Текст книги "Отец подруги, или Влюблен без памяти (СИ)"

Автор книги: Виктория Победа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Глава 37

Даже когда машина плавно сворачивает с главной трассы на ухабистую дорогу, ведущую к нашей деревне, я все еще не верю в то, что еду домой вместе со своим боссом. Впрочем, выбора мне особо не оставили, но и ведь я не то чтобы сильно настаивала.

Богомолова же, похоже, вообще ничего не смущает. Он полон своего привычного спокойствия, а к лицу его прилипли безмятежность и умиротворение. Словом, начальство довольно.

– Вот тут направо.

Несмотря на то, что в голове роятся десятки противоречивых мыслей, я все же успеваю следить за дорогой.

Владимир Степанович выворачивает руль и замедляет скорость движения.

– Вот на том повороте налево, – пальцем указываю вперед.

Сердце, кажется, подпрыгивает к самому горлу, когда мы медленно подъезжаем к нашему с бабушкой домику. Я шумно сглатываю, завидев бабулю в компании тети Зины – местного всеведущего радио. Отлично, через полчаса вся деревня будет обсуждать мое феерическое появление.

Я только подумать об этом успеваю, как главная сплетница поворачивает голову в нашу сторону. Машина как раз тормозит аккурат у калитки.

А на что я, собственно, рассчитывала? Успеть спрятать крутую тачку Богомолова дворе, пока слухи о ее появлении не разнеслись по все деревне?

В принципе да, на это я и рассчитывала.

Но закон подлости он на то и закон подлости.

– Вам придется немного сдать назад, – поворачиваюсь лицом к Владимиру Степановичу и ловлю удивленное выражение на его лице.

– Зачем? – сводит брови к переносице.

– Ну не думаете же вы, что быстро отделаетесь, бабушка вас не отпустит, пока не накормит досыта, так что машину нужно будет загнать во двор, а ворота открываются наружу.

Он несколько секунд молча всматривается в мое лицо, словно раздумывая.

– Сдавайте назад, я сейчас открою ворота, – говорю и одновременно дергаю ручку, – впрочем, у вас еще есть возможность сбежать.

Издав глухой смешок, Богомолов резко наклоняется к моему лицу.

– Я бегать не привык, ты еще не поняла, малыш?

– Только при бабушке меня так не называйте, я вас очень прошу, – выдыхаю, практически умоляя.

Он ничего не отвечает, только улыбается и смотрит как-то странно. На мгновение мы замираем, глядя друг на друга, и я даже думать не хочу, как все это выглядит со стороны.

Тем временем, правая сторона лица буквально горит от прикованных к нам взглядов.

Я отмираю первая, отстраняюсь, толкаю дверь и, полыхая от смущения, практически вываливаюсь из машины, слыша за спиной смех Богомолова.

На него не смотрю даже, решительно направляюсь к бабушке, ловя на себе заинтересованный взгляд соседки.

– Привет, бабуль, – налетаю на нее и сразу же заключаю в объятия.

– Привет, Кирочка, – она обнимает меня в ответ, позабыв о присутствии тети Зины.

– Здрасьте, теть Зин, – приветствую женщину, наобнимавшись с бабулей.

– Здравствуй-здравствуй, – она окидывает меня любопытным взглядом и тут же переключается на Владимира Степановича, продолжая говорить со мной: – давно тебя не видно было, – хмыкает, – а это, поди, жених?

Я буквально всеми фибрами ощущаю скрытую под маской доброжелательности зависть, и едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

– Работы много, – одариваю ее улыбкой, намеренно игнорируя вопрос.

– Все, Зинаида, иди, и так заболтались, дел у меня еще полно, видишь, внучка с гостем пожаловали.

К счастью на помощь приходит бабушка. Тетя Зина недовольно морщась, поджимает губы. Еще бы, тут же целая сенсация, ей подробностей хочется, а не будет.

