Текст книги "Паутина грез"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
– Ли, ты тоже красавица. Какое счастье, что мне удалось заманить вас обеих сюда! С вами Фартинггейл засияет еще ярче.
Он подхватил нас под руки, но я была скованна и холодна, надеясь этим задеть его. А он как ни в чем не бывало представлял нас друзьям.
Маленький принц по имени Трой сидел в старинном кресле в углу салона. Ножки его не доставали до пола. Выглядел он потерянным и одиноким, но очаровательным, ибо по всем правилам был облачен в смокинг и галстук-бабочку. Увидев меня, мальчик расцвел.
– Здравствуй, Трой. С Днем Благодарения тебя! – Я пожала маленькую ручку.
– Здравствуй. Тони говорит, что ты скоро переедешь к нам жить насовсем и будешь моей старшей сестрой. Это правда? Правда?
Я улыбнулась. Он говорил с таким милым восторгом, но в то же время невинные слова мальчика казались мне пугающими и чужими.
– Похоже, что это так, Трой.
– Как хорошо! Мне еще столько надо показать тебе! Даже кое-какие тайны есть, – шепотом добавил он, оглядываясь, как бы кто не услышал.
Подошло время праздничного обеда. Все собрались в парадной столовой за длинным столом. Мы с Троем решили сесть рядом. Мама, как всегда, заняла место по правую руку от Тони, мы – по левую. За одним столом я еще никогда не видела такого количества гостей.
В центре красовалось огромное блюдо с рубленой лебяжьей печенкой. Вино наливали в высокие хрустальные бокалы, еду подавали на знаменитом веджвудском фарфоре, расписанном в пасторальном стиле. Столовые приборы были из старинного, тяжелого серебра, но с изящнейшим рисунком. На голубых салфетках красовался вручную вышитый шелком вензель «Ф» – Фартинггейл.
Вскоре после начала трапезы мама стала делиться своими планами относительно предстоящего их с Тони бракосочетания.
– Это будет пышнее, чем церемония коронации, – заявила она. – Приглашения на свадьбу могут претендовать на звание художественного раритета. Филокартисты оценят их дизайн, автором которого являюсь я, и полиграфическое исполнение, его роскошью мы обязаны издательскому дому Дэрроуз. – Мама с улыбкой кивнула Патрику и Клариссе. – Будет приглашен оркестр в составе двадцати шести музыкантов, цветы спецрейсом доставят из Южной Америки. Еще один сюрприз готовит Тони. Может быть, расскажешь, дорогой?
– Увы, это будет уже не сюрприз, – мягко улыбнулся он. – Но, поскольку сегодня мы в кругу самых близких друзей, я готов сообщить, что каждый гость на нашей свадьбе получит памятную игрушку Таттертона. Они делаются по особому заказу.
– Задумка изумительная! – воскликнула мама. – Две фигурки – жених и невеста, как две капли воды похожие на нас и… – тут она протянула руки к своему будущему красавцу-супругу, – …танцующие в райском саду!
Раздался дружный вздох восхищения. Все были изумлены, в том числе и я, ничего не подозревавшая о таких чудесах. Тони пытался перехватить мой взгляд, но я старательно отводила глаза. Как просто удалось маме привлечь внимание всех собравшихся! Все до одного с завистью смотрели на нее. Мужчины, правда, завидовали Таттертону, который «отхватил» себе такую невесту, а женщины завидовали маминой красоте и молодости.
Конечно, предстоящие свадебные торжества обещали быть удивительными. Безусловно, этот праздничный обед, который хозяин скромно назвал дружеской встречей, затмил наши прежние домашние праздники. И все же мне было невыносимо грустно и одиноко.
До самого вечера подробности бракосочетания обсуждались с неизменным интересом. Трой был предоставлен сам себе и колдовал над шоколадным тортом со взбитыми сливками. В результате вся рожица у него оказалась в креме. Я засмеялась и вытерла малыша салфеткой.
После еды гости вернулись в музыкальный салон. Трой пригласил меня к себе, чтобы вместе раскрасить картинки. Но я не подозревала, что увижу работы настоящего художника. Потрясенная, я смотрела на его рисунки и думала, насколько щедро природа наделила его талантом.
