Текст книги "Стеклянный ключ"
Автор книги: Виктория Угрюмова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
Глава 10
В гостиной собралось несколько супружеских пар и человек пять «бесхозных» кавалеров. Все они, за отсутствием других дам, так или иначе оказывали знаки внимания хозяйке дома, которая, надо признать, выглядела просто великолепно. Среди дам в вечерних платьях и драгоценностях Жанна выделялась изяществом, стройностью и откровенностью наряда, который на женщине более взрослой был бы вообще неуместен, а ей шел.
Сергей, игравший в бильярд в мужской компании, время от времени бросал в сторону подруги довольные взгляды: хороша, ничего не скажешь.
Дамы забавлялись коктейлями в ожидании последних гостей; несколько мужчин травили анекдоты в курительной комнате, отделенной от прихожей высокой стеной-аквариумом.
Алина подошла к подруге, застрявшей возле какой-то своей приятельницы с разговором о последних покупках, извинилась, ухватила Жанну под локоток и увлекла ее в сторону кухни.
– Щебечи, щебечи, – зашептала она сердито, – не оставляй их ни на минуту. Что ты села трепаться с этой дурой Веркой? Какая тебе разница, сколько стоят ее духи при скидке на шестьдесят семь процентов? Что за страсть к распродажам?
– Чего ты так переживаешь? – отмахнулась хозяйка дома. – Все будет хорошо…
– Я переживаю, потому что профукаешь ты все с Веркой, а вот жаловаться прибежишь ко мне, – не приняла ее легкомысленного тона Ковальская. – И это мне придется утирать тебе сопли и снова искать тебе новую работу и нормального мужика. Держись за свое счастье, пока не уплыло.
– Ну все, все, не сердись, – примирительно сказала Жанна, признавая правоту подруги. – Иду охмурять гостей и разыгрывать хозяйку светского салона. Демонстрировать высший класс.
– Если сумеешь… – бросила ей вслед Алина. – И не пей ничего алкогольного. Тебе сегодня вечером будет нужна ясная голова.
Тут зазвонил дверной звонок, и Сергей радостно произнес:
– А вот и вы, Танечка. Мы с Жанной уже начали волноваться, придете ли вы? Как вы добрались, как отыскали нас?
– Жанночка все так чудесно объяснила, что невозможно было заблудиться, – ответила Татьяна, сбрасывая ему на руки легкую шелковую накидку.
– Разрешите познакомить вас, – по-прежнему плавился, как мед над огнем, голос Сергея, – это моя правая рука, редкая умница и красавица, Татьяна Леонтьевна. Прошу любить и жаловать. А это мой старый школьный товарищ Борис, это Анатолий…
Алина выглянула из комнаты и закусила от злости губу. Такого пассажа она не ожидала. Татьяна, которой трижды три раза повторили приглашение на скромный семейный вечер «по-простецки», «по-домашнему», обрядилась в комбинезон цвета морской волны, глухой, под горло, спереди и открытый до пределов приличия сзади. Спина у нее оказалась стройная, девичья, точеная, как из мрамора. На тонких обнаженных руках звякали драгоценные старинные браслеты, на ногах, за гранью реального, тоже браслеты, в ушах – длинные полновесные грозди хризолитовых серег. Словом, восточная пышность и варварская роскошь в сочетании с совершенной в себе уверенностью.
Перед Сергеем вновь возникла незнакомая, совершенно иная женщина. Она источала аромат тайны, власти и искушения, и он удивительно сочетался с ароматом ее духов, который легким шлейфом тянулся за ней в воздухе. Все мужчины, сколько их ни было в доме Колганова, склонились перед ней, даже для видимости не сопротивляясь. И Сергей, ошарашенный и восторженный, не стал исключением.
* * *
Марина вошла в кабинет, по обыкновению не постучавшись и не поздоровавшись. Мишка с неудовольствием покосился на нее и подумал, что в ближайшее время ему светит исполнять самую неблагодарную на свете роль – роль буфера между двумя расстающимися людьми. Он всю ночь обсуждал сложившуюся ситуацию с другом и теперь не находил ни сил, ни желания прокручивать ту же тему с подругой. Но изложить свое мнение Марина ему не дала.
