Текст книги "Стеклянный ключ"
Автор книги: Виктория Угрюмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
– Прости, – негромко сказал Артур. – Я пойду, пожалуй. Зайду завтра, когда немного разберусь в том, что происходит. Геночка, повремените с пожаром, очень вас прошу.
Он вышел, накинув пиджак на одно плечо, – поникший, печальный. Татьяна провожала его. Они остановились у самых дверей, и Татьяна ласково потерлась носом о плечо своего друга. У нее появилось странное выражение лица, как у взрослой женщины, которая сочувствует несмышленому ребенку.
– На самом деле прости, – повторил он. – Я знаю, что ты хочешь сказать: ты предупреждала.
Она поцеловала его в краешек губ, молча повернулась, не дожидаясь, когда за ним закроется дверь, и вернулась на место событий. Андрей уже встревоженно выглядывал ее, заметно нервничая, и расцвел улыбкой, как только обнаружил ее рядом.
– Сумасшедший дом, правда? – улыбнулась она.
– Скажу одно: квартиры продают немного иначе. Если, конечно, на самом деле хотят их продать.
И все обитатели этой невероятной квартиры взглянули на него по-новому, с невиданным ранее уважением.
* * *
В синем новеньком «БМВ» сидят двое. Водителю на вид лет сорок пять – пятьдесят, он производит выгодное впечатление: хорошо одет, очень спокоен и доброжелателен, лицо у него располагающее, приятное. Такие люди чаще всего либо оказываются мошенниками, либо сотрудниками небезызвестных органов, которые высоко ценят вызывающих доверие агентов.
Рядом с ним вольготно устроился помощник нотариуса, Борис. Всем своим видом он пытался показать независимость, некую даже отрешенность от того, что происходит здесь и сейчас, но глаза его как-то нехорошо бегали, взгляд был жалкий, затравленный. И ясно, как божий день, что собеседника своего он опасается, побаивается даже.
И говорил он торопливо, оправдываясь, хотя никто его вроде ни в чем не обвинял.
– Вот как только вскрыли завещание, так я и бросился вам звонить.
– Вы, молодой человек, – снисходительно сказал водитель, – просто еще не умеете работать. Я ожидал вашего звонка значительно раньше.
– Я тут ни при чем, – запротестовал помощник. – Оскар Степанович эту фигню, прошу прощения, – завещание, хранил где-то у себя на квартире. Ну, будто это действительно важные бумаги.
– Вот как? А вы что же – на самом деле вы считаете их не важными?
– Вам виднее, – быстро отвечал Борис. – Раз вы заказываете, то я и копию снял, и все, как договаривались. Только если вас интересует мое личное мнение…
– Интересует, – доброжелательно усмехнулся водитель и принялся протирать бархоткой голубые солнцезащитные очки в дорогой оправе.
– Там вообще не о чем говорить, – безапелляционно заявил молодой человек. – Старушка-то явно спятила. Из дому вот ушла, чтобы помереть где-то на стороне. И завещание ее, хоть Оскар Степанович и утверждает, что написано в здравом уме и твердой памяти, мне нормальным не кажется. Имущество свое, ну вы прочитаете подробно, она завещала внучке, с тем чтобы та распределила все по своему усмотрению между жильцами квартиры. Там кто-то, кажется, ей дальним родственником приходится. Я не понял точно, а уточнять не было повода. Продажу квартиры покойная не запрещала, в принципе. Мне это пункт особенно понравился, как будто у них есть выбор в нынешних рыночных, – он прищелкнул языком, – декорациях. Да, но продать они могут свою жилплощадь не всякому, кто заплатит, а при определенных условиях. Это вы тоже прочитаете, это вообще воспроизвести сложно. Отдельным пунктом указано, что на кладбище покойницу тревожить не следует: она против всяких там букетиков и надгробных речей.
– Ну, пока ничего особенно странного я не вижу. Я про такие завещания слыхал, что наше кажется верхом здравомыслия. Мало ли какие причины могли быть у старушенции. Вы ничего, случайно, от наследников не слышали? Может, они между собой о чем-то говорили? Может, Оскар Степанович ваш вскользь упоминал?
