Текст книги "Песни и романсы русских поэтов"

Автор книги: Виктор Гусев

А. А. Навроцкий

Александр Александрович Навроцкий родился в 1839 году, умер в 1914 году в Петербурге. Окончив Военно-юридическую академию, Навроцкий служил крупным чиновником военно-судебного ведомства. Он писал стихи, поэмы, стихотворные повести, романы и драмы на сюжеты из древнерусской истории. В литературно-общественной жизни занимал консервативные позиции, что особенно сказалось в его статьях, опубликованных в издававшемся им журнале «Русская речь» (1879–1882). При жизни писателя вышли в свет его сочинения: «Картины минувшего» (СПб., 1881), «Волны жизни» (СПб., 1894), «Светочи русской земли» (СПб., 1896), «Сказания минувшего» (СПб., 1897), «Россия. Сказания в стихах» (СПб., 1898). Поэзия Навроцкого в основном проникнута славянофильскими идеями. Его стихам свойственна псевдофольклорная стилизация. Однако произведения, навеянные народными преданиями и песнями о Степане Разине, составляют счастливое исключение. Кроме публикуемого текста в нелегальных песенниках печатались отрывки из драматической хроники «Стенька Разин»: «Воля-матушка…» и «То не на небе туча черная собиралася…», исполнение которых в качестве песен, впрочем, сомнительно.

564. Утес Стеньки Разина ^*

 
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
  Он с боков от подножья до края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
  Ни нужды, ни заботы не зная.
 

 
На вершине его не растет ничего,
  Там лишь ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
  И на нем свои жертвы терзает.
 

 
Из людей лишь один на утесе том был,
  Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл
  И с тех пор его именем звался.
 

 
И хотя каждый год по церквам на Руси
  Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
  И с почетом его вспоминает.
 

 
Раз ночною порой, возвращаясь домой,
  Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
  Там всю ночь до зари оставался.
 

 
Много дум в голове родилось у него,
  Много дум он в ту ночь передумал,
И под говор волны, средь ночной тишины,
  Он великое дело задумал.
 

 
И, задумчив, угрюм от надуманных дум,
  Он наутро с утеса спустился
И задумал идти по другому пути —
  И идти на Москву он решился.
 

 
Но свершить не успел он того, что хотел,
  И не то ему пало на долю;
И расправой крутой да кровавой рекой
  Не помог он народному горю.
 

 
Не владыкою был он в Москву привезен,
  Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
А в постыдном бою с мужиком-палачом
  Он сложил свои буйные кости.
 

 
И Степан будто знал – никому не сказал,
  Никому своих дум не поведал.
Лишь утесу тому, где он был, одному
  Он те думы хранить заповедал.
 

 
И поныне стоит тот утес, и хранит
  Он заветные думы Степана;
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
  Удалое житье атамана.
 

 
Но зато, если есть на Руси хоть один,
  Кто с корыстью житейской не знался,
Кто неправдой не жил, бедняка не давил,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
  И во имя ее подвизался,—
 

 
Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет
  И к нему чутким ухом приляжет,
И утес-великан всё, что думал Степан,
  Всё тому смельчаку перескажет.
 

1864(?)

В. И. Богданов

Василий Иванович Богданов родился в 1837 году, умер в 1886 году. По окончании медицинского факультета Московского университета переехал в Петербург, с 1864 года служил врачом в Балтийском флоте, в 1866–1867 годах совершил кругосветное плавание. Богданов сотрудничал в «Искре», где систематически печатал свои стихи (под псевдонимом Влас Точечкин) и вел обзор иностранной политической жизни («Заметки со всех концов света»). Он печатался также в «Стрекозе», «Петербургском листке», «Суфлере» и других изданиях 1880-х годов. Кроме стихотворений Богданов писал статьи, очерки, брошюры. Как поэт-«искровец», Богданов развивался под влиянием Некрасова, писал о городской обездоленной бедноте и о крестьянах, выражая в своем творчестве идеи революционной демократии. При жизни Богданова его стихотворения отдельно не издавались и собраны были лишь в советское время (сборник вышел в свет в 1959 г., в изд. МГУ).

565. Дубинушка ^*

 
Много песен слыхал я в родной стороне,
Как их с горя, как с радости пели,
Но одна только песнь в память врезалась мне,
  Это – песня рабочей артели:
    «Ухни, дубинушка, ухни!
    Ухни, березова, ухни!
        Ух!..»
 

