Текст книги "Чаша и Крест (СИ)"
Автор книги: Вера Семенова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
Он в очередной раз окинул Женевьеву длинным взглядом. Она сидела, резко выпрямившись и вздернув подбородок, с презрительным выражением глаз стального цвета, напоминающих клинок шпаги, но этот взгляд не был отталкивающим. Наоборот, необычное сочетание светло-серых глаз и ярко-медных волнистых волос, рассыпавшихся по плечам и бросающих теплый отблеск на стены даже в полумраке кареты, только притягивало к ней. И Шависсу казалось, что чем более насмешливо она щурит глаза, тем больше его к ней влечет. Он представил, как задергивает полог у ее постели и наклоняется к ней, чтобы хоть на мгновение разгладить язвительный изгиб этих полных губ, и жаркая волна поднялась по его телу, бросившись в лицо.
– Вы можете думать обо мне все, что вам заблагорассудится, графиня. Но я уверен, что никогда не найду такой, как вы. И поэтому ни одна женщина не будет мне столь желанной.
– Хм, – Женевьева задумчиво покачала головой, – и что же вы собираетесь мне предложить? Как я понимаю, если я скажу "да", в тюрьму вы меня не повезете?
– Мое поместье, о котором я вам говорил, в полудне езды от Круахана. Оно не совсем подходит для наследницы рода де Ламорак, но надеюсь, что довольно скоро я смогу предложить вам гораздо большее. Если вы скажете "да", мы обвенчаемся там сегодня же.
– Хм, – снова произнесла Женевьева, покусывая губу. Она пожалела о том, что не может по старой детской привычке обкусать ногти, но девушке, которой только что сделали предложение, это было не слишком к лицу, пусть даже предлагавший был ей совершенно безразличен. "По крайней мере, это отсрочка. Из его поместья определенно легче сбежать, чем из тюрьмы", – сказала она самой себе. "А ты представляешь, что такое замужество и с чем оно связано?" "Не переживай, при дворе Ваан Эггена я на всякое насмотрелась. Выкручусь как-нибудь". "И тебе не противно связывать имя последней из Ламораков с мелким негодяем без всяких принципов?" "А тебе не грустно через несколько минут закончить свое существование? Тогда надкусывай кольцо и счастливой дороги неизвестно куда".
Постоянная собеседница замолкла – видимо, взвешивала все аргументы, но поднять руку ко рту не торопилась. Поэтому Женевьева поспешила отвлечь ее и одновременно закрепить успех.
– Но вы ведь должны понимать, что вы мне безразличны. Вас это не смущает?
– Я уверен, что смогу со временем обратить на себя ваше внимание. Но поверьте, графиня, даже если вы будете всю жизнь презирать меня, я все равно буду счастлив оттого, что смог назвать вас своей женой.
– Исключительная самоотверженность, – пробормотала Женевьева, сумрачно усмехаясь. – Только не надейтесь, что я решила вознаградить вас за нее. Я просто выбираю самое меньшее из возможных несчастий.
– Вы не раскаетесь в этом, графиня… моя дорогая, – воскликнул Шависс, задвигавшись от полноты чувств на сиденье. – Я правильно понял… – лицо его выражало странную смесь надежды, неуверенности и торжества, – что вы согласны?
– Допустим. На некоторое время я согласна. А если вдруг я передумаю, то вы всегда сможете отвезти меня обратно в тюрьму, не правда ли?
– Я искренне надеюсь, что вы не передумаете.
– Увидим. Зависит от того, как вы будете себя вести. Развяжите мне руки, – Женевьева протянула вперед перемотанные веревкой кисти… Она была уверена, что Шависс не преминет прижаться губами к ее запястью, и заранее стиснула губы, призывая себя к терпению. "Ваан Эгген требовал от тебя гораздо большего". – "Ваан Эгген, при всех его недостатках, был достаточно благородным человеком". – "Настолько благородным, что ты бежала из его замка, забыв даже захватить свое жалование за полгода?" – "Просто ты сама была законченной дурой, ты же не будешь это отрицать? На что ты надеешься – что когда-нибудь встретишь свою вечную и великую любовь?" – "Ну так нечего ко мне цепляться сейчас. Ты прекрасно знаешь, что я принимаю ухаживания этого гвардейца только, чтобы остаться в живых". – "Почему же ты выбрала самого противного?" – "А Морган кажется тебе более приемлемым?"
