Текст книги "Паутина грез"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
– Рай Виски, а не Райс Уильямс.
– Рай Виски? Но ты, надеюсь, так не обращаешься к нему?
– Ну-у… – неуверенно протянул Трой и, быстро оглянувшись, добавил: – Только если Тони нет рядом. Он не одобряет этого.
– Все ясно. Тогда, может, и не стоит так говорить?
Мальчик пожал плечами. В его глазах засветилась очередная идея. Он отбросил серебряную ложечку.
– Нам нужны всякие ветки, чтобы «одеть» его, Ли. Очень нужны.
– Ветки?
– Ну, маленькие веточки. Я знаю, где взять. Борис все время стрижет кусты в лабиринте. Там много. Ну, пожалуйста, Ли. Мы быстро, а?
Я вздохнула. Стоять на одном месте было холодно. Снег валил все гуще. Пробежаться нам обоим будет невредно, решила я.
– Ладно.
Мальчуган тут же потащил меня за собой.
– Я покажу. Не бойся. Я все покажу.
– Хорошо, Трой, хорошо. Только не так быстро. Твой снеговик не растает. Это я тебе обещаю.
Мы бежали по аллее, а совсем близко от нас шли к машине две женщины. Они тоже были в «свите» на репетиции и сейчас делились впечатлениями. Я замедлила шаг и прислушалась.
– Она была замужем за человеком, годным ей в дедушки, – сказала одна. – Говорят, он совсем в маразме, даже толком не осознал, что жена его бросила.
– На брак со стариком женщину могут вынудить только деньги, – заявила вторая.
– Вот уж о чем ей теперь не придется беспокоиться! – воскликнула первая женщина. – А кроме денег она заполучила еще сногсшибательного молодого красавца. Ловкая дамочка!
Обе подруги засмеялись и сели в машину.
Несмотря на холод и густой снегопад, меня бросило в жар. Мне хотелось подбежать к этой машине, разбить в ней стекла. Они насмехались над моим отцом! Как они смели! Откуда идут такие гнусные слухи? Эти женщины не имеют права принимать участие в свадебной процессии… Ревнивые, завистливые, злобные сплетницы…
– Идем же, Ли, – потянул меня Трой.
– Что? Ах, да.
Я пошла за мальчиком, то и дело оглядываясь на удаляющийся автомобиль. У входа в лабиринт мы остановились и я сказала:
– Что-то не видно никаких срезанных веток. Пойдем обратно.
– Нет, они всегда есть. Надо только поискать чуть-чуть. Ну, пожалуйста, – заныл он.
– Твой брат не разрешил бы этого.
– Да ничего страшного. Я знаю, как здесь ходить.
– Что, правда?
Порой этот малыш выглядел по-взрослому уверенно.
– Тони не будет сердиться. Тони теперь будет твоим папой.
– Нет, не будет! – отрезала я. Трой растерялся. – Он женится на моей матери, но это не значит, что он становится мне отцом. У меня есть папа.
– А где он? – тут же поинтересовался мальчик.
– Он работает в океане, командует гигантскими судами. Сейчас он в плавании.
– Он тоже переедет сюда?
– Нет. Моя мать больше не хочет жить с ним. Она хочет жить с твоим братом. Так что здесь будем только мы, а папа останется у себя. Это называется развод. Люди женятся, а потом расходятся. Понял?
Он отрицательно покачал головой.
– Если честно, то и я не понимаю, – пришлось признаться мне. Я оглянулась на дом. Из дверей гурьбой выходили мужчины – друзья Тони. Они смеялись, хлопали друг друга по плечу. – Ладно. Зайдем неглубоко, поищем твои веточки. Потеряться мы не потеряемся, – добавила я, – потому что на снегу останутся наши следы.
– Верно! – обрадовался Трой и бросился по аллее вглубь. Секунду поколебавшись, я последовала за ним.
