Текст книги "Песни и романсы русских поэтов"

Автор книги: Виктор Гусев

Песни неизвестных авторов XVIII – начала XIX века

115 ^*

 
Буря море раздымает, ветер волны подымает,
Сверху небо потемнело, кругом море почернело,(2)
Во полудни, как в полночи, ослепило мраком очи,
Один молний свет блистает, туча с громом наступает,(2)
Волны с шумом бьют тревогу, нельзя смечать и дорогу.
Ветру стала перемена, везде в море кипит пена,(2)
Начальники все в заботе, а матрозы все в работе,
Иной летит с верха к низу, иной лезет с низа к верху,(2)
Тут парусы подбирают, там веревки прикрепляют,
Нет никому в трудах спуску, ни малейшего отпу́ску.(2)
Одолела жажда, голод, бессонница, нужда, холод,
Неоткуду ждать подпоры, разливные валят горы.(2)
Одна пройти не успеет, а другая свирепеет.
Дружка дружку рядом гонят, с боку на бок корабль клонят.(2)
Трещат райны, мачты гнутся, от натуги снасти рвутся,
От ударов корабль стонет, от волненья чуть не тонет.(2)
Вихрем парусы порывает, меж волнами нос ныряет,
Со всех сторон брызжут волны, вси палу́бы воды полны.(2)
Ветром силу всю сломило, уж не служит и кормило.
Еще пристань удалела, а погода одолела.(2)
Не знать земли ниоткуду, только виден остров с груду,
Где сошлося небо с понтом и сечется с горизонтом.(2)
Нестерпимо везде горе, грозит небо, шумит море.
Вся надежда бесполезна, везде пропасть, кругом бездна.(2)
Если кто сему не верит, пускай море сам измерит,
А когда в том искусится – в другой мысли очутится.(2)
 

1700-е или 1710-е годы

116 ^*

 
Лишь только занялась заря и солнце взошло вверх, горя,
И осветило земной круг, пошла пастушка с стадом в луг
        К потокам чистых вод.
Где виден был на дне песок, понравился струиный ток;
Раздевшись, стала мыться в нем, не видима нага никем,
        Плескалася водой.
Вдруг в сторону простерла взор – идет пастух с высоких гор,
Который ею был пленен и часто духом возмущен;
        Из струй спешила вон.
Пастух уже к струям прибег, а ей еще далек был брег;
Она не знала, что начать – казаться или утопать,
        Смутившись в мыслях вся.
Нашла стыд скрыть единый путь – чтоб, бросясь в глубину, тонуть.
Пастух узреть лишен красы, уж видит чуть одни власы,
        Кидается с брегов.
Где делось платье, где свирель, нагой влечет нагу на мель,
Страх гонит стыд, стыд гонит страх, пастушка во́пит, вся в слезах:
        «Забудь, что видел ты!»
«Какую дашь мне плату ты, что спас я твои красоты?»
И стал припадши увещать, пастушка начала молчать,
        Сердяся на него.
«К чему ты мя привел, случа́й, – кричала, – ах, не докучай,
Я не могу свирепа быть, и не хочу я так любить,
        Как хочется тебе».
Не долго продолжала речь, как начала любовь ту жечь,
Не молвит уж ни да ни нет, потом вскричала: «Ах, мой свет!
        Теперь уж я твоя».
 

Первая половина XVIII века

117 ^*

 
Хоть черна ряса кроет
Мой сильный жар в крови,
Но сердце пуще ноет,
Дух страждет от любви;
Клобук не защищает
От страсти лет младых,
А взор мне грудь пронзает
Прелестных глаз твоих.
 

 
Мне старческая келья
Не гонит тень из глаз,
Но в ней мне нет веселья,
Вздыхаю всякий час;
Ах, сжалься, дорогая,
Над старцем умились,
И, что люблю, страдая,
За то не осердись.
 

 
А что в тебя влюбился
И рвусь, тобой стеня,
Я так, как все, родился,
Чти страстным и меня,
На чин мой не взирая,
Дай помощь мне, мой свет.
Любовь к тебе такая,
Пределов что к ней нет.
 

