Текст книги "Чаша и Крест (СИ)"
Автор книги: Вера Семенова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)
– Мой вам привет, о Великий Магистр, – сказал тихий вкрадчивый голос, достаточно ей ненавистный, так что она сразу его узнала. – Неужели Чаша обеднела настолько, что их глава вынужден скитаться по дорогам в плаще простого странника?
– Что тебе здесь надо, Лоциус? – хрипло спроси колдун, не поднимая головы.
– Вы украли мой вопрос. Это я собирался спросить вас, что вам здесь понадобилось, милорд Скильвинг. Или Хэрд? Или Грегор? Интересно, должен ли я перечислить все ваши имена, чтобы вы соизволили ответить?
– Можешь не надеяться. Это не твое дело.
Лоций, или Лоциус, как назвал его Скильвинг, медленно вышел на свет костра, одетый подчеркнуто изысканно, в своем ярко-синем бархатном костюме, в плаще с ослепительно белой горностаевой оторочкой и сверкающими на камзоле звездами и цепями. На его фоне старая накидка с капюшоном, порванная в нескольких местах, и сапоги со сбитыми каблуками, которые Скильвинг вытянул к огню, смотрелись особенно вызывающе. Отблески огня упали на лицо Лоциуса, отражаясь красным в его прозрачных глазах, и Женевьеве показалось, что судорога особенно сильно скрутила его лицо и заставила дернуться левое плечо.
– Я сам могу постараться ответить, – сказал Лоциус – Мне кажется, что вы намерены вмешаться в дела нашего ордена и в мои.
– Плевал я на твой Орден, – мрачно ответил Скильвинг, шевеля длинной сучковатой палкой в углях. – Делайте что хотите с этим графом-самодуром и с его землями. И если новый круаханский министр передавит вас, как котят, я даже не буду радоваться. Мне будет все равно.
– О, в самом деле? Тогда зачем же вы третьи сутки торчите здесь, пугая до полусмерти местных крестьян своими блуждающими огнями?
– Тебе этого не понять, – устало ответил старый колдун.
Лоциус слегка пригнулся, и голос его перешел в шипение:
– Послушайте моего совета, Скильвинг, не переходите мне дорогу. Вы думаете, что в нашем Ордене все насколько тупо верят в силу армии и оружия, как наш Великий Магистр? У нас есть свои силы, и может быть, они не уступят вашим.
– Нашел, чем хвастаться. Я знаю, что ты пытаешься пользоваться заклинаниями из Черной книги. Так их следы у тебя на лице, а до настоящей силы тебе еще очень далеко.
Черты Лоциуса снова исказились, и он что-то закричал тонким изменившимся голосом, выставив руку в сторону Скильвинга. Красный костер неожиданно полыхнул высоким языком белого пламени, но Скильвинг даже не пошевелился. Женевьева, сидящая на корточках за кустами, вдруг почувствовала, как у нее сдавило голову словно обручем, и перед глазами поплыли круги. Только через несколько минут она пришла в себя и отдышалась.
– …не устал? – донесся до нее голос Скильвинга. – А то можешь попробовать еще.
Лоциус тяжело дышал, и тонкие струйки пота бежали по его лбу. Но неожиданно он усмехнулся – страшно было видеть такую улыбку на правильном, словно фарфоровом лице.
– Подождите еще, – прошептал он, обращаясь неизвестно к кому. – Я ни перед чем не остановлюсь.
– Ты хочешь стать Великим Магистром вместо Ронана?
– Мне не нужна власть над домами, кораблями и телами людей. Мне нужна власть над душами. Я не понимаю тебя, старый колдун, неужели ты не хочешь того же? Самое высокое искусство на этой земле – это искусство интриги, умение сталкивать людей между собой, чтобы они выполняли твою волю, даже не подозревая этого.
– Растроган твоей откровенностью. Ваш Великий Магистр тоже в курсе главной мечты твоей жизни?
– Ронан ничего не умеет, кроме как муштровать воинов, красоваться на лошади и разъезжать на кораблях по морю. Ну и еще, – тут его глаза мстительно сузились, – соблазнять некоторых женщин.
