волнения, тащили за собой какого-то человека. Судя по его внешнему виду, он, должно быть, только что завершил трудное и напряженное путешествие. Он был покрыт грязью с головы до ног. Ручьи пота длинными дорожками стекали по его измазанному грязью лицу. Он тяжело дышал. Ибн Тахир прижался к стене и пропустил их троих. Что-то подсказывало ему, что для Аламута наступают великие и трудные дни.

Охранник открыл дверной проем, чтобы пропустить мужчину и величественного даиса к Хасану.

"Посланец из Хузестана", – задыхаясь, выдавил Абу Али.

"Что случилось?"

Хасан взял себя в руки. По лицам посетителей он сразу же почувствовал дурные вести.

Посланник упал перед ним на колени.

"О господин! Хусейн Алькейни мертв. Убит!"

Хасан побледнел, как труп.

"Кто преступник?"

"Простите меня, саййидуна! Хосейн, ваш сын".

Хасан вздрогнул, словно пораженный стрелой. Его руки замахали, словно хватаясь за кого-то невидимого. Он вздрогнул, повернулся полукругом и рухнул на пол, как срубленное дерево.

ГЛАВА 14

Сын верховного главнокомандующего убил дая Хузестана! На следующий день об этом говорил весь Аламут. Никто не знал, как распространилась эта новость. Сначала гонец передал ее великому даи, который тут же отвел его к Хасану. Возможно, кто-то из стоявших поблизости даисов узнал об этом, а может, и сами даисы кому-то проболтались. Об этом знали все, и было бы бессмысленно пытаться как-то скрыть это от верующих.

Ибн Тахиру пришлось долго ждать, пока Хасан примет его. Верховный главнокомандующий хотел знать все подробности убийства, поэтому подробно расспросил посланника.

"Почтовый голубь принес ваш приказ в Гонбадан, Сайидуна. К тому времени Кызыл Сарик держал нас в осаде уже десять дней. Он разрушил все малые крепости, а затем расположился лагерем за пределами нашей со своими двадцатью тысячами человек. Он предложил нам безопасный проход, но великий дай отказался. Но Хосейн, ваш сын, настоял на том, чтобы он сдал крепость. Тогда Алькейни попросил у вас указаний, что с ним делать. Вы приказали заковать его в цепи. Алькейни передал ему это и настоял на том, чтобы он сдался. Хосейн пришел в ярость. "Ты предал меня моему отцу, собака!" – закричал он на него. Он выхватил свою саблю и зарубил нашего командира".

"Что вы сделали с убийцей?"

"Мы заковали его в цепи и заперли в подвале. Шейх Абдул Малик ибн Аташ принял на себя командование крепостью".

"Как там обстоят дела?"

"Трудно, господин. Воды мало, а скоро у правоверных закончится и еда. В крепости их более трех тысяч. Все население Хузестана с нами. Но этот проклятый кызыл Сарик жесток, и они его боятся. Мы не можем рассчитывать на большую помощь с их стороны".

Хасан отстранил его.

Теперь он снова был уверен в себе и сосредоточен.

"Что ты собираешься делать со своим сыном ибн Саббахом?" спросил его Бузург Уммид.

"Мы будем судить его по нашим законам".

Он освободил большой помост и вызвал ибн Тахира.

"Как обстоят дела с аль-Газали?"

"Я провел с ним практически всю ночь, сайидуна".

"Хорошо. Вы слышали, что произошло в Хузестане?"

Ибн Тахир посмотрел на него. Он увидел новые борозды на его лице.

"Да, сайидуна".

"Что бы вы сделали на моем месте?"

Ибн Тахир смотрел на него ясными, светлыми глазами.

"Я бы делал то, что предписывает закон".

"И ты прав... Ты знаешь, кто такой Иблис?"

"Иблис – злой дух, искушавший первых людей".

"Иблис – это нечто большее. Иблис – предатель своего хозяина, его заклятый враг".

