Текст книги "Чаша и Крест (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

– Говорят, из-за женщины.

– Благословенная луна! Ниэнья, закрой уши, немедленно! Твоя сестра настолько глупа, что вряд ли что-то поймет, а ты не смей слушать про такие вещи!

В новейшей мифологии Рандалин мало того, что мы были сестрами, так еще она явно благоволила к Жерару-Ниэнье, предназначив ему роль любимой, а значит более тщательно охраняемой наложницы эбрийского султана. Она сама, судя по всему, выполняла роль евнуха, которому было поручено блюсти неприкосновенность двух "красавиц".

Но все-таки до чего благоразумно она поступила, скрыв половину лица под тюрбаном, бровями и стеклами. Ее губы шевелились, четко выговаривая гортанные эбрийские звуки, а лицо оставалось мертвым.

– Обвиняемый Гвендор, – снова зазвучал холодный голос Эрмода, – совершив преступление против Ордена, вы лишаетесь не только всех рангов, но и не обязаны носить орденское имя. Угодно ли вам назвать имя, данное вам при рождении, чтобы суд мог как-то именовать вас?

Гвендор опять усмехнулся и опустился на скамейку, не особенно дожидаясь разрешения магистрата.

– Мое нынешнее имя ничуть не хуже прочих. Тем более, что я сам его себе выбрал.

– Обвиняемый, вы хорошо знаете, какие преступления совершили. Когда они будут еще раз перечислены перед магистратом, вы имеете право объяснить, почему вы так поступали. Вряд ли ваши объяснения повлияют на мнение ваших судей, но у каждого должен оставаться шанс на справедлиый суд Ордена.

– То есть если я буду недостаточно красноречив, то мои шансы на справедливость крайне невелики, я правильно понял? Интересно, а если бы я был косноязычным или немым, то суд заранее можно было бы счесть несправедливым?

– Вы собираетесь пререкаться с судом? – спросил сидевший с краю старший магистр. Я даже не сразу вспомнил, как его зовут – Шерма.

– Ну что вы, мессиры, – Гвендор слегка поклонился и выразительно звякнул цепями. – Я просто собираю свое красноречие и умение убеждать. Неужели вдруг произойдет чудо, и вы поверите моим спутанным объяснениям?

Он улыбался без всякого превосходства, совершенно спокойно. Он хорошо представлял свою судьбу, и она нисколько его не пугала. В принципе он сам ее выбрал.

– А как казнят у них в Ордене? – неожиданно спросила дородная купчиха, вытягивая шею.

Я хорошо знал как. И вовремя сжал губы, чтобы не ответить.

– Говорят, что у них с момента основания Эмайны один и тот же способ, – сухо произнес один из студентов. – Человеку привязывают к ногам пушечное ядро и сбрасывают с верхней площадки у Оружейного замка.

– Какой ужас! – женщина всплеснула руками в кольцах. "Вот бы хоть одним глазом посмотреть!" – ясно читалось в ее восклицании.

– По крайней мере, недолго мучишься, – пробормотал моряк. – Море – оно милосерднее людей. Оно отпускает быстро.

– Бывший командор Круахана, – Эрмод повысил голос, чтобы перекрыть невольные смешки, шепот и гудение зала. – Вы обвиняетесь в том, что вступили в преступный сговор с враждебным нам Орденом Чаши с непонятной целью. Вы признаете это?

– Нет.

– Вы не признаете, что много раз в Круахане встречались со старшим магистром чашников, некоей Рандалин и вели с ней пространные беседы? Этому имеется множество свидетелей.

– Этого я никогда не отрицал.

– Но вы отрицаете, что пытались заключить какое-то соглашение с чашниками?

– Отрицаю, – голос Гвендора был спокоен. Он чуть-чуть поморщился, когда пошевелил руками и задел железный браслет стертым до крови запястьем. – Моя цель была понятной, и соглашение не каким-то, а вполне определенным. Я пытался заключить мир между Крестом и Чашей.

– И все из-за бабы! – неожиданно прорычал Фарейра, наклоняясь вперед и почти вскакивая на ноги.

Гвендор слегка покосился в его сторону, но только чуть приподнял уголок рта с той стороны лица, которая двигалась.

