Текст книги "Чаша и Крест (СИ)"

Автор книги: Вера Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Но ее что-то беспокоило – вовсе не противники, бестолково суетящиеся вокруг. Она могла угадывать их за спиной по громкому дыханию и ловко уворачивалась каждый раз, когда в нее пытались сзади ткнуть шпагой. Ее беспокоил Ланграль – вернее, не он сам, а его лицо. В бою с него постепенно сползла обычная отрешенная маска, глаза засверкали, брови чуть сдвинулись, и мимика стала более яростной. Эти волосы, падающие на лоб. Этот быстрый поворот головы – она все это несомненно видела. Только где? Может быть, во сне? Ей казалось, что тогда комната была такой же низкой, и потолок таким же закопченным, только менее грязным. И еще горел камин, и его отсветы падали с одной стороны. Женевьева даже еле слышно застонала от умственного напряжения и раздражения – нашла, когда ударяться в воспоминания, вот проткнут сейчас в тебе дырку, будешь знать.

Дырку проткнули в ее рукаве – и это был последний удар, нанесенный оставшимся на ногах противником, Ланграль, оказавшийся рядом, небрежно отпихнул его, стряхивая со своей шпаги. Женевьева недоуменно посмотрела на пропоротую ткань и снова перевела взгляд на лицо Ланграля, мучительно нахмурив брови.

– Поздравляю, – раздался хриплый голос из угла. – Вряд ли за эти годы ты научилась чему-нибудь более полезному, раз все совершенствуешься в своих детских забавах. Компанию, впрочем, ты себе подобрала тоже соответствующую.

Откинув с лица капюшон и чуть наклонившись вперед на скамье, на нее смотрел единственным глазом колдун, когда-то пришедший в замок графа де Ламорак. Скильвинг, или Хэрд, или как его еще звали. Великий Магистр Ордена Чаши. Седины в его спутанных волосах стало еще больше, а в остальном он нисколько не изменился – все так же был похож на старого подбитого ворона.

– Ты!

Женевьева даже не нашлась, что еще сказать.

– Вы удовлетворили свое любопытство, сударь? – Ланграль медленно засовывал шпагу в ножны, все еще тяжело дыша. – Судя по тому, как вы за нами долго наблюдали и не вмешивались, вам было очень интересно.

– Я никогда не вмешиваюсь в людские дела, которые меня не касаются, – Скильвинг говорил все так же низко и отрывисто, – и уж кому, как не вам знать это, Бенджамен де Ланграль. По крайней мере, в ваши дела в Валлене я не вмешивался никогда.

– Подождите… – Ланграль прищурился, – Я бы сразу узнал вас, мессир Хэрд, но я привык вас видеть в другом костюме и другом окружении.

– Это при дворе Джориана я Хэрд, – мрачно сказал тот. – А здесь называйте меня Скильвингом.

– Что ты здесь делаешь? – Женевьева наконец проглотила свое удивление. – Ты за мной следишь?

– Ты всегда была чрезмерно высокого мнения о собственной личности, Женевьева де Ламорак. Я просто путешествую по делам.

Женевьева недоверчиво фыркнула. Рядом со Скильвингом она вновь почувствовала себя маленькой девочкой, сидящей на сучковатом бревне, неотрывно смотрящей в огонь и жадно слушающей. Несмотря ни на что, она все-таки была рада его видеть.

– Только не вздумай притворяться, что тебе нет до меня никакого дела, – сказала она вслух. – И что ты просто так сидел и равнодушно смотрел, как десять человек пытаются проткнуть меня шпагой.

– Хм… – Скильвинг задумчиво прикрыл здоровый глаз, – в общем-то я полагался на твоего защитника.

– Какого?

– А вот его, – он мотнул головой в сторону опять замкнувшегося в себе Ланграля.

Женевьева еле слышно вздохнула.

