Текст книги "Крутая волна"

1

Отряд наступал между гвардейским экипажем моряков и Кексгольмским полком. Сначала продвигались беспрепятственно, но вот откуда‑то сверху полоснула пулеметная очередь. Строй мгновенно рассыпался, матросы прижались к стенам домов, начали беспорядочно отстреливаться. На мостовой остался лежать только один матрос – не то убитый, не то раненый. Из подъезда ближайшего дома выбежала девушка и склонилась над ним. В ту же минуту сверху опять застрочил пулемет, но девушка даже не подняла головы, расстегивая на матросе бушлат.

– Назад! – крикнул Гордей. – Убьют же!

Но девушка не обратила внимания и на его крик. Пулемет тоже молчал. Однако едва Шумов и еще трое или четверо матросов бросились на помощь, как опять раздалась короткая очередь и одна из пуль пропела возле самого уха Гордея. Все же он успел оттащить девушку, двое подхватили раненого матроса Дроздова – только теперь Гордей узнал его – и затащили под арку дома.

– Ты что, с ума сошла?! – кричал Гордей на девушку, вталкивая ее в подъезд. Девушка была худенькой, на вид ей не больше шестнадцати. Она смотрела на Гордея большими испуганными глазами.

– Зачем вы выбежали? – смягчаясь, спросил он.

– Я в этом доме живу.

– Ну и что?

– Я увидела, как он упал, и выбежала. Хотела помочь.

– А если бы и тебя? Ведь они продолжали стрелять. Неужели не боялась?

– Боялась, – призналась девушка. – Но ведь ему надо было помочь.

В это время подбежал студент, схватил Гордея за рукав:

– Вон они где засели, видишь? К ним можно подобраться с тыла, я знаю ход. Пошли!

– Посмотри за раненым! – уже на бегу крикнул Гордей девушке.

Они прошли два двора, поднялись по лестнице до чердака, но на его двери висел большой замок. У студента и Гордея были только револьверы, сбить замок было нечем, и сколько Гордей не пытался, выдернуть запор не мог – пробой был сделан прочно, на болтах. Пришлось спуститься на этаж, постучаться в ближайшую квартиру. Им долго не отвечали, потом дверь чуть приоткрылась. Из‑за цепочки спросилиз

– Что надо?

– Топор или лом есть?

– Откуда им тут быть! – Дверь захлопнулась.

Постучали в другую квартиру. Дверь открылась тотчас же.

– Вам топор? Пожалуйста. – Женщина подала им топор и вышла на лестницу.

Двумя ударами обуха Гордей сбил замок.

На чердаке было темно, но студент уверенно вел Гордея за руку. Вот они повернули за угол, и студент предупредил:

– Теперь осторожно, они вон у того окна.

Почти тотчас застрочил пулемет, и Гордей увидел в проеме слухового окна силуэты людей. Вытащив из‑за пояса гранату, он выдернул кольцо. Чердак был низкий, размахнуться негде – зацепишь гранатой за перекрытие. Гордей опустился на колени и шепнул студенту;

– Отойди‑ка за угол.

Выждав, пока студент отойдет, размахнулся и метнул гранату к окну.

Взрывом пулемет сбросило вниз, в крыше вы– ‘ рвало большую дыру, и стал виден клочок серого неба с одинокой неяркой звездой.

Когда спустились вниз, Гордей вбежал в подъезд, где оставил девушку, ее здесь уже не было. Не было и матросов его отряда, они ушли вперед, там слышались редкие выстрелы. Гордей заглянул под арку, куда втащили раненого, но ни Дроздова, ни девушки там тоже не оказалось. А студент торопил:

– Идем быстрее, а то растеряем твоих «гор– дейцев».

Они и верно растеряли чуть не половину отряда: часть матросов ушла со 2–м Балтийским экипажем левее, часть смешалась с красногвардейцами, хотя отряд от этого не стал меньше, наоборот, вырос дочти втрое: к нему кроме красногвардейцев примкнул целый взвод Кексгольмского полка.

Исаакиевскую площадь миновали благополучно, а на подходе к Невскому опять завязалась перестрелка с засевшими в угловом доме юнкерами. Продолжалась она недолго, юнкера скоро сдались.

– Что будем с ними делать? – спросил Федоров.

– Чего с ними цацкаться? К стенке – и весь разговор, – предложил Демин.