Мальчик весело стал объяснять мне, как зовут людей на его рисунках, как работают землекопы, которые занимали один из листов, и что это за огромный дом, нарисованный на самом большом листе бумаги.
– Раскрашивай Эдгара, – распорядился он, вручая мне коричневый карандаш. – Эдгар всегда ходит в коричневой рубашке.
Я весело подчинилась. Рисование так увлекло меня, что я потеряла счет времени. Трой болтал без устали, рассказывая о лабиринте, о парке, о своих друзьях-слугах, о Тони… Доносящийся из холла голос матери я узнала сразу. Потом услышала, что рядом с ней Тони. Трой не замечал ничего, настолько был углублен в творчество. Голос Таттертона звучал раздраженно. Меня это удивило, и я пошла взглянуть, в чем дело. Мальчик не обратил на это внимания. С несвойственным ребенку упорством он заканчивал свои работы.
Мама и Тони были от меня в десятке-другом ярдов. Высокий, сильный, мужественный Тони страстно обнимал мать, желая прижать ее как можно крепче. О моем присутствии они не подозревали.
– Ну же, Джиллиан, – говорил он хмуро. – Мы практически муж и жена.
– Однако мы не женаты. И дело не только в этом, – отвечала мама. – Здесь Ли. Не забывай о ней.
– Я предоставлю ей комнату в другом конце дома. Она даже не узнает, что ты приходила ко мне.
Он склонился и нежно поцеловал ее в шею.
– Не надо, Тони, – отстранилась мама. – Я говорила: до свадьбы – нет! К тому же завтра у меня в городе масса дел. Остаться на ночь мы не можем. Не упрямься.
– Хорошо, – с тяжелым вздохом произнес Таттертон. – Но ты мучаешь меня… в такой день мучаешь, – полушутя, полусерьезно добавил он.
Мне, с одной стороны, хотелось по-детски захихикать, с другой – было стыдно, что я подслушиваю и подсматриваю.
Они повернулись, чтобы выйти к гостям, и в этот момент Тони увидел меня в дверях детской. Он впился взглядом в мои глаза, и я ощутила странное тепло, будто кто-то укрыл меня легкой кисеей.
Мы побыли с Троем еще около часа, а потом за мной пришла мама.
– Пора возвращаться в Бостон, Ли.
Трой надулся.
– Когда же вы наконец поселитесь в Фарти насовсем?
– Скоро, Трой, очень скоро, – успокоила его мама. – А сейчас уже поздно. Тебе все равно пора собираться спать.
– Я не устал, я не хочу, – захныкал мальчик.
– Это решать не тебе, – твердо сказала мама. – Ты недавно болел, надо соблюдать режим. Пойдем, Ли.
Она повернулась и быстро вышла.
– Я еще приеду, тогда и закончим, – пообещала я.
Это не очень утешило мальчика, но его личико разгладилось, особенно когда я поцеловала его на прощание.
Мама и Тони ждали в холле. Почти все гости уже разошлись.
– Спасибо, что нашла время поиграть с Троем, Ли, – сказал Тони. – Он ведь обожает тебя.
– Он так одарен!
– Да, – улыбнулся Тони. – Того и гляди, начнет делать профессиональные эскизы к игрушкам Таттертона. – Он шагнул ко мне и поцеловал в лоб. – Спокойной ночи, Ли.
Его рука скользнула по моему плечу. Я вздрогнула. Вот уж не думала, что такой красивый молодой человек окажется моим отчимом.
– Спокойной ночи, – пробормотала я и торопливо вышла за дверь.
Мама еще несколько минут шепталась с возлюбленным, потом он нежно поцеловал ее в губы, и она заторопилась ко мне. Я стояла, глядя на этот дом, который скоро станет мне родным, и удивлялась, как вообще можно жить в таком огромном, со множеством пустующих комнат, здании. Наверное, здесь я не смогу чувствовать себя дома.
Судя по всему, маму такие мелочи не беспокоили. Она пребывала в полном восторге.
– Не было у нас Дня Благодарения чудеснее, правда? – воскликнула она. – Такое угощение, такие люди… Ты видела, что за драгоценности были на Лилиан Рамфорд?
