Текст книги "Возлюбленная распутника (СИ)"
Автор книги: Виктория Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)
Глава 29
Ночь после расставания с очаровательной леди Уинтворт прошла для Джона Черчилля относительно спокойно, но мечты о ней часто вмешивались в его полуночные грезы и смущали его покой. Стремясь выполнить ее просьбу, он поднялся еще до рассвета, и в полдень был уже в Ричмондском дворце.
Герцог Мальборо прошел по потайному ходу в будуар своей супруги, надеясь застать ее одну, но неясный гул голосов, доносящийся из комнаты, подготовил его к встрече с другими посетителями ближайшей подруги принцессы Анны Стюарт.
Молодая дама с необычайно тонким бело-розовым цветом лица сидела, откинувшись на высокую спинку нового кресла, а справа и слева от нее стояли два кавалера, неподвижно застывших с весьма почтительным видом. Герцогиня Мальборо внимательно смотрела на одного из них, лорда Скелтона одетого в белый бархатный костюм и склонившегося перед ней в поклоне так низко, что его пышный черный парик едва ли не касался колена вытянутой вперед ноги. Друг Скелтона граф Стэнхоуп, который ввел его к герцогине Мальборо, вперил довольно безучастный взгляд в венецианское зеркало; по всей видимости, он не слишком интересовался происходящим разговором.
– О миледи, – тянул господин в белом бархатном костюме гнусавым голосом, изо всех сил стараясь придать ему сладко-льстивый оттенок. – Вы так влиятельны! Я уповаю на вас как на последнюю надежду.
– Разумеется, я помогу вам, лорд Скелтон, отчего же не помочь. Но предупреждаю, мои услуги дорого стоят, – еле заметно улыбнулась герцогиня. Обмакнув перо в чернила, она принялась писать на бумаге сумму, которую хотела получить от просителя, и Джон Черчилль при этом подумал, как крупно ему повезло с женой, которая умела делать деньги буквально из воздуха. Его родственники советовали ему не жениться на не слишком родовитой девице Дженнигс, не имевшей приданного, но он, после некоторого колебания, решился вступить в брак с этой приглянувшейся ему девушкой, и не прогадал. Редко какая жена была способна сделать для своего мужа все то, что сделала для него Сара Дженингс. Сара полностью использовала свое влияние на недалекую принцессу Анну, чтобы продвинуть супруга по службе, и его карьера резко пошла в гору. Она широко продавала придворные должности, пополняя тем самым их семейную казну, и заводила в свете те полезные знакомства и связи, которые способствовали росту значения рода Черчиллей. Сара ставила интересы мужа выше собственных интересов, но за свою преданность она требовала от него абсолютной, нерушимой супружеской верности. Джону приходилось применять чудеса изворотливости, чтобы скрыть от нее даже пустячную любовную интрижку. Он любил свою жену, но она была для него «прочитанной книгой», и поиск новизны толкал его время от времени к походам «налево». Теперь предмет вожделений герцога Мальборо представляла Мейбелл Уинтворт, и он приготовился к тому, чтобы выполнить просьбу этой девушки так, чтобы жена не догадалась о его личном интересе к ней.
– Я готов оплатить любые расходы ради получения должности судьи в моем округе, – поспешно согласился собеседник герцогини, прочитав сумму, которую она написала ему на бумаге.
– В таком случае, вы можете больше не опасаться соперников в столь важном для вас деле, – ответила ему его влиятельная покровительница.
Лорд Скелтон и его друг граф Стэнхоуп поклонами попрощались с хозяйкой будуара, и Джон Черчилль, ранее не видимый из-за скрывающей его красной бархатной занавеси, выступил вперед.
