Текст книги "Паутина грез"

Автор книги: Вирджиния Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Какой удивительный сегодня день! Если бы еще папа не женился, не уехал, не привязался бы к новой семье… И будто через сотни километров отец услышал мой голос. Раздался телефонный звонок. Это папа из Сан-Франциско!

– Хотел непременно застать тебя, принцесса, – произнес он. – Рано утром я уезжаю. Подарок прибудет к тебе завтра. Надеюсь, тебе понравится. Милдред выбирала, – добавил он. Я зажмурилась, представляя, что не слышала последних слов.

– Куда ты едешь на этот раз, папа? – спросила я, так и не сумев скрыть досады в голосе.

– На Гавайские острова. Осваиваем западный регион. Милдред уже начала рекламную кампанию. Признаюсь, у меня никогда не было такого толкового работника. Вот она пришла, поздравляет тебя с рождением.

– Поблагодари ее, – суховато сказала я. – А когда ты вернешься, папа? – поинтересовалась тут же я, вспоминая о наших планах на зимние каникулы.

– Боюсь, через несколько месяцев. Дел очень много – организовать турагентство, нанять служащих, заключить договоры с отелями… только поворачивайся. Но как вернусь, обязательно что-нибудь с тобой придумаем. Ты ждешь гостей на день рождения?

– Да, папа. – Я чуть не промолвила: «Хочу, чтобы и ты пришел», но сдержалась. Почему заветные желания никогда не исполняются?

– В следующем году мы непременно приедем к тебе на день рождения. Я так уверен в этом, потому что Милдред решила весь следующий год расписать по неделям. У тебя все хорошо, Ли? – спросил он, когда я не откликнулась на его слова.

– Да, папа.

– Тогда с днем рождения! Я буду все время вспоминать тебя, принцесса. И открытки стану присылать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, папа, – попрощалась я.

Его далекий голос стих, а я все сидела, полная воспоминаний о былом счастье.

Горячая слеза побежала по щеке. Я коснулась лица рукой. На ней осталась влага. Одна капелька упала на фарфоровое личико Ангела. Хорошо, что хоть кукла готова поплакать вместе со мной.

Глава 16
В хижине

Мать буквально превзошла себя, устраивая мой день рождения. Она решила во что бы то ни стало поразить моих школьных друзей, хотя ничего сверхъестественного для этого не требовалось. Достаточно было самого Фартинггейла. Стоило любому человеку проехать знаменитые ворота, и он уже не мог избавиться от чувства восхищенного благоговения. Мы с Дженнифер решили пригласить Венди и Карлу, с которыми по-прежнему оставались в дружеских отношениях, в отличие от остальных членов «элитарного клуба». Теперь, когда Мари «отлучила» нас от избранных, мы остались в изоляции, что, впрочем, ни меня, ни Джен совершенно не волновало.

Выдалось чудесное октябрьское воскресенье. Погода была необычно теплой. Трава все еще оставалась бархатно-зеленой, хранили густую листву и кусты. Только деревья расцветились пестрым орнаментом. Яркие осенние краски на фоне безмятежно-голубого неба создавали удивительное, поистине праздничное настроение. А я даже не подозревала, какое пышное торжество подготовила для меня – или для себя? – мать. В назначенный час прибыл небольшой ансамбль музыкантов. В зале уже накрывали столы для канапе и напитков. Заискрились хрустальные бокалы, заблестели серебряные приборы, запахло живыми цветами. Гостей ожидали деликатесные блюда, музыка, танцы, сувениры. На каждом углу стояли лакеи, готовые исполнить любое желание. Но главный «номер» программы был оставлен на вечер – в нашем домашнем кинозале нас ожидал новый нашумевший фильм. Такого дня рождения не устраивали для меня никогда. Даже Тони был приятно удивлен, не говоря уж о гостях.

Трой был настолько возбужден предстоящим торжеством, что не желал с утра соблюдать режим. Его с трудом урезонили, пригрозив, что не позволят присутствовать на празднике до конца. Мама нарядилась, как обычно, – элегантно и богато. Она надела дорогие бриллиантовые украшения и шикарное черное платье. Разумеется, гору времени потратила на прическу и макияж. Как хозяйка, мать встречала гостей в парадном холле, а мы с Троем провожали их в бальный зал.

