Текст книги "Аламут (ЛП)"

Автор книги: Владимир Бартол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

"О Аллах!" – сказал он про себя. "Сайидуна был прав. Я уже слышу рокот рая вокруг себя".

Церемониймейстеру пришлось дважды окликнуть его по имени, прежде чем он услышал и прошел через вход, где солдат откинул занавеску. Его взору предстал великолепный старик, сидящий среди подушек. Все в нем излучало благосклонное величие. Ибн Тахиру показалось, что он что-то сказал ему, но голос, казалось, доносился с большого расстояния.

Он глубоко поклонился. Когда он поднялся на ноги, все вокруг изменилось. "Райский павильон!" – воскликнул он про себя.

"Успокойся, мой мальчик, – сказал глубокий мужской голос. "Значит, ты пришел ко мне от аль-Газали?"

Теперь он снова видел перед собой великого визиря, который любезно улыбался ему, чтобы успокоить его, поскольку тот принял его странное поведение за простую неловкость.

Ибн Тахиру мгновенно все стало ясно. Действие дробинки, подумал он.

"Да, я пришел от аль-Газали, ваше превосходительство, с этим письмом".

Он протянул письмо старику и спокойно извлек из него остро заточенный письменный прибор. Он сделал это так естественно, что никто из присутствующих не обратил на это внимания.

Визирь вскрыл конверт и развернул письмо.

"Чем занимается мой ученый друг в Багдаде?" – спросил он.

Ибн Тахир внезапно наклонился вперед и вонзил кинжал ему в горло под подбородком. Визирь был настолько ошеломлен, что в первые несколько мгновений не почувствовал боли. Он просто широко раскрыл глаза. Затем он еще раз просмотрел единственную строчку письма и все понял. Он позвал на помощь.

Ибн Тахир остался стоять на месте, как будто тело и душа были парализованы. Предметы в комнате слились с миражами. Он вспомнил Мириам и захотел быть с ней. Его конечности отяжелели от усталости. Больше всего на свете он хотел бы лечь и дать наркотику сделать свое дело. Но мужчины уже повалили его на пол. Другие бросились в комнату и набросились на него. Инстинктивно он начал защищаться. Он метался по комнате и кусал все, до чего мог дотянуться. Они били его кулаками и оружием, пинали и срывали с него одежду.

Внезапно он вспомнил, что на самом деле он намеревался умереть после выполнения задания. Он застыл на месте, ожидая смертельного удара. Сквозь кровь, заливавшую глаза, он разглядел прекрасное лицо Мириам.

До него донесся слабый голос визиря.

"Не убивайте его! Возьмите его живым!"

Пинки и удары прекратились. Теперь он чувствовал, как они затягивают узлы вокруг его рук и ног. Кровь заливала лицо, и он ничего не мог разглядеть.

Гигантские руки подняли его с пола. Грозный голос спросил его: "Кто ты, убийца?"

"Убейте меня. Я – жертвенное животное нашего господина".

Тем временем слуги очистили и перевязали рану визиря. Другие побежали за врачом.

Когда визирь услышал ответ ибн Тахира, он застонал: "О, идиот! Он послушал мерзавца!"

Командир телохранителей визиря наклонился, чтобы взять письмо. Он прочитал его и молча передал церемониймейстеру, который вздрогнул. В нем было написано: "Пока мы не встретимся в аду. Ибн Саббах".

Прибыл личный врач визиря и осмотрел рану.

"Это плохо?" – спросил визирь дрожащим, вопросительным голосом. "Я могу сказать, что это плохо".

Доктор шепнул командиру телохранителей: "Боюсь, что орудие отравлено".

"Убийцу прислал хозяин Аламута, – приглушенным голосом ответил командир.

Из уст в уста по шатру передавались слухи о том, что повелитель исмаилитов послал убийцу против визиря.

"Что, старик с горы?"

"Тот самый Хасан, которого визирь выставил в смешном виде много лет назад при дворе в Исфахане?"

"Да. Это его месть".

Смелость Ибн Тахира внушала им еще больший ужас и казалась еще более непостижимой.

"Он просто входит в лагерь и ни с того ни с сего, прямо посреди него, закалывает командира. Он совсем не боится смерти, которая его ждет".