Ибн Тахир кивнул.

"Тот, кто предатель истинной веры и становится ее врагом, связан с Иблисом. Потому что истинная вера – это вера Аллаха. И только одна вера является истинной".

"Да. Вера исмаилитов".

"Правильно. Знаете ли вы кого-нибудь, кто предал нашу веру и стал ее заклятым врагом?"

Ибн Тахир заглянул ему в глаза, пытаясь угадать, о чем он думает.

"Может быть, вы имеете в виду великого визиря?"

"Да, тот самый человек, который убил твоего деда за то, что тот исповедовал нашу веру. Он – наш Иблис, наш злой дух. Ты будешь нашим архангелом и мстителем за своего деда. Приготовь свой меч".

Ибн Тахир сжал кулаки. Он стоял перед Хасаном прямой, как кипарис.

"Мой меч готов, сайидуна".

"Вы знаете дорогу из Раи в Багдад?"

"Да. Я из города Сава, который лежит на этой дороге".

"Тогда слушайте. Вы отправитесь в путь по этой дороге. Ты дойдешь до Раи, а оттуда через Саву и Хамадан до Нехавенда. Но избегай дома своего отца! Все это время ты должен думать только об одном – как достичь своей цели. Будь повсюду начеку и узнай, где находится великий визирь и что он собирается делать. Мне доложили, что он собирает в Нехавенде большую армию, которую планирует повести против нас и своего соперника в Исфахане, Тадж аль-Мулька. Ты следишь за всем этим? Аль-Газали – его друг. Отныне ты будешь учеником аль-Газали Османа, приносящим ему послание от своего учителя. Так что возьми с собой его книгу. Вот тебе черное одеяние суннитского семинариста, вот кошелек с деньгами на дорогу, а вот письмо для великого визиря. Печать, которую ты видишь на нем, расчистит тебе путь".

Ибн Тахир взял у него черную одежду и осмотрел ее с каким-то радостным волнением. Кошелек с монетами он закрепил на поясе, а конверт положил под халат.

"Ты узнал от Хакима, как вести себя в присутствии великого визиря. Когда ты выедешь из Аламута, ты возьмешь с собой все, что я тебе дал, в сумке. Как только удалишься от крепости, найдешь укромное место, где переоденешься и избавишься от всего, что может тебя выдать. Я знаю Низама аль-Мулька. Когда он услышит, что тебя послал аль-Газали, он примет тебя с распростертыми объятиями. А теперь слушай внимательно! В этом запечатанном письме спрятан длинный и острый кинжал. Прежде чем передать конверт визирю, тайно выньте из него кинжал. Пока визирь будет вскрывать письмо, сильно воткните его ему в шею. Если вы заметите хотя бы каплю крови, знайте, что у вас все получилось. Но будьте осторожны и не поранитесь сами – острие кинжала закалено в страшном яде. Если ты даже поцарапаешь себя им, то не сможешь выполнить свою задачу, и рай, которого ты так хочешь, будет потерян для тебя навсегда".

Бледный, но с сияющими глазами, ибн Тахир слушал его.

"И... что мне тогда делать?"

Хасан бросил на него резкий взгляд.

"Тогда... тогда поклонитесь Аллаху. Врата в ваш рай будут открыты для вас. Никто не сможет отнять его у вас в этот момент". Мягкие подушки уже разложены на коврах. Мириам ждет вас на них, окруженная ею и вашими слугами. Если вы упадете, то попадете прямо в ее объятия. Вы меня поняли?"

"Я понимаю, сайидуна".

Он поклонился и быстро поцеловал руку Хасана.

Хасан вздрогнул. Ибн Тахир был слишком занят собой, чтобы заметить это. Затем полководец открыл полку и достал оттуда уже знакомый ибн Тахиру сундук с золотом. Он открыл его и вытряхнул из него несколько крупинок на льняную ткань.