На самом деле величавое спокойствие лабиринта было мне по душе. Хотелось отгородиться от шума и суеты. Я была взвинчена почти до предела – сердце отчаянно колотилось, болела голова, меня даже мутило, особенно когда я вспоминала аккорды венчального гимна… Казалось, ярость моя вот-вот выплеснется, но по мере того как мы углублялись в переплетение вечнозеленых коридоров, на душе у меня становилось легче, реальный мир отступал все дальше и дальше. Высокие стены кустарника отрезали от нас все звуки, исходившие от дома. Поглощал шумы и снег, валивший большими, мягкими хлопьями. Трой бежал впереди, ежесекундно оглядываясь, чтобы убедиться, что я не отстала. Я сбилась, пытаясь запомнить, на каком углу и в какую сторону мы поворачивали. Все ходы казались совершенно одинаковыми, особенно теперь, когда все покрыла густая снежная пелена. Хорошо, что мы идем по снегу, подумала я, только сейчас поняв, как просто здесь заблудиться. Лабиринт действительно казался бескрайним и бездонным.
– Трой! – наконец окликнула я мальчика. – Нам надо поворачивать. Никаких резаных веток не попадается, и мы просто, по-моему, ходим кругами.
– Нет, мы идем по пути к хижине.
– Что за хижина? Кто там живет?
– Сейчас никто. Это мое тайное владение, – прошептал он.
– Пожалуй, нам не стоит сегодня искать хижину, – оборачиваясь назад, сказала я.
– Пройдем еще немножечко, Ли, пожалуйста! – взмолился Трой.
– Ладно, – сдалась я. – Еще несколько минут ищем, и если нет твоей хижины – сразу обратно, договорились?
Малыш кивнул и тут же побежал вперед, исчезнув за первым поворотом. Он двигался так быстро, что мне приходилось догонять его по следам на снегу.
– Трой, не так быстро! Трой! – закричала я, переходя на бег. Но он расшалился и все время ускользал от меня. – Трой!
Наконец, обогнув очередную вечнозеленую преграду, я обнаружила, что вышла из лабиринта и нахожусь с другого его конца. И действительно, как предсказывал мальчик, я увидела маленький домик, сказочную хижину, почти такую, как рисует в детских книжках мама. Будто волшебник оживил картинку, и вот она передо мной: настоящая хижина из серого камня, с красной черепичной крышей. К двери вела вымощенная камнем дорожка, щедро присыпанная снегом.
– Идем скорей, Ли, – заторопил меня малыш и помчался на крылечко.
– Постой! – закричала я, но он уже нажал фигурную ручку и вошел. Когда я закрыла за собой дверь, Трой сидел в старинном кресле-качалке перед камином. Физиономия у него была самая довольная. Я огляделась. Как здесь уютно, когда горит огонь в очаге, подумалось мне. Обстановка была простая и практичная – старый диван, незамысловатые стулья, пара небольших столиков, полки на стене, на полу – прямоугольный коричневый ковер. На заиндевевших окнах висели скромные белые полотняные шторы. Было холодно, так что от нас с Троем исходили облачка пара. Я обхватила плечи руками, стараясь удержать тепло в теле.
– Никто не живет здесь? – поинтересовалась я, прохаживаясь по маленькой спальне и тесной кухне. Ни зеркал, ни комодов в спальне не было, лишь узкая кровать да столик. В кухне оказалась только дровяная плита, малюсенький умывальник и вместо холодильника шкаф-ледник, дверцы которого были сейчас раскрыты, а полки пусты. Мальчик соскочил с кресла-качалки и присоединился ко мне.
– Летом сюда иногда переезжает Борис, но вообще-то это мое тайное владение, – повторил он.
– Разве ты один бегаешь сюда? А как же пробираешься через лабиринт?
Трой пожал плечами, и я поняла, что до сих пор ему просто везло.
– Повезло и нам, что мы будем возвращаться по собственным следам, – произнесла я. – А весной и летом здесь, наверное, замечательно!
– Будем приходить сюда еще, а, Ли?
– Не исключено, – ответила я. Может быть, и для меня этот уголок станет тайным прибежищем, особенно если жизнь в особняке будет в тягость.
– Я могу принести дров из поленницы, – предложил Трой. – Разведем огонь в камине.
– Нет-нет! Думаю, нам лучше отправиться обратно. Мы и так загулялись. Все уже, небось, нас ищут. А снег, между прочим, усиливается.
– Разве тебе не хочется немного согреться? Здесь и спички есть. – Малыш метнулся мимо меня в кухню, ловко взгромоздил стул на плиту, вскарабкался туда и с верхней полки достал коробок спичек. – Смотри!
– Ага.
– Давай разведем огонь! Надо погреться, холодно ведь. А хворост я сейчас притащу, Ли!
Он бросил спички на стол и выбежал.
