Текст книги "Аламут (ЛП)"

Автор книги: Владимир Бартол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

"Не волнуйся, Халима, – сказала Мириам, чтобы успокоить ее. "Это наш добрый друг. Мы зовем ее Пери, и когда мы свистим, она выползает из своей маленькой норы. Она так хорошо себя ведет, что никто из нас не может на нее пожаловаться. Вообще в этих садах все дружат, и люди, и животные. Мы отгорожены от остального мира и получаем удовольствие друг от друга".

Халима расслабилась, но ей хотелось уйти оттуда.

"Пойдем, пожалуйста", – умоляла она.

Они рассмеялись, но подчинились.

"Не бойся так, – отругала ее Мириам. "Должно быть очевидно, что ты нам всем нравишься".

"У вас есть другие животные?"

"Их много. В одном из садов у нас целый зверинец. Но добираться туда нужно на лодке, так что как-нибудь, когда будете свободны, попросите Ади или Мустафу отвезти вас".

"Я бы хотел этого. Это место, в котором мы живем, очень большое?"

"Такой большой, что, заблудившись в нем, можно умереть от голода".

"Боже мой! Я больше никуда не пойду одна".

"Все не так уж плохо. Сад, в котором мы живем, находится на острове, окруженном с одной стороны рекой, а с трех других – рвами. Он не такой уж и большой, так что если уйти с него и не пересекать воду, то заблудиться невозможно. Но вон там, у подножия скалистого утеса, находится лес с дикими леопардами".

"Откуда у тебя Ариман, что он такой нежный и ручной?"

"Из того леса. Не так давно он был еще совсем маленьким котенком. Мы кормили его козьим молоком, да и сейчас не кормим его мясом, чтобы он не одичал. Мустафа принес его для нас".

"Я не знаю Мустафу".

"Он хороший человек, как и все наши евнухи. Раньше он был факельщиком у одного знаменитого принца. Это была очень тяжелая работа, и он сбежал. Они с Моадом – смотрители сада. Но уже пора возвращаться в класс. Фатима и Зулейка будут обучать нас музыке и пению".

"О, мне это нравится!"

Урок пения и музыки был приятным развлечением для девочек. Мириам давала им полную свободу. Часто меняясь местами, они играли на татарских флейтах, играли на арфе и лютне, играли на египетской гитаре, сочиняли и пели шутливые песни, критиковали друг друга и спорили, пока Фатима и Зулейка тщетно пытались завладеть их вниманием. Они смеялись, рассказывали истории и радовались возможности расслабиться.

Сара снова прижалась к Халиме.

"Ты влюблен в Мириам. Я видел это".

Халима пожала плечами.

"Ты не сможешь скрыть это от меня. Я могу заглянуть в твое сердце".

"Ну, и что из этого?"

На глаза Сары навернулись слезы.

"Ты сказал, что я тебе понравлюсь".

"Я ничего тебе не обещал".

"Ты лжешь! Именно поэтому я так доверял тебе".

"Я не хочу больше говорить об этом".

Стало тихо, и Сара с Халимой повернулись и прислушались. Фатима взяла в руки гитару и начала петь под собственный аккомпанемент. Красивые, старые песни, полные тоски.

Халима была очарована.

"Ты должна записать слова для меня", – сказала она Саре.

"Да, если я вам понравлюсь".

Она попыталась прижаться к нему, но Халима оттолкнула ее.

"Не беспокойте меня сейчас. Я должен это услышать".

После урока они остались в классе. Каждый занялся своим делом. Кто-то шил или ткал, кто-то подходил к огромному полуистлевшему ковру и возобновлял работу над ним. Другие тащили в зал несколько красивых резных прялок, садились за них и начинали прясть. Они болтали об обычных вещах, о своей прежней жизни, о мужчинах и о любви. Мириам наблюдала за ними, прохаживаясь среди них с заложенными за спину руками.

Халима подумала о ней. Своей работы у нее пока не было. Она прислушивалась то к одному разговору, то к другому, пока наконец ее мысли не сосредоточились на Мириам. Если она и Сайидуна были "близки", то что же происходило между ними? Неужели, когда она была в гареме, она тоже делала то, что описывал Апама? Она не могла в это поверить. Она пыталась отогнать от себя эти отвратительные мысли и убедить себя, что это не может быть правдой.