"По одному на каждый вечер. Они будут приближать вас к раю все ближе и ближе. Но не забудьте приберечь последний перед аудиенцией с великим визирем. Берегите их, ведь они – ключ, который откроет для вас врата в рай".

Он обнял его за плечи.

"А теперь прочь, сын мой".

Ошеломленный, бледный, гордый и странно тронутый, ибн Тахир покинул его. Хасан смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за занавесом. Тогда он схватился за сердце. Ему нужен был воздух. Он бросился на вершину башни, где сделал глубокий вдох.

"Время еще есть", – сказал он себе.

Хорошо бы умереть сейчас, подумал он. Всего лишь одно твердое решение – броситься за крепостные стены, и все будет кончено. Но Бог знает, где бы он очнулся после этого.

Накануне вечером, когда он узнал об убийстве Алкейни, он был невероятно близок к этому состоянию. Гранду потребовалось немало времени, чтобы привести его в чувство. Когда он пришел в себя, его первой мыслью было, что он умер и теперь находится в каком-то другом мире. Его охватил безумный страх. "Значит, есть что-то после смерти", – сказал он себе. Он почувствовал ужас перед всей своей жизнью. Он сознавал, что все делал так, словно после смерти его ждет великое ничто. Лишь голоса двух друзей вернули его к действительности.

Через мгновение он снова почувствовал себя уверенно. Хвала Аллаху, слабость прошла. Он опустился на высокий помост. Хусейн Алькейни, его правая рука, мертв, убит собственным сыном! Он безжалостно исполнит закон. Ибн Тахир должен был приступить к выполнению своей миссии. Он написал несколько слов в письме и запечатал его. Взял острый, похожий на шило кинжал, который выглядел как письменный прибор, и обмакнул его в яд. Он дал ему высохнуть. Затем он бросился на свою кровать и заснул сном мертвеца.

Даиш и другие командиры горячо обсуждали убийство в Хузестане. Как поступит Хасан? Будет ли он действительно соблюдать закон? Подпишет ли он смертный приговор собственному сыну?

"Ибн Саббах находится в трудном положении", – заметил Абдул Малик. "Хусейн Алькейни был его лучшим соратником, но убийца – его собственный сын".

"Закон превыше всего", – сказал Ибрагим.

"Продолжайте! Одна ворона не нападает на другую".

Грек рассмеялся. Ибрагим бросил на него злобный взгляд.

"На нем лежит немалая ответственность".

"Я знаю, дай Ибрагим. Но мне трудно представить отца, ведущего сына в блок".

"Хосейн – член братства исмаилитов".

"Это правда, – прокомментировал Абу Сорака. "Он написал закон, а теперь сам в него попал".

"Нам легко говорить", – сказал Манучехр. "Но он стоит перед моментом, когда ему придется вынести приговор своему сыну".

"Легче произносить их над сыновьями других людей", – пробормотал грек.

"Легко вершить правосудие над другими", – добавил Абу Сорака.

"Я бы не хотел оказаться в шкуре командира", – сказал Абдул Малик. "Алькейни был для него больше, чем сын. Он обязан ему половиной своего успеха".

"Отцы не всегда отвечают за поступки своих сыновей, – говорит Ибрагим.

Но если он осудит своего сына, люди скажут: "Какой жестокий отец!". У него есть возможность изменить закон, но он ею не воспользовался".

Так говорил Абу Сорака.

Грек добавил: "Незнакомые люди будут смеяться над ним. Идиот! скажут они. Неужели он действительно не может найти способ обойти закон?"

Ибрагим откланялся. "Верующие взбунтуются, если закон не будет выполняться в точности. Цель каждого закона – быть универсальным".

"Правда, наш командир попал в жестокие тиски, – предположил грек. "Он потерял своего самого верного щитоносца в самый критический момент. Кто теперь будет собирать для него налоги в Хузестане? Кто будет устраивать засады и грабить караваны неверных? Вполне возможно, что у него не останется иного выхода, кроме как применить всю меру закона".