– Трой!
Но мальчик был уже на крыльце. Мне оставалось только засмеяться, умиляясь его энтузиазму. К тому же мы не так уж долго гуляем. И горячий камин будет очень кстати. Настроение у меня поднялось. Тут ворвался с улицы Трой с ворохом хвороста и щепок. С него сыпались снежные хлопья.
– Может, я зажгу огонь? Или сама хочешь? – спросил он.
– Ты знаешь, как это делается?
– Конечно! Борис много раз показывал.
Он начал старательно укладывать хворост в камине. Потом открыл вьюшку и осторожно поджег тонкие веточки. Пламя занялось с первого раза. Подождав несколько минут, мальчик принес полешки покрупнее и уложил их поверх горящего хвороста.
– Отлично, Трой! – похвалила я. – Ты совсем большой мальчик.
– Я здесь как папа, – гордо заявил он. – А ты будешь как мама. Давай готовь ужин и наводи порядок.
Я опять засмеялась, но про себя подумала, что была бы счастлива жить со своей семьей в такой чудо-хижине. Ради этого я рассталась бы с красавцами-особняками и дорогими вещами.
– А что ты еще будешь делать, кроме как поддерживать огонь?
– Я буду есть ужин, – пожав плечами, ответил Трой.
– И все?
– Не знаю. А что еще папа делает?
Бедный малыш, загрустила я, он толком не помнит отца, не знает, как важно иметь его. Я пододвинула кресло-качалку поближе к огню, села, а Трой устроился у меня на коленях.
– Папа делает твою жизнь веселой, он защищает тебя, всему учит. Он любит тебя также сильно, как мама, а если ты мальчик, он играет с тобой в футбол, учит тебя плавать, ловить рыбу и так далее, – сказала я.
– А если ты девочка?
– Тогда он делает из тебя маленькую принцессу, строит тебе собственное королевство, потому что любит тебя.
– А папа любит маму? А мама папу?
– Да, они очень сильно любят друг друга… любовь навеки соединяет их, потому что любовь – это… это…
Тут выяснилось, что я плачу. Трой забеспокоился:
– Ли, что с тобой? Почему ты заплакала?
– Я теперь плачу, когда думаю о своем папе.
– Почему? Потому что его здесь нет?
– Да… – Я всхлипнула несколько раз, пытаясь успокоиться.
– Тогда, пока его нет, я буду твоим папой. Согласна?
– Ох, Трой… – Я прижала мальчика к себе. – Ты такой чудесный, добрый человечек, но боюсь, что ты не… О Господи!
– Что такое?
– Посмотри, какой жуткий снег валит! – воскликнула я, указывая на окно. Деревья уже едва виднелись за густой белой пеленой. – Надо идти. Быстрее.
Мы проворно собрались и вышли. Дорожки засыпало уже на дюйм. Крепко держа Троя за руку, я побежала к стенам лабиринта… и у первого же поворота замерла.
– О нет… – выдохнула я, оглядываясь назад, поворачиваясь направо, налево. Во все стороны разбегались абсолютно одинаковые белоснежные коридоры.
– Что такое? – пропищал мальчик.
– Наших следов нет! Снег полностью засыпал их, а я совершенно не помню, как мы шли…
– Ничего! – отважно сказал он. – Выберемся.
Мы шагнули в белые дебри. Снег валил неистово, начиналась метель. Я отчаянно думала, что делать… не стоит ли вернуться в хижину? Но снегопад может продолжаться еще несколько часов, а о нашей прогулке по лабиринту никто не подозревает. Мы сделали несколько поворотов наугад, в одной аллее наткнулись на свои свежие следы, и тут Трой засопел.
– Не плачь, дружок. Мы выберемся. Нас найдут.
Я взяла его на руки и двинулась по другому коридору, но уже знала – мы заблудились. Ноги замерзли, руки окоченели – моя одежда не была приспособлена для длительной прогулки под снегом. Мы с мальчиком жались друг к другу, как двое бездомных, захваченных суровой стихией. Мы шли и шли, но никаких признаков близости дома не было.
Глава 8
Ложь, ложь, ложь
Прошло довольно много времени, и наконец сквозь снежные вихри я услышала голоса. Нас звали. Я стала вопить в ответ изо всех сил, пока не запершило в горле. Голоса людей приближались. Среди них различался голос Тони – он отдавал какие-то распоряжения. Внезапно из белой пелены на нас вышел крепкий пожилой человек, и Трой воскликнул:
– Борис!
