Текст книги "Паутина грез"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
Парень снова задумчиво покивал.
– Торопилась, значит…
Я отвела взгляд.
– Слушай, а что ты все время к себе прижимаешь? – Он склонился пониже, чтобы рассмотреть Ангела. – Кукла?!
– Это не просто кукла! – вспыхнула я. – Это вообще не игрушка. Это произведение искусства. Коллекционный кукольный портрет, – строго сказала я.
– Понял, все понял. Извини. Можно посмотреть? Обещаю, что буду осторожен.
Я смерила его пытливым взглядом. Похоже, парень говорил искренне. Тогда я протянула ему Ангела. Он бережно взял фигурку и внимательно стал изучать ее лицо, потом присвистнул.
– Что правда, то правда. Это действительно произведение искусства. Никогда не видел такой тонкой работы. – Люк перебегал глазами с куклы на мое лицо и обратно. – Постой, постой… Да эта подруга точь-в-точь как ты!
– Еще бы, – произнесла я, забирая Ангела. – Я же сказала – это кукольный портрет. Я была… моделью для нее.
– Ну и дела! Это что-то! И платье, и прическа! На заказ шили?
– Да.
– Теперь ясно, почему ты носишься с ней как с писаной торбой.
– Я вовсе не ношусь с ней как с писаной торбой, – обиделась я.
Люк засмеялся. Глаза его дружелюбно блестели, и не было в них ничего насмешливого или снисходительного. Не было пошлости, не было и подвоха. От улыбки этого юноши мне стало хорошо и весело.
– Пошутил, пошутил я, не сердись. Так, значит, куда тебе нужно?
– Сначала в Даллас.
– Неблизко. Когда поезд?
– Боюсь, что только в восемь вечера.
– В восемь вечера! Да это несколько часов ждать! Неужели ты все время проторчишь здесь, среди этой вони, грязи и грохота? У тебя в Атланте есть знакомые?
Я отрицательно покачала головой.
Люк помолчал секунду, потом сказал:
– Вот у меня какая идея. Пойдем в цирк! Я проведу тебя бесплатно, и время пройдет незаметно. А вечером доставлю тебя прямо к поезду.
– Ой, я не знаю…
– Ты хоть раз была в цирке?
Я задумалась. Да, в далеком детстве была, но едва ли что помню.
– Нет, – тихо созналась я.
– Тогда решено! – Люк радостно хлопнул в ладоши. – Пошли! – Он потянулся за моим чемоданом, но я продолжала сидеть. – Да пошли же, я ничего плохого тебе не сделаю, а ты, кстати, развеселишься.
Я все раздумывала над его неожиданным предложением. До поезда времени действительно очень много, а этот Люк такой милый и дружелюбный… Почему бы не пойти с ним. И я наконец встала со скамьи.
– Все складывается просто прекрасно. Я ведь привез сюда приятеля и как раз собирался обратно, – говорил он, решительно увлекая меня за собой. – Цирк отсюда рукой подать. Между прочим, в Атланте он пробудет еще только два дня, а затем снимется в Джексонвилл.
– Вся жизнь на колесах? – заметила я, послушно следуя за новым знакомым. Мне ужасно нравилась его манера держаться – уверенная, солидная. Ни разу в жизни я еще не встречала такого зрелого и мужественного парня. Даже Джошуа был не такой. Наверное, все дело в том, что Люк давно сам зарабатывает и сам за себя отвечает.
Покинув здание вокзала, мы направились к автостоянке. Люк указал на обшарпанный светло-коричневый пикап.
– Мой «роллс-ройс» к вашим услугам, миледи, – произнес он весело. – Неказистая колымага, но служит исправно. А ты, небось, привыкла к кабриолетам иного рода? – подмигнул он. Я не ответила. Парень предупредительно распахнул дверцу, и я забралась в кабину. На полу валялись пустые банки из-под пива. Хозяин бесцеремонно зашвырнул их назад. Сиденья были продавленные, вытертые, из приборной доски торчали обрывки проводов, но Люк, усевшись за руль, смело включил двигатель. Раздалось ворчание и бульканье.
– Ну же, красотка, давай. Надо произвести впечатление на нашу пассажирку. Не упрямься. Она у меня с норовом. Как все женщины, – пояснил он.
– Или как все мужчины, – поддела его я.