"Это верх религиозного заблуждения!"

"Нет, это безумие".

Старейшие мужчины не могли припомнить ни одного столь дерзкого поступка. Некоторые из них, несмотря на это, тихо восхищались.

"Он действительно не боялся смерти".

"Он презирал ее".

"Или он даже хотел этого".

Загремели барабаны и зазвучали трубы. Мужчины собрались, взяв в руки оружие. Пришло сообщение: Великий визирь тяжело ранен. Повелитель исмаилитов, старик с горы, послал убийцу, чтобы убить его.

Шумный гнев и дикое размахивание руками – таков был ответ. Если бы сейчас пришел приказ атаковать исмаилитов, все они с энтузиазмом бросились бы в бой.

Несмотря на то, что врачу удалось остановить поток крови, жертва заметно слабела. Его вены вздулись. Что-то ужасное когтями впивалось в его мозг.

"Кинжал, должно быть, отравлен", – сказал он дрожащим голосом. Он смотрел на доктора, как беспомощный ребенок. "Неужели ничего нельзя сделать?"

Доктор был уклончив.

"Я посоветуюсь со своими коллегами".

В прихожей собрался консилиум из всех врачей, которых им удалось созвать. Большинство из них высказались за выжигание раны.

Затем они подошли к пациенту. Он выглядел очень слабым.

"Нам придется выжечь рану", – сказал личный врач визиря.

Жертва вздрогнула. На лбу выступил холодный пот.

"Это будет очень больно?"

Его голос был простецким и робким.

"Другого пути нет, – сухо ответил доктор.

"Аллах, смилуйся надо мной!"

Врачи приготовили инструменты. Ассистент принес блюдо с раскаленными углями. Послышался тупой звон металлических инструментов.

Визирь чувствовал, как яд разливается по всему его телу. Ему стало ясно, что сделать ничего нельзя.

"Не горит", – сказал он устало, но спокойно. "Я умру".

Медики обменялись взглядами. Они почувствовали облегчение. Они знали, что любые попытки были бы бесполезны.

"Вы сообщили султану?"

"Гонец уже на пути к Его Высочеству".

"Пиши, писец, – приказал он слабым голосом.

Затем он продиктовал:

"Великий король и император! Большую часть своей жизни я посвятил искоренению несправедливости в вашем государстве. Ваша власть поддерживала меня в этом. Теперь я ухожу, чтобы отчитаться за свои поступки в этом мире перед всемогущим Царем всех царей. Ему я представлю доказательства моей верности вам за все время, что я служил вам. Острие кинжала убийцы поразило меня на семьдесят третьем году жизни. Умоляю вас, не забывайте, кто его послал. Пока преступник жив и находится в Аламуте, ни ты, ни твое королевство не будут в безопасности. Простите меня, если я когда-либо обидел вас, как я прощаю вас. Не забывайте и о моих сыновьях, которые преданы Вашему Высочеству душой и телом".

Разговор вымотал его. Он тяжело дышал. Доктор положил ему на лоб холодную ткань. Затем он продиктовал краткое прощание с сыновьями.

Через некоторое время он спросил: "Что они сделали с преступником?"

"Они пытают его", – ответил писец. "Они хотят, чтобы он рассказал все, что знает".

"Приведите его ко мне!"

Они втолкнули ибн Тахира, окровавленного и в лохмотьях, в присутствие визиря. Он едва мог стоять на ногах.

Визирь взглянул ему в лицо и вздрогнул.

"Но он же еще ребенок!" – прошептал он про себя.

"Почему ты хотел убить меня?"

Ибн Тахир попытался встать прямо. Но голос его был слаб, когда он заговорил.

"Я выполнял приказ Сайидуны".

"Но разве вы не знали, что вас ждет смерть?"

"Да, я знал".

"И вам не было страшно?"

"Для федаинов смерть при выполнении своего долга означает счастье".

"Какое безумие!" – стонал визирь.

Затем его охватил гнев.

"Вас обманули. Вы не знаете, что делаете. Знаете ли вы принцип управления исмаилитов?"

"Есть. Выполняйте приказ своего командира".