Герцогиня, сосредоточенно изучавшая записи на своем письменном столе, радостно встрепенулась, заметив появление мужа. Она обожала его, и считала себя самой счастливой женой на свете. От природы Сара Дженингс имела холодный, расчетливый ум и черствую натуру, но ее сердце таяло, стоило ей очутиться рядом с этим представительным красавцем, в котором привлекательная внешность удачно сочеталась с приятными манерами и незаурядным умом. Джон Черчилль нежно поцеловал жену, пощекотал под подбородком ее любимую болонку, лежащую рядом с ней на шелковой подушке, и осведомился о дочерях и сыне, которого она недавно родила.
– Благодарение богу, дети здоровы, – счастливо улыбаясь, сказала молодая женщина. – Теперь, когда ты рядом со мной, Джон, мне больше нечего желать. Пока я не могу уделить тебе много внимания, мне нужно подготовиться к сегодняшнему приему у принцессы, но через два-три дня я буду полностью в твоем распоряжении.
– Кстати, о приеме. Сара, мне нужно, чтобы одно лицо, которому я покровительствую, получило приглашение на сегодняшний вечер, – небрежно проговорил Джон Черчилль.
– Конечно, дорогой. Назови мне имя, – с готовностью отозвалась его жена, беря в руки новое гусиное перо.
– Леди Мейбелл Уинтворт, герцогиня Дарлингтонская, – сказал ей муж.
Улыбка быстро сошла с лица молодой женщины, она отбросила перо и гневно воскликнула:
– Значит, это правда!
– Что правда, моя дорогая? – невозмутимо спросил Джон Черчилль.
– То, что вы неравнодушны к этой особе! – вне себя воскликнула Сара Дженингс. – В свете давно говорили о ваших чувствах к ней, а я не верила.
– Сара, вам нужно меньше слушать сплетни, – деланно расхохотался герцог Мальборо. – Да, я оказывал преувеличенные знаки внимания этой юной кокетке, но исключительно потому, что она является фавориткой короля Якова. Умная мышь роет не одну, а несколько выходов из норы, и мы должны поступать точно так же, особенно теперь, когда мы затеяли опасную игру смены власти в Англии. Еще неизвестно, как повернутся события, и влиятельный друг в другом лагере нам не помешает.
Слова мужа показались герцогине Мальборо резонными, и она заколебалась. Джон Черчилль понял, что верно поступил, когда решил сыграть на чувстве ее женской осторожности. Ни одна женщина не упустить случая подстраховаться, когда речь идет о ее безопасности и безопасности близких ей людей, и даже сверхумная герцогиня Мальборо не стала исключением.
– Джон, ты действительно озабочен только приобретением нового союзника, – все еще сомневаясь, спросила она.
– Ну конечно, Сара! – стараясь выглядеть как можно более убедительным, воскликнул герцог Мальборо. – Как ты могла подумать, что я могу променять тебя на другую женщину, тем более на эту глупышку – леди Уинтворт? Я думаю только о тебе, и когда шел сюда, то хотел просить тебя, чтобы следующую ночь ты провела со мной.
Свои слова он сопровождал пылким взглядом, устремленным на жену. Этот взгляд убедил молодую герцогиню в искренности супруга. Она снова обмакнула перо в чернила и быстрым, решительным движением написала приглашение для леди Уинтворт. После этого удовлетворенный успехом дела Джон Черчилль вызвал курьера и вручил ему бумагу с личной печатью принцессы Анны.