– Обвиняемый, вы сознаете, что сами усугубляете вину своим признанием? На основании чего вы решили, что имеете право действовать от имени Великого Магистра и Ордена? Вы вступили в переговоры с нашими злейшими врагами, и сами сейчас не скрываете этого.

– Мне показалось, что пора перестать называть их злейшими врагами. Это всего лишь название, не более того. Тем более что я, считаясь на тот момент преемником орденской власти, старался думать о будущем.

Он изящно и чуть иронично наклонил голову в сторону Ронана. Магистры переглянулись с неосознанным ужасом. Смертный приговор был явно подписан.

Но Ронан сидел, не шевелясь, стиснув руками подлокотники. Его лицо вместо ярко-смуглого казалось серовато-коричневым. По-моему, он даже не расслышал слов Гвендора.

– Хорошо. Вы только что признали свое первое обвинение. Будьте благоразумны, – в голосе Эрмода неожиданно прорвалась тоска, настолько странная для глашатая Великого Магистра, что я долго был уверен, будто ослышался. – Вы также обвиняетесь в том, что вместо того, чтобы поддерживать Круахан как нашего преданного союзника и укреплять власть первого министра Морелли, тайно общались с послами валленского герцога, поддерживали Валлену в ее интригах против власти в Круахане и лично способствовали созданию Валленского торгового союза, что разрушило бы нашу монополию на торговлю с Круаханом на Внутреннем океане.

– Преданность любого союзника – понятие относительное. Достаточно ли удивится почтенный магистрат, если я сообщу, кто именно являлся советником первого министра Морелли одновременно со мной?

– Мы знаем. Лоциус, – прозвучал хриплый голос Ронана. – Он и передал нам письмо о ваших действиях в Круахане.

Гвендор чуть поднял брови, и на его лице отразилось внезапное облегчение.

– Тогда мне стыдно, что в какой-то момент я плохо подумал о воинах своего командорства.

– Оно уже не ваше, – поспешно сказал Брагин со своего места.

– Другими словами, магистрат больше не считает господина Лоциуса преступником? Тогда командорство в Круахане перейдет снова в его руки, и ваши надежды, почтенный Брагин, вряд ли оправдаются.

Брагин прикусил тонкие губы.

– Его преступление, несомненно тяжелое, совершенно несоизмеримо с вашим.

– Разумеется, он всего лишь поставил под удар спокойствие и гармонию всего мира. А я посягнул на интересы Ордена – как вы их понимаете.

– Слышать подобные слова из уст командора и члена Большого Совета…

– Бывшего, – поправил Гвендор, спокойно улыбаясь. Время от времени он открыто взглядывал на Ронана, но тот сидел не шевелясь, отвернув лицо. – Бывшему ведь дозволено гораздо больше?

– Бывшему не дозволено ничего! Теперь я начинаю верить даже в те обвинения Лоциуса, которые казались самыми нелепыми. Например, в том, что вы самозванец и вообще никогда не были воином Ордена.

– У вас есть свидетельство, что я виделся со старшим магистром Ордена Чаши. У вас есть доказательства, что я рисковал имуществом нашего Ордена. Вы можете подтвердить, что я способствовал созданию Валленского торгового совета. Но доказательств всего остального у вас нет. Давайте будем говорить только о фактах.

– Если было бы нужно, – процедил Брагин, отбрасывая назад волосы, – я нашел бы эти доказательства. Но ваша судьба понятна и без них. Я просто не буду тратить время.

– Обвиняемый! – Ронан опять заговорил неожиданно, так же пряча глаза. – Магистрату все ясно. Вы имеете право на последнее слово. Мне бы очень хотелось, – его голос слегка сорвался, что было совершенно необычно для Ронана, поднимавшего в битву отряды, даже не повышая тона, – чтобы вы объяснили, зачем вы все это сделали.

Гвендор чуть слышно вздохнул. Он поднялся со скамьи, медленно, насколько позволяли кандалы, и снова приподнял уголок губ в улыбке, но теперь она уже не казалась надменной и полупрезрительной. Мне показалось, что зал на секунду перестал дышать, глядя на стоящего на краю помоста человека со страшными шрамами на лице и спокойными темными глазами. Он даже не повернул головы в сторону магистрата. Он смотрел вниз, где в первых рядах сидели младшие воины, а за ними вытягивала шеи пестрая эмайнская толпа.

