Текст книги "Отец подруги, или Влюблен без памяти (СИ)"

Автор книги: Виктория Победа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Отец подруги, или Влюблен без памяти

Глава 1

– Кира, солнышко, я когда говорил, что мне нужна помощница, готовая работать в поте лица, не совсем это имел в виду, – босс смотрит на меня сверху, даже не пытаясь скрыть долбаного веселья. – Ты коленки свои красивые сотрешь.

Глупая, совершенно идиотская ситуация, я думала, такое правда только в кино бывает.

– Может, ты все-таки вылезешь из-под моего стола? Все же удобнее, когда твоё личико находится несколько выше уровня моего паха, – по глазам вижу, что он вот-вот взорвется от смеха.

– Вам обязательно издеваться? – бурчу недовольно, не спеша вылезать из своего укрытия.

А все чёртовы брюки. Новые мать их брюки из дорогущего магазина. Брюки с рынка меня ни разу так не подводили.

– Ты зачем туда залезла? Нет, я, конечно, люблю сюрпризы...

– Да прекратите вы издеваться, я ручку уронила, – это даже звучит смешно.

Какая-то тупая комедия.

– И что, не нашла?

– Нашла.

– А чего не встаешь?

– Не могу.

– Ну давай я тебе помогу, – наклоняется.

– Не надо мне помогать, я не могу вылезти потому что...

– Потому что? – интересуется вкрадчиво.

“Потому что у меня дыра на заднице”

Давая согласие на предложение подруги попробовать себя в качестве личной помощницы ее отца, ввиду временного отсутствия его постоянного секретаря, я даже близко не представляла, во что оно выльется.

***

Глава 1

Кира

– Бабуль, ну ты опять тяжести таскаешь, сколько раз я просила тебя не спускаться в погреб? У тебя же суставы…

– В моем возрасте у всех суставы, Кирочка, ничего, не надорвалась, – ставя на стол трехлитровый баллон, бабушка улыбается и осматривается в поисках открывашки.

Протягиваю ей потеряшку и негодую, но уже молча, потому что спорить с бабушкой, так же как спорить со стеной – бесполезно.

Я столько раз просила ее не напрягаться почем зря, а она все наоборот делает. Возится целый день по дому, как юла неугомонная.

Хорошо, что на дворе зима и на огороде грядки полоть не надо, иначе она бы оттуда не вылезала.

– Совсем ты себя не жалеешь, – вздыхаю обреченно и тянусь банке за маринованным огурчиком.

– А ну-ка руки, – тут же получаю от бабушки по руке полотенцем, – нечего перебивать аппетит, сейчас солянка готова будет и пирожки, поешь нормально. – Взяли моду, молодежь.

– Ну, бабуууль.

– Не бабулькой мне тут, – ворчит по-доброму.

Ставлю руки на стол, подбородком упираюсь в ладони и смотрю на бабушку. Помогать она мне категорически запрещает, жалеет меня, мол работаю в своем городе, все силы трачу. Не нравится это ей, а мне не нравится ее артроз.

Слежу за бабушкой глазами, она ставит передо мной чашку с солянкой, следом на столе появляется большое блюдо с пирожками.

– С капустой, как ты любишь, – приговаривает, раскладывая по тарелкам маринованные огурчики, – небось кушаешь всякую ерунду в своем городе.

– Неправда, – улыбаюсь, беру ложку.

У самой уже слюнки текут. Нет все-таки ничего лучше бабушкиной домашней еды.

– Неправда, – передразнивает меня бабуля, – а то я не знаю, этого своего еще небось слушаешь.

Берет табуретку, пододвигает ее к столу, садится рядом со мной.

– Умаялась совсем, – недовольно качает головой, на меня смотрит.

– Все у меня хорошо, не так уж сильно я и устаю, – стараюсь говорить правдоподобнее.

– Врать ты так и не научилась, – усмехается бабушка, окинув меня своим знаменитым сканирующим насквозь взглядом.

– Да не вру я.

– Заканчивала бы ты уже с этой идеей, сколько раз я тебе повторяю, все у меня нормально, – бабушка заводит старую шарманку, как и всякий раз, когда я приезжаю к ней в деревню, – тебе учиться надо, ну что это за образование такое – заочное.