– Почему ты был так уверен, что он будет меня защищать? Может, мы с ним первый раз в жизни видим друг друга.

Скильвинг слегка раздраженно махнул рукой в ее сторону.

– Ты очень поглупела от своих айньских приключений, наследница Ламораков. Или у тебя память отшибло от болотной сырости?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Оторви хоть на мгновение свои мозги от этой железки, которую ты считаешь продолжением своей руки. И вспомни как следует.

Женевьева покосилась на Ланграля. Неожиданно ей показалось, будто комната завертелась у нее перед глазами. Такой же низкий закопченный потолок. Такой же полумрак и так же задвинуты ставни. Только горит камин, и пахнет высушенными цветами. Цветов в бесконечных маленьких горшках очень много – на каминной полке, на полу у приоткрытой балконной двери. И книги – огромные фолианты навалены на столе и тускло поблескивают корешками.

Она успела заметить точно такую же тень, мелькнувшую в глазах Ланграля. Он тоже вспомнил.

Комната была достаточно большой, но казалось, что в ней почти нет места – может быть, из-за низких потолков, может быть, из-за того, что она вся была заполнена цветочными горшками и книгами, в беспорядке лежащими на столе, на камине и на полу. Запах цветов смешивался с дымом от камина и ни с чем не сравнимым запахом сырого воздуха. Настоящая непогода в Айне обычно заключалась в проливном дожде, грозящем затопить все вокруг, и в белом плотном тумане, поднимавшемся от болот. А хозяин комнаты, беловолосый человек с темно-синими глазами ослепительного цвета, обычно мучился ревматизмом в такую погоду и поэтому сейчас стоял у камина, копаясь в нем длинными щипцами и держась за поясницу.

Ставни были чуть приоткрыты, и в них со всей силы стучал дождь. На какое-то мгновение в мерную дробь дождя вмешался другой звук – более настойчивый и нетерпеливый. Видимо, кто-то колотил молотком по входной двери.

Рыжая девушка, сидящая на полу у камина, подобрав под себя ноги, вскинулась, и толстая книга сползла с ее колен на пол.

– Зря пугаешься, – успокаивающе пробормотал человек с белыми волосами, отставляя щипцы в сторону. – Неужели ты всерьез полагаешь, что за тобой погонятся в такую погоду? Ты переоцениваешь своего… как его там, Ваан Геергена?

– Это вы его недооцениваете, – мрачно сказала девушка, на всякий случай придвигая к себе шпагу в длинных темных ножнах, прислоненную к стене.

Беловолосый прохромал к окну и выглянул за ставень. Ему в лицо сразу полетели капли дождя, но он успел заметить одинокую фигуру, с трудом различимую сквозь белый занавес воды и тумана.

– Там всего один, – сказал он, оборачиваясь. – Видно, дальше ехать совсем нельзя – дорогу размыло.

– Вот и пусть поворачивает обратно, – пробормотала девушка, снова утыкаясь в книгу.

– А как же законы гостеприимства, Женевьева?

– Кто бы о них говорил, – фыркнула рыжеволосая, переворачивая страницу. – Главный отшельник Айны.

– Именно поэтому я всегда пускаю всех, кто стучится в мою дверь, – наставительно сказал человек. – Потому что просто так сюда люди не приходят.

Он подобрал со стола маленькую, чуть коптящую лампу и побрел к двери, видимо ведущей на лестницу.

– И вы что, просто так откроете дверь, Хейми? – спросила та, кого он назвал Женевьевой, широко раскрыв глаза. – Возьмите хотя бы мой кинжал.

Хейми мягко покачал головой.

– Ты слишком много времени проводишь с оружием. Неудивительно, что потом ты скрываешься от всех, вот уже второй раз. Если бы ты меня послушала…

– И стала бы больше времени проводить здесь с книгами? – перебила его рыжая девушка. – Я их уже почти все прочитала.

