Текст книги "Стеклянный ключ"
Автор книги: Виктория Угрюмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
– Понравились, – поклонился господин. – Особенно портрет пожилой дамы в синем. Он особенно хорош. А вот скажите, что у нее во взгляде? Что вы хотели передать? Мне очень важно ваше собственное толкование.
– Проще простого. Это тоска по сильному и надежному, когда-то потерянному любимому. Горькое осознание; и мечта о тишине и покое.
– Она прекрасна, – прошептал господин. – Я бы хотел приобрести этот портрет. Цена значения не имеет.
– Простите, – виновато склонила голову Тото. – Он не продается. Цена значения не имеет.
– Очень жаль, – молвил господин. – А могу ли я заказать у вас копию?
– Возможно.
– В ее взгляде я увидел еще кое-что, – тихо сказал старик. – Позвольте цитату: «Сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица и мнет ковыль». Неукротимый взгляд. – Он сделал паузу и внезапно произнес фразу, странную для людей, совершенно незнакомых: – Как бы я хотел подарить вам эту тишину.
– Спасибо, – искренне отвечала Тото.
Тут их обступили со всех сторон, и господин предпочел удалиться, раскланявшись на прощание:
– Мы еще встретимся, обещаю вам.
– Не сомневаюсь. Отчего-то совершенно не сомневаюсь, – кивнула Татьяна. – До скорого свидания.
Она проводила старика долгим и печальным взглядом, будто он уходил на войну.
Многочисленные гости полностью завладели ее вниманием в следующую минуту, и потому она не видела, как смотрит на нее еще один человек.
Майор, точнее со вчерашнего дня майор в отставке, а ныне сотрудник службы безопасности господина Бабченко, Николай Варчук, также находился среди гостей. Он одним из первых поздравил Татьяну с огромным и заслуженным успехом, после чего растворился в толпе, наблюдая за ней издали. Одноглазого, за которым приказал или, точнее, убедительно попросил следить Павел, в людной компании не обнаружилось. И все же, заметив, как беседует с Тото высокий, седой господин аристократического вида, словно сошедший с картины из фамильной картинной галереи какого-нибудь английского лорда, он оторопел, как если бы увидел привидение.
Недолгое время, пока длился разговор, Варчук потратил на то, чтобы прийти в себя. И когда старик двинулся к выходу, кивнув своим «годзиллам», Николай бросился следом за ними.
* * *
Машка не верила своим глазам.
Во-первых, Сергей при виде ее – наряженной в специально привезенное Татьяной платье и кружевную шаль ручной вязки – глазам своим явно не поверил, причем сразу по двум пунктам: и бывшая любовница оказалась весьма хороша собой; и Тото ее, оказывается, откуда-то знала. Подвела Колганова та невнимательность, с которой он слушал Машкины рассказы о ее знакомых, – и потому он до сих пор не признал в своем главном менеджере по связям с общественностью когдатошний персонаж долгих историй о непроданной коммунальной квартире и подруге-художнице.
Они пообщались неожиданно тепло; Колганов с удивлением узнал, что его добрая, глуповатая, суетливая, как клуша, Марья, оказывается, обладает недурным чувством юмора, великолепно разбирается в моде и живописи и тоже знакома со многими светскими персонажами. И то, что ей как родной радовалась известнейшая модистка страны, удивляло. Сергей помнил, сколько истрепанных нервов стоило ему успокоить Жанну, когда она не смогла записаться к Юлии Жемчуговой, – очередь стояла на несколько лет вперед. Говорил ей комплименты знаменитый музыкант; целовал в щечку Павел Бабченко – в этот момент Колганов решил, что ему все снится. А главное, конечно, что в ней души не чаяла сама виновница торжества. Золотой свет, окружавший Татьяну в глазах влюбленного Сергея, выгодно освещал и всех, кого она выделяла. Словом, первый раунд остался за Машкой, с радостью обнаружившей, что на выставку Серж прибыл один-одинешенек, без своей «курвы».