Первая половина XVIII века

118 ^*

 
Вниз по матушке по Волге,
От крутых красных бережков,
Разыгралася погода,
Погодушка верховая;
Ничего в волнах не видно,
Одна лодочка чернеет,
Никого в лодке не видно,
Только парусы белеют.
На гребцах шляпы чернеют,
Кушаки на них алеют.
На корме сидит хозяин,
Сам хозяин во наряде,
Во коричневом кафтане,
В перюиновом камзоле,
В алом шелковом платочке,
В черном бархатном картузе;
На картузе козыречек,
Сам отецкий он сыночек.
 

 
Уж как взговорит хозяин:
«И мы грянемте, ребята,
Вниз по матушке по Волге,
Ко Аленину подворью,
Ко Ивановой здоровью».
Аленушка выходила,
Свою дочку выводила,
Таки речи говорила:
«Не прогневайся, пожалуй,
В чем ходила, в том и вышла.
В одной тоненькой рубашке
И в кумачной телогрейке».
 

<1770>

119 ^*

 
Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи,
Где живет несчастна старица в мученьи,
Где в шестнадцать лет пострижена неволей
И наказана суровой жизни долей!
Не тому, было, мучению я льстилась,
Но владел чтоб мной, кому я полюбилась;
Не к тому меня и в чин сей посвятили
И блаженство в жизни будущей купили.
Ты взойди, взойди, любезный, в мою келью
И меня обрадуй счастия хоть тенью.
Не давай страдать ты долго мне в мученьи,
Ты утеши своим взором в огорченьи!
Ты положь свою ко мне на груди руку
И почувствуй бедна сердца тяжку муку!
Изведи меня из горькой сей напасти
И окончи ты мучительные страсти.
 

<1780>

120 ^*

 
Чем больше скрыть стараюсь
Мою страсть пред тобой,
Тем больше я пленяюсь
Твоею красотой,
Нет сил уж притворяться,
Столь страстно полюбя!
Нельзя мне не признаться,
Что я люблю тебя.
Красавицы все в свете
Не милы для меня,
В одном твоем ответе
И жизнь и смерть моя.
Люблю тебя я страстно
И сердцем и душой.
Вздыхаю повсечасно
И мучуся тоской.
 

<1781>

121. Журнал любви ^*

 
В понедельник я влюбился,
И весь вторник я страдал,
В любви в середу открылся,
В четверток ответа ждал.
Пришло в пятницу решенье,
Чтоб не ждал я утешенья.
В скорби, грусти и досаде
Всю субботу размышлял
И, не зря путей к отраде,
Жизнь окончить предприял,
Но, храня души спасенье,
Я раздумал в воскресенье.
В понедельник же другой
Получил я от драгой
Ответ нежный и приятный
И с желанием согласный.
А во вторник отписал
И письмо я к ней послал,
В коем всё то выражал
И всю страсть ей объявлял.
В среду думал сам в себе,
Как придет она ко мне:
Сколько радостей мне будет,
Скажу – вечно не забудет.
В четверток моя любезна
Отписала мне полезно,
Я в пяток чтоб вечерка
Ожидал ее у двора.
С нетерпеньем ждал часа́,
Как пришла ко мне краса.
 

<1790>

122 ^*

 
Мальбрук на во́йну едет,
Конь был его игрень.
Не знать, когда приедет —
Авось в Троицын день.
 

 
День Троицын проходит —
Мальбрука не видать,
Известье не приходит,
Нельзя о нем узнать.
 

 
Жена узнать хотела,
Идет на башню вверх;
Пажа вдали узнала,
Кой в грусть ее поверг.
 

 
Он в черном одеяньи
На кляче подъезжал,
В великом отчая́ньи
Одежду разрывал.
 

 
Супруга вопрошала:
«Что нового привез?»
Сама вся трепетала,
Лия потоки слез.
 

 
«Скидайте юбку алу,
Не ру́мяньте себя, —
Привез печаль немалу,
Оденьтесь так, как я.
 

 
Драгой ваш муж скончался,
Не видеть вам его;
Без помощи остался,
Лишился я всего.
 