Женевьева отчетливо увидела, как вздрогнули плечи Скильвинга.
– Пошел вон, – сказал он, выпрямляясь во весь рост, и она увидела, что он был значительно выше Лоциуса. – Не испытывай мое терпение. У меня тоже есть в запасе парочка слов, которые я люблю испытывать на тех, кто меня раздражает.
– Милорд Скильвинг, – Лоциус совершил изящный придворный поклон, прижимая руку к сердцу, и голос его потек, словно патока – поверьте, что я всегда испытывал к вам безграничное уважение. В отличие от нашего достопочтенного мессира Ронана, да продлит небо его дни. Я просто хотел предложить вам заключить временное перемирие на вражеской территории. Вы не вмешиваетесь в мои дела, а я не интересуюсь вашими.
– Я не заключаю соглашений с отродьем. – холодно сказал Скильвинг. – Но я могу тебя успокоить – мне безразличны все дела, которые не касаются меня лично. Можешь пока оплести весь Ламорак своими интригами.
– В таком случае, милорд, счастливо оставаться. Бесконечно рад был насладиться беседой с вами.
– Ронан скоро приезжает? – бросил Скильвинг ему в спину.
– Вы хотите, чтобы я передал ему от вас привет? – с явной иронией спросил Лоциус.
– Если я захочу ему что-то передать, я это сделаю сам.
– Не советую, милорд. Никто не будет отрицать ваших высочайших магических способностей, но наш мессир Ронан очень ловко умеет протыкать шпагой тех, к кому неважно относится.
Скильвинг махнул рукой, изобразив на лице презрительную гримасу. Потом он несколько раз прошелся вокруг костра, опираясь на свою палку, потер руки, словно ему было холодно, и протянул их над огнем. Морщины резче обычного выступили на его лице, и закрытый навеки глаз плотно зажмурился.
– Ну выходи, Женевьева де Ламорак, – сказал он наконец, – а то совсем замерзнешь там, в своих кустах. И про меня еще будут говорить, что я мучаю маленьких девочек.
– Я тебе не маленькая девочка!
Женевьева постаралась выйти как можно эффектнее, положив руку на рукоять Гэрды и гордо вскинув голову, но от долгого сидения скорчившись ноги предательски дрожали. К тому же к вечеру в кустах действительно выступила холодная роса, от которой промокли сапоги и штаны на коленях.
– У меня на родине, – спокойно сказал Скильвинг, снова опускаясь на большое бревно, служившее ему сиденьем у костра и делая ей приглашающий жест сесть рядом, – тебя сочли бы еще достаточно маленькой.
Он вытащил из внезапно успокоившегося и ставшего совсем маленьким костерка жестяной походный чайник с длинным носиком и налил какого-то сладко пахнущего отвара в глиняную кружку.
– Выпей, согреешься, – сказал он, сам делая глоток. – Странно, что он тебя не почувствовал.
Женевьева осторожно понюхала странное питье, На вкус оно сильно отдавало какой-то непонятной, но довольно вкусной травой. Никогда в жизни она не стала бы сидеть на поваленном дереве рядом с каким-то проходимцем явно низкого происхождения, да еще принимать угощение из его рук, но с другой стороны, не могла же она отказаться попробовать настоящий колдовской напиток?
– Кто? – спросила она, уткнувшись в кружку.
– Ты ведь давно уже здесь сидишь, – утвердительно сказал Скильвинг. – Интересно, кто тебя учил подслушивать? В любом случае, разговор был не для посторонних ушей. А он тебя не учуял. Выходит, Элейна передала тебе больше, чем я думал.
– Почему же ты не прогнал меня, если не хотел, чтобы я тебя подслушивала? Ты ведь понял, что я там.
– Милая моя, – Скильвинг только покачал головой, – если у тебя сложилось обманчивое впечатление, что Лоциус – несчастный маленький обиженный на весь мир калека, который ничего не умеет, то не стоит заблуждаться. Если бы он знал, что ты услышала хотя бы слово, он убил бы тебя на месте, а потом бы уже стал разбираться, как ему обойтись в своих планах без невесты своего обожаемого Магистра.