Люк засмеялся. Машина тронулась, и мы поехали к цирку.
– А твоя семья тоже работает в цирке? – поинтересовалась я.
– Моя семья? Нет, черт возьми, – с веселым смехом ответил он. – Папаша мой фермер-самогонщик с большим стажем, а матушка – заслуженная домохозяйка. Вырастила шестерых, и меня в том числе, а это, скажу тебе, не фунт изюму. Досталось ей. – На лице парня появилось выражение теплоты и заботы. – Знаешь, как говорят? Крутая дорожка длиннее кажется.
– Шестеро детей! Сколько же мальчиков и сколько девочек?
– Все мальчики, что значительно осложнило дело, я так полагаю. Ведь дочь могла бы помогать ей вести хозяйство.
– А где сейчас твои братья?
– Кто где. Рассеялись по всему свету. Двое пошли по скверному пути. Незадолго до отъезда из Уиллиса я услышал, что Джефф и Лэндон угодили в тюрьму за воровство.
– Какое несчастье! – промолвила я, подумав, что впервые разговариваю с человеком, у которого в семье есть преступники. Я даже начала побаиваться этого отчаянного Люка и прикидывать, не сделала ли я глупость, согласившись ехать с ним.
– Да уж… Мать переживает… – пробормотал он.
– А что такое само… само… что?
– Ха, самогонщик? Да-а, сдается мне, ты и впрямь в теплице выросла, да еще за семью замками. Самогонщик гонит спиртное. Доморощенное виски. Дешево и сердито. Имеет надежный доход, нелегальный, конечно. Обычно самогонщиков никто не трогает, живут они тихо, но время от времени являются по их душу федеральные агенты. Тогда держись. Мать недовольна папашиным бизнесом, хотя он на всю катушку не разворачивается. А вообще у него золотые руки. Плотник он отличный. Кстати, о куклах. Мой старик из дерева какую угодно фигурку вырежет, если, конечно, будет в настроении. Знаешь, сидит иногда на крыльце часами и скребет, строгает, пилит, пока безликая деревяшка не превратится в кролика или белку, которые кажутся совсем живыми… так и прыгнут тебе в руки!
Я засмеялась. Парень говорил увлеченно, искренне и удивительно колоритно. Я волей-неволей любовалась им и даже завидовала в глубине души той простой земной жизни, которой он жил в своем грубоватом, но счастливом мире.
Люк сделал несколько крутых поворотов, и скоро я увидела ярко-оранжевый купол шапито. Кругом роился народ. Люк помахал человеку, стоявшему у служебных «ворот», которые представляли собой веревку, натянутую между деревянными столбами. Мы очутились на цирковой «кухне», миновали тренировочный манеж, загон для животных, в котором прогуливались невозмутимые слоны, и остановились возле рабочего шатра.
– Вот здесь я и работаю, – сообщил Люк. – Ухаживаю за четвероногими артистами, кормлю их, чищу и все такое. Невелик труд, но для меня главное быть в цирке. Пойдем, оставишь в моей норе чемодан и свою красотку. Не бойся, туда никто не зайдет, – добавил он, заметив мою нерешительность. – Знаешь, чем славятся бродячие циркачи? Они никогда ни у кого ничего не стянут, ни у своих, ни у чужих. У них свой кодекс чести. Кстати, их законы часто справедливее общепринятых.
Я вошла за Люком под брезентовые своды. Здесь стояли корыта и ведра для чистки животных, рядами красовались щетки, громоздились корзины с кормом, висели связки веревок, цепочек, канатов, в деревянных ящиках лежали всевозможные инструменты. В дальнем углу за дощатой ширмой на куче соломы была устроена постель из тюфяков.
– Здесь я сплю, здесь же храню свой скарб. – Люк указал на потрепанный кожаный саквояж. – Клади свою куклу в чемодан и ставь его рядом с моим.
Я кивнула и открыла замки. Люк внимательно смотрел, как я бережно укладываю Ангела на ворох белья.
– Вот и славно. А теперь пошли развлекаться. Работы у меня пока нет, – распорядившись моим чемоданом, сказал он.