"Идиот! Фанатичный глупец! Разве ты не знаешь, что даже я знаю доктрину твоего хозяина?"

"Конечно. Ты отступник. Предатель".

Визирь снисходительно улыбнулся.

"Послушай меня, мальчик. Высший принцип исмаилитов таков: Ничто не истинно, все дозволено".

"Это ложь!"

Ибн Тахир содрогнулся от негодования.

"Вы не знаете, кто такой Сайидуна", – сказал он. "Сайидуна – самый выдающийся и могущественный из всех людей. Аллах дал ему власть открывать врата рая для своих верующих".

"О Аллах, прости его. Он не знает, что говорит".

"Вы думаете, я не знаю, что говорю? Я был одним из тех, кого он отправил в рай".

Великий визирь затаил дыхание. С трудом он приподнялся на одном локте. Он пристально посмотрел ибн Тахиру в глаза. Он знал, что тот не лжет. Он недоверчиво покачал головой.

Затем он вспомнил легенды об Аламуте. О юношах, утверждавших, что они провели ночь в раю. Его начало осенять.

"Так вы говорите, что были в раю?"

"Я видел это своими глазами, чувствовал своими руками".

"И ты вернешься туда, когда умрешь?"

"Да, смерть заберет меня туда".

Визирь рухнул обратно на подушки.

"Аллах! Аллах!" – простонал он слабым голосом. "Какой грех! Так вот почему ему понадобилось столько красивых рабынь! Вот почему он покупал их так много на базарах!"

Ибн Тахир внимательно слушал. Все его лицо было напряжено от внимания.

Визирь спросил его: "Неужели тебе никогда не приходило в голову, что ты попался на обман? Что ты находился в раю, созданном Хасаном? Что ты никогда не покидал Аламут?"

"В Аламуте нет таких садов. Сады, в которых я был, в точности похожи на те, что описаны в Коране".

Один из присутствующих, старший офицер, знавший практически все крепости в Иране, прервал его.

"Это могут быть сады королей Дейлама, которые построили их за замком для своих развлечений. Я слышал рассказы о них".

Глаза Ибн Тахира расширились. В них появился детский страх.

"Вы это выдумали..."

Офицер покраснел от гнева.

"Попридержи язык, убийца! Тот, кто служил на севере страны много лет назад, скажет тебе, что за Аламутом есть прекрасные сады, созданные королями Дейлама".

Все начало плясать перед глазами ибн Тахира. Он пытался ухватиться за последнюю соломинку.

"Я видел в садах леопарда, который был ручным, как ягненок, и ходил за своей хозяйкой, как собака".

Все мужчины рассмеялись.

"У принцев и вельмож есть столько прирученных леопардов, сколько вы пожелаете. Охотники используют их вместо гончих".

"А темноглазые чауши, которые служили мне?"

"Темноглазые хари?" Великий визирь болезненно рассмеялся. "Рабыни и наложницы Хасана, купленные на всех рынках Ирана. В моих кабинетах есть точные записи обо всех этих покупках".

Словно пелена упала с глаз ибн Тахира. Внезапно ему все стало ясно. Мириам – рабыня и наложница Хасана. Он, ибн Тахир, – беспомощная жертва их интриг, их обмана. Ему показалось, что его голова вот-вот взорвется.

Его колени ослабли. Он опустился на пол и заплакал.

"О Аллах, прости меня!"

От напряжения великий визирь потерял сознание. Из его горла вырывались тяжелые вздохи. Писец опустился на колени рядом с ним.

"Он умирает", – прошептал он. Слезы навернулись ему на глаза.

Лекари поспешили на помощь пострадавшему. Они привели его в сознание с помощью воды и благовоний.

"Какое преступление!" – прошептал он.

Он увидел, что ибн Тахир стоит перед ним на коленях.

"Теперь ты видишь все насквозь?" – спросил он его.

Ибн Тахир только кивнул, не в силах вымолвить ни слова. В нем рушилось здание всей его жизни.

"Я умираю из-за твоей слепоты".

"О Аллах! Аллах! Что я натворил!"

"Ты раскаиваешься?"

"Да, ваше превосходительство".

"Ты храбрый мальчик. Хватит ли у тебя смелости искупить свою вину?"