– А тебе-то что до этого? – Женевьева опустила кружку на колени, глядя на него в упор. – Я не все поняла, но ты сказал, что тебя не интересуют ничьи дела, кроме своих собственных.
– Чистая правда, – кивнул Скильвинг.
Он снова прошелся вокруг костра, чувствуя на себе ее неотрывный любопытный взгляд. Она сидела на бревне, поджав ноги, стиснув между коленями неразлучную шпагу и обхватив себя руками за плечи. Ярко-рыжие волосы, растрепанные гораздо сильнее, чем положено благонравной девушке, к тому же еще и просватанной, вспыхивали кое-где в отблесках пламени. Глаза широко распахнулись и приобрели зеленоватый оттенок – как всегда, когда ей было что-то интересно. Сейчас, когда в ее чертах не было обычной надменности, она даже не так сильно напоминала Жоффруа.
– В каком-то смысле ты и есть мое личное дело, – сказал он. – Послушай… я хотел бы, чтобы ты внимательно выслушала то, что я тебе расскажу. У тебя своя жизнь, и ты не станешь менять ее от того, что в твой замок вдруг явился какой-то странный старик и наговорил тебе всяких историй. Но я хотел бы, чтобы ты это знала. Просто знала, и ничего больше.
Дальше он так и продолжал ходить туда-сюда по другую сторону костра, тяжело упираясь в землю своей палкой.
– Была одна девушка, – начал он медленно, собираясь с мыслями. – Она родилась далеко отсюда, в Валлене, в огромном порту на берегу теплого моря, откуда уходят в плавание почти все корабли. Родители ее умерли от черного мора, когда она была совсем маленькой, и ее взял на воспитание один человек, который жил неподалеку. В Валлене этого человека знали как лекаря и книжника, хотя у него был свой большой дом на одной из лучших улиц, и к нему часто приходили советоваться и валленский герцог, и городские старейшины, и приезжие купцы. На самом деле этот человек был Магистром одного большого и известного Ордена, но у них было не принято громко заявлять о себе. Он просто жил в Валлене, а его ученики и командоры Ордена приезжали к нему, когда нужно было решить какие-то дела.
– Почему ты говоришь о себе, как о ком-то другом? – неожиданно спросила Женевьева. – Я знаю, что ты жил в Валлене.
– Эрнегард… – пробормотал Скильвинг. – у него всегда был достаточно длинный язык.
– Ничего особенного, кстати, он мне и не рассказал, – обиженно сказала Женевьева. – А он кем был в Валлене? Ты-то должен точно это знать.
– У меня, в отличие от твоего приятеля, язык намного короче, – отрезал Скильвинг. – И уж давай я буду говорить, как считаю нужным. Когда-нибудь ты поймешь, что есть вещи, которые и так достаточно тяжело рассказывать. А если передаешь их, как произошедшие с кем-то другим – так легче. Так вот, эта девушка росла, и стало понятно, что она будет поразительной красавицей. Валленские моряки, когда видели ее в порту, говорили, что в ней есть кровь морских духов. Просто так такая красота не рождается на земле. И этот человек… он был счастлив, что она просто живет в его доме, садится с ним за стол завтракать, помогает разбирать его рукописи, учит с его помощью старинные языки, носит на поясе ключи от его подвалов. Ему ничего не было нужно от нее, потому что он понимал, что она прекрасна, как небесное существо, а он намного ее старше, почти седой, уже тогда без одного глаза.
Колдун снова остановился и надолго замолчал, уставившись в пламя. На мгновение его снова охватила непередаваемая тихая радость тех дней, когда он видел лицо Элейны, подсвеченное бликами камина, словно светившееся изнутри каким-то ровным сиянием. Когда он смотрел с балкона, как она идет с рынка, неся корзинку на согнутой руке, слегка покачивая складками широкой юбки. Когда она сидела напротив него на носу плывущей лодки, и прозрачные капли воды падали с ее вытянутых длинных пальцев. Ему казалось тогда, что вся его жизнь освещена солнцем, и он видел это сияние даже с закрытыми глазами. Солнечный луч падал там, где она проходила, и где звучал ее тихий переливающийся смех.