– Да нет, ничего, – криво усмехнулся Борис. – Ни толкового, ни бестолкового. Они там все рехнулись, потому что выслушали с полным пониманием и даже не возмутился никто. Хотя вытряхнут их из этой квартиры как пить дать. Место-то какое, каких денег стоит. Кто их, старичье, спрашивать будет? В наше время особо строптивых не бывает: или сразу соглашаются, или умирают от острой сердечной недостаточности, а в их возрасте это никого уже не удивит.
– Странно вы рассуждаете, Боренька. Я имею в виду, для юриста.
– А я не только юрист, но еще и реалист.
Водитель выудил из бардачка толстый конверт:
– Ну что же, спасибо, здесь, как мы и договаривались…
– Одну минутку, – прервал его помощник и принялся, не смущаясь, пересчитывать зеленые бумажки с завидной ловкостью.
Собеседник наблюдал за ним с иронической улыбкой, едва коснувшейся краешков губ, но даже если бы молодой человек ее заметил, то все равно не понял бы правильно. Ирония была для него категорией настолько сложной, что почти и недоступной.
– Похвальная предусмотрительность, – сказал джентльмен, когда деньги были сочтены. – Боренька, выслушайте совет взрослого и умудренного жизнью человека: вы выбрали прекрасную профессию. И очень ответственную. Юрист должен, как и священник, хранить тайну своего клиента. Считайте, что это тайна исповеди. Во всяком случае относительно меня этим правилом пренебрегать не стоит. Для вашего же собственного благополучия. Потому что экологическая обстановка у нас в стране неблагоприятная, и в последние десятилетия даже совсем молодые и здоровые с виду люди умирают от сердечных приступов, почечных колик и прочей дребедени. А мы, старики, все скрипим. Вы берегите себя. Лады? И еще одно, напоследок. Не надо недооценивать стариков, они знают очень много хитрых штук, которым вы, дети, еще не научились.
Борис с изменившимся лицом выбрался из машины, и она неспешно тронулась с места.
* * *
Недовольный Мишка пытался увести Андрея, который честно ликвидировал аварию. Он настойчиво тянул его за рукав ко входной двери.
– Пойдем-пойдем, а то клевого сантехника ребятки нашли. И ты тоже ведешь себя как мальчик за три сольдо. – Тут он поймал ледяной взгляд друга и примирительно забормотал: – Прости, прости. Я имел в виду, что с голоду с тобой не умрешь: в случае чего пойдем в слесари-водопроводчики.
Андрей очень приветливо улыбнулся:
– А я никуда не пойду. Я еще не посмотрел все комнаты.
– Зачем смотреть? Невооруженным взглядом видно, что этот кошмар можно продавать только Саддаму Хусейну! Как справедливую кару за преступления против человечности.
– Ты опять спешишь.
– Только не говори мне, что собираешься вкатить бабки в эту развалюху. Поучаствовал в спектакле, поразвлекался – и будет. Тут один ремонт на хорошую хату потянет, причем хату без головной боли. А искать хлопот на свою… – Тут он подозрительно оглядел товарища с ног до головы. – Или тебя этот пистолет Тэтэ заинтересовала? Не верю.
– Станиславский? – поднял бровь Андрей.
– Станиславский не Станиславский, – не сдавался Мишка, который, впрочем, плохо помнил, что это еще за деятель. Кажется, в Москве клиника была такая? – А что она Маринке в подметки не годится, понимаю. Ты видел, как она с мужиком своим обращается? Вот лично тебе такое нужно? Ты со своей мистикой доиграешься однажды – копаться в вонючей ванной из-за паршивого енота.
Он немного перегнул палку и тут же пожалел об этом. Кто-кто, а уж он хорошо знал, как реагирует Андрей на неприятные ему вещи. Он не жалел никого: ни друзей, ни родителей, требуя от всех в равной степени уважения и соблюдения правил приличия.
«Дурак я, дурак! – зло подумал Михаил. – Мирись с ним потом, и еще неизвестно, сколько он будет помнить. Черт, как же надоело, как же смертельно это все надоело!»