 
За работой толпа, не под силу ей труд,
Ноет грудь, ломит шею и спину…
Но вздохнут бедняки, пот с лица оботрут
  И, кряхтя, запевают дубину:
    «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
 

 
Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь,
Вымышлял за машиной машину;
Ухитрились и мы: чуть пришлося невмочь,
  Вспоминаем родную дубину:
    «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
 

 
Да, дубинка, в тебя, видно, вера сильна,
Что творят по тебе так поминки,
Где работа дружней и усердней нужна,
  Там у нас, знать, нельзя без дубинки:
    «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
 

 
Эта песня у нас уж сложилась давно;
Петр с дубинкой ходил на работу,
Чтоб дружней прорубалось в Европу окно, —
  И гремело по финскому флоту:
    «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
 

 
Прорубили окно… Да, могуч был напор
Бессознательной силы… Все стали
Эту силу ценить и бояться с тех пор.
  Наши ж деды одно напевали:
    «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
 

 
И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям
Эта песня пошла по наследству,
Чуть на лад что нейдет, так к дубинушке там
  Прибегаем, как к верному средству:
    «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
 

 
Эх, когда б эту песню допеть поскорей!
Без дубины чтоб спорилось дело,
И при тяжком труде утомленных людей
  Монотонно б у нас не гудело:
    «Ухни, дубинушка, ухни!
    Ухни, березова, ухни!
        Ух!..»
 

<1865>

Л. И. Пальмин

Лиодор Иванович Пальмин родился в 1841 году в Петербурге, умер в 1891 году в Москве. Учился Пальмин на юридическом факультете Петербургского университета – до ареста в 1861 году. После освобождения он сотрудничал в «Искре» (1863–1868), а с 1869 года, живя в Москве, – в юмористических журналах «Будильник», «Стрекоза», «Осколки» и др., а также в «Деле», «Женском вестнике», «Русской мысли», «Наблюдателе», «Литературной библиотеке». Стихи Пальмина при его жизни издавались неоднократно: «Сны наяву», М., 1878 (2-е изд. – 1891), Собрание новых стихотворений, М., 1881, «Цветы и змеи», СПб., 1883. Известность приобрели также переводы Пальмина (с польского – А. Мицкевича, В. Сырокомли и др.). Многие стихотворения Пальмина 1860-х годов были близки по настроению демократическим кругам русского общества. Кроме публикуемых текстов в песенниках встречаются: «Утро», «Отчего иногда пред тобою…», «Регреtuum mobile», «Червонец и пятак», «Дитя», «Современные демоны», «Она».

566. Requiem ^*

 
Не плачьте над трупами павших борцов,
  Погибших с оружьем в руках,
Не пойте над ними надгробных стихов,
  Слезой не скверните их прах.
 

 
Не нужно ни гимнов, ни слез мертвецам,
  Отдайте им лучший почет:
Шагайте без страха по мертвым телам,
  Несите их знамя вперед!
 

 
С врагом их, под знаменем тех же идей,
  Ведите их бой до конца!
Нет почести лучшей, нет тризны святей
  Для тени достойной борца!
 

<1865>

И. Ф. Федоров-Омулевский

Иннокентий Федорович Федоров (псевдоним – Омулевский) родился в 1836 году в Петропавловске на Камчатке, умер в 1883 году в Петербурге. Он учился в иркутской гимназии и был вольнослушателем юридического факультета Петербургского университета. Литературная деятельность Федорова началась на рубеже 1850–1860-х годов в «Веке», в «Искре» и других юмористических журналах. Сотрудничал он в «Современнике», «Русском слове», «Деле», «Женском вестнике», «Живописном обозрении», «Художественном журнале», «Наблюдателе» и др. Известность Федорову принес его роман «Шаг за шагом» («Светлов»; 1870). Его стихотворения вышли отдельным сборником: «Песни жизни», СПб., 1883. В поэзии Федорова ощутимо воздействие идей революционной демократии. Отношение Федорова к «родной песне» выражено в программных стихотворениях «Песня» и «Запевка». Поэту принадлежит цикл из 10 стихотворений – «Деревенские песни» (1867–1868), – написанный в фольклорном стиле, однако ни одна из этих песен в устный репертуар не вошла. В песенниках, кроме публикуемых стихотворений, встречается романс «Всё ближе клонятся к закату…». На стихи Федорова писали музыку Н. Галкин («Много птичек скрылось…»), А. Денисов («Когда в душе моей…»), К. Галковский («Сибирь») и другие малоизвестные композиторы.