 
Я видел погребенье,
Последний видел долг.
В каком, ах! изумленьи
Его тогда был полк.
 

 
Тяжелу его шпагу
Полковник сам тащил,
Майор сапожну крагу,
За ними поп кадил.
 

 
Два первых капитана
Несли его шишак,
Другие два болвана
Маршировали так.
 

 
Четыре офицера
Штаны его несли,
Четыре гренадера
Коня его вели.
 

 
Гроб в яму опустили,
Все предались слезам.
Две ели посадили
Могилы по бокам.
 

 
На ветке одной ели
Соловушек свистал.
Попы же гимны пели,
А я, глядя, рыдал.
 

 
Могилу мы зарыли,
Пошли все по домам.
Как всё мы учинили —
Что ж делать больше там?
 

 
Тогда уж было поздно,
Не думали о сне,
Ложились, как возможно…»
и проч.
 

<1792>

123. Песня ^*

 
Волга, реченька глубока!
Прихожу к тебе с тоской;
Мой сердечный друг далеко,
Ты беги к нему волной.
 

 
Ты беги, волна, стремися,
К другу весть скорей неси,
Как стрела к нему пустися
И словечко донеси.
 

 
Ты скажи, как я страдаю,
Как я мучуся по нем!
Говорю, сама рыдаю,
Слезы катятся ручьем.
 

 
Вспомню, милый как прощался,
И туда вдруг побегу,
Где со мною расставался;
Плачу там на берегу.
 

 
С ветром в шуме Волга стонет,
А я рвуся злой тоской;
Сердце ноет, ноет, ноет
И твердит: «Где милый мой?
 

 
Где мой друг, Моя отрада?
Где девался дорогой?..»
Жизни я тогда не рада,
Вся в слезах иду домой.
 

 
Но к несносному мученью
Страсть должна свою скрывать,
Здесь предавшись слез стремленью,
Дома вид иной казать.
 

 
Как ни тошно, как ни больно,
Чтоб не знали страсть мою,
Покажусь на час спокойной;
Ночь зато проплачу всю.
 

 
«Поспешай ко мне, любезный!
Ты почувствуй скорбь мою,
Ток очей отри мой слезный,
Облегчи мою судьбу».
 

 
Только я уста сомкнула,
Стон пустился вслед за мной;
Мнится, реченька вздохнула,
Понесла слова волной.
 

<1793>

124 ^*

 
Как во нынешнем году
В Петербурге-городу,
  Сама знаю где, сама ведаю.
Я во нынешней неделе
Во компании сидела,
  Сама знаю с кем, сама ведаю.
За железною решеткой
Я сидела, что чечетка,
  Глядела в окно.
Подаянием питалась
И со вшами забавлялась:
  Много развелось.
Ко мне сторож прибежал,
Он под номером сыскал,
  Повел меня вверх.
Там допросом забавлялась
И с судьями повидалась.
  Черт бы их тут взял!
Секретарь вынес указ,
Прочитали тут при нас:
  «Бить шельму кнутом!»
Палач скоро прибежал,
На мне шубку разодрал,
  К столбу привязал,
Из кулька вынул кнутину,
Расстегнул как хомутину,
  Дернул по спине…
Отсчитали двадцать пять,
Приказали с столба снять,
  Сама побрела,
Подорожную взяла,
Что избита вся спина,
  Вся изорвана;
Палач тотчас догадался,
За мной вслед еще погнался:
  «Плати за работу,
  Что бил хорошо!»
 