Они поужинали перед самым закатом, а затем отправились на прогулку. Внезапно на сады опустилась темнота, и над ними появились первые звезды.

Халима шла по тропинке рука об руку с Сарой и Зайнаб, разговаривая с ними полушепотом. Шум порогов становился все ближе, а перед ними простирался чужой и жуткий пейзаж. Халима ощутила прилив эмоций, горьких и сладких одновременно, словно она была крошечным существом, заблудившимся в странном, волшебном мире. Все вокруг казалось ей загадочным, почти слишком загадочным, чтобы она могла понять.

В зарослях мелькнул огонек. Маленькое пламя начало двигаться, и Халима робко прижалась к своим спутникам. Пламя становилось все ближе и ближе, пока наконец перед ней не появился человек с горящим факелом.

"Это Мустафа, – сказала Сара, – смотритель сада".

Мустафа был крупным, круглолицым мавром, одетым в цветастый плащ, доходивший ему почти до пят и завязанный на талии толстым шнуром. Увидев девушек, он добродушно усмехнулся.

"Так это новая птичка, которую вчера занесло ветром", – приветливо сказал он, глядя на Халиму. "Какое крошечное, хрупкое создание".

Вокруг мерцающего факела плясала темная тень. Огромный мотылек начал кружить вокруг огня. Все наблюдали за тем, как она почти задевает пламя, затем взмывает вверх по широкой дуге и исчезает в темноте. Но потом он возвращался, и с каждым разом его танец становился все более диким. Его круги вокруг пламени становились все более узкими, пока наконец огонь не поймал его крылья. Они затрещали, и, подобно падающей звезде, мотылек упал на землю.

"Бедняжка", – воскликнула Халима. "Но почему она была такой глупой?"

"Аллах дал ему страсть к огню", – сказал Мустафа. "Спокойной ночи".

"Странно", – наполовину про себя подумала Халима.

Вернувшись, они прошли в свои спальни, разделись и легли на кровати. У Халимы голова шла кругом от событий этого дня. Этот нелепый Ади с его рифмованными предложениями, ловкий танцмейстер Асад, развязная Апама с ее бесстыдной ученостью, загадочная Мириам, девушки и евнухи. И вот среди всего этого оказалась она, Халима, которая, сколько себя помнила, мечтала о дальних странах и жаждала чудесных приключений.

"Все в порядке", – сказала она себе и попыталась заснуть.

В этот момент кто-то легонько коснулся ее. Не успела она вскрикнуть, как услышала голос Сары, говоривший ей прямо в ухо.

"Сиди тихо, Халима, чтобы Зайнаб не проснулась".

Она забралась под одеяло и прижалась к нему.

"Я же сказала тебе, что не хочу этого", – так же тихо ответила Халима. Но Сара осыпала ее поцелуями, и она почувствовала себя бессильной.

Наконец ей удалось вырваться. Сара стала уговаривать ее и шептать на ухо ласковые слова. Халима перевернулась на спину, засунула пальцы в уши и мгновенно уснула.

Сара не понимала, что с ней происходит. Чувствуя себя дезориентированной, она вернулась к кровати и забралась в нее.

ГЛАВА 2

Примерно в то же время, когда Халима при столь любопытных обстоятельствах оказалась в странных новых садах, по широкой военной тропе в том же направлении, только с запада, ехал молодой человек на маленьком черном ослике. С тех пор как он снял свои детские амулеты и надел на голову мужской тюрбан, прошло не так уж много времени. На подбородке едва виднелась пушистая первая борода, а в ясных, живых глазах был почти детский взгляд. Он был родом из города Сава, расположенного примерно на полпути между Хамаданом и старой столицей, Раем. За много лет до этого в Саве его дед Тахир основал кружок исмаилитского братства, который якобы был призван провозгласить новое почитание мученика Али, но на самом деле был посвящен подрыву власти сельджуков. В свое время общество приняло в свои ряды бывшего муэдзина из Исфахана. Вскоре после этого власти провели рейд на тайное собрание группы и заключили некоторых ее членов в тюрьму. Подозрения пали на муэдзина как на возможного информатора. Его выследили, и предположения группы оказались верными. Они тайно приговорили его к смерти и привели приговор в исполнение. После этого власти схватили лидера братства Тахира и, по приказу великого визиря Низама аль-Мулька, приказали обезглавить его. Братство в панике распустилось, и в тот момент казалось, что исмаилиты навсегда изгнаны из Савы.