– Я не запомнила, как кого зовут, мам.
– Не запомнила? Но разве можно не обратить внимания на эту бриллиантовую диадему, на эти браслеты, на камею?
– Не знаю, мама. Наверное, я просто не заметила, – вяло объяснила я.
Мать уловила печальные нотки в голосе, и улыбка слетела с ее губ. А я ощутила злорадное удовлетворение. Сердце мое вдруг ожесточилось против моей красивой матери, против ее жажды развлечений и против ее чувства к богатому молодому человеку.
Разговаривать с ней не хотелось. Я отвернулась и стала смотреть в окно. Она немного помолчала, а потом вновь стала возбужденно болтать – какие наряды были на женщинах, какие замечательные слова все ей говорили и что отвечала она, как обожает ее Тони, какие чудеса ожидаются на свадьбе и что их свадьба станет событием года.
Я смотрела в черноту ночи и почти не слушала ее. На одном участке дороги был виден океан. Далеко-далеко я заметила огоньки судна, спешащего куда-то, и подумала, что где-то в темноте сейчас папа… единственная звезда, которая светит с ночного небосвода.
Глава 7
Потеряны
Спустя две недели мы снова ехали в Фартинггейл, где должна была состояться генеральная репетиция свадьбы. За пару дней до этого по всей Новой Англии прошел сильнейший снегопад. Окрестности усадьбы были укрыты белым пушистым одеялом, которое этим морозным солнечным утром казалось накрахмаленным до блеска. На лесной дороге я обратила внимание на причудливые очертания деревьев; под тяжестью снежных шапок они склонились, как старцы, некоторые ветви даже надломились под непосильной ношей. На хвойных лапах выросла бахрома сосулек, заиндевевшие стволы были в замерзших слезах-каплях.
Красота природы маму не интересовала. Она с головой углубилась в подготовительные хлопоты, рассчитывала все по минутам, продумывала все до мельчайших деталей, как будто действительно собиралась сделать свою свадьбу гвоздем светского сезона. Тони даже выделил для мамы личного секретаря – миссис Уолкер, очень высокую, стройную черноволосую женщину, которая знала только свои обязанности и совсем не умела улыбаться. Думаю, новое назначение не особенно ее радовало, но она оставалась невозмутимой. Вот и сейчас, сидя в лимузине напротив нас, миссис Уолкер терпеливо записывала бесконечные мамины приказания и распоряжения. Каждое утро теперь начиналось с чтения распорядка мероприятий, и каждое утро в него вносились добавления и распоряжения. Однако сегодня мама велела секретарю вслух прочесть расписание еще и по дороге в Фартинггейл.
«Свежие идеи» теперь приходили в голову матери постоянно. Она, например, решила, что после свадьбы больше никогда в жизни не сядет за руль автомобиля. Мать пожелала, чтобы отныне всюду за ней присылали лимузин с шофером.
Чем ближе подходило Рождество, а значит, бракосочетание, тем чаще я замечала перемены в ней. Перед зеркалом мать стала сидеть даже дольше обычного, ибо считала, что теперь она просто обязана выглядеть безукоризненно.
– Люди знают, что мне предстоит стать миссис Таттертон. Соответственно, ко мне присматриваются, на меня равняются. Отныне я в настоящем светском обществе, Ли.
Я, правда, считала, что лишние несколько часов перед зеркалом ничего не изменят. Ее волосы не могли стать еще более шелковистыми и мягкими, а кожа более чудного сливочно-персикового тона. Но я ничего не говорила маме, поскольку понимала, как важны для нее предстоящие события. А вот что по-настоящему коробило меня, так это ее отношение к старым друзьям. Об Элизабет Деврой она отзывалась теперь плохо. Наверное, мать считала, что, будучи замужем за папой, она могла дружить с ней, но в качестве миссис Таттертон… нет. Если раньше они с Элизабет работали вместе, то отныне та будет работать на нее. Где уж тут дружить!
Когда миссис Уолкер называла в списке гостей имена старых знакомых, мама морщилась и вздыхала:
– Конечно, приходится их приглашать. Но они будут чувствовать себя не в своей тарелке в таком обществе.