Юсуф и Сулейман вернулись с утренних маневров с послушниками. Солнце неумолимо палило на двор. Они лениво и безучастно лежали на своих постелях, грызли сушеные фрукты и время от времени перебрасывались парой слов.

Страсти, пробудившиеся в них, но уже не удовлетворенные, совершенно искалечили их. Их головы отяжелели, глаза запали и набухли кровью.

Внезапно к ним ворвался Наим.

"Ибн Тахир был у Сайидуны. Он собирается в путешествие".

Эта новость была подобна взрыву.

"Куда?"

"Кто тебе это сказал?"

"Я увидел его, когда он выходил из башни. Он даже не заметил меня. Казалось, что у него что-то случилось с головой. Он выглядел потерянным и улыбался сам себе. Затем он приказал солдату оседлать для него лошадь".

"Он попадет в рай?"

Сулейман спрыгнул с кровати.

"Пойдем к нему, Юсуф!"

Тем временем ибн Тахир очистил все свое имущество. Он уничтожил восковой слепок укуса Мириам. Свои стихи он завернул в конверт. Когда пришел Джафар, он отдал их ему.

"Сохраните этот конверт для меня, пока я не вернусь. Если я не вернусь в течение месяца, отдайте его Сайидуне".

Джафар обещал это сделать.

Сулейман и Юсуф бросились в комнату. Наим задержался в дверях. "Ты был у Сайидуны!"

Сулейман схватил ибн Тахира за плечи и пристально посмотрел ему в глаза.

"Ты знаешь?"

"Конечно. Наим рассказал нам".

"Тогда вы также знаете, в чем заключается мой долг".

Он вырвался из его хватки. Он поднял сумку, в которой лежали вещи, переданные ему Хасаном.

Юсуф и Сулейман удрученно смотрели на него.

Джафар кивнул Наиму. Они вдвоем вышли из комнаты.

"Это трудно, но я должен молчать", – сказал ибн Тахир, когда они остались одни.

"По крайней мере, скажите, вернемся ли мы в рай".

Голос Сулеймана был умоляющим и беспомощным.

"Будьте терпеливы. Делайте все, что прикажет вам Саидуна. Он заботится обо всех нас".

Он попрощался с ними обоими.

"Мы – федаины, – добавил он, – те, кто жертвует собой. Мы видели награду, поэтому не боимся смерти".

Он хотел бы обнять их еще раз. Но он взял себя в руки, помахал им на прощание и поспешил к своей лошади. Вскочив на него, он приказал опустить мост. Он произнес пароль, и стража позволила ему покинуть крепость. Выехав из каньона, он обернулся, чтобы бросить последний взгляд. Как и несколько месяцев назад, теперь он увидел две внушительные башни, возвышавшиеся над окрестностями. Это был Аламут, орлиное гнездо, где происходили чудеса и вершилась судьба мира. Увидит ли он его снова? На него нахлынула странная меланхолия. При этом прощании он почувствовал, что может расплакаться.

Он нашел укромное место и переоделся там. Все, что не собирался брать с собой, он сложил в сумку, которую положил в углубление и обложил камнями.

Он взглянул на себя. Да, он никак не мог оставаться прежним ибн Тахиром. Он был Османом, студентом университета в Багдаде, учеником аль-Газали. Черные брюки, черная куртка, черный головной убор. Это был цвет суннитов, неверных, врагов исмаилитской веры. Он нес книгу и письмо с кинжалом в раздувающихся рукавах. Через бедро он нес сумку с водой и ранец с провизией.

Он отправился на юг. Он ехал весь день и половину ночи, пока не вышла луна. Затем он нашел место для ночлега среди камней. На следующее утро с вершины хребта он заметил в долине большой лагерь – авангард армии султана. Он обошел их стороной и к вечеру прибыл в Рай.

