Текст книги "Песни и романсы русских поэтов"
Автор книги: Виктор Гусев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 44 страниц)
ПЕСНИ И РОМАНСЫ РУССКИХ ПОЭТОВ
Песни и романсы русских поэтов
Вступительная статья В. Е. Гусева
Стихи по-настоящему воспринимаются на слух. И лишь в той мере, в какой поэзия музыкальна, она отвечает своей собственной природе.
Возникнув в глубокой древности как безымянное коллективное песенное творчество, поэзия и позже, став индивидуальным искусством поэтов, долгое время развивалась в неразрывной связи с музыкой. Стихи не читались, а пелись под аккомпанемент музыкальных инструментов в Древней Греции; певцами были и средневековые поэты – миннезингеры и менестрели; под звуки гуслей исполняли свои произведения и первые полулегендарные древнерусские поэты Баян и Митуса. Народная поэзия до сих пор остается по преимуществу песенной. Лира стала у европейских народов эмблемой поэтического творчества, а за стихами, выражающими мысли и чувства поэта, закрепилось наименование лирики.
Разъединенная с музыкой, но сохранившая в себе некоторые родовые ее приметы – ритмику, интонационную подвижность и выразительность, развившая свою собственную музыкальность и звукопись, поэзия все же испытывает непреодолимое стремление снова слиться с музыкой. Песни и романсы часто возникают даже помимо намерения авторов стихов. Лишь немногие поэты стремились стать песенниками, и среди них прежде всего вспоминаются имена Сумарокова, Попова, Нелединского-Мелецкого, Мерзлякова, Цыганова, Кольцова. Но гораздо больше таких поэтов, чьи стихи стали популярными песнями или романсами, хотя сами авторы не предназначали их для пения. Нет, пожалуй, ни одного крупного русского поэта, чьи стихи, положенные на музыку, не звучали бы в концертных залах, музыкальных салонах или гостиных, в домах горожан – любителей пения или в крестьянской избе, на улице или в поле. Особенно удивительна судьба тех поэтов – и таких особенно много! – чьи имена в истории поэзии почти забыты, чьи книги уже давно никем не читаются, а из всего, что было создано ими, сохраняются лишь те стихи, которые стали крылатыми песнями. Иногда автор такой песни – забытый, а то и неизвестный поэт – заново открывается исследователем, его имя возвращается истории поэзии и с благодарностью повторяется далеким потомством. Кто из литературно образованных людей теперь не знает авторов доживших до «нашего времени песен Е. Гребенки («Молода еще девица я была…»), С. Стромилова («То не ветер ветку клонит…»), И. Макарова («Однозвучно гремит колокольчик…»), А. Аммосова («Хас-Булат удалой…»), Д. П. Давыдова («Славное море, священный Байкал…»), A. Навроцкого («Есть на Волге утес…»), Д. Садовникова («Из-за острова на стрежень…») и других. Ряд имен – быть может, впервые для себя – узнает читатель и из этой книги… Но если авторство многих текстов популярных песен уже установлено, то гораздо меньше мы знаем об авторах мелодий, благодаря которым в значительной мере песни эти и сохранились в памяти последующих поколений.
Какие же стихи русских поэтов приобрели вторую жизнь в качестве песен? Какие из них пелись в узком кругу музыкально грамотной интеллигенции, а какие распространялись широко, становились популярными и даже народными (а это не одно и то же)? Все ли они сохранялись в памяти поющих в том виде, как вылились из-под пера поэта, или в устном бытовании претерпели изменения? Чтобы ответить на эти вопросы с исчерпывающей полнотой и установить закономерности перехода стихов в песню, потребовалось бы не одно специальное исследование. Многое в этом направлении уже сделано.
Изучение литературных источников русских песен ведет свою историю с конца XIX – начала XX века. Пионерами в этой области были известные филологи и фольклористы В. Н. Перетц и A. И. Чернышев. [1]1
В. Н. Перетц, Историко-литературные исследования и материалы, т. 1, Из истории русской песни, ч. 1 и 2.– «Записки историко-филологического факультета СПб. университета», т. 54, вып. 2 и 3, СПб., 1900 (в дальнейшем – В. Н. Перетц); В. И. Чернышев, Сведения о некоторых городах Тверского, Клинского и Московского уездов. – «Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук», т. 75, СПб., 1904.
[Закрыть]С иной стороны к изучению истории русской песни подошли музыковеды – их интересовали сведения об авторах музыки на слова русских поэтов. [2]2
Н. В. Финдейзен, Русская художественная песня (романс). Исторический очерк ее развития, М. – СПб., [1905]; Н. В. Финдейзен, Сборники российских песен XVIII века. – «Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук», т. 31, 1926; Н. В. Финдейзен, Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века, т. 1–2, М. – Л., 1926–1929 (в дальнейшем – Н. Финдейзен, Очерки); Игорь Глебов, Русская поэзия в русской музыке, Пг., 1922 (в дальнейшем – И. Глебов).