– Более тысячи лет Чаша и Крест враждуют друг с другом. В семье каждого из вас по нескольку убитых в сражениях. У них меньше, потому что в их Орден берут не по рождению. Но каждый из них помнит друзей или просто чтит память известных людей своего Ордена, которые погибли от рук наших воинов. Вместе с тем у нас общая цель, и мы это признаем, только почему-то от всей души ненавидим друг друга. Покажите мне, какую пользу получает Орден, ежедневно тратя огромные деньги на новые боевые корабли и содержание крепостей. По сути, мы вооружаемся только против чашников, потому что все остальные заведомо слабее. К чему мы в результате стремимся? К сохранению знаний о мире и постепенному исправлению его, или просто к абсолютной власти над ним? Если мы уничтожим их, насколько это приблизит нас к цели – к настоящей цели? Мне показалось, что я могу что-то сделать. У меня не получилось, и за это я прошу у вас всех прощения, если я был не прав. Поверьте, я расплачусь за это до конца.

Один из студентов неожиданно вскочил на ноги и выхватив из-за пазухи измятый цветок, метнул его на сцену. Вслед за цветком полетел женский шейный платок, ленты и даже, кажется, подвязка. Мне показалось, что это или Мэй, или Тарья – видимо, у них не было под рукой ничего другого.

Рандалин тоже поднялась. Ее вставание было само по себе величественным, и высокий голос прорезал шум толпы, которую конвой оттеснял от помоста.

"Не смей на него так смотреть, Ниэнья! – воскликнула она, дергая ничего не подозревающего Жерара за плечо. – Бессовестная! Мы немедленно уходим!"

Она вцепилась в нас мертвой хваткой и поволокла к дверям, безжалостно распихивая толпу и наступая на ноги сидящим.

На нас обратилось немало любопытствующих взглядов, на мгновение отвлекшихся от помоста. Я в страхе оглянулся. Воины конвоя провожали нас равнодушно-презрительными взглядами. Но взгляда Гвендора, застывшего на краю помоста, я никогда не забуду. В его глазах был смертельный ужас – у человека, только что с легкой и открытой улыбкой признававшего свой смертельный приговор, – и неизмеримое счастье, и беспредельная тоска, и много оттенков чувства, которые я просто не мог понять.

Я еще раз обернулся. Магистры переглядывались, но никто из них не остановил нас и не позвал стражу. Мы благополучно прорезали толпу и вывалились за двери суда.

Несколько кварталов мы плелись за Рандалин, не сопротивляясь. Я был полностью парализован ужасом, который испытал, пока ковылял к двери, провожаемый взглядами всех стражников, кто был в зале, и магистров с помоста. Взгляд Ронана, вообще, казалось, сверлил мне лопатки.

Жерар, видимо, испытывал нечто подобное, судя по тому, что он хранил скромное молчание, и только за пределами второй городской стены он отцепил ткань с нижней половины лица и яростно зашипел:

– Ты совсем обезумела? А если бы нас схватили?

– Как разумно предложил ваш командор, – сквозь зубы сказала Рандалин, мерно вышагивая по мостовой, – давайте говорить только о фактах.

– По-моему, вы ведете очень рискованную игру, Рандалин, – сказал я, но так как не снял с лица занавески, подобно Жерару, у меня это вышло крайне невнятно, а повторение было бы гораздо менее эффектным. – И куда мы идем теперь?

– Если не ошибаюсь, вы хотели добыть лодку, которая может сама держаться на прибое и не разбиться, – пробормотала Рандалин. – Я собираюсь попросить именно такую.

– И где конкретно?

– Зачем вы спрашиваете, Торстейн? Вы ведь прекрасно знаете, что всего один человек в Ордене умеет изготавливать такие лодки. Я внимательно наблюдала за ним сегодня. Мне сдается, он нам не откажет.

– Вы имеете в виду Ньялля?