– Нормальное образование, бабуль, – прожевывая пирожок, давлюсь собственными слюнями.

Сколько ни пекла пирожки, ни разу такие, как у бабушки не получились.

– Нормальное, – вздыхает, – тебе о своем будущем думать надо, о карьере, о семье.

– Вот сейчас о твоем протезе подумаю, а потом за остальное возьмусь, – обещаю ей, а у самой руки опускаются и на душе паршиво так.

Работы-то у меня моей больше нет, а остальные подработки денег в общем-то не приносят, все на быт уходит.

– Кирюша, ну сколько тебе повторять, не нужен мне этот платный протез, – по-прежнему возмущается бабушка, – бесплатный он ведь ничем не хуже, точно такой же.

– Угу, только у тебя стадия не та и в очередь на квоту тебя пока не поставят, – парирую, продолжая жевать.

– Ничего, поставят позже, – спокойно говорит бабушка.

– А потом очереди своей ждать, хорошо если недолго, а если полгода и больше, мучиться будешь все это время?

– Ой, так уж и мучиться, скажешь тоже, главное, Кирочка, что?

– Что? – смотрю на бабушку.

– Главное движение, – наставляет бабушка с серьезным видом, – вот зима закончится, я огородом займусь, дел много, и суставы болеть перестанут.

– Бабуль, это так не работает.

– Все работает, – отмахивается от меня, – деньги тратить еще на эту ерунду, я не молодею, у кого в моем возрасте нет проблем с суставами.

– Тебе всего семьдесят три.

– Вот именно, Кира, семьдесят три, уже не на операцию, а на похороны пора копить.

– Какие еще похороны, ба, – восклицаю возмущенно.

– Обычные, на кладбище, Кира, рядом с дедом меня похоронишь.

– Так все заканчивай, ты чего вдруг помирать собралась?

– Не собралась, но я не молодею, мне главное тебя пристроить в надежные руки, – улыбается бабушка, а во взгляде ее загорается мечтательный огонек.

– Я же не котенок бездомный, чтобы меня в руки надежные пристраивать, – хихикаю, зачерпывая остатки супа ложкой.

Бабушка доедает свою порцию, отодвигает в сторону чашку и поворачивается ко мне всем корпусом. Кладет на стол руку, таким образом опираясь на нее и одаривает меня взглядом, под которым я себя действительно несмышленым котенком чувствую.

– А ты и есть, котенок, – с серьезным видом произносит бабушка, – а опора, Кирочка, поддержка, нужны всем. И мужчина рядом надежный нужен.

– Бабуль, ну только не начинай снова.

– А что не начинай? Твой этот, как его?

– Павлик.

– Журавлик, – морщась, будто кислой капусты отведала, произносит бабушка, – улетит, как только на горизонте засияет гнездышко поинтереснее.

– Да с чего ты взяла бабуль? – обидно вообще-то.

– А с того и взяла, что ответственности он на себя никакой брать не хочет.

– Бабуль, ну сейчас время уже не то, – оправдываюсь, отводя взгляд, – сейчас за себя ответственность нужно самой нести.

– Время, Кира, всегда одинаковое, – вздыхает бабушка, потом тянется к небольшой деревянной шкатулке не подоконнике и достает из нее самодельную папироску.

– Бабуль! Ну куда ты опять курить.

– Не опять, а снова, – закуривает, а я только вздыхая возмущенно, – так вот Павлик твой никакущий, только время с ним тратишь зря и силы.

– Ну ты не права сейчас бабуль, все не так, – говорю тихо.

– То есть серьезно это у вас все? Да? – щурится хитро. – Тогда чего ж он до сих пор познакомиться не приехал? Поди несколько лет тебе уже голову морочит.

Смотрю на бабушку и не знаю, что ответить. Паша действительно не рвется знакомиться с моей бабушкой.

– То-то и оно, ни ответственности, ничего. Зачем такой мужик нужен, если в нем опоры нет?

– Ба, давай закроем тему, – прошу тихо, – я же к тебе приехала не для того, чтобы ссориться.