[Закрыть]Незадолго до Октябрьской революции исследователи занялись изучением перехода стихотворений в литературно-музыкальный быт, в песенники и лубочные издания. [3]3
Н. Трубицын, О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX века, СПб., 1912; А. С. Якуб, Современные народные песенники. – «Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук», т. 19, кн. 1, 1914.
[Закрыть]Эта работа была успешно продолжена советскими учеными в 20-е годы. [4]4
П. М. Соболев, Песенники 90-х годов XVIII в. – «Литература и марксизм», 1928, № 6, с. 85–114; В. И. Симаков, Народные песни, их составители и их варианты, М., 1929.
[Закрыть]Наиболее полным для своего времени обобщением предшествующих исследований и оригинальным опытом в этой области были работы И. Н. Розанова. [5]5
И. Н. Розанов, От книги – в фольклор (Какие стихи становятся популярными песнями). – «Литературный критик», 1935, № 4, с. 192–207; Песни русских поэтов (XVIII – первая половина XIX века). Редакция, статьи и комментарии Ив. Н. Розанова, «Б-ка поэта» (Б. с.), 1936 (в дальнейшем – И. Н. Розанов).
[Закрыть]Хотя в ряде положений, высказанных им, отразилась господствовавшая в те годы вульгарно-социологическая методология, но его исследования – благодаря богатству фактических сведений и точным, свежим наблюдениям над художественной природой песен – сохраняют свою ценность.
Изучением песен и романсов литературного происхождения занимались и другие советские фольклористы и литературоведы – Н. П. Андреев, Ю. М. Соколов, В. И. Чичеров, А. М. Новикова, А. В. Позднеев. Специальные разыскания вели и музыковеды – Б. Вольман, Е. Гиппиус, А. Глумов, М. Друскин, Т. Ливанова, А. Шилов, В. Васина-Гроссман, Д. Житомирский, А. Сохор, Б. Добровольский и другие, чьи работы, к сожалению, недостаточно учитываются историками русской поэзии. [6]6
Ссылки на работы названных и других исследователей – филологов и музыковедов – читатель найдет в комментариях к публикуемым текстам.
[Закрыть]Новые исследования и публикации расширяют и уточняют наши представления о русской вокальной лирике, о месте произведений русских поэтов и композиторов в устном репертуаре масс. Но все же остается еще много неясного в истории русской песни и романса. Здесь предстоит большая и увлекательная работа.
1
Еще лет десять назад, когда вышли в свет последние издания сборников, подготовленных И. Н. Розановым, создавалось впечатление, что первым русским поэтом, чьи стихи стали петься, был М. В. Ломоносов, да и у него в устный обиход вошло только одно стихотворение. В действительности же «оживление» поэзии музыкой, проникновение стихов в музыкально-поэтический быт, как установлено в последнее время, началось значительно раньше.
В средневековой Руси устная народная поэзия и литература (письменность) хотя и соприкасались чаще, чем это принято думать, все же устная поэзия оставалась по преимуществу песенной, письменность же поэзии в собственном смысле этого слова долгое время не знала. Первые известные нам русские стихи (вирши) датируются концом XVI – началом XVII века, но о судьбе их в интересующем нас плане ничего достоверного неизвестно. Самая ранняя из дошедших до нас авторских «песен» XVII века – анонимные стихи о «весновой службе» [7]7
Демократическая поэзия XVII века. Вступительная статья В. П. Адриановой-Перетц и Д. С. Лихачева. Подготовка текста и примечания В. П. Адриановой-Перетц, «Б-ка поэта» (Б. с.), 1962 с. 105–106.
[Закрыть]– в музыкально-поэтический быт не проникла. Элементы индивидуального литературного творчества можно усмотреть лишь в некоторых песнях, записанных в 1619–1620 годах для английского путешественника Р. Джемса. Песни П. А. Квашнина и других авторов XVII века, созданные как стилизации в духе народной любовно-бытовой лирики, [8]8
Там же, с. 21–23. Ср.: В. В. Данилов, Сборники песен XVII столетия Ричарда Джемса и П. А. Квашнина. – Труды Отдела древнерусской литературы, т. 2, М.—Л., 1935, с. 165–180.
[Закрыть]по-видимому, остались фактом литературы – может быть, именно потому, что не могли внести в быт ничего принципиально нового по сравнению с народной песней.