Когда внук Тахира достиг двадцатилетнего возраста, отец рассказал ему всю историю. Он велел ему оседлать осла и приготовиться к путешествию. Он отвел его на вершину местной башни и указал на коническую вершину Демавенда, сияющую над облаками в бесконечной дали.

Он сказал: "Авани, сын мой, внук Тахира. Иди прямо по дороге, которая ведет к вершине Демавенда. Когда вы достигнете города Рай, спросите дорогу к Шах-Руду, царской реке. Следуйте вверх по течению, пока не достигнете ее истока, расположенного у подножия нескольких крутых склонов. Там вы увидите укрепленный замок Аламут, Орлиное гнездо. Там старый друг Тахира, твоего деда и моего отца, собрал всех, кто исповедует учение исмаилитов. Расскажите ему, кто вы, и предложите себя в услужение. Так ты получишь возможность отомстить за смерть своего деда. Да пребудет с тобой мое благословение".

Внук Тахира надел саблю с полумесяцем, почтительно поклонился отцу и сел на осла. Поездка в Рай прошла без происшествий. В караван-сарае он спросил, каким путем легче всего добраться до Шаха Руда.

Трактирщик сказал: "Что привело тебя в Шах-Руд? Если бы у тебя не было такого невинного лица, я бы заподозрил, что ты хочешь присоединиться к начальнику горы, который собирает вокруг себя всех этих неверных собак".

"Я не знаю, что вы имеете в виду, – оправдывался внук Тахира. "Я приехал из Савы, чтобы встретить караван, который мой отец отправил в Бухару, но который, похоже, задержался на обратном пути".

"Выехав из города, держите Демавенд справа от себя. Вы придете к хорошо утоптанной дороге, по которой идут караваны с востока. Держитесь ее, и она приведет вас к реке".

Внук Тахира поблагодарил его и снова сел на своего осла. После двух дней езды он услышал вдалеке шум воды. Он свернул с тропы и поехал прямо к реке, вдоль которой шла тропинка, попеременно проходящая через песчаные просторы и густые заросли кустарника. Уклон реки становился все более крутым, а вода – все более громогласной.

Когда он, полусидя верхом и полулежа, прошел большую часть дня, его внезапно окружил отряд всадников. Нападение было столь неожиданным, что внук Тахира забыл достать свою саблю. Когда же он вспомнил и потянулся к рукояти, она оказалась бесполезной. Семь острых копий были нацелены на него. Стыдно бояться, подумал он, но что он мог сделать против такой превосходящей силы?

Командир всадников обратился к нему. "Чего это ты в эти края суешься, зеленорожий? Может, ты приехал ловить форель? Смотри, чтобы твой крючок не застрял в твоем собственном горле!"

Внук Тахира был в полной растерянности. Если это всадники султана и он скажет правду, ему конец. Если же это были исмаилиты, а он молчал, то его примут за шпиона. Он выпустил рукоять меча и отчаянно искал ответ на немых лицах солдат.

Командир подмигнул своим людям.

"Мне кажется, ты ищешь то, что не потерял, мой несовершеннолетний Пехлеван, – сказал он и достал что-то между седлом и стременем. На короткой палке, которую он держал в руке, развевался белый флаг – символ последователей Али.

Что, если это ловушка? подумал Авани. "Неважно, я рискну", – заявил он сам себе . Спрыгнув с осла, он протянул руку к флагу, который командир протянул в его сторону, и благоговейно прижал его ко лбу.

"Вот так!" – воскликнул командир. "Вы ищете замок Аламут. Тогда идемте с нами".

Он погнал свою лошадь вперед по тропинке рядом с Шахом Рудом. Внук Тахира сел на своего осла и последовал за ним. Солдаты устремились за ними.