Глава 2

Несколько дней спустя

– Ну вот и все, а ты боялся, – обработав раны, улыбаюсь и поглаживаю малыша-котейку, попавшего к нам на днях с рваными ранами на ушке и задней лапке, и отправляю его во временное жилище. По крайней мере надеюсь, что временное. Таких маленьких пушистиков обычно быстро забирают.

– Кир, а вот эти коробки, с ними что делать? – за спиной раздается голос напарницы.

Саша указывает пальцем на большие картонные коробки у стены.

Смотрю на нераспакованный корм и вздыхаю. Блин, забыла. Так и знала, что что-то забыла, и Леша уже ушел, а корм в коробках тяжелый, тягать его еще, тут бы совсем не помешала мужская рука.

А из мужиков у нас тут только двое: Михалыч – ветеринар по вызову, мужик добрый, но с больной спиной, да Леша – студент на волонтерских началах, за спасибо работает, соответственно, и задерживаться у него обязанности нет.

Да и неудивительно это, кому захочется терять время и силы в приюте для животных, где не зарплата, а смех да и только, по нынешним меркам. Только святым, наверное.

Устало падаю на стул и роняю на стол голову, с шумом стукнувшись о деревянную поверхность, начинаю хныкать.

– Ты чего? – слышу неподдельное удивление в голосе Сашки.

– Да ничего, забыла, их распаковать надо, там корм сухой, и в кладовку отнести, – протягиваю и снова хнычу, совсем как ребенок.

Иногда очень хочется, кстати, снова побыть ребенком. Вернуться в прошлое, где ничего не надо было решать, где были мама и папа, бабушка и дедушка, а я была единственной и самой любимой принцессой на свете.

– Да ладно тебе, чего ты расстраиваешься, сделаем сейчас, – пытается подбодрить меня Сашка, – нас же двое.

Поднимаю голову, смотрю на улыбающуюся Сашку и правда не понимаю, откуда она такая взялась.

Девочка в дорогущих шмотках, не то чтобы я разбираюсь, но не заметить название бренда, о котором слышал каждый, хотя бы на той же сумочке, даже я не могла.

Да и водители на крутых черных автомобилях простых студенток не возят.

И вот это чудо, в хорошем смысле, берется за любую работу, которую ей дают в Богом забытом приюте для животных.

Ладно, может не совсем забытом и не так уж у нас плохо, но все же.

Не место это для таких, как Саша. Ей бы по магазинам ходить, на острова кататься, о дорогущем маникюре заботиться, да вообще – о чем угодно заботиться, но только не тяжеленные коробки разгружать и с больными котятами возиться.

Подпираю ладонями подбородок и продолжаю разглядывать относительно недавно свалившегося нам на голову волонтера в лице Саши.

– Что ты здесь вообще делаешь? – я правда держалась.

Несколько недель себя одергиваю, но вопрос по-прежнему крутится в моей голове.

– В смысле? – она удивленно округляет глаза.

– В прямом, – пожимаю плечами, – ты же явно из другого мира, – улыбаюсь.

– Из какого еще другого? – хмурится.

– Не придуривайся, ты меня прекрасно поняла.

– Мне нравится здесь, – окидывает взглядом помещение, – и я животных люблю, а завести пока не могу.

– Родители не разрешают?

– Да нет, просто это же ответственность большая, неуверенна, что готова к ней.

Смотрю на нее, не сводя глаз, и думаю: то ли я зачерствела за последние пару лет, то ли она в самом деле не от мира сего.

Я в течение нескольких лет имела “удовольствие” работать с дамочками ее круга. Возраста они были разного, зато манеры и открытая пренебрежительность у всех были исключительно одинаковыми.

Обслуживающий персонал для них зачастую являлся просто грязью под ногтями. Потому, когда Сашка впервые показалась у нас в приюте – пришла по объявлению о наборе волонтеров – мы всем коллективом отнеслись к ее появлению весьма настороженно, с большой долей скептицизма.

Кое-кто даже подумывал, что мажоры какой-то глупый розыгрыш затеяли, мало ли какие сейчас развлечения у детей богатых родителей. Всерьез опасались, в общем, за целостность хозяйства.

Но наши сомнения быстро развеялись, а к Сашке все очень быстро привыкли, а я и вовсе больше всех прикипела. Вероятно потому, что наши с ней смены постоянно совпадали и работать совместно приходилось часто. В общем, успели подружиться.