Мы выбрались на люди. При цирке была устроена ярмарка, работали аттракционы. Все жужжало, гудело, стрекотало, дымились очаги, на которых жарились сосиски, продавалось мороженое и сладости. Атмосфера была легкой и праздничной, и, хоть по небу ходили облака, закрывавшие порой солнце, всюду, казалось, разливался яркий свет радости.
С Люком здоровался каждый встречный, с ним перекликались весело и непринужденно, и я поняла, что он здесь всеобщий любимец. Парень быстро уговорил меня прокатиться на чертовом колесе. Хоть оно и не было гигантским, на Атланту с него открывался замечательный вид. Колыбелька с сиденьями покачивалась, и я вскрикивала от восторга и захватывающего испуга. Люку нравились мои по-детски непосредственные эмоции. Он даже обнял меня за плечи сильными молодыми руками, от чего мне сразу стало спокойно и уютно.
– Пива хочешь? – предложил он, когда мы спустились с небес на землю. – Напитки я получаю даром, – подмигнул он, подталкивая меня к лотку.
– Нет, спасибо, – отказалась я от пива. Тогда Люк взял для меня банку содовой.
Следующим номером была игра в дартс. Люк оказался азартным – и страшно огорчился, когда ничего не выиграл. Не без труда мне удалось уговорить его поберечь деньги.
– Конечно, ты можешь ставить до бесконечности, – сказала я, – но мой отец всегда говорит, что если вдруг терпишь неудачу, отложи это дело и займись другим.
Люк задумался.
– Да, Ли, ты права. Я иногда становлюсь упрямым и глупым. В сердцах могу вообще все спустить. Хорошо, если рядом оказывается здравомыслящий человек, – произнес он и посмотрел мне в глаза. Взгляд его был так пронзителен и открыт, что для меня вдруг стихли все звуки. Возникло ощущение, что мы с ним вознеслись над белым светом и остались вдвоем…
– Ладно, вперед! – Через мгновение он потащил меня дальше. Мы остановились у мини-бейсбольного поля. В углу сектора стояли пластмассовые молочные бутылки, которые надо было сбить мячом. Люк вошел в круг, но вдруг повернулся ко мне. – Подержи-ка его на счастье. – Он вручил мне яркий мячик.
– Да у меня рука не легкая.
– Все равно пожелай удачи. Вот увидишь, у нас получится.
От его слов сразу стало хорошо на сердце. Я сжала мяч. А потом Люк метнул его, и бутылки покорно улеглись веером.
– ПОБЕДА! – завопил служитель аттракциона, бросился к стойке с призами, снял оттуда мохнатого черного медвежонка, передал с поклоном Люку.
– Это тебе, держи, – сказал мне парень. – Он, может, не такой красавец, как твоя кукла, зато везучий.
– Да он просто прелесть – мягкий, милый… – Я прижалась к мишке щекой. – Спасибо, Люк.
Он счастливо заулыбался и увлек меня к продавцу сосисок. Мы купили хот дог длиною в целый фут, намазали его всевозможными соусами и принялись одновременно есть с двух концов. Скоро мы стукнулись носами, что вызвало у нас приступ дикого смеха.
Нахохотавшись, Люк заявил:
– Так, теперь мне пора кормить слонов. А потом посмотрим представление – клоуны, акробаты, жонглеры, идет?
– Конечно!
Мы вернулись в служебные помещения. Люк предоставил мне в качестве кресла ящик, а сам принялся за работу. Прежде всего он снял майку, обнажив стройный торс. Как легко он орудовал тяжеленными вилами! Мускулы играли, блестела гладкая, загорелая кожа! Слоны, увидев его, оживились, закивали головами. Парень бесстрашно ходил между ними, раздавал ворохи сена, наливал в ведра воду, бросал туда морковку и яблоки. Меня поразило, как осторожно переступали эти серые великаны своими огромными ногами, которыми запросто могли бы раздавить человека. Но Люк не только не боялся их, но и ласкал, поглаживал, трепал ладонями. Я даже засмеялась, такое удовольствие доставило мне это зрелище.
– Ну разве не красавцы, а? – обратился он ко мне, когда с работой было покончено. – Громадные, сильнющие, но какие деликатные! Будь у человека их мощь, он давно сокрушил бы все вокруг – по своей же глупости, – не без горечи заметил Люк. – Так, теперь я быстренько ополоснусь – и на представление. Как настроение?