– Потом она сама сказала ему, что любит его. Это было в тот день, когда к ней посватался очередной жених – самый богатый купец в Валлене, которому не отказала бы ни одна женщина, просто потому, что его золота никто никогда не мог сосчитать до конца. А она сказала своему воспитателю, что хотела бы навсегда остаться с ним, и что не понимает, почему он до сих пор не предложил ей того же, что практически все валленские мужчины. Может быть, он считает ее недостаточно умной для себя?
– Это был последний счастливый день в моей жизни, – сказал Скильвинг, тяжело опускаясь на другой конец бревна.
– Почему?
– Потому что тогда я ненадолго поверил, что она может быть полностью моей. Принадлежать только мне. И я стал бояться ее потерять.
– Еще полгода мы прожили вместе. У Ордена тогда появилось много дел за пределами Валлены, ко мне часто приезжали разные люди, приглашая по разным делам в разные места. С тех пор, как Элейна появилась в моей жизни, я старался никуда не ездить. Мне не хотелось оставлять ее даже на несколько дней. Но я понимал, что неправильным было бы держать ее взаперти, питая ее воображение исключительно рассказами о всех удивительных странах и местах, которые ей никогда не суждено увидеть.
К тому же в собственном доме мне также не было покоя. Я стал невольно обращать внимание на любую мелочь – на то, как мои младшие воины заговаривали с ней, останавливая на лестнице, как пытались помочь поднести корзинку или проводить в порт на рыбный рынок. Если раньше я просто не замечал обращенных к ней взглядов, незаметных вздохов или просто обычных знаков восхищения, то теперь я стал их подсчитывать. Я устроил за ней настоящую слежку. Я стал раздражаться из-за каждого пустяка и доводить ее до слез. Но поделать с собой я ничего не мог – это было сильнее меня.
– В конце концов, теперь я понимаю, – медленно произнес Скильвинг, протягивая руки к костру, – что именно я погубил ее.
– А что ты с ней сделал?
Колдун горько усмехнулся.
– Подожди, девочка, это еще только начало истории. Я решил наконец, что путешествие развлечет ее и успокоит меня. И мы отправились на другой берег Внутреннего океана, в Эбру. Мы поехали со всей возможной пышностью, на корабле того самого богатого купца, что когда-то сватался к ней – он слишком часто пользовался моими услугами, чтобы ценить орден больше, чем прекрасные глаза и пышные волосы.
Еще в пути, в океане, когда мы проплывали мимо Эмайны – это главная крепость и резиденция Ордена Креста… – он внезапно остановился. – Кстати, знаешь ли ты что-либо об этом Ордене?
– Конечно, – степенно ответила Женевьева, с легкой гордостью. – Их Великий Магистр скоро будет моим мужем.
Странно, что в душе грядущее замужество не вызывало у нее никакой радости, скорее смутное раздражение, но перед другими она охотно демонстрировала его, как дополнительную ценность собственной личности.
Скильвинг помолчал, прикрыв здоровый глаз.
– Да, именно так я и думал. Иногда судьба просто поражает меня – насколько красивые узоры она плетет. Только вот нам от этой красоты никакой радости, лучше бы они были попроще.
– Рассказывай лучше, что было дальше, – поторопила его Женевьева.
– Мы плыли мимо Эмайны. Надо признать, что с воды она смотрится особенно великолепно – белый город, вознесенный над морем, с мощными крепостными стенами, с огромными военными кораблями, стоящими в порту. Тогда она спросила – что это за крепость? Я сказал – это столица крестоносцев, другого Ордена, с которым у нас вражда. И я видел, каким восхищением горели ее глаза, и как она, перебежав к другому борту, все провожала взглядом город на скалах.
В Эбре мы увидели уже самих крестоносцев – у них там довольно сильное командорство, и они часто, не скрываясь, проезжали отрядами по городу, все как на подбор в темно-синих камзолах и белых плащах, с суровыми и спокойными лицами. Наверно, так должны были выглядеть воины из легенд, которые она часто читала перед камином у меня в доме.