И все-таки, когда мы переходим в XVII век, здесь уже нет недостатка в фактах, которые со всей очевидностью свидетельствуют, что виршевая поэзия того времени была, в сущности даже более песенной, чем книжной. Правда, первоначально это были преимущественно духовные гимны, или пса́льмы, – трехголосные песни, исполнявшиеся хором без инструментального сопровождения (a capella). В «Лексиконе славеноросском», составленном Берындою и изданном в 1627 году, уже находим и соответствующие определения: «Псалом – пение, песенка, игранная на инструменты, або спеваная песнь» и «Песнь – песенка, так спеваная, як граная…». Указание в «Лексиконе» на инструмент не должно смущать: оно воссоздает каноническое представление о пении религиозных гимнов в сопровождении струнного инструмента древних евреев. На Руси же, в музыкально-поэтическом обиходе, пса́льма – не то же, что псалом, и исполнялась она не как «граная», а как «спеваная песнь», без аккомпанемента. Среди авторов псальм XVII века следует назвать в первую очередь Дмитрия Ростовского, чьи произведения перешли в рукописные песенники XVIII века, и монаха Новоиерусалимского монастыря (под Москвой) Германа, чьи песни встречаются в песенниках с начала 1680-х годов и доходят до XIX века (их можно встретить, например, в сборнике П. Бессонова «Калики перехожие»). [9]9
См.: С. А. Щеглова, Богогласник. Историко-литературное исследование, Киев, 1918, с. 263; Т. А. Ливанова, Русская музыкальная культура XVIII века в связях с литературой, театром и бытом. Исследования и материалы, т. 1, М., 1952, с. 481, Приложение, с. 88–89 (в дальнейшем – Т. А. Ливанова); А. В. Позднеев, Рукописные песенники XVII–XVIII веков (Из истории песенной силлабической поэзии). – «Ученые записки Московского государственного заочного педагогического института», т. 1, М., 1958, с. 8. 16 и др. (в дальнейшем – А. В. Позднеев).
[Закрыть]
Особенно же замечательна стихотворная «Псалтырь» Симеона Полоцкого, опубликованная в 1680 году и тогда же положенная на музыку композитором В. П. Титовым, первым выдающимся мастером хоровой музыки («Псалтырь рифмотворная», содержащая 135 псальм). [10]10
Нотные образцы см.: Т. А. Ливанова, Приложения, с. 86–88, №№ 28–33. О бытовании псальм Полоцкого – Титова в XVIII в. см. там же, т. 1, с. 57–58. Титову принадлежит также музыка на «Месяцеслов» С. Полоцкого.
[Закрыть]«Псалтырь» Полоцкого – Титова представляет собой важный факт русской музыкально-поэтической культуры конца XVII века, порывающей с церковно-каноническим стилем. Псальмы Полоцкого – Титова исполнялись не в культовых целях, а в домашнем быту и удовлетворяли уже больше эстетическим, нежели религиозным чувствам русских людей той эпохи. Именно здесь берет свое начало традиция оригинальных переложений русскими поэтами псалмов, которые служили им удобной, хотя и не всегда безопасной формой выражения передовых философских и общественных воззрений (Ломоносов, Державин, Пушкин). В рукописных песенниках XVIII века встречаются псальмы на стихи Полоцкого и с музыкой неизвестных композиторов (например, «Муж буй в сердцы глаголаше…»), что лишний раз свидетельствует об их популярности. Проникли в песенники и другие произведения С. Полоцкого – например, восемь стихотворений из «Рифмологиона». Таким образом, Полоцкий по праву может считаться первым известным русским поэтом-песенником, чье творчество вылилось в формы, обусловленные характером и уровнем современной ему культуры.
В XVII веке, наряду с духовными псальмами, появляются и светские песни. Зародыши любовной лирики некоторые исследователи видят уже в переложениях «Песни песней» Ф. Скорины (XVI в.) и М. Хоныкова (1670-е годы). [11]11
А. В. Позднеев, с. 26.
[Закрыть]Но, независимо от «Песни песней», среди псальм конца XVII – начала XVIII века появляются тексты, далекие по своему содержанию от традиционных для древнерусской поэзии мотивов. Так, в рукописный сборник «Псалмы душеполезные», хранящийся в Государственной публичной библиотеке в собрании Ф. И. Буслаева, включено восемь приветственных и любовных песен. В другом сборнике, «Канты и псальмы», также принадлежавшем Буслаеву, находим застольную песню неизвестного автора, где, между прочим, есть такая строфа:
Тематика светских песен конца XVII – начала XVIII века оказывается довольно разнообразной – здесь и описания баталий, и поздравления царей с победой, и песни о воссоединении Украины с Россией, и о пользе учения (например, «Отроче юный, из детства учися…» С. Полоцкого), и даже о «свободности» и о «фортуне», но преимущественно это песни застольные («Для чего не веселить ся…», «Здравствуй тот, кто пьет…», «Пейте, братцы, попейте…») и песни любовного содержания – достаточно чувствительные и даже галантные. Последние долгое время приписывались В. Монсу, но современные исследователи полагают, что большая их часть принадлежит неизвестным поэтам и, возможно, какой-то талантливой поэтессе Петровского времени. [13]13
А. В. Позднеев, с. 79–80.