II
Первая половина XIX века

П. И. Шаликов

Петр Иванович Шаликов (1767–1852) принадлежал к старинному аристократическому роду. Он служил в кавалерии, участвовал в штурме Очакова; выйдя в 1790 году в отставку, он всецело посвятил себя литературной деятельности. Как журналист, поэт и прозаик Шаликов принадлежал к сентиментальному направлению в русской литературе, издавал журнал «Московский зритель» (1806), альманах «Аглая» (1808–1812) и «Дамский журнал» (1823–1833), редактировал «Московские ведомости». При жизни поэта вышло два сборника его стихотворений – «Плод свободных чувствований» (3 части, М., 1798–1801) и «Цветы граций» (1802). Оставаясь приверженцем сентиментализма и после того, как на смену этому направлению пришел романтизм, а затем и реализм, Шаликов стал излюбленной мишенью критики и эпиграмматистов под сатирическим прозвищем «Вздыхалов». Шаликов был одним из зачинателей жанра чувствительных «русских песен». Многие его стихотворения были положены на музыку неизвестными композиторами-дилетантами и публиковались в нотном приложении к «Аглае». На некоторые тексты поэта писали романсы Д. Кашин и П. Долгорукий.

125. Русская песня ^*

 
Нынче был я на почтовом на дворе —
Льстил себе найти от миленькой письмо,
И – пошел назад с унылою душой.
Нет письма!.. нет сердцу радости ни в чем!
Ах! давно, давно не пишет уж ко мне
Та, которою на свете я живу;
Та, котора уверяла так меня,
Что в разлуке ей отрада только в том,
Чтоб писать ко мне… о горести своей!..
Что ж мешает ей в отраде той теперь?
Что мешает сердце друга оживить?
Неужель забыт я милою моей?
Неужели сон был счастие мое?..
Нет, не может статься этого вовек!
Я довольно знаю милую мою:
Ее сердце не умеет изменить;
Ее сердце век останется моим —
Знать, свободного и в тереме своем
Не имеет она времени часа;
Иль препятствуют недобры люди ей
К другу грамотки чрез почту посылать…
Но, что б ни было причиною того, —
Лишь была б здорова милая моя!
 

<1801>

А. Ф. Мерзляков

Алексей Федорович Мерзляков родился в 1778 году в Далматове Пермской губ., умер в 1830 году в Москве. Учился он в Пермском народном училище. Благодаря успеху первого своего стихотворения – оды на мир со Швецией, – опубликованного в «Российском магазине» (1792, ч. 1), юный поэт был переведен в гимназию при Московском университете, с которым оказалась связанной вся его жизнь. По окончании университета Мерзляков был оставлен при кафедре «российского красноречия, стихотворства и языка», преподавал словесность, а с 1817 года по 1830 год был деканом факультета. Он состоял в созданном при университете «Дружеском литературном обществе» (1801), где определился интерес молодого поэта к гражданственной лирике, к фольклору и проблеме народности поэзии. Наследие Мерзлякова представлено оригинальными и переводными стихотворениями, песнями и романсами, статьями и трактатами. Песни и романсы он создавал на протяжении всей своей деятельности, но наиболее интенсивная работа над ними приходится на начало XIX века. По свидетельству современника, «большую часть своих романсов и простонародных песен» Мерзляков написал до 1812 года, в Жодочах, подмосковном имении Вельяминовых-Зерновых, где поэт, увлеченный А. Ф. Вельяминовой-Зерновой, был частым гостем. [87]87
  М. А. Дмитриев, Мелочи из запаса моей памяти, М., 1869, с. 162–163.


[Закрыть]Многие песни он создавал в сотрудничестве с композитором Д. Н. Кашиным. Некоторые из них в качестве образца имели народные песни, записанные Кашиным и позднее изданные им самим. Песни Мерзлякова популяризировались певицей Е. С. Сандуновой. Н. Полевой писал: «Кто не знает голосов Кашина на слова Мерзлякова? Кто из слыхавших Сандунову не помнит петых ею песен Кашина…?» [88]88
  «Московский телеграф», 1833, № 18, с. 269–270.


[Закрыть]Позже на тексты Мерзлякова писали музыку Т. Жучковский, А. Жилин, И. Литандер, А. Варламов и др. Из песен Мерзлякова, популярных в первой половине XIX века, сохранились в современном устном репертуаре «Ах что же ты, голубчик…» и «Среди долины ровныя…».