В таверне, где он собирался провести ночь, он узнал, что эмир Арслан Таш наконец-то готовится напасть на Аламут и что вся армия движется к горам – по приказу султана, чтобы отомстить за позорное поражение турецкой кавалерии. О великом визире он ничего не узнал.

Ему не терпелось уснуть. Дрожащими руками он развязал сверток и достал из него первую из таблеток, которые Хасан дал ему в дорогу. Он проглотил ее и стал ждать, когда она подействует.

И снова появилась таинственная сила. На этот раз он уже не чувствовал той слабости, что в первый раз. Он подумал о Мириам, но его внимание привлекли совсем другие образы. Перед ним возникли гигантские квадратные здания с высокими башнями. Они сверкали своей ослепительной белизной. Затем они начали таять, словно невидимая рука дробила их на составные части. Возникли новые города, и круглые купола засияли яркими красками. Ему казалось, что он – всемогущий правитель, контролирующий все это. Наступил кульминационный момент, за которым последовали усталость и сон. Проснувшись поздно утром, он почувствовал себя так, словно ему отдавили руки и ноги. Почему он не проснулся, как в первый раз?

"Я должен идти. Быстро!" – сказал он себе.

Он объехал свой родной город. Он боялся воспоминаний. Голова была тяжелой, солнце безнадежно било в глаза. Мысли затуманились, впереди отчетливо виднелся только пункт назначения и все, что с ним связано. У него было только одно желание: как можно быстрее найти место для ночлега, вытянуться, проглотить пилюлю и отдаться ее чудодейственной силе.

В окрестностях Хамадана он настиг отряд вооруженных всадников. Он присоединился к их повозкам.

"Откуда ты идешь, Пахлаван?" – спросил его сержант.

"Исфахан. Вообще-то меня прислали из Багдада с просьбой к великому визирю. Но в Исфахане я узнал, что он отправился по этой дороге вслед за султаном".

"Вы ищете Его Превосходительство Низама аль-Мулька?"

Сержант сразу же стал проявлять больше уважения.

"Да. У меня к нему просьба. В Исфахане есть и другие люди".

"Тогда пойдемте с нами! Его превосходительство находится в Нехавенде, там сейчас военный лагерь. Там собирают отряды. Говорят, он собирается идти на сам Исфахан".

"В столице я чуть не попал в руки того, другого. Совершенно случайно в таверне я узнал, что его превосходительство куда-то уехал. Уж не в связи ли с каким-то конфликтом, в котором замешаны неверные?"

"Вы имеете в виду исмаилитов? Они не опасны. Эмиры Арслан Таш и Кызыл Сарик позаботятся о них. На кону более важные вещи".

Ибн Тахир направил свою лошадь прямо к сержанту.

"Я не знаю, какие более важные вещи вы имеете в виду".

"По слухам, идет ожесточенная борьба за наследство. Низам аль-Мульк хочет, чтобы наследником султана стал первенец Баркиарок. Но султана оказывает давление на Его Высочество, чтобы он пообещал наследство ее сыну Мухаммеду. Армия и народ за Баркиарока. Я однажды видел его. Вот настоящий мужчина для вас. Солдат с головы до ног. Каким будет Мухаммед, никто не может знать. Он едва вышел из колыбели".

Прежде чем они достигли Хамадана, ибн Тахир узнал все, что говорили люди и солдаты об интригах при дворе. В городе он узнал, что султан уже покинул Нехавенд и направляется в Багдад. Он оставил повозки сержанта и квартирмейстера, снова переночевал на постоялом дворе, а затем сменил лошадей и поскакал дальше в сторону Нехавенда.

С четырех концов королевства в военный лагерь под Нехавендом прибывали отряды. На широкой, выжженной солнцем равнине было разбито несколько тысяч палаток. Лошади, мулы и верблюды хрумкали сухую траву, табунами носились по лагерю, вкапывались в землю и убегали от конных стражников. Тысячи голов крупного рогатого скота, коз и овец содержались в огромных загонах. По утрам пастухи перегоняли стада на холмы, где еще зеленели пастбища. Отряды солдат скакали от деревни к деревне, собирая и грабя корм для скота и все, что было хоть сколько-нибудь съедобно.