Одну пару она все-таки вычеркнула, а вместо них вписала другую – неких Кингсли, только потому, что Луиз Эвери сказала ей недавно: «Мартин Кингсли, издатель газеты «Глоб», недавно вернулся из Москвы, и теперь они с женой самые популярные гости в свете». Миссис Уолкер относилась ко всей этой суете явно скептически, но мама ничего не замечала. Она была в своем мире, в своей паутине грез, которую называла счастьем.
Мы проехали уже знаменитые фартинггейлские ворота, а мама все продолжала «проверку». В очередной раз проговаривалось меню. Она теребила нас с миссис Уолкер, спрашивая, не стоит ли сделать дополнительный заказ на холодные закуски. Вполуха слушая ее болтовню, я сказала, что всего и так предостаточно и что еды будет больше, чем на папиных двухнедельных круизах. Это оказалось непростительной ошибкой. Мама осеклась, будто ее ударили, а потом заговорила еще жарче:
– Ли, как же можно сравнивать! Мы не собираемся набивать гостям животы, лишь бы произвести впечатление своим богатством. Это будет парад кулинарных шедевров. Я наняла лучших бостонских поваров, и у каждого своя специализация. А француз, который будет готовить раковый суп, вообще мировая знаменитость…
– Но и Райс Уильямс великолепный повар. Разве он не справился бы сам, а?
– Справился?! Со всеми блюдами? – Мать расхохоталась, тем самым показывая миссис Уолкер, что рассуждать так, как я, может разве что пятилетний ребенок. – Конечно, нет. Работы хватит на десять поваров такого уровня, как Райс Уильямс. Но ты не должна этим забивать себе голову, – дружелюбно добавила она, похлопывая меня по коленке. – Тебе надлежит думать о нарядах и своей красоте.
Признаться, это всерьез меня волновало. В свите невесты всем женщинам полагалось появиться в светло-розовом шифоновом платье без бретелек с белыми кружевными оборками на пышных юбках. Но среди взрослых женщин я одна была девчонка – ни у кого нет таких узеньких, костлявых плечиков, никому не придется надевать бюстгальтер с пышными чашечками… Я была уверена, что в этом наряде буду выглядеть, по меньшей мере, глупо. Но мать настаивала на единообразии одежды в свите подружек, вплоть до того, что никому не разрешалось надевать ожерелья и серьги. Мать желала в одиночестве сверкать драгоценностями. Впрочем, ей было чего опасаться, так как многие из ее знакомых могли позволить себе настоящие сокровища.
Когда мы подъехали к парадным дверям Фартинггейла, я сразу увидела на улице Троя и миссис Хэстингс, его няню. Это была очень милая женщина, но, встречая ее, я всякий раз чувствовала, что ей нелегко с Троем, настолько для своих лет он был умен и развит. Конечно, он быстро научился добиваться своего в спорах с ней, потому что такому чертенку ничего не стоило перехитрить любого взрослого. И в этот раз няня стояла рядом с воспитанником, который «ваял» снеговика, и тщетно пыталась увести его домой. По выражению лица мальчика я сразу поняла, что он настолько увлечен, что просто не слышит ее. В таком творческом экстазе я уже видела Троя, когда мы вместе раскрашивали его картинки. Он прорабатывал каждую деталь фигуры снеговика, а черты лица вырезал с помощью серебряной ложечки.
– Ли! – закричал Трой, увидев нас. – Иди посмотри, какой у меня снеговик. Иди скорее!
– Тебе надо переодеться! – предупредила меня мама.
Миссис Уолкер и Майлс уже возились с багажом. Навстречу им спешил Куртис – я еще не видела, чтобы он двигался с такой скоростью. Бедняга запыхался и даже не успел одеться по форме. В жилете, но без сюртука, он выглядел просто комично.
– Вот это снеговик! – одобрила я труды Троя. Он горделиво выпрямился и посмотрел на миссис Хэстингс. Она стояла, съежившись от холода и так глубоко спрятав в карманах пальто руки, что возникала угроза оборвать эти карманы.
– Но сейчас мы все идем в дом, чтобы готовиться к репетиции. И ты тоже, – твердо сказала я мальчику. Няня сразу повеселела и с благодарностью взглянула на меня. – Ты ведь шафер, не забывай.