Внутренний голос испуганно замолчал. Женевьева самодовольно усмехнулась, аккуратно вытягивая руку из-под губ Шависса.
– И что теперь? – сказала она.
– Теперь я буду счастлив исполнить любое ваше желание, графиня, – отозвался Шависс.
– Я хочу есть, – Женевьева растерла следы веревок на запястьях. – или вы собираетесь морить меня голодом до самого бракосочетания?
– Ну что вы, мое сердце, – Шависс отогнул занавеску, выглядывая из окна кареты. – Я как раз знаю неплохой трактир неподалеку.
– Это прекрасно, – пробормотала Женевьева, отворачиваясь.
Шависс толкнул низкую дверь трактира и гордо шагнул внутрь, и у Женевьевы не оставалось другого выбора, кроме как последовать за ним. Маячившие за спиной фигуры гвардейцев все равно не дали бы ей сбежать. Она сощурилась, пытаясь разобрать что-то внутри после уличного света, но первое время не могла ничего разглядеть, кроме низких потолков и дыма, заполнявшего все помещение – то ли от чадящего камина, то ли от трубок, которые курили многие из сидевших в зале. Прямо напротив двери располагалась стойка, за которой сидел невероятно толстый и еще более невероятно печальный трактирщик с большими грустными глазами навыкате. Увидев входящего Шависса, он вздохнул и казалось, стал еще печальнее, что было почти невозможно.
– У меня же вроде все спокойно, господин лейтенант гвардейцев, – сказал он, пытаясь подняться из-за стойки. – И вы совсем недавно приходили…
Шависс нетерпеливо махнул рукой.
– Не бойся, дурень, – великодушно заявил он, – я здесь по личному делу. Ну-ка найди для меня и для прекрасной дамы, – он посторонился и горделиво кивнул в сторону Женевьевы, – лучший столик, да принеси нам хорошего вина да поесть что-нибудь. Только слышишь, хорошего, а не той бурды, какой ты поишь весь этот сброд.
Женевьева, невольно оказавшаяся в центре внимания, в свою очередь с любопытством оглядела и трактирщика, и исцарапанную стойку, и закопченный зал, в котором – теперь она видела – люди тесно сидели и за столами, и на длинных скамьях, пили что-то из высоких кружек и то и дело разражались взрывами хохота. Гвардейцев среди них не видно, но и сбродом всю публику назвать было нельзя – кое-где попадались дворяне в довольно дорогих плащах, хотя в основном это, конечно, были купцы, мастера разных гильдий и студенты. Заведение, видно, было популярным. Некоторые при виде Шависса и сопровождающего его эскорта гвардейцев явно попритихли и уткнули носы в кружки, некоторые, особенно студенты, весело уставились на Женевьеву.
Прекрасной дамой ее в данный момент назвать было сложно – она была все в том же мужском дорожном костюме, камзол порван на плече, сапоги в трехдневной пыли и кружевной воротник далеко не первой свежести. Но волосы она, не скрываясь, распустила по плечам, и они сверкали красным золотом, слегка приглушенным в дыму и полумраке подвала. А главное, о чем она вряд ли догадывалась – поражало выражение ее лица, такого юного, но насмешливого и вызывающего. Наверно, других таких женских лиц не видели в Круахане, поэтому не удивительно, что те, у кого хватало наглости делать это в присутствии гвардейцев первого министра, пялились на нее во все глаза.
Трактирщик тоже перевел свой тоскливый взгляд на Женевьеву, но в его глазах ничего не изменилось.
– Великая честь, сударыня, – сказал он с таким выражением, будто она пришла на его похороны. – Это ужасно, но вы же сами видите, господин дейтенант, что у меня нет ни одного свободного места…
Шависс покраснел и моментально выхватил шпагу до половины из ножен.
– Ты в своем уме, старая пивная бочка? Ты осмеливаешься мне такое говорить?
– Что же я могу поделать, сударь, – не меняя выражения, уныло сказал трактирщик.
