Текст книги "Чаша и Крест (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)

Всадник, скачущий по берегу реки, остановился и поднял руку к глазам, следя за падающей каретой. Потом он повернул коня и неспешно направился к месту падения. Гвардейцы наверху бесполезно размахивали руками, но сделать ничего не могли – ближайший относительно безопасный спуск вниз был не менее чем в часе езды.

Ветер шевелил волосы всадника, которые из-за частых седых прядей казались пегими. Он внимательно осмотрел карету своим единственным глазом и нахмурился.

Женевьева напрасно пыталась выбраться через отломанную дверцу. Одна рука у нее висела плетью, а она сама издавала какие-то непонятные звуки. Скильвинг в ужасе увидел, что ее движения почти в точности повторяют судороги лежащей рядом лошади.

Он бросился к ней, перевернув на спину и с силой сжал лицо в ладонях. Глаза ее были наполнены болью и безумием. Сейчас она была животным, умирающим на склоне.

"Объединение сознания", – подумал он с тоской. "Как же это у нее получилось. Она же ничего почти не умела. Небо, что же мне теперь делать!"

Он оглянулся, словно надеясь, что помощь придет откуда-то сбоку и взялся обеими руками за волосы, словно желая удержать их от вставания дыбом…

Единственное, что можно сделать в таких случаях – это перекинуть слитое сознание на какое-то другое живое существо. Это относится к запретной магии, и произносящий подобные заклинания потом несет на себе вечное проклятие. Скильвинг знал некоторых, осмелившихся когда-то сделать такие вещи, и не хотел себе подобной судьбы.

Но глядя на выгибающееся на песке тело Женевьевы, он был готов это сделать. Просто никого не было рядом. Он оценивающе посмотрел на беспорядочно мельтешащие наверху фигурки гвардейцев. Слишком далеко, не дотянуться.

В какой-то момент Скильвинг, Хэрд, Лер, Гримур, в общем, человек с пятьюдесятью именами, Великий Магистр Ордена Чаши, был готов направить заклинание на себя. Только чтобы Женевьева перестала издавать стонущие звуки и посмотрела разумными человеческими глазами. Он сам, правда, этого бы уже не увидел, но ему было безразлично.

Его спасло от последнего шага только то, что он услышал слабый стон и заметил человеческую руку, слабо цеплявшуюся за косяк двери. Из кареты пытался выбраться кто-то еще.

Скильвинг был великим магом, не слишком озабоченным судьбами обычных людей и принимавший близко к сердцу только то, что касалось лично его. Поэтому он перебросил сознание лошади на этого человека поспешно, даже не разбираясь, кто он. И только потом, внимательно посмотрев на его искаженное лицо, которое тем не менее можно было сразу узнать по портретам, висевшим в каждом доме Круахана, он задумчиво взъерошил волосы.

"Судьба – это самая страшная сила, которая существует в этом мире", – подумал он, поднимая Женевьеву на руки и неся к своей лошади. "Все наши магические развлечения – просто игры, в которые мы играем у ее дверей, ожидая, пока нас позовут".

Когда спустившиеся с обрыва гвардейцы наконец-то подбежали к развалившейся карете, возле которой лежал их повелитель, он открыл глаза, посмотрев на них жалобным взглядом и издал тихий звук. У гвардейцев, достаточно повидавших, холод прошел по спине, когда они услышали его стон. Он слишком напоминал ржание умирающей лошади.

– Позвольте, господин герцог, представить вам Рандалин, старшего воина Чаши… – Скильвинг помолчал, покосившись в сторону, – мою дочь.

Герцог Джориан был уже очень стар. Его руки, сжимавшие подлокотники кресла, слегка дрожали. Но взгляд, которым он окинул поклонившуюся девушку, был ясным и цепким.

– Везет вам, Хэрд, – сказал он, и голос его тоже был молодым и глубоким, без старческого дребезжания. – Взрослая дочь. Такая красивая, делает успехи в Ордене. Да еще и продолжение рода вам гарантировано.

Дочь Скильвинга резко выпрямилась, и ее серые глаза, не по-женски суровые, совсем потемнели.