Когда прибыл Джошуа, я взяла его за руку, намекая матери, что это один из самых дорогих моих друзей, но она не заметила моего трепета. Более того, я поняла, что она вообще не помнит, с каким восторгом я рассказывала ей о нем. В очередной раз было больно осознать, что она не слышит меня, не вникает в мою жизнь.

– Это Джошуа Джон Беннингтон, – с нажимом повторила я, когда мать сдержанно, как со всеми, поздоровалась с ним.

– Не знакома ли я с вашей семьей, Джошуа? – спросила тогда она.

– Не думаю, миссис Таттертон, – безукоризненно вежливо ответил он.

Мне оставалось только заскрипеть зубами. Несмотря на досаду, я сразу повела Джошуа показывать особняк. Мы прошли по нижним гостиным, заглянули в музыкальный салон, поражавший всех красотой росписи, роскошным роялем, огромным камином. Потом на минутку поднялись наверх, и я, не без трепета, пригласила юношу в свои апартаменты.

– Красиво, – сказал мой друг. – Очень красиво. Я никогда не бывал в таких домах. Это же настоящий замок.

– Да, для обычного дома он даже слишком хорош, – согласилась я.

Неожиданно его взгляд упал на диван, где сидела моя красавица – кукла Ангел.

– О, что это?

– Это Ангел. Ангел, познакомься, это Джошуа Беннингтон. Ты должна его помнить, я тебе много о нем рассказывала, – весело произнесла я.

Джошуа поднял брови, а потом рассмеялся. Рассматривая куклу, он заметил:

– Но она точь-в-точь как ты!

– А это я и есть! Кукольный портрет, первый экземпляр из новой коллекции Таттертона. Я была моделью для этой куклы.

– Удивительно! Она совершенно живая, совсем как ты, такая же красивая! – воскликнул юноша и смутился.

А я чуть не запела от радости, услышав настоящий комплимент.

– Спасибо, Джошуа. Если хочешь, попозже мы можем с тобой улизнуть от всех, и я покажу тебе традиционный английский лабиринт и хижину-коттедж в глубине поместья, где у нас была оборудована студия.

– Да, спасибо, с удовольствием, – сказал он.

Я взяла его за руку и потащила вниз, в зал, где уже начинался праздник. Ждали только меня.

Приятно удивил нас оркестр, который играл современные танцевальные мелодии. Угощений и напитков было предостаточно. Всем очень понравились памятные подарки, сделанные по маминым эскизам, – цветной шарик в стеклянном кубке с высеченной миниатюрной надписью: «На память от Ли». Меня немного смущала помпезность, с какой мать главенствовала на празднике. Но она явно наслаждалась ролью любящей матери и доброй хозяйки. Подробно каждого расспрашивала о семье – увы, только притворяясь, что слушает, – и постоянно расхваливала свой дом. Она представила всем Тони, Троя, поведала об истории Фартинггейла, об империи игрушек Таттертона. Ей безумно хотелось, чтобы мои друзья составили самое благостное впечатление о Фарти, а главное, о прекрасной молодой его хозяйке – Джиллиан Таттертон.

Когда-то она вела себя так в первых папиных круизах…

Наконец, мать торжественно объявила, что все приглашаются в кинозал. Ребята не поверили своим ушам. Как ей удалось достать для домашнего показа фильм, еще не вышедший на широкий экран?

– Ли, дорогая! Мы никогда не забудем твой день рождения! – воскликнула сияющая Дженнифер, которая, разумеется, ни на секунду не расставалась со своим верным Уильямом.

Тони с мамой повели гостей в кинозал, а я придержала Джошуа за руку и сказала, что нам лучше сесть поближе к двери.

– Как только начнется фильм, – прошептала я, – мы потихоньку выйдем, и я покажу тебе парк, лабиринт и хижину. Если, конечно, ты не горишь желанием смотреть кино.

– Нет-нет! Я пойду с тобой.

– Отлично!

Наш домашний кинотеатр был миниатюрным подобием настоящего – с большим экраном, с мягкими креслами в несколько рядов. Каждый получил пакет попкорна – непременный атрибут похода в городской кинотеатр. Мы с Джошуа сели в последнем ряду, рядом – Дженнифер и Уильям. Свою подругу я, конечно, известила о намерении скрыться на время из дома.