Юнкера испугались, один из них заплакал. Пожилой красногвардеец с черной подпаленной бородой, должно быть кузнец, возразил Демину:

– Зачем об них пачкаться? Сопляки еще, по своему неразумению стреляли. Вон сопли‑то распустили, и штаны небось мокрые. Тут подвал есть, закрыть их там, пусть посидят, может, одумаются.

Так и сделали, загнали юнкеров в подвал, а дверь за неимением замка подперли валявшимся во дворе бревном.

С Дворцовой площади доносилась частая стрельба. Вдруг из‑за Николаевского моста грохнул орудийный выстрел.

– Ребята, «Аврора» стреляет! – крикнул Гордей. – Штурм Зимнего начинается. Вперед!

С криками «ура» они выскочили на Дворцовую площадь. Щелкнуло несколько винтовочных и пистолетных выстрелов, но, кто и в кого стрелял, понять было трудно. Из‑за воздвигнутых вокруг дворца баррикад уже выходили с поднятыми руками юнкера и ударницы женского батальона. Одна из них, протягивая винтовку и плача, упала перед Гордеем на колени:

– Миленький матросик, не убивай! Я больше не буду. Запутали нас…

Окружившие ударниц матросы беззлобно посмеивались:

– Ишь ты, вояка в юбке! Каким местом рань– ше‑то думала?

Матросы втолкнули в образовавшийся круг еще нескольких ударниц. От двух или трех из них попахивало вином, держались они вызывающе. Это разозлило матросов:

– Налакались, сволочи!

– Что с ними будем делать?

– А ну их… Пошли на Зимний, там правительство!

На всякий случай ударниц разоружили, винтовки сложили в кучу.

– Разворачивайтесь в цепь! – скомандовал Гордей и тут увидел среди матросов человека маленького роста в сдвинутой на затылок фетровой шляпе, с рыжими усами и бородкой, в очках. Из‑под распахнутого пальто виднелись стоячий воротник, вылезший из жилетки галстук. Гордей сразу узнал Антонова – Овсеенко.

– Ага, значит, вы тут старший, – сказал он Гордею и, прочитав надпись на ленточке бескозырки, добавил: —Из Гельсингфорса? Вовремя подошли. Простите, как ваша фамилия?

– Шумов. А я вас знаю, товарищ Антонов.

– Шумов? Петр Шумов вам не родственник?

– Родной дядя.

– Вот как! Ну что же, товарищ Шумов, собирайте своих «забияк», пойдем арестовывать Временное правительство. Товарищ Чудновский!

Высокий человек в военном, стоявший позади Антонова, отозвался:

– Слушаю.

– Ведите нас в Зимний, вы там уже бывали, дорогу знаете.

2

Оказалось, что штурмующие уже четыре раза проникали во дворец, но вынуждены были отступать. Две группы – человек около ста – были захвачены юнкерами в плен и сейчас сидели где– то в покоях Зимнего.

Ожидая и на этот раз сопротивления, наскоро наметили план атаки. Отряд разделили на две час ти: одну группу возглавил Чудновский, другую – Шумов. Его группа должна была наступать со стороны Миллионной улицы. Четверо матросов с гранатами пробрались на верхнюю галерею. Они должны были бросить гранаты на засевших во дворце юнкеров. Взрыв этих гранат – сигнал к выступлению.

Почему‑то разорвались только две гранаты. Гордей поднял свою группу и повел ее в атаку.

Но на этот раз юнкера уже не оказывали никакого сопротивления. Только наверху у пулемета еще копошился офицер, кто‑то выстрелил в него, промахнулся, однако офицер тут же поднял руки. Рядом опять оказался Антонов – Овсеенко, и Гордей спросил у него:

– Куда идти?

– Надо искать Временное правительство.

Матросы уже растекались по коридорам, комнатам и залам, пришлось их собирать. В одной из комнат навстречу им поднялся высокий человек в полувоенной форме, сердито закричал:

– Стой! Куда прете? – Поискав глазами старшего, уже спокойнее стал объяснять Антонову: – Разве вам не известно, что состоялось соглашение партий? Сейчас представители городской думы с Прокоповичем во главе идут с красными фонарями к Зимнему дворцу, чтобы прекратить его осаду…

Антонов слушать его больше не стал, спросил только:

– Где Временное правительство?

