Текст книги "Возлюбленная распутника (СИ)"

Автор книги: Виктория Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

– Ах, Фред, это пустяки! – Мейбелл ухватилась за возможность выговорить все то, что ее действительно волновало, и ее большие глаза наполнились слезами. – Барон Вайсдел убил моего отца, а я, несчастная, даже не смогла попрощаться с ним перед тем, как его тело предали земле.

Сочувствуя ее горю, граф Кэррингтон мягко стиснул ее руки, и с волнением произнес:

– Мейбелл, утешься хотя бы тем, что я всегда буду рядом с тобою! И я обещаю тебе не только преданность мужчины, который любит тебя всем своим сердцем, но и ту заботу и нежное попечительство, которые ты привыкла видеть от твоего любящего отца. Дорогая, твое благополучие для меня намного важнее моего собственного!

– Фред, по-настоящему мне нужно, чтобы ты всегда был рядом со мною, – прошептала Мейбелл, счастливая его признанием. Она замерла в ожидании поцелуя Альфреда Эшби, обнаружившего явное намерение ее поцеловать, но тут в комнату ворвался барон Вайсдел, о котором влюбленные уже успели позабыть. Однако в руке Вайсдел держал не шпагу, а заряженный пистолет, что противоречило всем правилам дворянской чести, предписывающими противникам драться на дуэли одинаковым оружием.

Барон Вайсдел самодовольно улыбнулся, заметив замешательство на лицах Альфреда Эшби и Мейбелл, и он насмешливо им сказал:

– Какая трогательная сцена, мои дорогие, но вам не удастся сделать меня рогоносцем. Граф Кэррингтон, для меня удовольствие убить вас может сравниться лишь с удовольствием видеть горе на лице сей молодой леди, когда она будет оплакивать вашу смерть.

– Сэр Эразм, не будьте вы так безжалостны! – громко закричала Мейбелл, в отчаянии ломая свои руки. Она в самом деле подумала, что ее возлюбленного лорда Эшби ждет неминуемая смерть. – Разве недовольно вам того, что вы уже лишили жизни одного дорогого мне человека, и теперь вы хотите окончательно добить меня, убив того, кто мне дороже всех сокровищ мира⁈

– Деточка, я всего лишь желаю помочь графу Кэррингтону выполнить его обещание всегда быть рядом с тобою, – издевательски произнес барон Вайсдел, небрежно поигрывая пистолетом, находящимся в его руке. – Вы еще очень молоды и не знаете насколько мы, мужчины, коварны и непостоянны. Сегодня мы пылко клянемся вам, бедным дурочкам, в любви, а назавтра нас и след простыл. Но я прострелю этому красавцу его голову, – барон Вайсдел начал угрожающе поднимать свой пистолет на графа Кэррингтона. – И он честно сдержит свое слово быть верным вам…

Не успел барон Вайсдел договорить свою угрозу как граф Кэррингтон, обладающий молниеносной, обостряющейся в моменты опасности реакцией схватил бархатную скамейку, и одним броском выбил ею пистолет из рук Вайсдела. Барон кинулся было за оброненным оружием, но граф Кэррингтон успел наступить на пистолет ногою, и Вайсдел в своем порыве наткнулся на острие его шпаги, слегка оцарапавшей его.

Звук упавшей скамейки привлек к месту событий молодого друга графа Кэррингтона, офицера Джорджа Флетчера.

– Кэррингтон, нужна моя помощь? – спросил он, окидывая раскрасневшегося барона Вайсдела презрительным взглядом.

– Если вам не трудно, Джордж, принесите шпагу. Сей достойный джентльмен путается в оружии как слепец, – отозвался Альфред Эшби, и холодно спросил у Вайсдела: – Вы будете сражаться, барон, или предпочтете, чтобы я сразу пронзил вас, как мерзкого таракана?

Вайсдел, вынуждаемый к честному поединку, посмотрел на графа Кэррингтона взглядом, полным неприкрытой ненависти, и с усилием проскрипел прерывающимся от волнения голосом:

– Я буду сражаться.

– Вот и славно, – Джордж Флетчер бросил к ногам Вайсдела шпагу. – Вы жили как подлец, сэр Эразм, постарайтесь хотя бы умереть, как подобает дворянину!

– Не слишком ли рано вы меня хороните, молодой человек? – ядовитая улыбка барона Вайсдела свидетельствовала об его твердом намерении пережить всех находящихся в этот момент в одной комнате с ним. – На вашем месте я бы не был так уверен.

– Довольно слов, перейдем к делу, – Альфред Эшби резким движением руки скинул с себя летний плащ, и, обнажив свою шпагу, встал в боевую позицию. Барон Вайсдел сделал молниеносный выпад, и они скрестили оружие. Несколько минут дуэлянты сражались столь ожесточенно, что чашки эфесов то и дело бились друг об друга, а лица противников оказывались совсем рядом. Несмотря на свою худощавость барон Вайсдел был очень силен, и с легкостью мог выдерживать тот бешеный темп поединка, который навязал ему граф Кэррингтон. Не в пользу возлюбленного Мейбелл было то обстоятельство, что он позволил гневу и негодованию управлять своей рукой, тогда как в поединке с Вайсделом требовались хладнокровие и выдержка. Но барону удалось вывести Альфреда Эшби из душевного равновесия своими коварными попытками посеять в сердце Мейбелл сомнения в искренности его любви к ней, и кровь ударяла в голову графа Кэррингтона, когда он видел ненавистное лицо Вайсдела. Граф Кэррингтон держался благодаря своему фехтовальному мастерству, которое он оттачивал годами, но барон Вайсдел был опасным противником, и умел пользоваться каждым промахом своего врага, допускаемого тем в поединке. Скоро он ранил правую руку Альфреда Эшби, и, хотя рана была неглубокой, она сильно кровоточила. Граф Кэррингтон перебросил шпагу в свою левую руку, которой он, к счастью для себя, владел почти так же свободно, как и правой, благодаря упорным тренировкам. Он принялся отбиваться от своего соперника, следя за тем, чтобы тот не нанес ему еще одной раны.

Видя, что ход поединка начал складываться не в пользу графа Кэррингтона, Мейбелл принялась громко молиться, прося бога помочь выстоять ее возлюбленному. Барон Вайсдел скрипнул от злости зубами, когда в своих молитвах Мейбелл принялась упоминать имя его противника. Он поначалу пытался не обращать внимания на молитву своей жены, но нежный голос Мейбелл опутывал его руки невидимыми нитями и сковывал его движения, давая Альфреду Эшби возможность для маневрирования.

Не выдержав этой пытки, барон Вайсдел резко повернул голову к молящейся девушке, и злобно крикнул:

– Немедленно замолчите, сударыня! Я приказываю вам не подавать голоса до тех пор, пока я не расправлюсь с вашим любовником!

Он отвлекся всего лишь на мгновение, но этого оказалось достаточным, чтобы шпага Альфреда Эшби безошибочно пронзила его сердце. Барон Вайсдел рухнул как подкошенный, а Мейбелл проворно вскочила с колен, еще не веря тому, что бесчестный негодяй, упорно преследовавший ее последние годы, сражен.

– С бароном Вайсделом покончено? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Да, леди Мейбелл, граф Кэррингтон наконец-то избавил землю от одного из гнуснейших гадов, посланных адом в наш мир, – ободряюще улыбнулся ей Джордж Флетчер.

Невольное выражение жалости появилось на лице девушки, когда она еще раз посмотрела на убитого человека, но все же ее в этот момент больше всего занимало здоровье возлюбленного. Мейбелл поспешила к Альфреду Эшби и перевязала его раненую руку своим батистовым платком, после чего радостно повисла на его шее. Счастливый граф Кэррингтон пылко обнял Мейбелл, не смотря на боль, которую ему причиняла рана, и Джордж Флетчер невольно позавидовал им обоим, умеющим так полно насладиться своим чувством любви. И молодому офицеру захотелось, чтобы его застенчивая невеста Эмилия Остен, отбросив светские условности, так же открыто радовалась встрече с ним, как Мейбелл Уинтворт вниманию графа Кэррингтона. Для них двоих остальной мир явно перестал существовать. Но чопорное семейство протестантского священника Джошуа Остена не одобряло какие-либо проявления живого чувства, и молодому Флетчеру оставалось только надеяться на то, что после свадьбы он научит свою милую Эмилию не бояться порывов своего чистого сердца, и также от души радоваться каждому прожитому дню.

– Не пора ли нам пуститься в дорогу? – громко спросил он, видя, насколько сильно влюбленные увлечены друг другом. Они совсем потеряли счет времени, а им нужно было покинуть дом барона Вайсдела до прихода городской стражи. – Кони и карета уже готовы, и ждут вас у входа.

– Но куда мы направимся? – обеспокоенно спросила Мейбелл. – Признаюсь, я совсем расхотела плыть в Голландию, и мечтаю вернуться в Гринхиллс. Я недавно рассталась со своей маленькой Арабеллой, но мне кажется – прошли долгие годы с тех пор, как я в последний раз держала ее на руках.

– Ты снова скоро увидишь нашу малышку, любовь моя, обещаю тебе, – твердо сказал Альфред Эшби, с нежностью глядя на нее. – Отпала необходимость нам укрываться в Голландии. Герцог Монмут высадился в Англии, и скоро владычеству католика Якова наступит конец!

– Ого-го, и у нас будет истинный король, король-протестант! – с воодушевлением произнес Джордж Флетчер. – Сперва, конечно, придется подраться, но тем слаще будет момент, когда мы увидим Монмута на английском престоле!

Мейбелл не понимала ликования мужчин, радующихся при упоминании Монмута, оспаривающего английский престол у своего дяди Якова Второго. Ее при мысли о назревающей новой гражданской войне охватывали тревога и неясное предчувствие какой-то беды. Но мудрая женщина никогда не будет открыто оспаривать решения мужского ума, поэтому Мейбелл попыталась хотя бы внешне разделить воодушевление своих спасителей.

– Я буду молиться за вашу победу, – чистосердечно пообещала она им. – Надеюсь, господь будет милостив к вам!

В этот момент в спальню вошла настороженная непривычной тишиной в доме экономка Вайсдела Марта. Увидев лежащее в луже крови тело своего обожаемого хозяина, она громко закричала от ужаса и опрометью бросилась бежать из комнаты.

– Все, нам надо уходить, – с тревогой в голосе произнес Джордж Флетчер. – Через несколько минут эта женщина приведет сюда городскую стражу.

Мейбелл и Альфред Эшби вняли благоразумному совету своего друга, и поспешно вышли во двор, радуясь благополучному окончанию своего пребывания в доме барона Вайсдела и одновременно беспокоясь о своем будущем. Запряженная шестеркой гнедых лошадей карета действительно ждала их у входа, и как только они уселись в нее, она тут же покатила по мощеной булыжниками дороге, увозя их на запад навстречу новым приключениям.

Глава 13

Изгнанный Джеймс Скотт, герцог Монмут высадился на берегу Лаймского залива в начале июня 1685 года ясным безмятежным днем, не предвещающим ни бури на море, ни смятения в людских сердцах. Он был настолько уверен во всенародной поддержке своих притязаний на английский трон, что явился в Англию не с хорошо вооруженной армией, а с небольшой группой своих сторонников, насчитывающей восемьдесят восемь человек.

Поначалу все складывалось согласно замыслу мятежного племянника Якова Второго: разрозненные отряды дворян-протестантов присоединялись к нему каждый день, а фермеры Девоншира и Дорсетшира являлись целыми толпами. Монмут не пожалел, что последовал совету шотландского графа Аргайла начать вторжение в юго-западной Англии; местный люд встречал его с ликующей радостью как долгожданного избавителя, и его армия постоянно пополнялась. За короткий срок Монмуту удалось сформировать из добровольцев пять пехотных полков, кавалерийскую часть и артиллерийскую прислугу для имеющихся в наличии четырех орудий. Однако Лондон и центральные графства выжидающе молчали. Да, население в них тоже было за Монмута, но все же Яков Второй был легитимным королем, совершенно законным образом вступившим на английский трон, и было не так-то просто открыто отречься от законного монарха. Если западную Англию захлестнула волна энтузиазма, связанная с появлением желанного претендента, то остальные графства ожидали от него блистательных побед, чтобы в свою очередь без опаски присоединиться к нему. Монмута поддерживали по всей стране, но это по большей части была пассивная поддержка.

Неустойчивое положение герцога Монмута заставило графа Кэррингтона прислушаться к голосу благоразумия, и он, вопреки своему первоначальному намерению, привез Мейбелл не в Гринхиллс, а в Бристоль, откуда было легче в случае опасности покинуть страну. Мейбелл, которая страстно желала увидеть свою маленькую дочь, была сильно расстроена таким решением своего возлюбленного, но умом она понимала, что он прав.

Первым, что бросилось Мейбелл в глаза по прибытии в Бристоль, был морской корабль, застывший на пересечении двух городских улиц. Суда из моря заходили непосредственно в город Бристоль. Они устраивались прямо напротив городской ратуши и преспокойно покачивались себе на волнах, пока местные работяги сгружали с них чужеземные грузы. Корабельные мачты со всех сторон обступили город, подобно густому сосняку, и среди них то здесь, то там вздымались церковные шпили и виднелись крыши фахверковых особняков.

Мейбелл буквально влюбилась в этот овеянный морскими ветрами город, в его причудливые старинные здания, стертые каменные ступеньки соборов и в заманчивые дверные проходы. Очень ей нравился и купленный Альфредом Эшби особняк на центральной улице Бристоля Марш-стрит, построенный в прошлом веке неким предприимчивым купцом. Все в нем напоминало о том, что люди здесь жили насыщенной жизнью. Мейбелл прогулялась по просторным помещениям, стены которых украшали прекрасные картины шестнадцатого века – в них оставалось еще немало хорошей мебели, которую не вывезли прежние хозяева. Миновав пару гостиных, она попала в роскошный банкетный зал, где с высокого потолка свешивалась огромная хрустальная люстра, отражавшаяся в полированной столешнице массивного стола, как в огромном темном зеркале. Право, было трудно предполагать такое великолепие в далекой от столицы провинции, но купеческое семейство Энджуортов не собиралось останавливаться на достигнутом, и, в стремлении покорения новых вершин перебралось в Лондон, продав свой прекрасный дом графу Кэррингтону буквально за полцены.

У Мейбелл дух захватило от восторга, когда она увидела за окнами проплывающий подобно величественному лебедю корабль с поднятыми парусами на расстоянии вытянутой руки. Все это было так необычно для нее и прекрасно, что ее чувство тревоги за жизнь Альфреда Эшби оказалось на время приглушенным.

Но если Мейбелл по молодости лет еще могла на время отвлечься от беспокойства и тоски по маленькой дочери, то Альфред Эшби по-прежнему был напряжен, понимая всю опасность политической ситуации в стране. Все шло к тому, что графству Сомерсет, где находился Гринхиллс, предстояло оказаться эпицентром борьбы между повстанцами и правительственными войсками. К графу Кэррингтону поступили сведения от тайных друзей в Лондоне, что регулярная королевская армия под командованием Луиса де Дюраса, графа Февершема уже двинулась в поход, и столкновения с нею следовало ожидать уже через неделю. Граф Кэррингтон не хотел ставить под удар свою жену и сыновей, открыто принимая участие в мятеже, и он решил инкогнито присоединиться к своим восставшим соотечественникам ради выполнения своего обещания, данного герцогу Монмуту. Джордж Флетчер уже находился в лагере Монмута в качестве одного из его кавалерийских офицеров, а Альфред Эшби несколько задержался, желая обезопасить Мейбелл. И, после успешной покупки дома в Бристоле уже ничто не удерживало его от службы Монмуту.

Слуга доставил из торговой лавки для графа Кэррингтона новый верховой костюм и черную бархатную маску.

– Фред, разве вы собираетесь принимать участие в маскараде? – удивилась Мейбелл, рассматривая его покупки.

– Да, любовь моя, но это будет самый опасный и ответственный маскарад в моей жизни, – грустно улыбнулся ей Альфред Эшби, и взял в руки комок черного бархата. – Эту маску я надену для того, чтобы никто не догадался об участии мужа графини Кэррингтон в мятеже. Нельзя допустить, чтобы Сара и мальчики пострадали из-за меня.

– Ах, Фред, не говорите, что вы собираетесь принять участие в этой войне, тем более, что как вы утверждаете, шансы Монмута на победу невелики!, – воскликнула Мейбелл, в волнении сжимая свои руки.

– Мейбелл, лучше смерть, чем бесчестье! – мягко возразил ей Альфред Эшби, и поцеловал ее дрожащие от волнения пальцы. – Если я нарушу данное мной слово, то потеряю право называться дворянином.

Против этого довода возлюбленного Мейбелл было нечем возразить, и ей оставалось сквозь слезы наблюдать, как он собирается в дорогу. Она сама помогла надеть ему маску на лицо, и ее сердце пронзила острая боль при мысли, что она может никогда не увидеть его снова. Под конец граф Кэррингтон прикрепил к своему поясу пару больших заряженных пистолетов, и, коснувшись губ Мейбелл прощальным поцелуем, он вскочил на своего черного жеребца.

Девушка потеряно смотрела, как он удаляется от нее по улице в сопровождении нескольких приближенных слуг, пожелавших сопровождать своего господина в опасном предприятии. Ей предстояли долгие дни и ночи мучительного ожидания. В случае победы Монмута Альфред Эшби должен был вернуться за нею, чтобы отвезти в Гринхиллс, однако, если мятежников настигнет неудача, ей следовало дождаться Сары с детьми, чтобы вместе с ними покинуть страну.

Всю дорогу к лагерю Монмута Альфред Эшби думал о ней, гадая сумеет ли неопытная девушка самостоятельно справиться со всеми испытаниями, которые выпадут на ее долю. Его путь лежал на городок Бидефорд, куда отступило верное королю Якову Сомерсетское ополчение, не оказавшее никакого сопротивления солдатам Монмута. Он еще толком не доехал до крепостных стен Бидефорда как услышал оружейную пальбу и громкие крики солдат сражающихся армий. Граф Кэррингтон инстинктивно вытащил свою шпагу и пригляделся. Сквозь молодые деревья небольшой рощи мелькали бегущие с поля боя вооруженные всадники. Как было видно из их различных костюмов это были не люди короля, а мятежники, терпящие поражение. Граф Кэррингтон сильно дернул узду своего коня и направил его к бегущим людям. Скоро он заметил знакомое лицо – Джордж Флетчер тщетно пытался остановить бегущих людей, напрасно уговаривая их не поддаваться панике.

– Черт возьми, Джордж, что у вас тут происходит⁈ Почему люди бегут? – граф Кэррингтон почти вплотную подъехал к молодому офицеру, и тот, несмотря на то, что граф был в маске, сразу узнал его и обрадованно проговорил:

– Ваше сиятельство, какое счастье, что вы подоспели к нам! Его высочество герцог Монмут приказал нам взять Бидефорд и выбить оттуда Сомерсетское ополчение, но командующий кавалерией лорд Джон Грей струсил, и при первых же залпах огня противника покинул поле боя. Бегство, впрочем, ему не помогло, шальная пуля настигла его в спину и сразила наповал. Кавалеристы, оставшись без командира, растерялись как стадо глупых овец без пастуха, и тоже кинулись наутек.

– Все ясно! Джордж, будьте так любезны, подайте мне парик и плащ лорда Грея, а также поднимите полковое знамя и следуйте за мною к Бидефорду. А вы, ребята, кричите всем во всю мочь, что лорд Джон Грей возвращается на поле битвы. Я сыграю роль этого мертвеца, а сыграю ее куда лучше, чем он сам! – твердо заявил Альфред Эшби.

В минуту опасности решительные приказы прирожденного лидера способны сотворить чудо и остановить панику. Так случилось и на этот раз: Джордж Флетчер и его люди радостно кинулись выполнять распоряжения графа Кэррингтона, его слуги подобно проворным собакам пастуха, собирающими заблудших овец, рассыпались по разные стороны, крича бегущим солдатам о возвращении лорда Джона Грея. Среди бегущих было много добровольцев, которые стыдились своего малодушного бегства, и достаточно было малейшего повода, чтобы они остановились и снова взялись за оружие. Вскоре послышались громкие звуки полкового барабана, и большая часть беглецов остановилась, и устремилась за графом Кэррингтоном, принявшим облик лорда Джона Грея, обратно к Бидефорду.

В момент решительной атаки сторонников Монмута Сомерсетское ополчение полностью вышло на поле, но это было на руку мятежникам, поскольку их врагов больше не защищали крепостные стены. Спустя час дрогнуло и обратилось в бегство уже Сомерсетское ополчение, и мятежники под командованием графа Кэррингтона одержали блистательную победу. Но Монмут все равно был зол на лорда Грея за то, что тот покинул своих солдат в начале битвы, и Альфред Эшби был вынужден следовать за посыльным к главнокомандующему для дачи объяснений.

Палатка Монмута оказалась довольно обширной и с высоким верхом. Пол устилали ковры, и Альфред Эшби увидел письменный стол, похожий на те, которыми в армии пользуются старшие офицеры, приспособленный для перевозки на вьючной лошади или муле. По сторонам стояло несколько стульев для посетителей, а чуть дальше в глубине палатки виднелась походная кровать.

Утомленный схваткой Альфред Эшби уже собирался присесть на один из стульев, когда полог палатки резко откинули, и в нее вошел герцог Монмут, чрезвычайно красивый молодой человек, бывший любимцем женщин и кумиром светской молодежи. Его очарование увеличивалось живостью движений и любезностью манер, и многие женщины были так покорены его обликом, что прощали любое небрежение с его стороны, а его прекрасная любовница Генриетта Уинтворт пожертвовала ему все свое состояние для удачного военного похода против Якова Второго.

– Объясните, лорд Грей, как вас угораздило бежать в самом начале боя? – с возмущением в голосе спросил герцог Монмут. – И зачем вы надели эту маску, скажите на милость?

– Лорд Грей мертв, ваше высочество, – ответил граф Кэррингтон, снимая маску и отвешивая Монмуту низкий поклон. – Я взял на себя смелость стать командующим вашей кавалерией ради преломления той неблагоприятной ситуации, которая сложилась для вас возле Бидефорда.

На лице Монмута изобразилось изумление от внезапного появления графа Кэррингтона, сменившееся искренней радостью. Он порывисто обнял Альфреда Эшби и воскликнул:

– Кэррингтон, я очень ждал вашего приезда! Я знаю, что стоит вам присоединиться ко мне, и мои дела пойдут в гору.

– Дай-то бог, ваше высочество, – с сомнением в голосе проговорил граф Кэррингтон. – Но разрешите мне и дальше оставаться лордом Джоном Греем во имя безопасности моей семьи, пока наше положение не сделается более прочным.

– Для вас, Альфред, все, что угодно, – легко согласился Монмут.

– Что ваше высочество полагает делать дальше? – почтительно осведомился у него граф Кэррингтон.

– Благодаря вам дорога на Тонтон свободна. Я думаю отправиться туда и пополнить ряды моей армии, – ответил Монмут.

На следующее утро, после короткой передышки армия Монмута двинулась дальше, на город Тонтон, где 18 июня ее встретили толпы радостных горожан. В армию Монмута влились новые солдаты, а сам он официально провозгласил себя королем Англии.

Горожане украсили свои дома гирляндами летних цветов и устроили праздничную иллюминацию. Депутация красивых, одетых в свои лучшие наряды девушек поднесла Монмуту огромную Библию и ключи от города. Страну наводнили прокламации, в которых король Яков объявлялся изменником, самозванцем и даже убийцей Карла Второго, а герцог Монмут именовался законным королем. После этого вопиющего поступка Джеймс Скотт стал смертельным врагом для Якова Второго, всякое чувство их родственной привязанности было уничтожено.

21 июня армия Монмута вышла из Тонтона и в течение трех дней двигалась на восток. Восставшие обошли Брилжуотер, Гластонбери и стали лагерем возле Шатонмура, где их настигли вести о приближении королевской армии. Повстанцы закрепились в Бриджуотере, и начали совещаться, что им делать дальше. Граф Февершем обложил армию Монмута в Бриджуотере, и занял военную позицию перед Седжмурским полем, защищенную глубоким оврагом. Он имел значительный численный перевес в виде двух с половиной тысяч солдат регулярной армии и трех тысяч ополчения, тогда как повстанцев насчитывалось самое большее четыре тысячи человек. Вдобавок, войско короля имело гораздо больше артиллерийских пушек, чем солдаты Монмута, располагающие всего тремя. Мнение большинства командиров Монмута сводилось к утверждению, что им следует отступить, чтобы сохранить свою армию.

Граф Кэррингтон отрицательно покачал головой:

– Нет, джентльмены, нам следует принять бой на Седжмурском поле, – решительно заявил он.

– Лорд Грей, вы решили на этот раз погеройствовать? – ехидно спросил его полковник Фергюссон. – Ясно, что нам не выстоять в открытой битве против Февершема. У нас гораздо меньше солдат, которые вдобавок вооружены чем попало, в отличие от наших противников. Нам необходимо пополнить свои ряды!

– Предлагаю ночную вылазку, эффект внезапности будет на нашей стороне, – быстро ответил граф Кэррингтон. – Не тешьтесь иллюзиями, полковник Фергюссон, пополнения нашей армии больше не будет. Самые смелые и отважные люди уже находятся в наших рядах, а остальные присоединятся к нам, если мы одержим убедительную победу на Седжмурском поле.

– Вынужден с вами согласиться, лорд Грей, – медленно проговорил герцог Монмут. От его былой самоуверенности не осталось и следа, после того как он убедился, что приток добровольцев в его ряды прекратился в последние дни. Теперь его лицо выдавало озабоченность и затаенный страх. – Мы атакуем армию Февершема уже сегодня, в ночь на шестое июля.

После решающего слова главнокомандующего остальные командиры замолчали, и принялись молча слушать его указания как им организовать ночную атаку. От предстоящего сражения зависела вся их дальнейшая жизнь, которая могла сказаться неблагоприятным образом также на судьбе их близких в случае их поражения. После военного совета все самым тщательным образом принялись готовиться к ночной схватке.

Граф Кэррингтон провел придирчивый осмотр своих кавалеристов, уделяя особое внимание их снаряжению. Одно обстоятельство особенно беспокоило его – Седжмурская равнина на самом деле не была ровной; она была покрыта небольшими буграми, значительно затрудняющими передвижение по ней. В темноте незаметно двигаться по ней могли только крайне осторожные и предусмотрительные люди. Подумав, граф Кэррингтон приказал части своих людей спешиться, оставив верхом только тех кавалеристов, которые в совершенстве могли управляться со своими лошадьми и, следовательно, могли бесшумно двигаться в ночном мраке.

Окончив подготовку к ночной вылазке, Альфред Эшби позволил себе немного расслабиться и отдохнуть перед ночным боем. Он окинул задумчивым взглядом Седжмурскую равнину, которую уже начали окутывать вечерние сумерки. Стояла поразительная тишина, нередко наступающая перед гибельной бурей. Алый закат плыл над большим полем, придавая всем предметам фантастические и причудливые тени, а также бросая розовый отсвет на многочисленные палатки солдат Февершема, белеющие издали. Но граф Кэррингтон думал в этот момент не о врагах и предстоящей схватке с ними, нет, ему вспомнилась вся его прошедшая жизнь, начиная с самого раннего детства, когда няня Элис поила его теплым, необычайно вкусным парным молоком. Вспомнились ему его озорные игры с детьми соседей, среди которых выделялось милое личико некрасивой девочки Сары, всегда восторженно на него смотревшей и приходящей в восхищение от каждого его слова и движения. Затем счастливая Сара предстала перед ним в его воспоминаниях в свадебном уборе. Она так радовалась тому, что он согласился взять ее в жены, так была благодарна ему за это, что в его равнодушном сердце родилась ответная нежность к ней, и он мысленно поклялся самому себе всегда защищать свою жену и оберегать ее от всех опасностей. Под влиянием этих мыслей он написал письмо Саре и отдал его Джорджу Флетчеру со следующими словами:

– Джордж, если со мной что-нибудь случится в бою, передай письмо моей жене. В случае нашего поражения она должна присоединиться с детьми к леди Мейбелл и вместе с нею покинуть страну.

– Конечно, милорд, а вы, если я буду убит, передайте это письмо моей невесте Эмилии, – в свою очередь попросил молодой человек, протягивая запечатанную бумагу. Они обменялись письмами, граф Кэррингтон снова посмотрел на Седжмурскую равнину. Дорогие его сердцу воспоминания яснее слов сказали ему почему он, Альфред Эшби, граф Кэррингтон, находится сейчас на этом Седжмурском поле перед лицом численно превосходящего его боевых товарищей противника, с которым ему надлежит скоро сразиться. Его привела сюда любовь к родному краю, огромной силы душевная привязанность к людям, с которыми его связала судьба. Альфред Эшби пришел сражаться за лучшее будущее своих соотечественников, за их личную и политическую свободу, которой будет не страшен никакой религиозный и политический гнет. Лорд Эшби верил: если в мире настанет больше счастья, то будет больше любви, и взаимное согласие станет основой для всеобщего благоденствия.

Он отказался от ужина и, к удивлению полкового повара, попросил лишь кружку теплого молока, которая и была ему скоро принесена. Граф Кэррингтон медленно, не торопясь и растягивая удовольствие, выпил молоко. Молоко было почти такое же вкусное, как и у няни Элис, и с каждым его глотком в него вливались новые силы. Альфред Кэррингтон удовлетворенно вздохнул и прилег на час отдохнуть перед боем.

В десять часов вечера, когда сгустилась тьма, передовые отряды повстанцев Монмута выступили из Бриджуотера по направлению к оврагу, служившей линией разграничения между двумя армиями. Их товарищи молчаливыми тенями выскальзывали из крепостных стен города и следовали за ними. Они старались идти как можно тише, стремясь в свою очередь полностью окружить правительственные войска, но на подходе к линии патрулей на Седжмурском поле один из повстанцев споткнулся об невидимый бугорок, и его мушкет выстрелил, всполошив при этом своим звуком весь лагерь противника.

Но армия Монмута успела занять сильную позицию, кроме того, на ее стороне был элемент неожиданности. Армия роялистов, поднятая по тревоге, с значительными трудностями принялась развертываться в боевой порядок. Луис де Дюрас, второй граф Февершем, чьим единственным достоинством была личная дружба с королем Яковым, лишь формально командовал армией; фактически всем ходом военной компании руководил его заместитель, молодой талантливый военачальник Джон Черчилль. Он приказал полку ван Батона вступить в бой с наступающими повстанцами, и под его прикрытием принялся перегруппировывать подвластных ему солдат, перебрасывая полки Тулона и Кемпа с левого фланга на правый, представляющий собою наибольшую опасность.

После полуночи кавалерия графа Кэррингтона пошла в атаку, артиллеристы повстанцев поддерживали ее, обстреливая роялистов из трех орудий. Пехота Монмута продолжала идти вперед, однако повстанцы застряли возле оврага. В темноте возле оврага солдаты двух армий смешались, и началась сумятица.