В центре лагеря было большое пустое пространство. На этом месте всего несколько дней назад стояли палатки султана. Об этом свидетельствовали вытоптанная земля и большие кучи пепла, оставшиеся от костров, которые разжигали и поддерживали сопровождающие императора.

Оставался только один шатер. Большой, роскошный зеленый шатер – жилище великого визиря.

За последние месяцы, прошедшие с момента утраты благосклонности хозяина, Низам аль-Мульк заметно постарел. Хотя ему уже перевалило за семьдесят, он до самого конца оставался исключительно здоровым и крепким. Все восхищались тем, как крепко он держался в седле. Он держал бразды правления государством в своих руках уже более тридцати лет. Отец нынешнего правителя, султан Алп-Арслан-шах, назначил его визирем и никогда об этом не жалел. Умирая, он рекомендовал должность визиря своему сыну и наследнику. Один из титулов, который тот ему присвоил, был ата-бег, или "отец короля". Визирь установил мир на границах, провел дороги через всю страну, построил города, мечети и школы, регулировал налоги и поднял уровень безопасности и благополучия в стране до небывалой степени. Он пользовался безоговорочным доверием правителя, пока не поссорился с молодой султаншей из-за престолонаследия. Еще до этого его соперники и недоброжелатели пытались очернить его имя перед императором. Но султан их не слушал. Он пожаловал своему визирю все богатства, накопленные им за время службы. Он также позволил Низаму аль-Мулку поставить двенадцать своих сыновей на самые высокие посты в стране. Но Туркан Хатун в конце концов удалось доказать султану, насколько капризными были действия визиря, как он обращался с ним, своим господином, словно со школьником, и как безжалостно он злоупотреблял своей властью. Самым ярким примером такого своеволия визиря стал поступок его старшего сына Муад-у-долаха. Султан посоветовал ему принять на службу некоего Адиля. Сын визиря отказался, заявив, что этот человек не подходит для этой должности. "Неужели я такой полный ноль в своей собственной стране?!" – воскликнул султан. Он немедленно приказал сместить сына визиря и назначил на его место того самого Адиля, которого сын отверг. Такое поведение глубоко оскорбило визиря. Он позволил себе несколько горьких слов о неблагодарности правителей. Эти слова были доведены до сведения султана, что еще больше разозлило его. Он пригрозил отобрать у Низама колчан, перо, тушь и кисть – символы ранга визиря. "Я с радостью отдам султану свой колчан и кисть", – с горечью сказал визирь. Мир и процветание этой страны – моя заслуга". Когда море еще было бурным, Его Высочество оказал мне доверие. Теперь, когда волны успокоились, а небо прояснилось, он прислушивается к моим критикам. Но очень скоро он поймет, насколько тесно колчан и кисть в моих руках связаны с его короной". Эти слова привели султана в еще худшее расположение духа, а признание визиря в том, что он исказил сведения о способностях Хасана, настолько ранило гордость султана, что он в порыве гнева сместил визиря.

Теперь, когда они снова заключили мир перед лицом угрожающей государству опасности, он постепенно становился прежним. Он поставил перед собой две цели: свергнуть своего соперника Тадж аль-Мулька и уничтожить союзника последнего, своего смертельного врага Хасана. Если бы ему удалось достичь этих двух целей, он снова стал бы неограниченным повелителем всего Ирана.