Садовник встревоженно подбежал к нам.
– Ох, мисс, как вы? Целы, живы? – с доброй заботой в голосе спросил он.
– Да, только холодно… так холодно… – стуча зубами, выдавила я.
– Еще бы. Давайте-ка я понесу маленького Таттертона… А вы, мисс, ни на шаг не отставайте.
Трой в один миг забрался на руки к старику, я вцепилась в его куртку, и мы двинулись к выходу из лабиринта. Там нас ждали Тони и Майлс.
– Что произошло? Почему вы оказались в лабиринте? – набросился на нас Тони. Вместо ответа я расплакалась. Он тут же смягчился. – С вами ничего не случилось?
– Замерзла, – пробормотала я с трудом. Ноги онемели, и пальцы нестерпимо ныли. Мне было одновременно и жарко, и холодно, и от этого становилось жутко.
– Быстро в дом, – распорядился Таттертон и, обхватив меня за плечи, возглавил печальное шествие. Трой по-прежнему сидел на руках у Бориса. Когда Куртис открывал нам дверь, из музыкального салона вышла мама. Вид у нее был недовольный и удивленный.
– Они заблудились в лабиринте, – сразу объяснил Тони.
– В лабиринте?! – перекосилась мама.
– Миссис Хэстингс, прошу вас, уведите мальчика и немедленно отправьте его в горячую ванну, – скомандовал Энтони. – Он простужается в момент.
Мама не отрываясь смотрела на меня. На ее лице не исчезала гримаса изумления: расширенные глаза, приоткрытый рот, поднятые брови. Похоже, она не верила происшедшему. И все качала головой.
– Джиллиан! – окликнул ее Тони, беря за руку. – Джиллиан, Ли тоже необходима горячая ванна. Она не была готова к многочасовой прогулке в снежном буране.
– Просто не верится. Зачем ты отправилась в лабиринт, Ли? – с вызовом спросила мать.
А у меня зуб на зуб не попадал. Перчатки, ботинки, чулки, шапка – все промокло насквозь. С волос стекали ледяные капельки и струились по лбу, по шее, за шиворот, как будто ожил вылепленный Троем снеговик и щекотал меня своими снежными пальцами.
– Я… мы… нам нужны были веточки… и мы…
– Джиллиан, ей немедленно требуется горячая ванна, – повторил Таттертон.
– Но ведь Тони предупреждал тебя об опасностях лабиринта. Устроить такое! Тем более сегодня, когда в доме столько гостей, – будто не слыша его, продолжала мать. – Мы все переполошились, не знали, где искать вас, куда бежать… Столько пережили!
Она закрыла лицо руками, как бы отгораживаясь от реальности.
– Девочка вымокла с ног до головы, – теребил ее Тони.
– Что?
– Джиллиан, ей нужна ванна, ей нужно согреться, переодеться в сухое.
Но она все трясла головой и твердила:
– Просто не верится, Ли, что ты так поступила со мной, просто не верится.
В ее голосе появились истерические нотки. Тони схватил меня за локоть и потащил к лестнице. Я оглянулась на маму, которая так и стояла в оцепенении. Рядом была только ее подруга, одна из «дам свиты», некая Сесилия Бенсон. Мама повернулась к ней:
– Ты видела? Кто бы мог подумать, что со мной так обойдется родная дочь…
Но Сесилия смотрела мне вслед и не отвечала. Тони стремительно протащил меня по дому и в моих апартаментах помог побыстрее снять промокшее пальто, обувь, свитер, а потом помчался в ванную, чтобы напустить горячую воду.
– Махровые фартинггейлские халаты висят у тебя в каждом шкафу, – на ходу сообщил он. – Выбирай любой и поскорее снимай всю сырую одежду.
В теплом помещении озябшие пальцы сразу стали непослушными. Меня трясло все сильнее и сильнее, даже зубы стучали. На улице холод был не так ощутим.
Я принялась стаскивать пуловер, но руки дрожали, я запуталась в толстом трикотаже, голова застряла в вороте, и в этот момент почувствовала, что мне помогают сильные мужские руки.
– Ну что, порядок? У тебя даже губы посинели.