Во-вторых, они с Татьяной снова сидели в «Симпомпончике», как в старые добрые времена, никуда не торопясь. И впереди был еще целый длинный, интересный и счастливый вечер. Познавательный – как сказала бы Тото. И официантки радостно встретили их, всплеснув руками при виде шикарных подруг; и Маргоша выкатилась из-за своей стойки, чтобы сказать все, что она думает по поводу некоторых, исчезающих на целую вечность. И даже один из завсегдатаев, имени которого они не знали, но привыкли встречать его здесь по вечерам, осмелился подойти и выразить свою радость по поводу встречи. Словом, день удался.
– Господи, – сказала Машка, накидываясь на апельсиновый пирог со взбитыми сливками, – какая же я толстая! Вот сегодня последний день ем сладкое, а завтра сажусь на диету. Я за эти пару месяцев так наволновалась, что поправилась на шесть килограммов. Вообрази, в юбки не влезаю.
– Снова по ночам «оцень кусать хоцца»? – хихикнула подруга.
– Ты же меня знаешь. Поплачу, открою холодильник, вытащу все на стол, и жру. Просто проглот какой-то.
– А ты не волнуйся, – посоветовала Тото. – Ты же не море, чтобы волнами идти. Научись жить спокойно.
– А вот ты так умеешь?
– Нет, оказывается, не умею. И именно поэтому точно тебе говорю: волнения никому и никогда не помогли. А навредили отчаянно.
– Тото, а Тото… – жалобно поканючила Машка. – Выскажись, прошу тебя. А то мне все время кажется, что ты что-то в себе держишь. Как ходишь с ножом в спине. Нет, постой. Наверное, сначала я должна сказать – ну, что мне жаль и необходимо, чтобы ты меня простила, говорить не буду. Само собой разумеется, но все равно ничего не опишет. Я хочу, чтобы ты знала, что никого роднее тебя у меня нет и не было. Я тебе это сто раз говорила. А самых родных и близких действительно обижаешь сильнее всего. Прям какой-то бес попутал.
Татьяна наклонилась и поцеловала ее.
– Машуль, не волнуйся. Свиньи вы, конечно, порядочные, но ты-то знаешь, что я ничуть не лучше Саши. Так что обвинять его я все равно не имею права. Неправильно это будет. И потом, если я могу думать о другом человеке, и он может думать о ком-то еще, то с нашими отношениями пора завязывать. Можем остаться друзьями, как с Артуром. Можем разойтись, как с первым мужем, навсегда, потому что крепкой мужской дружбы у нас с ним все равно не вышло. И дело тут не в том, могу я что-то простить или не могу, а в принципе. И принцип этот совершенно в другом.
– Тото, все это правильно, – тоскливо сказала Марья. – Но ты с твоим юношеским максимализмом так одна и останешься. Ведь идеальных людей нет, и ты их не создашь. Ты-то не Господь Бог. Ты же сама меня учила держать удар и улыбаться.
– Не спорю, – согласилась та. – Под каждым словом подписываюсь. Но, как бы тебе это объяснить, Машуль, достало меня все. Я услышала, на самом деле услышала, как внутри что-то хрустнуло, треснуло и разлетелось на кусочки. Будто мне хребет перебили, и я ползаю на локтях.
Машка с ужасом на нее уставилась.
– Ты не пугайся, – поторопилась успокоить ее Татьяна. – Это тоже нормальное явление. Все подлежит восстановлению, все впереди хорошо. Только именно здесь ничего больше не будет. Потому что продолжать с Сашей – все равно что стоять с кистями и красками у полностью готовой картины и ждать чего-то. А чего ждать? Нужно создавать что-то принципиально новое.
– А как Андрей?
– А никак. Исчез. Не звонит, не пишет, не навещает. Видимо, он тоже сделал свой выбор, и его тоже можно и нужно понять.
– Сколько он со своей барышней? – спросила Машка.
– Говорит, что три года.
– Три года тоже просто так на свалку не выкинешь. Меня Сергей вон сколько помучил прежде, чем бросить. Да и она, наверное, просто так не уйдет. Так что ты не переживай, все у тебя еще наладится. Как ты говоришь: ну, куда он денется с подводной-то лодки?