"Если бы я только мог".

"Вы можете. Возвращайся в Аламут и спаси Иран от этого сатаны-исмаилита".

Ибн Тахир не мог поверить в то, что услышал. Он по-детски улыбнулся сквозь слезы и огляделся вокруг. Он увидел лишь мрачные, полные ненависти лица.

"Ты боишься?"

"Нет, я не боюсь. Я просто не знаю, что ты собираешься со мной делать".

"Мы отпустим вас обратно в Аламут".

Присутствующие протестовали. Преступник должен был принять свое наказание! Они не могли его отпустить.

Визирь обессиленно взмахнул рукой.

"Я знаю людей", – сказал он. "Если кто-то может справиться с Хасаном, то этот мальчик сможет".

"Но это неслыханно – дать преступнику свободный проход. Что скажет Его Высочество?"

"Не беспокойтесь об этом. Я еще жив и беру на себя ответственность. Писец, пиши!"

Он продиктовал приказ.

Присутствующие мужчины обменялись взглядами и покачали головами.

"Этот юноша, зарезавший меня, – большая жертва приспешника Аламута, чем я. Он увидел правду. Теперь он отомстит и за себя, и за меня. Пусть отряд людей доставит его в замок. Пусть войдет внутрь. Там он сделает то, что считает своим долгом".

"Я всажу ему кинжал в кишки".

Ибн Тахир поднялся, его глаза сверкали ненавистью.

"Клянусь, я не успокоюсь, пока не отомщу или не умру".

"Вы слышали? Так и должно быть... Теперь вымой его и перевяжи раны. Дай ему новую одежду... Я устал".

Он закрыл глаза. Кровь в его жилах обжигала его, словно угли. Его начало трясти.

"Конец близок", – прошептал доктор.

Он подал сигнал, и все покинули комнату. Охранники Ибн Тахира отвели его в отдельную палатку. Они омыли его, перевязали раны и сделали перевязку, а затем привязали к колу.

Каким кошмаром была жизнь! Человек, которого все его последователи почитали как святого, на самом деле был самым подлым мошенником. Он играл со счастьем и жизнями людей, как ребенок с камешками. Он злоупотреблял их доверием. Он спокойно убеждал их видеть в нем пророка и посланника Аллаха. Разве это вообще возможно? Он должен был отправиться в Аламут! Чтобы убедиться, что он не ошибся. Если нет, то ему доставит огромное удовольствие вонзить отравленный клинок в свое тело. Его жизнь все равно была прожита. Воля Аллаха будет исполнена.

Визирь провел ночь в сильной лихорадке. Он почти постоянно находился без сознания. Если он время от времени приходил в себя, его мучили ужасные видения. Он стонал и взывал к Аллаху, чтобы тот помог ему.

К утру его силы почти полностью иссякли. Он ничего не осознавал. Ближе к полудню его сердце перестало биться.

Гонцы разносили весть по дальним уголкам мира: "Низам аль-Мульк, правитель империи и мира, Джелал-у-дулах-аль-динх, честь империи и веры, великий визирь султана Алп-Арслан-шаха и его сына Малика, величайший правитель Ирана, пал жертвой повелителя Аламута!"

ГЛАВА 15

На следующий день после того, как ибн Тахир выехал из Аламута, один из разведчиков примчался в замок и сообщил, что отряды эмира Арслан-Таша находятся на марше и быстро приближаются. Забили барабаны, зазвучали трубы. С огромной скоростью люди заняли свои позиции у крепостных стен. Дозорные, находившиеся снаружи каньона, получили приказ держаться до тех пор, пока на горизонте не появятся первые всадники. Затем они должны были отступить, оставляя за собой заранее подготовленные препятствия в каньоне.

С тех пор разведчики возвращались один за другим почти каждый час и докладывали о передвижениях вражеской армии. Когда на следующий день рассвело, Хасан со своим великим даишем вышел на площадку своей башни. Там они ждали, когда на горизонте появится враг.

"Ты предвидел все это?" спросил Абу Али, бросив настороженный взгляд на Хасана.

"Все происходит так, как я и ожидал. На каждый удар я приготовил контрудар".