Спустя два часа Мейбелл получила это желанное приглашение на прием в Ричмондский дворец. Мария Моденская сумела уговорить короля Якова провести этот вечер с ней, и ничто не мешало девушке приступить к исполнению ее замысла. Однако к поездке нужно было тщательно подготовиться. Лондон никогда не был безопасным городом, каждую ночь в нем случались убийства и ограбления, а со времени «Славной революции» волна преступности стала еще больше расти. Городская стража не успевала пресекать деятельность воров и разбойников, когда нужно было сдерживать напор воинственно настроенной толпы простонародья. То и дело было слышно, что кого-то убили или ограбили прямо посреди белого дня. В Гайд-парке жестоко избили трех наивных сельских сквайров, думавших оказать сопротивление шайке грабителей. Случалось даже, что и женщины нападали на прохожих. Записи Уголовного суда 1689 года сохранили имя Элизабет Браун, осужденной за вооруженное нападение на свою жертву в компании с сообщницами. Если добропорядочные горожане хотели поужинать вне дома или сходить в гости, то им следовало вооружиться до зубов. Провожатым, в чьи обязанности входило освещать улицы пешеходам, тоже нельзя было доверять. Часто они вступали в сговор с бандитами и заманивали наивных простаков в заранее подготовленную западню. Грабители поджидали хорошо одетых людей на темных улицах, совали им в рот дуло пистолета и угрожали убить в случае сопротивления. И Мейбелл позаботилась взять себе в качестве сопровождающих надежных проверенных слуг, которые доказали свою добропорядочность долгими годами безупречной службы.
Ее надежный эскорт отбил у любителей легкой наживы желание связываться с ним, – слишком внушительным оказался вид вооруженных мушкетов, красующихся за спиной телохранителей леди Уинтворт, – и Мейбелл без приключений добралась до резиденции принцессы Анны. В тот темный декабрьский вечер, не смотря на пронзительный ветер и жидкую ледяную грязь, заливавшую столичные улицы, перед Ричмондским дворцом одна за другой останавливались дорогие кареты и по парадной лестнице поднимались роскошно одетые мужчины и женщины. Все они были знамениты в высшем обществе Лондона: одни – по своему высокому рождению, другие – благодаря своему уму, природным достоинствам и ловкости.
Среди всей этой блестящей, шумной, болтливой толпы выделялся личный посланник Вильгельма Оранского, лорд Альфред Эшби, который не слишком стремился слиться с праздными гостями принцессы и держался особняком. Многие его знакомые находили, что граф Кэррингтон сильно изменился за время своего отсутствия в столице. Высокий, прекрасно сложенный, подчеркнуто элегантный в красном бархатном камзоле он привлекал к себе всеобщее внимание строгим выражением лица и взглядом, полным плохо скрываемой иронии с каким он смотрел на придворных. Ничего в нем не осталось от прежнего искателя жизненных наслаждений; он неохотно общался со своими прежними приятелями и поддерживал продолжительную беседу с одним только адмиралом Торрингтоном. Этот собеседник всецело разделял его радикальные взгляды на то, как следует поступить со свергнутым королем Яковым и его сторонниками и одобрял его действия. Граф Кэррингтон уже добился того, чтобы кровавого судью Джеффриса и его помощников, отправивших на плаху многих его боевых товарищей, заточили в тауэрской тюрьме. Самого Якова Альфред Эшби мечтал предать широкому публичному суду за тиранию и стремление изменить государственные законы Англии, за которые полагалась смертная казнь. Такой приговор королю граф Кэррингтон считал достойным возмездием за кровавое подавление восстание Монмута и гибель своей жены Сары. Если бы это было возможно, он лично свернул бы шею королю, не дожидаясь судебного приговора и исполнительного палача. Вильгельма Оранского тоже устроило бы подобное развитие событий, избавляющего его от человека, мешающего ему занять английский трон. Большинство английских дворян в отличие от пуритан 1649 года придерживалось весьма умеренных взглядов, но лорд Эшби надеялся, что твердая решимость сторонников Вильгельма Оранского будет способствовать казни Якова Второго.
Об этом он вполголоса беседовал с адмиралом Торрингтоном, вслух размышляя, какие видные лица смогут стать им союзниками в деле осуждения свергнутого короля. Адъютант Торрингтона, служивший им прикрытием, подошел к своему начальнику и шепнул ему несколько слов на ухо.
– Альфред, это становится любопытным. Прибыла герцогиня Дарлингтонская, – поделился новостью с другом адмирал.
– Кто это? – безразличным тоном спросил граф Кэррингтон. Новое имя ему ни о чем не говорило.