– Мне можно уйти, отец? – спросила она сухо. – У меня сейчас занятия с Джулианом. А потом мы с ним и Санцио должны быть на верфи.

– Вы позволите, сир?

Скильвинг посмотрел на Джориана с извиняющимся выражением.

– Разумеется.

Джориан слегка нахмурился, но это был не гнев, а скорее задумчивость. Он смотрел в спину девушке, закрывающей за собой дверь. Ей очень шел орденский костюм – туго стянутый в талии камзол и обтягивающие ноги штаны из кожи, в которых так удобно лазить по мачтам и перепрыгивать с борта на борт. Ее ярко-медные волосы были коротко острижены и торчали ежиком.

Скильвинг тяжело опустился на стул.

– Она была беременна, сир. – сказал он мрачно, – и потеряла ребенка, когда упала с обрыва. Скорее всего у нее больше не будет детей.

– Прости, – отозвался Джориан. – Вечно я говорю что-то невпопад. Старею, видно.

– Да я понимаю, – Скильвинг махнул рукой. – Где Мануэль?

– Опять скачет по сцене.

Они помолчали. Сын герцога, Мануэль, давно проявлял довольно странные наклонности в отношении красивых людей своего пола. В Валлене это было нередким делом и зазорным не считалось, но от герцога ждали по крайней мере выполнения долга в отношении правильного порядка наследования. Но Мануэль, видно, питал к женщинам настолько глубокое отвращение, что не мог себя пересилить. Теперь он увлекся недавно прибывшим из Круахана молодым человеком, писавшим пьесы, и они все дни напролет пропадали в недавно построенном театре.

– Ну ладно, старый колдун, хватит плакаться друг другу о своих бедах. По крайней мере она у тебя живая и поправилась.

– Да… – медленно произнес Скильвинг, – поправилась… почти. Она выбрала себе орденское имя.

– Какое?

– Рандалин.

– Похоже, оно тебе не очень нравится. Оно что-то значит?

– В Орденских хрониках была такая пиратка, ходившая с командой головорезов на корабле. Гроза Внутреннего океана четыреста лет назад.

– Хм, – Джориан постучал пальцами по подлокотнику. – Говоришь, она строит корабли?

– Строит. И тренируется на шпагах до изнеможения. Младшие воины за ней бегают толпами. Эти вот Санцио и Джулиан – ее любимчики, но она ими помыкает как хочет.

– Я понимаю, что ты от этого не в восторге. Но Валлене орденский флот очень пригодится. Особенно если вы прижмете крестоносцев. А то наши купцы не могут пройти мимо них ни в Ташир, ни в Эбру без огромной пошлины.

– Ты, конечно, сразу мыслишь о государственной пользе.

– У меня никого нет, кроме этого города. Жизнь моя заканчивается, Хэрд, и я хотел бы успеть сделать еще что-то хорошее для него.

– А у меня никого нет, кроме нее, – Скильвинг резко поднялся. – И я не хотел бы, чтобы она рисковала жизнью.

– Ты ведь ее все равно не остановишь.

За окном послышались вопли и звон стали. Джориан удивленно приподнял бровь.

– Вот, полюбуйтесь, – Скильвинг подкатил к окну кресло, в котором сидел старый герцог.

Внизу Женевьева-Рандалин яростно сражалась с широкоплечим великаном выше ее на полторы головы, вооруженного двумя длинными шпагами. Великан рычал и подбадривал себя боевыми воплями. Рандалин проскользнула у него под рукой, едва не заставив споткнуться. На ее лице застыл торжествующий оскал. Джориан действительно залюбовался – настолько совершенно они двигались и настолько отточенными и вместе с тем неожиданными были ее выпады.

– Всю жизнь я пытаюсь отвести ее от этой дороги, – печально сказал за его спиной Скильвинг. – А теперь она снова на нее вернулась. И я боюсь, что навсегда.

– Кто знает? – Джориан покачал головой. – Не мешай ей, Хэрд. Это ее способ выжить в том мире, где она оказалась.

– Интересно, ты говоришь так потому, что хочешь утешить меня своей мудростью? Или просто хочешь получить свой флот и полководца, которому нечего терять?