В это время откуда‑то сбоку раздалось несколько выстрелов, послышались крики:

– Здесь, здесь!

Все бросились на эти крики, однако никакого правительства там не нашли, в соседней комна те лежали раненые юнкера, должно быть, кто‑то из них и стрелял.

Пришлось возвращаться обратно, все тот же человек в полувоенной форме опять начал то‑то объяснять насчет городской думы, но Чудновский схватил его за рукав и оттолкнул к матросам;

– Арестуйте его, это генерал – губернатор Петрограда. Смотрите, чтобы не убежал.

В следующем зале полным – полно юнкеров, все вооружены винтовками и револьверами.

– Бросай оружие! – крикнул Гордей.

Но юнкера взяли оружие наизготовку. Шумов вскинул револьвер, целясь в прапорщика, однако Антонов удержал Гордея за руку:

– Подождите.

Подняв руку, Антонов направился к юнкерам. Те сразу окружили его, наперебой начали о чем‑то спрашивать. И хотя Антонов отвечал спокойно, юнкера не угрожали ему, Шумов, опасаясь за его жизнь, приказал матросам держать юнкеров на прицеле.

Переговоры продолжались минут пять – шесть, потом юнкера начали складывать оружие к ногам Антонова. Когда Гордей подошел к ним, Антонов спрашивал у прапорщика:

– Так где же Временное правительство?

– Там, – прапорщик указал направо, на дверь, ведущую в другую комнату.

За дверью тоже оказались юнкера в полной боевой форме. Этих уговаривать долго не пришлось: видя, что другие сдались, они тоже сложили оружие и освободили вход в следующий зал.

Почти весь зал занимал огромный круглый стол, за ним сидело человек двадцать – штатских и военных. Среди них Гордей сразу увидел адмирала и узнал его; это был Вердеревский, сейчас он занимал пост морского министра. То ли сказалась старая контузия, то ли так подействовало на адмирала появление матросов, но щека у него возле. самого глаза нервно задергалась.

– Что вам угодно? – сердито спросил один из сидящих за столом – тучный господин с густой, окладистой бородой. -

– А вы кто такой? – в свою очередь спросил Гордей.

– Я – заместитель министра – председателя Коновалов, а это – члены Временного правительства. – Он величественным жестом обвел застолье. – А вот кто вы и по какому праву…

Он не успел договорить, к столу подошел Антонов – Овсеенко:

– Именем Военно – революционного комитета объявляю вас арестованными.

Кажется, никого из членов Временного правительства это заявление не удивило, похоже, иного исхода они и не ожидали. Тот же Коновалов довольно спокойно, даже с достоинством ответил:

– Ну что ж, члены Временного правительства вынуждены подчиняться насилию и сдаться, чтобы избежать кровопролития.

За спиной Гордея засмеялись, и кто‑то из набившихся в зал матросов и солдат ехидно заметил:

– Ишь ты, кровопролития избегает, а сколько сами‑то крови пролили?

– Хватит, попили нашей кровушки, паразиты! – подхватил Демин.

– А сколько нашего брата побили из ружей да пулеметов!

– Это неправда! – визгливо закричал один из министров. – Вы сами напали на Зимний дворец и начали стрелять, а наша охрана только отстреливалась, защищая представителей народной власти.

– Это вы‑то народная власть? – спросил его Шумов.

Но ему мешал другой министр, он совал Гордею какие‑то документы и обиженно говорил!

– Какую же я кровушку пил, когда я сам простой рабочий. Вот видите билет? Читайте: член Совета рабочих и солдатских депутатов…

– Ладно, потом разберемся, кто рабочий, а кто нет, – сказал Антонов – Овсеенко, забирая у министра билет. – А пока надо составить протокол. Товарищ Чудновский, садитесь, пишите протокол.

Чудновскому освободили место за столом, кто– то услужливо подал бумагу.

– Но прежде чем начнем писать, предлагаю всем сдать оружие, – сказал Антонов.

Адмирал Вердеревский, военный министр генерал – лейтенант Маниковский, министр внутренних дел Никитин и еще какой‑то генерал положили на стол наганы, и Гордей собрал их. Остальные члены правительства заявили, что оружия у них нет.

– Обыскать надо, обыскать! – потребовал маленький солдат в разорванной папахе.