Они все ближе и ближе подходили к горному хребту, а рев Шаха Руда становился все сильнее и сильнее, пока они не достигли скалистого утеса, на вершине которого стояла сторожевая башня с белым флагом. У подножия этого утеса русло реки сворачивало в крутой каньон.

Командир отряда придержал коня и приказал остальным тоже остановиться. Он махнул флажком в сторону башни и получил ответ, что путь свободен.

Они въехали в каньон, где было прохладно и темно. Тропа здесь была узкой, но хорошо проложенной. Местами она была вырублена в живом камне. Река ревела далеко внизу. На повороте пути командир остановился и поднял руку, указывая вперед.

Неподалеку внук Тахира увидел две высокие башни, которые сияли белизной над темными горами, словно видение из сна. Когда солнце освещало их, они мерцали в его лучах.

"Это Аламут", – сказал вождь и двинулся дальше.

Крутые склоны гор снова скрыли две башни. Тропинка продолжала петлять вдоль реки, пока внезапно не открылся каньон. Внук Тахира изумленно огляделся. Он увидел перед собой мощный утес с укреплением, фундамент которого был вырублен из самого утеса. Шах-Руд разветвлялся на две ветви, которые обхватывали утес, словно держа его за расщепленную палку. Крепость представляла собой целое небольшое поселение, постепенно поднимавшееся в высоту спереди и сзади. Четыре угла крепости были отмечены четырьмя башнями, самые задние из которых были намного выше первых. Крепость и река вместе были зажаты между двумя крутыми, непроходимыми склонами и образовывали грозную преграду, блокирующую выход из каньона.

Это был Аламут, самая мощная крепость из пятидесяти или около того, существовавших в районе Рудбара. Ее построили короли Дейлама, и она считалась неприступной.

Командир отряда подал знак, и со стены напротив на железных цепях опустили тяжелый мост, перекинутый через реку. Всадники с грохотом пронеслись по нему, прошли через внушительные арочные ворота и въехали в форт.

Они вошли в просторный двор, который постепенно поднимался на три террасы, соединенные в центре каменными лестницами. Вдоль стен справа и слева росли высокие тополя и платаны, под которыми располагались настоящие пастбища с пасущимися на них стадами лошадей, ослов и мулов. В отдельной складке мирно паслись несколько десятков верблюдов. По сторонам располагались амбары и казармы, гаремы и другие постройки.

Суета, напоминающая пчелиный улей, встретила внука Тахира. Он изумленно огляделся по сторонам. На центральной террасе упражнялись несколько воинских подразделений. Он слышал резкие команды, лязг щитов и копий, звон сабель. Посреди всего этого то и дело раздавалось ржание лошади или блеяние осла.

Другие мужчины укрепляли стены. Ослы тащили тяжелые камни, которые рабочие поднимали на место с помощью шкивов. Крики раздавались со всех сторон, полностью заглушая шум порога.

Они разошлись, и командир спросил у проходящего мимо солдата: "Капитан Манучехр в карауле?".

Солдат резко остановился и ответил: "Да, это он, сержант Абуна".

Командир подал знак молодому человеку следовать за ним. Они повернули к одной из двух нижних башен. Откуда-то доносились короткие, внезапные удары, сопровождаемые стонами боли. Внук Тахира повернулся в ту сторону, откуда доносились стоны. К каменному столбу был привязан человек с обнаженной до пояса спиной. Огромный мавр, одетый в короткие полосатые шаровары и красную феску, бил его по голой коже плетью, сплетенной из коротких ремешков. С каждым ударом его кожа лопалась в новом месте, и из ран капала кровь. Рядом стоял солдат с ведром воды в руках и время от времени обливал жертву.

Увидев ужас в глазах внука Тахира, сержант Абуна презрительно рассмеялся.

"Мы не спим на перинах и не мажемся янтарем", – сказал он. "Если вы ожидали именно этого, то сильно ошиблись".

Внук Тахира молча шел рядом с ним. Как бы ему ни хотелось узнать, в чем провинился бедняга, чтобы подвергнуться столь суровому наказанию, странное беспокойство лишило его смелости спросить об этом.