– Конечно, второе. – Джориан печально усмехнулся. – А что еще можно ждать от правителя Валлены?

Часть девятая

Валлена, 2035 год.

Я сидел в лодке, налегая на весла вместе с двумя другими воинами, и оборачиваясь через плечо, смотрел на приближающийся причал главного валленского порта. Лодку немилосердно раскачивало – ближе к берегу волны становились сильнее.

Мы представляли собой орденское посольство. У меня на рукаве был повязан кусок белой ткани, оторванный от рубашки Жерара, поэтому белым его назвать было сложно – скорее серым. Но я надеялся, что сойдет и такой. Все-таки мы с Валленой не воевали.

Валленский порт был самым большим из всех городов на берегу океана. Количество кораблей, стоящих у причала, и цвета флагов на этих кораблях поражали воображение. Далеко в море выдвигались построенные мостки, к которым причаливали мелкие суда и рыбацкие шхуны. Почти все мостки были заполнены – к ним были пришвартованы яхты и ялики со свернутыми парусами, на них сидели рыбаки с закатанными до колен штанами, бегали мальчишки, гуляли горожане, покупая прямо с лодок свежую рыбу, устрицы и крабов.

И только один причал на сваях был относительно пуст. Сидящий за мной воин толкнул меня в спину и мотнул головой в его сторону, заставляя обернуться. Я посмотрел туда и подумал, что все-таки судьба наконец-то стала поворачиваться к нам лицом.

На причале, на самом краю, стояла Рандалин. Ветер трепал ее волосы, так что они взмывали вокруг головы как пламя. Она напоминала живой маяк, еще и потому, что стояла почти не двигаясь, напряженно вглядываясь в море.

– Эгей! – крикнул я, приподнимаясь в лодке, но тут же сразу упал обратно на скамью, так ее закачало. – Рандалин! Рэнди!

Она сощурилась против солнца, посмотрев в нашу сторону. И побежала по мосткам туда, где мы собирались причалить. Толпа невольно посторонилась – она была в своем обычном орденском костюме и полном вооружении, что внушало уважение. Она добежала до места нашей высадки, как раз когда я поднимался из лодки по железной лесенке, приколоченной к мосткам, и схватила меня за руку, упав на колени.

– Что с ним? Он жив? Он где?

– Он жив, – сказал я поспешно, поразившись тому, как изменилось ее лицо – словно солнце вышло из-за туч, осветив море и все вокруг. Я даже невольно посмотрел на небо. – Наши корабли стоят близко, в миле отсюда, так что мы даже смогли доплыть на лодке, как видите.

– Ох, – она выдохнула, прижала руки к лицу, потом снова схватила меня за рукав, – они плывут сюда? Когда они здесь будут?

– Миледи Рандалин, – я наконец выбрался на мостки, – могу ли я говорить с вами официально? Как с магистром Ордена Чаши, имеющему влияние на свой магистрат и валленское герцогство?

Она прикусила губу и посерьезнела.

– Можете, магистр Адальстейн.

– Неделю назад орденский флот провел последнее сражение с остатками круаханской эскадры, которая гонялась за нами по всему океану. Теперь у Круахана не осталось больше ни одного корабля. Но у нас тоже только десять кораблей держатся на плаву. Все они сильно пострадали. Среди воинов – все ранены, и многие очень сильно. У нас нет воды и съестных припасов. Позволит ли Валлена войти в вашу гавань, чтобы пополнить запасы и перевязать раненых?

Рандалин вскинула голову.

– Насколько хватит моей власти, я буду добиваться этого.

– Ваш магистрат может возражать.

– Я найду, что сказать магистрату.

– Нам больше не на кого надеяться, Рандалин, – сказал я искренне. – Наши корабли плывут очень медленно. У многих осталось только по одной мачте. Но завтра к вечеру они уже могут быть здесь, если мы подадим им знак, что Валлена готова их принять.

– Пойдемте, Торстейн, – она быстро развернулась на каблуках и потащила меня за собой. Энергия снова била из нее через край, словно она только что не стояла на причале, как застывшая статуя.

Я не преминул сказать ей об этом.