С бабулечкой она, конечно, спорить не решается, потому что моя Антонина Павловна хоть и выглядит божьим одуванчиком, но вовсе таковым не является. И лишний раз никто с ней в споры не вступает, даже мужики наши деревенские в ее присутствии тушуются. В общем, как говорил дед, если бы у бабули были яйца, то непременно стальные.

Еще немного потоптавшись на месте, тетя Зина все же прощается и уходит, правда, то и дело оглядываясь.

– Нуу-с, – задумчиво тянет бабушка, – и кого ты мне привезла?

За моей спиной тем временем раздается щелчок. Я инстинктивно оборачиваюсь и невольно сглатываю.

Богомолов, довольный, как кот, объевшийся сметаны, взирает на нас стороны, опершись о дверь своей машины. И улыбается, конечно.

– Добрый вечер, – здоровается с бабушкой.

– Добрый, – бабушка кивает в ответ, пристально его рассматривая.

– Бабуль, знакомься, это мой начальник, Владимир Степанович, а это моя бабушка, Антонина Павловна.

– Рад познакомиться, Кира немного о вас рассказывала, – первым голос подает Богомолов.

– Взаимно, – несколько удивленно произносит бабулечка, – а вот мне о вас совсем ничего.

– Не страшно, я вам сам расскажу все, что пожелаете.

Нет, я точно его когда-нибудь стукну.

Кошусь на бабушку, она все также внимательно его рассматривает, и уголков ее губ касается едва заметная улыбка.

– Машину отгоните, ворота, – напоминаю.

Спустя две минуты Богомолов успешно паркует машину в нашем дворе, а я все пытаюсь понять, каким образом допустила происходящее.

Ладно он вызвался подвезти, но ведь не обязательно было прямо до дома. Можно было до остановки подбросить и не пришлось бы его знакомить с бабушкой. Пожалуй, так было бы проще, но мне, опять же, совесть не позволила. Не могла я его не пригласить на ужин, неправильно это как-то.

“А вот так правильно?” – с некоторой долей ехидства интересуется внутренний голос.

– Кира сказала, что цветы вы не жалуете, – голос Богомолова отрывает меня от размышлений.

Открыв заднюю дверь, он достает с сидений пакеты.

Боже, я уже и думать о них забыла. И зачем только столько взял?

Бабушка, конечно, тоже обращает внимание на пакеты.

– Это зачем же вы столько набрали? – растерянно качает головой.

Она у меня женщина боевая, но при этом весьма скромная и тактичная.

– Ну не мог же я без приглашения, да еще и с пустыми руками.

Бабушка что-то про себя отмечает, потом кивает и командует:

– Ну пойдемте в дом, чего на улице мерзнуть.

Бабуля, на правах хозяйки, заходит первая, скидывает с себя шерстяной платок, вешает его и сразу же направляется в сторону кухни. Мы с Богомоловым топчемся в сенях.

Разуваемся, снимаем верхнюю одежду.

– Пойдемте, – приглашаю его в дом.

Он с любопытством осматривается и, похоже, удивляется, хоть и старается не показывать виду.

– Не то что вы ожидали, да? – улыбаюсь.

– Признаться, я ожидал увидеть домик поменьше, – отвечает честно.

– Это дедушка в свое время постарался, – объясняю, – не ваш дворец, конечно, но места хватает, давайте мне пакеты, вон там за дверью ванная, можете помыть руки.

Он кивает, а я забираю пакеты из его рук, и вздрагиваю от легкого соприкосновения наших пальцев.

Он это замечает, безусловно, а потому я спешу ретироваться прежде, чем у меня снова вспыхнут щеки. Я еще не до конца смирилась с присутствием Богомолова в нашей с бабушкой обители.

Захожу в кухню, ставлю на стул пакеты и выдыхаю.

– Интересный мужчина, этот Владимир, правда взрослый, – замечает бабуля, завидев меня и продолжая накрывать на стол.

– Ты это к чему? – меня ее слова напрягают.