Андрей между тем очень спокойным тоном начальника уже не попросил, но приказал:
– Мишаня, давай-ка в контору и займись делами. У тебя их накопилось довольно много. Слишком много для того, чтобы со спокойной совестью считаться младшим компаньоном фирмы. Столько проколов может себе позволить только обычный клерк. А я, с твоего позволения, уж сам решу, как потратить свои деньги.
– Ты поосторожнее – не свихнись, как все эти пассажиры. По ним же Кирилловская рыдает горючими слезьми. По всем – и оптом, и в розницу. И по ней первой: в ее возрасте нормальные бабы бриллианты носят, а не енотов! А если енотов, то в виде шубы!
Он скрылся за дверью.
Снова посыпалась на голову штукатурка, и наверху загудел и затарахтел какой-то очередной инструмент.
Капа подошла к Андрею и вежливо кашлянула за его спиной. Тот только что не подпрыгнул.
– Пойдемте, спаситель, попьем кофейку. Наша Тэтэ пирожков утром напекла с вишневым вареньем – еще свежие. Квартиру вы, конечно, покупать не станете, да мы и не продадим, как вы верно заметили; но мы вам обязаны жизнью. Геночка однажды нас всех утопит, а сам останется новым скорбящим Ноем. Уверяю вас. А знаете, сегодня мне снилась цыганка – красавица ослепительная, в юбке лукового цвета, с гроздью монист. И говорит мне: «Капитолина, будущее твое в скором времени изменится». Я ей отвечаю: – «Давно уж пора помереть». А она ладошкой помахала и отвечает с некоторой досадой: «Ах! Да я же не об этом!» И открою вам тайну: снится она нам исключительно к важным событиям.
И молодой человек не осмелился спросить, кому это – «нам».
За кофе и пирожками, которое оказались необычайно вкусны, Андрей снова завел неспешную беседу:
– Не поймите меня превратно, но я хотел бы еще раз уточнить, кто будет представлять всех владельцев в том случае, если я буду покупать вашу квартиру? С кем вести переговоры?
– Молодой человек! – воскликнул Аркадий Аполлинариевич. – Ну зачем вам нужно взваливать на себя такую тяжкую ношу? Это же не квартира, а страх Господень. Сущее наказание. Вы картины пишете?
– Пока нет.
– Вот видите! Так что ходить в Мариинский парк с мольбертом не станете – вы же занятой человек. Вам нужно вложить деньги разумно, с толком. А здесь один ремонт встанет в такую кругленькую сумму, что оторопь берет. Поверьте мне, я закончил Академию архитектуры и прослужил по этому ведомству сорок пять лет. И уж приблизительную смету составить мне – раз плюнуть.
– Я отдаю себе отчет в том, что возникнут определенные трудности. Но меня они не пугают. То, что легко дается, – дешево ценится.
Текст, в целом обычный и вполне разумный, Андрей адресовал отчего-то не художнику, но Тото, глядя ей прямо в глаза. При этом он краснел и волновался, а она снова представилась ему бессмертной нимфой, которая пережила на своем веку столько людей и видела столько событий, что ее уже ничто не удивляет.
– Молодость! – мечтательно наклонилась Капа к сестре. – Когда я сбегала из дому со своим третьим мужем, меня тоже не пугали трудности. Теперь-то я бы не рискнула вылазить из чердачного окна.
Липа многозначительно поглядела на нее через лорнет.
– Давешний случай не в счет, – слегка смутилась Капитолина. – У нас первый этаж, к тому же это так романтично.
– Позвольте пригласить вас в какое-нибудь заведение неподалеку, чтобы там спокойно обсудить детали. Я ведь верно понимаю ситуацию, делами здесь занимаетесь вы? – немного церемонно спросил молодой человек.
– Пожалуй, я делаю это скучнее, чем остальные, – хихикнула она. – У меня размах пока не тот.
– Согласен поскучать с вами.
– Тогда поехали. Рукой махнуть надо?
Она оглянулась напоследок. Старушенции дружно показывали ей поднятый вверх большой палец.