Я только кивнула. В голове все шло кругом. События развивались слишком быстро: сначала репетиция, потом лабиринт, потом снегопад… Мама, наверное, возненавидела меня. Она, скорее всего, решила, что все это я затеяла специально, чтобы досадить ей… Я ничего не сумела объяснить внизу, ибо слишком испугалась и замерзла.
– Сядь на кровать, – приказал Тони и, усадив меня, принялся стаскивать носки и чулки. – Ноги-то ледяные, – растирая ступни, встревоженно говорил он. – Как бы тебе не схватить пневмонию. Пойду проверю воду.
Я сбросила мокрую юбку и осталась в рубашке, которая тоже была, увы, сырая. В изнеможении плюхнулась на кровать. Где же мама? Почему она не идет помочь мне? Почему она все переложила на Тони? Может быть, она хочет таким образом наказать меня?
– Готово! – объявил он, появляясь на пороге ванной комнаты. Я начала было расстегивать пуговицы на рубашке, но пальцы были совсем деревянными.
– Давай помогу, – заметив это, предложил Таттертон.
– Нет, я…
– Я все понимаю. Ты стесняешься. Но я только начну, а дальше ты сама.
Я покорно смотрела в его голубые глаза и на красивое, мужественное лицо. Он был так близко, что наше дыхание сливалось. Одну за другой он ловко расстегнул все пуговки, потом помедлил, вглядываясь в глаза. Меня колотила дрожь, но теперь не только от холода. Тони ласково улыбнулся и похлопал меня по замерзшей руке.
– Не переживай. Все обойдется. Помокнешь как следует в горячей воде и тогда…
– А мама… – перебила я.
– Она просто расстроилась. Я пойду успокою ее, и она поднимется к тебе, не волнуйся.
Он казался таким участливым, таким мягким, и стены ненависти, которые я возводила, чтобы отгородиться от него, начинали разрушаться. Неимоверным усилием я пыталась их удержать. Мне хотелось к папе, к своему любимому папе, мне, как никогда, нужна была его помощь, но отца рядом не было. Он в такой дали, куда не докричишься.
– Ну, пошли! – Тони потянул меня за руку.
Я медленно встала на пол, а он осторожными движениями снял с меня рубашку. Я осталась лишь в трусиках и лифчике. – Иди же, – прошептал он, обдавая жарким дыханием шею. Не в силах посмотреть на него, я быстро прошла в ванную.
Вода гостеприимно булькала и пузырилась. Хорошо, что я обернулась, перед тем как раздеться: в дверях все еще стоял Тони с моей рубашкой. На губах у него играла кривая улыбка. Я решительно захлопнула дверь в ванную, быстро сняла белье и шагнула в голубую душистую воду. Сразу заломило коленки, спину, руки, но озноб не выдержал атаки жара и отступил. Зато появилась расслабленная истома, от которой я закрыла глаза и даже начала постанывать и улыбаться.
Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Наконец-то мама!
– Да, можно! – крикнула я.
Дверь приоткрылась. Это была не мама.
Это заглянул Тони.
– Ты халат забыла, – сказал он и зашел. Я как можно глубже погрузилась в воду. Шапки мыльной пены частично скрывали мою наготу, но далеко не всю. – Нравится? – спросил Тони как ни в чем не бывало и повесил халат на вешалку.
– Очень нравится.
– Так я и думал. – Теперь он во все глаза смотрел на меня. Невозможно представить, чтобы он не замечал моего смущения. – Ты не переживай. С Троем тоже все будет в порядке, – произнес он, будто бы это было причиной моего беспокойства.
– Я не думала, что мы можем заблудиться. Ведь мы надеялись найти обратную дорогу по нашим следам, мы не знали, что снова будет снегопад, который все завалит, и мы…
– Ли, все хорошо. Ничего страшного. – Тони присел на краешек ванны. – Вода не остыла? – Он сунул пальцы в воду буквально в дюйме-другом от моего бедра. – Прекрасная водичка. Ну что, сама пока справишься?
– Да, – быстро сказала я, прикрывая грудь.
– Я могу потереть тебе спину мочалкой. В этом деле я настоящий специалист, – с невинной улыбкой добавил Тони.
– Не надо. Я скоро вылезаю.
– Не торопись. Ты что, стесняешься меня? Напрасно. Мы теперь одна семья. Мы будем близки друг другу так же, как будто всю жизнь прожили вместе. Вот увидишь.