Она в ответ только загадочно усмехается.

– Он просто мой начальник, и все, – сама не понимаю, зачем начинаю оправдываться.

Бабулечка вздыхает и ставит на стол большое блюдо с горячим.

– Сколько ты на него работаешь, Кир? – задает вопрос, не глядя на меня.

– Месяц почти, а что? – я вся подбираюсь, будто собираясь защищаться.

Ба качает головой, улыбается и принимается разбирать привезенные нами пакеты.

– Да ничего, Кирусь, просто интересно выходит, Павлика своего ты за несколько лет так и не привезла, а начальника спустя месяц знакомиться пригласила.

– Никого я не приглашала, – восклицаю слишком громко и тут же понижаю голос: – это все случайно вышло, блин, бабуль, ну он правда просто мой начальник!

– Ты сама-то в это веришь? – она поворачивается ко мне лицом, улыбается.

Я собираюсь ответить, но со стороны раздается скрип двери, следом я слышу шаги, а потому оставляю бабушкин вопрос без ответа.

Через несколько секунд в дверях появляется Владимир Степанович. Бросаю на него смущенный взгляд. Хорошо, что он ничего не слышал.

Я еще не успеваю прийти в себя после странного диалога, а бабушка уже берет все в свои руки.

– Вы проходите, Владимир, садитесь, уже почти все готово, – вежливо, без лишней суеты, обращается к нему бабушка.

– Благодарю.

Они перекидываются еще несколькими ничего не значащими фразами, а я молча иду к раковине.

– Ты сейчас себе кожу сотрешь, – неожиданно произносит бабушка, когда я во второй раз намыливаю руки.

Я вздыхаю, смываю с рук пену и выключаю воду.

– Садись давай за стол, голодные небось оба, – командует мой генерал.

Я опускаюсь на стул рядом с Богомоловом.

Бабушка, тем временем, продолжает:

– А за коньяк отдельное спасибо, – прокручивает в руках коробку.

– Очень рекомендую попробовать, – доброжелательно отзывается Владимир Степанович.

– Непременно, но не сегодня, – улыбается бабушка, – если вы, Владимир, не против, я бы вас угостила отменным напитком собственного деревенского производства, – она заговорщицки подмигивает и тянется к верхнему шкафчику, в котором хранит свое добро.

– Я бы с удовольствием Антонина Павловна, но боюсь не получится, мне еще ехать, а за рулем нужно быть трезвым.

– Ехать? – бабушка как будто удивляется. – Там с минуты на минуту ливанет, – она кивает на окно.

Словно в подтверждение ее словам раздается пугающий грохот и небо, как по команде, разражается сильнейшим ливнем.

У меня на секунду проскальзывает мысль о том, что бабулечка моя ведьма, не иначе.

– Ну вот, что я говорила, – поставив на стол два графинчика, бабушка упирает руки бока.

– Так я ведь на машине, – справедливо замечает Богомолов, – не промокну.

– На машине, в такую погоду да в темень ехать, – она снова качает головой, – дорога-то не близкая, и скользко. Или вас дома ждут?

– Да нет, особо не ждут, – он пожимает плечами, а я напрягаюсь, ведь он практически капитулирует.

Ну, бабуля!

– Ну и оставайтесь, чего ерундой маяться, хлопнем с вами самогончику, а то Кира у меня крепкие напитки не пьет…

– Ба!

– Что? Для тебя у меня вон наливочка, на смородине.

Боже, можно мне провалиться на этом месте. Пожалуйста!

– Решено, оставайтесь.

Я с трудом сдерживаю рвущийся наружу стон отчаяния. Ну что за день? Что ни событие, то катастрофа.

Если несколько часов назад, покидая кабинет Богомолова, я думала, что ничего хуже уже случится не может, то сейчас понимаю, насколько сильно ошибалась.

– Пожалуй, вы правы, Антонина Павловна, – я его убью.

– Вот и договорились.