– Миха, спасай! – выдохнула она.
– То урод конченый, а то спасай, – буркнул он. – Не поймешь вас, трепетных девушек. Я что – Служба спасения на водах, да?
– Мишенька, голубчик, – сразу переменила она тон, сделавшись ласковой, хоть к ране прикладывай. – Ну хочешь, я у тебя прощения попрошу? Только ты со мной потом поговори. Лады?
– Маришка, – спросил Михаил, – а тебе не кажется, что обмен выходит какой-то неравноценный? Я тебя прости, я же с тобой потом и поговори. А конфетку какую для умасливания моего мужского гонору припасла? – прибавил, уже сдаваясь.
Марина очевидно и неподдельно обрадовалась:
– Не сердишься?! Правда? А когда это я тебя обидела, мы же вроде и не ссорились прошлый раз?
– Все, стоп, – поднял руки приятель, – ближе, как говорится, к телу. Что у тебя стряслось? Я имею в виду – кроме личных глубоких переживаний.
Девушка, занятая тревожными мыслями, пропустила шпильку мимо ушей.
– Миха, только пообещай ничего Андрею не говорить, – начала она, волнуясь.
– Не обещаю. Я ведь не знаю, в какую халепу ты влезла.
– И я не знаю, – кивнула она покорно. – А, кажется, уже влезла. Там мне… там я…
– Фотографии, да?! – полуутвердительно-полувопросительно произнес Мишка, чувствуя, что сейчас узнает наконец нечто важное. – Ну колись, кто их тебе подсунул и с какой целью?
– Мужик один подъехал, – опустила голову Марина.
– Вот с этого места поподробнее, – приказал Миха, становясь жестким и деловитым. – Где ты его откопала, фотокорреспондента этого?
– Да он сам меня нашел, – всхлипнула она судорожно, – подвозил, когда я с Андрюшкой поцапалась. И с места в карьер, значит, стал тыкать мне эти фотки и рассказывать, что к чему. Сотрудничество предлагал. Доброго дядюшку разыгрывал, песенку трогательную пел про брошенного этой самой Татьяной жениха, папа которого за ней вот таким вот странным образом следит.
Михаил подошел к дверям, выглянул в приемную, не слышит ли их кто. Затем плотно притворил двери и уселся рядом с подругой, придвинув кресло почти вплотную.
– Сложно, почти как мексиканский сериал. А в жизни все бывает значительно проще. Она ему изменила – он ей в глаз. Она второй раз изменила – он ее сковородкой по голове и на развод. Или в тюрьму, если сковородка попалась увесистая. А все эти папы-детективы – это для доверчивых девочек вроде тебя, у которых вместо мозгов телевизор.
– Вот гад! – с досадой воскликнула она.
– Но-но, только без лести, – погрозил он ей пальцем. – Слушай, а дядя этот фирмой интересовался? Партнерами? Конкурентами?
– Нет, – сердито выдохнула она.
– Ты не кричи «нет», а пошевели мозгой. Может, он в обход как-нибудь расспрашивал, не в лоб?
– Мих! – обозлилась Марина, которая и в обычной ситуации не славилась кротким характером и выдержкой. – Ну ты меня что, за простенькую держишь? Если бы он фирмой интересовался, я бы его послала подальше в ту же минуту. Нет, он именно ей интересуется, а не Андрюшей и не вашими делами.
– Или наоборот, – мрачно подытожил Миха, не видевший причин интересоваться какой-то там Татьяной, зато находивший их во множестве, когда речь заходила о процветающей фирме.
Марина неожиданно согласилась, повергнув его в изумление:
– Или наоборот. Мне страшно. Мишенька, может, ты бы со мной к нему подошел? Поговорил, посмотрел, что к чему. Больно он мягко стелет, как бы не было жестко спать.
– Ну приду, и что я ему скажу? Что я твой внучатый племянник Коля Весельчаков и мне интересно все, что происходит у тебя с мужчинами, даже и некондиционными.
Девушка взмахнула руками:
– Нет, чего ты, он еще вполне даже пригоден к употреблению. Вежливый такой дядечка, симпатичный… Миш, ну скажи, что бы ты делал на моем месте?