126 ^*

 
Я не думала ни о чем в свете тужить,
Пришло время – начало сердце крушить;
С воздыханья белой груди тяжело!
То ли в свете здесь любовью прослыло:
Полюбя дружка, от горести изныть,
Кто по сердцу мне, не сметь того любить?
Злые люди все украдкою глядят,
Меня, девушку, заочно все бранят…
Как же слушать пересудов мне людских?
Сердце любит, не спросясь людей чужих,
Сердце любит, не спросясь меня самой!
Вы уймитесь, злые люди, говорить!
Не уйметесь – научите не любить!
Потужите лучше в горести со мной:
Было время – и на вас была беда.
Чье сердечко не болело никогда?
Всяк изведал грусть-злодейку по себе,
А не всякий погорюет обо мне!
Что же делать с горемычной головой?
Куда спрятать сердце бедное с тоской?
Друг не знает, что я плачусь на него;
Людям нужды нет до сердца моего!..
Вы, забавушки при радости моей,
Цветы алые, поблекните скорей!
Вас горючими слезами оболью,
Вам одним скажу про горесть я свою.
Как без солнышка не можно вам пробыть,
Мне без милого не можно больше жить.
 

<1803>

127 ^*

 
Чернобровый, черноглазый
  Молодец удалый
Вложил мысли в мое сердце,
  Зажег ретиво́е!
Нельзя солнцу быть холодным,
  Светлому погаснуть;
Нельзя сердцу жить на свете
  И не жить любовью!
Для того ли солнце греет,
  Чтобы травке вянуть?
Для того ли сердце любит,
  Чтобы горе мыкать?
Нет, не дам злодейке скуке
  Рети́вого сердца!
Полечу к любезну другу
  Осеннею пташкой.
Покажу ему платочек,
  Его же подарок, —
Сосчитай горючи слезы
  На алом платочке,
Иссуши горючи слезы
  На белой ты груди,
Или сладкими их сделай,
  Смешав со своими…
Воет сыр-бор за горою,
  Метелица в поле;
Встала вьюга, непогода,
  Запала дорога.
Оставайся, бедна птичка,
  Запертая в клетке!
Не отворишь ты слезами
  Отеческий терем;
Не увидишь дорогого,
  Ни прежнего счастья!
Не ходить бы красной девке
  Вдоль по лугу-лугу;
Не искать было глазами
  Пригожих, удалых!
Не любить бы красной девке
  Молодого парня;
Поберечь бы красной девке
  Свое нежно сердце!
 

<1803>

128. Сельская элегия ^*

 
Что мне делать в тяжкой участи своей?
Где размыкать горе горькое свое?
Сердце, сердце, ты вещун, губитель мой!
Для чего нельзя не слушать нам тебя?
Как охотник приучает соколов,
Приучаешь ты тоску свою к себе;
Манишь горесть, без того твою родню;
Приласкало грусть слезами ты к себе!
Вейте, буйны, легкокрылы ветерки,
Развевайте кудри черные лесов,
Вейте, весточки, с далекой стороны,
Развевайте мою смертную печаль!
Вы скажите, жить ли, бедной, мне в тоске?
Вы скажите, жив ли милый мой дружок?
Долго, долго ждет любовь моя его!
Вот уж три́ года тоске моей минет;
Ровно три года, как слуху нет об нем;
Нет ни грамотки, ни вестки никакой!
Ах, ужли-то солнце стало холодней?
Неужли-то кровь ретива не кипит?
Неужли твое сердечко, милый друг,
Ничего тебе о мне не говорит?
Много время, чтоб состариться любви!
Много время позабыть и изменить!
Ветер дунул с чужой, дальней стороны,
Показалася зарница над горой,
Улыбнулася красотка молодцу —
И прости мое всё счастье и покой!
Нет! не верю я причудам всем своим:
Милый друг мой! твоя девушка в тоске,
Тебе верит больше, нежели себе.
Знать, злосчастным нам такой уже талант —
Не делясь душой, делиться ввек житьем;
Знать, затем-то в зелено́м у нас саду
Два цветочка одиночкою росли,
Одним солнышком и грелись, и цвели,
Одной радостью питались на земли,
Чтобы ветры их далеко разнесли,
Чтобы в разных рассадить их сторонах,
Чтоб на разных вдруг засохнуть им грядах!
У них отняли последню радость их,
Чтобы вместе горевать и умереть.
Поздно, миленький, на родину придешь,
Поздно, солнышко, на гроб ты мой блеснешь!
Я найду уже другого жениха,
Обвенчаюся со смертью без тебя,
Сам ты нехотя меня сосватал с ней…
Приди, милый друг, к могиле ты моей!
Ты сорви цветок лазоревый на ней,
Он напомнит, как цвела я при тебе;
Ты оттудова поди в темны леса,
Там услышишь ты кукушку вдалеке:
Куковала так злосчастная в тоске;
Горесть съела всю девичью красоту,
Сердце бедное слезами истекло.
Как подкошенна травинушка в лугу,
Вся иссохла я без милого дружка!
Место всякое – не место для меня,
Все веселья – не веселья без тебя.
Рада б я бежать за тридевять земель,
Но возможно ли от сердца нам уйти?
Но возможно ли от горя убежать?
Оно точит стены каменны насквозь,
Оно гонится за нами в самый гроб!
Девки просят, чтоб не выла я при них:
«Ты лишь портишь наши игры, – говорят,—
На тебя глядя, нам тошно и самим!»
Ах! подруженьки! вы не жили совсем!
Вы не знаете – и дай боже не знать
Горя сладкого, опасного – любить!
Ваше сердце не делилося ни с кем;
В моем сердце половины целой нет!
В моем милом я любила этот свет!
В нем одном и род, и племя всё мое,
В нем одном я весела и хороша,
Без него, млада, ни людям, ни себе.
Ах, когда вы что узнаете об нем,
Не таитесь, добры люди, от меня;
Уж не бойтесь испугать меня ничем!
Вы скажите правду-истину скорей;
Легче, знав беду, однажды умереть,
Чем, не знав ее, всечасно умирать.
 