[Закрыть]Правда, песни светского содержания занимали в песенном репертуаре XVII века еще весьма скромное место. По подсчетам А. В. Позднеева, в известных нам песенниках XVII века встречается свыше 440 песен, и из них только 20 разрабатывают «мирские» сюжеты (некоторые из них, впрочем, распространялись в большом количестве вариантов – например, песня «Ах, свет горький…» насчитывает их до тридцати). [14]14
Там же, с. 14.
[Закрыть]Как можно заключить на основании изучения рукописных песенников, светская песенная виршевая поэзия бытовала преимущественно в средних слоях городского населения. Именно эта демократическая городская среда и составила ту аудиторию, к которой прежде всего и обратятся Феофан Прокопович, Кантемир, Тредиаковский и Ломоносов и которая на протяжении всего XVII века окажется наиболее восприимчивой к песнетворчеству русских поэтов и композиторов. Она станет и основным передатчиком новых песен в крестьянскую массу, хотя многие эти песни усваивались крестьянами и непосредственно от музицирующих дворян, особенно в помещичьих усадьбах.
Между светскими псальмами XVII века и романсами середины XVIII века лежит безбрежное, еще мало исследованное море так называемых кантов (от латинского cantus – пение, песня), то есть бытовых песен светского содержания, сначала, как и псальмы, трехголосных, а затем одноголосных, отличавшихся от псальм четким членением на куплеты, ясностью и отчетливостью ритма, но исполнявшихся также без музыкального сопровождения. [15]15
Иногда термин «кант» употребляется и в более широком значении, обнимая собою и псальмы, которые в таком случае рассматриваются как первоначальная разновидность канта.
[Закрыть]
Интенсивное «обмирщение» поэзии и соответственно с этим вытеснение псальм кантами началось в Петровскую эпоху. Сам Петр I не любил инструментальную музыку, но увлекался вокальной и поощрял пение, особено хоровое, на разных торжествах, во время церемоний и праздников, где в первую очередь исполнялись канты-«виваты», то есть панегирические патриотические песни военно-исторической тематики. Так, специально сочиненные неизвестными авторами «виваты» исполнялись во время торжеств по случаю взятия Азова, первых успехов в войне со шведами, взятия Нарвы и Дерпта, Полтавской битвы, Ништадтского мира. [16]16
См.: Н. Финдейзен, Петровские канты. – Известия АН СССР, 1927, серия 6, т. 21; Н. Финдейзен, Очерки, т. 1, с. 337–338, Приложения, с. L–LVII; А. В. Позднеев, с. 39, 53.
[Закрыть]Известно до шестидесяти текстов на взятие Азова, Шлиссельбурга, Нарвы, в честь Петра и Меншикова. Один из них – «Свете Российский, славою венчанный…» – принадлежит, очевидно, Дмитрию Ростовскому. Около двадцати песен посвящено Полтавской битве («Днесь льва гордыни конец приближися…», «Орел ко солнцу ныне возлетает…» и т. д.), лишь для одной из них удалось установить авторство: «Изми мя, боже, вопиет Россия…» – принадлежит Стефану Яворскому. Некоторые из этих песен сохранились в песенниках до 70-х годов XVIII века. Сражению с турками 1711 года посвящен один из ранних кантов на слова Феофана Прокоповича – «За Могилою Рябою…». Канты 1720-х годов приобретают особенно панегирический, даже помпезный и вычурный тон, они очень растянуты (некоторые достигают 60 и даже 90 строк); неудивительно, что их сохранилось в рукописных песенниках значительно меньше, чем кантов конца XVII – начала XVIII века. Жанр торжественного панегирического канта к 1730-м годам явно изжил себя, приобрел характер официального гимна.
Зато по нарастающей линии идет развитие кантов застольных и любовных, авторов которых в большинстве случаев установить невозможно. Известно, что в 1726–1728 годах, находясь на службе в Преображенском полку, любовные песни писал Кантемир. В этом сам поэт признался во второй редакции своей IV сатиры (1737 г.):
Довольно моих поют песней и девицы
Чистые и отроки…
В примечании к сатире в издании 1743 года Кантемир вновь подтвердил: «Сатирик сочинил песни, которые и поныне поются». [17]17
Антиох Кантемир, Собрание стихотворений, «Б-ка поэта» (Б. с.), 1956, с. 117.
[Закрыть]Правда, поэт «горько кается», что «дни золотие» «непрочно стратил», «пиша песни тые», поэтому он и не проявил никакой заботы о своих песнях. Нам до сих пор так и неизвестно, какие же именно песни из распевавшихся «девицами чистыми и отроками» в 20–40-е годы XVIII века принадлежат Кантемиру.