А наш орденский дом в Эбре был хоть достаточно богат и переполнен всякими диковинными вещами, но все же он скорее напоминал дом обычного торговца или богатого горожанина, а не резиденцию Ордена, правящего миром. И вечером, когда мы отдыхали на большом балконе, выходящем в сад, она спросила меня: "Разве крестоносцы настолько сильнее нас? Почему мы не можем построить себе таких городов и крепостей? Почему наши воины ездят по дорогам в простых плащах и зачастую скрывают свои настоящие имена?"
Скильвинг опять прикрыл глаза, вспоминая этот давний разговор.
"Наш Орден существует не для этого, Эли" – сказал я ей. "Нам не нужно показывать свою силу и могущество, поскольку мы не хотим, как крестоносцы, повелевать этим миром и направлять его. Мы собираем и направляем только знания. И все богатства, которые мы зачастую получаем от сильных мира сего за свои магические умения, нужны нам только для того, чтобы все больше знающих людей приходили к нам, чтобы мы могли обеспечить им достойную жизнь, чтобы строить все больше орденских лечебниц и библиотек".
"Но при этом никто о нас не знает?"
"Мне кажется, о нас и так знает слишком много народу", – сказал я. "Я предпочел бы, чтобы их было меньше".
Она ничего больше не сказала, только смотрела на закатное небо, и в ее взгляде была тоска. И когда я произнес: "И разве армии воинов и флотилии кораблей помогли мне заслужить твою любовь?", она вздрогнула и улыбнулась, но улыбка получилась очень печальной.
Через некоторое время мы вернулись в Валлену. Вроде бы все было по-прежнему, только она совсем забросила хозяйство, передав весь дом в руки служанок. Если раньше иногда она любила по вечерам стряпать что-нибудь вкусное или вышивать, то теперь я все чаще находил ее сидящей в кресле с толстыми книгами на коленях, и все эти книги были об истории орденов. Вернее, ордена, потому что изначально в мире существовал только один орден, который потом разделился на ордена Креста и Чаши. Иногда она забрасывала меня вопросами, но я видел, что она слушает только вскользь, а на самом деле полностью ушла в себя, и что творилось в этой прекрасной головке, я не мог сказать. У меня даже не было никакого повода изводить ее своей ревностью – она почти никуда не выходила и ни с кем не встречалась, но мне от этого было еще хуже. Я отчетливо чувствовал, что ее душа не со мной.
Наступил ранний февраль – время знаменитого карнавала в Валлене. Уже давно мы решили, что наша свадьба состоится именно во время карнавала. И однажды валленский герцог позвал меня во дворец и сказал, слегка смущаясь, что корабль крестоносцев подошел к гавани и спросил через лоцмана, будет ли им позволено причалить и принять участие в празднестве. Валлена была свободным городом, ее правители никогда не подчинялись крестоносцам, и вместе с тем наш Орден давно обитал в Валлене. Мы слишком многих людей спасли от черного мора, а корабли – от бури, чтобы с нашим мнением можно было не считаться.
Наверно, я был тогда чересчур беспечным и самоуверенным. Я решил, что будет только лучше, если Элейна посмотрит на крестоносцев здесь, в родном городе, где они не имеют никакой власти, а мы окружены уважением и почетом. Я сказал герцогу, что они со своими мрачными лицами вполне смогут играть роль пугала в главной мистерии, и мы посмеялись вместе. И корабль вошел в гавань.
Когда мы увидели, кто приплыл на этом корабле, мы дорого бы заплатили за то, чтобы вернуть свои слова обратно. В окружении своих воинов на берег сошел Ронан, Великий Магистр крестоносцев, признанный полководец и герой многих морских сражений. Тогда ему было тридцать лет, за его плечами вилась слава айнских походов и трех успешных войн в Ташире. Я не могу отрицать, он действительно был если не красив в полном смысле этого слова, то сила и уверенность били из него через край.