– Всегда есть выход и всегда есть куда деться. Я, Машка, сама виновата – непростительно расслабилась. Распустилась. Но только у меня есть оправдание: надоело все время держать ситуацию под контролем.
– Хочется покоя?
– Угу, – честно призналась Татьяна. – Его, родимого, и хочется.
– А это я тебе и пыталась объяснить не так уж и давно. Я устала. Я хочу просто жить и не опасаться того, что меня выживет из дому и сердца любимого человека какая-то более ловкая, хитрая, умная и дальновидная женщина. Чего я хочу, чтобы меня просто любили. Ни за что. За так…
– Выходит, мы с тобой обе прогорели.
– Не совсем, – возразила Машка. – Тебе-то ведь ничего не стоит вернуть Сашу со всеми потрохами. И Андрея этого отбить у его красавицы. Так что переживать вообще нечего.
– Ну, просто не женщина, а какой-то Атилла, – хмыкнула Татьяна. – Отбить, завоевать, вернуть. И еще потребовать контрибуцию предметами, имеющими большую материальную ценность.
Обе расхохотались. Бармен принес им на подносе два высоченных бокала, украшенных яркими бумажными зонтиками и крохотными шелковыми шариками.
– Разрешите представить, – волнуясь и запинаясь начал он, – мой новый коктейль «Зеленая шляпка». В вашу честь, Татьяна Леонтьевна. Я сегодня до работы успел зайти на выставку. Это действительно здорово. Я вас поздравляю. Это успех.
– Вкуснотища-то какая! – завопила Машка, отведав приношение.
– Спасибо, – расцвела Тото. – Это тоже, – кивнула на коктейль, – немалый успех. За ваши золотые ручки, Женечка.
– Мне бы толкового помощника или помощницу, я бы такое делал! – пожаловался Евгений. – Только человека не могу никак найти подходящего. Приятного аппетита. И еще раз поздравляю.
– Знаешь, – сказала Машка, когда он отошел от столика, – а ведь сегодня и вправду твой триумф, даже если ты не хочешь этого признавать.
– Почему, я признаю. – Татьяна задумчиво рассматривала бокал, словно видела на его месте что-то другое. – Сегодня полностью оправдались мои ожидания. Точнее, один прогноз. И я действительно счастлива. Просто, как твердила наша любимая Нита, счастье не адекватно ни радости, ни покою.
* * *
Мишка догнал Андрея у входа в офис.
– Слышь, дружище, конечно, Маринка ведет себя не слишком нормально, но у беременных вообще странноватые причуды. У одного моего знакомого жена мультики засела смотреть. А у другого пацана горчицу стала ложками глотать. А…
– Ты что, – спросил Трояновский, – специалист по женским проблемам?
– Гинеколог-любитель, – ухмыльнулся Касатонов, – И еще не всякий профессионал со мной сможет тягаться в этом смысле.
– И что ты имел мне сообщить?
– Да не кидайся ты на меня, как тигр. Ты же не беременный, – миролюбиво заметил заместитель.
Надо сказать, что настроение у него было чудесное. Накануне вечером позвонил Чингиз (Мишка чуть не поседел, услышав его размеренный голос, лишенный всяких интонаций) и сказал, что покупатель потерял всякий интерес к квартире, и потому Мишка в этом отношении свободен как птица. Что до долга – он обязан выплатить только сумму, которую занимал, без процентов. А проценты пойдут ему в качестве компенсации за молчание. И поскольку Миха провернул в отсутствие шефа крайне удачную сделку, то рассчитывал расплатиться с Чингизом в ближайшее время.
Андрей его радостного настроения не разделял.
– Вот тут не поручусь, – буркнул он. – Меня с самого утра мутит от одной только мысли, что я с ней должен буду всю жизнь провести.