Свет погас, картина началась. С трудом мы выдержали пятнадцать минут, после чего тихо и незаметно вышли. Тони нигде не было видно, из музыкального салона доносился серебристый мамин смех. Похоже, она с кем-то разговаривала по телефону. Я провела Джошуа по коридору к боковому входу. Наконец мы выбрались на белый свет и бегом бросились через парк – к лабиринту.

– Что это?

– Это традиционный английский лабиринт. Потеряться в нем проще простого. Но не волнуйся. Я знаю там каждый поворот. Теперь это для меня игрушки.

Мы вошли под зеленые своды. Сразу стало тише.

– Ты уверена, что мы найдем выход, если углубимся? – спросил Джошуа, скептически поглядывая на меня.

Я засмеялась:

– Уверена. Беспокоиться нечего. Потом, неужели ты будешь против, если мы вместе потеряемся?

Моя шутка смутила его.

– Нет, просто я…

Я опять засмеялась и потащила юношу за собой. Он крепко держал мою руку, и, хоть я вела его по аллеям и узким коридорам кустарника, возникало ощущение, что эту прогулку затеял он. Скоро мы вышли с противоположной стороны лабиринта. Перед нами была хижина – во всем великолепии своей сказочной простоты.

– Правда, на картинку из книжки похоже? – спросила я. Действительно, вид был изумительный: дивный теплый день, миниатюрная живая изгородь, сама хижина. Будто ожила старая волшебная сказка. – Ну не чудо ли?

– Вот это да! – Джошуа не скрывал своего восхищения.

– Пошли, – позвала я его. Приблизившись, я удивилась тому, что ставни и окна по-прежнему были закрыты – как летом, когда в хижине размещалась студия. – Мы зайдем на минутку, а потом сразу обратно, пока нас не хватились. Впервые увидев эту избушку, я начала мечтать о том, как здорово было бы жить здесь с любимым человеком, – продолжала я. – Хотя бы на выходные перебираться сюда, чтобы скрываться от мира и все время отдавать друг другу.

Я взглянула на Джошуа, пытаясь угадать его мысли. Он неотрывно смотрел на сказочный домик, а потом улыбнулся мне. Согласился?

Мощеная дорожка привела нас к дверям. Мы зашли, и я снова удивилась: Тони, оказывается, не убрал ни мольберта, ни красок, ни рабочего стола… Скромная гостиная все еще оставалась студией художника. Странно, работа над куклой давно закончена. Почему отчим оставил здесь свои вещи? У него ведь есть мастерская и в доме, и в бостонском офисе…

– Жаль, – вздохнула я. – Обычно здесь иная обстановка – уютная, домашняя.

Я обошла мольберт – и вздрогнула. На нем был натянут все тот же холст. Я, обнаженная, на кушетке. Замерев в смятении, смотрела на портрет и одновременно узнавала и не узнавала его. Это уже не рабочий эскиз, а настоящее живописное полотно, героиней которого была «полуДжиллиан-полуЛи» – прекрасная, юная, чувственная. Сзади я услышала шаги Джошуа.

– Подожди, – остановила я его. – Не хочу, чтобы ты видел это.

– Почему? Что-то не так?

– В этой работе… слишком много личного, – ответила я, поспешно укрывая мольберт белой простыней. – Извини, но…

– Ничего, что ты, конечно, – пробормотал юноша и опять смутился.

Я придирчиво осмотрела комнату. Других «улик» не видно. В углу оставалась кипа листков с набросками, но сложенных так, что не было заметно, кто изображен на них. Немного успокоившись, я села на кушетку.

– Значит, это и есть мастерская знаменитого Тони Таттертона? – задал Джошуа ненужный вопрос. Наверное, ему было неловко.

– Да. Здесь он делал эскизы для первой куклы, писал маслом, потом ваял. Все своими руками.

– Какой талантливый человек. – Джошуа сел рядом. – Здесь действительно очень уютно. Уединенное местечко.

– Я так люблю приходить сюда! Только хорошо бы Тони убрал отсюда свое добро и вернул домику прежнюю обстановку. Не понимаю, почему он до сих пор этого не сделал.

– Возможно, он еще будет здесь работать, – предположил юноша.