567 ^*

 
Если ты странствуешь, путник,
С целью благой и высокой,
Ты посети, между прочим,
  Край мой далекий…
 

 
Там сквозь снега и морозы
Носятся мощные звуки;
Встретишь людей там, что́ терпят
  Муки за муки…
 

 
Нет там пустых истуканов,
Вздохов изнеженной груди…
Там только люди да цепи,
  Цепи да люди!
 

<1865>

568 ^*

 
Светает, товарищ!..
Работать давай!
Работы усиленной
Требует край…
 

 
Работай руками,
Работай умом,
Работай без устали
Ночью и днем!
 

 
Не думай, что труд наш
Бесследно пройдет;
Не бойся, что дум твоих
Мир не поймет…
 

 
Работай лишь с пользой
На ниве людей
Да сей только честные
Мысли на ней;
 

 
А там уж что будет,
То будет пускай…
Так ну же работать мы
Дружно давай,—
 

 
Работать руками,
Работать умом,
Работать без устали
Ночью и днем!
 

<1867>

Л. Н. Трефолев

Леонид Николаевич Трефолев родился в 1839 году в Любиме Ярославской губ., умер в 1905 году в Ярославле. По окончании гимназии (1856) он работал в редакции «Ярославских губернских ведомостей» (где появились и его первые стихи), а затем в губернской строительной и дорожной комиссии (1864–1870), продолжая быть одновременно редактором неофициальной части «Ярославских губернских ведомостей» (1866–1871), а с 1872 года – редактором «Вестника Ярославского земства». В 1860-е годы Трефолев сотрудничал в «Иллюстрированной газете», в «Дне», «Искре», а позже – в «Отечественных записках», «Деле», «Вестнике Европы», «Наблюдателе», «Русской мысли» и многих других изданиях. При жизни поэта появились его сборники: «Славянские отголоски», Ярославль, 1877; Стихотворения (1863–1894), М., 1894. В лучших произведениях Трефолева, написанных в традициях русской революционно-демократической поэзии, выражены глубокое сочувствие угнетенному народу и мечты о свободе. В своем творчестве он обращался также к народной поэзии, извлекая из «музыки народных песен» мотивы для своих стихов. Кроме публикуемых текстов в песенниках встречается «Песня о камаринском мужике» (с 1876 года), особенно распространенная в лубке.

569. Дубинушка ^*

(Картинка из бывшего-отжившего)

 
По кремнистому берегу Волги-реки,
  Надры́ваясь, идут бурлаки.
Тяжело им, на каждом шагу устают
  И «Дубинушку» тихо поют.
Хоть бы дождь оросил, хоть бы выпала тень
  В этот жаркий, безоблачный день!
Всё бы легче народу неволю терпеть,
  Всё бы легче «Дубинушку» петь.
 

 
«Ой, дубинушка, ухнем!» И ухают враз…
  Покатилися слезы из глаз.
Истомилася грудь. Лямка режет плечо…
  Надо «ухать» еще и еще!
…От Самары до Рыбинска песня одна;
  Не на радость она создана:
В ней звучит и тоска – похоронный напев,
  И бессильный, страдальческий гнев.
Это – праведный гнев на злодейку-судьбу,
  Что вступила с народом в борьбу
И велела ему под ярмом, за гроши,
  Добывать для других барыши…
 

 
«Ну, живее!» – хозяин на барке кричит
  И костями на счетах стучит…
…Сосчитай лучше ты, борода-грамотей,
  Сколько сложено русских костей
По кремнистому берегу Волги-реки,
  Нагружая твои сундуки!
 

1865

570. Ямщик ^*

 
Мы пьем, веселимся, а ты, нелюдим,
  Сидишь, как невольник, в затворе.
И чаркой и трубкой тебя наградим,
  Когда нам поведаешь горе.
 

 
Не тешит тебя колокольчик подчас,
  И девки не тешат. В печали
Два года живешь ты, приятель, у нас, —
  Веселым тебя не встречали.
 