– Чтоб мне было так паршиво, и я ничего не сделал, – хмыкнул Мишка. – Я думал, ты просто сомневаешься – так и я бы сомневался, и кто угодно другой. Нормальному мужику жениться – все равно что в петлю полезть добровольно. Пожизненное заключение, блин. Если только не разведут досрочно за примерное поведение. Но Маришка – телка клевая, хоть куда!
– И куда же?
– Что, так противно? – изумился Касатонов.
– Да я даже вспомнить не могу, когда спал с ней в последний раз.
– Даже так?! – И друг присвистнул от удивления. Всякие чудеса случаются, но скажи ему кто со стороны – ни за что не поверил бы.
– И это мне с ней засыпать и просыпаться? – заскрежетал зубами Андрей.
– А ребенку-то хоть рад? – сочувственно спросил Миха.
– Нет, – признался Трояновский, – даже думать о нем не хочу. Хоть понимаю, что уж он-то в этой ситуации виноват меньше всего. Видимо, буду предлагать ей деньги, квартиру, но чтобы она жила отдельно. Представляешь, сегодня утром она заявила, что собирается вникать в мою работу, потому что мне-де нужна ее помощь.
– Ага. Жена помогает мужу справиться с теми трудностями, которых у холостяка никогда не будет.
– И без Татьяны хоть волком вой, – продолжал молодой человек. – Будто бы, Миха, мне показали кусочек Рождества, вертеп…
– Публичный дом, что ли? – подозрительно уточнил Мишка.
Андрей нервно рассмеялся:
– Нет, домик такой кукольный, с рождественскими фигурками, балда.
– А-а, так бы и сказал.
– Представь себе: гирлянды, елочные игрушки, снег падает мягкими хлопьями, мягкий свет, где-то далеко не то музыка тихая, не то серебряные колокольчики звенят. Домики такие маленькие, повсюду окна освещенные. Праздник. И на душе так светло и спокойно. И вдруг – бац! Все это выключили. И подсунули взамен какую-то мусорку. Ты попытайся представить…
Михаил посмотрел на друга с жалостью, как на неизлечимо больного.
– Одно тебе скажу – Маринка тебе выдаст по первое число и мягкий снег, и серебряные колокольчики, и вертеп. Вертеп в том смысле, в котором я его понимаю. Она с тобой мечтать не станет. И если это все так запущено, то тебе нужно себя спасать. Потому как спасение утопающих есть что? Правильно – дело рук самих утопающих.
* * *
Марина недолго оставалась в одиночестве.
– Мишенька, – ласково сказала она, останавливаясь возле них, – нам с Андрюшей нужно решить кучу вопросов. Сейчас ничего спешного нет? Может, мы пойдем?
– Если ты хотела вникать в работу, дорогуша, – зло взглянул на нее Касатонов, – то вот тебе первая новость. Не пугайся, если она покажется тебе слишком необычной и неприятной. Если Андрей все время будет решать с тобой кучу вопросов, то фиг он останется хозяином своего дела. Ему очень быстро обломают крылья. В бизнесе всех этих порхающих мотыльков не любят. Пахать надо. Видела такой фильм: «От заката до рассвета» называется? Так это про нас.
– Я говорила, что вы все конченые, – вспыхнула девушка.
– Я был уверен, что сама мысль о работе покажется ей неприятной и даже пугающей, – заметил Михаил, словно Марины рядом и в помине не было.
– Я настоящая женщина, а не эти ваши бизнес-вешалки, – гордо заявила она.
– Женщина на три К, – пояснил Андрей. – Кирхен, кюхен и киндер [13]13
Церковь, кухня, ребенок.
[Закрыть]. Правда, с кирхен и кюхен у нас тоже не сложилось. Посмотрим, как с киндер.
– Ну, киндер как раз правильный, – нервно хихикнул заместитель. – Настоящий киндер-сюрприз.
Марина наградила его гневным взглядом, но обратилась только к Андрею:
– Я зайду в аптеку и жду тебя у машины минут через пять – семь. Не задерживайся.
Оба молодых человека тоскливо посмотрели ей вслед.