– Отличное! – откликнулась я и побежала в «комнату» Люка. Когда я вернулась, парень принимал душ, точнее, окатывал себя из ведра. Энергично растерев спину полотенцем, он оделся и сказал, что ему осталось причесаться.
– Я не посмею выйти на люди растрепанным, когда меня сопровождает такая очаровательная дама.
Хоть сказано это было с улыбкой, я догадалась о его истинных чувствах, и мое сердце затрепетало. Через несколько минут Люк был полностью готов. Шевелюру свою ему удалось урезонить, и волосы теперь выглядели так красиво, что мне захотелось прикоснуться к ним, густым и мягким.
– Вы готовы, миледи? – предлагая руку, промолвил он.
– Да.
Держась друг за друга, мы пошли под яркие своды шатра. Еще на улице был слышен голос зазывалы, расхваливающего представление. Народ так и валил под полог цирка. Глаза у Люка загорелись. Возбуждение и предвкушение радости охватили и меня. Я готова была поверить, что нас ждет самое лучшее на свете зрелище. Смеялись дети, оживленно переговаривались взрослые.
Контролер, заметив Люка, приветливо кивнул, и мы прошли без билетов. Парень повел меня на лучшие места в зале. Мы сели, и он сразу достал пакетик орешков, содовую для меня и пиво для себя.
– Не слишком ли ты много пьешь пива, Люк? – слегка пожурила я. – Ты не захмелеешь?
– Захмелею? От пива? Ну уж нет! – засмеялся он. – Пиво – это ничто по сравнению с зельем, которым меня потчевали чуть ли не с пеленок, – беспечно бросил он. Но я-то видела, что он давно раскраснелся. Люк заметил мой озабоченный взгляд и решительно отставил банку. – Может, ты и права. Все, сегодня больше ни глотка.
Я сразу повеселела, тем более что программа начиналась. Загремела музыка, и на манеж выбежали клоуны. Они толкались, брызгались водой, кувыркались и всячески веселили публику. Еще не закончились их прибаутки, как из-за пестрого занавеса показалась девушка, почти девочка, наверное, моя ровесница. Одетая в золотистый облегающий костюм, она выделывала удивительные трюки, стоя на спине лошадки. Дальше номера посыпались один за другим – фокусники, жонглеры, музыкальные эксцентрики. Вдруг раздалась торжественная барабанная дробь и на круг выбежали воздушные гимнасты – двое юношей и гибкая, как тростинка, девушка. В мгновение ока они взлетели под купол цирка. Я замерла, как и все зрители, но внезапно заметила, что Люк смотрит не на акробатов, а на меня, и улыбается – ласково и одновременно лукаво.
– Нравится? Поняла теперь, почему я влюблен в цирк?
– Да! Мне в голову даже не приходило, что такое бывает… Просто чудо!
– Это только начало! Смотри, смотри, то ли еще будет!
Несмотря на восторг от шоу, я сознавала, что он давно держит в ладонях мою руку, но это меня не смущало, напротив, радовало. Музыка, взрывы смеха, грохот шутих, барабанная дробь и мгновения полной тишины перед смертельно опасным номером превратили часы в минуты, а минуты в секунды. Я потеряла счет времени, забыла обо всех своих тяготах. Казалось, мир сжался до маленького пятачка, на котором царил Его Величество Цирк. Люк сбегал и принес гамбургеров и жареной картошки. Пива себе он брать не стал, пил содовую, как и я. Затем последовало удивительно вкусное мороженое, посыпанное карамельной крошкой. За все платил Люк, а когда я предложила взять на себя часть расходов, он заявил:
– У тебя деньги под заклятием. Стоит им показаться в руках торговца, как они превратятся в резаную бумагу. Тогда жди скандала.
– Люк, но я не могу позволить, чтобы ты столько тратил. Тебе деньги не так уж просто достаются.
– Ерунда! Все равно девать их некуда, к тому же мне еще не приходилось тратиться на такое прелестное создание, как ты, Ли, и меня не остановить.
Он по-прежнему держал меня за руку. А я вдруг онемела. Да, кругом были сотни людей, но вновь возникло чувство, что мы с ним одни на свете. И прежде чем я успела сообразить, что происходит, Люк поцеловал меня в губы.
– Не сердись, – сказал он мне на ухо, – но у меня такое прекрасное настроение, что я ничего не могу с собой поделать.