Более «предусмотрительным» оказался Тредиаковский: любовные песни, сочиненные им между 1725 и 1730 годами, поэт опубликовал в приложении к своему переводу французского романа «Езда в Остров любви» (1730). Впрочем, независимо от этого, песни Тредиаковского вошли в многочисленные рукописные песенники, и, как установил историк русской музыки, «именно рукописные сборники кантов… утверждают великую роль Тредиаковского в русской бытовой поэзии и музыке середины XVIII века». [18]18
Т. А. Ливанова, т. I, с. 483; ср.: Н. Финдейзен, Очерки, т. 2, с. 200. См. также обстоятельную статью А. В. Позднеева «Произведения В. Тредиаковского в рукописных песенниках» в кн.: «Проблемы истории литературы», М., 1964, с. 87–100.
[Закрыть]Действительно, канты Тредиаковского занимают центральное место в рукописных песенниках 1730–1750-х годов, а его опыт оказал сильнейшее воздействие на других безымянных авторов, усвоивших в песенном творчестве реформу русского поэта. Именно в области песнетворчества Тредиаковский, этот неудачник, не понятый многими современниками, ставший предметом насмешек последующих поэтов и критиков, приобрел завидную популярность.
Расцвет русского канта приходится на середину XVIII века, к этому времени сложились все его разновидности – псальмические, панегирические, приветственные, заздравные, застольные, любовные, пасторальные, шуточные, пародийные; он широко распевался и записывался грамотными людьми в многочисленные рукописные нотные песенники. [19]19
Показателен рукописный сборник кантов, составленный не ранее 1748 года, хранящийся в Государственном историческом музее (№ 2473). Он содержит 109 кантов (тексты и музыка), первый раздел состоит из 16 панегирических кантов, 12 псальм, 12 переложений псалмов (8 – Симеона Полоцкого, 2 – Ломоносова, 1 – Тредиаковского, 1 – неизвестного автора) и кантов различного содержания; второй раздел (53 канта) целиком заполнен любовными песнями светского содержания.
[Закрыть]Первые печатные канты с музыкой определенного композитора появились в 1750-е годы (сборник «Между делом безделье» Г. Н. Теплова, содержащий семнадцать песен на слова современных поэтов). Сфера распространения канта оказалась весьма широкой – от придворных кругов до купеческой и демократической городской среды (семинаристы, канцеляристы, «нижние чины», «бобыли монастырские»); они исполнялись порою в деревнях и селах. [20]20
Т. А. Ливанова, т. 1, с. 463, В. Н. Перетц, ч. 1, с. 298–305.
[Закрыть]Даже тогда, когда на смену канту пришли романсы, он еще сохранялся в среде приверженцев «славных дней Петра» и культурных традиций середины века. Некоторые канты держались в русской провинции до начала XIX века, а в бурсе их исполняли и позже, о чем можно прочитать в «Вие» Гоголя и в «Очерках бурсы» Помяловского. Основная масса кантов была безымянной, среди них затерялись песни Кантемира и, возможно, неопубликованные стихи Симеона Полоцкого, встречаются отдельные стихотворения Дмитрия Ростовского, Симона Тверского («Почто мрачны, глухи ночи…»), Г. Сковороды («Ох счастье, счастье бедное, злое…»), но особенно популярны были песни на слова Феофана Прокоповича и Тредиаковского. В качестве кантов бытовали также и произведения Ломоносова, и ранние стихи Сумарокова. Таким образом, ознакомление с рукописными сборниками первой половины XVIII века доказывает, что русская лирическая поэзия той эпохи прочно вошла в музыкальный быт и приобрела популярность в кругах более широких, нежели тот, который составляли читатели той эпохи. Не случайно позже Г. Державин назовет это время «веком песен».
Со второй половины XVIII столетия в обиход входит так называемая «российская песня» – бытовой романс, то есть песня для сольного одноголосного исполнения в сопровождении игры на каком-нибудь музыкальном инструменте – клавесине, фортепиано, гуслях или гитаре (последняя становится известной в России именно в это время). Впервые термин «российская песня» появился в журнале «Музыкальное увеселение» за 1774 год, хотя самый жанр романса зародился в России несколько раньше – но в пору господства кантов он обозначался словом «ария». [21]21
См.: Н. Финдейзен, Очерки, т. 2, с. 297–298. Слово «романс» до конца XVIII века не употреблялось; даже в музыкальном словаре, опубликованном в «Карманной книге для любителей музыки на 1795 год», этот термин еще отсутствует. Едва ли не впервые такое определение своим стихам дают Хованский («Аониды», кн. 1, М., 1796, с. 185, 203) и Державин («Муза», 1796, ч. 3, с. 152).