– Еще пару дней назад я был скорее на ее стороне. Думал, ты дурака валяешь, кочевряжишься, хорошую девчонку упускаешь. А теперь признаю – ты был прав. Это невыносимо.
– Ладно, пошел я, – обреченно сказал Трояновский. – Отвезу ее домой, а потом вернусь.
– По пути постарайся ограничиться киевскими магазинами, а то с Маришкиным потребительским энтузизизмом вас занесет куда-нибудь в Европу, – посоветовал Касатонов.
* * *
Время и случай правят миром. Кто хочет, может опровергнуть сей постулат, только у него вряд ли получится. Время и случай созидают судьбы, и они же их разрушают; перед ними бессильны империи с их огромными армиями и люди с их надеждами и устремлениями. Счастлив тот, кто живет так, будто нет времени, и у кого хватает сил сопротивляться воле слепого случая.
Ярко-желтая спортивная машина, в которой сидели молодой человек и девушка, похожая на яркую райскую птицу, притормозила возле кафе «Симпомпончик», как и несколько месяцев назад.
– У меня сигареты закончились, – сказала Марина.
– Ты же, кажется, очень заботилась о ребенке? – сухо спросил Андрей. – Нет? Или это такая же забота, как и желание вникнуть в специфику нашей работы?
– Андрюша, – робко попросила девушка, – последнюю пачечку. А потом бросаю, честное слово.
– А мое какое дело? – рявкнул он.
Трояновский решительно направился в кафе не столько за сигаретами, сколько за минутой тишины и покоя. Он хотел выпить стакан сока в прохладе и постоять немного у стойки. Сердце его щемило – он вспоминал, как впервые увидел здесь Татьяну, милую, прелестную, с енотом, важно восседавшим за столом. И внезапно остановился, будто напоролся на невидимое препятствие.
За тем самым столиком, о котором он только что грезил, сидела та самая женщина – Машка, что ли? Енота, правда, не наблюдалось. Но зато компанию Машке составляла ослепительная и шикарная дама, которую сопровождал сегодня утром Говоров. Это была она: Андрей не мог ошибиться хотя бы потому, что даже он, мало искушенный в модных новинках, понимал, что такие наряды и такие шляпки делаются в единственном экземпляре.
Он смотрел, узнавая и не признавая: ярко-рыжие, словно подсвеченное закатным солнцем золото, пышные волосы до плеч вместо каштановых – ниже лопаток; ярко-зеленые вместо серо-синих, как море, глаза; роскошный наряд, стоящий целое состояние, – Марина все уши ему прожужжала утром об этом наряде – вместо скромного и не слишком заметного; сверкающие драгоценности вместо серебряных украшений; надменный взгляд вместо безудержно веселого, смеющегося… И все же он видел перед собой именно Татьяну. И ему казалось, теперь он понимает, что чувствует самурай, делая харакири. Кто-то с садистским удовольствием воткнул ему холодное лезвие ниже ребер и принялся крутить и поворачивать, причиняя немыслимую боль. Андрей подумал, что его сейчас вытошнит, отвернулся и бегом направился к машине.
Марина вопросительно посмотрела на его руки, и он только теперь вспомнил о злосчастных сигаретах.
– Не будет тебе никаких сигарет, – произнес тихо и яростно. – Привыкла стрекозой порхать, а расхлебывают всегда другие. Нет, дорогая, если ты беременна, то давай-ка веди себя соответственно.
Марина принялась тихо плакать.
– И нервничать тебе тоже вредно.
– Что я тебе сейчас сделала?
– Привыкай, – жестко усмехнулся Андрей. – Это наша семейная жизнь. И другой она, по всей вероятности, не станет. Все вы одинаковые.
* * *
Татьяна со все возрастающим интересом наблюдала, как из машины Андрея в слезах вылетает Марина, а Андрей догоняет ее и хватает за руку. Марина вырывается, Андрей что-то горячо ей говорит, потом притягивает к себе, и Марина плачет, уткнувшись ему лицом в плечо.
Машка вздохнула, глядя в окно:
– И опять ты была права.