– Я забыл, что вы довольно долго пробыли в изгнании, и не знаете ее, – спохватился Торрингтон. – Герцогиня Дарлингтонская – это нынешняя фаворитка короля Якова. И мало того, она его рьяная сторонница и стоит ей очутиться в каком-нибудь публичном месте так она сразу начинает убеждать людей хранить верность сему недостойному монарху. Друзья ее отца неоднократно убеждали ее оставить Якова, уверяя ее, что этот поступок соответствует ее интересам, но она упорно продолжает держаться своего любовника.
– Она так глупа? – с отвращением спросил Альфред Эшби.
– Скорее, ею движет любовь, как бы странно это не звучало, – снисходительно рассмеялся адмирал Торрингтон. – Юная романтичная девушка преисполнилась нежного сочувствия к поверженному королю, а также твердой решимости оказать ему поддержку. Она неоднократно заявляла, что ничто не заставит ее нарушить верность своему повелителю, и призывала своих слушателей проявить душевное благородство, последовав ее примеру.
– В этом случае у нас найдется, что ей ответить, – резко проговорил граф Кэррингтон. – И мало ей не покажется.
Адмирал Торрингтон хотел умиротворяющими словами смягчить своего непримиримого друга, поскольку он хорошо знал покойного лорда Уинтворта и не желал, чтобы с его наивной дочерью обошлись жестоко. Но тут мажордом возвестил о прибытии герцогини Дарлингтонской, и ему поневоле пришлось умолкнуть. Альфред с холодным любопытством стал ожидать появления фаворитки короля, готовясь заранее обрушить всю силу своего презрения на женщину, которая опустилась до уровня потаскухи омерзительного ему Якова. В глазах лорда Эшби она не заслуживала никакого снисхождения, и он, не задумываясь, употребил бы все доступные ему средства, чтобы дискредитировать ее с ее королем еще больше.
Нарядно одетые лакеи открыли две створки парадной двери, пропуская запоздавшую гостью, и тут графу Кэррингтону довелось испытать самое жестокое потрясение в своей жизни. В Портретную галерею во всем блеске очарования своей молодости и красоты вступила его любимая Мейбелл, и лорд Эшби онемел, увидев свою невесту вместо предполагаемой презренной куртизанки. Она показалась ему более стройной, высокой и грациозной, чем он помнил ее. Парикмахер сотворил настоящее чудо с ее прической. Локоны густыми волнами лежали на прекрасной головке юной герцогини Дарлингтонской, и в темных волосах сверкали бриллиантовые звезды – ровно двенадцать звезд каскадом спускались по тугим локонам до самых плеч, подчеркивая сияние ее больших серых глаз.
Девушка была одета в платье лилового шелка с верхней юбкой из серебряных кружев. Перед выходом горничная набросила кружевное фишю на Мейбелл, и округлые девичьи плечи едва виднелись из-под пены кружев, изящных и таких белоснежных, что казалось, будто к ним никогда не прикасалась никакая грязь.
Герцогиня Дарлингтонская выглядела хрупкой, и одновременно такой недосягаемой для критики, что самые злые языки умолкли, не в силах противиться ее обаянию. Альфред смотрел на нее не в силах понять, какое злое волшебство превратило его обожаемую невесту, которая должна была бы преданно ждать его приезда в Уэльсе в любовницу ненавистного Якова Второго. На падшую женщину она совсем не была похожа. Как ему хотелось, чтобы она посмотрела на него, тогда бы он разгадал тайну этого чудовищного превращения. Но Мейбелл не смотрела на него, она вообще не смотрела по сторонам. Вопреки своему обыкновению она не улыбалась сердечной улыбкой, и увлекаемая своими тайными мыслями шла прямо вперед, будто преодолевая невидимые препятствия.