[Закрыть]Упоминания и даже образцы таких «арий» содержатся в рукописях первой половины XVIII века. Важным для понимания эволюции русской песенной культуры фактом является уже называвшийся сборник Г. Н. Теплова «Между делом безделье». Содержащиеся в нем песни по своим основным признакам – канты, то есть песни, предназначавшиеся для трехголосного пения. Но третий голос в них, в сущности, представляет собою уже аккомпанемент, который мог быть исполнен на скрипке или флейте. Перед нами – своеобразная переходная форма от канта к романсу или, точнее, к дуэту. Поэтому некоторые исследователи историю русского романса начинают иногда с Теплова. [22]22
О сборнике и его авторе см. не утратившую интереса статью А. Н. Римского-Корсакова «Г. Н. Теплов и его музыкальный сборник „Между делом безделье“ (первый русский песенник XVIIIвека)». – «Музыка и музыкальный быт старой России», т. 1, Л., 1927, с. 30–57.
[Закрыть]Однако подлинными родоначальниками «российской песни» – бытового романса на слова русских поэтов – являются Ф. М. Дубянский и О. А. Козловский, композиторы, определившие характер этого жанра в 90-е годы XVIII века.
Термин «российская песня» обнимал довольно разнообразные виды вокальной лирики: и собственно народные песни, и входившие в моду подражания последним, и городскую, мещанскую лирику («новейшие простонародные песни», как называли их в XVIII веке), и пасторальные стихи поэтов-классицистов, и сентиментальные любовные песенки поэтов конца XVIII века. Но эта кажущаяся на первый взгляд неопределенность термина в действительности отражала разнообразие источников и видов русского бытового романса. Традиции канта соединились с традициями народно-песенными, осложнились воздействием процессов, протекавших в русском городском фольклоре, и все это послужило материалом для переработки в духе господствовавшей в литературе и музыке XVIII века эстетической системы – сначала классицистической, а затем сентименталистской, предромантической.
Вторая половина XVIII века является эпохой бурного развития русской музыкально-поэтической культуры. Один за другим публикуются песенники, часто с нотами. Вслед за «Письмовником» Н. Г. Курганова (1769), где в качестве специального «Присовокупления» был помещен «Сбор разных стиходейств» (а в сущности, популярных песен), появляется знаменитое «Собрание разных песен» в четырех частях, составленное М. Д. Чулковым (1770–1774) и затем переизданное и дополненное Н. И. Новиковым («Новое и полное собрание российских песен» в шести частях, 1780–1781). В эти издания, наряду с народными песнями, было включено огромное количество стихов русских поэтов, ставших в то время уже песнями (без обозначения авторства). Заполнены «российскими песнями» и нотные сборники XVIII века. «Собрание русских песен» В. Ф. Трутовского (в четырех частях, 1776–1795) было рассчитано на исполнение любителями пения в домашнем быту. В предисловии к первой части составитель писал: «Я напоследок вознамерился, в удовольствие многих любителей, издать в печать сии собранные мною русские песни с тем, чтоб их петь в один голос так, как они обычно поются». Но наряду с основным голосом Трутовский дал и второй, аккомпанирующий голос для тех, «кто захочет петь или играть на инструментах, не откидывая бас»; в последнем же выпуске Трутовский дал фортепианное сопровождение. Таким образом, все песни, включенные в «Собрание», являются, по существу, романсами или приближаются к ним. Трутовский опубликовал свои записи, которые он производил в городской среде, и отразил манеру, характерную для городской демократической массы (в том числе и при исполнении крестьянских песен). В сборнике Трутовского оказалось много песен литературного происхождения, и ценность сборника состоит в том, что он отразил бытование этих песен уже во второй половине XVIII века. Не меньший интерес представляет «Собрание народных русских песен с их голосами» Н. А. Львова – И. Г. Прача, содержащее 100 песен в первом издании (1790) и 150 песен во втором издании (1806). Его тоже следовало бы рассматривать не как публикацию фольклорных записей, а как талантливый опыт гармонизации русских песен по законам романсовой музыки. Поэтому особую ценность и достоверность сборник Прача – Львова, как и сборник Трутовского, приобретает постольку, поскольку он включает городскую песню и «российскую песню» литературного происхождения. Таким образом, «недостатки» первых нотных сборников русских песен, в смысле неточности воссоздания многоголосого распева их в крестьянской среде, оказываются их достоинствами, так как эти сборники передают трансформацию фольклорных традиций в демократической городской среде, и поэтому они представляют собою неповторимую историко-культурную ценность. В сборниках Трутовского и Прача – Львова находим популярные ранние романсы анонимных авторов («Ты проходишь мимо кельи…», «Помнишь ли меня, мой свет…», «Как на дубчике два голубчика…», «Ах ты, матушка, голова болит…»), а также многие «российские песни» известных русских поэтов XVIII века (Сумарокова, Попова и др.). Заслуживает внимания и почти никогда не упоминающийся в научной литературе сборник «Собрание наилучших российских песен» в пяти частях, изданный Ф. Мейером (1781), где есть романсы на слова русских поэтов, отсутствующие в других сборниках.