– Я знаю. Тони уже сказал, что я буду подносить кольца.
– Тогда быстро переодеваться. Потом повозимся еще в снегу.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Я протянула Трою руку, в которую он сразу вцепился, и все вместе мы вошли в дом. Шествие замыкала сияющая миссис Хэстингс.
Свадебную церемонию решено было проводить в большом парадном зале. С первыми аккордами венчального гимна на лестнице должна была появиться невеста и торжественно сойти вниз; таким образом, всякий вынужден будет любоваться «сошествием ангела с небес». У подножия лестницы красавицу-невесту будут ожидать счастливый жених, священник и шафер Трой с кольцами на подносике. Гостям отводились места в зале; мягкие кресла уже были расставлены, ковры расстелены. Тони рассказал маме, что для Фартинггейла это будет уже четвертая свадебная церемония. Его прадед, дед и отец венчались в родных стенах. Каждый камень здесь пропитан традициями, в каждом зале портреты предков, и где же, как не в Фарти, жениху и невесте клясться друг другу в вечной любви.
Тони покинул свой рабочий кабинет сразу, как только ему доложили о нашем приезде. Он был еще не готов – в рубашке без галстука и манжет и без смокинга. Впервые я увидела его в таком домашнем виде, и почему-то в этом облике он еще больше походил на киногероя – высокий, ласково-небрежный, элегантный… Его мужская красота не давала мне покоя. Отца нельзя было назвать безобразным, но он был на много лет старше, его лицо давно исчертили морщины, просолило море, обветрили штормы. Внешне папа не был красавцем, никогда не имел ничего общего с кинозвездой, но для меня это не играло роли. Все равно я любила его. Но сейчас передо мной стояли Тони и мама. Вместе они мгновенно привлекали всеобщее внимание. Казалось, эта великолепная пара сошла с обложки модного журнала. С болью в сердце, но мне приходилось признать, что они идеально подходят друг другу. И образ папы таял, уходил все дальше и дальше, в глубины времени и пространства. Я отчаянно пыталась сберечь в душе этот образ, мечтала, что когда-нибудь выйду замуж за человека, похожего на отца…
– Дорогая. – Тони мягко взял мамину руку и поднес к губам. Потом улыбнулся, в его глазах мелькнул озорной огонек. – Ты готова к репетиции?
– Конечно.
– Твоя комната ждет тебя. – Он повернулся ко мне: – Здравствуй, Ли. Держу пари, ты спокойна, не в пример мне.
– А вот и ошибаетесь, – резко ответила я, не сдержавшись. Неужели он действительно думает, что их дурацкая свадьба оставляет меня равнодушной? Что не причиняет мне боль? Я вообще предпочла бы не знать о ней и не слышать. Пришлось отвести глаза, чтобы не выкрикнуть такие слова.
– Я совершенно спокоен, – важно пропищал Трой, и все, кроме меня, засмеялись.
– Потому что не ты женишься! – шутливо пояснил брат. Мальчик пожал плечами, но руку мою не отпустил. – А теперь самое время проводить Ли в приготовленные для нее апартаменты, – провозгласил Тони, бесшумно хлопая в ладоши.
– О да! Это будет прекрасно, правда, Ли?
– Комнаты полностью переоборудованы. Я хотел сделать тебе сюрприз, – продолжал Тони, обжигая меня взглядом. Он предложил мне руку для сопровождения, а я оглянулась на маму. Она кивнула, подсказывая, что я должна взять его под руку. Я повиновалась.
– Можно мне тоже пойти? – взмолился Трой.
– Ты, молодой человек, пойдешь одеваться. Репетиция проводится в костюмах. К невесте, разумеется, это не относится, – добавил Тони. – Говорят, жених до свадьбы не должен видеть невесту в подвенечном платье. Плохая примета.
– Я хочу-у…
– Трой, довольно! – твердо сказал старший брат.
– Пойдем, дружок. Я помогу тебе, – добродушно позвала мальчика миссис Хэстингс.
– Не надо мне помогать, – раздраженно передернул плечами мальчуган.
Мама нахмурилась и неодобрительно покачала головой.
– Сюда, пожалуйста. – Тони увлек меня на лестницу, решив не усугублять конфликт.