<1805>

129. Чувства в разлуке ^*

 
Что не девица во тереме своем
Заплетает русы кудри серебром, —
Месяц на небе, без ровни, сам-большой,
Убирается своею красотой.
Светлый месяц! весели, дружок, себя!
Знать, кручинушке высоко до тебя!
Ты один, мой друг, гуляешь в небесах,
Ты на небе так, как я в чужих краях;
А не знаешь муки тяжкой – быть одним,
И не сетуешь с приятелем своим!..
Ах! Всмотрись в мои заплаканны глаза,
Отгадай, что говорит моя слеза:
Травка на поле лишь дожжичком цветет,
А в разлуке сердце весточкой живет!
Всё ли милая с тобой еще дружна,
Пригорюнившись, сидит ли у окна,
Обо мне ли разговор с тобой ведет
И мои ли она песенки поет?..
Птичка пугана пугается всего!
Горько мучиться для горя одного!
Горько плакать и конца бедам не знать!
Не с кем слез моих к любезной переслать!
У тоски моей нет крыльев полететь,
У души моей нет силы потерпеть,
У любви моей нет воли умереть!
Изнывай же на сторонушке чужой,
Как в могиле завален один живой!
Будь, любезная, здорова, весела;
Знать, ко мне моя судьбинушка пришла!
 

<1805>

130 ^*

 
Меня любила ты – я жизнью веселился,
День каждый пробуждал меня к восторгам вновь;
Я потерял тебя – и с счастием простился:
Ах, счастием моим была твоя любовь!
 

 
Меня любила ты – средь милых вдохновений
Я пел прекрасную с зарею каждой вновь;
Я потерял тебя – и мой затмился гений:
Ах, гением моим была твоя любовь!
 

 
Меня любила ты – я добрым быть стремился,
Искал несчастного, чтоб дать ему покров;
Я потерял тебя – мой дух ожесточился:
Добро́тою моей была твоя любовь!..
 