– Ты совершенно напрасно так пренебрежительно относишься к слову, – серьезно сказал синеглазый отшельник. – Только тот, кто до конца постиг слово, может править миром.

Женевьева фыркнула, слегка приподняв верхнюю губу. Ее взгляд, устремленный на Хейми, был странно смешанным – в нем сквозило легкое покровительство и смутная зависть.

– Ну как знаете, – сказала она, вновь опустив глаза к книге, но не выпуская из ладони эфеса. – Если вас убьют там внизу, я по крайней мере обещаю за вас отомстить.

Хейми усмехнулся, глядя на склоненную рыжую голову. Недавно высохшие, кое-где еще темноватые от воды пряди касались страниц, и огонь камина подсвечивал их так, что они казались сделанными из раскаленной меди.

"Не знаю, благодарить мне или проклинать тебя, Хэрд, – подумал он, – за то, что ты прибавил в мою жизнь беспокойства о твоем сокровище, но совсем неприятным это занятие назвать нельзя".

Он медленно поковылял вниз по лестнице, то и дело восклицая в ответ на особенно решительные удары в дверь:

– Я уже иду, сударь! Не стучите так сильно, имейте терпение!

Наконец он отодвинул тяжело заскрипевшие засовы, и стоявший за дверью упал внутрь, схватившись руками за притолоку. От воды, потоком струящейся с его плаща и полей шляпы, на полу мгновенно образовалась лужа. Стучавший снял шляпу и попытался вежливо взмахнуть ею, отчего брызги полетели на камзол Хейми, стоявшего на ступеньку выше.

– Прошу простить меня за вторжение, сударь, – сказал он, ясно улыбнувшись. – Но мой конь уже не мог скакать дальше. Я не смею нарушать ваш покой, но, может быть, у вас найдется чулан или конюшня, где мы могли бы переждать до утра?

Хейми внимательно смотрел на него, опершись о перила и приподняв лампу в правой руке. Путник был молод – не старше двадцати трех – двадцати четырех лет, и замечательно красив, причем это была мужская красота, которая сразу располагает к себе. Исключительно правильные черты лица, лишенные, впрочем, всяческой слащавости, часто озарялись настолько заразительной улыбкой, что невольно хотелось улыбнуться в ответ. Он выглядел безупречно, несмотря на прилипшие ко лбу темные волосы, безнадежно отсыревший камзол – из весьма дорогой ткани, как успел подметить Хейми, и мокрые следы, которые он оставлял повсюду.

– Разве я похож на человека, который оставляет промокших путников мерзнуть в чулане? – хмыкнул Хейми скорее добродушно, оглядывая незнакомца с ног до головы. Вначале слишком богатый арсенал оружия за его поясом заставил Хейми слегка забеспокоиться, но вряд ли этот человек был из погони Ваан Геергена. Скорее всего он был просто бывалым путешественником. – Тем более что ни конюшни, ни сарая у меня все равно нет, только одна комната наверху, если вас это устроит.

– Если в этой комнате есть камин, – весело сказал путник, – то я буду вечно молить небо о милости к столь гостеприимному хозяину.

– В этой комнате есть не только камин. – чуть сухо сказал Хейми. – Там еще есть девушка, моя… хм, дальняя родственница, ее тоже застиг дождь. Если вы обещаете вести себя учтиво и не донимать ее расспросами, я готов пустить вас.

Молодой человек изобразил самый учтивый поклон, на который был способен на тесной лестнице.

– Обещаю вам, сударь, что буду образцом благопристойности. К тому же на данный момент я не представляю для молодых девушек ни малейшей опасности, могу вас уверить.

– Ну что же, – Хейми еще раз смерил его взглядом с ног до головы. – Пойдемте. Вы хорошо привязали свою лошадь?

– Даже если она вдруг отвяжется, то вряд ли захочет продолжать путешествие по такому дождю.

– Вы ведь сами не из Айны?