Особенно много сборников, песенников и музыкальных публикаций появляется в 1790-е годы. Характерно, что некоторые поэты (М. Попов, И. Дмитриев и др.) сами были составителями таких песенников. Тогда же И. Д. Герстенберг издает «Карманную музыкальную книгу» (1795–1796), а совместно с Ф. А. Дитмаром – песенник в трех частях (1797–1798). Полным отражением песенного репертуара того времени является «Карманный песенник» И. Дмитриева (1796). Нотные приложения печатаются в журналах, появляются и специальные изданий, например «Российские песни» в четырех тетрадях (1795–1799) О. А. Козловского, где помещено 28 романсов на тексты русских поэтов. [23]23
См.: Б. Вольман, Русские печатные ноты XVIII века, Л., 1957. См. также статьи Б. В. Асафьева и В. А. Прокофьева в сб. «Музыка и музыкальный быт старой России», т. 1, Л., 1927.
[Закрыть]
К 90-м годам XVIII века сложились основные типы русской романсной лирики: идиллическая «пастушеская», веселая застольная, элегическая, дидактическая, философская. Все эти виды «российской песни» богато представлены в названных изданиях. Существенно меняется состав самих песенников, в том числе и рукописных. Если до середины XVIII века в них преобладали стихи Прокоповича, Тредиаковского и Ломоносова, а в середине XVIII века (в 60–70-х годах) господствующее место занимают песни Сумарокова и его школы, то в 80–90-е годы, в пору наибольшего развития сентиментального романса, – стихи Попова, Николева, Нелединского-Мелецкого, Дмитриева, Хованского, Карамзина. Возникают творческие союзы между поэтами и композиторами. Если попытка Теплова воспользоваться текстами Сумарокова и близких ему поэтов встретила неудовольствие со стороны мэтра русского классицизма (о чем он публично заявил на страницах «Трудолюбивой пчелы»), то иначе складываются взаимоотношения между поэтами и композиторами в 90-е годы. Ф. М. Дубянский, друг Дмитриева и Державина, прославился как автор музыки на «Стонет сизый голубочек…» Дмитриева и на стихотворение Нелединского-Мелецкого «Ты велишь мне равнодушным быть…», а сами поэты посвящают ему свои стихотворения. На текст Нелединского-Мелецкого «Милая вечор сидела…» пишет популярный романс Козловский. Удачными оказались элегическая песня Дубянского на слова Капниста «Уже со тьмою нощи…» и более поздняя песня А. Д. Жилина на слова Дмитриева «Тише, ласточка болтлива…». Но еще немало случаев, когда популярные романсы известных композиторов XVIII века написаны на слова анонимных поэтов и, наоборот, остается неясной принадлежность музыки на слова известного поэта. Так, например, автор чрезвычайно популярного романса на слова Нелединского-Мелецкого «Выду я на реченьку…» пока окончательно не установлен – предположительно называют Себастьяна Жоржа или Д. Кашина.
Очень характерной тенденцией для поэзии второй половины XVIII века является создание стихотворений «на голос», то есть на мелодию уже популярных народных песен или полюбившихся романсов. Сами поэты, не дожидаясь, когда их стихи будут положены на музыку, предлагали читателю петь их, указывая образец. Особенно характерен в этом отношении опыт Н. П. Николева: в предисловии-посвящении к своему «Собранию разных песен» он выразил надежду, что читатели «не поскучат» «и пропеть и повторить» его песни, и, чтобы облегчить им эту задачу, он сплошь и рядом указывает «голос» к текстам. [24]24
Творения Николая Петровича Николева…, ч. 5, М., 1798, с. 171.
[Закрыть]Впервые такие указания появились в журналах конца 60-х – начала 70-х годов – например, в «Смеси» (1769), «Трутне» (1770), «Трудолюбивом муравье» (1771), но особенно много ссылок «на голос» в изданиях 90-х годов. Кстати, само по себе это служит доказательством популярности песни-образца, так как указывать «голос» имело смысл лишь в том случае, если мелодия действительно была известна публике и без нот. Любопытно, что образцами оказывались не только дошедшие до нас мелодии, но и песни, которые известны нам только по поэтическому тексту и нотные записи которых отсутствуют. В таком случае указание «на голос» служит едва ли не единственным объективным свидетельством популярности этого стихотворения в качестве песни. Особенно много печаталось стихов «на голос» модных песен: «Голубочка» Дмитриева, «Реченьки» Нелединского-Мелецкого. Встречаются ссылки на напевы песен Сумарокова, Попова («Достигнувши тобою…»), Капниста («Уже со тьмою нощи…»), даже на напевы псалмов Ломоносова («Хвала всевышнему владыке…»), на песни, приписываемые тем или иным авторам («Я в пустыню удаляюсь…» Зубовой), «на голоса» анонимных песен («Волга, реченька глубока…»), на музыку многих романсов Дубянского и Козловского.