– Я и не сержусь, – промолвила я, оборачивая взор на манеж. Сердце, однако, стучало так, что, должно быть, артисты слышали.
Люк ничего не ответил, лишь посмотрел в глаза и снова улыбнулся.
Только после завершающего номера я наконец вспомнила о времени. Один взгляд на часы – и я завизжала:
– Ты посмотри на время, Люк! Я же опоздаю на поезд!
– Не бойся ничего, – твердо сказал он, но его лицо приобрело серьезное выражение.
Мы попытались быстро выбраться на улицу, но не тут-то было. В проходах образовались заторы. Нам ничего не оставалось, кроме как ждать, когда схлынет народ. Мы сбегали за чемоданом, также бегом примчались к машине. Как назло, мотор не заводился. Люк сделал не одну попытку, даже в гневе стукнул по приборной доске, потом торопливо вылез, открыл капот. Пришлось повозиться, и мы наконец выехали. Улицы возле цирка были забиты транспортом – публика разъезжалась по домам. По дороге мы почти не разговаривали, но оба думали об одном и том же – время! Несколько раз застревали в пробках. Люк в сердцах бранился, потом извинялся. Я пыталась его успокоить. Короче, путь на вокзал занял в два раза больше времени, чем путь в цирк, который мы проделали в первой половине дня.
Когда мы добрались до стоянки, у меня оставалось ровно пять минут, да Люк еще никак не мог найти свободное место и в конце концов бросил машину у ближайшего входа в вокзал.
– Наплевать на их дурацкие штрафы. Вперед!
В одной руке чемодан, в другой – я… так мы и вбежали в коридор, ведущий к перрону. Народ клубился еще гуще, чем утром. Час пик, ничего не поделаешь. Коридор, поворот, лестница, перрон… и мы увидели огни хвостового вагона. Мой поезд ушел.
– Ох, как же… – выдохнула я. – Нет!
Состав набирал скорость. Я осталась в Атланте. Люк медленно повернулся ко мне:
– Прости, это я виноват. Надо было следить за временем.
– Нет, это я сама прошляпила. – Я взяла у него чемодан и понуро оглянулась на жесткие скамейки в зале ожидания.
– Послушай, Ли, – окликнул меня Люк. – Я не могу позволить, чтобы ты торчала здесь всю ночь. Особенно предложить нечего, но уж тюфяк и теплое одеяло я обеспечу. Только ты…
– Что? – Я толком не расслышала, ибо все еще пребывала в оцепенении.
– Разумеется, я буду спать на другом матраце. Но здесь тебе нельзя оставаться, – настаивал и молил он.
«А что, собственно, еще может со мной случиться, кроме того, что уже случилось», – мелькнула горькая мысль. Я, кажется, давно уже превратилась в листочек, который ветер судьбы швыряет и крутит во все стороны, листочек, давно оторвавшийся от родной ветки, где ему было так хорошо и тепло… Люк выхватил у меня чемодан, взял за руку и повел за собой. Я молчала. Доверившись ему, дала увести себя с вокзала.
Близилась ночь.
Глава 20
Моя любовь, моя опора
Так в прострации я и шла за Люком до самой машины. Он усадил меня, надежно захлопнул дверь, и мы снова тронулись в сторону цирка. Я плохо реагировала на происходящее, только прижимала к себе одной рукой чемодан и другой Ангела.
– Не расстраивайся, Ли, – бодро и уверенно говорил Люк. – Я непременно отвезу тебя на вокзал завтра утром. Поедешь другим поездом. А сейчас мы остановимся у ближайшего телефона, и ты позвонишь бабушке, чтобы она не волновалась.
Я не отвечала. Едва ли я вообще понимала его слова. У меня было ощущение, будто только что слезла с карусели – вокруг все плыло и покачивалось. Трудно было сосредоточиться на реальности.
– Ли! – окликнул он меня. – Я говорю, что надо связаться с твоей бабушкой, а то она поедет встречать тебя, не найдет в поезде и испугается.
– Ой, Люк… – выдохнула я, не в состоянии больше сдерживать слезы, которые давно грозили хлынуть потоком. – Моя бабушка и не подозревает, что я к ней еду. Я ведь сбежала из дома!