– Этот несносный акцент! – молодой человек снова тихо засмеялся. – Никак не удается себя выдать за коренного жителя болот! Вы, к сожалению, правы, сударь, я из Круахана.

Хейми снова слегка насторожился. Он уже распахнул дверь, встретив удивленный, но в целом спокойный взгляд Женевьевы, которая не потрудилась подняться с пола, и теперь в ее глазах читалась некоторая досада за свои подсыхающие волосы и босые ноги. Она несколько грозно посмотрела на Хейми, на лице которого, как в зеркале, отразилась смутная неловкость и новая волна подозрения. Но путник исполнил перед ней настолько безукоризненный поклон, словно она была если не королевой, то по меньшей мере ее родной сестрой.

– Прошу простить меня за вторжение, сударыня – не имею чести знать вашего имени, чтобы приветствовать вас подобающим образом.

– Вы из Круахана? – мрачно переспросил Хейми. Он быстро покосился на Женевьеву.

– Меня зовут Кэрин, – чуть хрипло сказала она.

Молодой человек чуть поднял брови, ожидая продолжения, но его не последовало.

– Счастлив нашей встрече, миледи Кэрин, – в тактичности гостю было не отказать. – Мое имя де Ланграль.

– Интересно, – протянул Хейми, снова хромая к камину и берясь за щипцы, – что же понадобилось потомку короля Вальгелля в айньских болотах? Да еще в такую погоду?

Молодой человек чуть покраснел.

– Вы хорошо осведомлены о родословной круаханских дворян, сударь. А в здешних болотах, как вы изволили выразиться, у меня сугубо личное дело. Хотя и очень приятное… Я еду на свою помолвку.

– Хм, – только и сказал Хейми, закрываясь рукой от летящих искр.

Женевьева-Кэрин на мгновение оторвалась от книги и легонько фыркнула.

– Стоило ради такой ерунды выезжать из дома в бурю.

Молодой человек улыбнулся полной тайного превосходства улыбкой.

– Вы еще слишком молоды, миледи Кэрин, и вряд ли знаете, что такое любовь. Но я желаю вам, чтобы когда-нибудь вы вспомнили мои слова и поняли, что я был прав.

– Другими словами, вы желаете мне впасть в такое же безумие? Благодарю покорно.

Так они и сидели молча некоторое время – молодой человек был занят тем, что пытался повесить свой плащ как можно ближе к огню, но чтобы он не загорелся, и с него натекло на пол как можно меньше воды. Женевьева пару мгновений рассматривала его своим темно-серым взглядом, напоминающим по цвету клинок шпаги, но путника это мало смущало. Наконец она снова вернулась к чтению.

Хейми вел себя наиболее странно из всех троих – он долго переводил взгляд с расположившегося у камина молодого человека на сидящую на полу Женевьеву. Потом он принялся то садиться в кресло, то вскакивать и расхаживать по комнате. Периодически он взмахивал правой рукой, что у него являлось признаком накатившего вдохновения.

– Значит, вы едете на свою помолвку, – произнес он наконец, остановившись. – Вы влюблены и счастливы, не так ли?

– Иначе зачем мне быть помолвленным? – удивленно спросил молодой человек.

– Ну мало ли, – махнул рукой Хейми. – Люди часто делают разные глупости без всякой на то причины. А ты собираешься в Аарренское княжество, не так ли? – спросил он у Женевьевы.

– Посмотрим, – ответила она уклончиво.

Хейми неожиданно расхохотался и смеялся долго, пока двое не стали смотреть на него одинаково озадаченным взглядом.

– А теперь запомните мои слова, – сказал он наконец, – Я очень редко говорю людям о том, что я вижу в их будущей судьбе. Но вы мне все равно не поверите и забудете то, что вам сказал сумасшедший старик на болотах, на долгие годы.