– Товарищи, прошу соблюдать тншину! Обыскивать не надо, – сказал Антонов и, обращаясь к членам правительства, добавил: – Я вам верю на слово. Прошу всех назвать себя.

Первым представился бородатый, хотя уже называл себя:

– Коновалов Александр Иванович, заместитель министра – председателя.

Второй назвал только фамилию:

– Салазкин, министр народного просвещения.

Опять не удержался Демин, спросил:

– Чем это вы просвещали народ российский, господин министр?

Его остановил Чудновский:

– Товарищи, прошу не мешать составлять протокол. Следующий!

– Гвоздев, министр труда. Из рабочих, вот мой билет у товарища…

– Вам же сказали, разберемся.

– Генерал – лейтенант Маниковский, как вам, должно быть, известно, военный министр.

– Уж известно! – усмехнулся Антонов.

– А со мной вы кажется, встречались в Гельсингфорсе, – сказал адмирал Вердеревский и даже слегка поклонился. Однако должность все же назвал: – Морской министр.

– Да, эта встреча для меня приятнее, чем в Гельсингфорсе. – Антонов тоже слегка поклонился, – Следующий!

– Малянтович, министр юстиции.

Опять кто‑то выкрикнулз

– Сколько наших засудил?

Антонов поднял руку:

– Тише, товарищи, не мешайте.

Но его не слушали, кто‑то по – прежнему настойчиво допытывался:

– А который тут Керенский?

– В самом деле, где Керенский? *– спросил Антонов у Коновалова, и в зале сразу воцарилась тишина.

– Он еще вчера уехал. (

– Куда?

– В Лугу, насколько мне известно. – Коновалов усмехнулся, не то с сомнением, не то довольный тем, что Керенского большевики упустили.

– Сбежал, сволочь! – горячился матрос Де – мин. – И эти убегут. Чего тут протокол писать, прикончить их– и протокола не надо!

– Верно! – поддержали Демина матросы и солдаты. – Какой еще протокол, они нас без протокола стреляли. Переколоть их всех тут, сукиных детей!

Кое‑кто уже взял винтовку наперевес, но Антонов встал и закричал:

– Товарищи! Приказываю соблюдать порядок и вести себя спокойно. Все члены Временного правительства арестованы и будут до суда заключены в Петропавловскую крепость. Никакого беззакония и насилия над ними я учинить не позволю.

Матросы опустили винтовки, но тут к Антонову подскочил солдатик в рваной папахе:

– Чего ты все разоряешься – «я» да «я»? Какое ты тут есть начальство?

– Я представитель Военно – революционного ко-.митета и прошу соблюдать порядок.

– Верно, ты помолчи, солдат. Он – выборный, мы его знаем.

Однако солдат все наседал:

– Оне вон тоже выборные, а кто их выбирал? Можа, и тебя не выбирали. Нет уж, таперя моя власть, и ты мне свои порядки тут не устанавливай.

Наверное, солдатик еще долго шумел бы, но Гордей подошел к нему, взял его под мышки, легко приподнял и отнес к противоположной стене зала. Солдат смешно болтал ногами, одна обмотка у него развязалась, он запутался в ней и сел «на пол заматывать.

Это развеселило остальных, они успокоились, и дальнейшее составление протокола прошло без задержек. Когда протокол был составлен, Чуднов– ский подал его Антонову, и тот огласил список арестованных. Кроме министров в нем оказались генерал по особым поручениям при верховном главнокомандующем Борисов, адъютант Керенского прапорщик Чистяков и помощник Коновалова по военным делам Рутенберг.

Почти обо всех этих людях Гордей слышал и сейчас с любопытством разглядывал их. Кто‑то из них держался высокомерно и независимо, кто‑то пугливо, кто‑то настороженно, но все вместе они выглядели растерянно и жалко. Гордей не испытывал к ним ни ненависти, ни сочувствия, был даже несколько разочарован тем, что правительство оказалось таким неопасным и несолидным. «И эти вот правили Россией?!» – с презрением подумал он.

– Все? – спросил Антонов.

– Меня забыли, – К столу едва просунулся толстый господин. Пока составляли протокол, он сидел на диване и бесперестанно курил.

– Кто такой?

– Терещенко, министр иностранных дел.

– Благодарю вас. Запишу последним – девятнадцатым. Теперь все?