– Ты что, хочешь, чтобы я завтра закрыл твое заведение, а тебя сунул в каталажку? Давай, пошевеливайся, выгони кого-нибудь из этих бездельников и освободи нам место!
– Они же меня побьют, сударь, и правильно сделают.
Шависс задохнулся от злости и покосился в сторону Женевьевы. Она спокойно опиралась на стойку с полуулыбкой на лице. Пока что ее забавлял его бурный гнев, покрасневшее лицо и поднявшиеся усы. Она спокойно сказала:
– Бросьте скандал, де Шависс, поедем в другое место.
Но лучше бы она этого не говорила. Сама равнодушно-насмешливая ее интонация, то, как она бросила эту фразу через плечо, как она изящно и небрежно изогнула руку, положив ее на стойку – все это в очередной раз подчеркнуло пропасть между ним, мелким дворянчиком, собственной наглостью и беспринципностью выбившимся в гвардейцы, и ею, дочерью второго дворянина в Круахане после королевы. Шависс вскипел и завелся до такой степени, что уже не покраснел, а побелел, и процедил сквозь зубы.
– Я вас всех научу уважать меня! – быстро обшарив взглядом зал, он уперся в группу дворян, сидевших на одном из самых удобных мест – далеко от дымившего камина и от шумных скамей со студентами. Их было трое, они спокойно о чем-то говорили, почти не прикасаясь к стоявшим перед ними кружками с вином. – Сейчас я сам выброшу этих нахалов, а ты неси вино и еду вон к тому столику!
Шависс двинулся через зал, задевая всех своими ножнами и положив руку на эфес. Гвардейцы быстро построились и двинулись за ним – видимо, подобные ухватки своего начальника были им не впервой.
Женевьева с интересом оглянулась на трактирщика.
– Он что, часто так себя здесь ведет? – спросила она.
– Не имею чести знать вашего имени, сударыня, и опасаюсь невольно оскорбить вас утверждением, что зачастую господин дейтенант ведет себя еще хуже, особенно когда выпьет…
Женевьева сдвинула брови:
– Вы ведь не всегда содержали трактир, верно?
– Увы, сударыня, я был церемонимейстером при прошлом дворе. До того, как достославный первый министр, да пошлет ему небо долгие дни…
Женевьева перебила его:
– При прошлом или при нынешнем дворе вы приобрели привычку говорить не то, что думаете?
Трактирщик-придворный покачал головой.
– А всегда ли говорите, что думаете, вы сами, сударыня, – он запнулся, – не имею чести знать вашего имени…
– С некоторых пор я пользуюсь роскошью не скрывать своего имени, – отчеканила Женевьева. – Я Женевьева де Ламорак.
И сейчас выражение печального лица трактирщика почти не изменилось, он только грустно покачал головой.
– В таком случае осмелюсь счесть, сударыня, что вам когда-нибудь может пригодится то, что я вам предложу. Если вы когда-нибудь снова будете проезжать в этих краях, но уже без сопровождающих, которые вам не слишком по сердцу, вы всегда можете рассчитывать на бесплатный ночлег и ужин.
Женевьева перегнулась через стойку и схватила его за руку.
– Ты знал моего отца? Ты его видел при дворе?
Тут крики в зале стали настолько громкими, что невольно отвлекли ее и заставили снова посмотреть на Шависса. Обстановка вокруг него была уже напряжена до предела. Три человека, которых он пытался прогнать с места, уходить не собирались. Но реагировали на это по-разному.
Один из них, высокий и широкоплечий, с копной густых пшеничных волос, вскочил на ноги, и теперь размахивал шпагой и рычал:
– Как посмела всякая гвардейская собака нам приказывать?
Двое других остались сидеть. Второй, тонкий и миловидный юноша с удивленно приподнятыми бровями и нежным лицом, не поднимаясь с места, вертел в пальцах маленький кинжал, но было видно, что он прекрасно умеет им пользоваться. Третий сидел вполоборота и казалось даже не замечал угрожающе сомкнувшихся вокруг гвардейцев и что-то орущего Шависса.
– И что теперь будет? – спросила Женевьева у трактирщика. – Интересно, почему он именно к ним привязался?