– Удивительно, – искренне сказала Рандалин, на секунду останавливаясь. – Человек впервые в жизни одел женское платье, но моментально приобрел умственные качества девицы из гарема.

Мы были уже настолько близко от дома Ньялля, что я замолчал, а может быть, просто не нашелся, что ей сказать. Ньялль жил в маленьком домике на сваях, вынесенных вглубь моря. Около свай внизу, где шумели волны, качалось несколько небольших лодок со свернутыми парусами. Про Ньялля ходили разные слухи, все в основном вокруг его загадочных отношений с морем, но в чем я был абсолютно уверен – рядом со своей стихией он был исключительно силен, и если бы он захотел нас уничтожить, он сделал бы это не задумываясь.

Рандалин не колеблясь прошла по мосткам – тем самым, про которые говорили, что они подламываются под нежеланными гостями, а внизу их ждет ручная акула Ньялля. Она быстро постучала и вошла в маленькую дверь, и нам ничего больше не оставалось, как идти за ней. Не знаю, какие были мотивы у Жерара – скорее всего, он просто не хотел уступать женщине, а я думал о том, что Гвендор не обрадуется, если мы бросим его Рандалин на краю опасности.

– И что могло понадобиться от меня эбрийскому евнуху?

Ньялль возник возле стены в нескольких шагах от нас. Если в зале магистрата, где любые заклинания действовали довольно скверно, его серый плащ отвлекал от него чужие взгляды, то здесь он мог скрыться от нас, как ему хочется.

– Не знаю, – сказала Рандалин честно, снимая с глаз стекла и разматывая тюрбан, – по-моему, у эбрийских евнухов с вами мало общего, равно как и со мной.

– Ах вот что мне показалось странным, – Ньялль устало усмехнулся, – а я все думал, в чем дело. Подозревал эбрийцев в использовании запретной магии. А тут все гораздо проще.

– Хорошо, если так.

– А вы что думали? Что я буду звать на помощь воинов охраны? Тогда зачем же вы пришли ко мне?

– Риск всегда остается, – Рандалин прислонилась к стене, скрестив на груди руки. На фоне объемной фигуры в огромных шароварах и сверкающей длинной жилетки ее юное лицо выглядело особенно неожиданно. – Мне кажется, мои друзья рисковали еще больше моего.

– В первую очередь они испытали немалый моральный ущерб, – хмыкнул Ньялль, скользя по нам взглядом, и я не сразу понял, что Рандалин назвала нас друзьями.

– Если вы все-таки не зовете охрану, может быть, вы согласитесь нам помочь?

– Помочь кому? Чашникам?

– Мой Орден не знает, что я здесь.

Ньялль смерил ее взглядом с ног до головы, и неопределенная улыбка возникла на его лице.

– В самом деле? Так чего же вы хотите?

– Говорят, – Рандалин помедлила, возвращая ему взгляд, – сделанные вами лодки слушаются любой волны и любого ветра.

– И вам приспичило заполучить такую лодку?

– Можете считать это моим капризом.

– Хм. – Ньялль отвернулся, глядя на море. – Я понимаю, что вы поставили на карту свою жизнь. Наверно, у каждого из вас есть для этого причины. Теперь вы приходите ко мне и требуете того же от меня.

– Упаси меня небо что-то требовать, – вырвалось у Рандалин. – Мне просто показалось, что вы единственный, кто может нам помочь.

– А вы представляете, что меня ждет точно такой же суд, как Гвендора? Я вряд ли найду в себе столько же сил, как у него.

Рандалин опустила глаза.

– Я ничего не могу возразить. Если нет – так нет.

– Ну почему же… – Ньялль сделал глубокий вдох. – Я долго думал над его словами. То, что он сказал сегодня при всех, он повторил мне много раз до этого один на один. У меня нет его смелости, и я прекрасно понимал, что ждет любого, ступившего на этот путь. Я не могу бороться с ними. Вся моя жизнь прошла в Ордене, и теперь уже поздно что-то менять. На Эмайну надвигается гибель, я чувствую это в каждой волне, которая ложится на берег. А конца Эмайны мне не пережить. Я хотел бы навсегда уйти в море, и забыть о том, что я должен что-то делать для чьего-то блага. Ты ведь можешь отпустить меня? Говорят, что некоторые из чашников это умеют.