Тони наклонился, взял в ладони мое лицо и нежно поцеловал в лоб. Его бездонно-голубые пронзительные глаза были так близко, что у меня закружилась голова… Затем он быстро встал и вытер полотенцем руки.
– Хорошо, что у тебя здесь уже много вещей. Найдешь во что переодеться. Может быть, мне принести тебе что-нибудь? Ты же знаешь, слуга я незаменимый! – весело улыбнулся он.
– Нет, я сама справлюсь.
Он кивнул, но не уходил, а все смотрел на меня.
– Хорошо, – наконец молвил он. – Пойду посмотрю, как там мама и Трой.
С огромным облегчением я вздохнула, когда Тони все-таки ушел. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Мне казалось, что от этого сейчас начнет плескаться вода в ванне. Ни один мужчина, даже отец, вот уже который год не видел меня голой. А сейчас я совершенно голая, «одетая» только в мыльную пену! А руки Тони были так близко. С одной стороны, меня оскорбила эта вольность, с другой – вызвала поток неведомых ощущений. Я закрывала глаза и вновь видела перед собой его пронизывающий, завораживающий взгляд.
Чтобы избавиться от наваждения, я начала тереть себя губкой и была удивлена, как затвердели соски. Неужели смена холода и жары так подействовала на них, или это влияние того же порядка, что и холодок под ложечкой, дрожь в бедрах? С моим телом происходило нечто непонятное, когда я вспоминала, что Тони был в нескольких дюймах от моего нагого тела.
Путаницу мыслей нарушила мама, как вихрь ворвавшаяся в ванную комнату. Хладнокровие вернулось к ней, но она по-прежнему пребывала в гневе.
– Как тебя угораздило сделать такую глупость, Ли? Ведь ты разумная девочка, взрослая, у тебя прекрасные успехи в школе – и вот, пожалуйста! – вопрошала мама, шагая из угла в угол.
– Я думала, что ничего не случится. Мы собирались возвращаться по собственным следам, но…
– Миссис Хэстингс вышла позвать Троя. Его нет. Она к нам, стала спрашивать, не видел ли кто, как вы вернулись с прогулки. Тони сразу всполошился, организовал поиски по дому и двору, никаких следов! Ты же знаешь, как трясется он над своим младшим братом. Но тут вообще потерял голову. Как же, дети пропали! Где уж тут о гостях думать. Все бросились вас искать. А между прочим, далеко не все люди разошлись после репетиции.
Швах!Она звонко шлепнула ладонью по сырому мраморному умывальному столику.
– Но когда вас с ног до головы мокрыми вытащили из лабиринта…
– Мама, послушай…
– И забраться туда тебе надо было непременно в снегопад! О чем ты думала? Что это – демонстративная акция? Стремление огорчить меня из мести за отца? Или сегодня тебе уделили недостаточно внимания? Может быть, тебе мало, что Тони щедро выделил тебе шикарные комнаты? Может быть, ее высочество желает устраивать безобразия, лишь бы добиться внимания к своей особе?
Мать входила в раж.
– НЕТ! – выкрикнула я. – Это вышло случайно. Снег повалил неожиданно. Мы не догадались, что он закроет следы.
– Почему вы пошли в лабиринт? – как всегда не слыша меня, процедила мать, подозрительно прищурившись.
– Трой хотел показать мне хижину, и я подумала…
– Ох уж мне этот ребенок! Избалованный, капризный!
– Нет, мама, просто он очень одинокий.
– Мальчику необходима дисциплина, Ли. Ты должна быть с ним твердой, если не суровой. Я настаиваю. Ты должна вести себя с ним как строгая старшая сестра, ясно? Если его требования и капризы настораживают тебя, немедленно обращайся ко мне или к Тони. Но ни в коем случае не потакай его прихотям. О Боже! – воскликнула она, случайно увидев себя в зеркале. – На кого я похожа! И все это валится на мою голову перед свадьбой!
– Прости, пожалуйста, мама, – съежившись в воде, пробормотала я.
– Ладно уж. Пойми, этот брак – самое важное событие в моей жизни… и в твоей, между прочим, тоже. Свадьба должна быть совершенна. И ты, милая, не имеешь права заболеть накануне. Представь, что будет за картина, когда ты сзади меня начнешь чихать и кашлять всей процессии на радость.