– Будет, определенно, драка, – со своей привычной интонацией ответил трактирщик. – Поскольку эти господа не из тех, кто склонен уступать, особенно господам гвардейцам. Вы, наверно, недавно в Круахане, сударыня. У них на плащах синие ленты, значит, они из свиты господина Тревиса, а у них с гвардейцами первого министра что-то вроде войны.
Тревис – уже второй раз за день она слышала это имя. Когда-то отец упоминал его как дальнего родственника, и это было особенно интересно, учитывая, что все связанные с родом Ламораков закончили свои дни в тюрьме или на плахе.
Женевьева вскинула голову и быстро начала проталкиваться сквозь толпу к Шависсу и гвардейцам, которые как раз тянули шпаги из ножен, готовясь напасть. Она успела как раз вовремя, чтобы проскочить под рукой одного из гвардейцев и схватить за рукав Шависса, бросающегося в атаку.
– Что это вы затеяли? Немедленно прекратите! – громко крикнула она, стараясь перекричать поднявшийся шум…
Она стояла как раз между ним и его противниками, и он был вынужден с неохотой опустить шпагу.
– Не вмешивайтесь в мои дела, графиня, – уже тише сказал Шависс. – Вы сами не подозреваете, кого защищаете. Они изменники и враги его светлости.
– В чем же заключается их измена? – презрительно бросила Женевьева. – В том, что они сели за понравившийся вам столик?
Она оглянулась на этих троих. Они все уже поднялись и стояли плечом к плечу, заняв максимально удобную позу для обороны, если учесть, что на них собирались напасть человек двенадцать. Тут Женевьеву ждал неожиданный сюрприз – один из троих, великан с пшеничными волосами, оказался тем самым задирой Берси, с которым она имела счастье столкнуться в трактире по дороге в Круахан. Он смотрел на нее во все глаза, явно не зная, признаваться ли в своем знакомстве, пока второй, нежный юноша с девичьим румянцем, не подтолкнул его под локоть и что-то хитро шепнул. Тогда Берси густо покраснел и опустил взгляд.
Третий, человек с темными волосами, стоял спокойно, изучающе глядя на нее, гневно дышащего Шависса и топтавшихся у него за спиной гвардейцев. У него было абсолютно невозмутимое выражение лица, словно он пришел на великосветский раут, а не собрался драться в неравном бою. И еще Женевьеве отчего-то показалось, что основной гнев Шависса направлен на него.
– Отойдите в сторону, графиня, – сказал он, задыхаясь от злости, – и не мешайте мне покончить с этими мерзавцами.
– Только попробуйте, – холодно сказала Женевьева, подходя к нему вплотную, и добавила тише: – И я возьму обратно свое обещание. Или вы думаете, я считаю себя достойной стать женой человека, который затевает скандалы в трактирах?
Краем глаза она увидела, как трактирщик подает ей знаки, кивая на освободившийся столик – возле стены и ничуть не хуже, чем тот, на который столь неудачно предъявил претензии Шависс. Она развернулась и гордо двинулась туда, не удостоив Шависса даже взглядом, но спиной чувствуя, он совсем раздавлен и сейчас поплетется следом за ней. Она ощущала, как за ней потянулись взгляды всех троих. Ей очень хотелось обернуться, но она это сделала, только уже оказавшись возле столика.
Кольцо гвардейцев распалось. Трое, чуть расслабившись, вдвинули шпаги в ножны. Берси дергал темноволосого человека за рукав и что-то ему шептал, кивая в сторону Женевьевы. Тот увидел, что она смотрит в их сторону, и подчеркнуто безупречно поклонился, приложив руку к груди.
– Но, графиня… Моя дорогая… – забормотал Шависс, подойдя к столику. У него был настолько раздавленный вид, что он даже не сразу решился сесть. – вы же это не серьезно, правда?
Трактирщик налил ему вина, и он жадно осушил сразу полкружки одним глотком.
– Если еще раз вы посмеете устроить при мне такую безобразную сцену, я сама вернусь к Моргану, – уверенно сказал Женевьева, в свою очередь отпивая из кружки. Вино было густым и вкусным, но пожалуй, не стоило пить его сразу так много, как это сделал Шависс. А тот опрокинул кружку до дна и сразу махнул трактирщику, чтобы наливал дальше.