Его глаза, обращенные на Рандалин, неожиданно наполнились светло-серым свечением.

– Я могу открыть тебе одни слова, – прошептала Рандалин. – Но в обмен.

– Ты хочешь свою лодку?

– Самую лучшую, какая у тебя есть.

Ньялль сделал несколько шагов вперед, и странно было видеть почти детское, растерянно-счастливое выражение на его покрытом морщинами лице. Зато Рандалин стиснула губы до тонкой полоски и моментально прибавила себе не менее восьми-десяти лет.

– Ну тогда пойдем, – медленно произнес Ньялль.

– Может, ты лучше попросишь что-то еще?

– Я прошу то, что для меня представляет наивысшую ценность.

– Ты этого действительно хочешь?

– Я должен был родиться среди чашников, – пробормотал Ньялль.

Рандалин и Ньялль осторожно и спокойно, как равные, пошли вглубь дома, к открытой двери, сквозь которую виднелись стоящие у причала лодки и мерно плещущая пеной волна. Они двигались по причалу, даже ни разу не обернувшись в нашу сторону.

Рандалин несколько раз пыталась подойти к какой-то из лодок, но Ньялль все время шел дальше. Наконец он выбрал достаточно невзрачную, но крепкую на вид посудину.

– Ну иди, – сказал он, слегка усмехаясь. – Хочешь попробовать?

Не оглянувшись на нас, Рандалин наступила ногой на сильно закачавшееся дно лодки. Ньялль неожиданно ухватился за борт и соскользнул в темную воду.

– Ты обещала, – он вынырнул, и за бортом были только видны его пальцы и верхняя часть лица с прилипшими ко лбу волосами.

– Ты не передумал? Это необратимо, как мне говорили.

– Давай, – Ньялль окунулся и вынырнул в нескольких сантиметрах от ее лица – мокрая голова с глазами, горящими как морские фонари.

Рандалин оттолкнула лодку от причала, проверяя, насколько она слушается волны. Несколько раз она поворачивала веслом в разные стороны, закусывая губу.

– Ты не бойся, – услышала она шепот совсем близко. – Доверься мне, а я тебе. Какие могут быть расчеты между теми, кто уходит в вечность? Не знаю как повезет тебе, но я точно не хочу возвращаться. Скажи свои слова.

– Что он от нее хочет? – прошептал Жерар. Пожалуй, это был первый раз, когда я не услышал в его голосе издевательской интонации.

Мы стояли на краю причала, вглядываясь в темноту, где на волнах вертелась лодка, за борт которой держался человек. Ветер иногда доносил до нас их слова отчетливо, а иногда они терялись в шуме волн. Странную, должно быть, мы представляли собой картину – две закутанные в женские покрывала фигуры с мужскими лицами, полными смутного ужаса. Мы чувствовали, что сейчас произойдет что-то страшное, но не могли понять, что именно.

Рандалин наклонилась вперед и произнесла несколько слов, которые мы, по счастью, не расслышали. Так что передать кому-то еще это заклинание я не смогу, и меня это несказанно радует.

Ньялль усмехнулся, поднимая лицо к небу.

– Это старый Скильвинг научил тебя таким вещам? Что же, я ему искренне признателен. Будь осторожна. Лучше всего тебе было бы сесть в мою лодку и уплыть подальше, прямо сегодня. Но ты ведь этого не сделаешь?

– Нет, – Рандалин оставила весло и наклонилась, глядя ему прямо в глаза.

– Тогда прощай, магистр чашников. Наш обмен был неравноценным – я получил от тебя гораздо больше. – Он что-то прошептал, но слова опять потерялись в волнах. – Вэлья сэла, – добавил он громко, почти торжествующим тоном, и нырнул.

Мы не сводили глаз с волны, накрывшей его голову. Долгие мгновения в воде ничего не было заметно, потом снова вынырнула темная голова. Но она не была человеческой – это была голова огромного черного тюленя.