Они вышли у «Каффы», и молодой человек пребывал в полной уверенности, что делает своей спутнице приятный сюрприз. Если он и казался снобом, то самую малость и, особенно в данной ситуации, не был склонен судить о людях по их достатку. Но даже поверхностный взгляд, брошенный в старой коммунальной квартире, многое сказал. Конечно, Татьяна печет прекрасные булочки, а очаровательные и озорные дамы варят чуть ли не лучший кофе из всех, что он когда-либо пробовал. Но, согласитесь, есть своя прелесть и в изысканных кафе, где дымящийся напиток вам подают в маленьких белых кофейничках и к нему – сливки в крохотном сливочнике. И чтобы меню было разнообразное: кофе по-мексикански, по-бразильски, по-ирландски; с кардамоном, гвоздикой, перцем, виски или шоколадом. И резные табуреты, и стены сплошь в стилизованной наскальной живописи и слоновых бивнях. И всего три столика в верхнем этаже – очень далеко один от другого, чтобы никто не мешал приятной беседе. Да пальмовые циновки, да проворная вежливая обслуга.
Андрей предложил своей даме руку с давно забытым удовольствием, и она оперлась на нее непринужденно и доверчиво. Он и сам не знал, что на него нашло, но внезапно наклонился и прижался губами к ее прохладному тонкому запястью, на котором болтался простенький серебряный браслет – довольно тяжелый, широкий, с крупными цветными, плохо шлифованными прозрачными стекляшками и грубо вырезанными в металле фигурами странных зверей. У него даже мелькнула короткая мысль, как она, при тонком ее вкусе и изысканности, допустила присутствие такой откровенно дешевой безделки. Наверное, с браслетом связано что-то личное.
Молодой человек поднял на нее удивленный взгляд, будто ожидал, что она объяснит ему причины его неожиданного порыва. Татьяна улыбалась ему немного печально и ласково.
Потом они сидели на маленьком балконе и пили кофе по-ирландски – из высоких стеклянных бокалов с витой ручкой; ароматный, душистый, с пышной белой шапкой взбитых сливок. Говорили о чем угодно, о всякой ерунде, только не о квартире.
– А теперь представьте себе мое изумление, – рассказывал он смеясь, – когда я понял, что этот енот меня преследует. Черт его знает, сказал я себе, отчего этой весной в городе появилось так много желтых енотов?
Она сделала небольшой глоток и посмаковала напиток.
– Давно я так не веселилась. Спасибо, что вы приехали покупать нашу квартиру. Я как раз думала, где мне вас увидеть?
– И ведь куплю… – начал он и осекся растерянно. – Вы серьезно?
Татьяна подняла указательный палец:
– Давайте договоримся сразу, я позволяю себе говорить то, что думаю. Если говорю: вы мне нравитесь – это не пустой комплимент и не попытка польстить, а факт. Очевидный и непреложный. Если вы меня разочаруете, не обессудьте, я это произнесу вслух.
– Так не бывает, – убежденно ответил Андрей. – Вам же тяжело общаться с людьми!
– Мне – нет, им – случается. Помните анекдот: «Были ли у тебя в Париже трудности с твоим французским? – У меня – нет. Вот у французов…» Я слишком взрослая и ленивая девочка, чтобы тратить время на театральное представление. Кстати, о квартире. Зачем она вам? Нас всех нужно поселять рядом – это такая морока, что врагу не пожелаешь. Вы ведь понимаете, что тетю Капу и тетю Липу нельзя бросать на произвол судьбы. А мотаться на другой конец города каждый день я просто физически не смогу.
– Извините, – осторожно спросил он, – где вы работаете? Кем? Если не секрет, конечно.
– На вольных хлебах, – неопределенно отмахнулась она. – Художник-иллюстратор. Я же выросла рядом с Аркадием Аполлинариевичем: у меня просто не было другого выхода.
Он сделал вывод, что она без работы и нуждается в деньгах, но гордость не позволит ей об этом говорить, и решил деликатно сменить тему:
– Извините, но его картины не показались мне шедеврами.
– Вы абсолютно правы, – легко согласилась Тото, – картины никакие. Да он и сам это знает. Зато преподаватель превосходный и вкус у него отменный. Впрочем, и художник он неплохой. Парадокс в том, что графика у него безупречная, но к маслу – ни малейшего таланта. Но ему не дают покоя лавры Брюллова, а графику он не признает и не понимает. Представляете? И вот каждый божий день – в солнце, дождь и слякоть – Аркадий Аполлинариевич и его верный, многострадальный стульчик отправляются на этюды…
– А тетя Капа и тетя Липа совсем, как бы это мягче выразить… утратили связь с реальностью?