– Торстейн, – она даже замедлила шаги, заглядывая мне в лицо, – каждый день я ходила на этот причал и смотрела в сторону Эмайны. Две недели до нас доносился запах дыма. Я не знала ничего – что с вами всеми, где вы. Я спрашивала капитанов всех кораблей, что приходили сюда. Я знала только, что вы где-то бьетесь с круаханской эскадрой. Никто не мог толком сказать, кто побеждает, кто погиб. Что мне оставалось делать? Только стоять и смотреть на море. Расскажите мне о… о Гвендоре. Как он? Что с ним?

Я уже открыл рот, но вовремя прикусил язык. Видимо, это был мой вечный крест – не говорить Рандалин всей правды.

– Он… сейчас на орденском флагмане. Он… – и тут я вспомнил, что могу рассказать нечто, что всерьез ее отвлечет. – Ронан погиб на Эмайне. Гвендор теперь Великий Магистр.

Рандалин резко остановилась.

– Тогда идем обратно, – сказала она, – это многое меняет.

– Куда мы идем?

– Сначала я думала идти в Совет старейшин. Но теперь, думаю, надо начинать с нашего магистрата.

– А герцог Мануэль?

Рандалин усмехнулась, продолжая быстро шагать.

– Мануэля такие вещи мало интересуют. И решать он все равно ничего не будет. Хотя я с ним поговорю, конечно. Но последним.

Магистрат Ордена Чаши помещался в доме, похожем на обычный купеческий, и находился он близко от гавани, на узкой предпортовой улочке. Дверь была не заперта, Рандалин легко толкнула ее и кивнула мне.

– Вы уверены, что мне стоит идти?

– А разве вам не интересно? Летописец крестоносцев в самом сердце вражеского лагеря?

Я еще помедлил, но все-таки перешагнул порог. Внутри было темновато, и гостиная тоже напоминала нечто среднее между библиотекой ученого и салоном купца, торгующего рыбой. В кресле у окна, отвернувшись от света, сидел Скильвинг – глаз его сверкал так же ярко, но он казался сильно похудевшим, почти высохшим.

– Ты сегодня быстро вернулась, – заметил он с несколько ехидной интонацией. – Собрала новости со всех птиц и рыб?

– Не совсем, – Рандалин остановилась посреди комнаты, уперев руки в бока. – у меня появился более надежный источник.

Скильвинг уставился на меня своим единственным глазом. Я невольно оглянулся на Рандалин, словно ища у нее поддержки, настолько мне захотелось оказаться снова на солнечной улице, подальше от мрачноватой комнаты с ее опасным обитателем.

– По-моему, это чересчур, – произнес он наконец. – Могла бы оставить своего летописца на пороге, хотя бы из простой вежливости.

– Он посол, – быстро сказала Рандалин, – а послам разрешено входить всюду.

– И в чем же смысл его послания? Ты так и будешь за него говорить, или он все-таки соизволит открыть свой рот?

Я откашлялся.

– Великий Магистр Ордена Креста просит впустить в Валлену его эскадру. После боя с круаханской флотилией нашим кораблям нужны вода и отдых.

– Великий Магистр? – Скильвинг даже приподнялся в кресле, и его глаз словно вонзился мне в лицо. – Ронан осмеливается такое просить?

Рандалин одобрительно кивнула мне – видимо, я избрал правильный ход.

– У Ордена Креста теперь тридцать шестой Великий Магистр. Его имя Гвендор.

– А правда, что Эмайна разрушена? – с верхней галереи свесился относительно молодой человек с кудрявыми волосами и правильными чертами лица. Только внимательно посмотрев ему в глаза, можно было понять, что он далеко не так молод, как кажется.

Я невольно заскрипел зубами. Все это походило на допрос, пусть и с веселым любопытством.

– Эмайны больше нет.

– И мир не развалился? – так же весело спросил молодой человек.

– Помолчи, Олли! – Рандалин вскинула голову. – Если ты не чувствуешь, что мир действительно меняется, то хотя бы не признавайся в этом.

Теперь я в свою очередь с любопытством посмотрел на молодого человека. Олли – старший магистр, наместник Скильвинга в Ташире. Страстный любитель всяческих поединков. Большой знаток магии сна.