– Кажется, все.

– Прошу одеваться.

Министры начали одеваться: одни – суетливо, другие – не торопясь. Их не подгоняли, матросы расступились, освобождая проход.

– Как же мы их доставим в крепость? – спросил Антонов у Чудновского. – Надо бы поискать их автомобили.

– Где их теперь найдешь?

Матросы зашумели:

– Чего там автомобили! Пускай пешком прогуляются, по ветерку.

– Покатались – хватит!

– Ну хорошо, хорошо, – согласился Антонов. – Так и быть, доставим их пешим порядком. Товарищ Шумов, составьте конвой, только понадежнее.

Гордей начал выстраивать вдоль прохода конвой. Отобрал только матросов своего отряда, остальные запротестовали – им тоже хотелось сопровождать в крепость Временное правительство. Особенно настаивал все тот же солдатик в рваной папахе.

– Возьми ты меня, ради христа, уж у меня оне не сбегут, я хоть и мал, да удал.

– Ну, коли удал, становись в строй, – уступил Гордей не столько потому, что поверил в уда– лость солдата, сколько стараясь загладить вину перед ним.

Строй получился длинный, даже не уместился в зале: впереди матрос, за ним арестованный, сбоку еще двое матросов, сзади опять матрос, за ним еще арестованный… Замыкал строй повеселевший от доверия солдатик.

Пока Гордей расставлял по местам арестованных и конвоиров, Антонов наказывал Чуднов– скому:

– Назначаю вас комендантом Зимнего дворца. Этот зал сейчас же опечатайте, потом здесь произведем обыск. И выставьте везде караулы, чтобы тут никто не озорничал и не растаскивал ничего. А в первую очередь пошлите нарочного в Смольный, к Ленину, с донесением, что Зимний взят. Лучше пошлите двоих.

– Есть, отправлю немедленно.

– Товарищ Шумов, у вас все готово?

– Готово.

– Тогда пошли.

Процессия двинулась к выходу.

Шли по тем же залам и комнатам, по которым добирались сюда. Но теперь можно было не спеша оглядеться, и Гордея поразило их великолепие. «Сколько же на все это денег угрохано было? – по – крестьянски хозяйственно прикинул он. – Поди, вон за одну ту золотую побрякушку заплачено столько, что город поставить можно. Неужто теперь все это наше? – И тут же одобрительно подумал о распоряжении Антонова поставить караулы: – Верно, как бы не растащили…» И пока шли к выходу внимательно следил за тем, чтобы никто из конвойных ничего не взял или не повредил. Но никто ничего не трогал, должно быть, каждый понимал, что все это теперь принадлежит им – матросам и солдатам, рабочим и крестьянам, – принадлежит не каждому в отдельности, а всем сразу, что все это их, общее. Они еще не знали, как будут им пользоваться, но уже относились к нему по – хозяйски, бережно.

Когда спускались по лестнице, маленький солдатик, ковырнув носкам ботинка выщербленную пулей мраморную ступень сказал с сожалением:

– Вот, язви те в душу, какой матерьял попортили, ему же сносу не было бы.

3

Во дворе было уже темно, с залива дул холодный осенний ветер, он гнал от адмиралтейского сквера промороженные, хрустящие листья, обрывки каких‑то бумаг, колючие крупинки снега.

У поезда скопилась огромная толпа солдат и матросов. Должно быть, кто‑то уже предупредил их, что ведут Временное правительство.

– Куда вы их ведете, товарищи?

– В Петропавловскую крепость.

– Сбегут ведь, сволочи! Керенский‑то от вас, сказывают, утек?

– Да не было тут Керенского!

Толпа напирала, строй нарушился, и Гордей боялся, как бы в этой толкотне действительно кто‑нибудь из министров не убежал.

– Товарищи, пропустите же в конце концов! – умолял он.

Его не слушали, толпа все напирала, всем хотелось посмотреть на правительство, хотя в темноте вряд ли можно было его рассмотреть. Опять послышались выкрики:

– Прикончить их тут – и баста!

– Вон тому толстопузому штыком в брюхо очень даже способно будет.

– Товарищи! Не трогайте их, мы их арестовали, а потом судить будем. Все должно быть законно, – убеждал Гордей.

– А они сами‑то закон соблюдали?