– Вы сами не понимаете, моя дорогая, что сделали, – сказал он наконец, стукнув опустевшей кружкой по столу. – Вы… вы сорвали мой план. Все так удачно совпало. Его светлость был бы доволен тем, что его приказы так быстро выполняются. Может быть, он сразу простил бы мне то, что я увез государственную преступницу не в тюрьму, а в свое поместье.
– По-моему, вы слишком самонадеянны…
– Э, моя дорогая, – небрежно махнул рукой Шависс, – все зависит от масштаба услуги, которую я собирался оказать его светлости монсеньору. Уверяю вас, он закрыл бы глаза на некоторые шалости верного слуги, к тому же вызванные пылкой любовью.
Он посмотрел на Женевьеву длинным страстным взглядом, правда, уже слегка затуманенным.
– Что же это за услуга?
– О, это страшная тайна, – гордо ответил Шависс, разрезая кинжалом каплуна. – Возьмите кусочек, сердце мое, вы совсем ничего не едите.
– Я уже не голодна, – задумчиво сказала Женевьева, глядя в сторону.
Теперь они сидели так, что она хорошо могла видеть столик с теми троими, которых она спасла от неминуемой драки. А может, судя по настроению Шависса, еще чего худшего. Может, он собирался их арестовать? Но за что можно просто так схватить человека без суда? Впрочем, вспомни своего отца, сказала она себе. Круахан давно превратился в место, где с человеком могут сделать все, что угодно. Но все-таки, кто они такие? Всего лишь дворяне из свиты герцога Тревиса?
Женевьева оперлась подбородком о руку, чтобы было удобнее сидеть и смотреть.
Берси и миловидного юношу ее взгляд обежал сразу, соскользнул и остановился на лице третьего. Немного длинные темные волосы, подстриженные так, чтобы не касались плеч, но лежали волной. Одна прядь иногда падает на высокий лоб. Идеальный нос с легкой горбинкой. Небольшая бородка, как носят в южных провинциях. Большие темные глаза. Его лицо поражало правильностью черт и каким-то внутренним благородством. Определенно, человек с таким лицом не мог быть ни предателем, ни изменником, чтобы там не говорил Шависс. Это лицо короля, потерявшего трон, подумала Женевьева.
Он что-то сказал Берси, усмехаясь углом рта. Потом поднял глаза и встретился взглядом с ней.
Странно, но Женевьеве показалось, будто вокруг все заволокло туманом, остался только один взгляд темных, грустных, широко расставленных глаз. Она смотрела в глаза человеку, которого не знала даже как зовут, и чувствовала себя абсолютно счастливой. Никогда в жизни она не испытывала такого безграничного покоя. Она была уверена, что знает его, знает давно, и что специально приехала в Круахан, чтобы его увидеть. Она еще совсем не знала, что такое любовь, поэтому сразу не поняла, что с ней произошло.
Между тем за другим столом также происходил знаменательный разговор:
– Клянусь честью, Ланграль, это она и есть! Помните, я вам рассказывал? Она дерется, как демон. Один прием даже я до конца не понял.
– Все это очень странно, Берси, – произнес темноволосый человек, которого Берси назвал Лангралем, – я не люблю повторяющихся случайностей.
– Интересно, что она делает с этим мерзавцем Шависсом? – протянул миловидный юноша. – Смотрите, он ее слушается беспрекословно.
– Интересная пара, Люк, – хмыкнул Ланграль. – Не завелось ли у Моргана нового оружия в виде женщин-шпионок?
– Но она же не дала меня арестовать! – возмущенно воскликнул Берси. – Она же меня спасла, и сегодня тоже! Их двенадцать человек, нас бы наверняка прикончили, или серьезно ранили!
– Берси опять влюбился, – хладнокровно констатировал маленький Люк.
– Дьявол забери, если хотите, то да! Разве она не прекрасна?
– В первую очередь она опасна.
– Чем же?
– Как опасна любая женщина, Берси. Вы что, совсем не слушали того, что я пытался вам объяснить?