В тот злосчастный вечер мы смотрели на праздник, сидя на балконе герцогского дворца. Элейна была в узкой черной полумаске, которая совсем не скрывала ее прекрасного лица, и неудивительно, что все воины, разыгрывавшие показательные бои на площади, громко посвящали ей свои победы. Она смеялась, ей было весело впервые за несколько долгих недель, и я невольно простил крестоносцам их существование. Я сидел за ее спиной, как было положено в Валлене, и потому не видел, куда постоянно обращается ее взгляд.
Потом начались танцы, вся площадь покрылась ковром из вертящихся пар, двое моих воинов подбежали к балкону и протянули Элейне руки, приглашая на танец. Она, смеясь, быстро оглянулась на меня, увидела мой согласный кивок, легко поцеловала в щеку, соскользнула с балкона, опираясь на подставленные руки, и исчезла в толпе.
Больше я ее не видел.
Скильвинг опустил голову, разглядывая у себя под ногами угли, выкатившиеся из костра.
– Когда до утра она не пришла домой, мне не стоило большого труда и долгих расспросов узнать, что же именно случилось. Несколько человек видели ее в разных концах Валлены. Вначале она долго танцевала на площади с высоким человеком в черной маске, с волнистыми черными волосами. Потом их видели гуляющими в саду на берегу моря. И наконец, уже под утро, в порту, она садилась вместе с ним в лодку. Их сопровождало несколько человек в плащах, наброшенных наизнанку, и из под плащей были видны синие камзолы и орденские знаки. В общем-то, они даже не особенно скрывались. Лодка быстро причалила к кораблю крестоносцев, и он сразу снялся с якоря.
– А потом? – спросила Женевьева, видя, что рассказчик надолго замолчал.
– Что потом?
– Ты не отправился за ними в погоню?
– Конечно нет.
Женевьева даже чуть отодвинулась, выражая этим легкое презрение.
– Надо было вызвать его на поединок, проткнуть шпагой, и тогда она поняла бы, что ты храбрее и сильнее, – пояснила она ему, как несмышленому ребенку.
– Я не умею драться на шпагах, – сказал Скильвинг сквозь зубы.
– Тогда надо было его заколдовать, превратить в рыбу и бросить за борт!
– Он не умеет колдовать.
– Ну и что?
– Это был бы неравный бой.
Женевьева немного подумала. В принципе, она была готова с этим согласиться, но не могла успокоиться от несправедливости произошедшего.
– И что, так все и закончилось? – сказала она возмущенно. – И все?
– Почти все. До некоторого времени.
Скильвинг встал и опять прошелся вдоль костра. Уже совсем стемнело, и его фигура по другую сторону пламени казалась совсем черной.
– Я ничего не пытался о ней узнать. Но несколько месяцев назад в Валлену приехал один из корабельщиков крестоносцев. Он не из их ордена, но строил им корабли и долгое время прожил в Эмайне, а сам был родом из Валлены. Он охотно сплетничал об орденских делах, хотя я ничего и не спрашивал об этом. И из его разговоров выходило, что Ронан до сих пор не женат и никогда женат не был, более того, в Эмайне от роду не появлялось никаких прекрасных женщин вместе с Великим Магистром.
В этот вечер я поклялся, что узнаю, что с ней случилось. И если Ронан посмеялся над ней или причинил ей боль – он просто умрет на четырнадцать лет позже.
– Вот теперь уже почти все. Я надел этот плащ и эти сапоги – видишь сама по их виду, сколько мне пришлось пройти дорог. Впервые я наткнулся на их след в Тарре – маленьком портовом городе на юге Круахана. Получалось, что они высадились там, и зачем-то отправились в столицу. Я проехал всю дорогу следом за ними, и мне удалось узнать, что в нескольких милях от Круахана она неожиданно убежала от него и поехала на север одна. Я до сих пор не знаю почему. Я не знаю, что он ей сказал, что сделал. И я не успокоюсь, пока не узнаю.
Но по крайней мере, теперь я знаю, что случилось с ней. Я увидел ее портрет на стене одного из замков на севере. И я узнал, что она умерла женой какого-то местного темного дворянчика, ничего не знающего, кроме своей охоты и бесконечных дворцовых интриг с поединками.