– С дядечкой, пригодным к употреблению? – переспросил приятель. – Употребил бы, чего уж там.
– Да нет, вообще.
– А это, Маришка, зависит от того, чего ты добиваешься. Если честно, то я бы на твоем месте искал себе новую работу у нового хахаля.
– Хам! – зло прищурилась она. – Какой же ты хам!
– Да и ты не Дюймовочка, малышка, – нисколько не смутился молодой человек. – Садись, рассказывай все по порядку.
* * *
Андрей подъехал к Музейному переулку и уже привычно остановил машину во дворе. Достал из салона три огромных букета и бутылку коньяка, решительно позвонил в двери. Открыла ему Капа.
– Добрый вечер, Капитолина Болеславовна, – раскланялся молодой человек учтиво. – Не помешаю?
– Вы никогда не помешаете, Андрей, – радушно ответила хозяйка. – А вот Таточки нашей, увы, нет дома. Впрочем, вы проходите. Хотите чайку? Мы тут напекли всего и вот плюшками балуемся.
Странное дело, но ему не хотелось отклонять приглашение. Зайдя следом за Капитолиной в комнату Аркадия Аполлинариевича, Андрей с некоторым неудовольствием обнаружил, что он здесь не единственный гость. За столом сидели не только Липа и сам художник, но и Артур.
– Здравствуйте, – он встал и протянул руку.
– Здравствуйте, голубчик, – пропела Липа. – Какие цветы! Жалко, Таточка где-то носится, она так их любит. Как бы она обрадовалась!
Андрей и Артур чувствовали себя немного неловко, но внезапно переглянулись и расплылись в улыбке. В конечном итоге, сейчас они не соперники, но товарищи по несчастью.
– Ах, что за коньячок! – причмокнул от удовольствия Аркадий Аполлинариевич. – Ну что, господа, выпьем за встречу и приятную компанию? Какой пасьянс сошелся! Капитолина Болеславовна, голубушка, приглашайте же юношу к столу.
* * *
За накрытым столом было весело и шумно. Сергей, большую часть гостей которого составляли его старинные приятели и друзья его родителей, давно не видел эту чопорную, солидную, утомленную жизнью и работой компанию такой беззаботно веселой. Будто кто-то всесильный перевел часы на четверть века назад, и смешливая студенческая вольница радовалась жизни в гостеприимном доме Колгановых. Ему казалось, что все стало как прежде; и что вот-вот выглянет из кухни мама, и произнесет тост отец. Дом внезапно ожил, вспомнил самые лучшие, добрые и светлые времена. И это чудо сотворила одна только хрупкая женщина, кстати посаженная Жанной на отшибе, у самых дверей. Так что теперь все внимание публики переключилось на противоположный край стола; а хозяева, сидевшие, как водится, во главе, очутились не у дел, словно на периферии. Вот уж воистину – не место красит человека, но человек красит место. Жанна нервничала и кусала губы; Алина не сводила глаз с великолепной соперницы своей подруги; Сергей млел от удовольствия.
– Танечка, это просто прелесть, что вы рассказываете! – воскликнула Мария Антоновна, профессор востоковедения, умница и страстный библиофил, которая с юности дружила с матерью Колганова. – Неужели такое действительно происходило?
– Да, – призналась Тото, – страшно вспомнить, что мы творили.
– Вы еще где-то отличились? – поинтересовался Борис. – Скажем, очень активно участвовали в учениях по гражданской обороне?
– О-о! – хохотнула Мария Антоновна. – Тоже незабываемое развлечение.
– Ага, – согласилась проказница, – и вот выдали нам противогазы, по пятьдесят граммов спирта и ватки кусочек, дабы противогазы эти изнутри протереть, перед тем как надевать. А впереди ждала палатка, внутри которой курились слезоточивые газы. Ну, я и посоветовала сокурсникам не тратить драгоценную жидкость почем зря, а как следует пропитать ею выданную ватку и ватку засунуть в шланг, поглубже. Представляете, что было полчаса спустя, когда наша колонна зигзагами маршировала в противогазах по направлению к месту проведения учений? Нет, кто покрепче, тот еще вполне стоял на ногах. Другое дело, что в палатку никак не попадали – все время почему-то промахивались.