Татьяна вовсе не обиделась, хоть он того и опасался втайне.
– Конечно нет, разве вы не заметили? Просто они не помнят ненужные мелочи. У них голова занята более важными вещами.
– Ну да, ну да, – а лазанье через окно?
– Вы уже и про окно знаете? – Она припомнила детали предшествующей беседы и спохватилась. – Ах, да!
Андрей кивал с лукавой усмешкой.
– Это высокое безумие страсти, – торжественно пояснила Тото, – а никакое не помешательство. У тети Капы протекает бурный роман, вот она и совершает необычные поступки, как всякая влюбленная женщина. Когда-то давно она была влюблена в немца – Фридриха. В сорок первом его расстреляли, среди прочих, просто так, для очистки совести стрелявших. Она тогда за одну ночь поседела. Татя Капа после него имела много романов, но влюбилась, кажется, впервые за много лет. И знаете, я ей даже завидую, так безоглядно, искренне и безумно у нее это выходит. Я бы дорого дала за такое. Стоп. Кажется, я вас заболтала.
– Что вы. Мне безумно интересно. Просто нужно заказать еще по кофейничку. Да?
– Готова пить кофе декалитрами – каюсь. Считается, что для бодрости и бодрствования. А после этого сплю как младенец.
Андрей сделал заказ, а потом робко тронул ее браслет:
– Неловко спрашивать, но у вас уж очень звучная фамилия. Скажите, а маршал фон Зглиницкий не приходится вам родственником?
– И не только он. Хотя, признаюсь, удивительно встретить человека, знакомого с историей Зглиницких. – Тут она сделала серьезное и строгое лицо. – Но за всех них, товарищ следователь, мы уже положенное отсидели.
– Почему бы вам не восстановить приставку «фон» и не похлопотать, чтобы вас приняли в Дворянское собрание? – спросил он, загораясь непонятным энтузиазмом.
– В Дворянском собрании и без меня слишком много дворян. А потом… вдруг к власти опять придут наши?
Он собирался ответить что-то, по возможности крайне остроумное, – ему нравилось слушать, как она смеется, будто горсть льдинок или хрусталинок рассыпают по серебряному подносу, но в этот момент зазвонил мобильный.
– Простите.
Андрей смотрел на номер, и лицо его неуловимо, но очевидно менялось. Он стал будто бы жестче, намного старше. И говорил короткими, отрывистыми фразами:
– Да, я помню, что обещал. Марина, это не самый лучший способ… Чем громче ты кричишь, тем меньше я тебя понимаю. Ну, возьми пять сотен – хватит? А чего ты хочешь? Ты же знаешь – я ненавижу мотаться по магазинам. Ну хорошо. Я в «Каффе». Совсем рядом? Я сейчас выйду.
Выключил телефон. Виновато посмотрел на свою спутницу.
– Простите еще раз, совсем забыл, что твердо обещал, – тут молодой человек замялся, явно не желая называть Марину ни невестой, ни женой, ни подругой, – сделать несколько покупок. Наверное, мы созвонимся на днях, завтра. Дайте мне ваш мобильный.
Татьяна ответила намного холоднее и сдержаннее:
– Увы, не дам, ибо такового не имеется. Могу продиктовать общий квартирный. Пишите – два, два, восемь…
* * *
Они были чересчур заняты собой, да и улицу в любом случае не разглядывали. А если бы и разглядывали – тогда что?
Недалеко от кафе остановился приметный автомобиль – темно-синий сверкающий «БМВ». Его водитель сидел за рулем, прижимая мобильный к уху плечом. Мимо машин, сбившихся у тротуара, как отара перепуганных овец, мимо которых ни пройти, ни проехать, к нему пробирался гражданин, также активно лопочущий в универсальное средство связи. Был он высок и широк в плечах, лет ему около сорока пяти. А внешность – так себе, среднестатистическая.