– Только в таком случае, если вы не возражаете, я возьму из машины вещи, переоденусь.

– Конечно-конечно, я пока закончу тут с приготовлениями, Кир, спальню тогда сразу покажи, – бросает мне и принимается дальше сервировать стол.

Поверить не могу. Просто не могу в это поверить.

Жду на крыльце под навесом, пока Владимир Степанович достает из багажника сумку с вещами.

– Вы ко всем непредвиденным обстоятельствам бываете готовы? – киваю на его сумку.

– Почти, – отвечает, смахивая с лица и волос капли.

Возвращаемся в дом, веду Богомолова в гостевую. Она практически всегда пустует, так как гостей бабушка особо не жалует и уж точно ночевать не оставляет.

Для Владимира Степановича, правда, сделала исключение.

Прохожу внутрь, включаю свет и только теперь замечаю, что за те считанные минуты, что Богомолов находился под открытым небом, его рубашка успела промокнуть насквозь.

– Вы же мокрый весь, переодевайтесь, простынете! – уж не знаю, что на меня находит.

– Кир, это всего лишь вода, – отвечает с улыбкой, но принимается расстегивать пуговицы.

Я как-то не сразу осознаю, что все это время продолжаю на него пялиться, и опомниться мне удается только, когда он стягивает с себя рубашку.

Он замечает мой прикованный к его обнаженному торсу взгляд прежде, чем я успеваю отвернуться.

– Давайте сюда, я повешу сушиться, – стараюсь придать своему виду уверенности, а у самой, тем временем, ноги ватными становятся и взгляд никак не хочет от оголенного мужского торса отрываться.

Богомолов сам по себе привлекателен донельзя, а с обнаженным…

Господи, и о чем я думаю?

А вот его совсем ничего не смущает, улыбнувшись, он протягивает мне рубашку, натягивает на себя белую футболку и принимается за брюки.

– Я повешу, а вы… – сгребаю его вещи, – ну в общем, дорогу на кухню найдете.

Я вылетаю из спальни с завидной скоростью.

Боже, дай мне пережить этот вечер.

Глава 38

Сидя за столом, я упорно ковыряю вилкой в своей тарелке, но никак не могу заставить себя поесть. Кусок в горло не лезет, несмотря на витающий в кухне, сногсшибательный аромат.

Бабуля постаралась на славу, подтверждением ее исключительным кулинарным способностям является уплетающий ужин за обе щеки Богомолов. Кого-кого, а его точно нельзя заподозрить в отсутствии аппетита на фоне нервного напряжения. Чего, безусловно, не скажешь обо мне.

С момента, как мы оба вернулись на кухню и сели за стол, я не то что ни слова не произнесла, я дышу периодически забываю.

Все никак не смирюсь с его присутствием в нашем с бабушкой доме и решением остаться с ночевкой.

– Антонина Павловна, мясо отменное, – с энтузиазмом замечает Богомолов, бабушка в ответ кивает, – очень вкусно.

– Ешьте на здоровье, и ты, Кира, ешь, – бабушка устремляет свой многозначительный взор на мою тарелку.

– Ем я, ем, – бурчу в ответ, и в подтверждение своим слова отправляю кусок мяса в рот.

Кусок по-прежнему не лезет в горло, но я с поразительным упорством его проталкиваю и тянусь к стакану с томатным соком. Домашним, кстати, бабушкиного производства.

Бабушка и Владимир Степанович, тем временем, продолжают вести непринужденную беседу обо всем и ни о чем. Я в свою очередь ловлю каждое прозвучавшее в воздухе слово, просто, чтобы вовремя вмешаться, если разговор зайдет куда-то не туда.

Уже того, что бабушка пригласила Богомолова остаться на ночь достаточно.

Мне вовсе не хочется, чтобы бабуля начала задавать неудобные вопросы, потому что мое объяснение ее совершенно точно не устроило, а из-за несвоевременного появления в кухне Владимира Степановича, я не успела оспорить ее неверные умозаключения.