– Неужели вы могли что-то эдакое натворить? – умиляясь, спросил Сергей.
– Каюсь, – созналась Тото, – я страшная хулиганка.
– А вот мы в студенческие годы… – не выдержала Жанна.
Жена Бориса, великолепная блондинка, похожая на Мэрилин Монро, благополучно разменявшую пятый десяток, остепенившуюся и еще более пышную, с наигранным удивлением уточнила:
– А разве вы тоже, Жанночка, где-то учились?
Алина, которая просто свирепела, глядя, что вытворяет Татьяна с ее подругой, ответила вместо нее:
– Конечно. Мы вместе учились в Торгово-экономическом. Просто это было так недавно…
– …что еще не успело стать мифом? – весело подхватила Татьяна.
Как принято писать в военных сводках, «атака противника захлебнулась на подступах к нашим позициям».
Блондинка выразительно поглядела на кабинетный рояль, заброшенно стоявший в углу просторной гостиной, и ностальгически произнесла:
– Когда мы учились в институте, в этом доме каждую субботу собирались друзья. Сережина мама всегда играла во время званых вечеров. Жаль, теперь некому.
– У нас есть чудесные записи, – прощебетала Жанна.
– И танго? – уточнила «Мэрилин».
– Ну, танго теперь не модно, – немного свысока, будто капризному ребенку, пояснила девушка.
– И очень плохо, – заметил Колганов. – А у меня всё руки не доходят заняться фонотекой.
– Ах, – легко улыбнулась Тото, – была бы это самая большая наша проблема! Сергей, вы не против, если я попробую поиграть на вашем инструменте?
– А я вот недавно его настраивал и все думал, для кого я это делаю. Но теперь понятно, что ничто в жизни просто так не случается. Прошу вас. – И хозяин дома под руку проводил гостью к инструменту, поддерживая ее, как драгоценную вазу хрупкого севрского фарфора.
– Как мило! – сказала Мария Антоновна, лучась довольной улыбкой при взгляде на эту пару.
Татьяна устроилась на крутящемся табурете и призналась негромко:
– Невыразимое чувство. Иногда мне хочется быть тапером в каком-нибудь маленьком кинотеатрике и играть все подряд, поглядывая на экран.
– Интересно, – сказал Борис, – в Киеве остались такие кинотеатры после революции?
– После войны еще сколько угодно. Но лучше было в начале века: на Крещатике стояло их в ряд несколько, и одним из лучших считался «Шанцер». Совсем недалеко от Бессарабки. На Бессарабской площади стоял «умывальник»…
– Что-что? – не поверила своим ушам «Мэрилин».
– Белое авто с откидным верхом, – пояснила Татьяна. – Его можно было взять напрокат, и катался на нем молодой тогда еще, зеленый совсем Люська Каплер [5]5
Речь идет о режиссере Алексее Яковлевиче Каплере (1904–1979), сосланном за роман с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой.
[Закрыть]со своими дамами, и кто бы мог подумать, что это он снимет потом «Ленина в Октябре»?
Гости наслаждались танцем. Жанна ждала, что возлюбленный пригласит ее, но Сергей облокотился о крышку рояля в устойчивой позе, которая свидетельствовала о том, что он собирается простоять здесь столько, сколько нужно.
– Мне даже страшно делается при мысли, что я мог нагрубить вам в первый день знакомства, – проговорил он, любуясь гордой осанкой пианистки. – Не принять на работу. Или что вы не захотели бы ничего менять. И я бы вас никогда не увидел.
– А вы и были резки, Сергей. Так что первый пункт программы вам вполне удался, – ответила она.
– И вы именно это будете помнить о первом дне нашего знакомства? Как жаль. – Он говорил вполне искренне.
– Нет, не это, – мягко возразила она.
– Интересно, что же?
– У вас был одеколон «Де Вивр». Теоретически я его не люблю, но на вашей коже он очень интересно звучит. Я запомню запах одеколона, свежего кофе и зеленые сердитые глаза с золотисто-медовыми пятнышками возле зрачка.