 
«Мне горько и так, и без чарки вина,
  Немило на свете, немило!
Но дайте мне чарку; поможет она
  Сказать, что меня истомило.
 

 
Когда я на почте служил ямщиком,
  Был молод, водилась силенка.
И был я с трудом подневольным знаком,
  Замучила страшная гонка.
 

 
Скакал я и ночью, скакал я и днем;
  На водку давали мне баря,
Рублевик получим и лихо кутнем,
  И мчимся, по всем приударя.
 

 
Друзей было много. Смотритель не злой;
  Мы с ним побраталися даже.
А лошади! Свистну – помчатся стрелой…
  Держися седок в экипаже!
 

 
Эх, славно я ездил! Случалось, грехом,
  Лошадок порядком измучишь;
Зато, как невесту везешь с женихом,
  Червонец наверно получишь.
 

 
В соседнем селе полюбил я одну
  Девицу. Любил не на шутку;
Куда ни поеду, а к ней заверну,
  Чтоб вместе пробыть хоть минутку.
 

 
Раз ночью смотритель дает мне приказ:
  «Живей отвези эстафету!»
Тогда непогода стояла у нас,
  На небе ни звездочки нету.
 

 
Смотрителя тихо, сквозь зубы, браня
  И злую ямщицкую долю,
Схватил я пакет и, вскочив на коня,
  Помчался по снежному полю.
 

 
Я еду, а ветер свистит в темноте,
  Мороз подирает по коже.
Две вёрсты мелькнули, на третьей версте…
  На третьей… О господи боже!
 

 
Средь посвистов бури услышал я стон,
  И кто-то о помощи просит,
И снежными хлопьями с разных сторон
  Кого-то в сугробах заносит.
 

 
Коня понукаю, чтоб ехать спасти;
  Но, вспомнив смотрителя, трушу,
Мне кто-то шепнул: на обратном пути
  Спасешь христианскую душу.
 

 
Мне сделалось страшно. Едва я дышал,
  Дрожали от ужаса руки.
Я в рог затрубил, чтобы он заглушал
  Предсмертные слабые звуки.
 

 
И вот на рассвете я еду назад.
  По-прежнему страшно мне стало,
И, как колокольчик разбитый, не в лад,
  В груди сердце робко стучало.
 

 
Мой конь испугался пред третьей верстой
  И гриву вскосматил сердито:
Там тело лежало, холстиной простой
  Да снежным покровом покрыто.
 

 
Я снег отряхнул – и невесты моей
  Увидел потухшие очи…
Давайте вина мне, давайте скорей,
  Рассказывать дальше – нет мочи!»
 

<1868>

С. Д. Дрожжин

Спиридон Дмитриевич Дрожжин родился в 1848 году в д. Низовка Тверского уезда, умер в 1930 году там же. С двенадцатилетнего возраста жил в Петербурге и работал «мальчиком» и «половым» в гостиницах и трактирах, продавцом в табачной лавочке и книжном магазине, лакеем, служащим на табачной фабрике (в Ташкенте) и на железной дороге, а с конца 1870-х годов занимался земледельческим трудом. Тогда же он стал постоянно помещать свои стихотворения в «Игрушечке», «Семейных вечерах», «Детском чтении», «Роднике», «Слове», «Деле», «Луче», «Русском богатстве» и других изданиях. Первый сборник его стихотворений вышел в Москве в 1889 году. При жизни поэта вышли в свет 33 отдельные его книги и брошюры (включая переиздания). В «Автобиографии» (М., 1923) Дрожжина много свидетельств об интересе поэта к народным песням, которым он сознательно подражал. На тексты его писали музыку малоизвестные композиторы: С. Евсеев («Не полынь с травой-повиликою…»), В. Зиринг («Жница»), Ф. Лашек («Не с мороза травушка…», «Догорает день зарею…», «Что мне, молодцу, нужда…»), В. Бакалейников («Ах, уж я ль, млада-младенька…», «Сельская идиллия», «Ах, о чем ты, ласточка…», «Красна девица, зазноба ты моя…»), М. Ролов («Сельская идиллия», «Ах, о чем ты, ласточка…», «Любо-весело»), В. Ребиков («Ах, о чем ты, ласточка…», «Догорает день зарею…», «Жар весенних лучей…», «Ах, когда бы солнышко…», «Я для песни задушевной…»), В. Быстров («К песне»), А. Чернявский («Любо-весело», «У колодца» – вступление к поэме «Дуняша», «Красна девица, зазноба ты моя…»), Н. Сидельников («Лучинушка»), Н. Потоловский («Первая борозда»). Многие песни Дрожжина популяризовала с эстрады певица Н. В. Плевицкая («Ах, о чем ты, ласточка…», «Ах, уж я ль, млада-младенька…», «Сельская идиллия», «Любо-весело» и др.). В дореволюционных песенниках встречаются «Воля буйная», «Ох, не надобно мне ни золота…», «Горе пахаря».