– Что? – Люк даже притормозил, потом свернул на обочину. – Сбежала? Вот, значит, почему у тебя так туго с деньгами. Но зачем, Ли? По твоим рассказам, в Новой Англии тебе куда как неплохо жилось.
Я заплакала еще горше. Люк сел поближе и участливо обнял меня.
– Ну будет, будет… Все хорошо, все в порядке… Да, но если из семьи убегает такой безобидный и славный человечек, на то должны быть веские причины.
Я уже ревела в три ручья. Меня знобило, ломало и трясло, ко Люк мужественно отнесся к такой детско-женской слабости. Он еще крепче сжал мои плечи и гладил по голове, приговаривая:
– Ничего… Ничего страшного. Я сам сто раз сбегал из дома. Да и сейчас в бегах, если честно. Потом все возвращалось на круги своя, я приходил домой и… – Он целовал меня в лоб, ладонью стирал слезы со щек.
– Я никогда не вернусь домой! – всхлипывая и содрогаясь, выдавила я.
Люк покачал головой:
– Похоже, дела наши неважнецкие.
– Да! Это ужас. Это… Это… – Я выпрямилась, судорожно вздохнула и рассказала ему все, начиная с развода моих родителей. Я поведала о том, что говорила бабушка Джана, о том, что представляет из себя Тони Таттертон, о Фартинггейле, о распроклятых сеансах в хижине… и о том, как отчим изнасиловал меня и как этому не поверила мать. – А когда поняла, что беременна, я бросилась к ней, надеясь, что теперь она все поймет, поверит, но вместо утешения и помощи мать швырнула мне в лицо страшные слова осуждения. Она взвалила всю вину на меня! На меня! – простонала я, заливаясь слезами.
Парень давно уже выключил двигатель и сидел тихо-тихо, слушая мой горький рассказ. Ночь сгустилась, и за окнами стало совсем темно. Мимо никто не проезжал, огни автострады были в стороне. Наши лица были почти неразличимы во мраке, но я знала наверняка, что у Люка сейчас нахмурен лоб, сжаты губы, а в глазах – печаль и негодование.
– Я всегда думал, что такое случается с горемыками из поселков типа нашего. Почему-то считал, что у богатых жизнь благополучна во всех отношениях, – молвил Люк, и вдруг в его голосе появились жесткие нотки. – Попадись мне этот Таттертон! Я бы ему оттянул башку, так что шея бы жгутом перекрутилась.
Я засмеялась сквозь слезы. Уж больно колоритно выражался мой новый друг.
– О! Так и знал, что смогу развеселить тебя. Но, выходит, я напрасно кормил тебя всякой острой жратвой. Тебе сейчас надо следить за диетой. Поэтому мы поедем в одну таверну, где готовят по-домашнему, совсем как у матери. Кстати, это заведение так и называется – «Матушкин обед».
– Ой, Люк, я вовсе не голодна. Просто устала.
– Понял. Еще бы! Знаешь что? – Он прищелкнул пальцами. – Мы возьмем комнату в мотеле, отдохнешь как следует. Девочке, которая ждет ребенка, не годится спать на соломенной постели, да еще в сарае! – твердо заявил он и включил зажигание.
– Нет, Люк, не вздумай тратить деньги! Я же видела, как тебе достается каждая монета.
– А вот это тебя не касается, – отрезал он. Я поняла, что спорить бесполезно. Когда Томас Люк Кастил принимал решение, то становился непоколебимым. – Ты должна нормально спать, тебе нужна теплая ванна и все такое прочее. Кстати, в некоторых номерах и телевизор бывает, – добавил он, выруливая на оживленное шоссе.
По пути Люк расспрашивал меня о Фартинггейле, и я подробно описала особняк, парк, лабиринт, бассейн, корты, конюшни, частный океанский пляж.
Люк присвистнул и покачал головой.
– Слыхал, что бывают богатые ребята, но чтобы такие… Этот Таттертон живет как король в своем королевстве.
– Вот-вот.
– Неужели он все свои деньжищи на игрушках нажил? – недоверчиво переспросил Люк.
– Да. Но это жутко дорогие игрушки. Коллекционные.
– Небось, все вроде твоей куклы. Кстати, почему ты всюду таскаешься с ней, если ее сделал этот негодяй?