– Вы, – ткнул он пальцем в молодого человека, – собираетесь жениться, и не мне вас отговаривать. Но ваша жена принесет вам большое несчастье, и ваша жизнь станет кошмаром всего через пару лет. Вы уедете обратно в Круахан и будете вести двойную жизнь, считая, что ваша судьба навсегда разрушена.

– А ты, – повернулся он к Женевьеве, – будешь метаться по Айне и каждый год убегать заново. Ты будешь считать, что тебе навеки суждено одиночество, и что тебя никогда не будут ждать дома.

Но через шесть лет вы встретитесь снова. Поглядите друг на друга сейчас, чтобы узнать при встрече. Хотя в общем это необязательно. Все равно если когда-либо напишут настоящую легенду о любви, то она будет про вас. И если отношения между людьми способны будут хоть немного изменить судьбу мира, то это опять-таки про вас. А теперь, когда буря закончится, можете спокойно ехать в разные стороны – вы к дочери Ваан Геергена, а ты к аарренскому князю. Дай небо, чтобы тебе снова не пришлось прятаться у меня уже через месяц.

Хейми устало опустился в кресло у камина. Глаза, горевшие ярко-синим пламенем минуту назад, неожиданно потускнели, и морщины резко проявились на лице.

Женевьева помотала головой, встряхнувшись. Было видно, что она с трудом удерживается от очередного фырканья.

Молодой человек, нахмурившись, смотрел на огонь. Тонкая складка пролегла между его бровями, когда он повернул голову к Хейми и негромко спросил:

– Откуда вы знаете, что я помолвлен с дочерью Ваан Геергена?

Хейми вздохнул. Плечи его опустились, и он тусклым голосом проговорил, глядя в пол:

– Не придавайте слишком большого значения моим словам, сударь. На меня иногда накатывает, особенно во время бури. Мне просто показалось, что у Ваан Геергена единственного в округе достаточно взрослая и достаточно знатная дочь, достойная вашего славного рода. Только и всего.

Молодой человек снова повернулся к огню. Камин освещал с одной стороны его лицо, на котором волнами сменялись ужас, надежда, отчаяние и непоколебимое счастье. В маленькой полутемной комнате под низким потолком отчетливо пахло дождем и дымом.

– Это ничего не меняет, – сказал Ланграль одними губами.

Он подал Женевьеве руку, помогая выбираться из седла. Она поморщилась, наступая на раненую ногу, и поэтому не сразу поняла, что он сказал. А когда вскинулась ответить – он уже шел перепрягать лошадей.

Обратно к поджидавшим их Берси и Люку они вернулись втроем. Скильвинг, приехавший на собственной лошади, такой же черной и растрепанной, как он сам, пронзительным глазом оглядел всех четверых, но от комментариев воздержался.

Зато не удержался Берси, ставший меньше страдать от похмелья, но ровно настолько, чтобы обрести способность задирать окружающих.

– А это что еще за тип? – спросил он неприязненно. – Вы что, Бенджамен, подобрали его в надежде, что он будет отпугивать гвардейцев своим видом?

– Помолчи, – устало сказал Ланграль, затягивая ремни. – Не стоит его сразу превращать в какое-либо животное, мессир Хэрд. Сжальтесь над тем стадом, в котором он окажется.

– Ланграль, чем вы занимались по дороге? Вам голову напекло? – громко начал Берси, но более образованный Люк пихнул его локтем в бок и что-то зашептал. – А… в самом деле, – протянул он более уважительно, глядя на Скильвинга. – Ну в общем тогда хорошо. Можешь, колдун, ехать с нами. Вряд ли ты сумеешь держать шпагу, но зато много другого, наверно, умеешь. В бою и такое пригодится.

– Должен вас разочаровать, де Террон, – в своей отрывистой манере заявил Скильвинг, даже не глядя в его сторону. – Даже если всех вас будут резать на куски, я и не подумаю вмешаться.

– Какого хрена тогда ты нам нужен? – возмутился Берси, не обращая внимания на Люка, дергающего его за плащ.