"Вы случайно не отправили ибн Тахира в Нехавенд?"

Бузург Уммид был потрясен собственной смелостью.

Хасан нахмурил брови. Его глаза искали что-то на горизонте, как будто он не слышал вопроса.

"Все, что я делал, – сказал он через некоторое время, – я делал для победы нашего общего дела".

Собравшиеся на большом помосте обменялись короткими взглядами. Они хорошо представляли себе ответный удар, который приготовил Хасан. Они содрогнулись. И вдобавок ко всему успех или неудача зависели от тысячи мелких совпадений. Должно быть, с ним что-то не так, раз он так упорно полагается на свои расчеты.

"Предположим, – снова рискнул Бузург Уммид, – что армия эмира останется за пределами Аламута до зимы".

"Ты же не думаешь, что мы умрем от жажды?" Хасан рассмеялся. "Наша оборона крепка, и у нас достаточно провизии, чтобы продержаться год".

"На смену этой армии может прийти другая, а той – еще одна. Что тогда?"

"Я действительно не знаю, старина. Я привык думать только в терминах более или менее длительных периодов времени".

"Это чертовски сложно, – прокомментировал Абу Али, – у нас нет выхода ни с одной стороны".

"За горы, старина. Я бы перегнал вас всех через горы".

Хасан негромко рассмеялся. Затем, словно желая утешить их, он сказал: "Я не думаю, что эта осада будет долгой".

Затем Бузург Уммид указал на флаг над караульным помещением за пределами каньона. Он затрепетал, а затем исчез.

"Гвардия отходит", – сказал он, затаив дыхание. "Враг приближается".

Вскоре на горизонте показался вихрь всадников с развевающимися на ветру черными флагами. Всадники галопом помчались на холм, где стояла сторожевая будка. Через мгновение над ней развернулся огромный черный суннитский флаг.

Постоянно прибывали новые отряды. Все плато за пределами каньона было покрыто палатками, которые начали распространяться и на окружающие холмы.

Ближе к вечеру в лагерь въехали военные машины с осадной техникой и штурмовыми лестницами. Их было около сотни. Три командира наблюдали за ними с вершины башни.

"Они не шутят, – сказал Абу Али.

"Для серьезной победы нужен серьезный противник", – ответил Хасан.

"Они могут закончить свои приготовления через два-три дня", – заметил Бузург Уммид. "Тогда они нападут."

"Из каньона они к нам не подойдут, – сказал Абу Али. "Там такое замкнутое пространство, что мы перебьем их одного за другим, прежде чем кому-то из них удастся добраться до наших стен. Скорее всего, они займут окрестные высоты и будут карабкаться по скалам, чтобы добраться до замка. Но и это не будет представлять особой угрозы, если мы не будем терять бдительности".

"Их лидер должен быть невероятно изобретательным стратегом, – заметил Хасан, – если он планирует взять крепость иным способом, кроме как выморив нас голодом. Но такой человек был бы известен во всем мире, а не только в Иране, а пока я не слышал ни о ком подобном".

"Время – их главный союзник", – говорит Бузург Уммид.

"Наш рай – это мой рай", – ответил Хасан, улыбаясь.

В замке было оживленно, как в пчелином улье. Две передовые башни и стены вокруг них были заполнены солдатами. Лебедки подтягивали камни и тяжелые бревна. Повсюду над простыми каменными каминами стояли котлы для кипячения свинца, смолы и масла. Оборудование для выливания раскаленных жидкостей на врага было установлено в кратчайшие сроки. Командиры в боевых шлемах и легких кольчугах бегали от одной установки к другой, проверяя готовность оборудования. За всем этим наблюдали Манучехр и два помощника на лошадях. Мужчин охватило почти жуткое чувство. Они знали, что окружены огромной армией, но никто в замке не мог этого видеть. Только три командира, находившиеся на самой задней башне, могли видеть все поле боя.

С бледными лицами послушники, находившиеся сейчас в школе для федаинов, ждали дальнейших распоряжений. Обучение было временно приостановлено. Их руководителями были назначены Сулейман и Юсуф. Они снова и снова рассказывали им историю сражения с турецкой кавалерией во всех подробностях. Их широкие жесты ободряли их и вселяли в них доверие. Они уже были достаточно обучены, чтобы создать картину образцовой дисциплины. Чем сильнее был их страх, тем больше они жаждали боевых лавров. Они осознавали себя элитным подразделением и вели себя в соответствии с этим пониманием.