– У вас не сердце, а кусок льда, Бенджамен де Ланграль. Если вы ненавидите женщин, это не значит, что все они ужасны.
– Берси, – устало сказал Ланграль, – я не питаю к женщинам ненависти, я стараюсь держаться от них подальше.
– Мой дорогой Бенджамен, – сладким голосом заметил Люк, – полагаю, что в данном случае это вряд ли выйдет. Она не сводит с вас глаз. У Берси нет никаких шансов.
– Конечно, – угрюмо буркнул Берси, – первые десять минут рядом с нашим графом у меня нет шансов. Все женщины падают в обморок от его прекрасного лица. Но потом они начинают понимать, что все их усилия бесполезны. Вот тут рядом и оказываюсь я, веселый, надежный и пылкий любовник.
– Почему-то у меня такое ощущение, – медленно произнес Ланграль, – что я ее где-то видел раньше. Только никак не вспомню где. Все это очень подозрительно. Берси, вам конечно, очень повезло, что вас не арестовали с такими письмами в руках. Я же просил вас быть осторожнее и не затевать по вашей излюбленной привычке ссоры по дороге.
– Не всем же быть такими благоразумными, как вы, – Берси мрачно заерзал на стуле, опустив глаза. – Можно подумать, что вы никогда не допускали ошибок.
– Я просто стараюсь просчитывать последствия.
– Конечно, вы вообще все всегда рассчитываете.
– Просто вам совсем незнаком голос сердца, Бенджамен де Ланграль, – нежно сказал Люк, постукивая пальцами по столу. – Вы не способны на внезапные поступки, не то что наш дорогой Берси. Он встречает в придорожном трактире дерзкого юнца – и тут же решает набить ему морду. Дерзкий юнец неожиданно превращается в прекрасную девушку – и Берси решает в нее влюбиться.
– И вы туда же, Люк? От Ланграля я другого и не ждал, но вы же пишете стихи. Неужели вы не можете меня понять?
– Ваше увлечение, Берси, – Люк еще раз обернулся, внимательно посмотрев на Женевьеву, – представляется мне несколько сомнительным. Все рыжие женщины – прирожденные ведьмы. Это вам скажет любой поэт.
– А мне на это плевать, – гордо заявил Берси, проводя рукой по усам.
– С-срдце мое, куда вы с-смотрте? – прервал ее Шависс, только что оторвавшийся от четвертой кружки вина.
– У вас развиваются галлюцинации, – с отчетливой неприязнью сказала Женевьева, – или косоглазие на почве пьянства.
– Н-нет, – Шависс замотал головой, – я все пркрасно в-вижу. Не надейтесь, что я такой н-ндлекий. Но этот с-сперник меня мало пугает.
– Вот как?
– И знаете п-почему? Потому что я не очень опсаюсь п-птенциальных пкйников. Даже если вы и с-смтрите на него сйчас с таким восторгом, это д-долго не прдлится.
– В самом деле? А почему?
К счастью, Шависс сам себя довел до такого состояния, когда его не надо было подталкивать к особой разговорчивости.
– Этот человек вызвал гнев его светлости М-моргана, – пояснил он, нашаривая пятую кружку и с трудом смыкая пальцы на ручке. – А это значит… Вы прдставляете, что это значит?
– В общем, да.
– Так что мжете попрщаться с несостоявшимся героем своего рмана. Сегодня вы его вдите первый и пследний раз. А я очень блгдарен… благодарен монсеньору. Наши с ним желания, оказывается, полностью свп… совпдают.
– Не удивительно, – Женевьева медленно выгнула руку, опустив на нее подбородок. Эта поза была максимально обманчивой – ее противникам обычно казалось, будто она пребывает в состоянии задумчивости и неуверенности, тогда как она всего лишь прикидывала, с какой стороны лучше нанести удар. – И кто же этот ужасный злодей, осмелившийся навлечь на себя неудовольствие его светлости?
– Скоро его имя будет только в памяти некоторых сообщников, да еще может, некоторое время в вашей, – Шависс сделал большой глоток и на мгновение, казалось, обрел временную ясность сознания, уставившись на Женевьеву широко открытыми и остановившимися глазами. – Его зовут Бенджамен де Ланграль.