– Он со мной, – внезапно сказала Женевьева.

– Вы испортите себе репутацию, графиня, – сказал Берси, – позволяя всяким проходимцам… – Впрочем, глаза на Женевьеву он упорно не поднимал.

– Она ее уже достаточно сильно испортила, – язвительно вставил Люк, – познакомившись с тобой.

Они бы переругивались так еще долго, если бы Ланграль окриком не заставил всех быстро усесться в седла и сразу взять в галоп.

Еще один день сумасшедшей скачки быстро сменился сумерками, а потом ночью, но маленький отряд все летел по старой лесной дороге. Ланграль действительно хорошо знал местность – он вывел их к очередной деревне, настолько глубоко упрятанной в чащу, что трудно было даже представить себе, что там живут люди, тем более что там поджидает очередная засада.

Им досталась, как всегда, одна комната на чердаке, где вместо постелей были свалены охапки сена, и довольно сносный ужин, накрытый внизу под лестницей. Усталость от скачки наваливалась постепенно, заставляя долго сидеть за толстым столом, из столешницы которого торчали сучки, пить кисловатое вино и прямо руками отламывать куски от большой головки сыра, лежащей посередине. Первым не выдержал Берси – с первого глотка он стал клевать носом, видимо, вино мягко легло на его вчерашние подвиги, пригвождая голову к столу. Потом собрался Люк, и теперь Женевьеву это совсем не удивляло – луна в небе была еще почти полная, во многом похожая на сыр на столе.

Скильвинг вытащил было свою трубку, но переведя вспыхивающий глаз с Ланграля на Женевьеву и обратно, неожиданно резко поднялся и бесшумно ушел в темноту за дверью.

Они остались сидеть вдвоем, напротив друг друга, положив локти на деревянный стол и опустив глаза. Ланграль маленькими глотками пил вино, которое не оказывало на него абсолютно никакого воздействия.

Женевьева неожиданно ярко представила стройную фигурку Аннемары Ваан Геерген, похожую на статуэтку, высеченную из кости, с длинными пепельными волосами, убранными в причудливую прическу. Те недолгие два месяца, которые она провела в их замке, рядом с дочерью Ваан Геергена она всегда чувствовала себя драной кошкой.

– Вы ведь давно знали этого старого предсказателя? – вдруг спросил Ланграль, – В доме на болотах.

– Хейми? Да, хотя Скильвинга… то есть Хэрда я встретила еще раньше. А потом он познакомил меня с Хейми.

– И он действительно всегда точно предсказывает события?

Женевьева помолчала. Ей хотелось сказать: "Вам ведь лучше знать", но вместо этого она проговорила:

– Скильвинг рассказывал, что Хейми единственный в их Ордене видит самую суть вещей и прозревает будущее максимально ясно. Остальные могут видеть лишь его контуры. А Хейми – хранитель середины мира.

– Лучше бы мой конь тогда подскользнулся и сломал ногу на мокрой дороге, – искренне сказал Ланграль. – Или буря бы началась раньше, и я остался бы на постоялом дворе.

– Вы же сказали, что это ничего не меняет, – прошептала Женевьева.

– Давайте я расскажу вам одну историю, графиня, – спокойно отозвался Ланграль, все так же не поднимая глаз. – Жил однажды молодой человек, достаточно знатный и достаточно богатый, чтобы быть уверенным, будто мир создан для него…

Женевьева неожиданно вспомнила, как слушала Скильвинга, сидя у ярко полыхающего магического костра, и как спросила у него: "Почему ты говоришь о себе в третьем лице?" Но Лангралю она не посмела бы так сказать. С первых слов его лицо застыло, словно превратившись в мраморную маску, и он еле шевелил губами, выговаривая слова.