Во второй половине дня поступил приказ занять позиции на вершине башни, где находились голубятни. Они были вооружены луками и копьями. К ним был прикомандирован отряд из шести воинов, которые устанавливали котлы для смолы и масла.

После третьей молитвы послушники принесли Сулейману и Юсуфу обед. Они сидели в стороне от остальных на вершине крепости. Их боевые шлемы были застегнуты у подбородка, чтобы они не запыхались от влажности. Тем не менее пот струился по их лицам. Тот, кто видел их полгода назад, вряд ли узнал бы в них тогдашних ярких юношей. Их черты были жесткими, почти суровыми – свидетельство решимости, которая вселяла страх в их учеников и окружающих.

"Мы позволили загнать себя в замок, как мышь в нору", – сказал Сулейман. "В первый раз все было иначе. Бей врага по голове обнаженным мечом! Это мне больше по вкусу".

"Давайте подождем. Может быть, у Саидуны есть что-то особенное в рукаве. Судя по всему, неверных больше тридцати тысяч".

"Цифры ничего не меняют. Если бы он отдал мне приказ сейчас, я бы выбежал туда в эту минуту. Неужели нам придется вечно терпеть этот ад?"

"Я полностью с вами согласен. Теперь мы действительно сможем показать неверным собакам!"

"Знаешь, что весь день крутится у меня в голове? Только никому не говори . Я собираюсь предложить Сайидуне пробраться в лагерь врага и прирезать этого пса Арслана Таша".

"Он не позволит вам. Мы дали клятву и теперь должны ждать приказа".

"Черт бы побрал это ожидание! Говорю тебе, мне не понадобится много времени, чтобы сойти с ума. Иногда у меня и так голова идет кругом. Послушай. Пару дней назад между четвертой и пятой молитвами у меня перед глазами вдруг все поплыло. Я не знаю, как это произошло, но через секунду я уже сжимал рукоять кинжала. Я находился на вершине верхней стены, а подо мной шли три послушника. Они разговаривали и приближались ко мне. Кровь закипела в моих жилах. У меня возникло непреодолимое желание напасть на них, заколоть, почувствовать, как мой нож вонзается в их кишки. Они шли прямо подо мной. Я спрыгнул вниз прямо посреди них, и они взвизгнули, как испуганные женщины. Я поднял кинжал и в тот же миг пришел в себя. Я был так измотан, что едва мог держаться на ногах. Я собрал все свои силы, чтобы улыбнуться им. "Ну и герои же вы", – сказал я им. Я хотел проверить вашу храбрость, но вижу, что вы не готовы". Затем, как какой-нибудь Абдул Малик, я прочитал им проповедь о том, что исмаилиты, а особенно федаины, должны быть постоянно начеку и как позорно для них позволять чему-то пугать себя. Мне удалось выпутаться из этой передряги. Но с тех пор меня мучает страх, что я сойду с ума и начну буйствовать, если Сайидуна не избавит нас в ближайшее время".

Юсуф инстинктивно отступил от него на несколько сантиметров. Он был напуган.

"Видимо, во всем виновата та пилюля Сайидуны, – сказал он. "С ее помощью он отправил нас в рай, и теперь нас постоянно мучает желание вернуться".

"Кто не отдал бы ничего, чтобы вернуться в рай, попробовав его на вкус?! О Аллах, Аллах! К чему эти бесконечные испытания?"

Два дня прошли в лихорадочной подготовке и зловещей тишине. Предвкушение до предела напрягало нервы каждого.

Со своей башни Хасан и великий даиш наблюдали за передвижениями противника. Они чувствовали, что те готовятся к чему-то, но уклон над каньоном закрывал им обзор, что бы ни делал враг. Через Абу Али Хасан приказал Обейде использовать своих разведчиков для установления контакта с армией султана.

В конце концов врагу удалось убрать препятствия из каньона. Со своей башни трое мужчин наблюдали за тем, как люди эмира исследуют каньон и изучают окрестности.