"Почему-то я примерно так и подумала, – пробормотала Женевьева про себя. – Не слишком ли часто за один день я слышу это имя? По-моему, совпадений чересчур много".
– Мне кажется, вы излишне самонадеянны, – сказала она вслух, пожимая плечами. – Нетрудно расправляться с врагами, когда в твоем желудке несколько литров вина.
– Дргая, – Шависс протянул руку, но неуверенно опустил ее, потому что Женевьева вовремя отодвинулась вместе со стулом, а он не смог рассчитать расстояние до ее щеки, к которой пытался прикоснуться, – вы считаете, что я слишком много пью? Дмаете, мне это пмшает? Если человек… – он покосился через плечо, – пчти кждый вчер ходит во дворец герцога Тревиса одной и той же дорогой, то рано или поздно у него на пути могут встретиться нкоторые прпятствия. Вы меня понимаете?
– Прекрасно понимаю, – ответила Женевьева, сощурив глаза. На ее губах появилась улыбка, которая cмогла успокоить отуманенное сознание Шависса, но трезвого человека несомненно бы испугала. – Может, не будем в таком случае тратить время? Вам предстоит еще столько великих дел.
Она поднялась, делая приглашающий жест в сторону кареты. Она не боялась пьяных, но они вызывали у нее тягостные воспоминания. Она вспомнила, как по долгу телохранителя тащила на себе пьяного Ваан Эггена в спальню и что произошло потом.
Женевьева мстительно усмехнулась – незадачливому Шависсу придется расплачиваться не только за себя.
Старый трактирщик медленно протирал бокалы, рассматривая их на свет. Непонятно, почему сегодня он особенно долго задержался за стойкой, уже после того как разошлись все посетители. Что-то мешало ему бросить все и уйти в свою маленькую комнатку под самой крышей, где помещалась только одна узкая кровать. Но когда дверной молоток неожиданно стукнул, и он увидел входящую в трактир гостью, то понял, что именно его удерживало.
Дочь графа де Ламорак дышала так, словно ей пришлось пробежать несколько миль, но ее лицо было абсолютно безмятежным и уверенным в себе. Этого впечатления не портила даже большая кровоточащая царапина, пересекающая скулу.
– Ты имел неосторожность пообещать мне бесплатный ночлег, – заявила она с порога.
Трактирщик грустно посмотрел на нее. Потом нацедил вина из стоящей за спиной бочки и поставил кружку перед собой на стойку. Женевьева немного помедлила, но потом сделала большой глоток.
– Запирай двери, Крэсси, – сказал трактирщик, кивая слуге.
– Между прочим, – сказала Женевьева, отдышавшись, – у меня найдется чем заплатить. Но я попрошу взамен кое-каких сведений.
– Буду счастлив оказаться вам полезным, графиня.
– Покажи мне дорогу к дворцу герцога Тревиса.
– Нет ничего проще, моя госпожа, – пожал плечами трактирщик, – по сути дорога здесь одна – через Новый мост и по Хлебной площади, а там вы сразу выйдете к Монастырскому бульвару, где по правую руку и будет дворец господина Тревиса.
– Граф де Ланграль всегда ходит этой дорогой?
– Как вам сказать… Он нечасто у меня бывает, но насколько я знаю, он живет в Верхнем городе. А значит, он в любом случае пойдет туда через Новый мост.
Женевьева осторожно выдохнула и опустила глаза.
– Что ты о нем знаешь? – спросила она решительно, сводя брови в одну черту. Даже если вдруг у трактирщика и были в отношении ее какие-то сомнения, они полностью развеялись, когда он заглянул в лицо, почти полностью повторяющее Жоффруа де Ламорака.
– У меня нет никаких претензий к господину де Лангралю, – печально сказал трактирщик. – Несмотря на то, что он часто участвовал в драках в моем заведении. Но он никогда не начинал первым, а это выдает в нем истинно благородного дворянина.
– И все?
– Во все остальное я предпочитаю не вмешиваться, – трактирщик грустно покачал головой. – И вам советую держаться подальше, госпожа графиня, и в первую очередь позаботиться о себе.