– И вот однажды на одном из дворцовых приемов в Круахане он увидел дочь одного айньского князя и влюбился в нее без памяти. Впрочем, ее было невозможно не полюбить – настолько она была прекрасна. Ему казалось, что он видит духа, сошедшего с небес, а не обычную земную девушку, пусть и айньскую княжну. В тот же вечер он просил ее руки, и судьба была к нему в этот момент исключительно неблагосклонна. Его избранница согласилась.

Я до сих пор не могу понять, почему. Он не был настолько богат, как другие ее поклонники, а для нее это было самым важным в жизни. Допустим, его родословная восходила к первым круаханским королям, но в Айне, где каждый второй был князем, такие вещи считались мелочами. Может быть, ей льстило, что он настолько любит ее. Но впрочем, довольно быстро наскучило.

Странная вещь, графиня, – он посмотрел не на Женевьеву, а словно вскользь, – когда я первый раз увидел ее, на балконе королевского дворца в Круахане, перебирающей струны лютни, наклонив к ним голову с двумя словно нечаянно выбившимися из прически локонами, разве я мог представить, какой я буду видеть ее потом? С лицом, искаженным яростью и алчностью. С глазами, затуманенными от серого порошка, который она часто нюхала по вечерам. С растянутыми в оскале губами, когда она прямо на моих глазах лежала на полу галереи с одним из своих кузенов и тянула его за волосы, заставляя двигаться быстрее. И даже тогда я все еще любил ее. Я был словно под воздействием какого-то дурмана, похожего на ее излюбленный серый порошок. Дни напролет, пока она плела интриги среди своих бесконечных родственников, сталкивая их друг с другом в борьбе даже непонятно за что – маленький кусок болотистой земли? – я мог ненавидеть ее. Потом она плакала и хваталась за мои колени, уверяя, что только моя любовь может ее спасти, и я снова терял голову. Наутро она громко смеялась надо мной и уезжала на три дня – в лучшем случае с кем-то из своих братьев, а то с первым попавшимся из слуг. А я бродил по длинным коридорам ее замка и ничего не мог с собой поделать.

Потом она неожиданно посерьезнела, стала укладывать волосы в высокую прическу и говорить о том, что власть дается только тому, кто берет ее сам. Она даже стала реже нюхать свой порошок и проводить со мной больше времени – видимо, пытаясь угадать, достаточно ли я приручен и сойду ли на роль консорта. Какое-то время я снова был почти счастлив – как бывает счастлив приговоренный к смерти, когда перед казнью ему приносят роскошный ужин. И когда два ее дяди умерли один за другим от непонятной болезни, я еще ничего не понимал. Потом умер ее родной брат – с ним она тоже лежала на полу галереи, и наверно, в том числе и поэтому не пощадила его.

– А что стало с ее отцом? – неожиданно спросила Женевьева.

– К тому моменту он уже два года как погиб. Упал с лошади на охоте. Я мог бы, конечно, обвинить ее в смертях всей семьи, но когда умер старший Ваан Геерген, мы как раз были в свадебном путешествии, – Ланграль слегка поморщился от воспоминания.

– Не такая уж и плохая смерть, – констатировала Женевьева мрачно, внимательно разглядывая свои ногти.

– Вы были с ним знакомы?

Бенджамен слегка отвлекся от погружения внутрь себя, что само по себе уже было неплохо.

– Как вам сказать… Два месяца я служила в его отряде телохранителей. Из всех моих нанимателей в Айне это был самый недолговечный контракт.

– Будет ли мне позволено спросить, почему вы его прервали?

– Будет, – Женевьева помолчала, собираясь с мыслями. – Однажды он захотел, чтобы я взяла в руки кнут и стала бить его по спине до крови. Мне показалось это неправильным по отношению к человеку, который платит мне жалование. Хотя, может быть, он это и заслужил.

– Получается, что Айна – это место, где процветают всяческие извращения, – сквозь зубы процедил Ланграль. – Может, на них влияют испарения с болот? Неудивительно, что сама природа постоянно стремится их затопить.