571. Жница ^*

 
Ой ты, поле мое, полюшко,
Ты раздолье, поле чистое!
По тебе шумит-волнуется,
Словно море, рожь зернистая.
Скучно девице, нет моченьки
Жать серпом колосья зрелые, —
Закружилася головушка,
Разгорелось лицо белое.
Поздним вечером красавица
С милым другом распрощалася,
Он в дороженьку отправился,
Сиротой она осталася.
Вся до колоса пожатая,
Рожь к ногам ее склоняется —
А на сердце красной девицы
Грусть-тоска не унимается.
 

1871

572. Сельская идиллия ^*

(Подражание А. В. Кольцову)

 
Пришла пора весенняя,
Цветут цветы душистые,
Слетаются-сбираются
Все пташки голосистые.
Поют в полях, поют в лесах,
С куста на куст порхаючи:
Заслушалась красавица,
Про друга вспоминаючи.
 

 
Стоит, глядит задумчиво
Куда-то в даль незримую
И звонким колокольчиком
Заводит песнь любимую;
Далёко эта песенка
В родных полях разносится,
Звенит, душой согретая,
В другую душу просится.
 

 
Всё в этой песне слышится:
Любовь, глубоко скрытая,
И счастие далекое,
И горе пережитое.
Под вечер добрый молодец,
Окончив пашню черную,
Пустил коня и к девице
Пошел дорогой торною.
 

 
Никто не знал, что сделали
С красавицей девицею
Певуньи-пташки вольные
С весною-чаровницею.
А ночка, ночь весенняя
Все тайны, что проведала,
Хранить и ясну месяцу
И звездам заповедала!
 

1875

573. <Из поэмы «Дуняша»> ^*

 
Быстро тучи проносилися
Темно-синею грядой,
Избы снегом запушилися:
Был морозец молодой.
Занесла кругом метелица
Все дороги и следы…
Из колодца красна девица
Достает себе воды, —
Достает и озирается,
Молодешенька, кругом,
А водица колыхается,
Позадернутая льдом…
Постояла чернобровая,
Коромысло подняла
И свою шубейку новую
Чуть водой не залила.
Вдоль по улице, как павушка,
Красна девица идет,
А навстречу ей Иванушка
Показался из ворот;
И, взглянув ей в очи ясные,
Тихо молвил на пути:
«Бог на помощь, девка красная,
Дай мне ведра понести!»
Вдруг ведерочки дубовые
Стал Ванюша подымать
И с улыбкой чернобровую
Обнимать и целовать.
Поцелуем красна девица
Заглушила поцелуй…
Разгуляйся ты, метелица,
Ветер, в сторону подуй!..
 

1880

574. Песня ^*

 
Красна девица, зазноба ты моя!
Зазнобила добра молодца меня,
Навела печаль на белое лицо,
Истомила сердце влюбчивое.
 

 
Без тебя мне нет отрады никакой,—
Приходи же, это сердце успокой,
Разгони печаль, разлапушка моя,
Ты улыбкою приветливою!
 

 
Приходи, как станет ночка потемней
И умолкнет на опушке соловей,
Буду ждать тебя в зеленом я саду
Под душистою рябинушкою.
 

1892

С. С. Синегуб

Сергей Силыч Синегуб родился в 1851 или 1853 году, умер в 1907 году в Томске. По окончании Петербургского технологического института он недолго учительствовал в Тверской губ., занимаясь одновременно пропагандистской деятельностью. Арестованный в ноябре 1873 года за организацию рабочих кружков, Синегуб в 1878 году был осужден по «делу 193-х» и отправлен на каторгу в Сибирь. О своей революционной деятельности сам Синегуб рассказал в «Воспоминаниях чайковца». [132]132
  «Былое», 1906, № 8–10; отд. изд.: С. Синегуб, Записки чайковца, М. – Л., 1929.