Женевьева оперлась о стойку. Выражение ее лица поразило трактирщика – несмотря на грязь, следы сажи и царапины, на нем проступало ощущение какого-то отчаянного счастья.
– Как тебя зовут? – спросила она внезапно.
– Мое имя Дэри, благородная госпожа, если вам так угодно.
– Я не могу по-другому, Дэри, – удивленно произнесла Женевьева, пожимая плечами. – Можешь себе представить? Просто не могу.
А в Круахане в это время была весна, и воздух даже на тесных улочках пах сладко, потому что ветер приносил из предместий запах цветущих деревьев. И сумерки опускались на город постепенно, пока небо еще было светлым, но верным признаком наступающей ночи были спешно захлопывающиеся ставни и скрежет огромных засовов в замках. Скоро на улицах города не останется никого, кроме редко проходящих гвардейских патрулей и крадущихся теней тех, кто зарабатывает себе на хлеб по ночам.
Ланграль сидел в своей маленькой комнатке под самой крышей, полностью одетый и готовый к выходу. На столе перед ним лежала шпага, сапожный кинжал и два пистолета. Но он не торопился выходить, хотя часы уже пробили девять, и в общем ему было пора на ночное дежурство в особняк Тревиса. Он долго смотрел на танцующее пламя свечи, оплывающей в медной плошке, и лицо его было мрачным. Вот уже пять лет как он в Круахане, как постарался забыть свое прошлое, как все свои силы и ум употребил на служение своему покровителю и другу, и вроде как ему удалось создать внутри себя абсолютное холодное спокойствие, которое не прерывалось ни на минуту, даже когда ему приходилось рисковать своей жизнью. Это спокойствие досталось ему дорогой ценой, и его очень тревожило то, что оно начало давать трещину. Что-то беспокоило его – может, это дурное предчувствие? Но он слишком равнодушно относился к своей жизни, чтобы беспокоиться за нее. Беспокоится ли он за друзей? Ланграль оглянулся на храпящего за спиной на соломенном матрасе Берси, и улыбка чуть тронула уголки его губ, когда он вспомнил, как некоторое время назад драгоценный друг ввалился к нему пьяный в стельку, размахивая пустым кувшином и посылая страшные кары на головы всех женщин на свете. Люк? Тот, как всегда по ночам, наверняка читал свои стихи какой-нибудь очередной придворной красотке, судя по тому, насколько он был уклончив, когда его спросили о планах на вечер. И вряд ли стоит беспокоиться за Люка, который кидает три кинжала быстрее, чем противник достанет шпагу из ножен. Непонятно, но чем больше Ланграль смотрел на пламя, тем чаще перед его глазами всплывало лицо рыжей женщины из таверны. Это беспокойство явно было связано с ней, а так как он давно привык не думать о женщинах, это начинало его чуть-чуть раздражать.
"Где же все-таки я ее видел?" – пробормотал Ланграль сквозь зубы.
Чтобы отвлечься, он уделил особое внимание своей экипировке – особенно тщательно затянул перевязь, вместо одного кинжала взял два – один засунул за голенище сапога, а второй в рукав. Но все это время перед глазами продолжали маячить медные кудрявые волосы, спускающиеся ниже плеч.
Он был готов признать, что такие лица редко встречались в Круахане последнее время. Это лицо не принадлежало ни продажной красотке, ни светской львице. В ее выражении был вызов и какая-то бесшабашность, но вместе с тем полная открытость – удивительная вещь в Круахане, где женщины чаще всего прятали глаза, кто от страха, кто из хитрости. Она меньше всего была похожа на шпионку Моргана… и скорее всего, именно поэтому ею и была. Его светлость любит сюрпризы и контрасты.
Ланграль тряхнул головой, словно надеясь таким образом выбросить оттуда медные волосы и меняющиеся серые глаза, еще раз оглянулся на Берси, спящего безмятежным сном, дунул на свечу и прикрыл за собой дверь. Он не хотел слишком рано приходить к Тревису, когда особняк еще полон народу, но он знал, что герцог будет его ждать. Вернее, не столько его, сколько письма, зашитого в его перчатке.