Хальфе и ибн Вакасу было приказано с первыми лучами солнца перебраться через стены Аламута, перейти вброд ручей, а затем преодолеть скалы каньона.

Практически весь гарнизон Аламута наблюдал за их опасным подвигом. Старые солдаты, затаив дыхание, следили за тем, как двое федаинов взбираются на противоположную стену. Первым взобрался Ибн Вакас. Достигнув безопасного места, он сбросил веревку и подтянул Хальфу. Солнце уже поднялось высоко над горами, когда они подошли к вершине. Там из земли торчали вильчатые стволы деревьев. Они ухватились за них и осторожно взобрались на последний участок.

Зрители в Аламуте наблюдали, как они внезапно исчезли. Лучники натягивали луки, чтобы защититься в случае опасности. Проворные, как обезьянки, скалолазы спускались с одного вилообразного ствола на другой. Обвязав веревку вокруг мощного ствола, они спустились по ней к руслу реки. Они перешли ручей вброд, и мужчины благополучно втащили их на стену.

"Враг преодолел стены вокруг Аламута и установил катапульты для метания камней и огня!"

Этот крик мгновенно разнесся по всему замку.

И действительно! Альпинисты едва успели закончить свой доклад, как над потоком пронесся тяжелый шарообразный камень и врезался в основание скалы под Аламутом. Вскоре их стало больше, они сыпались через равные промежутки времени группами по десять-двадцать штук. Их удары о пласты скал заглушали рев Шаха Руда. Некоторые из снарядов попали в крепостные стены. Стоявшие на них люди почувствовали, как под ними содрогнулась земля. С бледными лицами они ждали появления врага.

Внезапно с противоположной стены скатился огромный валун. Он столкнулся сначала с одним выступом скалы, затем с другим, пронесся между ними с огромной скоростью и наконец врезался в Шах-Руд, сокрушая все на своем пути. Затем их стало еще больше, каждый из них был привязан к тяжелым бревнам. Течение реки унесло часть из них, а те, что упали на мелководье, остались. Там они постепенно накапливались и образовали настоящую плотину, о которую пенились и плескались воды реки.

Теперь люди Аламута начали замечать движение на противоположных высотах. Они различили людей, тащивших за собой снаряжение. Манучехр подал команду, и в их сторону полетел рой стрел, но расстояние было слишком велико, чтобы нанести им серьезный урон.

Огненный снаряд пронесся по направлению к Аламуту и врезался в его стены. За ним последовали другие. Рой стрел обрушился на осажденный замок. Один из воинов был ранен.

Манучехр бросился к солдату.

"Идиоты! Не показывайтесь им на глаза! В укрытие!"

Он громко задыхался от возбуждения и ярости.

Солдаты, хотя и бледные, ухмылялись друг другу. Они были беспомощны перед таким способом ведения боя.

"Все это просто показуха, – прорычал Манучехр. "Это блеф, не представляющий ни малейшей опасности".

Но град камней и огненных снарядов подействовал на мужчин. Они понимали, что отступать из замка им некуда. Каждый из них предпочел бы сразиться с врагом на открытой местности.

"Если бы Сайидуна только дал слово, я бы со своими федаинами преодолел эту стену и перебил бы всех, кто там находится", – сказал Абдул Малик, скрипя зубами от бессильной ярости.

Юсуф и Сулейман тоже сжимали кулаки в гневе. Они бы первыми вызвались на подобную бойню. Но, видимо, Сайидуна прогуливался на вершине своей башни, обсуждая с великим даисом священные вопросы. Сулейман уже едва мог сдерживать свое нетерпение.

Абу Али пришел посмотреть, как обстоят дела на стенах, а затем вернулся к Хасану.

"Мужчины действительно немного расстроены", – сказал он, смеясь.

"Именно этого и добивался Арслан Таш", – ответил Хасан. "Он хотел произвести на нас впечатление, смягчить, напугать. Но если он планирует извлечь выгоду из этого настроения, ему лучше сделать это быстро. Потому что через два-три дня наши солдаты настолько привыкнут к этой шумихе, что будут бросать лассо в ракеты ради забавы".