Мне это в голову не приходило. Неужели он задумал писать портрет моей матери? Неужели она согласилась? Или он хочет сделать другую куклу, пригласив в качестве натурщицы юную девушку?

– Может быть. Но мне бы хотелось, чтобы ты увидел здесь прежний интерьер. Я хотела показать тебе, как выглядит дом моей мечты.

– Представим, что здесь все так, как хочешь ты. В нашей власти представить все.

– Может, мы притворимся парой влюбленных, которые после долгих скитаний нашли покой?

– Нам нет нужды притворяться, – мягко произнес Джошуа, но в его зеленовато-ореховых глазах уже запылал огонь.

Мы с ним уже целовались несколько раз, но всегда на ходу: то на прощание, то при встрече, то в шутку. Но никогда еще наши губы не сливались дольше, чем на мгновение, никогда не припадали друг к другу тела. И вот он склонился ко мне, а я инстинктивно подалась навстречу. Он коснулся губами моего рта, обнял за плечи, я обхватила его талию…

– С днем рождения, Ли, – прошептал юноша и снова коснулся моих губ, теперь уже смелее, настойчивее. Непроизвольный тихий стон вырвался у меня из груди. Иголочками с ног до головы закололо тело. Я вспомнила, как Дженнифер рассказывала мне о восторге, какой вызывали в ней ласки Уильяма. Несказанную радость доставляют прикосновения мужских рук, когда ты влюблена! Но на память пришли воспоминания о других руках. Тони тоже трогал меня, гладил мое тело здесь, в этой же комнате, но какая огромная разница была в чувствах!

Джошуа отпрянул, не решаясь броситься в омут поцелуя. В его блестящих глазах сквозила неуверенность, движения были немного скованы, но за этим угадывалась страсть. Я поняла это по тому, как дрожали его губы, скользившие по моей коже, как требовательно сжимали мои плечи его руки.

– Ты мне так нравишься, Ли, так нравишься…

– И ты мне очень нравишься, Джошуа.

Он вновь приник к моему рту. Пальцы настойчиво бегали по плечам, спине. Я затрепетала в предвкушении. Вот-вот он коснется моей груди! Но Джошуа вдруг отстранился. Слишком он был неуверен в себе. Колебалась и я, но сильнее меня оказалось стремление к тайнам чувственности. И я прильнула к нему, удержала за руки, а потом положила их себе на грудь. На мгновение юноша замер, но тоже не смог сдержать себя, начал поглаживать груди, ласкать соски – конечно, робко, осторожно. Я с восторгом поняла, что ощущаю иной трепет, чем в руках Тони. А ведь он точно так же гладил мои бедра, сжимал груди, вот на этом самом месте! Но сейчас меня будто электрическим током пронизывало. Увы, наслаждение было недолгим. Стоило мне на секунду вспомнить отчима, как он уже не выходил из головы. И как бы я ни стремилась думать только о Джошуа – тщетно. Неприятные, тревожные чувственные воспоминания захватили меня. С досады я глухо застонала. Джошуа воспринял это на свой счет и быстро убрал руки.

– Нет, Джошуа, я не сержусь нисколько… – Я снова удержала его ладони.

– Ли… – хрипло выдохнул он. Тут я увидела, что его глаза пылают желанием, и забыла обо всем на свете. Теперь я сама тянулась к нему поцелуем, сама гладила его стройный торс. Внезапно с треском распахнулась дверь. Мы чуть не подпрыгнули.

Это был Тони!

– Что вы здесь делаете? – прогремел он. – Да еще в этой комнате, на этой кушетке! – добавил он, будто старый диван, на котором мы сидели, был исторической реликвией. – Зачем ты привела его сюда? Почему вы не остались в зале с остальными гостями?

Джошуа быстро поднялся.

– Мы…

– Я просто пригласила Джошуа посмотреть лабиринт, – торопливо вмешалась я. – А потом решила и хижину показать.

Тони переводил взгляд с юноши на меня и обратно.

– А на этом диване что ты ему показывала? – сверкая глазами, потребовал он ответа. Я никогда не видела его в таком гневе.

– Ничего, – дрогнувшим голосом промолвила я. Он смерил меня взглядом и, похоже, смягчился.