– А почему ты спросила? – ее вопрос выдергивает меня из размышлений.

– Не знаю, просто интересно, а родители твои не против? Ну все-таки, мы тут с бездомными животными возимся, не все они здоровы. Не боятся за тебя?

Сашка неожиданно для меня начинает заливисто смеяться, что именно ее насмешило – для меня секрет.

– Прости, – отсмеявшись, стирает слезы с уголков глаз, – нет, папа не против, он говорит, что я бы и без этого приюта себе приключения на пятую точку нашла, а так он хоть знает, где я, и он прав, в общем-то.

– А мама?

– А мамы у меня нет.

– Прости, я не знала, – мне становится стыдно за свою бестактность, я ведь прекрасно знаю, что значит потерять родителей.

– Да нет, с ней все нормально, вроде бы, просто мы с папой ей не нужны, он меня один растил, сколько себя помню, все был только папа, и бабушка, но она умерла уже, – говорит об отце и лицо ее как-то сразу преображается и сияет.

– Наверное, хороший у тебя папа, – не могу не улыбнуться в ответ.

Сашка вообще из тех людей, которые своей неуемной энергией заряжают все вокруг.

– Да, он у меня самый лучший, – восхищенно произносит Сашка и я ей даже немного завидую.

Хотела бы я, чтобы и мой папа сейчас был жив, он у меня тоже самый лучший был. Воспоминания о родителях навевают грусть, внутри все сжимается, в носу начинает щипать. Делаю несколько вдохов через рот, чтобы не расплакаться.

– Все хорошо? – уставившись на меня, вдруг озадаченно спрашивает Сашка.

– Ну да, а что?

– Мне показалось, ты взгрустнула.

– Нет, – встаю, отводя взгляд, – просто устала.

– А ты почему? – летит мне в спину.

– Что почему? – оборачиваюсь, уже взяв себя в руки.

– Ну почему здесь работаешь?

– Здесь платят, все очевидно, из-за денег, – пытаюсь непринужденно пожать плечами, а получается какое-то дерганье нервозное.

– Врать, Кира, нехорошо, – поучительным тоном.

– Я и не вру.

– Угу, ради копеек тут горбатишься, признайся просто, что ты всех этих больных несчастных животных бросить не можешь. Сама сердобольная, а чему-то удивляешься.

– Ну это другое, – улыбаюсь устало.

– Почему? Потому что я из богатой семьи, а ты нет?

– Ну, собственно, да, поэтому, – не вижу смысла что-то придумывать.

– Вот ты сильно ошибаешься, между прочим.

– Ладно, давай распаковывать коробки, а то поздновато уже.

Сашка пододвигает к стене стул и забирается на него. Протягиваю ей канцелярский нож. Начинаем с верхних коробок, Сашка достает упаковки корма, а я складываю их у двери.

В принципе справляемся достаточно быстро.

– Сюда бы тележку, как в супермаркете, – весело замечает Саша, подхватывая две упаковки по пять килограммов.

– Куда ты схватила, по одному бери, тяжело же.

– Ага, и пятьсот раз будем ходить туда-сюда, – смеется, – а за мной скоро папа заедет, – произносит виновато.

– Ну ничего, я сама доделаю, не надо надрываться.

– Ага, я тебя тут одну не оставлю, мне совесть не позволит, – хихикает, открывает ногой дверь и выходит.

В несколько ходок справляемся с кормом и заканчиваем на сегодня.

Кошусь на время, восьмой час. Собираюсь предложить выпить чаю, раз уж Сашке все равно ждать отца, как в этот момент раздается звонок.

– О, наверное папа подъехал, да пап, – отвечает.

Улыбаюсь, мысленно прохожусь по всем клеткам и вольерам. Вроде больше ничего не забыла.

Сашка, тем временем, снимает с вешалки свое пальто, одной рукой обматывает вокруг шеи шарф и одевается. Я делаю то же самое.

Она о чем-то радостно щебечет с отцом, я сути разговора не улавливаю, потому что не прислушиваюсь.

Гашу свет, Сашка выходит первой, я – за ней, запираю дверь и быстрым шагом пересекаю коридор.