[Закрыть]Стихотворения его (под псевдонимом «Вербовчанин») печатались в «Русском богатстве» и в сб. «Из-за решетки» (Женева, 1877), вошли в сборник: «С. С., Стихотворения», Ростов-на-Дону, 1906. Как поэт Синегуб принадлежал к некрасовской школе. В песенниках, кроме публикуемого текста, встречается «Она».

575. Дума ткача ^*

 
Мучит, терзает головушку бедную
  Грохот машинных колес;
Свет застилается в оченьках крупными
  Каплями пота и слез.
 

 
«Ах, да зачем же, зачем же вы льетеся,
  Горькие слезы, из глаз?
Делу – помеха; основа попортится!
  Быть мне в ответе за вас!
 

 
Нитка порвалась в основе, канальская,
  Эка, канальская снасть!
Ну, жизнь бесталанная! Сколько-то на́ душу
  Примешь мучениев, – страсть!
 

 
Кашель проклятый измаял всю грудь мою,
  Тоже болят и бока,
Спинушка, ноженьки ноют, сердечные,
  Стой целый день у станка!
 

 
Шибко измаялся нынче, – присел бы я,
  Кабы надсмотрщик ушел.
Эх, разболелися бедные ноженьки,
  Словно верст сорок прошел!..»
 

 
Взором туманным обводит он ткацкую:
  Нет ли надсмотрщика тут;
Сел бы, – торчит окаянный надсмотрщик —
  Вмиг оштрафует ведь плут!
 

 
Грохот машин, духота нестерпимая,
  В воздухе клочья хлопка́,
Маслом прогорклым воняет удушливо:
  Да, жизнь ткача нелегка!
 

 
Стал он, бедняга, понуривши голову,
  Тупо глядеть на станок.
Мечется, режет глаза наболевшие
  Бешеный точно челнок.
 

 
«Как не завидовать главному мастеру,
  Вишь, на окошке сидит!
Чай попивает, да гладит бородушку,
  Видно, душа не болит.
 

 
Ласков на вид, а взгляни-ка ты вечером:
  Станешь работу сдавать,
Он и работу бранит и ругается,
  Всё норовит браковать.
 

 
Так ведь и правит, чтоб меньше досталося
  Нашему брату ткачу.
Эх, главный мастер, хозяин, надсмотрщики,
  Жить ведь я тоже хочу!
 

 
Хвор становлюся; да что станешь делать-то,
  Нам без работы не жить —
Дома жена, старики да ребятушки,
  Подати надо платить.
 

 
Как-то жена нынче с домом справляется,
  Что нам землица-то даст?
Мало землицы; плоха она, матушка,
  Сущая, право, напасть!
 

 
Как сберегу, заработавши, денежки,
  Стану домой посылать…
Сколько за месяц-то нынче придется мне
  Денег штрафных отдавать?
 

 
Эх, кабы меньше… О господи, господи!
  Наш ты всевышний творец!
Долго ли будет житье горемычное,
  Скоро ль мученью конец?!»
 

Конец 1872 или начало 1873

А. Ф. Иванов-Классик

Алексей Федорович Иванов (псевдоним – Классик) родился в 1841 году в Ярославской губ., умер в 1894 году в Петербурге. Иванов с детства торговал в лавке отца – оброчного крестьянина. Не имея возможности посещать школу, он занимался самообразованием. Дебютировал Иванов стихотворением «На смерть Никитина» («Петербургский вестник», 1861, № 26), с 1864 года сотрудничал в «Петербургском листке», «Искре», «Иллюстрации», «Будильнике». При жизни поэта его сборники издавались неоднократно («Песня Классика», СПб., 1873; «На рассвете», СПб., 1882; Стихотворения, СПб., 1891). Как поэт Иванов в начале своей литературной деятельности следовал традициям некрасовской школы, развивая ее сатирическое направление, однако позже в его лирике зазвучали интимные мотивы и она приобрела камерный характер. В песенниках, кроме публикуемых текстов, встречаются: «Несчастный коммерсант», «Если б двести тысяч…», «Когда, женясь, начнешь влачить…», «Два восклицания», «Дедам», «О светский хлыщ, как ты хорош…», «Ах, какой прелестный…», «Без копейки за душою…», «Для ума и сердца пишу…», «Я от людей не требую участья…», «Я слышал, няня, будто папа…», «Не велику, не богату…» и др. На стихи Иванова писали музыку неизвестные композиторы, скрывавшиеся под инициалами П. Р., М. Ш., Ф. А. К., и т. п. Иванов создал цикл «Из народных песен», из которого, однако, ни одно стихотворение в устный репертуар и в песенники не вошло.