Олли пожал плечами.

– Мир меняется все время, – сказал он примиряющим тоном. – Наличие или присутствие Эмайны на его карте не заставит его меняться быстрее или медленнее.

С лестницы спустился еще один человек, тоже выглядящий достаточно молодо, плотного телосложения, с замкнутым и мало что выражающим лицом. Он прошел к свободному креслу и сел, так ничего и не сказав.

– Это Видарра, – шепнула мне Рандалин.

Видарра подолгу жил в Эбре. Его называли одним из лучших знатоков защитных заклинаний. При этом злые языки передавали, что за всю свою жизнь он произнес всего три слова.

– Похоже, у нас собирается почти весь магистрат, – с этими словами в двери вошел величественный человек с длинной, прекрасно ухоженной бородой. – Остался только Хейми, но он никогда не выберется из своей Айны. Ты хотела попросить о чем-то, Рандалин? Говори.

– Спасибо, Форсет, – Рандалин кивнула. – Я хотела именно попросить. Своим именем и своим рангом, а также всем, что я когда-то сделала для Ордена, я прошу впустить корабли крестоносцев в гавань Валлены. Они потеряли половину своего войска. Среди них много раненых. Они нам совсем не опасны.

– Много лет назад, – резким голосом сказал Скильвинг из своего кресла, – я позволил впустить в гавань Валлены всего один корабль. Это стоило мне огромной потери. Я предчувствую, что в этот раз произойдет похожая история.

Он испытующе посмотрел на Рандалин, но она выдержала его взгляд, почти не дрогнув.

– А мне интересно на них посмотреть, – протянул Олли. – Особенно на их нового Великого Магистра. Говорят, от его лица все шарахаются.

Все невольно посмотрели на Видарру. Тот покачал головой, так и не издав ни одного звука.

– Ну что же, – сказал Форсет. – Морские законы призывают оказывать помощь кораблям, терпящим бедствие. Особенно если у них заканчивается вода и есть раненые. А потом мы решим, что нам делать с ними дальше.

Рандалин выдохнула с невольным облегчением. Форсет был хранителем законов. Говорили, что он до сих пор служил простым судьей, переезжая из города в город.

– Старейшины будут против, – уверенно сказал Скильвинг.

– Когда они узнают, что круаханской флотилии больше нет, и что ее уничтожили именно крестоносцы, они подумают, – парировала Рандалин. – Если, конечно, наш Великий магистр не поговорит с ними раньше, используя свои методы убеждения.

Скильвинг сморщился.

– Если они будут настолько глупыми, что захотят пустить крестоносцев в Валлену, то мне не о чем с ними говорить.

– Со мной тебе тоже не о чем говорить? – Рандалин спокойно скрестила руки на груди, но я видел, что она стиснула пальцы в кулаки, пытаясь сдержаться

– Ты сама со мной не говоришь. Ты постоянно ходишь на берег моря и смотришь в сторону Эмайны.

– Я хожу туда не скрываясь, – Рандалин гордо подняла подбородок и обвела сверкающими глазами весь магистрат.

Скильвинг устало махнул рукой и закрыл единственный глаз, опуская голову на спинку кресла.

– Это у тебя от матери.

Через три часа мы вышли из здания Совета Старейшин. Совет гудел. Купцы и именитые горожане пытались перекричать друг друга. Принесенные нами известия настолько всех потрясли, что никто не желал расходиться. Особенно поражала слушателей новость о гибели круаханской эскадры. Прямо на глазах заключались новые торговые союзы и создавались картели.

Но по крайней мере мы получили чего добивались – орденская флотилия могла бросить якорь в валленском порту, и раненые могли сойти на берег. Мы могли купить и перенести на борт все, что нам захотят продать. Валлена оставалась торговым городом, никогда не упускающим свою прибыль.

– И куда мы идем теперь? – Рандалин шагала быстро, почти летела, а я после двухнедельных морских сражений не чувствовал в себе достаточно силы, чтобы за ней успевать.

– В театр, – ответила она кратко.