Доходим до проходной, наш сторож, дядя Ваня, приветливо машет рукой.

– Припозднились вы сегодня, – произносит добродушно.

– Так получилось.

Сашка, прижав к уху телефон, машет дяде Ване на прощанье.

– Дядь Вань, ты потом на всякий случай еще раз по вольером пройдись, сконтролируй, хорошо?

– Кир, я всегда контролирую, не переживай.

– Спасибо, – улыбаюсь, – хорошей смены, дядь Вань.

Прощаюсь с добродушным сторожем и иду вслед за Сашей, она все еще говорит с отцом. Пересекаем проходную и, едва шагнув за пределы территории приюта, я привычно чертыхаюсь, кутаясь в свою куртку. Ветер насквозь пронизывает.

Делаю несколько шагов по скользкой плитке и в который раз мысленно ругаю себя за покупку такой неудачной обуви. В этих сапогах разве что только на каток идти. По крайней мере, на аренде коньков точно можно сэкономить.

Чувствую себя коровой на льду – неуклюжей и жалкой. Ненавижу зиму и особенно ненавижу скользкую плитку. Каждый шаг – испытание.

Только мне удается поймать равновесие, как Сашка вдруг громко вскрикивает:

– Пап!

От неожиданности я резко вздрагиваю, ноги тут же разъезжаются в разные стороны. Сумка с учебниками упрямым балластом тянет меня вперед и я бесконечно жалею о том, что успела забежать в университетскую библиотеку перед работой.

Падение уже кажется неизбежным, смирившись с судьбой, я зажмуриваюсь, готовясь встретиться с твёрдым холодным полом, но чьи-то сильные руки услужливо подхватывают меня в последний момент. Вместо жесткой плитки я утыкаюсь лицом в чужую грудь. Сразу чувствую приятный аромат мужского парфюма – свежий, с легкими древесными нотками.

– Извините, – бормочу, смущённо опуская взгляд и пытаясь отстраниться.

Мне, правда, не позволяют, и хватка на моих плечах становится только сильнее.

– Вы в порядке? Стоите? – рядом с ухом звучит глубокий, спокойный голос.

Я киваю, чувствуя, как горят щеки. Усилием воли заставляю себя взглянуть на спасителя. Он держит меня за плечи, помогая восстановить равновесие. И тут меня накрывает новая волна стыда.

Передо мной стоит высокий статный мужчина, на вид ему около сорока, может немного меньше. Я зачем-то его рассматриваю. У него темные густые волосы, немного вьющиеся и аккуратно уложенные. Скулы хорошо очерченные, чуть заостренные. Глаза – зеленые, внимательные, и взгляд пробирает до самых костей. На мужчине черное пальто из-под которого выглядывает воротник светлой рубашки.

Он цепко оглядывает мое лицо и я невольно сглатываю скопившуюся во рту слюну под его давящим взглядом.

– А ты говорил, я одна такая неуклюжая, – звучит голос Саши. – Знакомься, пап, это Кира, похоже она моя кармическая сестра.

Папа?

– Здравствуйте, – выдавливаю я, не зная, что еще сказать и чувствуя себя еще более неловко.

– Ты ее не отпускай, а то вдруг она снова попытается навернуться, тут еще ступеньки, – Сашку, по-видимому, мои акробатические способности повеселили.

– Не отпущу, – тихо обещает ее отец, все так же глядя на меня в упор.

Глава 3

В воздухе повисает неловкое молчание, правда, неловко, кажется, только мне.

Папа.

Вот этот холеный мужик с обложки журналов о богатых, в которого я практически влетела – это Сашкин папа? Он ее во сколько сделал, в восемнадцать?

– Извините, еще раз, – отмерев, начинаю суетиться в попытке отстраниться, однако моя шикарная обувь, на которой я очень опрометчиво решила сэкономить, с моим решением не согласна.

Стоит мне только двинуться, как подошва снова начинает скользить по плитке, и вместо того, чтобы сделать шаг назад, я еще сильнее прижимаюсь к Сашкиному отцу.

Мои щеки мгновенно и весьма ощутимо вспыхивают от стыда.