– О! – наконец обрадовался незнакомец. – Вот, вижу тебя. Сейчас подойду.
Он спрятал телефон в карман, подошел к автомобилю, наклонился к приоткрытому окну и просунул внутрь толстенькую пачку моментальных фотографий.
– Ну, вышло что-нибудь? – брюзгливо спросил хозяин «БМВ».
– Штук пять толковых снимков наберется. Но на безрыбье и рак – рыба, хорошо хоть эти успел.
Водитель проглядел фотографии:
– Да, не густо. Ну, что поделаешь, придется попытать счастья с тем, что есть. Мне теперь еще добычу отловить нужно.
– Счастливой охоты, – сказал второй, стремительно удаляясь по направлению к желтому спортивному автомобилю, припаркованному чуть выше по улице. Там он покрутился немного, выбрал относительно удобное местечко в теньке, на узкой крохотной лавочке, ютившейся под липой, и приготовился долго ждать.
* * *
Андрей торопливо набирал на мобилке номер, который продиктовала ему Татьяна, а по лестнице в этот момент уже поднималась Марина, которая не могла позволить себе роскошь не посмотреть на вероятную соперницу. Она даже приостановилась на предпоследней ступеньке, оглядываясь по сторонам, но тут ее взгляд упал на столик под окном, и первое, что обратило на себя ее внимание, был взгляд – взгляд, холодный и безучастный, которым Тото глядела на своего спутника.
Девушка сразу успокоилась. Она увидела, что хотела. Нынешняя собеседница Андрея не походила ни на роковую красавицу с трагическим изломом рта и нервными жестами; ни на леди-вамп, которая нахрапом берет все, что пожелает; ни на беззащитную Белоснежку, при появлении которой даже самые безучастные мужчины отправляются спасать и защищать несчастное дитя, а также хватать и прижимать ее к своей широкой груди. Иных соперниц Марина не опасалась и в расчет не принимала.
Правда, на всякий случай она приняла пышную позу, не удосужившись поздороваться и не собираясь присесть. Поэтому Андрей был вынужден встать и раскланяться с Татьяной.
– Я обязательно позвоню вам на днях, а вы пока уточните все вопросы и согласуйте их между собой, чтобы потом не затягивать с документами. Я еще не решил окончательно, надо будет посмотреть, подумать. Скорее всего, да.
Татьяна послушно кивала. Она уже не слушала: в ее мире он ушел несколькими минутами раньше, и теперь она думала о своем, чему-то тихо улыбаясь. Даже не взглянула вниз, хотя нужно было всего лишь опустить глаза, чтобы увидеть, как он расплачивается и выходит из кафе, опережая на шаг свою очаровательную спутницу.
Милая молоденькая официантка принесла наверх подносик с бокалом кофе по-ирландски.
– Ваш спутник просил принести вам заказ, – сказала она, будто извиняясь. – Я только выполняю. Унести, Татьяна Леонтьевна? Или оставить?
Татьяна заглотила остывшие остатки своего кофе и возмутилась:
– С чего бы это вдруг – унести? С какой радости? Нет. Оставьте. И принесите еще один, мой любимый, пожалуйста, с маленьким тирамису, и пусть его…
– Как обычно, посыплют перцем, – продолжила официантка, лучезарно улыбаясь.
Татьяна не знала, как ее зовут и вообще не помнила: девочка наверняка работала тут недавно, но была хорошо осведомлена о ее вкусах и привычках. Тото это не удивляло – во многих кафе и ресторанах ее передавали молодому поколению чуть ли не по наследству, как одну из местных достопримечательностей. Она никогда не обижалась и не возражала. Достопримечательностям всегда качественнее готовили и быстрее приносили заказ. Знакомиться было некогда да и незачем. И она попросила:
– Только очень быстро. Опаздываю в свинячий голос.
Официантка хихикнула и, с космической скоростью обернувшись туда и обратно, принесла высокую голубую рюмку на тяжелой ножке (помнится, второй такой она не видела в буфетной), до краев полную крем-ликером, маленькое пирожное, густо посыпанное пряностями, и дымящуюся крохотную чашку, которую окутывал густой аромат кайеннского перца и мускатного ореха.