Сергей, никогда прежде не слышавший, чтобы женщина изъяснялась столь свободно и просто, нисколько не смущаясь своих чувств, смотрел на нее шальными блестящими глазами. Сзади к нему подошла Жанна и демонстративно обняла за талию, показывая самым непонятливым, кто в доме хозяин. Колганов вздрогнул и непонимающе обернулся: он начисто забыл на эту минуту, что она вообще есть на свете. И нельзя сказать, чтобы недвусмысленное напоминание доставило ему хоть какую-то радость.
* * *
Этим вечером майор Варчук тоже решил развлечь себя пасьянсом. Расписав на отдельных карточках известные ему эпизоды из жизни Татьяны Зглиницкой, он раскладывал их то в хронологическом, то в одному ему понятном логическом порядке, пытаясь составить для себя цельную картину. Но картины не получалось – она разваливалась на отдельные фрагменты, кусочки яркой мозаики, и без посторонней помощи сложить ее казалось невозможным.
Впрочем, Николай не унывал. Он уже приблизительно представлял себе эту историю, и отдельные эпизоды – впрочем, весьма важные – его не слишком интересовали. Кстати, компьютер, полезная штука, выдал по запросу на Зглиницкую чертову уйму упоминаний, все до единого в зарубежной прессе. Мучиться со словарем, переводя английские и французские (что уже вообще ни в какие ворота не лезло в связи с абсолютной непонятностью оного языка) статьи, Варчук не стал. Главное, он удостоверился в том, что Татьяна в свое время находилась за границей, в частности в Великобритании, и вполне могла познакомиться там с Артуром Скорецким: чем черт не шутит, когда Бог спит?
И если опираться на историю, рассказанную сахалтуевским товарищем Димкой Кащенко, то все становится на свои места. Косвенно виновный в гибели коллеги и близкого друга, Артур вполне мог много лет спустя встретиться с истинным виновником трагедии и совершить акт возмездия. А навести на него впрямую свидетель Кочубей не пожелал по вполне определенным причинам: слишком многое пришлось бы тогда объяснять, и никакой логике эти объяснения не поддавались бы. Проще подсунуть следствию Татьяну Зглиницкую, личность настолько необычную, что не захочешь – заинтересуешься. А уж от нее-то цепочка быстро приведет к Скорецкому, который каждый божий день, а точнее – вечер является в Музейный переулок как на службу. Дальше – дело техники.
Тут как раз все более или менее сходится. Интересно другое: кто еще знал о встрече Скорецкого и Мурзакова, кто кровно заинтересован в том, чтобы милиция, официально прекратившая дело и сдавшая его в архив, начала разбираться в нем заново? Кто и зачем послал в качестве свидетеля бывшего сотрудника КГБ Петра Кочубея? И вот еще что: как объяснить не самый важный, но любопытный факт: у Артура нет машины, у него мотоцикл. Трудно представить себе человека, совершившего убийство и разъезжающего ночью, на мотоцикле, с трупом за спиной. Правда, еще сложнее вообразить случайную встречу этих двоих на Трухановом острове, в кустах, под звездами.
И все это вместе никак не вяжется с тем театральным представлением, которое ежедневно разыгрывает очаровательная женщина из известной старинной (как утверждает все тот же компьютер) фамилии; особенно если учесть ее знакомства. Среди близких друзей Татьяны числятся такие бонзы, что вполне вероятно предположить, что некто пытается подобраться к ним столь необычным и мудреным способом.
Николай снова переворошил карточки и принялся выкладывать их в новой последовательности. Что бы он ни придумывал, как бы ни пытался объяснить происходящее, сходилось все, кроме одного. Сама Татьяна выпадала из стройного и логичного расклада, будто и вовсе явилась из другой галактики, а потому живет по совершенно иным законам; и смеется втихомолку над теми несчастными, которые пытаются вписать ее в единственно знакомую им систему.
Уже засыпая, Варчук успел ухватить две параллельные, никак не связанные между собой мысли. Первая: хорошо, что дело уже в архиве, а то бы за него Данила Константинович точно голову с плеч снял. А так можно никуда не торопиться и не наломать в спешке дров. И вторая: Татьяна никогда бы не ссорилась с ним из-за денег и уж наверняка никогда, даже сгоряча, в сердцах, не сказала бы: «Лучше бы тебя, идиота, пристрелили». Этой второй мысли он счастливо улыбнулся и впервые за долгое время заснул спокойно. Сны ему той ночью снились яркие, цветные и веселые, как в детстве, чего не случалось уже очень давно.