Они прошли к входу в башню. Под ее сводами внук Тахира понял, насколько мощными были крепостные стены. Целые пласты породы лежали один на другом. Темная, сырая лестница привела их наверх. Они прошли через длинный коридор, а оттуда попали в просторную комнату, пол которой был покрыт простым ковром. В углу было разбросано несколько подушек, и на них полусидел-полулежал мужчина лет пятидесяти. Он был хорошо упитан, с короткой завитой бородой, в которой то тут, то там пробивались серебристые нити. Он носил большой белый тюрбан, а его халат был расшит серебром и золотом. Сержант Абуна поклонился и подождал, пока человек на подушках заговорит.

"Что это ты принесла мне, Абуна?"

"Мы поймали этого парня во время разведки, капитан Манучехр. Он говорит, что идет в Аламут".

При этих словах капитан медленно поднялся, и внук Тахира увидел, что перед ним возвышается человек величиной с гору. Он уперся кулаками в бока, устремил взгляд на мальчика и грозно закричал: "Кто ты, негодяй?"

Внук Тахира вздрогнул, но быстро вспомнил слова отца и вспомнил, что пришел в замок по собственной воле, чтобы предложить себя в услужение. Вновь обретя самообладание, он спокойно ответил: "Меня зовут Авани, и я внук Тахира Савского, которого великий визирь приказал обезглавить много лет назад".

Капитан посмотрел на него наполовину с удивлением, наполовину с недоверием.

"Вы говорите правду?"

"Почему я должен лгать, сэр?"

"Если это так, то знай, что имя твоего деда золотыми буквами вписано в сердца всех исмаилитов. Наш господин будет рад причислить тебя к своим воинам. Так вот зачем ты пришел в замок?"

"Да, чтобы служить верховному главнокомандующему исмаилитов и отомстить за своего деда".

"Хорошо. Что вы узнали?"

"Чтение и письмо, сэр. А также грамматика и стихосложение. Я знаю наизусть почти половину Корана".

Капитан улыбнулся.

"Неплохо. Как насчет военных искусств?"

Внук Тахира чувствовал себя растерянным.

"Я умею ездить верхом, стрелять из лука, управляться с мечом и копьем".

"У вас есть жена?"

Молодой человек густо покраснел.

"Нет, сэр".

"Вы предавались разврату?"

"Нет, сэр".

"Хорошо".

Капитан Манучехр повернулся к сержанту.

"Абуна! Отведи ибн Тахира к дай Абу Сораке. Скажи ему, что я послал его. Если я не ошибаюсь, он будет рад его принять".

Поклонившись, они покинули покои капитана и вскоре снова оказались во дворе. Столб, к которому был привязан выпоротый человек, теперь был свободен. Лишь несколько капель крови свидетельствовали о том, что там произошло. Ибн Тахир все еще ощущал слабую дрожь, но теперь его переполняло чувство собственной безопасности, поскольку внук мученика Тахира явно что-то значил.

Они поднялись по ступеням, ведущим на центральную террасу. Справа от них стояло низкое здание, возможно, казарма. Сержант остановился перед ним и огляделся, словно ища кого-то.

Мимо торопливо прошел темнокожий юноша в белом плаще, белых штанах и белой феске. Сержант остановил его и вежливо сказал: "Капитан послал меня с этим молодым человеком к его поклонению даи Абу Сорака".

"Пойдем со мной, – широко улыбнулся темнокожий юноша. "Его светлость дай как раз сейчас учит нас поэзии. Мы на крыше". И, повернувшись к ибн Тахиру, он сказал: "Ты здесь, чтобы стать федаем? Тебя ждет немало сюрпризов. Я послушник Обейда".

Ибн Тахир последовал за ним и сержантом, так ничего и не поняв.

Они вышли на крышу, пол которой был устлан грубыми коврами. Около двадцати юношей, каждый из которых был одет в белое, как и Обейда, сидели на коврах, упираясь коленями и ступнями в пол. На коленях у каждого из них лежала дощечка, на которой они записывали все, что диктовал им старик в белом плаще, сидевший перед ними с книгой в руках.

Учитель поднялся, увидев новоприбывших. На его лице появились недовольные морщины, и он спросил сержанта: "Что вам нужно от нас в такой час? Разве вы не видите, что идет урок?"

Сержант нервно кашлянул, а послушник Обейда незаметно смешался со своими товарищами, которые с любопытством разглядывали незнакомца.

Абуна сказал: "Простите, что побеспокоил вас во время обучения, преподобный дай. Капитан послал меня с этим юношей, которого он хочет видеть у себя".

Старый миссионер и учитель изучил ибн Тахира с ног до головы.

"Кто ты и что тебе нужно, мальчик?"

Ибн Тахир почтительно поклонился.

"Меня зовут Авани, я внук Тахира, которого великий визирь обезглавил в Саве. Мой отец отправил меня в Аламут, чтобы я служил делу исмаилитов и отомстил за смерть деда".

Лицо старика просветлело. Он подбежал к ибн Тахиру с распростертыми руками и сердечно обнял его.

"Счастливые глаза видят тебя в этом замке, внук Тахира! Твой дед был хорошим другом мне и нашему господину. Абуна, пойди и поблагодари капитана за меня. А вы, молодые люди, присмотритесь к своему новому спутнику. Когда я буду рассказывать вам об истории и борьбе исмаилитов, я не смогу обойти стороной знаменитого деда этого юноши, исмаилита Тахира, который стал первым мучеником за наше дело в Иране".

Сержант подмигнул ибн Тахиру, как бы говоря, что работа сделана хорошо, а затем исчез через отверстие, ведущее вниз. Даи Абу Сорака сжал руку юноши, расспросил его об отце и о том, как обстоят дела в доме , и пообещал сообщить о его прибытии верховному главнокомандующему. Наконец он приказал одному из послушников, сидящих на полу. "Сулейман, отведи ибн Тахира в спальню и покажи ему место того молодчика, которого сослали в пехоту. Проследи, чтобы он смыл с себя пыль и переоделся, чтобы быть готовым к вечерней молитве".

Сулейман вскочил на ноги, поклонился старику и сказал: "Я позабочусь об этом, преподобный дай".

Он пригласил ибн Тахира следовать за ним, и они вдвоем спустились на нижний уровень. На полпути по узкому коридору Сулейман приподнял занавеску, закрывающую дверной проем, и пропустил ибн Тахира вперед.

Они вошли в просторную спальню. Вдоль одной стены стояло около двадцати низких кроватей. Они состояли из больших льняных клещей, набитых сушеной травой и покрытых одеялами из конского волоса. Подушкой для каждой служило лошадиное седло. Над ними располагался ряд деревянных полок, прикрепленных к стене. На них в строгом порядке располагались различные предметы первой необходимости: глиняная посуда, молитвенные коврики, орудия для мытья и чистки. У подножия каждой кровати стоял деревянный каркас, на котором лежали лук, колчан со стрелами, копье и копьеметалка. Из стены напротив торчали три бронзовых канделябра с множеством ветвей, в каждый из которых была воткнута восковая свеча. В углу стоял постамент с кувшином для масла. Под свечами на колышках висели двадцать тяжелых изогнутых сабель. Рядом с ними лежало столько же круглых плетеных щитов с боссами из бронзы. В комнате было десять небольших окон с решетками. Все в ней было чисто и содержалось в идеальном порядке.

"Вот эта свободна, – сказал Сулейман, указывая на одну из кроватей. "Ее прежний обитатель несколько дней назад ушел в пехоту. Здесь сплю я, рядом с тобой, а с другой стороны – Юсуф из Дамагана. Он самый большой и сильный новичок в нашей группе".

"Вы говорите, что моему предшественнику пришлось вступить в пехоту?" – спросил ибн Тахир.

"Верно. Он не был достоин стать федаем".

Сулейман взял с полки аккуратно сложенный белый плащ, белые брюки и белую феску.

"Подойди к умывальнику, – сказал он ибн Тахиру.

Они прошли в соседнюю комнату, где стояла каменная ванна с проточной водой. Ибн Тахир быстро принял ванну. Сулейман передал ему одежду, и ибн Тахир облачился в нее.

Они вернулись в спальню, и ибн Тахир сказал: "Мой отец передал привет верховному главнокомандующему. Как ты думаешь, когда я смогу его увидеть?"

Сулейман рассмеялся.