– Замолчи! – закричала Женевьева, вскакивая на ноги. – Не смей так называть моего отца! Мне плевать, что ты колдун и умеешь останавливать ураганы! Можешь меня превратить в кого хочешь, мне все равно! Тебе просто завидно, что она стала не твоей женой! И что я родилась не от тебя!
Она наполовину выхватила Гэрду из ножен, но неожиданно повернулась и бросилась по тропинке к замку. Она бежала, хватая ртом воздух, и не понимала, что с ней происходит – лицо само стало кривиться, как от судороги, а из глаз потекли какие-то соленые капли. Раньше она никогда не плакала и очень испугалась.
Скильвинг все так же смотрел на пламя.
– К сожалению, нет, – прошептал он тихо. – Хотя… кто может сказать определенно…
Женевьева сидела у очага и водила рукой по длинной шерстке щенка, лежащего у нее на коленях. Пара гончих дремали, развалившись, у ее ног, еще несколько бродили неподалеку, подбирая упавшие на пол куски мяса.
В каминном зале громко звенели шпаги – дворяне из свиты ее отца со скуки бились друг с другом после ужина. Иногда они оглядывались в сторону Эрни, прислонившегося к стене со скрещенными на груди руками. Но с его лица не сходило выражение полнейшего равнодушия к происходящему, что лучше всего говорило о талантах фехтовальщиков.
Жоффруа так и не спустился к ужину, отчего трапеза стала еще более мрачной. Он велел подать ему еду наверх, в старый кабинет. Обычно в таких случаях отец и дочь любили подолгу сидеть вместе у огня, и Женевьева взахлеб слушала бесконечные истории о своих знаменитых предках. Но сегодня она наверх не пошла – несмотря на то, что ненавистного ей Лоция не было в замке, он отправился к границам Ламорака встречать своего патрона – и на поединки даже не смотрела, хотя раньше непременно бы вмешалась, влезла бы с советами и сама бросилась бы фехтовать с победителем.
Наконец Эрни не выдержал, пересек зал и присел рядом с Женевьевой. Она даже не подняла опущенной головы, продолжая перебирать пальцами длинные спутанные пряди шерсти.
– Вы опять ходили к нему?
Она пожала плечами, предпочитая не отвечать, но впрочем, Эрни и так прекрасно знал ответ. Вот уже какой день Женевьева появлялась только перед ужином, в промокших и заляпанных грязью сапогах. И с недавних пор в ее глазах возникло странное мечтательно-блуждающее выражение, словно она смотрела на собеседника, но видела что-то совсем другое, известное только ей.
– Не хотите ли показать им, – Эрни кивнул в сторону громко топающих каблуками воинов, – что такое настоящий поединок?
Женевьева покачала головой, отчего волосы, как всегда выбившиеся из наспех уложенной прически, упали ей на глаза. Даже ярко-медный цвет прядей казался чуть поблекшим, словно угасшим.
– Вас что-то расстроило, госпожа графиня?
Она опять помотала головой. Эрни вздохнул и поднялся, чувствуя, что толку из разговора все равно не выйдет.
– Он сказал, что я ничего не знаю. Что я… темная невежда.
Эрни удивленно обернулся.
– А что вы должны знать?
– Откуда я знаю! – крикнула Женевьева так громко, что все невольно обернулись в их сторону. – Что ему только от меня нужно!
Она вспомнила, как в очередной раз, сидя на другом конце ставшего уже достаточно знакомым ей поваленного дерева, Скильвинг сказал:
– Ты напрасно обижаешься на мои слова. Вы ведь все действительно здесь совершенно темные и ничего не знаете.
– Неправда! – возмутилась Женевьева. – Я очень много знаю.
– Вот как? Ну извини заранее, если я в тебе ошибся. Что же именно ты знаешь?