– Вы думаете, у меня сейчас есть время и силы развлекаться? – все-таки скорость соображения у меня сильно упала. Рандалин посмотрела на меня с явной жалостью и покачала головой.

– Мы идем говорить с герцогом Мануэлем, – сказала она терпеливо. – А театр – это такое место в Валлене, где самая большая вероятность его найти.

Я что-то слышал о странных наклонностях герцога, но переспрашивать не стал. В конце концов, это было не мое дело. Но когда мы вошли в здание театра и проникли в пустующий в это время зал, где на сцене двигались какие-то разряженные люди, видимо, репетировали, я настолько растерялся, что опять не смог ничего спрашивать – на этот раз от полного изумления.

В зале, на первых рядах, сидел человек, выглядящий настолько диковинно, что я долго не мог понять, к какому полу его отнести. Он был одет в роскошный шелковый халат, расшитый цветами и переплетенными змеями. Халат был стянут в тонкой талии широким поясом с длинными кистями. У человека было узкое лицо, покрытое толстым слоем белил, с нарисованными тонкими бровями и ярко подкрашенными губами. Его волосы были покрыты помадой и уложены в прическу с валиками. В руках он держал огромный веер, которым томно обмахивался.

Увидев Рандалин, он слегка наморщил свое удивительное лицо, хотя в целом выглядел вполне дружелюбно.

– О Рандалин, дорогая моя, последнее время я совсем вас не вижу. Говорят, вы были в отъезде?

– Да, ваша светлость, – Рандалин скромно поклонилась. На нее внешний вид человека не произвел особого впечатления – видимо, она наблюдала его и не в таком виде.

– Как вам мой новый образ? Это для пьесы Люка про восточную жизнь. Лучший халат, который можно было найти в Эбре. Я буду в таком костюме на премьере, чтобы его не покидало вдохновение.

– Несомненно, это будет шедевр.

– Да, это его лучшее произведение, – гордо произнес Мануэль. – Но очень грустное. Я так плакал, когда читал его первый раз.

Я настолько долго смотрел во все глаза на потрясающего герцога, что даже не заметил Люка, подошедшего к краю сцены. На фоне Мануэля мой накрашенный знакомец из Ташира выглядел вполне обыденно, просто ресницы чуть более черные и длинные, а губы чуть более яркие. Видимо, репетировал он в обычном для себя костюме.

– Рандалин, нам тебя очень не хватало, – сказал он церемонно. – Мануэль все-таки слишком пристрастен и не способен объективно оценить мое творчество. А ты обычно даешь очень хорошие советы.

– Я была немного занята. – пробормотала Рандалин.

– Я рад, что вы нашли время приехать в Валлену, – Люк исполнил изящный поклон в мою сторону. – Значит, вы все-таки не остались равнодушным к прекрасному. Разумеется, я приглашаю вас на свою премьеру.

– Вы знакомы? – Мануэль обратил на меня заинтересованный взгляд. – Рандалин, дорогая, представь нам своего спутника.

– Торстейн Кристиан Адальстейн, младший магистр и летописец Ордена Креста. Полчаса назад Совет Старейшин позволил их флотилии войти в порт Валлены.

Люк спрыгнул со сцены и подошел к нам, предчувствуя, что репетиция временно остановлена.

– Орден Креста? – Мануэль слегка наморщил лоб, но быстро вернул лицо в прежнее состояние, испугавшись появления морщин. – Вы же с ними воюете. Рандалин?

– У нас сложные отношения, – сказала Рандалин сквозь зубы. – Но в данный момент у них большие перемены. Новый Великий Магистр. И они полностью уничтожили круаханскую эскадру.

– Подождите, – Мануэль всплеснул руками, и сложенный веер закачался у него на запястье. – Люк, ведь нам об этой истории рассказывал вчера моряк в трактире. Помнишь? Как он бросился в море, чтобы спасти свой город. Ты еще сказал, что напишешь об этом балладу.

Мы с Рандалин пораженно переглянулись.

– Похоже, я не там собирала свои сведения, – пробормотала она. – Мне надо было не стоять на пристани, а идти в трактир.