“Так уж и неверные?” – снова ехидничает внутренний голос.

Я лишь на секунду отвлекаюсь от разговора между бабушкой и начальником, но тут же встряхиваюсь и напрягаюсь, когда бабушка с весьма серьезным видом переспрашивает:

– У вас есть дочь?

О том, как при своей внимательности я упустила столь важный момент перехода на личное, я решаю подумать потом.

– Есть, – спокойно и с улыбкой подтверждает Богомолов и тоже отпивает глоток томатного сока.

За столом наступает гробовая тишина, нарушаемая только моим стремительно ускоряющимся сердцебиением.

Я всей поверхностью своей покрывшейся мурашками кожи чувствую растущее напряжение в воздухе.

Бабушка, ко всему прочему, мазнув взглядом по правой руке Богомолова, в которой застыла вилка с нанизанным на нее куском мяса, хмурится, словно обдумывая свои дальнейшие слова.

– Вы, наверное, хотите спросить о жене? – Владимир Степанович, тем временем, сохраняет привычную невозмутимость.

Он, конечно, заметил бабушкин взгляд и мыслительный процесс на ее лице, отражающий усиленную работу шестеренок в голове.

– Не то чтобы хочу, – наконец со вздохом выдает бабуля.

Ой, нет, только не это. Она же не думает, что я привела к ней в дом женатого кавалера? Божечки!

И как я вообще умудрилась заварить эту кашу?

– Я все равно отвечу, – все так же спокойно продолжает Богомолов, и снова улыбается, – я не женат и никогда не был, дочь я воспитывал один, практически с рождения, вроде получилось неплохо, они, кстати, дружат с Кирой, – я от неожиданности давлюсь соком, ругая себя за то, что решила так не вовремя присосаться к стакану.

– С Кирой? – вечер удивлений для бабушки продолжается.

Судя по слегка ошарашенному лицу, она никак не может сложить все имеющиеся детали в один единый пазл. – Так, – бабушка решительно отодвигает от себя рюмку, – кажется, мне на сегодня хватит, я что-то не понимаю ничего, а сколько, позвольте спросить, вашей дочери лет? – хмурясь, интересуется бабушка.

– Восемнадцать.

– Оо, – заключает бабуля.

Я все это время выполняю роль предмета, вроде тех, что ставят в комнатах в качестве декора. Что я там думала про своевременное вмешательство в неудобный разговор? У меня сил даже пошевелиться нет, не то чтобы говорить. И вроде надо бы что-то сказать, как-то разрядить обстановку, объяснить, что к чему, но я отчего-то не спешу.

– Нет, пожалуй, еще рюмашку я все же бахну, – наконец несколько расслабленнее заключает бабуля, и тянется к графинчику.

– Позвольте, – прежде, чем она успевает схватиться за стеклянное горлышко, Владимир Степанович перехватывает сосуд с горячительной жидкостью домашнего производства и сам разливает его по рюмкам.

Моя по-прежнему стоит нетронутая.

– Ваше здоровье, – произносит бабушка, – так, а ты почему не ешь?

Поставив на стол рюмку, она переводит взгляд на мою тарелку.

– Ем я, бабуль.

– Я вижу, – она недовольно качает головой и кладет мне на тарелку картошку и огурчики, – совсем худющая стала, – сетует бабуля.

– Бааа, – я стону обреченно, готовая провалиться сквозь землю, – нормальная я и ем я нормально.

– Ох уж это городская суета, совсем вас не щадит, – продолжает сокрушаться бабулечка.

Богомолов в свою очередь устремляет на меня пристальный взгляд. Знакомые бесята в глубине его глаз начинают знакомый танец. Не нужно быть телепатом, чтобы понимать, что творится в его голове. Ему все это нравится, и он более чем доволен тем, как сложились обстоятельства.

– Вы давайте тоже налегайте, – под бабулину раздачу наконец попадает и Владимир Степанович.