Он разглядывал ее одним глазом, наклонив голову к плечу, и в зрачке светилась явная насмешка. Уже не так уверенно она продолжила:
– Я знаю, как скакать на лошади в седле и без седла. Я знаю, как охотиться на кабана и уток. Как стрелять из арбалета. Как фехтовать – в южной и в западной манере. Как определять расстояние и погоду по звездам. Как…
– Из всех твоих знаний, – перебил ее Скильвинг, – только последнее вызывает хотя бы какое-то уважение.
– Как ты смеешь! – крикнула она, вскакивая.
– Опять собираешься позвать слуг? Или может, крикнешь собак своего отца?
Женевьева медленно села, не сводя с него глаз. В ней постепенно просыпалось какое-то странное ощущение, что этому человеку известно очень много из того, что абсолютно неизвестно ей. И дело не только в том, что он умеет заклинать железо и усмирять самых свирепых псов. Вернее, все это он умеет именно потому, что ЗНАЕТ.
– Почему ты… – спросила она хрипло, – считаешь, что я ничего не знаю?
– Потому что ни одно из твоих знаний не сделает тебя лучше, чем ты есть, – отрезал Скильвинг, – вот и все.
Ее губы печально изогнулись, и она отвернулась от Эрни. Она не могла объяснить, почему прикосновение к рукояти Гэрды не вызывает у нее прежней гордости и восторга. И почему вчера во сне она впервые увидела не яростно скачущих друг за другом по песку воинов, а высокий темный зал с уходящими в бесконечность корешками книг, и как она трогала эти книги, и они были на ощупь теплыми и в пупырышках, как человеческая кожа, и вздрагивали под ее руками от удовольствия. И почему ей показалось, что это очень хороший сон?
Эрни оставалось только развести руками. Он предвидел, что она будет меняться, и вот теперь это происходило на его глазах, но менялась она как-то странно.
Впрочем, любой, кому пришлось в жизни столкнуться со старым одноглазым колдуном, менялся довольно сильно, иногда до неузнаваемости. Уж кому, как не Эрни, было это знать.
Человек сидел на лошади, бросив поводья на луку седла, и смотрел на высокий темный холм, с одной стороны подсвеченный багровым закатом, на вершине которого пылал такой же красный магический костер. У человека было смуглое лицо с густыми, почти сросшимися на переносице бровями, резкий взгляд темных глаз и густые волнистые волосы до плеч. Следом за человеком виднелись силуэты его молчаливой свиты – не менее десяти воинов, не слишком ясно различимых в сумерках.
Человек хмурился, кусал губы и сжимал в руках роскошные вышитые перчатки с большими раструбами. Наконец он что-то пробормотал себе под нос и потащил ногу из стремени.
– Ждите здесь, – бросил он своим воинам через плечо, начиная подниматься к вершине холма по узкой тропинке между камнями.
Скильвинг все так же сидел у костра. Ночами становилось все холоднее, поэтому он накинул на голову капюшон, из-под которого виднелся только кончик горбатого носа и сверкал одинокий глаз. Услышав шорох мелких камешков под ногами идущего человека, он глубоко вздохнул и медленно поднялся во весь рост, повернувшись к нему.
– Все-таки это ты, – сказал пришедший, останавливаясь. – Я до последнего сомневался, что у тебя хватит наглости.
– Позвать тебя, Ронан? – хмыкнул Скильвинг. – Клянусь небом, долгие годы мне не было ни малейшего дела до твоей личности. К тому же я не был до конца уверен, что у тебя хватит способностей расслышать, что тебя зовут.
– Не беспокойся, – ответил Ронан, тридцать пятый Великий Магистр Ордена Креста. – У нас гораздо больше могущества, чем ты думаешь. И я с наслаждением стер бы тебя с лица земли, несчастный старый бродяга, если бы мне не было любопытно, зачем все-таки ты решился меня позвать.
Два магистра стояли напротив друг друга, разделяемые лишь маленьким стелющимся по земле пламенем. Они почти не уступали в росте один другому, несмотря на то, что Скильвинг немного горбился. Ронан был моложе, шире в плечах, и его походка выдавала опытного наездника и воина, привыкшего рубиться на двух мечах. Но если бы посторонний наблюдатель решил побиться об заклад на победителя, то ему было бы сложно сделать выбор между ними.