– Пустое. Поверишь, даже неинтересно, настолько все предсказуемо. Хотя не все. Была у меня сегодня одна удивительная встреча.
Машка, не отрываясь от созерцания бурной сцены, возмутилась:
– Смотри, да что же это такое? Послушай, а подойти поздороваться не хочешь? Ты сегодня такая ослепительная, что есть смысл.
– Нет, ни капли смысла, – отрезала Тото. – Да и я не мазохистка. Пусть его живет себе дальше, как хочет. Я ему навсегда буду благодарна за эти удивительные месяцы. Мне было невероятно хорошо с ним.
– Иногда я тебя не понимаю.
– Я тоже. – И помахала Жене. – Добавьте к нашей «Зеленой шляпке» еще две.
* * *
Расстроенный Михаил поднимался к себе. Всякое у них случалось с Андреем, но он его действительно любил и уважал, а потому искренне переживал за друга. Тот, как всегда, оказался проницательнее – другое дело, зачем связывался с девушкой, о которой многое знал. Мишка и не подозревал, что ощутившая уверенность в своих силах Марина в считанные дни сделается настолько наглой, навязчивой и неприятной. Будто все худшие качества проявились в одночасье, как по мановению волшебной палочки. Марина словно сознательно лезла на рожон, раздражая и зля Трояновского, чего он, Касатонов, совершенно не понимал. Хочешь замуж – прикинься овечкой. Зачем устраивать безобразные сцены?
Секретарша, знавшая его как облупленного, поняла, что ему совсем худо и спросила:
– Миша, может сварить тебе кофе, а то ты сегодня совсем выбитый из колеи. Что с тобой делается?
Он присел около ее стола, положил голову на руки:
– Ах, Лариска, как же ты хороша!
– И именно поэтому мы с тобой вот уже две недели встречаемся только на работе, – съязвила секретарша.
– Дела, дела, радость моя. И шеф все время на иголках, сама видишь.
– Все вы коты шкодливые, – приговорила Лариса, копаясь в шкафу с чашками и сахарницей, – и дела ваши соответственные.
– Нет, – сокрушенно молвил Мишка, – это просто эпидемия какая-то. Были спокойные, красивые, милые девочки, а тут как с цепи посрывались.
– Кого это имеешь в виду?
– Не буду, конечно, показывать пальцами, но уточню… – Михаил подскочил и обнял проходящую мимо девушку.
– Оставь, – приказала она, – сейчас все водой оболью.
– Ничего, поедем ко мне и все-все высушим, – забормотал Мишка, прицеливаясь, чтобы ее поцеловать.
– Никуда мы не поедем, – категорически отказалась Лариса.
– Что так?
– Потому, что у меня работы много. И потому, что варить тебе кофе входит в мои обязанности, а таскаться к тебе домой – нет. – И, поскольку Михаил все сильнее и настойчивее ее обнимал, негромко, с досадой, произнесла: – Я тебе что, все объяснять на пальцах должна? Не могу я сегодня. И завтра не могу. Понятно?
– А-а-а-а, – разочарованно протянул он.
– Бе-е-е, – передразнила она. – Каждый раз одно и то же. Уже пора бы научиться понимать намеки. Так нет, пока в краску не вгонит, не успокоится.
– И чего тут краснеть? – пожал плечами Касатонов. – Что естественно, говорили древние греки-римляне, то не стыдно. Ну, хорошо хоть не беременна. А то хоть стой, хоть падай.
Лариса вздрогнула от неожиданности:
– А кто беременный?
– Только между нами, – предупредил Мишка. – Чтобы за пределы этих, как говорится, стен…
– Нет, я сейчас поскачу на Бессарабку и начну там кричать во все горло твои тайны.
– Маринка беременна, – пояснил Михаил, – кто еще? Видела, какой сегодня босс Валентинович сурьезный. Будто скипидару объелся. А мадам прибыли, чтобы перенимать наш полезный опыт. То есть почти не скрывает, что вот ребенка родит, делу обучится, а потом и муженька своего единственного и ненаглядного отравит. Или зарэжэт. Или еще чего… – И он захохотал.