– Это замечательно, – Мануэль величественно поднялся с кресла. – Люк, а как вы смотрите на то, что мы устроим небольшой прием по случаю приезда таких гостей? Совсем скромный, человек на пятьсот?

– Ты же знаешь, что приемы меня утомляют, – Люк опустил глаза, но было видно, что Мануэль уже захвачен идеей и не остановится.

– Я сейчас же пойду к старейшинам.

– Рандалин, – сказал я шепотом, – какие приемы? У нас все раненые, половина вообще не держится на ногах.

"К тому же никто не стриг волос и не мылся", – хотел я добавить, но рядом с блестящим Мануэлем такие слова прозвучали бы кощунственно.

Рандалин только вздохнула, заведя глаза к небу.

– Поздно, Торстейн, – сказала она с мрачным выражением лица. – Надо было меньше геройствовать на море. Мануэль обожает романтику.

Первый орденский корабль медленно разворачивался, примериваясь ко входу в гавань Валлены. Уже было видно, что один бок у него совсем черный, а половина парусов беспомощно повисла, поврежденная огнем. Но на палубе застыл ряд мрачных воинов, положив руки на эфес, и оттого корабль производил впечатление подраненного зверя, к которому еще опаснее подходить близко, чем к здоровому.

Сбежавшийся со всех сторон народ толкался на пристани, показывая на незнакомые корабли пальцем и поднимая детей повыше. Только древние старики помнили, как в Валлену часто заходили корабли со знаком Креста на флаге, и от того всем было и любопытно, и тревожно. Невольно головы в толпе то и дело обращались к парадной лестнице, где был наскоро сколочен помост для торжественной встречи гостей и который постепенно заполнялся придворными герцога, членами магистрата и просто именитыми гражданами Валлены. Все чувствовали, будто на их глазах происходит что-то очень важное, только было сложно до конца понять что именно.

Герцог Мануэль сидел на возвышении, тоскливо обводя глазами ряды придворных. Несколько часов назад он имел крупный разговор с городским советом из-за задуманного им приема. Старейшины высказали ему все, что они думают по поводу непомерных денег, которые ежегодно требует его театр, и в конце концов сократили количество гостей на приеме до трехсот, и вообще придирались к каждой задумке герцога. Разве может художник вытерпеть такое насилие? Мануэль нервно вертел огромные перстни, которыми был украшен каждый палец, и постоянно поправлял край роскошного кружевного воротника, поглядывая в зеркало, которое сбоку держал один из пажей. Он нравился себе, как всегда, хотя было бы еще лучше, если бы не пришлось сидеть на пристани под палящим солнцем, которое так портит цвет лица. К тому же Мануэль не слишком любил появляться на публике. Из толпы могли что-то выкрикнуть по поводу его внешности, а такие слова его всегда больно ранили. Он потом не мог спать целую неделю.

В толпе придворных сбоку произошло движение, и герцог невольно посмотрел туда, оторвавшись от зеркала. Нахальные младшие воины Ордена Чаши вылезли на первый план, и конечно, в первых рядах маячила небрежно заколотая рыжая грива Рандалин. Однако, взглянув на нее, Мануэль не смог сдержать удивления. Несколько лет – на самом деле с тех пор, как она появилась в Валлене – он помнил ее в неизменно одном и том же мрачноватом орденском костюме, в фиолетовом мужском камзоле без всяких украшений, в высоких дорожных ботфортах и с туго затянутой пряжкой большого ремня. Теперь в ней что-то определенно изменилось. Она не поменяла костюм, но явно была близка к тому, ограничившись пока что белым кружевным воротником и длинным парадным бархатным плащом зеленого цвета, заколотым у плеча. И судя по тому, как были растрепаны ее волосы и небрежно надет воротник, она пыталась надеть что-то другое, но побоялась опоздать на пристань. У нее даже в глазах сохранилось выражение женщины, метавшейся около шкафа с нарядами и не знающей, что выбрать.