"Ты можешь забыть об этой идее, друг. Я здесь уже целый год и до сих пор не знаю, как он выглядит. Никто из нас, послушников, никогда его не видел".

"Значит, его нет в замке?"

"О, он здесь. Но он никогда не покидает свою башню. Со временем вы узнаете о нем больше. Вещи, от которых у вас отпадет челюсть. Вы сказали, что вы из Савы. Я из Казвина".

Пока он говорил, у Ибн Тахира была возможность внимательно изучить его. Он едва ли мог представить себе более красивого юношу. Он был стройным, как кипарис, с резко очерченным, но привлекательным лицом. Его щеки были румяными от солнца и ветра, а смуглую кожу пронизывал здоровый румянец. Его бархатистые карие глаза смотрели на мир с гордостью орла. На верхней губе и подбородке виднелась легкая бородка. Все его выражение лица излучало смелость и дерзость. Когда он улыбался, то демонстрировал ряд крепких белых зубов. Его улыбка была искренней, с легким оттенком презрения, но ничуть не оскорбительной. Как у какого-нибудь пехлевана из Книги царей, подумал ибн Тахир.

"Я заметил, что у вас у всех резкие, жесткие лица, как будто вам тридцать. Но, судя по вашим бородам, вам не больше двадцати".

Сулейман рассмеялся и ответил: "Подождите две недели, и вы ничем не будете отличаться от нас. Мы не проводим время, собирая цветы или гоняясь за бабочками".

"Я хотел бы спросить тебя кое о чем, – продолжил ибн Тахир. "Некоторое время назад внизу я видел, как они били плетьми человека, привязанного к столбу. Я хотел бы знать, чем он заслужил такое наказание".

"Он совершил тяжкое преступление, мой друг. Ему поручили сопровождать караван, идущий в Туркестан. Водители не были исмаилитами и пили вино в пути. Они предложили ему немного, и он принял его, хотя Сайидуна строго запретил это делать".

"Сайидуна запрещает это?" – изумленно спросил ибн Тахир. "Это предписание касается всех верующих и исходит непосредственно от Пророка!"

"Ты еще не понимаешь. Сайидуна может запретить или разрешить все, что захочет. Мы, исмаилиты, обязаны подчиняться только ему".

Ибн Тахира охватило недоумение, и он начал испытывать смутное беспокойство. Он стал допытываться дальше.

"Ранее вы говорили, что моего предшественника отправили в пехоту. Что он сделал не так?"

"Он говорил о женщинах, причем очень непристойно".

"Это запрещено?"

"Безусловно. Мы – элитный корпус, и когда нас примут в него, мы будем служить только Саидуне".

"Во что нас втягивают?"

"Я уже говорил тебе – федаины. Как только мы закончим школу и пройдем все тесты, мы перейдем на этот уровень".

"Что такое федаины?"

"Федай – это исмаилит, готовый без колебаний пожертвовать собой по приказу верховного главнокомандующего. Если он при этом погибает, то становится мучеником. Если он выполнит задание и останется жив, его повысят до даи и даже выше".

"Все это для меня совершенно ново. Как вы думаете, тест будет очень сложным?"

"Без сомнения. Иначе зачем бы мы готовились к нему от рассвета до заката каждый день? Шестеро уже не выдержали нагрузки. Один из них умер на месте. Остальные пятеро попросили перевести их в пехоту".

"Почему они просто не уехали из Аламута, а не позволили так себя унизить?"

"С Аламутом не стоит шутить, друг мой. Попав в замок, ты не сможешь выйти живым, как тебе заблагорассудится. Здесь слишком много тайн".

Послушники ворвались в комнату. По дороге они помылись в умывальнике и приготовились к вечерней молитве. Гигант, почти на голову выше ибн Тахира, рухнул на кровать рядом с ним.

"Я – Юсуф из Дамагана. Я неплохой человек, но не советую никому провоцировать меня или насмехаться надо мной, иначе вы узнаете мою другую сторону".

Он вытянул свои мощные конечности, как бы подчеркивая сказанное.

Ибн Тахир улыбнулся.

"Я слышал, что ты самый большой и сильный в группе".

Гигант мгновенно сел.

"Кто тебе это сказал?"

"Сулейман".