– Да подожди ты хохмить, – остановила его секретарша. – Что, правда беременна?
– Я лично не проверял, но справку она предъявить грозилась. – И уже совсем другим голосом, с сочувствием добавил: – Андрюшка сатанеет просто. Он ее оставить собирался, а тут такая новость.
– И на каком месяце? – В голосе Ларисы прозвучали стальные инквизиторские нотки.
– Вроде как на третьем, – уже заинтересовавшись, доложил Мишка.
– Фантастика, – сказала Лариса. – Чего же это она сегодня в аптеке покупала…
– Памперсы?
– Сам ты памперс! Напряги мозги!
– Эти, – он помахал руками, – для свободного движения и хорошего полета?
Лариса многозначительно кивнула.
– Ни фига себе!
* * *
Тото и Машка уже собирались уходить, когда к их столику подошел элегантный мужчина и поклонился.
– Разрешите представиться, Алексей Масин. Вот моя визитка. – Он вручил Татьяне карточку из дорогой плотной бумаги с тиснением.
– Я посетил вашу выставку, это впечатляет. Поздравляю.
– Благодарю вас.
– Мой хозяин также был в числе посетителей, и он в восторге. Он желал приобрести портрет дамы в синем, но вы отказались, пообещав рассмотреть возможность сделать копию. Не так ли? Хозяин хотел бы поскорее решить этот вопрос. Кроме того, он изъявил желание, чтобы именно вы указали, куда следует повесить работы, которые ему все-таки удалось сегодня приобрести на вашей выставке. У хозяина обширная галерея.
– А имя вашего хозяина вы не хотите назвать? – вмешалась Машка.
Алексей извиняющимся тоном ответил:
– К сожалению, я только уполномочен передать приглашение на торжественный обед в честь Татьяны Леонтьевны, а также уверения в почтении. Имя – пока секрет.
– Такая секретность может и отпугнуть, – укорила Татьяна, – Но я приму приглашение. Правда, только в том случае, если вы согласитесь на несколько моих условий. Ничего супернеобычного. Элементарные меры безопасности.
– Любые условия, – закивал Алексей согласно. – Я уполномочен соглашаться на любые ваши условия, в том числе и финансовые. Само собой разумеется, что некоторая экстравагантность хозяина создает естественный барьер в общении с людьми. Впрочем, он того и добивается. Я даже не стану предлагать вам варианты, уверен, что вы все решите сами. Так когда вы согласитесь отобедать у нас?
Татьяна добыла из ридикюля изящный блокнотик-ежедневник и пролистала страницы:
– Через три дня. Девятнадцатого.
– Признателен за скорость решения проблемы, – поклонился посланец. – Признаться, я ожидал, что в связи с некоторой секретностью, – он подмигнул, как лихой заговорщик, – мне придется нелегко. – Он протянул буклет. – Распишитесь для меня, пожалуйста.
– Мать, – сказала Машка, – ты становишься популярной.
– Меня очень беспокоит…
– Это не должно тебя беспокоить. Это должно только радовать.
Но Тото упрямо хмурила брови.
– Меня очень беспокоит, где и когда я могла видеть этого добра молодца. Не сегодня на выставке, а раньше. Мельком. Почему-то в темноте…
* * *
Вернувшись в машину, к хозяину, Алексей не решился нарушить молчание. Владислав Витольдович смотрел куда-то вперед, мечтательно улыбаясь, и когда помощник перевел взгляд в ту сторону, то невольно вздрогнул. На тротуаре, прямо перед машиной, стояла молодая цыганка в юбке цвета луковой шелухи – точь-в-точь такая же, как и та, чей небольшой портрет в бронзовой раме висел дома, над камином. Несмотря на то что стекла в машине были тонированные, темные, цыганка, не отрываясь, смотрела в глаза хозяину.
Но Алексей так и не понял, видел ли одноглазый эту смуглую красавицу или она только пригрезилась ему самому.