Еще в приемной дворецкий обмолвился, что прием состоится в Портретной галерее, и Мейбелл сообразила, что это она и есть. Ей показалось, что просторный зал выглядит чуть ли не вдвое больше, чем на самом деле. Повсюду в сверкающих канделябрах горели мириады свечей, тут и там группами стояли придворные дамы и кавалеры, разряженные в шелка, парчу и бархат. Сияние света больших хрустальных люстр ослепляло, и девушка не могла не вспомнить с затаенной горечью темноту и пустоту Сент-Джеймского дворца, где находился ныне пренебрегаемый всеми король Яков. А в Ричмондском дворце возле принцессы Анны и ее супруга собралась вся столичная аристократия. Все придворные поспешили откреститься от низложенного короля и продемонстрировать на этом приеме свою преданность новым наследникам престола.
На проходе ее встретила леди Черчилль, герцогиня Мальборо. Мейбелл надеялась, что ее спутником на этот вечер станет сам герцог Мальборо; эта поездка все же была немалым испытанием для нее, и она нуждалась в его поддержке. Но ревнивая леди Черчилль настояла на том, чтобы ее муж вовсе не присутствовал на приеме, не желая, чтобы его видели рядом с этой ослепительной девушкой. Джон Черчилль покорился воле супруги, опасаясь в противном случае, что она откажется помогать Мейбелл.
– Рада приветствовать вас, леди Уинтворт. Надеюсь, ваша поездка сюда была приятной, – любезно сказала герцогиня Мальборо, разыгрывая роль гостеприимной хозяйки. Но по холодному взгляду своей собеседницы Мейбелл поняла, что герцогиня ей не друг. Не смотря на все пылкие уверения мужа, леди Черчилль инстинктивно чувствовала в девушке соперницу, и она решила при первом же удобном случае выслать ее из столицы. Эта девица оказалась более красивой и пленительной, чем она полагала.
– Дорога была скользкой, ваша светлость, но желание видеть их высочества и вас перевешивало во мне все иные соображения, – с поклоном ответила Мейбелл.
– В таком случае, я тут же представлю вас их высочествам, – быстро произнесла леди Черчилль, всем своим видом говоря, что на этом ее миссия завершается и дальше нежеланная визитерша должна справляться со своими проблемами сама.
Они пошли дальше по проходу, и Мейбелл увидела, что одну стену занимают парадные портреты представителей царствующей династии Стюартов, а противоположную стену украшали бесчисленные большие окна. Немногих кресел и стульев было явно недостаточно для собравшихся в зале людей, но много сидений не требовалось, – далеко не все присутствующие обладали правом сидеть в присутствии монарших особ.
У горящего камина в золоченом кресле восседал высокий и дородный господин в роскошном придворном платье, с множеством орденов на груди; рядом с ним в таком же кресле сидела полная молодая дама в белокуром парике. Это были принц Георг Датский и его супруга Анна Стюарт, вторая дочь Якова Второго, ставшая по воле английского Парламента прямой наследницей английского престола. Парик Георга Датского производил гротескное впечатление – настолько крупными выглядели завитые кудри, украшавшие его и ниспадавшие на плечи. Из-за этого парика одутловатое лицо Георга Датского казалось еще более обрюзгшим. Принц и принцесса были разряжены в атлас, расшитый золотыми нитями; от обилия бриллиантов на их платьях рябило в глазах.
Альфред Эшби с таким напряжением следил, как Мейбелл представляют их высочествам, что адмирал Торрингтон только диву давался, помня, как непримиримо он был настроен против фаворитки Якова Второго.
– Смотри, не влюбись в эту сладкоголосую сирену, друг мой, – пошутил адмирал.
Не отвечая ему, граф Кэррингтон пошел вперед, стремясь приблизиться к интересующей его группе людей. Мейбелл после представления ее герцогиней Мальборо заговорила с принцем и принцессой, и до Альфреда стали доноситься ее слова, сказанные удивительно мелодичным голосом.
– Я прибыла не по своей воле, а по воле пославшей меня королевы, ваши высочества, – четко и вместе с тем печально говорила она. – Ее величество надеется, что вы поступите по отношению к ней и ее супругу как почтительные дети, и будете повиноваться их воле, а не воле тех, кто поднялся против их власти с оружием в руках.