Мама скривилась, как будто стала свидетельницей такого вопиющего безобразия.
– Хорошо, мама. Я лягу сразу после ванны.
– Правильно. – Тут она прижала руки к груди. – Ох, Ли, ну и перепугалась я. – Мама вздохнула, потом улыбнулась, как если бы перед ней закрылись последние страницы страшной книги. – Попозже я загляну к тебе. Посидим, поболтаем. У меня ведь впереди медовый месяц. Нам столько мелочей надо обсудить – какие наряды брать, какие драгоценности, какую косметику. Договорились? Бедная моя девочка, ты сама, наверное, напереживалась. Но все позади. – Она беспечно махнула рукой. – Забудем об этом. У нас есть более приятные темы для разговоров.
– Конечно, мама.
– Ну и отлично. Я хочу, чтобы это стало моим последним огорчением в жизни. А почему бы нет? Теперь у меня есть все, что душа пожелает, – красота, молодость, деньги, до безумия любящий муж. – Мать внимательно посмотрела на меня. – Уверена, что и у тебя будет столько же счастья. А теперь вылезай, не то превратишься в вареную свеклу. – Мама засмеялась. – Я распоряжусь, чтобы тебе принесли горячего чаю.
Она ушла. Я быстро вытерлась, завернулась в теплый махровый халат и, отыскав на полках самую теплую ночную рубашку, надела ее и скользнула под одеяло.
Я бесконечно устала. И заснула, еще не успев закрыть глаза, и даже не слышала, как горничная принесла чай.
Мама сдержала свое слово. Она наотрез отказывалась вспоминать случай в лабиринте, как она его называла. Когда они с Тони спустя несколько часов пришли проведать меня, она резко оборвала разговор, стоило ему упомянуть о наших злоключениях.
– Прошу тебя, Тони, больше ни слова об этом. Что было, то было. Слава Богу, все кончилось благополучно.
В результате всех этих переживаний мать решила, что предстоящую ночь мы должны провести в Фартинггейле. Когда Тони покинул мою комнату, мама все объяснила:
– Вообще, это предложил Тони, и я считаю, он прав. Снег все еще идет, и тебе просто противопоказана очередная прогулка, пусть даже в машине. А сразу после завтрака нас отвезут в Бостон. Ведь там еще столько дел, собираться и собираться. Тони обещал уважить мою женскую гордость и остаться этой ночью в своей спальне, – кокетливо поводя плечами, сообщила мама.
– А после свадьбы вы тоже будете жить каждый в своих апартаментах?
– Конечно.
– Но дома… то есть в Бостоне, у тебя не было личной спальни. У вас была общая, вместе с папой, – сказала я. Меня удивляло, что если у них с Тони такая любовь, почему надо разбегаться по разным комнатам? Если я когда-нибудь полюблю мужчину, мне и в голову не придет прятаться от него в отдельной спальне. Я непременно буду рядом с любимым каждый день, каждую ночь, каждую минуту.
– Я всегда мечтала о личной спальне, только твой отец не хотел понимать этого. Женщине нужно уединение. Я не желаю, чтобы мой муж стоял у меня над душой, когда я занимаюсь красотой своего лица и тела. Есть вещи, о которых ему не следует знать. – Говоря это, мама, как водится, поглядела на себя в зеркало. – У меня есть кое-какие секреты, позволяющие оберегать кожу от морщин. С тобой я непременно поделюсь своими тайнами, но муж ничего не должен об этом знать.
Женщина обязана быть загадочной, – продолжала она. – Если мужчина узнает о ней все, он мгновенно теряет интерес к этой женщине. А если ей удается ежедневно удивлять его, мужским восторгам не будет конца. Вот почему есть вещи, о которых говорить можем только мы с тобой, и даже возлюбленный не должен быть посвящен в наши тайны. Поняла? – с улыбкой спросила мама.
– Да, – вздохнула я. Про себя я прекрасно знала, что самая страшная тайна, которую мать хранит свято и ревностно, – это ее возраст. Возможно, она опасается, что, если Тони будет постоянно наблюдать за ее ворожбой у зеркала, он скоро догадается, что на самом деле его очаровательная супруга гораздо старше.