Я невольно улыбаюсь, глядя на то, как он согласно кивает на каждую следующую реплику бабушки.

– Так что вы там о дочери рассказывали, перебила я вас.

– Да ничего особенного, взрослая, самостоятельная, думаю, я справился, – он усмехается и едва заметно мне подмигивает.

– Не всякий мужчина и при наличии жены готов взять на себя ответственность за младенца, – философски замечает бабушка.

– Выбора не было, да и не так страшно все было, Сашка у меня шустрая, но не капризная.

Я наблюдаю, как меняется выражение его лица, когда он начинает говорить о Саньке и снова чувствую болючий укол вины в область сердца. И чисто логически я понимаю, что ничего плохого не сделала, а все равно тошно. Я с этой работой практически забросила дела в приюте, и с Сашкой я не виделась с того самого дня, когда она подтолкнула меня к походу на собеседование, а потому, конечно, у меня не было возможности поведать ей обо всем, что произошло после. Можно было бы, конечно, и по телефону, но хотелось при личной встрече, лицом к лицу. А количество недосказанностей, тем временем, росло и росло, как и неправильное притяжение к ее отцу, который говорит о ней с таким счастливым выражением лица и такой гордостью во взгляде.

– Кир, а про друзей ты своих мне совсем не рассказываешь, – неожиданно обращается ко мне бабушка, – о подружке твоей я вот только что узнала, – она улыбается, явно уловив мое настроение.

– Да нечего потому что рассказывать было, бабуль, кроме Саши и нет у меня друзей, получается, – я усмехаюсь, и только озвучив это вслух, понимаю, насколько жалко звучат мои слова.

– Ну и отлично, лучше один хороший, чем с десяток бестолковых, – с видом знатока жизни, подбрабривает меня бабушка и я, конечно, не сдержавшись, улыбаюсь.

Дальше обстановка немного разряжается, я по-прежнему не очень активно участвую в разговоре, но по крайней мере возвращаю себе способность есть.

Бабушка с Владимиром Степановичем, кажется, успевают обсудить все на свете. Тарелки опустошаются, время пролетает незаметно и близится к ночи.

– Надо же, как поздно уже, – замечает бабушка.

Я же, внезапно ощутив небывалую усталость, из последних сил удерживаю разомкнутыми веки, видимо, бабулина наливка одержала таки надо мной верх. Перевожу взгляд на Богомолова, он тоже уже выглядит подуставшим, хоть и старается изо всех сил скрыть этот факт. За то недолгое время, что мы работаем вместе, я научилась подмечать детали.

– Вы еще с дороги, после работы, заболтала я вас старая, пора и честь знать, отдохнуть вам нужно, выспаться.

Бабуля поднимается своего стула, следом за ней встает и Владимир Степанович, явно намереваясь помочь убрать со стола, но бабушка тотчас же пресекает даже саму попытку.

– Я сама.

– Я помогу, – не сдается Богомолов.

– Не нужно, я еще не так стара, голубчик, чтобы гости у меня со стола убирали. А вы идите, душ примите, и ложитесь отдыхать. Я бы вам баньку предложила, да ночь уже, и растопить ее надобно, и ты Кира, давай тоже, только белье постельное гостю выдай, – командует бабушка.

Богомолов, явно несогласный с таким положением дел, уже открывает рот, чтобы возразить, но тут я его опережаю:

– Не надо, все равно не переспорите, – улыбаюсь ему, прекрасно зная характер своей бабули, – пойдемте, – киваю ему на дверь.

– Идите-идите, – вторит мне бабушка, – доброй ночи.

Владимир Степанович колеблется с пару секунд, но все же сдается.

– Доброй ночи, и большое спасибо за очень вкусный ужин.

– На здоровье.

– Я сейчас вернусь, бабуль, помогу, – подскакиваю к бабушке, когда Богомолов выходит за порог, шепчу ей на ушко и быстро целую в щеку.