* * *
Сидя на пресловутой лавочке, утопающей в объятиях старого и пышного куста жасмина, Трояновский поймал себя на мысли о том, что и в цветущем отрочестве не проводил столько времени под окнами любимой девочки. Во-первых, по той причине, что ни одна знакомая девочка ему настолько не нравилась; во-вторых, потому, что он прежде полагал эти посиделки напрасной тратой драгоценного времени.
– И вот ты уже не знаешь, что тебе делать дома, потому что дома ее нет и никогда не будет, – говорил Артур. – И ты как-то быстро с этим миришься.
– Почему не будет? – чуть ли не вызывающе спросил Андрей.
– А ты сам узнаешь, – усмехнулся невесело его собеседник. – И смиришься, и согласишься. А вот так вот. Потому что такова селяви – вольная транскрипция, конечно. Я ведь поначалу твердил, что это ей просто сплошные тюфяки попадались. Думал, нужна твердая мужская рука. Эх, индюк тоже думал, а потом в суп попал. Сказали бы мне пару лет назад, что я буду вот так мирно беседовать с потенциальным соперником, со смеху бы умер.
– Наверное, я тоже, – согласился молодой человек. – Здесь хорошо. – Втянул пьянящий вечерний воздух. – Давно я так не дышал полной грудью.
– И это правда, – согласился Артур. – Немножко другая планета. Никто не говорит о деньгах, политике, здоровье. Какая-то чудесная жизнь, будто в кукольном домике. Кстати, ты видел Геночкин кукольный домик?
– Нет, не довелось.
– Замечательная штука, редчайшая. Середина прошлого века, кажется. Обязательно попроси, чтобы Геночка тебе похвастался. Это, кстати, ему Татьяна подарила на Новый год, когда узнала, что в детстве у него была такая мечта.
– С ума сойти, – изумился Трояновский. А потом задал немного неприличный, но давно уже терзавший его вопрос. – А ты давно… здесь бываешь?
Артур с наслаждением затянулся сигаретой, помахал рукой, разгоняя дым.
– Очень давно. Правда, был длинный перерыв, по моей собственной глупости. Больше ничего не спрашивай. Когда-нибудь, возможно, когда мы познакомимся поближе и будем сидеть вот так же, на этой самой скамейке, я наберусь смелости и расскажу тебе эту историю. Наверное. Слушай, есть предложение: давай выпьем на брудершафт. А то на «ты» я как-то незаметно перешел, и безо всякого повода. Успокой уж мою совесть.
– Хорошее предложение, – легко согласился Андрей. – Ну, за знакомство.
Они извлекли из-под скамейки бутылку с коньяком, наполнили бокалы, но тут к ним быстрым шагом приблизилась тень, при ближайшем рассмотрении закутанная в Липину шаль. Тень несла свечу, закрывая рукой крохотный огонек.
– Молодые люди, фу, как не стыдно, – укорила она голосом Олимпиады Болеславовны. – Вечер прохладный, бокалы остыли. А подогреть? Я вам не помешаю? А то Капа, бедняжка, уже заснула.
И Липа извлекла из кармана пузатый серебряный бокальчик. Тем временем Андрей прогрел над свечкой бокалы для себя и Артура. Липа протянула ему свой.
– Андрюшенька, не в службу, а в дружбу.
Выпили, помолчали.
– Поздно уже, – заговорил Трояновский пару минут спустя, – надо бы ехать, но…
– Не хочется?
– Никогда бы не поверил, что могу сидеть вот так и любоваться звездами и цветами. И преданно ждать почти незнакомую женщину, потому что…
– …без этой женщины все остальное вдруг стало пресным, – подхватил Артур, – бесцветным и потеряло смысл. Помните, Олимпиада Болеславовна, сколько времени я просиживал на этой скамейке?
– Жалеете? – спросила Липа.
– Нисколько. Умирать стану, а это время я вспомню как самое счастливое. И то сказать – столько прекрасных минут, проведенных в вашем обществе.
– Льстец, – махнула сухонькой ручкой Липа. – Если раздумаете ехать домой, то комнаты для гостей свободны.
– Спасибо, – сказали они дружным хором.
– Ну, сидите, сидите. – И почтенная дама отправилась отдыхать.
– А кого тебе Татьяна напоминает? – внезапно спросил Трояновский.
– В смысле? – уточнил товарищ по несчастью.
– Цветок, птицу, кошку, тигрицу? Кого-то еще?
– Воду, – не задумываясь ответил Артур. – В какой сосуд ее ни налей, она тут же принимает новую форму, легко и безболезненно. И в любой форме остается водой и ничем иным. И без нее нет жизни.
– Ты поэт? – подозрительно уточнил молодой человек.
– Мне очень хорошо и бесконечно больно. Говорят, что стихи так и пишут. Из счастья и боли…
– А мне страшно, – признался Трояновский. – Потому что я тебя слишком хорошо понимаю.
* * *
– Да! Слушаю! – сказал в трубке сердитый голос.
– Здравствуй, это я, – улыбнулась Тото.
– Привет, – значительно мягче ответил Говоров.
– Ты не занят? Ты не мог бы за мной заехать в течение часа?
– Нет, именно сегодня не могу, – ответил Александр. – Слушай, вызови такси, хорошо? Деньги-то у тебя есть?
– Конечно-конечно, – быстро сказала она. – Не волнуйся, никаких проблем.
– Я сегодня задержусь. У меня дела, важные, – непонятно зачем прибавил Александр Сергеевич, будто она упрекнула его в том, что он занят пустяками.
– Хорошо, – терпеливо повторила Татьяна, – тогда я съезжу домой.
– Целую тебя, – сказал Говоров деловито. – Завтра созвонимся. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, милый.
* * *
Ждать Татьяну не имело уже никакого смысла. Артур ушел домой, тепло попрощавшись и пожелав напоследок удачи. Причем сказал он это без всякой иронии или сарказма, и Андрей в который раз подивился, какие странные, необычные возможны ситуации, если речь идет о Тото и ее знакомых. Он посмотрел на часы и вздохнул. Пора бы домой, не ночевать же под окнами. И тут раздался звонок.
– Это ты? – воскликнул молодой человек.
– Извини за позднее вторжение. Просто хотела поцеловать и сказать спокойной ночи, – произнес родной голос.
– Ты где есть, Одиссей? – радостно завопил Андрей. – Я тут, как верная Пенелопка, жду тебя под окнами. Мы с Артуром выпили почти весь коньяк, остаток употребил Аркадий Аполлинариевич, так что будь морально готова к тому, что тебе ничего не осталось. Ты домой собираешься?
– Собираюсь, – призналась она.
– Тогда стой на месте, я сейчас приеду.
– Ты хотя бы осведомись, где это место есть, – рассмеялась Татьяна.
– А я стану расспрашивать всех встречных и поперечных, где стоит, не двигаясь с места, самая прекрасная женщина в мире.
– И тебя отправят к статуе Свободы.
– Куда ехать? – уточнил он.
– На Большую Житомирскую. Я буду в скверике, напротив остановки… Там, где такая крутилка, знаешь?
– Еду. Целую тебя.
И помчался к машине, подпрыгивая и пританцовывая, как – опять-таки – не делал даже в детстве.
* * *
Если Тото проводила вечер на важном и ответственном задании, а Андрей и Артур – в приятном созерцании майских прелестных сумерек на фоне окон любимой женщины, то Владислав Витольдович полностью посвятил себя английскому бульдогу Уинстону и изучению последних донесений от помощников.
Уинстон удобно разлегся возле камина, на толстой шкуре какого-то хищника, а одноглазый устроился в кресле, укутав ноги теплым пледом и разложив на ореховом столике кипу разнообразных бумаг. Бумаги сии он раскладывал на манер пасьянса и немало бы удивился, когда бы ему сказали, что сейчас, сию минуту, на другом конце города в это же занятие погружен майор Варчук, интересующийся той же самой женщиной, да еще и с его, Влада подачи. Воистину забавны бывают узоры в рукоделии судьбы.
– Я неоднократно упоминал, что из всех романов Дюма-отца превыше всего ценил «Графа Монте-Кристо», – негромко заметил одноглазый, и бульдог заворчал в утвердительной тональности.
На слова и поступки хозяина он реагировал так точно и безошибочно, что многочисленная прислуга и помощники в доме Владислава Витольдовича поговаривали, что в данном случае точно не обошлось без переселения душ. И что Уинстону наверняка досталась душа какого-нибудь нобелевского лауреата.
– Месть – тонкое искусство, и месье Дюма очень подробно, точно и убедительно это описал. Банальное убийство ничтожно. Оно не приносит ни удовлетворения, ни покоя. Только отягощает душу грехом, за который впоследствии придется отвечать где-то там, на том свете. А я полагаю, что если уж и расплачиваться, то за вожделенное нечто. Дабы не было мучительно стыдно за напрасно прожитые годы, как учили нас когда-то. Что вы думаете по этому поводу, Уинстон?
Собака подошла поближе и улеглась на ногу хозяина.
– Вы удивляетесь, что при таком подходе я терплю нерасторопных помощников? Но ведь они приносят ни с чем не сопоставимую пользу: ошибки и промахи нерасторопных помощников настораживают жертву, отравляют ей существование, изматывают ожиданием беды больше, чем незримые и аккуратные действия их расторопных коллег. Вот расторопные как раз представили мне любопытнейшие материалы: наш упрямый майор, как и предполагалось, бульдожьей хваткой – уж простите за каламбур – вцепился в Татьяну Леонтьевну и ходит за ней буквально по пятам. Более того, он уже побывал в охранном агентстве, которым руководит небезызвестный вам Артур Скорецкий.
Вадим поддерживает постоянную связь с девушкой этого юного ловеласа Трояновского – мы еще подумаем, как использовать сию молодую особу. Если верить докладам, она дурно воспитана, у нее плохо развиты представления о благородстве и порядочности и, утверждают, она ни за что не упустит своего. Уверен, такая персона сможет испортить возвышенный и прекрасный роман нашей девочки.
Теперь господин Говоров: ну, тут все ясно как божий день. Я сперва хотел вмешаться, но опыт подсказывает, что здесь крах и так наступит по всем фронтам в самое ближайшее время. Тото чересчур самостоятельна и самодостаточна, к тому же еще и успешна – он скоро сорвется. Я знаю этот тип мужчин. Подождем, Уинстон, и вы увидите, что я прав.
Она скоро останется одна – с ее гордостью, нетерпимостью к людским слабостям и независимостью. Вот к этому времени мы и прибережем финансовые неурядицы. Я уверен, что Тото ни за что не обратится к тем, с кем рассталась, и нам не придется бороться против нескольких обеспеченных людей одновременно.
Вы скажете, Уинстон, я забыл об этом монстре – Бабченко. Нет, не забыл. Но подобные ему больше всех уязвимы. Его люди время от времени пересекают нашу границу, и что же? Их больше не существует. Как говаривал один тиран из нашей недавней истории: «Нет человека – нет проблемы». Этот Бабуин, – и старик усмехнулся с непередаваемым выражением, – я бы застрелился, если бы меня так прозвали; так вот, Бабуин – колосс на глиняных ногах. Его мы свалим без труда.
Меня беспокоит совершенно иное: чересчур легко наша девочка отрывается от слежки и чересчур регулярно. Вы скажете – случайность? Но по теории вероятности, лимит случайностей на ближайшее десятилетие исчерпан. И вот что я обнаружил, рассматривая карту города, – он, кстати, очень изменился и не всегда к лучшему, я полагаю. Она отрывается от наших соглядатаев вот в этом районе. – И одноглазый обвел на карте две улицы в самом центре жирным красным карандашом. – С какой бы стороны она ни подъезжала или ни подходила к Большой Васильковской, они ее теряют. Так, словно она знает об их присутствии, но оно ее не беспокоит вплоть до определенного момента.
А теперь ответьте мне, Уинстон, на два вопроса. Первый: что располагается в этом районе? Какой тайной так дорожит наша Тото? И второй: каким образом ей удается столь небрежно и легко спутать карты таким игрокам, как бывшие сотрудники почтенного ведомства, чья квалификация не подлежит сомнению?