576. Поминай как звали! ^*

 
Иная личность средь людей
  Мелькнет, как светлый гений,
Блестя звездой благих идей
  И честных убеждений,
Вражда и зло слепых невежд
  Готовит ей могилу.
И ряд обманутых надежд
  Подкашивает силу.
В борьбе с неправдою людской,
  Измучившись вначале,
Она вздохнет, махнет рукой —
  И… поминай как звали!
 

 
Трудясь век свой, бедняк иной
  Работает для блага,
Но вот законною семьей
  Заводится бедняга.
Идут года, а средств и сил
  Для жизни не хватает,
Он веру в счастье погасил
  И духом упадает;
В семье раздоры, жизнь ведет
  К лишеньям да к печали.
Нужда растет… бедняк запьет —
  И… поминай как звали!
 

 
Другой безумец жить спешит
  И ловит наслажденья,
И вдруг невольно согрешит
  В минуту заблужденья.
Он честен был… невольно он
  В тот миг греху поддался,
Он уличен, он обвинен,
  Он сам во всем сознался.
В нем совесть прежняя не спит;
  Преступник он?. Едва ли!
Но год в остроге посидит —
  И… поминай как звали!
 

 
В делах коммерции гремит
  Известный туз в столицах,
А у купчины сын кряхтит
  В ежовых рукавицах.
Старик в гробу, разнуздан сын,
  Владелец капиталов,
Забыты лавки и аршин —
  Для оргий и скандалов.
К чему рвалась его душа —
  Теперь ему всё дали,
И он спустил всё до гроша,
  И… поминай как звали!
 

 
Пугают девушку стыдом
  Враги разумной воли
За то, что хочет жить трудом,
  Что ищет лучшей доли.
Перенести ей мудрено
  Всю тяжесть испытаний,
А сердце юное полно
  Таинственных желаний.
В конце концов – любви роман;
  Свиданье на шпиц-бале,
Признанье, клятвы и обман,
  И… поминай как звали!
 

 
Вот аферист, салонным львом
  Явясь средь полусвета,
Вращаясь в мире биржевом,
  Мерцает как комета.
Взирая гордым богачом,
  Дела ведет он живо,
Ему всё вздор, всё нипочем,—
  Легка ему нажива.
И миллионы богатырь
  Считая в идеале,
Мгновенно лопнет как пузырь,
  И… поминай как звали!
 

 
Кругом посмотришь, так и мы,
  Шумя, гремя словами,
К делам всеобщей кутерьмы
  Небеспричастны сами.
Мы все готовы зло клеймить,
  Сатиры – нам не в диво,
Но слово к делу применить
  Нам как-то боязливо.
Довольно с нас, что честный ход
  Мы внукам указали…
А в жизни нам один исход,
  И… поминай как звали!
 

<1873>

577. В остроге ^*

 
Звенит за стенами острога
Обычный полуночи бой,
И брякнул ружьем у порога
Вздремнувший на миг часовой.
Назло утомленному взору,
Опять сквозь решетку окна
Бросает в позорную нору
Безжизненный луч свой луна.
 

 
На пук полусгнившей соломы
Припал я, и видится мне:
Под кровлею отчего дома
Живу я в родной стороне.
Я вижу: в семье разоренной
Бывалого счастья следы,
Мне снится отец изнуренный
Под игом нежданной беды.
 

 
И образ страдалицы милый,
И горю покорная мать,
И тот, кто сгубил наши силы,
Кто мог наше счастье отнять,
Пред кем я, собой не владея,
Покончил о жизни вопрос
В тот миг, как с ножом на злодея
Преступную руку занес…
 

 
И снится, что будто встаю я
От тяжкого долгого сна,
Что в очи глядит мне, ликуя
Блаженством небесным, весна.
Но цепи со звуком упрека
С колен упадают, звеня,
И черные думы далеко,
Далеко уносят меня…
 

<1873>