"Как вы думаете, скоро они попробуют напасть с лестницами?"

"Нет, они этого не сделают. Но они могут дать нам знать о чем-то, что их тяготит".

Во время третьей молитвы шквал выстрелов эмира резко прекратился. Наступила зловещая тишина. В замке чувствовали, что утренняя бомбардировка была лишь прелюдией к чему-то большему, что еще должно произойти.

Трое мужчин на вершине башни первыми заметили трех всадников, которые галопом въехали в каньон. Вскоре противники остановились на дальней стороне моста перед Аламутом и подали знак мира.

"Это может быть какой-то трюк", – сказал Манучехру один из офицеров.

"Мы не опустим мост, пока не получим приказ от верховного главнокомандующего", – ответил комендант крепости.

Вскоре пришел приказ. Зазвенели железные цепи, и три эмиссара вражеской армии гордо, хотя и осторожно, проехали по мосту в замок. Манучехр встретил их с безупречной вежливостью.

Тем временем по приказу Хасана вся армия, за исключением нескольких важных наблюдателей на стенах, молниеносно собралась на нижней и средней террасах. Здесь с одной стороны стояли федаины и послушники, с другой – лучники, а на нижнем уровне в идеальном строю расположились легкая и тяжелая кавалерия.

Манучехр и контингент офицеров проводили эмиссаров на среднюю террасу. Там они остановились и стали ждать дальнейших указаний.

"Сегодня утром они пытались произвести на нас впечатление", – сказал Хасан. "Теперь моя очередь произвести на них впечатление, которое сохранится до судного дня".

Его голос и лицо снова излучали нечто такое, от чего на большом помосте стало жутковато. В нем было что-то таинственное, как и в ту ночь, когда он отправил федаинов в сады.

"Вы собираетесь срубить их и насадить их головы на колья?" спросил Абу Али.

"Я должен быть очень глуп, чтобы сделать что-то подобное, – ответил Хасан. "Армию эмира охватит такая ярость, что они потеряют всякий остаток страха. Но именно это чувство страха мы должны усилить, если хотим выйти из этой ситуации победителями".

"Армия собрана, эмиссары ждут, – сказал Бузург Уммид, глядя на крепостные стены.

"Пусть ждут. Они пытались размягчить нас обстрелами, так что мы размягчим их ожиданием".

Посланец Арслана Таша, капитан кавалерии Абу Джафар, стоял посередине между федаинами и лучниками. Опираясь одной рукой на рукоять сабли, он смотрел на вражескую армию с притворным безразличием и презрением. По обе стороны от него стояли два его сопровождающих. Они крепко держались за рукояти своих сабель, свирепо и мрачно озираясь по сторонам. Все трое собрали в кулак огромное самообладание, чтобы побороть растущее нетерпение и страх за свою судьбу.

Манучехр и офицеры стояли в десяти шагах от них. Он вызывающе смотрел на эмиссаров, время от времени обмениваясь несколькими шепотными словами со своими адъютантами и бросая взгляды в сторону верховного командования.

Но оттуда не доносилось никаких признаков решения, словно Хасан забыл, что здесь, внизу, ждут его кивка целая армия и три вражеских эмиссара.

Солнце нещадно палило на людей и животных. Однако никто не проявлял ни малейшего признака нетерпения. Они безучастно наблюдали за тем, как вражеские посланцы начинают проявлять беспокойство.

Наконец Абу Джафару надоело долгое ожидание. Он повернулся к Манучехру и с издевательской вежливостью спросил его: "У вас принято оставлять гостей ждать на улице под палящим солнцем?"

"У нас есть только один обычай – подчиняться приказам нашего верховного главнокомандующего".

"Тогда у меня нет другого выбора, кроме как доложить об этой задержке его превосходительству, моему господину Арслану Ташу, как о части ответа вашего господина".

"Как пожелает ваша светлость".

Они снова замолчали. Разъяренный, Абу Джафар продолжал смотреть на небо, вытирая пот с лица. Он начал сомневаться. Почему они поставили его посреди своей армии? Чего они ждут? Что приготовил для него верховный главнокомандующий? Воображение взяло верх, и его снова охватил страх.