– Иди отдыхать, нечего скакать туда-сюда, дереза, – усмехается бабуля и, отмахнувшись от меня, как от назойливой мухи, принимается собирать тарелки со стола.

Выхожу из кухни и чуть не налетаю на Богомолова. Это, в самом деле, уже становится традицией.

– У тебя замечательная бабушка, – замечает Владимир Степанович, когда мы доходим до гостевой спальни и я направляюсь к шкафу.

Открываю дверцы верхнего отсека, достаю оттуда чистое накрахмаленное белье и качаю головой, бабушка есть бабушка. Кто вообще в наше время белье крахмалит?

– Я знаю, – улыбаюсь, и, не глядя на мужчину, иду к кровати.

Упорно глядя только вперед, не замечаю, как Владимир Степанович волшебным образом оказывается рядом. Только удивленно смотрю на него, когда он забирает у меня из рук белье.

– Кир, я не бытовой инвалид и застелить постель способен сам, – произносит улыбаясь и откладывает стопку на матрац, при этом не сводя с меня взгляда, и прежде, чем я вообще успеваю что-то осознать, он подхватывает меня на руки и вместе со мной опускается на кровать.

– Вы чего, – таращусь на него ошарашено, очутившись у него на коленях.

Я настолько поражена его действиями, что даже вырваться не пытаюсь.

– Бессовестно пользуюсь удачно подвернувшимся случаем, конечно, – ухмыляется довольно.

– Я пойду, – понимая, что если продолжу вот так сидеть, то совершу какую-нибудь непоправимую глупость, делаю попытку сползти с его колен.

Он не позволяет, буквально пригвождает меня к месту, держит крепко.

Одной рукой обвивает мою талию, пальцами второй обхватывает подбородок, фиксирует, не давая мне возможности отвернуться, и не оставив мне ни шанса на сопротивление, прижимается к моим губам своими. Следующие секунды ознаменовываются для меня огромным чувством стыда и осознания собственного неминуемого падения, потому что вместо того, чтобы оттолкнуть его, я, обреченно выдохнув, отвечаю на поцелуй. И я не знаю, что именно руководит мною в тот момент, когда, высвободив руки, я зарываюсь пальцами в его волосы, продолжая жадно целовать отца своей единственной подруги и не желая от него отрываться. Я потом сожру себя за этот момент слабости, но сейчас… сейчас я хочу его целовать, как хотела в ту ночь, в его доме, на его кухне.

Наш поцелуй заканчивается так же внезапно, как и начался, и лишь по прошествии секунд, отдышавшись и придя в себя, я окончательно осознаю, что только что натворила.

Морок, навеянный этой случайной близостью, моментально рассеивается и по затылку больно бьет реальность. Наощупь опускаю ладони на широкие плечи и с трудом заставляю себя разлепить веки, чтобы посмотреть мужчине в глаза.

Он тяжело дышит, большим пальцем скользит по моей щеке, смотрит на меня так…

Боже, даже в мыслях это звучит бредово, но никто и никогда не смотрел на меня с таким обожанием. Я, должно быть, от переизбытка чувств умом тронулась.

– Я пойду, ладно? – произношу дрожащим голосом.

– Опять сбегаешь? – он иронично изгибает бровь, улыбается, разглядывая и вгоняя меня в краску.

– Я не… бабушке надо помочь, – звучит, конечно, по-идиотски, но на удивление срабатывает.

Владимир Степанович кивает, правда, отпускать не спешит.

– Ты же понимаешь, что после того, что между нами произошло, я, как порядочный мужчина, теперь просто обязан на тебе жениться?

– Да ну вас, – полыхая от смущения, возмущения и, стыдно признаться, возбуждения, я дергаюсь, отчаянно желая встать.

– Все-все, малыш, не злись, – шепчет мне в висок и касается его губами, – Кир, посмотри на меня, выкинь из своей чудесной головки все те глупости, что ты уже успела надумать, хорошо?