Он горделиво фыркнул, глядя на нас выпуклыми глазами, и снова нырнул, словно демонстрируя свое великолепное сильное тело. Лодка Рандалин покачнулась, но она устояла на ногах, взмахнув веслом. Мы с Жераром дружно ухватили ее за плечи и втащили на причал.

– Что это? – спросил я с ужасом. – Что вы с ним сделали?

– Он сам это сделал, – Рандалин стиснула руками виски, и я почувствовал, что она вздрагивает. – Он попросил у меня заклинание о превращении. Это наша самая запретная магия. Он сам выбрал, кем стать. Теперь он будет духом этого моря.

Жерар в ужасе передернулся. В свете выглянувшей луны его лицо приобрело отчетливо зеленоватый оттенок.

– И что, так можно превратить кого угодно? – пробормотал он.

– Превратить никого нельзя, – серьезно сказала Рандалин. – Каждый может это сделать только сам. И нет никакой уверенности, что у него это получится – только если он действительно этого хочет.

– На всякий случай прошу запомнить, – Жерар судорожно сглотнул, постепенно приходя в себя, – я этого точно не хочу.

Через два дня мы сидели на скалах, у подножия Оружейного замка. Чудесная лодка Ньялля качалась на волнах у наших ног. На ее дне лежали мотки веревки и железные крюки, напильник, несколько сухих плащей, мешок с сухарями и тщательно закупоренная фляга с водой. Мы ждали смены ночного караула.

Жерар и Бэрд болтали ногами в воде. Мы с Рандалин сидели на камнях чуть выше. Я внимательно смотрел на небо – заранее прикидывал, как лучше двигаться по созвездиям в открытом море и сам упрекал себя за поспешность. Планировать все заранее – дурная примета в Ордене. Но я уже успел свыкнуться с мыслью, что моя жизнь не будет больше связана с Орденом.

Я покосился на Рандалин. Она в своей излюбленной манере подтянула колени к подбородку. На ее лице застыло странное выражение какого-то непонятного раздумья.

– Рэнди, – позвал я, – вас что-то беспокоит? Что-нибудь не так?

Она медленно повернула ко мне лицо, на котором светились в темноте светло-серые, широко раскрытые глаза.

– Вам никогда не приходилось считать себя предателем, Торстейн?

– Например, сейчас, – сказал я, настолько ее слова совпали с тем, что происходило в моей душе. – Я предаю интересы своего Ордена. Но не слишком жалею об этом.

– Хорошая у нас компания, – протянула Рандалин. – Такое веселое сборище предателей. Я вот, например, предаю человека, которого любила больше своей жизни. Пусть он даже сейчас мертвый, я все равно его предаю. И тоже не испытываю страшных угрызений совести по этому поводу.

Я посмотрел на нее. Она подобрала лежащий рядом камешек и бросила его в воду. Потом еще один.

– Это очень странно, Торстейн, – сказала она, уже глядя в мою сторону. – Он так похож на моего мужа, и вместе с тем не похож. Иногда мне кажется, что это Бенджамен пришел ко мне из могилы. Но он все-таки был совсем другим. Он говорил по-другому, держался по-другому, даже на лошадь садился по-другому. Получается, что я его разлюбила? Я думала, что вечная любовь существует. Выходит, что нет?

В ее голосе звучала такая искренняя печаль, что мои губы невольно разомкнулись.

– Вы ошибаетесь, Рэнди. Вечная любовь на самом деле есть.

– Почему вы так думаете?

Она снова обернулась ко мне. В ее глазах стал медленно проявляться зеленоватый оттенок, как всегда, когда ей было любопытно.

"Я считаю вас своим другом, Торстейн, – неожиданно прозвучал в моих ушах голос Гвендора. – Если она все узнает, будет нетрудно догадаться, от кого".

– …только, видимо, не всем дано ее испытать, – закончил я, сквозь зубы, так сильно мне пришлось сжать челюсти. – Получается, что это не ваш случай. Вот в хрониках, например, про основателей Ордена…

Она разочарованно отвернулась.

– Откуда мы можем знать, как все было на самом деле? Вы верите всему написанному, как истинный хронист, Торстейн.

– Потому что я сам стараюсь писать только правду.

– Интересно, что же вы в итоге напишете про меня. Или я недостойна чести стать героиней вашей хроники?