Обращение к музыкальным изданиям, песенникам, свидетельствам современников (в частности, к запискам Т. Болотова, к мемуарам М. А. Дмитриева и другим документам) помогает воссоздать картину музыкально-поэтического быта эпохи. Нет ни одного выдающегося русского поэта XVIII века, чьи стихи в большей или меньшей мере не звучали бы как песни. С другой стороны, показательно, что стихи В. П. Петрова (этого «карманного стихотворца» Екатерины II) или Е. И. Кострова так и не перекочевали на страницы песенников. По другим причинам, естественно, не стали песнями сатирические стихи Кантемира или Фонвизина, басни Хемницера, Измайлова и даже Крылова. Тем более знаменательно, что песней зазвучали лирические стихи великого баснописца («Мой отъезд»). Из всего созданного Херасковым выжило не то, что составляло громкую славу его при жизни – не его эпопеи, поэмы, трагедии, романы, – а скромные песенки, которые сам маститый писатель не удостоил вниманием и не включил даже в собрание своих творений (песенка «Вид прелестный, милы взоры…» дожила до конца XIX века, а ее переделки перешли в XX век).
Песня сохранила память не только о некогда славных, но потом забытых читателями именах, но и о тех, о ком знает теперь лишь весьма узкий круг специалистов-эрудитов. О С. Митрофанове вообще неизвестно ничего достоверного (и имя его не раскрыто), но песни его, опубликованные в сборнике «Песни русские известного охотника М…», прочно удержались в народной памяти и долгое время считались фольклорными («Солнце на закате…», «За горами, за долами…» и др.), пока И. Н. Розанов не указал имя их автора. [25]25
И. Н. Розанов, с. 88–95.
[Закрыть]О Василии Кугушеве, незначительном поэте конца XVIII – начала XIX века, отце тоже позабытого комедиографа Г. В. Кугушева, никто бы, очевидно, не вспомнил, если бы не связываемая с его именем песня «Не будите молоду…», которая поется в качестве народной и в наши дни. Едва ли что-нибудь говорят современному, даже литературно образованному человеку такие имена, как П. С. Гагарин, П. Л. Вельяминов, Д. И. Вельяшев-Волынцев, Н. М. Шатров, а тем не менее их песни «В поднебесьи раздается…», «Здесь, под тенью древ ветвистых…», «Катя в рощице гуляла…» пережили своих авторов.
Некоторые из песен XVIII века пользовались исключительной популярностью. М. А. Дмитриев вспоминает: «И все эти песни пелись и в обществе светском, и в народе: «Пятнадцать мне минуло лет…» Богдановича; «Выду я на реченьку…» Нелединского; «Стонет сизый голубочек…» Дмитриева; «Кто мог любить так страстно…» Карамзина. Кто не знал этих песен?.. И чувства их, и слова, и голоса – были просты и всем доступны. Таким образом чувства поэта переходили в народ». [26]26
М. А. Дмитриев, Мелочи из запаса моей памяти, М., 1869, с. 45–46.
[Закрыть]
Конечно, большая часть песен, созданных в XVIII веке, осталась памятником русской культуры той эпохи, лишь немногие перешли в XIX век и уж совсем единичны случаи, когда романс XVIII века исполняется в XX веке. Теперь нас уже не волнует «прежестока страсть», выраженная на языке, вызывающем у современного читателя улыбку. Но эти песни встречались современниками с восторгом, как откровение и вполне отвечали духовным запросам и эстетическим вкусам дворянской интеллигенции, городского мещанства, определенной части крестьянства. Только исторический подход к этим песням поможет нам понять, чем они были интересны и близки современникам, какую роль они сыграли в поступательном движении русской культуры. Обращение к гражданским мотивам и к темам частной жизни после многовекового засилия церковной идеологии, своеобразное утверждение права человека на личное счастье, интерес к внутренней его жизни, галантное отношение к женщине, рассуждения о муках и «усладах» любви, о верности и изменах – все это было новым, волновало. И хотя тематика романсов была однообразной, а содержание неглубоким, но современников это не смущало, они, очевидно, находили в этих песнях какие-то нюансы, теперь уже не улавливаемые, дававшие право на существование многим схожим между собою, лишенным еще, как правило, индивидуализированного выражения мыслей и чувств, произведениям русских поэтов и композиторов. Успеху песен немало способствовал заметный прогресс русской версификации – реформа Тредиаковского и Ломоносова, ритмическая изобретательность Сумарокова, напевность стиха карамзинистов, пластичная образность поэзии Державина. Новую жизнь в стихи русских поэтов вдохнули и русские композиторы – безымянные и названные выше, – сумевшие найти дорогу к сердцам многочисленных слушателей. Так или иначе, XVIII век принес подлинные открытия в области песнетворчества и подготовил тот расцвет литературной песни и романса, которым отмечено развитие русской культуры первой половины XIX века.