– Глас народа – это глас божий, – нехотя ответила на это принцесса Анна. – Поэтому мы не можем игнорировать законные требования наших подданных, и представители трех английских сословий решат судьбу трона, если наш венценосный отец пошел против гласа божьего!
– Его величество готов обсудить все возникшие противоречия, – не отступала Мейбелл. – Нужно только не рубить сплеча и дать возможность всем заинтересованным сторонам обсудить спорные вопросы. Я уверена, можно мирным путем разрешить конфликт, не прибегая к насилию. Озлобленность не ведет к прочному миру и благополучию, а порождает новые раздоры.
– Моему отцу предлагали мирное разрешение спора, но он отверг его, – отрицательно поджала губы принцесса. А Георг Датский, по всей видимости, не имел собственного мнения, и только утвердительно качал головой, когда говорила его супруга.
– Это потому, что его величеству выдвинули ультиматум! – вскричала девушка. Отчего-то ей показалось, что она одержит верх в этом споре, и надежда одухотворила невидимым светом ее красивое лицо. – Король Яков не может принять условия сохранения за ним трона, если дело касается его религиозной совести. Нужно выслушать также, в чем состоит его мирный план, мы все обязаны сделать это в силу нашей вассальной верности. И тогда произойдет действительные переговоры, итоги которых должны удовлетворить всех!
Прекрасная посланница Марии Моденской говорила с таким жаром, защищая своего короля, что невольно завоевала симпатии большинства присутствующих. В ее пользу говорила как ее яркая внешняя красота, так и чистосердечие ее речи. И граф Кэррингтон по ее милости попал во внутренний ад – его буквально раздирали на части как безграничная любовь к ней, так и ненависть к королю, дело которого она так рьяно защищала. Теперь для Альфреда не оставалось никаких сомнений в том, что его любимая невеста действительно изменила ему, причем изменила ему с самым ненавистным его врагом. И хуже всего было то, что она была искренней в выражении своих чувств к королю Якову. Один вопрос молотом стучал в висках лорда Эшби – почему? Почему она изменила ему с королем Яковым? Он, с тех пор как стал ее любовником, был верен ей все время их знакомства. Эта сероглазая колдунья наверняка что-то сотворила с ним, если все остальные женщины перестали для него существовать. Неужели все то, что она говорила о своих чувствах к нему, было ложью? Альфред перевел тяжелый взгляд на ее руки, и его мучительная догадка подтвердилась – на ее пальце отсутствовало его обручальное кольцо! Эта лживая дрянь не смогла выполнить даже такого простого обещания ему, как всегда носить подаренное им кольцо, эту семейную реликвию, которой он безмерно дорожил. Это обстоятельство лучше всяких слов говорило ему, как Мейбелл в действительности относилась к нему. Альфред горько усмехнулся. Должно быть, она посчитала, что положение фаворитки короля и звание герцогини Дарлингтонской являются гораздо более почетными, чем титул графини Кэррингтон, который он мог ей предложить. Эта версия мотива поступков Мейбелл прекрасно объясняла все ее поведение.