– Почему же, – сказал я искренне. – Если мы останемся в живых, я обязательно напишу хронику "О Гвендоре и Рандалин", Только в Ордене ее вряд ли напечатают. Она будет передаваться тайно, в рукописи, и скорее всего будет запрещена в орденских библиотеках.

– Вы правы, – пробормотала Рандалин, неожиданно мягко поднимаясь на ноги. – Для этого нам действительно надо остаться в живых. Эй, созерцатели! – позвала она шепотом. – Видите факел на внутренней лестнице? Караул сменяется.

– Правда, – Бэрд тоже поднялся. – Пошли.

Они с Жераром подтянули канаты, удерживающие лодку, и мы по очереди попрыгали в нее с камней. Замыкающий Бэрд потянул за канаты, развязав хитрый узел, и лодка свободно закачалась на волнах. Мы тихо двинулись вдоль скал, направляясь к отвесной стене замка.

Ньялль действительно умел все, что касалось моря. Его лодка взлетала на гребне прибоя, но мягко соскальзывала обратно, хотя обьчную посудину давно вдребезги бы разнесло волной о скалы. Рандалин сидела на руле. Я заметил, как она что-то прошептала и погладила рукой борт.

У поворота, где начиналась стена замка, наполовину вырубленная в скале, наполовину достроенная руками орденских строителей, мы чуть помедлили. Бэрд нерешительно обернулся в сторону Рандалин.

– Ну начинайте, – сказал он. – Охрана…

– Охране уже не до нас, – отрезала она. – Плывем дальше.

Действительно, мне показалось, что я слышу приглушенные голоса. На лестничной площадке в открытых оконных проемах мелькнуло несколько факелов, словно кто-то торопливо убегал. Из одного окна на мгновение вылетело нечто черное и развернуло перепончатые крылья, превратившись в большую летучую мышь. Она издала торжествующий вопль и метнулась обратно.

– В первоначальном сценарии были пчелы, – заметил Жерар, сидевший на веслах.

– Скажите спасибо, что так, – проворчала Рандалин, удерживая лодку на волне. – Уж как получилось. Теперь ваш выход на сцену.

– Давай, Торстейн, – Жерар прицепил к поясу моток веревки и вытащил два длинных крюка, один из которых перебросил мне. – Я первый, ты для страховки снизу. Вспомним ту веселую ночку в Ташире, а? Помнишь, как я заглянул в окно к тридцать пятому племяннику Гариде, и чем он там в этот момент занимался?

– Лично я тогда не подглядывал в окно, а брал крепость щтурмом, – сказал я сухо. Жерар опять принимался за свое, а так как я уже успел отдохнуть от его выходок, возвращаться к прежним мучениям не хотелось.

– И я тоже, но какое я при этом получил удовольствие! Жаль только, что я не мог к нему присоединиться – надо было лезть дальше.

– А чем он занимался? – с внезапным любопытством спросила Рандалин, подняв голову кверху – Жерар уже успел зацепиться крюком за еле заметный выступ и подтягивался дальше.

– Он считал золото, – ответил тот чуть приглушенно. – И судя по жадному блеску в глазах, чужое.

Я полз следом за Жераром, удивляясь тому, насколько ловко тот закидывает крюк и находит выемку в камне, куда поставить ноги. Вниз я старался не смотреть, хотя боязнью высоты никогда не страдал. Я и так легко мог представить, что там внизу – волны разбиваются о гладкую стену, на волнах то взлетает, то опускается легкая лодка с опущенным парусом, и из лодки за нами непрерывно следят две пары глаз. Но что нас ждет наверху, я и представить себе не мог.

Мы ползли по стене вдоль оконного проема. Вдруг Жерар случайно посмотрел в ту сторону и едва не сорвался, в последний момент зацепившись крюком. Я видел его движение и приготовился его подхватить, но потом проследил за его взглядом и похолодел, хотя поверхность стены, к которой я прижимался, была нагрета ярким летним солнцем.

На подоконнике стоял Ронан и внимательно рассматривал нас. Ветер шевелил его волосы, и появившаяся проседь была особенно хорошо заметна. На его лице ничего нельзя было прочесть, хотя обычно я сразу ощущал его гнев, который разгорался так же быстро и бурно, как костер, в которое плеснули горючей жидкости.