До ужаса хочется провалиться под землю. Поднимаю голову, смотрю на мужчину и, наверное, краснею еще сильнее, лицо просто горит огнем. Хорошо, что уже стемнело и улицу освещают только фонари.

– Она еще хуже меня, – хихикнув, заключает Сашка, – Кир, а это мой папа, Владимир Степанович.

– Очень приятно, – выдавливаю из себя.

– А мне-то как приятно, – расплывается в улыбке мужчина.

Его, кажется, эта нелепая ситуация даже веселит.

– Пап, подвезем Киру домой, а то уже темновато?

– Не… не надо, – спохватываюсь, как только до меня доходит смысл Санькиной просьбы к отцу, – я на автобусе, тут остановка недалеко, – бормочу уже тише, и не понятно к кому обращаюсь: к Саше или к ее отцу.

– Подвезем, конечно, – с той же улыбкой на лице произносит отец Сашки, полностью игнорируя мой короткий монолог, – вы все-таки держитесь, Кир, упадете еще, отобьете себе что-нибудь, – я готова поклясться, что в его словах проскальзывает едва различимый стеб. Добрый, но все же стеб.

Делаю глубокий вдох и киваю. А что я еще могу? Только кивать и могу, почти не шевелясь, потому что если двинусь, снова начну свое акробатическое представление, а оно здесь никому даже бесплатно не упало.

Владимиру Степановичу как-то удается отцепить неуклюжую меня, да так, что я умудряюсь сохранить равновесие. Он поворачивается, поддерживая меня, потом выставляет свой локоть, чтобы я могла за него ухватиться.

Цепляюсь чуть выше и буквально впиваюсь пальцами в его плечо. Не знаю, что на меня находит, наверное, просто настолько не хочу глупо навернуться и в самом деле отбить себе что-нибудь, а потому готова цепляться за любую возможность этого избежать.

К счастью, здесь всего четыре ступеньки. Краем глаза замечаю, что Сашка уже спустилась и даже дошла до большого черного внедорожника.

Когда скользкая поверхность наконец остается позади и мои ноги ступают на шершавый, лишь слегка подмерзший асфальт, я выдыхаю с таким облегчением, что оно вырывается из меня глухим свистом.

– Спасибо, – благодарю смущенно и, потупив взгляд, отпускаю мужское плечо.

– Не за что, мне даже приятно было.

Я на его слова ничего не отвечаю, бросаю взгляд на Сашку, зависшую в своем мобильнике и не обращающую ни на меня, ни на отца совершенно никакого внимания.

– Садитесь назад, Кир, – мужчина отходит от меня на пару шагов, в этот же момент раздается щелчок и машина приветственно моргает фарами.

– Я…

Хочу снова вставить свои пять копеек о том, что меня подвозить вовсе не нужно и доберусь я на автобусе, но в этот момент Сашка отрывается от телефона и в свойственной ей звонкой манере обращается одновременно ко мне и к отцу.

– Вас пока дождешься, Кир, давай, залезай, не лето, – командует торопливо, сама открывает дверь спереди и забирается на пассажирское рядом с водительским.

Возражать уже просто бессмысленно и даже чуточку глупо, подхожу к машине, открываю дверь и забираюсь на заднее сиденье большого внедорожника Сашкиного отца.

Сижу тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. Сашка что-то щебечет, ее папа периодически поддакивает.

В какой-то момент я ловлю себя на том, что рассматриваю Владимира Степановича. Просто самое обыкновенное женское любопытство берет верх даже над бесконечным чувством неловкости.

Интересно, сколько ему на самом деле лет? Выглядит не больше, чем на сорок. Вспоминаю Санькин короткий рассказ, по ее словам отец воспитывал ее один. Судя по всему, удалось ему это на отлично.

– Кир, ты там уснула, что ли? – от неожиданности вздрагиваю.

– Да нет, просто задумалась.

– Угу, может хотя бы адрес назовешь, – хихикает Сашка, а ко мне возвращается желание провалиться под землю.

Блин!

Мне не нужно видеть выражение лица отца Саши, я нутром чую, что он едва смех сдерживает, пусть и не знаю, как и чем объяснить эту уверенность.

Называю адрес и думаю только о том, что хочу как можно скорее добраться до дома.