<1806>

131 ^*

 
Ах, де́вица, красавица!
Тебя любил – я счастлив был!
Забыт тобой – умру с тоской!
Печальная, победная
Головушка молодецкая!
Не знала ль ты, что рвут цветы
Не круглый год, – мороз придет…
Не знала ль ты, что счастья цвет
Сегодня есть, а завтра нет!
Любовь – роса на полчаса,
Ах, век живут, а вмиг умрут!
Любовь, как пух, взовьется вдруг —
Тоска – свинец внутри сердец.
Ахти, печаль великая!
Тоска моя несносная!
Куда бежать, тоску девать?
Пойду к лесам тоску губить,
Пойду к рекам печаль топить,
Пойду в поля тоску терять,
В долинушке печаль скончать.
В густых лесах – она со мной!
В струях реки – течет слезой!
В чистом поле – траву сушит!
В долинушках – цветы морит!
От батюшки, от матушки
Скрываюся, шатаюся.
Ахти, печаль великая!
Тоска моя несносная!
Куда бежать, тоску девать?
 

<1806>

132 ^*

 
«Ах, что ж ты, голубчик,
Невесел сидишь
И нерадостен?»
– «Ах! как мне, голубчику,
Веселому быть
И радостному!
Вчера вечерком я
С голубкой сидел,
На голубку глядел,
Играл, целовался,
Пшеничку клевал;
Поутру голубка
Убита лежит,
Застреленная,
Потерянная!
Голубка убита
Боярским слугой!
Ах! кстати бы было
Меня с ней убить:
Кому из вас мило
Без милыя жить?»
– «Голубчик печальный,
Не плачь, не тужи!
Ты можешь в отраду
Хотя умереть,
Мне должно для горя
И жить и терпеть!
Голубка до смерти
Твоею была;
Мою же голубку
Живую берут,
Замуж отдают,
Просватывают».
 

<1806>

133. Велизарий ^*

 
Малютка, шлем нося, просил,
Для бога, пищи лишь дневныя
Слепцу, которого водил,
Кем славны Рим и Византия.
«Тронитесь жертвою судеб! —
Он так прохожих умоляет. —
Подайте мальчику на хлеб:
Он Велизария питает.
 

 
Вот шлем того, который был
Для готфов, вандалов грозою;
Врагов отечества сразил,
Но сам сражен был клеветою.
Тиран лишил его очей,
И мир хранителя лишился.
Увы! свет солнечных лучей
Для Велизария закрылся!
 

 
Несчастный, за кого в слезах
Один вознес я глас смиренный,
Водил царей земных в цепях,
Законы подавал вселенной;
Но в счастии своем равно
Он не был гордым, лютым, диким;
И ныне мне твердит одно:
«Не называй меня великим!»
 

 
Не видя света и людей,
Парит он мыслью в царстве славы,
И видит в памяти своей
Народы, веки и державы.
Вот постоянство здешних благ!
Сколь чуден промысл твой, содетель!
И я, сиротка, в юных днях
Стал Велизарью благодетель!..»
 

<1806>

134. Песня ^*

 
Среди долины ровныя,
На гладкой высоте,
Цветет, растет высокий дуб
В могучей красоте.
 

 
Высокий дуб, развесистый,
Один у всех в глазах;
Один, один, бедняжечка,
Как рекрут на часах!
 

 
Взойдет ли красно солнышко —
Кого под тень принять?
Ударит ли погодушка —
Кто будет защищать?
 

 
Ни сосенки кудрявыя,
Ни ивки близ него,
Ни кустики зеленые
Не вьются вкруг него.
 

 
Ах, скучно одинокому
И дереву расти!
Ах, горько, горько молодцу
Без милой жизнь вести!
 

 
Есть много сребра, золота —
Кого им подарить?
Есть много славы, почестей —
Но с кем их разделить?
 

 
Встречаюсь ли с знакомыми —
Поклон, да был таков;
Встречаюсь ли с пригожими —
Поклон да пара слов.
 

 
Одних я сам пугаюся,
Другой бежит меня.
Все други, все приятели
До черного лишь дня!
 

 
Где ж сердцем отдохнуть могу,
Когда гроза взойдет?
Друг нежный спит в сырой земле,
На помощь не придет!
 

 
Ни роду нет, ни племени
В чужой мне стороне;
Не ластится любезная
Подруженька ко мне!
 

 
Не плачется от радости
Старик, глядя на нас;
Не вьются вкруг малюточки,
Тихохонько резвясь!
 