– Безо льда, – сообщила она, ставя ликер и улыбаясь.
– Безупречно, – улыбнулась Тото.
И девушка расцвела, ибо шеф строго-настрого приказал ей на глаза ему не показываться, пока Татьяна Леонтьевна не произнесет свое коронное «безупречно». Официантка не знала еще, что это за птица такая, отчего вокруг нее столько шума и хлопот, но ей уже шепнули доброжелатели, что она может считать себя зачисленной в штат, если не случится какого-нибудь вовсе вопиющего прокола.
* * *
– Татьяна Леонтьевна! – закричал, наполовину высунувшись из машины, милый паренек с диковатой прической – голова его была покрашена в оранжевые и зеленые цвета. Костюм, впрочем, оказался весьма респектабельным, как раз для такой жары, и вместе все это производило воистину неизгладимое впечатление.
– Здравствуйте! – вопил он, махая рукой. – А я вас разыскиваю третий день: меня Николай Николаевич замучил, так жаждет с вами встретиться. Как мне вас с ним связать? Кстати, может, вас подвезти?
Она обрадовалась ему как родному.
Молодой человек диковинной внешности на самом деле являлся креативным директором серьезной издательской фирмы, и голова у него была золотая. К вящему ужасу его непосредственного начальства, один раз – даже в прямом смысле.
Татьяна всегда думала, что если бы у нее был брат, то она хотела бы именно такого – веселого, умницу, открытого новым идеям, остроумного и очень дружелюбного. Она помахала ему в ответ и процокала каблучками по отполированным дубовым ступенькам, даже не обратив внимания на крутизну лестницы. Хотя обычно крутых лестниц не любила и даже как-то побаивалась.
– Здравствуйте, Сенечка, драгоценный вы наш! Подвезти нужно, даже очень.
Она добыла из сумочки тоненькую изысканную визитницу с монограммой в нижнем углу, а оттуда – две карточки и протянула Юре:
– Вот, на днях сменила номер, а позвонить не успела. Простите великодушно. И перед Никником за меня извинитесь.
– Обязательно. Куда едем?
– На Большую Васильковскую, если вас не затруднит. А теперь простите, Сенечка, полминутки.
Она достала мобильный телефон, набрала номер и произнесла очень мягко и ласково:
– Я уже еду. Нет, ненадолго, еще пропасть дел. Заскочу переодеться. У меня намечается встреча, и древние персидские украшения – звякнула браслетами, – там ни в дугу, ни в Красную Армию. Нужно поговорить. Нет, не волнуйся. Какое закончилось, белое? Хорошо, куплю. Больше ничего? Тогда пока, до встречи.
* * *
В почти пустом ювелирном магазине, где шаги посетителей гулко отдавались от вымощенного мрамором пола, где скучал здоровяк охранник и вполголоса обсуждали какую-то стерву Юльку две очаровательные продавщицы, будто бы сошедшие с рекламы зубной пасты, одинаково полезной для всей семьи, Марина примеряла кольца, то и дело призывая Андрея оценить очередной экземпляр. Сложность заключалась в том, что молодой человек не находил сколько-нибудь существенной разницы в предлагаемых ему вариантах и полагал, что они отличаются только размером и ценой. Цена его не интересовала, а как произведение искусства ни одно кольцо не привлекало внимания, и потому его раздражало, что девушка постоянно отвлекает его от собственных мыслей.
Он вообще не любил эти выходы в ювелирные и мебельные, супермаркеты и обувные, как в свет. Для Марины они приравнивались к культурным событиям, как иные ходят в оперу или филармонию. И его отношение обижало девушку. Она не раз и не два упрекала Андрея в высокомерии, а сакраментальное «Будь проще, и к тебе потянутся люди» когда-то не сходило с ее языка. Впрочем, подобные споры чаще всего заканчивались слезами; а Андрей в таких случаях поворачивался и уходил, давая ей возможность, как он формулировал, «взять себя в руки и хорошенько подумать».
Что тут думать? Ей порой хотелось треснуть его хорошенько сковородкой по голове, но не всем нашим желаниям суждено сбыться.