Первые шаги были неплохими. Он изобразил поражение турецкого авангарда под Аламутом – ту незначительную стычку с кавалерией – таким образом, что подорвал веру султана в Тадж аль-Мулька. Султан слишком хорошо помнил, как султана и ее секретарь пытались удержать его от каких-либо действий против исмаилитов. Теперь визирь убеждал его, что он должен решительно выступить против этих вероотступников, если хочет сохранить уважение своих подданных. Поэтому правитель дал визирю полномочия разобраться с Аламутом раз и навсегда. Низам считал, что для этого давно пришло время. До его ушей доходили легенды о чудесах в замке, о фанатиках, утверждавших, что Хасан показал им рай. Хотя он считал все эти сообщения чистой чепухой, он не недооценивал их потенциального воздействия на массы. Он прекрасно знал, что они не просто легковерны, но и с особым удовольствием слушают и поддаются на рассказы о чудесах.

Теперь военный лагерь под Нехавендом стал для него своего рода временной канцелярией. Со всех сторон к нему стекались люди с просьбами и жалобами. Пока он был великим визирем, а не низамом, Тадж аль-Мульк уволил множество старых бюрократов и назначил на их место своих людей. Когда бывшие чиновники узнали, что султан восстановил своего старого визиря, они либо поспешили к нему, либо отправили своих доверенных лиц с просьбой принять их обратно на службу, так как они потеряли свои должности из-за верности ему. Низам аль-Мульк принимал просителей и давал обещания. В то же время он собирал армию, чтобы заставить своего соперника, которому покровительствовала султана, уйти в отставку.

Однажды утром церемониймейстер объявил, что некий Осман, ученик аль-Газали, просит аудиенции. По всей видимости, учитель прислал ему из багдадской Низамийи прошение, которое он хотел бы ему вручить.

Великий визирь откинулся на груду подушек. Рядом с ним стояло позолоченное блюдо с изюмом, подслащенными орехами и другими лакомствами. Время от времени он протягивал руку и брал то или иное лакомство, чтобы полакомиться. Он наливал себе медовуху в кубок из медного графина и медленно потягивал ее. Он уже обработал множество прошений и визитов, и у двух его помощников, которые сидели по обе стороны от него и писали, были заняты руки.

"Что это? Ученик Аль-Газали, вы сказали? Приведите его! Приведите его!"

Добраться до великого визиря было гораздо проще, чем до верховного главнокомандующего исмаилитов. В тот день ибн Тахир убедился в этом на собственном опыте. Он наткнулся на караул у лагеря. Он показал командиру запечатанное письмо из университета в Багдаде и объяснил, что принес его для великого визиря. Ему разрешили пройти. Ему показали зеленый шатер Низама.

Он был удивительно спокоен и сосредоточен. Он не запинался, когда говорил о том, зачем пришел. Он пока не чувствовал никакого воздействия дробинки. Он вспомнил о Рае и Мириам и по-детски улыбнулся. В последние дни он вообще не думал о ней. Теперь же ему вдруг стало ясно, что она ждет его в награду за его поступок, и ему придется собрать все свои силы, чтобы выполнить его успешно.

Стражник откинул занавеску, открыв еще одну комнату. По сути, шатер визиря представлял собой настоящее сооружение. Он смело прошел через проем и снова оказался перед вооруженными людьми. Один из них, державший через плечо серебряную булаву, был особенно хорошо одет – в куртку из серебра и золота, широкие красные шаровары и яркий тюрбан с длинным птичьим пером. Это был церемониймейстер визиря. Он внимательно осмотрел новоприбывшего и спросил, что ему нужно.

Ибн Тахир глубоко поклонился. Ясным голосом он объяснил, кто его послал. Он показал ему письмо и печать на нем. Церемониймейстер кивнул солдату, который обыскал новоприбывшего. Он нашел только книгу аль-Газали и кошелек с монетами.

"Таков наш обычай, – извинился церемониймейстер. Затем он обошел занавес, чтобы объявить визирю о посетителе.

Это были самые напряженные моменты для ибн Тахира. Яд в его теле начал действовать. Он начал слышать голоса и пытался их разобрать. Жуткое ощущение, проходящее по позвоночнику, заставило его вздрогнуть. Ему показалось, что он слышит голос Мириам.