– Кроме этого, – наставительно, как школьный учитель, говорила мать, – бывают моменты, когда у женщины нет ни малейшего настроения вступать с мужчиной в интимную близость. А мужчины в своих физиологических проявлениях бывают невыносимо настойчивы. Они измучают, изведут женщину, но заставят ее подчиниться своей похоти. Если же у каждого из супругов своя спальня, вопрос решается сам собой: ты просто запираешь дверь и ограждаешь себя от его неприятных посягательств. Если ты хочешь сохранить свою красоту и молодость, Ли, ты должна быть по-женски эгоистичной. Не надо надеяться на благоразумие и понимание мужчины, даже если он уверяет, что безумно любит тебя. Мужчины не умеют сдерживать себя, Ли, особенно если это касается чувственности. Для них это ведущая сила. Впрочем, об этом ты, наверное, все знаешь, – махнула она рукой.
– Ой, нет, мам, не знаю.
– Правда? Как ты чиста и невинна, – проговорила она, будто впервые осознанно глядя на меня. – В твоем возрасте я… – Она замялась, прикусила губу. – Другие были времена. У меня не было и четверти тех благ, что имеешь ты. И не забывай, я росла среди разных людей, вплоть до самых гнусных. Мы взрослели раньше. Если честно, – прерывисто вздохнув, сказала мама, – я была лишена чудесного, невинного детства, когда мир кажется сказкой, а жизнь праздником, когда самая страшная трагедия – пропущенная вечеринка или прыщик на носу.
Я засмеялась, но тут же осеклась, подумав, что если завтра мама обнаружит у себя на липе прыщик, она подумает, что настал конец света. В этом смысле она ничем не отличалась от моих сверстниц.
– Ну, будет, поговорили. Ты лежи, не вставай. Тебе здесь тепло и уютно. Тони распорядился, чтобы обед тебе подали в комнату.
– Я могу одеться и спуститься в столовую, – возразила я. – Я уже прекрасно себя чувствую.
– Нет, ни в коем случае. Ты пережила настоящий шок. Перед сном я зайду, еще поболтаем, теперь уже о медовом месяце.
И мама ушла.
Немногим позже началась церемония «обеда в постель». Тони явно решил устроить из этого развлечение – не только для меня, но и для себя. Каждое блюдо подавал отдельный лакей, Куртис торжественно внес горячее, а лично Тони – десерт. Он прекрасно играл любимую, наверное, роль слуги: махал салфеткой, кланялся и так далее. Я не выдержала и расхохоталась.
– Вот такое личико я и хотел увидеть! – обрадовался он. Отставив в сторону подносы и тарелки, он сел рядом. И я сразу вспыхнула, забыв о веселье. – Я рад, что тебе лучше. Ты довольна обедом?
– О да, спасибо. Но я запросто могла бы и в столовую спуститься.
– Ничего страшного. Привыкай. Ты скоро будешь жить как настоящая принцесса, – заговорил он тихо и вкрадчиво. – Мы, Таттертоны, – империя, а Фартинггейл – наш дворец. – Он был так величаво серьезен, что я не решилась даже улыбнуться. – Я хотел до последней мелочи обновить твой новый гардероб, чтобы вообще ничего не перевозить из Бостона, но Джиллиан считает, что кое-что из вещей необходимо взять.
– У меня очень много нарядов. Некоторые я даже ни разу не надевала, – призналась я. – Полностью новый гардероб мне просто не нужен.
– Ну, будет видно. А сейчас… что я еще могу сделать для вас, мисс? – с услужливой улыбкой озорно поклонился он.
– Нет-нет, спасибо, ничего. А как Трой?
– Он быстро заснул, но, боюсь, завтра проснется раньше всех и начнет ломиться к тебе, как только узнает, что вы ночевали в Фарти. Ему никто ничего не говорил и не скажет, но этот малыш – истинный Таттертон. Как и я, он сердцем чувствует Фартинггейл. Фарти – наша живая часть, а мы – часть этой земли. Нас связывает что-то непостижимое, сверхъестественное. – Тонн оглядывал стены моей комнаты с каким-то почтением, будто те и впрямь могли слышать, видеть и помнить все, что здесь происходило. – Седые камни Фартинггейла питают нас, но и взамен поглощают нашу историю, наши мечты и надежды, – чуть слышным шепотом добавил он. Глаза его отрешенно устремились в неведомые дали, и я подумала, а не забыл ли он о моем присутствии… Его неистовая любовь к родному дому пугала меня.