Отчего-то мне было неловко держать его под руку. Могу поклясться, что я покраснела. А под ложечкой неприятно ныло. Мы поднялись на второй этаж и остановились перед двойными дверями.
– Вот и пришли, – объявил Тони и эффектным жестом распахнул створки дверей. Потом обернулся ко мне, поднял руку, будто хотел коснуться моих волос, но замер. – Ли, я хотел отделать твои апартаменты в женском, а не девичьем стиле. Надеюсь, тебе понравится, – почти шепотом закончил он. На меня он уже не смотрел, поэтому выражения его глаз я увидеть не смогла.
Сквозь тонкие шторы цвета слоновой кости пробивались солнечные лучи, превращая мою гостиную в нечто волшебное. Ощущение неземной красоты создавалось идеальным сочетанием шелковой молочно-белой обивки стен, лилово-зелено-голубыми персидскими коврами и светлой мебелью с пестрыми, в тон ковру, подушечками.
Несмотря на решение отвергать все, что исходит от маминого жениха, я была вынуждена признаться, что это самая чудесная комната на свете. Я уже представляла, как будет уютно сидеть здесь перед камином.
– Что скажешь? – коротко спросил Тони.
Он внимательно наблюдал за мной, стоя у стены и сцепив пальцы под подбородком.
– Комната прекрасная. У меня никогда не было личной гостиной, – сказала я, тут же пожалев об этом. Ведь Тони мог подумать, что мне скверно жилось в родительском доме.
– А теперь есть! – объявил он. Улыбка тронула его чувственные губы. – Идем, я покажу тебе спальню.
Тони стремительно пересек гостиную и распахнул двери в следующую комнату.
Что я могла поделать? Мой новый дом не должен был нравиться мне, и я не должна была им восхищаться. Но на деле придраться было не к чему. Как и гостиная, спальня поражала простотой и вкусом, здесь преобладали мои любимые цвета – голубой и слоновой кости. Изящные кресла, роскошная кровать, зеркала, хрустальные светильники – все было выполнено в одном стиле. А что касается размеров… моя комната в бостонском доме была меньше новой гардеробной.
Таттертон подошел сзади так близко, что я ощутила его дыхание и легкий запах одеколона.
– Надеюсь, ты будешь счастлива здесь, Ли. Для меня это почти так же важно, как счастье твоей матери, – тихо произнес он.
Я молчала, но мне хотелось кричать. Чертовски интересно было бы узнать, как он смеет говорить мне о счастье. Он, который похитил у моего отца любимую женщину, который уничтожил нашу счастливую жизнь… Теперь папа мотается где-то по свету и печалится по поводу стремительно надвигающихся событий. Обаяние этого молодого человека, его богатство, красота, незаурядность вырвали из семьи мою мать, и теперь он осыпает меня сюрпризами и благами, как будто за это я стану любить его, как родного отца, как будто я все смогу простить ему… за эти комнаты. Кулаки мои непроизвольно сжимались, я с трудом сдерживалась, чтобы не ударить его, ибо в эти минуты ненависть просто ослепила меня.
А Тони продолжал смотреть мне в глаза. Наверное, он прочитал мои мысли, угадал, что происходит у меня в душе, потому что внезапная тень набежала на лицо и он отвел взгляд.
– Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Но я готов сделать все возможное, лишь бы наши отношения наладились. Не сразу, но со временем ты, надеюсь, начнешь видеть во мне не только отчима. Ведь я хочу быть тебе другом.
Ответить я не успела, так как в дверь постучали. Это миссис Уолкер принесла платье, туфли, белье, которые мне предстояло надеть на репетицию. Я услышала разносящийся по всему дому мамин голос. Она шла в свои комнаты и направо-налево раздавала поручения.
– Да, положите одежду, – с легким раздражением сказал Тони, а потом снова обратился ко мне: – Нас прервали. Но мы еще поболтаем. У нас будет и время, и возможности для тесного общения. Если, конечно, ты пожелаешь, – добавил он. И вышел.
– Прелесть что за комната! – воскликнула миссис Уолкер, раскладывая в спальне мой наряд. – Счастливая ты девочка, если тебе предоставили такие апартаменты.