Уговоры не помогали. Тогда Гордей вышел вперед, за собой поставил человек восемь самых здоровых матросов и стал расчищать проход. Приходилось попросту расталкивать людей, кое – кому основательно перепало. Люди, хотя и неохотно, начали расступаться и уже без злобы, а огорченно говорили:

– Хотя бы разок стукнуть дали. Хоть вон того бородатого.

Наконец вскэ процессию удалось завести в узкий проход между поленницами дров, окружавшими дворец. Министры были основательно перепуганы и теперь жались поближе к охранявшим их матросам. Министр юстиции Малянтович Даже попросил Гордея:

– Позвольте мне взять вас за кушак? Так мы не потеряем друг друга.

Гордей позволил, и министр вцепился в его поясной ремень.

Однако, пока перелезали через поленницы, шесть министров потерялись. Пересчитали снова. Выяснилось, что потерялись пятеро, шестой – Терещенко – не смог самостоятельно перелезть через поленницу, пришлось ему помогать. Пока пересчитывали, опять собралась толпа, заволновалась.

– Приколоть их тут надо!

– Пятеро удрали, убегут и остальные!

Антонов старался успокоить толпу. Его тоже почти не слушали. Тут неожиданно вмешался солдат в рваной папахе, по фамилии Третьяков, которого Шумов взял в конвой.

– Чего орете? – напустился он на обступивших их людей. – Порядку не знаете? Мы их черт– те где отыскали, а вы – прико – о-ончить! Ишь какие умные выискались!

– А где вы их нашли? – миролюбиво спросил кто‑то.

– Да в самой середке дворца.

– В нас тут юнкера стреляли, а они там небось коньячок попивали, – сказал пожилой солдат. – Да еще, поди, с бабами!

– Будя болтать‑то! Ничего этого не было! – закричал на него Третьяков. И, приглядевшись к солдату, добавил: – Чегой‑то у тебя у самого нос красный? С самогону али баба по носу треснула?

Вокруг засмеялись. Обстановка как будто опять разрядилась, и Гордей поспешил двинуть процессию вперед. Однако толпа не ртставала, и кто‑то даже ухитрился дать по затылку министру путей сообщения Ливеровскому. Тот возмутился:

– Я же арестованный! А бить арестованных нельзя. Это некультурно!

Ему тут же отпарировали:

– А вшей в окопах кормить – это культурно? Вот и покормил бы сам!

И хотя больше никого из министров не трогали, теперь они предпочитали не отставать и держались поближе к конвойным.

Малянтович снова попросил:

– Позвольте, я опять за ваш кушак возьмусь.

Так, ухватившись за поясной ремень Шумова, он и шел до самого Троицкого моста.

Едва вошли на мост, как с другой стороны на него въехал броневик и начал строчить из пулемета.

– Ложись! – крикнул Третьяков, и все бросились наземь.

А пулемет все строчил и строчил. Третьяков и Демин, укрывшись за массивной тушей Терещенко, как за бруствером, начали стрелять по броневику. Щелкнуло еще несколько выстрелов. От Петропавловской крепости тоже донеслись ружейные залпы, наверное, стреляли красногвардейцы.

– Это же недоразумение! – сказал Антонов, встал и пошел навстречу броневику.

– Куда? Убьют! – кричали ему.

Но он никого не слушал, шел вперед и размахивал руками:

– Стойте! Свои!

Пулемет умолк. Антонов подошел к броневику, в нем открылась дверца, высунулся шофер. Тут подскочили остальные, начали костерить шофера в бога и в душу. Гордей поспешно восстанавливал строй, Третьяков и Демин помогали перепуганному насмерть Терещенко подняться. Кажется, никто не был ранен.

У ворот Петропавловской крепости стоял ав томобиль с отбившимися пятью министрами. Как они здесь оказались, Гордей не мог понять.

Арестованных провели в крепостной гарнизонный клуб. Это было узкое и низкое помещение с окнами по левой от входа стене. Вдоль этой стены помещались в один ряд садовые скамейки. В глубине был сделан невысокий помост, на нем стоял стол с керосиновой лампой. За столом уже сидел Антонов – Овсеенко и что‑то писал. Шумов стал рассаживать министров по скамейкам – по три человека на каждую.

Малянтович все еще старался держаться поближе к Гордею. На передней скамейке развалился Терещенко и сразу же закурил. Третьяков спросил:

– Раз они курят, значит, и нам можно?