– Оу, – выдает Сашка и я мгновенно напрягаюсь, потому что это ее “оу” мне совсем не нравится и навевает какое-то нехорошее предчувствие.

– Так это целый круг делать, – тянет задумчиво, а я пока не очень понимаю, к чему она клонит, – напишу Ляльке, что я задерживаюсь.

– Необязательно, – отзывается Сашкин отец и я инстинктивно перевожу взгляд на него, – я сначала завезу тебя, а потом отвезу Киру.

Что? В смысле отвезет? Это мне с ним наедине остаться придется, что ли? Ну уже нет, так мы точно не договаривались.

– Не нужно, – робко подаю голос, – меня можно на ближайшей автобусной остановке высадить, я хорошо город знаю и потом, тут до центра не так далеко, а оттуда я почти на любом транспорте доберусь.

– Исключено, – поднимаю глаза, смотрю в зеркало и встречаюсь взглядом с отцом Саши.

– Ладно тебе, Кир, – подключается Саша, повернувшись ко мне, – заканчивай стесняться, папа прав, ну какая остановка, обещали же до дома довезти.

– Я просто не хочу отнимать время, – оправдываюсь, придумывая на ходу.

На самом деле я просто хочу сбежать из этой машины.

– Ты и не отнимешь, глупости. Ничего, что я на “ты”? – уточняет Владимир Степанович.

– Нет, – качаю головой, – в смысле, все нормально.

– Значит так и сделаем, папа сначала меня завезет домой, меня там подруга уже заждалась, а потом доставит тебя по адресу в целости и сохранности, – Сашка отворачивается, а я открываю рот, чтобы снова попытаться отговорить их от этой затеи, но мужчина меня опережает:

– Кир, на остановке я тебя точно не высажу, – как будто мысли читает.

Вздыхаю тихо и прикусываю губу. В принципе нет ничего страшного в том, что меня довезут до дома в тепле и комфорте, не придется торчать на холоде в ожидании автобуса, но как-то мне от этого не по себе.

Мало того, что из-за собственной дурости и неуклюжести въехала в человека, так еще, получается, дополнительные неудобства доставила.

Я же понимаю, что Сашка ему просто выбора не оставила, а учитывая, какие выводы я успела сделать о Саше за время нашего знакомства, несложно догадаться, что ее отец просто слишком хорошо воспитан.

Сжимаю кулаки и даже немного на себя злюсь, я ведь могла уйти чуть позже, совсем необязательно было выходить вместе с Санькой. Нужно было остаться и проверить вольеры и клетки, тогда не пришлось бы сейчас краснеть. Конечно, велика вероятность, что я бы все же расквасила себе нос, не окажись рядом отца Саши, зато ему не пришлось бы со мной возиться.

Как там сказала Сашка? Целый круг делать?

Оставшийся путь до их дома мы едем молча, точнее молча еду я. Саша с отцом периодически о чем-то переговариваются, даже музыку включают и вместе подпевают.

Я даже немного расслабляюсь, наблюдая за этими двумя со своего сиденья, правда, едва отпустившее меня напряжение возвращается стоит только машине остановиться.

Музыка в салоне тут же затихает, Сашка поворачивается ко мне.

– Ну все, давай до среды, – обращается ко мне с улыбкой, – пап, Киру доставить в целости, отвечаешь за нее, – с напускной строгостью наставляет родителя.

– Доставлю, в целости и сохранности, иди уже, тебя Оля заждалась, – отвечает ей отец, потом поворачивается ко мне, – если хочешь, можешь пересесть на переднее сидение.

И вроде бы у меня есть выбор и можно отказаться, да выглядеть это, пожалуй, будет странно.

– Да, наверное, можно, – отвечаю неуверенно.

Сашка, тем временем, вылезает из машины, я следую ее примеру. Не успеваю среагировать, как оказываюсь в ее объятиях.

– Напиши, как будешь дома, – шепчет и отпускает меня.

– Ага, – киваю, потупив взгляд.

Сашка убегает, я пару секунд смотрю ей вслед, пока она не исчезает за калиткой в высоком заборе и, набрав в грудь побольше воздуха, сажусь на переднее сидение.