– Хозяйка не должна оставлять своих гостей, – уже спокойнее произнес Таттертон. – Хорошо, что никто не заметил вашего отсутствия, однако вам обоим надлежит немедленно вернуться в дом. – Тони многозначительно посмотрел на Джошуа.

– Да, сэр, – кратко отозвался парень, которому было здорово не по себе. Он быстро прошел через комнату и на пороге обернулся ко мне. Я встала с кушетки и хотела догнать его, но дорогу мне преградил Тони.

Крепко схватив мою руку, он процедил:

– Я не стану говорить об этом твоей матери, Ли, но позже мы еще обсудим с тобой сегодняшний инцидент.

– Да, Тони, – бросила я.

Мы с Джошуа молча вышли на улицу, молча углубились в лабиринт.

– Извини, если я навлек на тебя неприятности, – наконец сказал мой друг.

– Не переживай. Ничего страшного. Он просто… он пытается вести себя как настоящий отец, – пояснила я. – Он думает, это необходимо.

Джошуа кивнул. Видно было, что сцена в хижине произвела на него сильное впечатление. Лабиринт мы скоро миновали. В дом вошли с бокового входа и тихо сели в темном кинозале. В последнем ряду вовсю целовались Уильям и Джен. Услышав нас, они оторвались друг от друга, и Уильям лукаво спросил Джошуа:

– Как провел время, Ромео?

Тот ничего не ответил. Он тихо и неподвижно сидел до самого конца фильма.

Вскоре после кино гости начали расходиться. Я провожала друзей у парадного крыльца, благодарила всех за подарки, за визит – как и полагается по правилам хорошего тона. До самой последней минуты со мной были Джошуа, Дженнифер и Уильям.

– Надеюсь, у тебя с отчимом все обойдется? – шепотом сказал Джошуа.

– Не беспокойся. Разберемся. Я перезвоню тебе позже, – пообещала я.

Мы с Джен обнялись на прощание, и они уехали. Фартинггейлский особняк сразу стал пустынным, гулко-молчаливым, хотя по его залам и коридорам сновали слуги: после домашнего торжества забот у них прибавилось. Гувернантка увела Троя спать, со вздохами поднялась к себе мать, заявив, что после такого «нашествия» ей понадобится недельный отдых. А Тони, похоже, так и не вернулся из хижины. Что же он там делает, терялась я в догадках и вдруг вспомнила о холсте, укрепленном на мольберте. Почему он до сих пор занят этим портретом? Может, собирается делать еще одну куклу?

– Прошу прощения, мисс, – услышала я голос Куртиса, – но около часа назад посыльный доставил для вас вот этот пакет.

Он вручил мне яркий сверток. Это был подарок на день рождения от папы. И Милдред.

– Спасибо, Куртис, – поблагодарила я. Открыть пакет решила у себя в комнате. Поднявшись в свои апартаменты, села на диван и не спеша развернула бумагу. Шкатулочка! Я подняла крышку. Зазвучала знакомая мелодия – «Щелкунчик». Под музыку грациозно поворачивалась маленькая фарфоровая, вручную расписанная балеринка. Была в пакете и открытка от папы: «Дорогая девочка, мы с Милдред наконец нашли красивую вещицу для принцессы по имени Ли. С днем рождения!»

Я сидела, смотрела на кружащуюся танцовщицу и вспоминала другие подарки, другие свои дни рождения… особенно прошлогодний, когда от папы я получила вот этот дневник. Как же я была счастлива тогда! Какой безмятежной была моя жизнь! Год назад мне и в голову не приходило, что близятся тяжкие переживания, потери, разочарования. Не думала я, что придется пролить потоки слез, но жизнь была безжалостна ко мне. Мои раздумья прервал Тони, неожиданно появившийся на пороге. Было ощущение, что он уже давно там стоит и незаметно наблюдает за мной.

– Что это? – поинтересовался он.

– Подарок от отца, – глядя ему в глаза, ответила я. Меня встревожил вид отчима. Он не был похож на себя. Обычно аккуратно причесанные волосы разлетелись непокорными прядями. Лицо пылало, пиджак был измят и расстегнут, галстук приспущен. Казалось, он бегом бежал сюда из хижины.

– Красивая вещица. Издалека привезли? – спросил Тони, подходя ближе.

– Думаю, да, – кивнула я.

Он взял сувенир, повертел в руках.

– Да. Сделано в Голландии. В Европе я много таких видел. – Он вернул мне игрушку. – Твоя мама закатила настоящий пир, а? – усмехнулся он. Я видела, что он хочет держаться непринужденно, вести дружеский разговор, но не могла пойти ему навстречу, потому что не хотела прощать ему бестактность, даже грубость, которую он проявил по отношению к Джошуа. Да и ко мне тоже.

– Да, ты прав, – коротко сказала я, убрала балеринку в шкатулочку и встала. – Спокойной ночи. Пойду поищу в спальне место для этой красавицы, – пояснила я, надеясь, что Тони уйдет. Но он последовал за мной.

– Ли, прости меня, пожалуйста… я напугал тебя нынче в хижине, но, увидев, что вы вдвоем пошли в лабиринт, я был искренне удивлен и решил узнать, почему вы решили покинуть гостей.

– Я хотела показать Джошуа окрестности, – не поворачиваясь к Тони, пробормотала я.

– Вполне естественное желание, только надо было дождаться остальных и показать всем тот же лабиринт и…

–  Другимгостям я не хотела показывать хижину и парк, – с нажимом произнесла я, больше не пряча взгляд.

– Ли, я сознаю, что ты мне не родная дочь и я тебе не родной отец, – сказал Энтони, почти вплотную подходя ко мне. – Но ты юная, очень привлекательная девушка, вступившая в пору цветения. До недавнего времени тебе не приходилось опасаться неприятностей со стороны мужчин, но теперь, когда красота твоя очевидна, ты запросто можешь стать жертвой посягательств какого-нибудь опытного ловеласа. Поверь, мужчины бывают коварны.

– К Джошуа это не относится! – выкрикнула я.

– Возможно. Но терять голову не стоит ни при каких обстоятельствах. Меня тяготит сознание того, что ты… в общем, я считаю своим долгом дать тебе некоторые советы. Ну и как я уже говорил тебе в хижине, Джиллиан не стоит знать об этом. Пусть у нас с тобой будет секрет.

Он был так близко, что руки его, казалось, сами легли мне на плечи.

– Тони! – Я поморщилась.

Но он не разжал пальцев, только поедал меня глазами и все твердил:

– Между нами непременно должны быть особые отношения… они уже зародились… в наших силах сохранить их, углубить… Вообще-то и Джиллиан выражала желание, чтобы я помог тебе… повзрослеть. Ей тяжко в одиночку нести ответственность за юную красавицу дочь. И я понимаю ее. И нисколько не возражаю. Напротив. Я сознаю, что ты слишком дорога всем нам, чтобы пренебрегать заботой о тебе… Потому позволь мне стать твоим покровителем, твоим защитником, твоим учителем… пожалуйста, Ли!

– Очень признательна тебе, Тони. Большое спасибо, – сказала я, изнемогая от желания прекратить этот разговор. В эти минуты общество отчима было почти невыносимым. Уж больно неистово горели его глаза, уж слишком жадны были руки, шарившие по моим плечам.

– Пойми, я ведь знаю, что происходит с мужчиной, особенно с молодым, когда он целует такое прелестное создание, когда вот так кладет тебе на плечи руки… – промолвил Тони, проводя ладонями по моим рукам, плечам, спине. Потом улыбнулся. – Ты даже не представляешь, что обладаешь властью, против которой мужчине не устоять.

– Обладаю властью? – поразилась я. О чем он говорит? Почему он так разгорячился? Да, в хижине произошел небольшой инцидент, но все уже позади. Зачем снова и снова возвращаться к этому?

– Да, властью! Той самой властью, которой обладает – и широко пользуется! – твоя мать. Ее красота, твоя красота – это не просто красота, это неземные чары. Вы завораживаете мужчину, дурманите его, стоит ему один только раз взглянуть на вас… Да, одного взгляда достаточно, чтобы он потерял власть над собой и захотел только одного – стать рабом этой красоты. И все. Он готов быть растерзанным, распластанным, распятым… мечтая о единственном ласковом взгляде, – едва слышно закончил тираду Тони, так что я, скорее, догадалась, о чем он говорит. – Ты понимаешь? Ты можешь это понять?

– Нет! – Я резко встряхнула головой, пытаясь отстраниться, но он не давал мне ни малейшего шанса освободиться, наоборот, все сильнее сжимал руки.

– Когда мужчина близок к тебе так, как был близок тот юноша, Джошуа, когда ты позволяешь ему трогать свое тело… вот так… и вот так… – Тони провел руками по спине, по груди. – В его сердце вспыхивает опасное пламя, которое в одно мгновение распространяется по всему телу, разжигая кровь. И скоро он уже не в состоянии контролировать себя. И в том нет его вины. Так уж создала мужчин природа. Он становится твоей игрушкой, а ты – кукольником, который только дергает за ниточки, – произнес он, продолжая тискать мне грудь.

Я не могла двинуться, настолько крепки были его объятия. Он обнимал меня, ласкал, гладил, точь-в-точь как несколько часов назад это делал Джошуа. Но как же сладостны были те руки, молодые, искренние, и как же мне хотелось вырваться из этих рук…

Лоб, виски Таттертона были усеяны бисеринками пота, на запястьях вздулись жилы. Его вид пугал меня… и отвращал. Сколько же просидел он под окном, подглядывая за нами, прежде чем решился ворваться в хижину? Он заметил, как мы вышли из кинозала, как мы побежали в лабиринт… Почему же он тогда не окликнул нас? Почему не сказал сразу, что считает недопустимым, чтобы хозяйка бросала гостей? Неужели он…

– Ты должна сознавать, какой могучей властью владеешь, чтобы невольно не попасть в свои же сети, Ли. – Тони провел пальцами по моей щеке. – Я видел, как он целовал тебя. Видел, как ты отдавалась поцелую. Надеюсь, ты понимаешь, что поцелуй – это не конец. Это начало. Начало большого пожара. Представь, что ты чиркнула спичкой, чтобы поджечь клочок сена, а вспыхнул весь стог. Пламя не удержать. Стоит ему заняться – и ты уже в его власти. Оно поглотит и маленький пучок сена, и весь стог, и тебя саму. Вот почему я хочу предупредить тебя, научить пользоваться этой женской силой, показать тебе твои возможности… Ты не должна бояться меня или стесняться. Ты должна доверять мне, ты должна разрешить мне стать твоим учителем и помощником. Обещаешь, Ли? Обещаешь?

Я не знала, что ответить. Показать какие-то возможности… научить… предупредить… Что за этими словами, произнесенными так пылко?

– Я уже отвечала тебе, Тони, – сдержанно проговорила я. – Я очень признательна тебе за заботу.

– О да! За заботу! – воскликнул он, резко прижал меня к себе и поцеловал в лоб. – Ты моя куколка, мое сокровище, мой шедевр!

Он долго не отпускал меня. Наконец его объятия ослабли, и я тут же выскользнула. Тони мальчишеским жестом взъерошил себе волосы и широко улыбнулся.

– Мы снова друзья? – спросил он.

– Да, Тони, мы снова друзья, – машинально ответила я, мечтая скорее отвязаться от него.

– Отлично. Я рад. Ничто не огорчило бы меня больше, чем ссора с тобой. Я бесконечно нуждаюсь в твоей теплоте и буду страдать, если ты перестанешь мне доверять. Согласись, ведь наши отношения начали было неплохо складываться, – серьезно произнес отчим и перевел взгляд на Ангела. – Посмотри, как она смотрит на нас с тобой. Мне удалось вложить в это личико часть твоей живой красоты, озвучить бездушный материал музыкой твоего очарования. И теперь, глядя на нее, я слышу эту дивную мелодию красоты и юности. Без скромности признаюсь, что это настоящий шедевр. Это мой успех. Только сейчас я понял, почему художник часто любит свое творение живой, земной любовью…

Внезапно я вспомнила о картине на мольберте.

– Тони, почему ты продолжаешь работать над моим портретом? Ты собираешься делать другую куклу?

– Как это – продолжаю работать? Ты о чем?

– Я о холсте, который прикрыт простыней. И почему ты не восстановил в хижине прежнюю обстановку? Ты хочешь, чтобы там была постоянная студия?

– Не успел. Руки не доходили, – немного рассеянно промолвил он. – Но если честно, оказалось, что мне хочется вновь и вновь приходить туда, чтобы вспоминать минуты, проведенные за работой… Ведь мы с тобой вместе создали это удивительное произведение искусства. Мне было на редкость радостно и легко работать с тобой, вплоть до того, что хижина превратилась для меня в святое место. – Его лицо внезапно напряглось, губы сжались. – Именно поэтому я так взорвался, когда ты привела туда постороннего.

– Джошуа не посторонний, – тут же возразила я.

– И все-таки я надеялся, что ты трепетно относишься к нашей хижине. Прежде чем приглашать туда кого-нибудь, обсуди это в следующий раз со мной, договорились?

Я согласно кивнула. Возражать не было сил. Я устала и давно хотела отделаться от Тони.

Он снова взглянул на куколку.

– Думаю, твоя красавица согласится с нами, – молвил отчим и улыбнулся. – Но на самом деле я зашел к тебе без всякой задней мысли. Просто хотел еще раз поздравить нашу Ли с днем рождения.

– Спасибо, Тони, – сказала я, радуясь, что он сейчас уйдет. Но ошиблась. Таттертон вновь приблизился ко мне.

– С днем рождения, – прошептал он и оставил на моих губах легкий поцелуй. – Спокойной ночи, – добавил он, повернулся и наконец ушел.

С невероятным облегчением закрыла я за ним двери. Как всегда, общение с Тони вызвало во мне бурю противоречивых эмоций. Я не знала, как объяснить его поведение, речи, волнение. Наскоро умывшись и приготовив постель, забралась под одеяло, прижала к груди Ангела. Но сон не шел. Вместо этого перед глазами мелькали пестрые картины сегодняшнего торжества. Да, день рождения удался на славу. Все мои друзья остались довольны, всем было весело, Джошуа оказался настоящим рыцарем, мы так романтично целовались… пока не помешал Тони. Ничего, зато у меня есть теперь парень, который так нравится мне и которому, похоже, очень нравлюсь я. Тут я вспомнила, что обещала позвонить Джошуа. Мгновенно вскочив, я бросилась к телефону, набрала номер.

– Джошуа у телефона, – услышала я. Он никогда не говорил «алло».

– Это Ли.

– Как ты? Все в порядке?

– Да. Отчим только что ушел. Он озабочен моим поведением, но не собирается делать из этого трагедию. И матери ничего не скажет. Не волнуйся. В любом случае мне все равно, что он думает. Мы же не сделали ничего дурного. Я действительно хотела, чтобы ты меня поцеловал, – призналась я.

– И я хотел поцеловать тебя. И поцеловал. А вообще праздник получился просто прекрасный. Лучший из тех, на каком мне приходилось бывать.

– Прекрасный, потому что ты был рядом, потому что у нас была возможность побыть вместе. На следующие выходные ты приедешь к нам в школу на вечеринку?

– Обязательно. Мы с Уильямом уже договорились.

– Скорее бы неделя прошла. До свидания, Джошуа. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Ли.

– Ангел тоже желает тебе добрых снов, – со смехом добавила я, поднося куколку к трубке, будто она по-настоящему могла говорить.

– Доброй ночи, Ангел! – рассмеялся Джошуа. Мы попрощались.

После этого разговора я разволновалась еще больше. Обняла любимую игрушку, закрыла глаза и приготовилась погрузиться в сладкие воспоминания о нежных губах Джошуа, о его несмелых руках… но вместо желанной сладости ощутила тревогу, потому что перед глазами был Тони, и только Тони. С его пристальным, прожигающим взглядом, обволакивающей улыбкой, тихим голосом. Увы, мне грезились его настойчивые пальцы, сильные руки, горячее дыхание. «Я хочу быть твоим защитником, покровителем, учителем…» Почему эти слова заставляли меня трепетать? Ведь он просто хочет быть хорошим отчимом, хочет оградить меня от переживаний… Но почему, заявляя об этом, он непременно трогал мои груди? Я поежилась. Может быть, сказать маме? Но как сделать это, не упоминая о нашем с Джошуа «побеге» в хижину? Мать выпытает и другие подробности – поцелуи, объятия… Нет, делиться с ней бессмысленно. Все равно она скажет, что Тони был прав и что я сама во всем виновата. Пожалуй, лучше вообще ни с кем об этом не говорить. Помнить будем только мы с Джошуа. И Ангел.