– Как я вижу, мой летописец пытается изменить ход истории Ордена, вместо того чтобы ее просто записывать, – произнес он тусклым голосом. – Но никогда не надо браться не за свое дело, Торстейн. Идите сюда.

Мы одновременно посмотрели вниз. Высота была достаточной, чтобы разбиться насмерть. Я был уверен, что каждый из нас счел бы это наилучшим выходом. Но мы были в связке и не знали, что предпочел бы другой. Поэтому мы медленно поползли к окну.

Ронан посторонился, наблюдая за нами, перевалившими через подоконник и поднимающимися с пола, все с тем же странным выражением лица. Потом он посмотрел вниз.

– А что вы предпочтете, миледи Рандалин? Уплывете на своей лодке или, может, все-таки тоже подниметесь?

– Разумеется, поднимусь, – Рандалин смело вскинула голову, и голос ее зазвенел. – Я нимало не сомневаюсь в вашем гостеприимстве, мой лорд Ронан. Только попросите Торстейна бросить мне веревку, чтобы я не заставляла вас ждать слишком долго.

Она покосилась на Бэрда и что-то ему сказала. В общем, было несложно догадаться, что именно, но тот упрямо мотнул головой, собираясь подниматься следом за ней.

– Послушай, Торстейн, – Жерар некоторое время разглядывал дверь кабинета, закрывшегося за Ронаном и Рандалин, и мне совсем не нравилось выражение его лица – оно обещало нам еще больше неприятностей, чем те, в которые мы уже влипли. – Если мы не подслушаем их разговор, я этого себе никогда не прощу.

– И Ронан тебе этого тоже никогда не простит, можешь быть уверен, – пробурчал Бэрд.

Мы сидели в приемной, за дверью которой находилась охрана – больше, чем когда-либо, не скрывающая своего полного вооружения. Но кандалов на нас пока не надели, и Жерар поэтому открыто томился бездействием. Он то и дело начинал бродить взад-вперед, порываясь прижаться ухом к замочной скважине.

"Я знаю несколько тайных слов, которые могу шепнуть вашему Великому Магистру", – вспомнил я. Всего лишь несколько минут назад Рандалин, ступив на подоконник и открыто глядя в глаза Ронану, сказала: "Даже если это моя последняя просьба, я прошу разговора с вами наедине".

– А разве нам есть что терять? – пожал наконец плечами измучившийся Жерар, подходя к двери.

Потом он несколько раз пытался пересказывать мне содержание разговора, но каждый раз у него это выходило по разному, и я был более чем уверен, что он сочиняет минимум половину. Поэтому я постараюсь изложить все так, как мне кажется более или менее правдоподобным.

– Что ты хотела мне сказать? – Ронан остановился у стола, глядя на Рандалин остановившимся взглядом из-под сведенных бровей. – Сейчас тебе уже не вырвать у меня очередной клятвы. Ты на моей территории, и в моих руках. Ты проиграла, магистр чашников.

– Вы меня ненавидите? – Рандалин скрестила руки на груди.

– Тебе нужен честный ответ? Да, если бы я мог кинуть в море не Гвендора, а тебя, я сделал бы это с огромным удовольствием. Но тебя и так не ждет ничего хорошего, могу обещать. Твой Скильвинг все равно не успеет примчаться к тебе на помощь.

Если бы не ты, рано или поздно Орден достиг бы небывалого процветания. Во главе со своим новым Великим Магистром, который был бы неизмеримо лучше и мудрее меня. Это ты погубила его, и я никогда тебе этого не прощу. Завтра они отнимут его у меня и у Ордена, а я ничего не смогу сделать. Но тебе я отплачу и за его смерть, и за это, – он провел рукой по седине в волосах.

Рандалин не отвела взгляда. Ее глаза чуть сузились и потемнели, как бывало обычно, когда она принимала какое-то важное решение.

– Я тоже испытываю к себе нечто похожее на ненависть. А к вам нет. Даже если вы отдадите приказ столкнуть меня со скалы, как вам хочется.