Правда, заметил это, наверно, только Мануэль, имевший обыкновение проводить полдня в гардеробной и с полувзгляда угадывавший изменения в костюме, а значит, и в настроении ближних. Остальные видели только насмешливый серый взгляд и сжатые губы Рандалин, магистра Ордена Чаши, быстро подмечали неизменный клинок на боку и машинально положенную на него руку и начинали беспокоиться еще больше. Неужели война? Но чужой орден входит в Валлену под мирным флагом. Или это решили старейшины, а Чаша против? Если чашники решат уйти из города, что же тогда будет?

Рандалин же вообще не чувствовала, какое у нее выражение лица, она с великим трудом удерживала себя на месте, среди своих, ей хотелось побежать, растолкать толпу, броситься на самый край пристани по мосткам, так чтобы прямо над ней навис высокий почерневший борт корабля, чтобы глаза наконец смогли разыскать среди одинаковых фигур в темно-синем знакомое лицо, перечеркнутое шрамом, с темными волосами, падающими на лоб, чтобы она могла броситься к нему, убедиться, что он жив, что под камзолом нет ран, вдохнуть запах дыма, впитавшийся в плащ и в волосы. Пресвятое Небо, пусть он только будет жив, пусть все, что угодно, но только бы он был жив. Она неожиданно вспомнила, как ее корабли входили в гавань, и как женщины, застывшие на мостках, с изменившимися лицами падали на грудь тем, кто приходил с ней. Теперь она знала, что чувствуют те, кто ждет приходящих с моря. Только вот приходящих сейчас никто не ждал. Кроме нее.

Она почувствовала, что пальцы до боли сжимают эфес клинка и поспешно сняла их с рукояти. Санцио дышал ей в спину, оскорбленным ритмом своего дыхания напоминая, кто она и что сейчас в гавань Валлены заходит корабль враждебного им ордена. Ее глаза метались по палубе корабля, но он развернулся окончательно, стало плохо видно, что там происходит, было только понятно, что брошен якорь и спускают шлюпку, которая должна подойти к самой парадной лестнице. Чтобы отвлечься, Рандалин посмотрела на остальных. Герцог Мануэль нервничал, как всегда, когда приходилось общаться с незнакомыми людьми, и подставлял лицо под взмахи огромного веера. Магистрат спокойно переговаривался, делая вид, что не слишком замечает приближающуюся шлюпку. Многие придворные открыто пялились на нее, и большинство со странным выражением лица. Своих воинов она не видела, они большей частью стояли за спиной, но их удивленную обиду ощущала с легкостью, как сгустившийся сумрак. Их Рандалин больше была не с ними, и понять это было трудно.

Я хорошо видел все это с флагманского борта. Мы готовились сесть в шлюпку, которая должна была причалить к нижним ступенькам парадной лестницы. Я прикинул расстояние, которое нам предстоит преодолеть до верхней площадки, и шумно вздохнул.

Мы – это Гвендор, Бэрд, Жерар, Жозеф и я. Из нас пятерых я единственный страдал только от усталости и от легкой царапины на плече. У Жерара голова была замотана грязной тряпкой в засохших бурых разводах. Бэрд заметно хромал, Жозеф держал руку на перевязи. Что касается Гвендора, то внешне он смотрелся совершенно потрясающе. Его темно-синий орденский камзол, позаимствованный уже на корабле вместо тюремных штанов и рубашки, был весь изорван шпажными ударами и покрыт темными пятнами. Он выглядел бы полным оборванцем, если бы кто-то из воинов не набросил ему на плечи новый белый плащ, отороченный мехом. Он носил, не скрывая, цепь Великого Магистра, и в руках держал парадную шпагу в украшенных золотом ножнах, о которую опирался, как на трость.

Но в лице его было не больше краски, чем у белоснежного меха на его плаще.

Мы вчетвером напряженно смотрели ему в спину, каждую секунду ожидая, что он упадет и считая ступеньки лестницы. За несколько часов до прибытия мы с Жераром положили новые повязки на его бесчисленные раны, потратив половину бинтов, корпии и мазей, которые мне вручила с собой Рандалин, провожая к лодке. Но все было надежно скрыто под камзолом. Хуже всего выглядела его искалеченная рука, поврежденная еще в тюрьме от сырости и кандалов. Видимо, из-за этого у него открылась лихорадка. Я с трудом представлял, как он держится на ногах.