Гнев медленно, но верно закипал в груди лорда Эшби. И он взорвался, когда Мейбелл, увлекшись, начала произносить настоящий панегирик королю Якову, восхваляя его честность, душевную твердость и верность друзьям. Придворные внимательно слушали ее, против воли все больше попадая под власть ее обаяния. Безграничная вера ораторов в свою правоту часто завораживает слушателей и заставляет верить им без лишних вопросов. Особенно восторженно смотрели на Мейбелл молодые офицеры; они внимали ее словам ну словно доводам Священного Писания. Вспыхнув, Альфред решил прекратить ее выступление, сказав несколько веских слов, которые должны были развеять чары этой новоявленной Цирцеи. И чистым, четко поставленным голосом он произнес:
– Хвала богу, даровавшему нам победу! Сила папистов сломлена, их отряды бежали, король-католик находится в наших руках, и теперь Англия может вздохнуть спокойно. Наши души они хотели отдать своим попам, а наши тела и все наше достояние – папе римскому и французскому королю, готовящих для нас костры! Но бог не допустил владычества на нашей земле кровавой инквизиции и изуверов в рясах доминиканцев. Грехи этих мнимых святош переполнили меру терпения Небес, и англичане, которые, может быть, не во всем ведут праведный образ жизни, все же выглядят предпочтительнее в глазах Творца своей честностью. Но находятся неразумные женщины, которые ставят под сомнение плоды нашей столь трудно выстраданной победы, – Альфред при этих словах метнул презрительный взгляд на онемевшую от неожиданного появления жениха Мейбелл. – И нужно быть подлинными глупцами, джентльмены, чтобы не только слушаться их, но даже слушать их.
– Совершенно согласна с вами, граф, – поторопилась сказать герцогиня Мальборо, обрадованная тем, что лорд Эшби вмешался в речь юной герцогини Дарлингтонской, поставившей в неловкое положение принцессу Анну и ее саму. – Французы – наши злейшие враги, а король Яков – их верный союзник! Следует ли позволить союзнику наших врагов оставаться на английском троне? Тут даже обсуждать нечего!
– Позвольте выразить свое восхищение вашим умом и вашей правотой, миледи, – граф Кэррингтон отвесил почтительный поклон герцогине Мальборо. – Теперь, с вашего позволения, я хотел бы задать несколько вопросов своей невесте.
– Вашей невесте? – непритворно удивилась леди Черчилль. – Кто же она?
– Вот эта особа, так называемая герцогиня Дарлингтонская, – сквозь зубы проговорил граф Кэррингтон, указывая на побледневшую от ужаса Мейбелл. Теперь ему было решительно все равно, что подумают о нем люди, главное было призвать к ответу обманщицу.
– Что же, вы имеете полное право требовать объяснений от своей невесты, лорд Эшби, – ослепительно улыбнулась герцогиня Мальборо, радуясь про себя, что она сравнительно легко избавилась от своей соперницы. Если судить по выражению еле скрываемой ярости на лице лорда Эшби, то у этой крошки стала назревать куча проблем.
Пользуясь позволением неофициальной хозяйки вечера, граф Кэррингтон мертвой хваткой вцепился в руку Мейбелл, и потащил ее к выходу, не разбирая дороги. Его невеста, еле поспевая, почти бежала за ним. От волнения девушка почти не ощущала боли от хватки железных пальцев Альфреда, но мало-помалу она приходила в себя, благодаря силе своего неукротимого духа. Прежде Мейбелл приходилось отгонять мысли о своем женихе, поскольку она не знала, что ей с ними делать, если она отдала свое сердце королю. Но его внезапное появление снова пробудило в ней ее прежние мечты, чувства и переживания. Он имел такую власть над ней, что достаточно ему было снова появиться на ее жизненном пути, и ее трепетная влюбленность в короля Якова слетела как ворох осенних листьев под порывами сильного ветра.
Плохо было то, что ему открылась вся правда об ее похождениях, и она не могла смягчить неблагоприятное впечатление от своих проступков. Но Мейбелл не собиралась легко сдаваться. Любовь к Альфреду не раз давала ей силы выстоять в самых трудных испытаниях, и она приготовилась еще раз завоевать сердце своего гордого возлюбленного, несмотря на то, что все обстоятельства были против нее.
Граф Кэррингтон втолкнул ее в какую-то темную и безлюдную гардеробную, но темнота не мешала ему представлять, как красива была эта лживая леди, которая на протяжении нескольких последних лет так искусно врала ему о своей любви, что он поверил ей так, как не верил ни одному человеку на свете. Но теперь с этим легковерием было покончено – Альфред возымел твердое намерение разобраться с ней раз и навсегда.