– Как я могу бросить Ангела! Мы с ней вместе плачем, вместе радуемся. Она знает все мои сокровенные мысли, знает мои мечты и самые страшные беды. Пусть ее и сделал Таттертон, но Ангел больше принадлежит мне, чем ему.
– Ангел?
– Так я ее назвала. Мой ангел-хранитель, – тихо сказала я, ожидая, что он будет смеяться над моими девчачьими пристрастиями. Я думала, что любой парень его возраста высмеял бы мир грез, в котором я обитала. Любой, но не Люк. Он просто улыбнулся.
– Ясно. Красивая она, твоя кукла. Знаешь что? – повернулся он ко мне. – Пожалуй, я буду и тебя называть Ангел. Это имя подходит тебе больше, чем Ли.
Мое истерзанное сердце екнуло. В груди потеплело. Я даже покраснела, и вдруг вновь подступили слезы.
– Ну а о чем мы сейчас плачем?
– Я плачу от радости, что встретила добрую душу. Тебя. Большинство девушек боятся путешествовать в одиночку, потому что в дороге их подстерегают злодеи, которые их обманывают, заманивают в страшные ловушки… И со мной могла бы выйти такая же история, если бы… если бы я не встретила тебя.
– Да-а, – протянул Люк. – Но если бы ты не встретила меня, не опоздала бы на свой поезд. Я, дурак, так увлекся цирком, что…
– Я сама захотела пойти в цирк, Люк, и, между прочим, мне там очень понравилось, особенно в твоей компании. Я хотела отвлечься и хоть ненадолго забыть о своих несчастьях.
– Правда? Рад слышать. И я был в восторге. Будто впервые попал на этот праздник жизни, а все потому, что рядом была ты. У тебя особый взгляд на все, свежий, непосредственный. Ты внушаешь мне удивительное чувство… не знаю даже… рядом с тобой я будто становлюсь старше, лучше, сильнее… – неуверенно закончил он.
Я отвела взгляд. Не хотелось, чтобы он прочитал мои мысли по глазам. Я стеснялась признаться, что он мне ужасно нравится, что его простые слова чудесным образом утешают меня, лечат душевные раны. В сущности, он был совсем необразованный простолюдин, неимущий работяга, не имеющий ни изысканных манер, ни модной одежды, как, например, у знакомых мне аландейлских юношей, но у него был твердый характер, мужское обаяние и доброе сердце. И это восхищало меня. С ним я чувствовала себя в безопасности, потому что знала: он преодолеет все невзгоды и препятствия на своем пути. Люк Кастил прожил всего семнадцать лет, но успел стать настоящим мужчиной.
Машина свернула к мотелю, на дверях которого сияли голубые буквы «Имеются свободные места».
– Не надо бы тебе этого делать, Люк, – в последний раз попыталась удержать его я.
– Не надо. Но я сделаю. Потому что я так хочу. Сиди здесь и жди. Я заплачу и возьму ключи.
Люк скрылся в дверях служебного помещения, а я откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Люк прав: я действительно устала, мне необходимо хорошо выспаться. Дорожные волнения, цирк, шок при опоздании на поезд – все это подкосило мою нервную систему, не говоря уж о самой фартинггейлской трагедии, которая до сих пор мучила меня. Я дремала, когда пришел с ключами Люк.
– Комната номер четыре. Горячая вода, две кровати, телевизор! – объявил он.
– Боюсь, я сейчас не в состоянии смотреть на экран. Мог бы и подешевле комнату взять.
– Здесь одна цена, – ответил он, подкатывая к дальнему крылу мотеля. Потом взял багаж и пошел открывать. Еле удерживая Ангела, я потащилась следом.
Комнатка была маленькая, с серыми оштукатуренными стенами и выцветшими светло-зелеными шторами. Вплотную друг к другу стояли две кровати, по обе стороны от них – тумбочки, в углу – обшарпанный столик. Лампы горели тусклым светом. В Фарти кладовки были раза в два больше этого номера, но такие мелочи сейчас меня не трогали. Мягкие матрацы казались очень притягательными. Люк поставил чемоданы, обошел все, изучил шкафы и ванную комнату.
– Сносно. Свет горит, вода течет. Ты уверена, что не хочешь есть? Может, чашку горячего чаю? В полумиле отсюда есть закусочная. Я бы за десять минут обернулся – чай и булочка, а? Тебе надо регулярно питаться, – озабоченно произнес он.