– Кури.

Свернув козью ножку и засыпав ее табаком из зеленого кисета, солдат предложил кисет Ма– лянтовичу. Тот поблагодарил, но отказался.

– Вы, извиняюсь, кем состояли при Керенском– то? – спросил Третьяков, засовывая кисет в карман.

– Министром юстиции.

– Прокурор, стало быть?

– Нет, не прокурор. В юстицию входят не только государственные обвинители, но и суд, и адвокаты. Я, например, адвокат, то есть защитник, – вежливо пояснил Малянтович.

– Нешто и большевиков защищал? – с ехидцей спросил Третьяков.

Ответить Малянтович не успел: на помост вскочил солдат и доложил Антонову:

– Тут трех юнкеров привели. С перепугу они в наш броневик забрались и все время, пока брали Зимний, просидели в нем. Так что с ними делать?

– А вы как думаете? – спросил Антонов.

– Судить надо бы.

– За что? Мы должны быть великодушны, не надо мстить всем. Снимите с них погоны и отпустите. Как, товарищи? – спросил Антонов, обращаясь к матросам.

– Пускай идут! – дружно поддержали те.

Только сейчас Гордей вспомнил о запертых в подвале юнкерах. «Их тоже надо бы выпустить. А может, уже и выпустил кто, если не сбежали сами».

– Так и решим, – сказал Антонов. – Пока отпустим, а там видно будет. Может быть, на фронт пошлем.

– Как на фронт? – спросил Терещенко. – Вы же против войны выступали. А теперь что, сами ее продолжать будете?

– А вы бы хотели, чтобы мы так сразу кинули фронт и отдали Россию немцам? – спросил Гордей.

Терещенко грозно повернулся к нему, выпустил струйку дыма и насмешливо спросил:

– В таком случае за что же нас арестовали? Мы ведь тоже хотели вести войну до победного конца и не отдавать Россию немцам.

Теперь все министры смотрели на Шумова с любопытством, ждали, что он ответит.

– Война войне – рознь. Теперь мы будем защищать свое, социалистическое отечество.

– Это вы не свои слова говорите, – опять усмехнулся Терещенко. – Что‑то подобное говорили не то Ленин, не то Маркс. Может, вы и Маркса читали?

– Приходилось.

Терещенко удивленно вскинул брови:

– Интересно, а что думаете лично вы?

– А вот так и думаю. Да, мы наконец обрели отечество…

Терещенко пожал плечами и с сомнением сказал:

– Не знаю, не знаю. Может быть, именно вы теперь станете министром иностранных дел?

– Вполне возможно! – сказал Антонов, вставая из‑за стола. Теперь все повернулись к нему, ожидая, что он еще скажет. Но Антонов только улыбнулся, вынул расческу, не спеша причесался, положил расческу в карман и взял со стола бумагу: – Протокол готов, сейчас я его оглашу. Тех, чьи фамилии буду называть, прошу откликаться.

Зачитав протокол, Антонов предложил:

– Теперь желательно, чтобы вы его подписали. Я повторяю – желательно. Кто не хочет, может не подписывать. Все‑таки это документ исторический.

Министры один за другим стали подниматься на помост и подписывать протокол. Министр внутренних дел Никитин, подписав протокол, вынул из кармана несколько исписанных листов и протянул их Антонову:

– Это получено от Украинской Центральной рады. Теперь это уже вам придется распутывать.

– Не беспокойтесь, все распутаем. Все! Это будет интересный социальный опыт… Товарищ Благонравов, у вас все готово?

– Готово, – ответил стоявший в глубине помоста человек. – Освободили Трубецкой бастион.

– Товарищ Шумов, ведите.

Теперь уже не было необходимости выстраивать процессию, министры шли по двору толпой. Когда за ними захлопнулась тяжелая дверь бастиона, Третьяков облегченно вздохнул и сказал:

– Туды им и дорога.

Из крепости Шумов вышел вместе с Антоновым. На востоке занималась заря, она охватила уже полнеба.

– Быстро ночь пролетела, вот и утро уже, – сказал Гордей.

Антонов вскинул голову, близоруко посмотрел на небо и задумчиво произнес:

– Да, утро. Запомните его, товарищ Шумов. Это утро новой эры.