– Ответьте мне на пару вопросов, леди Уинтворт, – вы действительно любовница его католического величества и отказались от намерения стать моей женой? – жестко спросил он. Мейбелл замерла, поначалу не в силах сказать ни слова. Она уже успела забыть, как ее любимый был хорош собою. При свете полной луны, льющейся из окна на его красивое лицо, он производил на нее почти магическое действие, полностью покоряя собой ее сердце.
– Альфред, я никогда по доброй воле не откажусь от тебя, – всхлипнула она от избытка чувств. – Я слишком сильно люблю тебя, и моя любовь к тебе может умереть только вместе со мною. Поверь мне, дорогой мой, я говорю чистую правду, и по-прежнему желаю навсегда соединить с тобой свою судьбу!
Мейбелл сделала попытку обнять своего жениха, но он с досадой оттолкнул ее, сердясь больше на себя за то, что не может окончательно освободиться от своей привязанности к ней.
– Вы не ответили мне, являетесь ли вы любовницей презренного Якова Второго? – холодно напомнил он ей.
Девушка сделала глубокий вздох как пловец перед особенно трудным заплывом, понимая, что настал решительный момент в их объяснении. От того, удастся ли ей найти верные слова, зависит будущее ее отношений с мужчиной, которого она безмерно обожала.
– Дорогой мой, мне пришлось стать фавориткой короля, – нерешительно начала она. – Это случилось во время подавления восстания герцога Монмута, после того как погибла графиня Сара. Я была в ужасе от всего происходящего, и во мне все зрело желание прекратить кровопролитие любой ценой. Решение отправиться в Лондон и просить милосердия у его величества пришло само собою, тогда оно казалось мне самым правильным и верным.
– Но я ведь просил вас – ни под каким предлогом не приближаться к королю и не показываться ему на глаза! – гневно воскликнул граф Кэррингтон. – Вы прекрасно знали, что Яков к вам неравнодушен.
– Ах, я тогда совсем потеряла голову! – заплакала девушка. – От вас не было никаких известий, каждый день происходили жестокие казни, бедная графиня Сара оказалась зверски замученной. Прежний мир рушился на глазах, и мне думалось, стоит только пасть к ногам короля и просить его о великодушии, и тогда все вернется на круги своя и кровавому кошмару наступит конец. Его величество согласился выполнить мою просьбу, но не бескорыстно, и мне пришлось стать его любовницей.
– Яков не пожелал проявить благородства по отношению к вам, зато вы сегодня старались изо всех сил, вербуя сторонников этому мерзкому тирану, – с едкой иронией заметил ее жених. – Поэтому я очень сомневаюсь в вашей искренности, моя дорогая.
– Его величество очень изменился, Альфред! – с жаром воскликнула девушка. – Он раскаивается во многих своих поступках, изъявляет желание прислушиваться к чужому мнению, и даже согласен с тем, что нужно проявлять веротерпимость. Прошу тебя, откажись от мести ему. Он старый, больной человек, который заслуживает понимания и снисхождения. Иногда все нужно начать с чистого листа, предав забвению старые обиды для того, чтобы не умножались новые!
– Его преступления таковы, что не могут остаться без возмездия, – сурово ответил ей непреклонный Альфред Эшби. – Не проси меня за него, чтобы не умножать моего гнева. Я и так вряд ли когда-нибудь забуду о том, что ты была наложницей сего омерзительного старика.
– Тем не менее, Яков оказался более великодушным, чем ты, Фред, – не отступала его невеста. – Я жестоко обманула его величество, когда бежала от него к тебе, но он не только простил меня, но сделал все возможное, чтобы вырвать меня из лап смерти, когда я опасно заболела. Суди же сам, могу ли я не быть благодарной ему. А вот ты, Альфред, не желаешь быть снисходительным даже к моей женской слабости, которая часто сбивает меня с истинного пути. Неужели ты так мало любил меня, чтобы начисто предать забвению все то, что было между нами? – тоном ласкового упрека добавила она.