Сегодняшняя история ничем не отличалась от десятков предыдущих и развивалась по давно известному сценарию. После пятого или шестого кольца и десятого вопроса: «Так с чем все-таки лучше взять – вот этот, с изумрудиком, или тот, с брюлликом?» Андрей пришел в состояние холодного бешенства.
– Знаешь, дорогая, – сказал он, едва сдерживаясь, – лучше я подожду в машине. Заодно сделаю пару звонков. А ты купи себе, что хочешь. Договорились? В деньгах не стесняйся.
Марина обернулась к нему со слезами на глазах:
– Я так не могу! Почему ты со мной так поступаешь? Что я тебе сделала?
– Дорогая, – ледяным, предельно вежливым тоном, какой бывает порой хуже оскорбления, произнес молодой человек, – не надо сцен на публику.
Девушка топнула каблучком:
– А меня достал твой светский тон! Я по горло сыта твоей безупречной вежливостью! Я действительно могла взять у тебя бабки…
– Деньги, дорогая, деньги.
– Нет, бабки! – закричала она. – Бабло! Зелень! Но я так хотела, чтобы мы были вместе! Вместе покупали, вместе радовались.
Андрей подчеркнуто вежливо улыбнулся продавщице:
– Простите нас.
Он заставил Марину снять кольцо и увлек ее в машину.
– Ну что, малыш? В чем дело? – спросил, усаживая ее рядом, но в голосе молодого человека было не слишком много участия и сочувствия. Его коробило от жаргона, от ее поведения, от самого предложения радоваться очередной покупке, которая завтра будет забыта за ненадобностью, наконец. – Критические дни, депрессия, переутомление? Что на сей раз?
Марина уже рыдала в голос:
– Тебя никогда нет рядом, даже когда тебя можно пощупать, потрогать. Ты все время где-то, с кем-то! Почему мы не вместе? Я тебе совсем разонравилась? Где ты? Ау!
– Видишь ли, лапа моя, тебе там совсем неинтересно. А мне совершенно безразличны эти вот кольца.
– Кольца-то при чем? – Слезы текли по ее щекам в три ручья, но удивление пробилось даже сквозь обиду и боль.
– Они все безвкусные. Дешевка.
– Ни фига себе, дешевка! Ты что, Сорос или граф Монте-Кристо? Или наследство получил от Гейтса?
Он поморщился:
– Дешевка, которая стоит тысячу, две, три. Ты предлагаешь мне восторгаться тем, чего я органически не перевариваю. Я тебя просил – не заставляй меня участвовать в этих глупостях. Меня это раздражает. А теперь ты обижаешься…
– Ты меня не слышишь! Ты со мной вообще как с человеком не разговариваешь. Я нужна тебе как красивая вывеска.
– Больше всего на свете люблю, когда ты начинаешь говорить о себе в превосходных выражениях, – язвительно заметил он.
Марина пулей выскочила из машины, изо всех сил хлопнув дверцей. Сделала несколько шагов – независимая, разгневанная. Андрей сидел за рулем, явно ожидая, что она вернется. Он оказался прав: девушка подошла к машине, наклонилась и потребовала сухо и отстраненно:
– Дай мне денег на такси.
Андрей достал из портмоне несколько сотенных долларовых купюр.
– Надеюсь, этого на такси хватит.
– Хватит, – сказала Марина. – Большое тебе спасибо за приятный вечер и обещанный подарок.
Сердито простучала каблучками по асфальту.
Если бы она знала, куда ее бойфренд двинется сразу после того, как расстанется с ней, она бы не ушла ни за что на свете.
Андрей сорвался с места, как на гонках «Формулы-1», выруливая назад, к «Каффе». Он торопился, волновался, хотя голос рассудка и говорил ему, что никакой Татьяны там быть уже не может, что прошло слишком много времени, не говоря уже о том, что прощание вышло не самым удачным.
Но он не мог не вернуться, не попытать счастья. Ни о каком хладнокровии речи и быть не могло. Впервые в жизни ему даже захотелось курить, но сигарет не оказалось, да и не знал он, как это – хотеть курить: прежде Андрею и в голову не приходило подобное. К мелким вредным привычкам он относился беспощадно. И скорее всего он даже не замечал, что бормочет себе под нос:
