Текст книги "Отец подруги, или Влюблен без памяти (СИ)"
Автор книги: Виктория Победа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Глава 16
Шум воды ненадолго заглушает поток мыслей в моей голове. Под теплыми струями мне даже удается расслабиться, однако покидать укромное убежище в виде довольно просторной душевой кабинки я не тороплюсь.
Как могу, оттягиваю момент нового столкновения с богомоловым.
Ну как я умудрилась вляпаться во что-то подобное?
В душе я прячусь не менее получаса, однако, как бы ни было велико желание оставаться тут и дальше, позволить себе такой роскоши я не могу.
Напоследок подставляю лицо под приятные струи воды, ладонями отвожу мокрые волосы назад и выключаю воду.
В ванной воцаряется полная тишина, нарушаемая лишь едва слышным биением моего собственного сердца.
Я наскоро обтираюсь полотенцем, промокаю волосы и натягиваю на себя временно выданную мне одежду. Футболка достает до середины бедер, и вполне бы могла сойти за ночнушку, однако штаны я, конечно, тоже надеваю.
Чего я точно не собираюсь делать, так это светить обнаженными частями своего тела.
Ситуация уже и без того патовая.
Из ванной выхожу с большой неохотой, чувство вины, стыда и абсолютной неправильности происходящего не покидают меня ни на секунду.
Наверное, впервые в жизни мне хочется заблудиться, однако, в отличие от особняка Богомоловых, квартира не обладает поражающими воображение габаритами, а потому найти кухню мне удается без труда хотя бы по доносящимся из нее звукам.
Владимира Степановича я застаю у плиты, что-то то готовящим.
От моего взгляда не ускользает и то, что за то время, пока я находилась в душе, оттягивая время, он успел переодеться в такие же домашнию штаны и футболку, что сейчас были на мне.
Меня он замечает только в тот момент, когда я вхожу в кухню и делаю несколько шагов навстречу.
– Да ты, Кира, Ихтиандр, – он поворачивает ко мне голову, одновременно убирая с плиты сковороду.
Я только застенчиво прикусываю губу и опускаю глаза.
– Все хорошо? – уточняет.
– Да, – произношу осторожно, – спасибо, – заставив себя посмотреть на мужчину, выдавливаю какую-никакую улыбку.
Правда, по ощущениям получается скорее вымученный оскал, и думается мне, что Богомолов со мной в этом определении согласен.
Он ничего не говорит, продолжает возиться с содержимым сковородки. Присматриваюсь к тарелкам, когда он выкладывает на них куски омлета и кладет на края кусочки тостового хлеба.
– Увы, больше тут ничего нет, – пожимает плечами, расставляя тарелки на стол, – я хотел заказать доставку, но подумал, что так будет быстрее.
Я уже открываю рот, чтобы сказать, что вовсе не голодна, как в последний момент прикусываю язык, причем прикусываю его буквально, и морщусь от боли.
Молчи, Кир, ради Бога, хоть раз помолчи и не выставляй себя еще большей идиоткой.
Продолжая мысленно раздавать себе подзатыльники, я не сразу замечаю на себе изучающий взгляд.
Правда, даже когда я его замечаю, Богомолов ничуть не спешит прекращать. И вроде ничего такого, но почему у меня ощущение, будто я голая перед ним стою?
– Тебе идет, – наконец заключает Владимир Степанович.
В ответ я только робко улыбаюсь.
– Садись, Кир, чего ты как не родная.
А я и есть – чужая. Этого я вслух, конечно, тоже не произношу.
Чтобы лишний раз не провоцировать мужчину на какой-нибудь подкол, выдвигаю ближайший к себе стул и сажусь за стол.
Вопреки моим ожиданиям, хозяин жилища усаживается не напротив, а рядом – по правую руку от меня.
Получается как-то слишком близко и на меня снова накатывает чувство неловкости.
Ну вот зачем он, а?
Я в самом деле начинаю все больше укореняться в том, что ему просто удовольствие какое-то странное доставляет меня смущать и вгонять в краску.
У меня в его присутствии щеки горят беспрестанно и он просто не мог этого не заметить, особенно после той нелепой ситуации с неслучившимся поцелуем.
К счастью, до сих пор он эту тему не поднимал и, кажется, даже не собирается. Во всяком случае я на это очень надеюсь.
Есть я и правда не хочу, но все равно заставляю себя взяться за вилку и приняться за еду.
К моему огромному облегчению, пока я набиваю желудок омлетом, Владимир Степанович не пытается завести разговор, но стоит только моей тарелке опустеть, как он отодвигает ее в сторону и пододвигает ближе ко мне кружку с чаем. Когда он успел его сделать – для меня остается загадкой.
– Спасибо.
– Не за что, – кивает в ответ и подносит вторую кружку ко рту, отпивает из нее чай, издав при этом смешной звук, чем заставляет меня улыбнуться, – ну рассказывай, солнышко.
– Что рассказывать? – делаю вид, что меня совсем не трогают его прозвища.
Он не сразу отвечает, словно нарочно, медленно одаривает меня взглядом, ставит на стол кружку и, скрипнув стулом, пододвигается ближе, настолько, что теперь нас разделяют жалкие сантиметры.
– Ну я пришла на собеседование, а этот начал ко мне приставать и… – не выдержав, я просто начинаю тараторить, – ну я ему коленкой зарядила между ног, а он на меня заявление написал и вот…
– Это я и так знаю, Кир, а вот тебе эту историю лучше забыть как можно скорее, – вроде перебивает меня, но делает это мягко и ненавязчиво, – я не об этом.
– А о чем? – ничего не понимая, я глупо хлопаю ресницами.
– О том, что ты старательно меня избегаешь, – пальцами он захватывает прядь моих все еще влажных волос, играет с ней.
– Я вас не избегаю, – голос звучит глухо.
– Ладно, я выражусь иначе, – продолжая играть моими волосами, – ты избегаешь Сашу, а потенциально и меня.
– Вы это сейчас за уши притянули, – уже ляпнув, спохватываюсь и устремляю на Богомолова настороженный взгляд.
Он даже как-будто теряется сначала, потом закрывает глаза, сжимает пальцами переносицу и начинает смеяться.
– Ты просто чудо, малыш.
Я на его замечание никак не реагирую, внешне никак.
Изнутри меня, конечно, знатно колотит.
– Так почему ты избегаешь Саню? – продолжает свой странный допрос.
А мне и ответить нечего, потому что озвучить причину вслух я даже под страхом смерти не решусь.
Да я от стыда куда быстрее кони двину.
Ну чего он от меня хочет? Какого ответа ждет?
К тому же ведь все сам прекрасно понимает, не может он не понимать. В ту позорную ночь он все прекрасно осознавал и хорошо знает ответ на свой вопрос.
Я стыдливо отвожу взгляд, устремляю его в узоры на стене и нервно тереблю пальцами футболку.
– Кир, – его голос проникает глубоко в подкорку сознания.
Такой низкий и в то же время звучный. По спине прокатывается мелкая дрожь и я едва заметно сглатываю.
– Посмотри на меня, – и вроде мягко так просит, а кажется, будто приказ отдает.
Я его выполняю, как-то рефлекторно даже, будто лишившись контроля над собственным телом.
– Вы сами все понимаете, к чему эти вопросы? – произношу с легкой обидой в голосе.
– От тебя хочу услышать.
Да я скорее умру.
Он некоторое время ждет безрезультатно, потом вздыхает, усмехается уголком губ.
– Давай договоримся, твои угрызения совести, если их таковыми можно назвать, абсолютно беспочвенны, во всяком случае, по отношению к моей дочери. И избегать ее бессмысленно, к тому же Саня этим фактом очень расстроена.
Я устремляю на него удивленный взгляд.
– У моей дочери редко бывают от меня секреты, и она уверена, что чем-то тебя обидела. Дай угадаю, ведь никакой болезни не было?
– Вы и об этом знаете?
Он пожимает плечами.
– Я не хотела, чтобы так вышло.
– Я понял, серьезно Кир, заканчивай, пока ничего не произошло.
– Пока? – и зачем я уточняю.
На этот раз Богомолов предпочитает оставить мой вопрос без ответа, подмигнув, улыбается и встает.
– Иди отдыхать, Кир, хватит с тебя на сегодня. Я тебе постелил в своей спальне.
– А вы…
– А я лягу в гостинной.
– А почему в гостинной?
– Предлагаешь разделить со мной спальное место?
В его глазах снова появляется уже хорошо знакомый мне, озорной блеск, буквально кричащий о том, что Богомолов точно забавляется, всякий раз ставя меня в неловкое положение и наблюдая за реакцией.
– Я вообще не это имела в виду, я хотела сказать, что лечь в гостинной могу я.
– Ну в этом я не сомневаюсь, но нет, Кир, ты ляжешь в спальне и не спорь.
– Ладно, – соглашаюсь нехотя, – давайте я хотя бы посуду помою.
– Здесь есть посудомойка, – он убирает со стола тарелки и кружки, – иди, Кир… спать.
Не знаю, что именно, но что-то в выражении его лица меняется, появляется какое-то напряжение. Несколько секунд я молча смотрю на мужчину, пока он наконец не отворачивается.
– Доброй ночи.
– Доброй, Кир.
Кивнув себе, разворачиваюсь и покидаю кухню.
Прохожу коридором, мимо ванной и направляюсь в выделенную мне спальню.
Мне даже уточнять ничего не нужно было, чтобы понять, о какой комнате идет речь.
Вхожу внутрь, включаю свет и прислоняюсь спиной к двери.
“Пока”
Глава 17
– Доброе утро.
– Доброе, – отвечаю смущенно, глядя на то, как Владимир Степанович суетится у стола, на котором я замечаю несколько контейнеров.
Улыбка сама расползается по лицу и я стыдливо опускаю взгляд в пол.
– Как спалось?
– Нормально, – я едва заметно пожимаю плечами, чтобы придать некой уверенности своим словам.
На самом деле – спалось ужасно. И нет, вовсе не потому, что матрац жесткий, или кровать неудобная.
Всю ночь мне снились совершенно неправильные вещи, о которых даже думать теперь стыдно.
Стою, переминаясь с одной на ноги на другую.
– А вы как спали? – спрашиваю просто потому, что нужно как-то разбавить повисшую в воздухе тишину.
– Ну, как тебе сказать и не соврать.
Богомолов поворачивается ко мне лицом, на его лице появляется задорная улыбка.
– Шея затекла, – подмигивает.
– Простите.
– За что?
– Ну это же из-за меня вы спали на диване.
– Глупости не говори. Тебе умыться надо?
Киваю и даже облегченно выдыхаю, радуясь поводу ненадолго покинуть кухню.
– Я тебе щетку приготовил, новую, на раковине.
– Спасибо.
Я еще раз киваю и пулей вылетаю из кухни. Готова поклясться, в спину мне летит смешок.
В ванной я нахожусь не меньше десяти минут. Несколько раз ополаскиваю лицо ледяной водой. Шоковая терапия не помогает, память, словно издеваясь, подкидывает картинки из сновидений.
Щеки горят не столько от соприкосновения с холодной водой, сколько от смущения, и даже стыда.
Он мне снился. Всю ночь мне снился Сашкин отец, его губы, прикосновения.
Господи, я даже целовала его там… Во сне.
Выключаю воду и обхватываю лицо ладонями. Всматриваюсь в свое отражение в зеркале, оценивая, насколько все плохо.
Щеки горят огнем, глаза красные, губы распухшие, искусанные. Как такое вообще возможно?
Владимир Степанович всю эту красоту наверняка заметил, ну не мог он не заметить.
Мне всерьез не хочется покидать ванную и возвращаться на кухню. Даю себе несколько секунд и все-таки оставляю свое не слишком удачное укрытие.
– Все хорошо? – только переступив порог кухни, я мгновенно встречаюсь взглядом с Богомоловым.
Не краснеть, Кира, не краснеть.
– Да, – улыбаюсь натянуто, – спасибо вам еще раз.
– Садись, завтракать будем, ты чай по утрам пьешь или кофе?
– Лучше кофе.
Перевожу взгляд на стол, контейнеры с него уже успели пропасть, зато появились тарелки.
Удивленно вскинув брови, кошусь на мужчину. Он, словно чувствуя, ловит мой вопросительный взгляд.
– Я не знал, что ты любишь, заказал всего понемногу.
– Спасибо.
Владимир Степанович на этот раз садится напротив, кладет сырник себе на тарелку и пододвигает кружку с кофе.
Я тянусь к тарелке с блинами, при этом чувствуя на себе его взгляд.
– Я вчера не стал спрашивать, – он делает паузу, позволяя мне переживать и проглотить кусок.
Поднимаю на него глаза, жду продолжения.
– Твой парень, он вообще в курсе, что с тобой вчера произошло?
Я на мгновение теряюсь и замираю, уставившись на Богомолова.
Слова застревают в горле и, прокашлявшись, я сначала только качаю головой.
– Я пыталась ему сообщить, но… – замолкаю, подбирая слова.
– Но?
– Он был занят, – ничего лучше мне придумать не удается.
– Занят? – уточняет Богомолов таким тоном, что у меня желудок в клубок сворачивается.
Я в ответ только усмехаюсь грустно.
Знаю, как все это со стороны выглядит, да и не только со стороны.
Я же не совсем идиотка.
– Ты поэтому не захотела ехать домой?
Стискиваю зубы, но ничего не отвечаю, только отворачиваюсь, не выдержав его испытующий взгляд.
А он как на зло ничего больше не говорит, ждет.
Сидим в тишине несколько секунд.
– Кир? Я не из праздного любопытства интересуюсь.
– А зачем? – спрашиваю тихо.
– Чтобы понимать, насколько все плохо. Ты же не планируешь туда возвращаться?
Я молчу.
Не планирую, но почему-то произнести это вслух не могу.
Просто как подумаю, так к горлу подступает паника, потому что идти мне некуда, а оставаться в квартире Паши и делать вид, что ничего не произошло я точно не стану.
– Кир, – вздыхает снова, – это не мое дело, но раз уж так вышло, что приехал за тобой я, а не он, я позволю себе высказать свое мнение.
Я его внимательно слушаю.
– Мужчина всегда несет ответственность за свою женщину, тем более, если он с ней живет, вчерашняя ситуация показала, ты извини, конечно, что на этого твоего…
– Пашу, – добавляю, когда Владимир Степанович замолкает.
– Пашу, – кивает, – положиться нельзя, и ни о какой ответственности и речи не идет, в принципе я еще в прошлый раз понял, что все не так гладко, а вчера убедился. Я к тому, что возвращаться туда тебе не стоит.
– Я знаю, – усилием воли выдавливаю из себя слова, – я и не собираюсь, все кончено, – договариваю и сама не верю, что всерьез обсуждаю свою личную жизнь с Сашкиным отцом.
– Хорошо, – кажется, моим ответом он вполне удовлетворен, – в таком случае назревает другой вопрос.
– Какой?
– Ты говорила, что твоя бабушка живет в деревне?
– Да.
– И я так понимаю, что жить тебе негде?
– Это не важно, я что-нибудь придумаю, пока сниму номер в гостинице, – на нервах начинаю оправдываться.
– Тормози, Кир, успокойся, – он снова забавно улыбается, – я хочу сказать, что ты можешь остаться здесь и…
– Нет! – я резко его перебиваю. – Я вам очень благодарна, действительно, и мне жаль, что я вас побеспокоила вчера и вы вынуждены теперь со мной возиться, но это, правда, лишнее.
– Да погоди ты отказываться, я не предлагаю тебе жить здесь со мной, эта квартира большую часть времени пустует.
Я вдруг зачем-то задумываюсь над тем, для чего именно Богомолов использует эту квартиру. Вывод напрашивается очевидный.
Это не твое дело, Кира. Он взрослый и свободный мужчина.
Я тут же себя одергиваю, но какой-то неприятный осадок внутри остается.
– Жить ты будешь здесь одна, квартира будет в твоем распоряжении. Здесь хороший район, комплекс охраняемый, чужой сюда просто так не попадет.
– Нет, – отказываюсь, несмотря на все его доводы.
– Почему нет?
– Потому что мне нечем платить за такую квартиру, а я могу себе представить, сколько здесь стоит аренда.
– А кто говорил об аренде? Я с тебя денег брать не собираюсь.
– Тем более.
– Малыш, ну ты почему такая сложная? – он закатывает глаза и скрещивает руки на груди.
– Не сложная я.
– Я вижу, – качает головой. – Кир, ну давай по-взрослому? Идти тебе некуда, гостиница – это лишняя трата денег, а у тебя, насколько я понимаю, с ними сейчас и так напряженка? Хорошо, давай так, ты поживешь здесь, пока не подыщешь себе подходящий вариант?
– Нет, это все равно слишком.
– Не слишком, Кир, я серьезно, заканчивай уже заигрывать с тараканами в своей хорошенькой головке, и хватит себе надумывать, я тебе просто предлагаю помощь.
– Я не надумываю, – вздыхаю.
– Я вижу, а теперь давай ешь, и поедем.
– Куда?
– Как куда? За вещами твоими, или ты их Павлику оставить на память хочешь? – он снова издевается!
Вот как ему удается это делать даже в такой, казалось бы, серьезный момент?
– Возражения не принимаются, все, Кир, давай завтракать.
Глава 18
– Вы куда? – я озадаченно смотрю на Владимира Степановича, когда он выходит из машины вслед за мной.
– Как куда? За вещами твоими, – отвечает так, будто сказанное им – нечто само собой разумеющееся.
И смотрит на меня, как на дите несмышленое, задающее глупые вопросы.
– Ну уж нет, за своими вещами я схожу сама!
Я уже когда договариваю свою и пламенную реплику, понимаю, что с эмоциональной окраской явно переборщила. Резковато получилось и некрасиво, особенно, если учесть, в каком я положении и как этому человеку уже задолжала.
С меня мгновенно слетает вся спесь.
– Простите, – внимательно вглядываюсь в эмоции на его лице.
Богомолов по-прежнему спокоен, только бровь левую приподнял, видимо, удивишись прорезавшемуся у меня голосу.
– Я не хотела… я к тому, что я сама, ладно? Мне так спокойнее.
Он некоторое время вообще никак не комментирует мои слова, просто смотрит на меня, сканирует. И я все больше чувствую нарастающую между нами неловкость.
Поправочка, неловко здесь только мне одной.
Этот мужчина, кажется, в принципе незнаком с этим чувством.
– Ладно, сколько времени тебе нужно? – наконец он прерывает молчание.
– Минут пятнадцать, – прикидываю быстро.
Соберу только одежду, и только ту, что действительно необходима. Из остального: документы, ноутбук, кое-какая косметика и любимые тарелка с кружкой, оставшиеся в память от мамы и папы в качестве подарка.
Я их из деревни привезла, так и вожу с собой везде.
– Хорошо, – кивает Богомолов, – даю тебе пятнадцать минут, если за это время ты не справишься, я поднимаюсь. Какой этаж?
– Шестой, – отвечаю нехотя.
– А квартира?
– Восемнадцатая.
– Хорошо, пятнадцать минут или я поднимаюсь, – повторяет, очень четко проговаривая каждое слово.
Возразить я не решаюсь. Справлюсь.
Больше ничего не говорю, разворачиваюсь и почти бегом направляюсь к подъезду.
Чтобы не терять времени на ожидание лифта, поднимаюсь по лестнице, проклиная сапоги на каблуках.
Поднявшись на свой этаж, подхожу к двери и прикладываю ухо. И зачем я это, собственно, делаю? Глупость какая-то.
Так или иначе, оставаться здесь я не собираюсь, и независимо от того, дома Паша или нет, между нами все кончено.
С этими мыслями я вставляю ключ в замок и дважды его поворачиваю. Однако, все же выдыхаю с облегчением, когда переступив порог квартиры, убеждаюсь в том, что дома Паши нет.
Закрываю дверь, быстро сбрасываю обувь и куртку.
У меня осталось меньше пятнадцати минут, и почему-то, я совсем не сомневаюсь в том, что по их истечении Владимир Степанович непременно поднимется.
Влетаю в спальню, распахиваю двери шкафа, достаю свою “походную” сумку и принимаюсь наспех закидывать в нее вещи. Благо, у меня одежды не много, я никогда не была фанаткой шоппинга, покупала что-то только по мере надобности и никогда не позволяла себе лишнего.
Впрочем, не то чтобы я могла себе позволить лишнее, хотя бы исходя из финансовой точки зрения.
Денег никогда не было достаточно.
Когда я наконец справляюсь с одеждой и практически выдыхаю, за моей спиной раздается голос.
– И куда ты собралась?
Я резко оборачиваюсь и вздрагиваю от неожиданности. В паре шагов от двери стоит Паша, загородив собою выход из спальни. И когда он успел вернуться?
Сложив руки на груди, он буравит меня недовольным взглядом.
– Я ухожу, Паш, – не вижу смысла объясняться, потому отвечаю коротко и ясно.
– Что значит, ты уходишь? – он делает шаг ко мне, а я инстинктивно отступаю.
По лицу его вижу, что он злиться начинает.
Нет, Паша никогда себе не позволял лишнего, но все бывает в первый раз, а после вчерашнего я вообще не могу быть ни в чем уверена.
– То и значит, я ухожу, между нами все кончено.
– И позволь поинтересоваться, почему? – хмыкает недовольно, смотрит на меня так, будто я – причина всех его бед.
– Потому что наши отношения себя изжили, да и отношениями их сложно назвать, – озвучиваю очевидное, наверное, только теперь окончательно осознав всю бессмысленность потраченного вместе времени.
– Да что ты? А это ты решила до или после того, как прыгнула на член этого богатого хрена на крутой тачке?
Я не знаю, как так получается и в какой момент я теряю над собой контроль, но понимаю, что натворила только в тот момент, когда руку простреливает боль.
Мамочки, я же никогда не распускала руки, никогда.
В ужасе уставившись на Пашу, отступаю к стене, в ожидании ответной реакции.
Он только щеку потирает и смотрит на меня с такой ненавистью, что кажется прибьет, а потом усмехается и, отняв руку от лица, продолжает:
– Правы были родители, когда говорили с тобой не связываться, что взять с деревенщины. Приезжают в город лохов искать. А этот хер престарелый и рад небось трахать молодое тело, впрочем, это ненадолго, у него таких как ты идиоток меркантильных десятки, наверняка может себе позволить, а с тобой и не потрахаться даже нормально.
Каждое его слово сквозит ядом, и после каждого мне все больше хочется сходить и помыться. У нас и раньше были ссоры и разногласия, но никогда он себе ничего подобного не позволял.
– Этот мужчина – отец моей подруги и между нами ничего нет и быть не может. А у тебя я никогда и ничего не просила, и эту квартиру… А знаешь что, почему я вообще перед тобой оправдываюсь? Это ты бросил трубку, когда я больше всего в тебе нуждалась, я тебе звонила, Паша, тебе! Я тебя просила помочь! Ты бросил трубку, тебе было плевать, ты где-то развлекался. В отличие от тебя Владимир Степанович сорвался посреди ночи. И он не старый! А своим родителям можешь от меня передать, чтобы шли в жопу, понятно? И туда же пусть засунут свое мнение обо мне.
– Что ты сказала?
Я упускаю тот момент, когда между нами совсем не остается расстояния и Паша больно хватает меня за руку.
– Ты сучка совсем охре…
– Руки от нее убери, пока я тебе их не запихал в вышеупомянутую жопу.
Паша, как и я, явно не ожидает появления третьего лица в нашей перепалке. Руку он все-таки убирает, не знаю, угрозы на него подействовали или момент неожиданности.
Выяснять это я не собираюсь, проскальзываю в щель между Пашей и шкафом.
– Твои? – Богомолов кивает на мою сумку.
– Да.
– Это все?
– Нет, – качаю головой.
Пользуясь созданным Владимиром Степановичем замешательством, подбегаю к столу, хватаю с него ноутбук с зарядкой, из ящика достаю папку с документами.
– Кто вам разрешил входить в мою квартиру? – Паша, тем временем, отходит от шока.
– Можешь на меня заявление в полицию написать, – с явно выраженным сарказмом в голосе отвечает Богомолов.
Я же запихиваю в сумку ноут и папку.
– Теперь все?
– Да.
Владимир Степанович молча берет мою сумку и выходит из комнаты. Я иду за ним. В прихожей резко останавливаюсь, вспомнив о самом важном.
– Блин, еще кое-что, я сейчас.
Пролетаю мимо вышедшего из спальни Паши на кухню, он никак не препятствует.
Беру свои кружку и тарелку, и возвращаюсь в прихожую.
Богомолов окидывает взглядом предметы в моих руках, но никак не комментирует. Их я тоже запихиваю в сумку.
Чувствую на себе сверлящий взгляд Паши, он явно недоволен происходящим, но ничего не говорит. Видимо, угроза Богомолова подействовала на него впечатляюще.
Плевать.
После сделанного и сказанного, просто плевать.
Обуваю сапоги, слегка пошатнувшись, потому что удерживать равновесие в юбке не очень удобно, и накидываю куртку.
Оставшуюся обувь решаю оставить, не так уж все это и важно. Все либо старое, либо неудобное.
И косметику к черту.
Мне просто хочется побыстрее отсюда убраться.
– А остальное забрать не хочешь? – выплевывает мне в спину Паша, когда Богомолов покидает квартиру.
Я понимаю, что поступаю некрасиво, но честно говоря сейчас мне все равно.
Ничего, не надорвется.
– Остальное можешь выбросить, да и не так много тут моего.
Пожимаю плечами и выхожу из квартиры.
Вслед летит не самое приличное выражение, но я предпочитаю сделать вид, что не расслышала.
Вплоть до того момента, как оказываемся в машине, ни я ни Богомолов не произносим ни слова.
– Простите, – решаюсь заговорить, когда Владимир Степанович садится на водительское кресло и захлопывает дверь.
– Кир, тебе еще извиняться не надоело? – вздыхает.
Обнимаю себя руками и только теперь понимаю, что меня медленно накрывает. Там, в квартире я, наверное, на злости и адреналине не отреагировала на обидные слова Паши.
Знаю, что теперь уже не стоит об этом думать, а все равно мерзко.
Его слова буквально звенят в ушах и каждое – словно пощечина.
Ничего не могу с собой поделать, как ни уговариваю себя успокоиться, а слезы все равно срываются с уголков глаз.
И ладно бы я все это одна услышала, так нет же. Я не знаю, как долго Владимир Степанович наблюдал за сценой в спальне, но, почему-то, уверена, что услышал он достаточно. И про престарелого хера, наверняка, услышал. И все остальное. Господи, как же противно.
И с этим человеком у меня были отношения?
– Кир.
Я поворачиваюсь лицом к мужчине, испытывая просто бесконечное чувство стыда.
– Простите, что вам пришлось это услышать.
– Иди сюда, – он подается ко мне, обхватывает меня за плечи и прижимает к себе.
Я всхлипываю, уткнувшись носом в его плечо.
– Хватит извиняться, тем более за других. Я же сам поднялся, и потом, престарелый богатый хер не кисейная барышня, уж как-нибудь переживу, – он шутит, а я цепляюсь пальцами за его пальто и смеюсь.
– Пятнадцать минут не прошло, – вспоминаю не очень к месту.
– Не прошло, считай, у меня интуиция хорошая.
– А как вы вошли? – отстраняюсь, поднимаю на мужчину взгляд.
– Через дверь, – улыбается, – она открыта была, а я голос услышал.
– Вы не престарелый, – говорю зачем-то.
– То есть, с хером ты в принципе согласна? – уточняет шутливо.
Я в ответ качаю головой, уже совсем не сдерживая рвущийся наружу смех.
– Паша… он глупости говорил, я ничего такого… – чувствую потребность оправдаться, – я никогда никого не искала, никаких лохов, и насчет вас, он… в смысле…
– Я понял, малыш, успокойся.
Большими пальцами он стирает слезы с моих щек, потом проводит одним по губам и застывает на несколько мгновений.
– Поехали, Кир, домой, – вздыхает, убирает руки и заводит двигатель.