Разочарованный, Юсуф снова растянулся на кровати.

Молодые люди подшучивали друг над другом. Обейда подошел к ибн Тахиру и разомкнул свои мавританские губы.

"Как вам здесь пока нравится, ибн Тахир? Конечно, трудно сказать, когда ты только приехал. Но как только ты проведешь в замке четыре месяца, как я, все, что ты привез с собой извне, испарится".

"Ты слышал, что сказала эта черная задница?" усмехнулся Сулейман. "Он еще не успел окунуть клюв в мед Аламута, а уже дает уроки другим".

"Может, мне стоит дать тебе немного, тупица?" – рассердился Обейда.

"Полегче, братья", – прорычал Юсуф со своей кровати. "Не подавайте плохой пример новичку".

К ибн Тахиру подошел широкоплечий, ногастый юноша с серьезным лицом.

"Я Джафар из Раи", – представился он. "Я живу в замке уже год, и если вам понадобится помощь с уроками, просто дайте мне знать".

Ибн Тахир поблагодарил его. Один за другим послушники подходили к нему, чтобы представиться. Афан, Абдур Ахман, Омар, Абдаллах, ибн Вакас, Хальфа, Сохаил, Озайд, Махмуд, Арслан... Наконец перед ним предстал самый маленький из них.

"Я Наим, из окрестностей Демавенда, – сказал он.

Все остальные рассмеялись.

"Без сомнения, один из демонов, живущих в горе", – поддразнил его Сулейман.

Наим сердито посмотрел на него.

"Мы часто ходим в школу, – продолжал он, – и нам многому приходится учиться. Вы знаете наших учителей? Тот, кто согласился принять вас, – преподобный дай Абу Сорака. Это известный миссионер, который объездил все земли ислама, обучая. Сайидуна назначил его нашим начальником. Он учит нас истории Пророка и святых мучеников, павших за дело исмаилитов. А также грамматике и поэзии на нашем родном пехлеви".

"Вы слышали этого болтуна? Самый маленький в кучке, а болтает больше всех".

Сулейман рассмеялся, и остальные присоединились к нему. Затем он продолжил.

"Скоро ты узнаешь своих учителей воочию, ибн Тахир. Только помни, что дай Ибрагим, который преподает нам догматику, алгебру, арабскую грамматику и философию, – хороший друг Сайидуны. Вам придется знать для него все наизусть, и вы не захотите попасть к нему впросак. Еще есть грек аль-Хаким. Он будет терпеть все, что вы проболтаетесь, лишь бы вы что-нибудь сказали. Капитан Манучехр не терпит болтовни за спиной. Все, что вы для него делаете, должно быть сделано прямо сейчас. Чем быстрее вы будете выполнять его приказы, тем больше он будет вас любить и уважать. Дай Абдул Малик молод, но Сайидуна очень доверяет ему. Он силен и закален, способен переносить огромные нагрузки и боль, и у него нет терпения на тех, кто не умеет скрежетать зубами. Он учит нас силе воли. Его занятия – самые важные после догмы..."

"Эй, не пугайте нашего голубка, – вмешался Юсуф, – а то он может повернуть хвост и убежать. Смотрите, он белый как простыня".

Ибн Тахир покраснел.

"Я голоден", – сказал он. "Я весь день ничего не ел".

Сулейман весело рассмеялся.

"Здесь ты узнаешь совершенно новый способ поститься, друг. Подожди, пока не познакомишься с даи Абдул Маликом".

Они услышали протяжный звук рожка.

"Время для молитвы!" воскликнул Юсуф. Каждый из них схватил со своей полки свернутый ковер и поспешил на крышу. Ибн Тахир тоже потянулся за ковром, который лежал свернутым над его кроватью, и последовал за остальными.

Даи Абу Сорака ждал их на крыше. Когда он увидел, что все собрались и расстелили под собой ковры, он повернулся лицом на запад, к святым городам, и начал священную церемонию. Читая вслух молитвы, он опустился на лицо, вытянул руки, а затем снова сел, как велят законы верующих. Закончив, он поднялся во весь рост, воздел руки к небу, а затем снова опустился на колени, наклонившись вперед и коснувшись лбом земли. Он молился следующим образом: