Текст книги "Возлюбленная распутника (СИ)"

Автор книги: Виктория Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Альфред Эшби слушал свою невесту, слушал, и не верил своим ушам. По словам Мейбелл оказалось, что она и король Яков являются чуть ли не святыми людьми, а он, обманутый жених и преданный любовник, является жестоким, несправедливым эгоистом, которому надо объяснять элементарные вещи. Поразительное лицемерие для юной женщины, притворяющейся кроткой, невинной овечкой! Альфреда так и подмывало высказать все то, что он думает по этому поводу и навсегда отказаться от обманщицы, разбившей ему сердце! Однако, на свое горе, он чувствовал, что сделался пленником любви к этой сероглазой чаровнице, и эта любовь является сильнее его самого и всех его принципов. Граф Кэррингтон скрипнул зубами, когда осознал, как сильно ему хочется, чтобы слова Мейбелл о ее любви к нему оказались правдой. И, сделав над собой усилие, он глухо произнес:

– Хорошо, Мейбелл, я прощу тебя, или вернее прощу, если ты докажешь истинность твоей любви ко мне, о которой ты так много говоришь, когда поможешь мне захватить в плен короля Якова. Мои агенты донесли мне, что он со своим семейством собирается бежать во Францию. Ты должна сказать моему человеку, который свяжется с тобой, дату этого бегства, и тогда, даю тебе слово, ты непременно станешь моей женой.

– Фред, я не могу совершить такого предательства по отношению к его величеству! – в ужасе охнула Мейбелл.

Граф Кэррингтон снова с силой сжал тонкое запястье девушки и со злостью прошипел:

– Тебе придется повиноваться мне, Мейбелл, иначе ты крупно пожалеешь. В последний раз спрашиваю, – ты поможешь захватить мне Якова Второго?

У Мейбелл не было сил возражать своему жестокому возлюбленному, и она только покорно кивнула ему головой в знак согласия. Удовлетворенный таким ответом девушки Альфред Эшби проводил ее до кареты, и на прощание сказал ей ждать от него известий.

Мейбелл забилась в угол кареты, и всю дорогу пыталась понять, что ей теперь делать. Никогда она еще не находилась в таком смятении чувств, как сейчас. Альфред снова вернулся к ней, но какую цену он потребовал от нее за свое возвращение, – господи, боже мой! Разве может она предать своего короля его врагам, которые только ждут возможности учинить над ним жестокую расправу⁈ Но если она не сделает этого, то потеряет Альфреда и тогда жизнь утратит для нее всякий смысл. Сердце у Мейбелл упало, когда она представила себе эту ужасную картину. Граф Кэррингтон, вот кто являлся для нее ее истинным повелителем, чьему слову она не смела перечить, и ей оставалось только покорно исполнить его волю. И все же, если ей придется стать виновницей смерти Якова Второго, муки совести отравят ей все ее земное существование, – Мейбелл не сомневалась в этом. Может ли она вообще пережить казнь короля, которому отдала в последнее время столько нежных чувств и переживаний, обмануть безграничное доверие Марии Моденской? Великий грех обманывать людей, которые видят в тебе свою последнюю спасительную соломинку. Девушка представила себе нежное личико маленького принца Джеймса, которого она так часто с умилением брала на руки в предчувствии будущего рождения своего ребенка; неужели она будет способствовать тому, чтобы это невинное дитя заточили в тюремную камеру⁈ Мейбелл содрогнулась и поняла, что этого она никогда не допустит. Кроме земной любви, полной чувственных удовольствий есть любовь небесная, полная сострадания и милосердия, какой она любила Якова и его близких, и юная леди Уинтворт сделала свой выбор. Она спасет короля Якова и его семью, пусть даже при этом она потеряет мужчину, ставшего главной любовью ее жизни, а ее сердце разобьется на мелкие кусочки.

Приняв такое решение, Мейбелл дала кучеру приказ ехать к управляющему торгового дома Сэдли. В ее изобретательной головке уже сложился план спасения королевской семьи. В зимнюю пору Темза часто не замерзала, и по ее водному пути можно было успешно бежать во Францию. Эдмунд Дженкинс с готовностью выслушал распоряжения своей молодой хозяйки, и заверил ее, что принадлежащий ей корабль «Прекрасная Арабелла» будет готов, как только она пошлет за ним. Успокоенная твердыми обещаниями своего управляющего, Мейбелл поехала в Сент-Джеймский дворец.

Король Яков и Мария Моденская не спали, ожидая ее возвращения. Недавнее рождение желанного сына и общие тревоги, вызванные «Славной революцией» очень сблизили их, и им было о чем поговорить в отсутствие Мейбелл. Король Яков волновался за безопасность своей любимой фаворитки больше, чем за успех ее миссии, и на его лице выступило неподдельное облегчение, когда она, живая и невредимая, ступила на порог гостиной королевы.

– Девочка моя, никогда больше не подвергай себя опасности, – дрожащим от волнения голосом произнес он при виде ее. – Я понимаю, моей женой и тобою двигали самые благие побуждения, но я в состоянии справиться с теми испытаниями, которые господу угодно послать мне.

– Сир, мне удалось выяснить, что, к сожалению, вашей жизни все больше угрожает опасность, – печально сказала ему девушка.

– Леди Уинтворт, что вы можете нам сказать? – нетерпеливо спросила королева.

– Существует план захватить короля, ваше величество. На принцессу Анну нет надежды, она слушается только своих советников, – почтительно ответила ей Мейбелл. – В Ричмондском дворце на меня оказывалось давление, чтобы я назвала заговорщикам день, когда вам будет угодно покинуть тщательно охраняемый Сент-Джеймский дворец.

– Неужели революционеры дошли до того, что они готовятся посягнуть на жизнь моего супруга? – в страхе спросила ее Мария Моденская.

– Это так! – подтвердила девушка.

– В таком случае, нам нужно опередить этих негодяев, – решительно произнес король Яков, и обратился к жене: – Дорогая моя, начинайте немедленные сборы, и как только я найду подходящий корабль, мы тут же покинем Лондон.

– Сир, я уже подумала об этом. Позвольте мне предложить вам свой корабль для отплытия в Англию, – с поклоном сказала ему Мейбелл.

Великодушное предложение молодой леди Уинтворт тронуло венценосную чету.

– Бог, да благословит вас за вашу доброту, леди Уинтворт, – со слезами на глазах сказала ей королева.

– Девочка моя, ты ставишь себя в очень трудное положение, помогая нам, – дрогнувшим голосом сказал ей король.

– Ах, сир, для меня главное сейчас– это ваше спасение, – нежно сказала ему Мейбелл и поцеловала ему руку, выражая этой лаской свою непреходящую любовь к нему.

Яков прежде всего позаботился, чтобы дворец покинула его жена. Незадолго до полуночи королева переоделась в платье прачки, и две служанки принесли ей ее сына, тщательно укутанного в теплые пеленки.

Ее муж обратился к двум своим доверенным офицерам, переодетым в морскую форму, шевалье Сен-Виктору графу де Лозун, которые появились следом, подчиняясь его зову.

– Я вверяю вам мою королеву и моего сына, – сказал король с глубоким волнением в голосе. – Несмотря на весь риск и опасности, доставьте их как можно скорее в Гринвич на корабль «Прекрасная Арабелла».

Он попрощался с женой, взявшей на руки их сына, а затем странно одетая группа людей осторожно, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, отправилась через спящий дворец к задним воротам.

В окна начал стучать сильный дождь, над крышей свистел ветер. Яков подошел к окну и прислушался к реву разыгравшейся зимней бури. В ожидании новых судьбоносных событий Мейбелл заснула, сидя в глубоком кресле, но ему не спалось, слишком велика была его тревога за жену и сына. Длинная молитва принесла, наконец, желанное успокоение также ему – опасности не только не ввергали его в уныние, а пробуждали в нем деятельный дух и неистовый азарт. Яков верил в то, что у него получится все задуманное – один вид этой прекрасной девушки вселял в него дополнительные силы и толкал на подвиги, которые, казалось, были не совместимы с его пожилым возрастом.

Утром Мейбелл вышла прогуляться в Сент-Джеймский парк, желая развеяться. Во время прогулки она все время с беспокойством думала о том, удалось ли королю скрыть приготовления к своему бегству. Небо прояснилось и даже выглянуло бледное солнце, что несколько улучшило ее настроение. Но лицо девушки невольно омрачилось, когда она заметила приближение своего давнего врага – шута Джарвиса. Карлик с двусмысленной улыбкой приблизился к ней, и прошептал, сильно понизив голос:

– Лорд Эшби послал меня к вам, чтобы узнать – удалось ли вам что-нибудь выяснить насчет намерения его величества? Когда он планирует покинуть Сент-Джеймс?

Так вот кого теперь Альфред использует в качестве своего помощника! Мейбелл чуть не передернуло от отвращения, но она постаралась взять себя в руки и спокойно сказала ему:

– Да, Джарвис удалось. Король хочет сбежать через пять дней, поэтому графу Кэррингтону пока не о чем беспокоиться.

Узнав все, что он хотел узнать, карлик удалился, больше не задав ни одного вопроса. Мейбелл облегченно перевела дух, полагая, что она выиграла для короля Якова по крайней мере четыре дня.

В течение дня Сент-Джеймский дворец выглядел спокойным и безмолвным, но Мейбелл знала, что в глубине королевских покоев идут лихорадочные приготовления. Вечером, в десять часов вечера к задним воротам тайно подъехала большая карета для короля и его фаворитки.

Яков быстро вошел в гостиную к Мейбелл и оживленным голосом спросил у нее:

– Что, девочка моя, ты готова?

Мейбелл отрицательно покачала головой и отступила от него:

– Нет, сир, я с вами не поеду, – грустно сказала она.

– Почему? – поразился ее словам король. – Разве ты не хочешь уехать со мной в безопасное место?

– Ваше величество, мое сердце находится в Англии, – тихо ответила девушка, смотря на него жалобными глазами.

Яков вздрогнул, поняв, что его фаворитка так и не избавилась от своей прежней любви.

– Это граф Кэррингтон по-прежнему стоит между нами? – глухо спросил он.

Мейбелл утвердительно закивала головой.

– Ваше величество, я люблю его больше жизни, – призналась она.

В гостиной воцарилось продолжительное молчание. Мейбелл с замиранием ожидала решения короля Якова как окончательного приговора. Но Яков Второй уже не был тем эгоистом, который принимал в расчет только свои желания. Бедствия заставили его посмотреть на многие события его жизни с другой стороны, а благородство молодой девушки, рисковавшей многим ради его спасения, побуждало его ответить ей тем же. И Яков, глубоко вздохнув, с горечью сказал своей любимой:

– Что же, Мейбелл, если ты этого желаешь, оставайся с лордом Альфредом Эшби. У меня будет к тебе только одна просьба. Когда ты родишь моего сына, то в честь моего брата назови его Карлом. А если это будет девочка – то Карлоттой. Увы, имя – это единственное, что я могу сейчас дать своему ребенку.

– Конечно, сир, я непременно выполню вашу волю, – с готовностью ответила ему Мейбелл

Они попрощались, и на пороге Яков еще раз обернулся посмотреть на нее. По сердцу девушки резкой болью резанула мысль, что она больше никогда его не увидит. Но, подчиняясь своей судьбе, она сдержала свой порыв броситься за ним. Теперь ей следовало думать о собственной безопасности.

Мейбелл думала, что следующая ночь будет для нее спокойной, и она успеет подготовиться к встрече со своим женихом и к новому объяснению между ними. Но шута Джарвиса насторожило отсутствие королевы Марии Моденской, и он начал собственное расследование. Отъезд короля и его приближенных поздно вечером убедил его в том, что леди Уинтворт ему солгала, и встревоженный карлик отправил гонца с соответствующим донесением своему новому хозяину. Когда Мейбелл собралась идти спать в свою спальню, в ее гостиную ворвался целый отряд голландских военных во главе с графом Кэррингтоном. Рядом с ним шел хныкающий карлик, который без конца повторял:

– Милорд, я не виноват в том, что король сбежал! Это леди Уинтворт обвела меня вокруг пальца, сказала, что он планирует бегство через пять дней.

Альфред Эшби устремил упорный взгляд на девушку, и ей стало страшно от той ярости, которой были полны его глаза.

– Мейбелл, правду ли говорит шут? – зловещим тоном спросил он.

Мейбелл растерялась, и, не желая подставлять карлика в очередной раз, она призналась:

– Да, я сказала ему неправду, чтобы его величество успешно осуществил свое бегство.

– Ты самая лживая, бесчестная и подлая девица, которую я только имел несчастье встретить на своем жизненном пути, – с силой стукнул рукой от избытка гнева по столу лорд Эшби.

Девушка отрицательно покачала головой, не желая мириться с таким нелестным мнением о себе своего любимого.

– Фред, я не могла поступить иначе! Король Яков – отец моего будущего ребенка, я не могла предать его, – вырвалось из ее груди.

О, это был самый худший довод, который употребила Мейбелл, чтобы успокоить графа Кэррингтона. Альфред застыл, осознав, что его невеста не просто изменила ему, но еще и беременна от ненавистного короля. Это известие переполнило чашу его терпения, и он, повернувшись к начальнику отряда голландцев, резко сказал ему:

– Ван Рипль, арестуйте эту женщину за государственную измену!

Душевное напряжение Мейбелл при этих словах достигло своего предела. Она вскрикнула и потеряла сознание. Блаженная темнота закрыла ее глаза, избавляя от дальнейшего страдания и ощущение боли временно отступило от нее.

Глава 30

Вид лежащей в глубоком обмороке Мейбелл не смягчил графа Кэррингтона; он нетерпеливо повторил свой приказ взять под стражу девушку. Служанка Долли едва успела накинуть на свою молодую хозяйку меховой плащ, прежде чем лейтенант-голландец вынес из гостиной пленницу, намереваясь поместить ее в ожидающей во дворе карете. Этот экипаж по первоначальному плану лорда Эшби должен был отвезти Мейбелл в его дом, но в действительности он отвез ее в самую страшную и неприступную тюрьму Англии.

Она очнулась на следующий день уже в тюремной камере Тауэра, где пролежала несколько часов без сознания, и никто даже не попытался привести ее в чувство. Леденящий холод стал ее врачом, который вернул ее к жизни и одновременно он стал причинять ей нестерпимые муки. Девушка плотно укуталась в свой плащ и огляделась. Сквозь зарешеченное окно с одной стороны проникал солнечный свет; камера Мейбелл выходила на покрытую снегом лужайку, за которой виднелось несколько зданий. Много выше других был древний белый замок – Белый Тауэр. Возле него по лужайке в окружении перекликавшихся друг с другом бифитеров – стражей крепости – волочили ноги, направляясь в подземелье, несколько изнеможенных узников в кандалах.

Мейбелл отпрянула от окна – почему-то она боялась, что эти истощенные до предела люди заметят ее, – и без сил уселась на стул. Из мебели тут еще были старый потрескавшийся стол и грубая кровать с соломенным тюфяком, на котором она пришла в себя. В одной стене был вырублен камин без решетки, в котором не горел огонь. Донельзя озябшая девушка подумала про себя, что многое дала бы за то, лишь бы его затопили.

Скрипнула тяжелая дверь, и в комнату вошла женщина лет шестидесяти, убранная, на взгляд Мейбелл, слишком заурядно для этого пугающего места. Ее седые волосы над острыми безжалостными глазами были собраны в тугой узел высоко на макушке, а темное шерстяное платье с белым крахмальным воротником, казалось, принадлежало благонравной квакерше. На кожаном поясе вокруг бедер висело несколько больших ключей, ножницы, увесистый кошелек, а также короткая тяжелая дубинка из дерева, которую она, не задумываясь, пускала в ход для поддержания порядка среди узниц.

– Доброе утро, молодая леди, – бесстрастно сказала женщина, окидывая юную узницу цепким взглядом. – Я миссис Тернер, жена тюремщика, в мои обязанности входит присматривать за вами. Я понимаю, что такая изысканная дама как вы не может жить без хорошей еды, постельного белья, свечей и жарко затопленного камина, и готова предоставить вам все эти услуги за соответствующее вознаграждение.

Девушка поняла, что ей лучше всего смириться с судьбой и всецело отдаться на милость тюремщицы с безжизненным глазами дохлой рыбы. Денег у нее не было, но на ней было надето несколько довольно дорогих украшений, стоимость которых нужно было использовать с умом.

– Возьмите мои серьги, миссис Тернер, – предложила она, снимая со своих ушей жемчужные сережки.

Тюремщица придирчиво осмотрела украшение, но осталась довольна чистой игрой света отборного жемчуга, и, опустив серьги в кошелек, объявила свою цену:

– Три дня вам будет подаваться обед. Также я предоставлю теплое одеяло и огонь в камине.

– Я согласна, – с тяжелым вздохом произнесла Мейбелл. По правде говоря, она рассчитывала на полный пансион за свои драгоценности, но, на первых порах, она получала самое необходимое и должна была довольствоваться этим. Леди Уинтворт про себя понадеялась, что Альфред скоро сменит свой гнев на милость, и вызволит ее из Тауэра, а также на помощь своих друзей, которые не оставят ее в беде.

– Если вы добавите еще свое рубиновое колечко, миледи, то я принесу вам хорошую толстую свечу и буду кормить ужином, – пообещала миссис Тернер.

Узница чуть было не поддалась на это соблазнительное предложение, но осторожность заставила ее вовремя отклонить его. Неизвестно, как будут разворачиваться события, а у нее оставалось только это кольцо и золотой браслет.

Тюремщица удалилась с недовольным видом, но она являлась по своему добросовестным человекам, и скоро в камере Мейбелл затопили камин и принесли немудреный тюремный обед, состоящий из рыбной похлебки и жидкой каши. На вечер девушка предусмотрительно припасла себе половину ломтя хлеба на тот случай, если голод начнет мучить ее.

Как оказалось, предосторожность была вовсе не лишней. Прошло два дня заточения Мейбелл, но к ней никто не спешил на помощь. Не выдержав, девушка робко поинтересовалась у тюремщицы:

– Граф Кэррингтон не спрашивал обо мне, миссис Тернер?

– Я никогда не видела этого господина, – равнодушно отозвалась ее тюремная надзирательница.

– А герцог Мальборо? – вырвалось у Мейбелл.

– Тоже нет, – резко прозвучало в ответ.

Молодая леди Уинтворт обреченно вздохнула – с каждым часом, нет, с каждой минутой пребывания в тауэрской тюрьме у нее таяла надежда на благополучный исход ее пребывания в ней. Но можно было понять ее нерешительных друзей, оставивших ее в забвении, никому не хотелось навлечь на себя подозрения в нелояльности у новой власти. Сторонников сверженного короля Якова, так называемых якобитов, преследовали, их лишали гражданского звания, у них отбирали их имущество. Как все переменилось в этом мире! Вчерашние мятежники стали новыми хозяевами жизни, а верные подданные короля Якова стали изгоями общества, людьми вне закона. Ей же не приходилось рассчитывать на снисхождение, ведь всему Лондону было известно, что она убежденная сторонница Якова Второго.

Но скоро Мейбелл Уинтворт посетил человек, которого она прежде никогда не видела и даже не предполагала увидеться с ним. На третий день ее заточения стало заметно холодать. Девушка тщательно укрыла свой живот, в котором зрела новая жизнь, плащом – обычного обогрева камина уже было явно недостаточно – и попыталась найти утешение в мысленном общении с богом. В своих молитвах она сначала просила его смягчить ожесточенные сердца ее гонителей и хулителей, а затем начала петь религиозный псалом:

Когда Израиля народ

Из рабства шел, бежав от бед,

Он знал: его Господь ведет,

Ужасным пламенем одет;

Над изумленною землей

Столб дыма шел, как туча, днем,

А ночью отблеск огневой

Скользил за пламенным столбом.

Тогда раздался гимн похвал

Великой мудрости твоей,

И воин пел, и хор звучал

Сиона верных дочерей.

Мейбелл еще не кончила величать Господа своим чистым голосом, когда дверь в ее тюремную камеру отворилась, и в сопровождении коменданта тауэрской крепости вошел молодой человек. У него были проницательные серые глаза, от взгляда которых мало что могло ускользнуть, темные каштановые волосы, орлиный нос и тонкие, плотно сжатые губы. В целом он выглядел внушительно, хотя был невысокого роста, худощав и слегка сутулился. На лице у него были заметны следы оспы, но он держался с таким достоинством, что, несмотря на его физические недостатки, сразу чувствовалось, что это человек, с которым нельзя не считаться.

– Это и есть леди Уинтворт? – спросил посетитель, указывая на узницу.

– Да, ваше высочество, – почтительно ответил ему комендант, молясь про себя, чтобы его высокопоставленный собеседник не нашел никаких упущений во время дальнейшего осмотра вверенной ему крепости.

Мейбелл догадалась, что высокомерный молодой человек – это голландский принц Вильгельм Оранский, нынешний хозяин Лондона и без пяти минут следующий английский король. Ей не понравилось, как пристально смотрел на нее этот принц. С первого взгляда он стал внушать ей необъяснимую антипатию и неприязнь. Мейбелл сама удивилась такому своему отношению к совершенно незнакомому ей человеку, но поделать с собой ничего не могла.

– Оставьте нас наедине, – велел Вильгельм Оранский коменданту, и тот поспешно удалился, видимо тоже желая, как Мейбелл, поскорее избавиться от гнетущего присутствия нового английского властителя.

После его ухода Вильгельм Оранский устремил мрачный взгляд на девушку и строго сказал:

– Я слышал, как вы пели наш религиозный гимн, и меня удивляет, как ревностная протестантка могла помочь бежать королю-католику. Вы понимаете, что по вашей вине может разразиться подлинная катастрофа⁈ Яков Стюарт не успокоится и, заручившись поддержкой французского короля, попытается завоевать Англию огнем и мечом. Если он преуспеет в своих замыслах, то будете ли вы ощущать свою беспримерную вину за те бедствия, которым вы подвергли свою страну?

– Все в руках Божьих, монсеньер, и вы преувеличиваете мое значение, – задрожав от страха перед могущественным посетителем, сказала Мейбелл. – Ничего непоправимого не совершается без божьего участия, и я не думаю, чтобы Яков Второй снова воссел на английском престоле. Народ Англии не хочет, чтобы Яков был его сюзереном, а это значит, что вы наверняка будете его преемником. Народ можно обмануть, ввести его в заблуждение, унижать, грабить непомерными налогами, насмехаться над ним, но победить его нельзя! Поэтому, ваше высочество, если вы докажете англичанам, что вы достойны стать подлинным вождем английской нации, вам будут не страшны никакие враги и вы удержите за собой корону Англии.

Слова девушки, в которых имелось рациональное зерно, понравились Вильгельму Оранскому, и он стал более благосклонно смотреть на нее. Есть существа, от которых всегда при любых обстоятельствах исходит сияние, и Мейбелл была одной из них. Теперь Вильгельм понимал, почему король Яков был без ума от нее, а граф Кэррингтон не мог ее забыть. Со своей расчетливой натурой он был далек от всяких сердечных переживаний, но обаяние Мейбелл начало действовать даже на него. Вообще-то голландский принц старался держаться как можно дальше от женщин и их соблазнительных прелестей, придерживаясь мнения, которое впоследствии огласил Фридрих Ницше, опасающийся слабого пола как самой опасной игрушки для мужчины. Однако на этот раз он был готов забыть об своих принципах, и, нерешительно приблизившись к узнице как мальчик, увлеченный вещью, принадлежащей другому, он осторожно коснулся пряди ее шелковистых волос, поправляя ее, и со значением проговорил:

– Пожалуй, я смог бы извинить ваш проступок вашей молодостью и посмотреть на него сквозь пальцы. Вы явно нуждаетесь в хорошем покровителе, и я готов способствовать вам в улучшении вашего положения.

Но Мейбелл резко отстранилась от этого невзрачного мужчины – какое-либо сближение между ними она считала совершенно невозможным для себя.

– Благодарю вас, ваше высочество, но у меня есть жених и только на его покровительство мне нужно рассчитывать, – с еле скрытым отвращением в голосе произнесла она.

Вильгельм Оранский отступил от нее, словно обжегшись невидимым огнем. Когда Мейбелл отвергла его неуклюжие попытки заигрывания с нею, он словно обратился в лед, и девушка увидела по его остекленевшим глазам, что она больше не может рассчитывать на снисхождение с его стороны.

– Что же, леди Уинтворт, больше не смею навязываться вам своими предложениями помощи, – холодно проговорил он. – Оставайтесь в Тауэре ждать приговора законного суда.

Сказав эти слова, Вильгельм вышел, больше не смотря в ее сторону, и Мейбелл осталась, испытывая еще большее отчаяние, чем прежде. Своими неосторожными словами она умудрилась приобрести себе нового врага в лице этого самого влиятельного человека в Англии, и ее шансы на спасение, которые и так были невелики, сделались вовсе мизерными.

Вволю наплакавшись, она легла на кровать и начала следить за появлением в темнеющем небе вечерних звезд. Они были в этот вечер особенно красивыми – большие, сияющие таинственным блеском. Словно ангелы наверху решили утешить страдающую девушку и сотворили для нее это чудо. Мейбелл залюбовалась ими, ее смятенное сердце постепенно успокоилось, и она стала засыпать.

Зимняя стужа исчезла, и вокруг нее воцарилось цветущее лучезарное лето, полное желанного тепла и солнечного света. Мейбелл очутилась в центре зеленого лабиринта, усеянного множеством прекрасных роз. Белые, желтые, красные – они клонили к ней свои головки, словно умоляя ее сорвать их. Ах, как кружилась ее голова от тонкого запаха роз, он опьянял ее и делал счастливой! Ее любимые цветы всегда приносили ей радость и упоение, и Мейбелл все больше углублялась за ними в лабиринт, пока она не сообразила, что теперь совершенно не представляет себе, куда ей теперь двигаться.

В отчаянии девушка заметалась по запутанным дорожкам, начисто забыв о цветах. Мейбелл надеялась, что она найдет проход в стене зарослей и окажется в саду своего дома, но инстинкт неизменно подводил ее. Она только углублялась в лабиринт, а то и пробегала несколько раз мимо одних и тех же розовых кустов в тщетных поисках выхода. На ее зов о помощи никто не откликался, и когда уже Мейбелл совершенно отчаялась и выбилась из сил, она увидела в конце аллеи Вильгельма Оранского. Улыбаясь, он шел к ней навстречу, говоря:

– Все в порядке, дорогая! Сейчас мы с тобой выйдем отсюда.

Испытывая неимоверное облегчение, Мейбелл подбежала к принцу и крепко ухватилась за рукав его камзола, боясь, что он исчезнет. В этот момент он показался ей самым прекрасным, замечательным и добрым человеком на свете. Вильгельм бережно взял ее за руку и вывел из пугающего лабиринта на берег Темзы, где уже на речных волнах покачивался большой сияющий корабль.

– Вилли, что это за корабль? – спросила Мейбелл, замирая от восторга перед его красотой и большими размерами.

– Это мой корабль. Он увезет нас в Голландию, в страну прекрасных тюльпанов и ветряных мельниц. Там ты, Мейбелл, никогда не узнаешь горя и печали, и мы будет жить долго и счастливо, наслаждаясь каждым днем, – нежно объяснил ей принц.

Мейбелл только хотела ответить ему согласием, но вой студеного ветра, который донесся до окна ее тюрьмы, заставил ее проснуться. Пугающая действительность снова вступила в свои права, и девушка с сильно бьющимся сердцем долго пыталась примириться с утратой своих сладостных ночных видений.

«И привидится же такое!» – думала она, сама недоумевая, как Вильгельм Оранский, столь неприятный ей наяву, мог стать героем ее ночных грез. Словно шаловливый эльф Пак положил ей золотой сон под подушку, заставив влюбиться в того, кто в действительности внушал ей чуть ли не отвращение. Однако имелось рациональное объяснение, почему ей приснился такой сон. Накануне Мейбелл была очень одинокой, несчастной и напуганной своим пребыванием в самой зловещей тюрьме королевства; во сне она почувствовала себя любимой, защищенной и счастливой. Оказывается, важно не только то, что собой представляет человек на самом деле, важно также то, какими глазами на него посмотришь.

Мейбелл задумалась о своем сне. Может, ей приснился вещий сон и Вильгельм Оранский, которого она вчера так неосмотрительно оттолкнула от себя – на самом деле ее судьба? Воспоминания о сладостном сновидении продолжали нежить душу Мейбелл. Но ее сближение с Вильгельмом Оранским будет означать окончательный разрыв с Альфредом Эшби. Ужас сжал сердце Мейбелл при этой мысли, и она поняла, что поступила правильно, отказав Вильгельму. Ничто на свете, даже соображения собственной безопасности не заставит ее отказаться от ее истинной любви.

Но, похоже, она не дождется ни того поклонника, ни другого. Ночью ударил трескучий мороз, и ранее судоходная Темза покрылась толстым льдом непроницаемого льда. Мейбелл лежала на кровати, укрывшись одновременно одеялом и плащом, и все равно у нее зуб не попадал на зуб от невыносимого холода. У нее было такое впечатление, что на ней ничего нет, и она скоро наверняка замерзнет, если к ней вовремя не придет помощь.

Мейбелл не догадывалась, что резкое похолодание внезапно сыграло ей на руку. Оно словно застудило ревнивый гнев графа Кэррингтона, направленный против нее, и теперь, когда Альфред думал о ней, то в его мыслях все больше выражалось беспокойство за нее. По своему опыту он знал, что пребывание в тауэрской тюрьме – это вовсе не сахар. А когда в английскую столицу пришел лютый холод, он по-настоящему испугался того, что Мейбелл не переживет его в Тауэре.

Эти мысли подтолкнули лорда Эшби к решительным действиям, и он отправился в Уайтхолл к Вильгельму Оранскому просить за Мейбелл.

Вильгельм Оранский внимательно выслушал своего английского друга и доверенного советчика, но просьба графа Кэррингтона, с которой он обратился к нему, явно не понравилась ему.

– Альфред, вы просите за государственную преступницу, – сухо напомнил он другу. – Милосердие в этом случае неуместно.

– А как ваше высочество предполагает поступить с леди Уинтворт? – осмелился спросить Альфред Эшби, уже сожалея, что три дня назад он поддался своему гневу и выдал изменившую ему невесту в руки правосудия.

– Разумеется, казнь была бы самым подходящим приговором для нее, но я не намерен прибегать к этой крайней мере, тем более что вы говорите, будто она ждет ребенка от моего тестя, – задумчиво сказал Вильгельм Оранский. – Поэтому леди Уинтворт будет лишена всего своего состояния и проведет всю оставшуюся ей жизнь в тюремном заточении.

Пожизненное тюремное заключение! Сердце Альфреда Эшби болезненно сжалось. Отчего-то он не сомневался в том, что Мейбелл не выдержит его.

– Ваше высочество, я прошу вас о снисхождении для моей невесты, – Альфред стал на колени перед непреклонным властителем. – Во имя моих заслуг перед вами простите Мейбелл Уинтворт. Она всего лишь неразумная девица, которая не ведала того, что творила.