– Благодарю, миссис Уолкер, но наш дом в Бостоне ничуть не хуже, – довольно резко ответила я.
Она заметила выражение моего лица и благоразумно предпочла удалиться.
Я осталась одна. Кругом был новый мир, новый дом, где мне предстояло жить, мечтать, надеяться, плакать, скучать, взрослеть и где, если повезет, мне еще удастся стать счастливой. Эти стены вызывали противоречивые чувства. Одновременно они были и друзьями, и врагами.
Мой родной, любимый папа никогда не войдет в эти двери, чтобы пожелать спокойной ночи и поздороваться после долгого рабочего дня. Хорошо, что он не видит этих апартаментов, иначе бы опечалился, подумав, что я отказалась от него ради роскоши и богатства. Но нет! Никогда я не забуду тебя, папочка, рыдало сердце. Все столы я украшу папиными фотографиями – вот папа на судне, вот я у него на коленях, вот мы с мамой сидим, а он стоит у нас за спиной. На обороте этой карточки еще пятилетней малышкой я вывела корявые слова: «Папа, мама и я». Все полки я заставлю картинками из «прошлой жизни» – и тогда неотразимый Тони Таттертон поймет, что у него нет ни единого шанса…
Безо всякого энтузиазма я начала переодеваться: натянула нижние юбки, бюстгальтер без бретелек, чулки и в конце – платье. На талии оно сидело как влитое, но лиф все время падал, стоило мне попытаться застегнуть молнию. Похоже, одной с такой застежкой не справиться, подумала я, сунула ноги в туфли и направилась в мамину комнату… но на пороге спальни натолкнулась на Тони. Он все еще был без смокинга.
От неожиданности я отшатнулась и подхватила непослушный лиф.
– Извини, что напугал тебя, но твоя мама попросила проверить, как ты справляешься.
Слова застряли у меня в горле. Я даже дышала с трудом. Сколько же он стоял у моих дверей? Может, видел, как я тут крутилась перед зеркалом? И зачем вообще мама послала его? Отцу она никогда такого не поручала…
– Я… я как раз иду к ней… я не могу застегнуть платье… – пробормотала я и шагнула через порог.
– Позволь, я помогу тебе. Вот почему красивые женщины не отпускают от себя мужчин… вот для такой черной работы. – Он взял меня за плечи и задержал, не позволив выйти. Я чуть не ахнула. В груди забился горячий ком. Но если он и видел мое смущение, то откровенно пренебрег им и просто развернул меня спиной.
– Так-так, сейчас посмотрим… о, ничего хитрого.
Он очень медленно поднимал «молнию», стараясь не царапнуть кожу, а когда все было сделано, я почувствовала, как он легко поцеловал меня в затылок.
– Готово! – объявил Тони. – Что еще прикажете, хозяйка? – улыбнулся он шаловливо.
– Ничего, – ответила я так быстро, что он негромко засмеялся. Однако его взгляд я сумела выдержать. – Мне еще нужно причесаться, – важно сообщила я и вернулась в спальню, плотно закрыв за собой дверь. Села за туалетный столик, но за расчески взяться не могла, настолько была возбуждена. Взглянув в зеркало, я увидела, что руки мои до сих пор прижаты к груди, хотя придерживать лиф нужды уже не было. Беспокойство не проходило. Я снова подошла к двери, почти ожидая увидеть Таттертона.
Но его не было.
На ходу я пыталась разобраться в своих мыслях. Однако без особого успеха. Меня выводила из себя его манера говорить и держаться этак по-отечески, меня раздражали эти родственные, по его мнению, поцелуи, но когда его руки прикасались ко мне, я ощущала жутковато-сладкий холодок внутри. А глаза! Когда он впивался в меня взглядом своих голубых искр, возникало ощущение, что он насквозь видит мою душу. Да, с таким утонченным, непредсказуемым мужчиной надо быть предельно осторожной, чтобы по глазам он не прочитал моих секретов. В конце концов, Тони завоевал сердце моей матери, сердце истинной красавицы, требовательной и упрямой, сердце женщины, у ног которой мог бы оказаться любой, кого она пожелает. Конечно, мне и тягаться нечего с таким противником, как Таттертон.