 
Возьмите же всё золото,
Все почести назад;
Мне родину, мне милую,
Мне милой дайте взгляд!
 

<1810>

135 ^*

 
Вылетала бедна пташка на долину,
Выроняла сизы перья на долине.
Быстрый ветер их разносит по дуброве;
Слабый голос раздается по пустыне!..
Не скликай, уныла птичка, бедных пташек,
Не скликай ты родных деток понапрасну, —
Злой стрелок убил малюток для забавы,
И гнездо твое развеяно под дубом.
В бурю ноченьки осенния, дождливой
Бродит по полю несчастна горемыка,
Одинехонька с печалью, со кручиной;
Черны волосы бедняжка вырывает,
Белу грудь свою лебедушка терзает.
Пропадай ты, красота, моя злодейка!
Онемей ты, сердце нежное, как камень!
Растворися, мать сыра земля, могилой!
Не расти в пустыне хмелю без подпоры,
Не цвести цветам под солнышком осенним, —
Мне не можно жить без милого тирана.
Не браните, не судите меня, люди:
Я пропала не виной, а простотою;
Я не думала, что есть в любви измена;
Я не знала, что притворно можно плакать.
Я в слезах его читала клятву сердца;
Для него с отцом я, с матерью рассталась,
За бедой своей летела на чужбину,
За позором пробежала долы, степи,
Будто дома женихов бы не сыскалось,
Будто в городе любовь совсем другая,
Будто радости живут лишь за горами…
Иль чужа земля теплее для могилы?
Ты скажи, злодей, к кому я покажуся?
Кто со мною слово ласково промолвит?
О безродной, о презренной кто потужит?
Кто из милости бедняжку похоронит?
 

<1810>

136. Соловушко ^*

 
Для чего летишь, соловушко, к садам?
Для соловушки алеет роза там.
Чем понравился лужок мне шелково́й?
Там встречаюсь я с твоею красотой.
Как лебедушка во стаде голубей,
Среди девушек одна ты всех видней!
Что лань бы́стра, златорогая в лесах,
С робкой поступью гуляешь ты в лугах.
Гордо страстный взор разбегчивой блеснул;
Молодецкий круг невольно воздохнул,
Буйны головы упали на плеча,
Люди шепчут: для кого цветет она?
Наши души знают боле всех людей,
Наши взоры говорят всего ясней.
Но когда, скажи, терпеть престану я?
Дни ко мне бегут, а счастье – от меня.
Пусть еще я не могу владеть тобой,
Для чего же запретил тиран мне злой
Плакать, видеться с красавицей моей?
И слезам моим завидует, злодей!
 

<1830>

137 ^*

 
Не липочка кудрявая
Колышется ветром,
Не реченька глубокая
Кипит в непогоде,
Не белая ковыль-трава
Волнуется в поле, —
Волнуется ретивое,
Кипит, кипит сердце;
У красной у девицы
Колышутся груди;
Перекатным бисером
Текут горьки слезы;
Текут с лица на белу грудь
И грудь не покоят!
Ах, прежде красавица
Всех нас веселила,
А ныне красавица
Вдруг стала уныла.
Развейтесь, развейтесь вы,
Девически кудри!
Поблекни, поблекни ты,
Девическа прелесть!
К чему вы мне надобны,
Коль вы не для друга?
К чему мне наряды все,
Коль он не со мною?
С кем сладко порадуюсь,
С кем сладко поплачу?
Ты, милый друг, радостью,
Ты был мне красою!
Тебя только слышала,
Тобою дышала,
В тебе свет я видела,
В тебе веселилась!..
С собою ты сердце взял —
Чем жить, веселиться?
Родные вкруг сердятся,
Что я изменилась;
Другие притворствуют,
А я не умею!..
Ах, с дальней сторонушки
Пришли ко мне весточку,
Что здрав ты и радостен
И что меня помнишь!
Тогда улыбнуся я
На белый свет снова;
Тогда и в разлуке злой
Сольемся сердцами!
Тогда оживу опять
Для вас, добры люди!
 

<1830>