– Ладно, – согласилась я. – Пока пойду мыться.
– Вот и умница! А я – одна нога здесь, другая там.
И он выскочил за дверь.
Я невольно улыбнулась его энтузиазму. Он искренне и бескорыстно хотел мне добра. Я прошла через страшное испытание и вдруг встретила надежного и друга и защитника, ангела-хранителя во плоти… Может, в моей судьбе не обошлось без злых чар? Может, я была околдована, обречена на страдания, пока находилась во власти зловеще-роскошного Фартинггейла? Может, надо было давно вырваться оттуда? Я долго стояла под душем, затем натянула тонкую шелковую сорочку, вытащила из волос заколки и шпильки. Мыть голову не было сил. Красотой я займусь утром, решила я. Затем, не расставаясь с Ангелом, забралась на ближайшую кровать. Одеяло было старым, простыни жестковатыми, но мне сразу стало тепло и уютно. Не успела я закрыть глаза, как в дверь постучал Люк. Он привез для меня чай и булочки с джемом, а себе пиво. Поставив угощение передо мной на тумбочку, он взял стул, сел рядом и, попивая пиво, стал смотреть, как я ем. Взгляд его был полон такой тревоги и заботы, что можно было принять парня за будущего папашу, преисполненного любви и трепетного волнения.
– А ты не голоден, Люк? По-моему, пивом не наешься.
– Аппетита нет. Слишком много переживаний. Пиво меня успокоит. – Он с улыбкой указал на Ангела. – Вы как двойняшки. У вас даже волосы похожи, – заметил он, потрепав куклу за челочку.
– У нее на самом деле мои волосы.
– Что, без шуток? – Кивком головы я подтвердила свои слова, и глаза Люка расширились. Потом он склонился ко мне и тихо произнес: – В жизни не видел ничего более прекрасного – две такие красавицы собираются спать.
– Спасибо, Люк. Ты столько сделал для меня… спасибо.
Он еще мгновение смотрел на меня, а затем быстро встал.
– Ну что, дальше сама управишься?
– Я? А ты куда?
– Как куда? В свой брезентовый сарай.
– А почему ты не хочешь остаться? Та кровать свободна, за комнату ты сам заплатил. Зачем же на сеновал возвращаться? – В моем голосе сквозило отчаяние, мне вдруг стало страшно провести ночь в этом убогом мотеле, одной…
– А ты не будешь возражать?
– Что ты, нет!
– Тогда уговорила. Думаю, с утра пораньше я успею накормить свою великанскую скотину.
– Ты телевизор посмотри, если спать еще не хочешь, – закутываясь в одеяло, пробормотала я. Теперь можно было расслабиться: я знала, что Люк никуда не уйдет. – Мне звук не помешает.
Сон пришел в то же мгновение, как я закрыла глаза, но посреди ночи я пробудилась, забыв, где нахожусь. Сдавленный крик ужаса вырвался из горла. Но вдруг я ощутила рядом теплое тело и услышала шепот:
– Ты мой Ангел, моя красавица… Все хорошо… Я с тобой. Я тебя не оставлю. Ничего не бойся. Ты теперь будешь жить в покое и радости, я обещаю.
Чувство реальности вернулось ко мне, но от сна и усталости тело не слушалось. Будто сквозь мягкую пелену доносился шепот Люка, и через минуту я снова провалилась в дремоту, убаюканная ласковыми словами:
– Отныне и навсегда я буду беречь тебя, любить и защищать, никто и никогда – ни сильный, ни богатый – не тронет тебя, не обидит. Я не позволю. Я унесу тебя в край, где нет места злу, где тебя окружат добрые люди и добрые дела, где поют птицы, светят с неба звезды и где солнце золотит листву. Ты пойдешь со мной, ты будешь моей, мой Ангел? Да? Скажи!
– Да… О да… – пробормотала я, прежде чем снова отдаться во власть сна.
Утром я обнаружила подле себя Люка. Я так и проспала всю ночь в его объятиях, наверное, поэтому сон мой был так сладок и покоен. Люк почувствовал мой взгляд. Его ресницы дрогнули. Пробудившись, он сразу улыбнулся, а потом мягко поцеловал меня в губы.