И, несмотря ни на что, его лицо все еще мелькало передо мной. Глаза умоляли о снисхождении и доверии, упрашивали признать его отцом… Но разве могла я представить в этой роли такого молодого человека… Он сам, должно быть, почувствует себя глупо, когда узнает настоящий мамин возраст.
Жизнь, которая была простой и радостной, как детская книжка с картинками, вдруг стала сложной и мучительной. И мне все это противно, мерзко! Эта глупая репетиция, это нелепое платье, в конце концов, сама мысль о том, что я буду в свадебной свите родной матери, была мне ненавистна. Ненависть вызывали и этот дом, и бесчисленная прислуга, и усадьба, и…
– Привет! Готова?
Вулкан ненависти угас. Я увидела малыша Троя, одетого по всем правилам: смокинг, бабочка, фамильное колечко на пальце, аккуратно зачесанные волосы… миниатюрная копия красавца-брата. Ярости моей как не бывало.
– Почти готова, – сказала я.
– Тони говорит, что сразу после репетиции можно будет одеться «нормально»! – в восторге сообщил мальчик.
Меня рассмешил его энтузиазм наоборот.
– Что значит «нормально»?
– Я должен ходить медленно, ничего не трогать, ничего не есть, чтобы не испортить этот костюм. Это что, нормально? – как взрослый проворчал Трой и даже наморщил нос. Он был так мил, что мне хотелось затискать его, как любимого плюшевого медвежонка.
– Ты прав. Мне тоже не терпится надеть нормальное платье, – призналась я, встала и последний раз оглядела себя в зеркале.
Трой взял меня за руку, и мы заторопились вниз. Репетиция начиналась.
Всю церемонию мне казалось, что я нахожусь в царстве грез. Кругом было много незнакомых лиц, все поедали глазами маму и Таттертона, которые старательно исполняли свои роли, а я все вертела головой в поисках отца. Мне хотелось, чтобы распахнулись тяжелые двери и на пороге возник папа… Фантазия моя распалялась, и я представила, что смолкнет музыка и все повернутся к нему. А он воскликнет:
– Джиллиан! Как ты можешь! А ты, Энтони Таттертон, немедленно сними заклятие с моей жены!
В моих грезах отец был крупнее, сильнее, внушительнее, чем в жизни. Он грозно указывал пальцем на Таттертона, который даже подался назад, благоговея перед величием Клива ван Ворина. Мама зажмурилась, потом раскрыла глаза и смотрела то на отца, то на Тони.
– Клив? О, Клив, какое счастье, что ты пришел! Что со мной было? Я не знаю, почему оказалась здесь…
Мама ринулась в папины объятия, я за ней. Отец, придерживая за плечи, повел нас за собой, и так втроем мы покинули чужие стены и пошли домой, счастливые и умиротворенные…
Видение исчезло, как лопается мыльный пузырь, в тот момент, когда Трой требовательно подергал меня за руку. Я в толпе «подружек» ждала, когда «священник» обвенчает молодых. Репетиция близилась к концу, поэтому мальчик решил напомнить мне об обещании поиграть на улице.
– Через час ленч, – сказал Тони, разрешив брату погулять. Нам оставалось только одеться. Трой сменил праздничный костюм на «нормальный» просто молниеносно.
– Мне тоже идти с вами? – поинтересовалась миссис Хэстингс с откровенной надеждой услышать отрицательный ответ.
– Нет-нет, миссис Хэстингс, мы сами справимся, – обрадовала я няню. Она так и просияла, будто ее с каторги освободили. Маленький мальчик вполне может быть сущим наказанием для почтенной женщины, подумала я.
Мы с Троем сразу побежали к снеговику. На улице было еще светло, но небо затянуло и снова пошел снег. Я с удовольствием наблюдала, как малыш колдует над пальцами снеговика, и слушала его щебетание. Он сначала перечислял, какие игрушки обещали ему на Рождество, потом пересказал историю о мальчике с волшебной дудочкой, которую поведал ему Райс Уильямс, потом доложил мне, как повар жил раньше в Новом Орлеане, при этом все время называл его Рай. Я удивилась, а Трой пояснил, что его так зовут все слуги.