– Может, вы и правы. Но у других моих нанимателей инстинкты были вполне здоровые, – серьезно сказала Женевьева. – Так что уходила я от них совсем по другой причине.

Наконец Ланграль поднял голову и несколько мгновений смотрел ей в лицо. Потом уголок его губ слегка дрогнул – то ли в улыбке, то ли в гримасе.

– Вам интересно знать, что было дальше?

– Мне кажется, ничего хорошего.

– Я даже не могу похвалить вас за догадливость, графиня, поскольку это очевидно следует из моего рассказа. Еще несколько месяцев мы прожили в ее замке. По вечерам она часто заводила разговоры о власти над всей Айной и задумчиво рассматривала карты стран по берегу Внутреннего океана. Несколько раз – еще до смерти ее брата, который теперь один имел такие же права на наследство, как и она – в замок приезжал один странный человек, с практически белыми глазами и судорогой по всему телу.

– Лоций де Ванлей, – уверенно сказала Женевьева.

– Наверно. Она называла его Ваан Лей и почти боготворила. Он был единственным, к кому я ревновал по-настоящему, до потери сознания, потому что видел, что она желала его до безумия. Но он, смеясь, только касался ее подбородка и уезжал, даже не оставаясь на ужин.

А потом, когда ее брат умер и закончились пышные похороны, он снова приехал, и я, задыхаясь от ревности и ненависти, подслушал их разговор на галерее. В тот момент я еще не подозревал ее ни в чем, кроме бесконечных измен и пристрастия к серому порошку.

Они стояли в арке и шептались, но я притаился неподалеку, а звуки на галерее разносились так странно, что я слышал почти каждое слово. Или, может, я просто так хотел все это услышать?

Ваан Лей сказал:

"Ты слишком торопишься. Подобная спешка может вызвать подозрения".

Аннемара сказала:

"Скорее, все усмотрят в этом высший промысел, который ведет меня к власти над Айной".

"Ты чересчур самонадеянна. Будущей властительнице Айны следует проявлять осторожность".

Она засмеялась, пытаясь прижаться к нему всем телом.

"Разве мне не покровительствует самый сильный темный маг на всем Внутреннем Океане? Разве я не владею самым убийственным из всех заклятий, которое он мне открыл?"

"Это не повод для того, чтобы потерять всякую осмотрительность", – сухо сказал Ваан Лей.

"Но дорогой, никто ведь ничего не заподозрил. Все лекари Айны настолько искушены в распознании всевозможных ядов, ведь здесь все постоянно пытаются отравить друг друга. Однако никакой отравы нет и в помине!" – она счастливо засмеялась, запрокинув голову. "Всего несколько слов, произнесенных над безобидным бокалом вина или воды, и через несколько дней человек умирает от болезни, к которой он больше всего предрасположен. Очень остроумно".

"Не от болезни. Он умирает, потому что теряет смысл своего существования", – поправил ее Ваан Лей.

"Неважно. Главное, что он больше не стоит у меня на пути".

Ваан Лей чуть нахмурился, снимая ее руки со своей шеи.

"Ты бы лучше занялась тем, кто действительно стоит у тебя на пути. Он в Айне чужой, его смерть никого не обеспокоит".

"Ты имеешь в виду Бенджамена? – она расхохоталась с таким уверенным презрением, что в этот момент я возненавидел себя. – Но я не считаю, что он мне мешает. Он бывает довольно забавным. И никогда меня не отталкивает, в отличие от тебя, злой колдун".

"Как знаешь, – равнодушно сказал Ваан Лей, пожимая плечами. – Но мне ты была бы полезнее в роли свободной женщины. Подумай об этом".

В этот же вечер я уехал из Айны. Не думайте только, что я бежал от перспективы собственной смерти. Я пытался бежать от себя самого. Но даже когда я вернулся в свой замок в Круахане, из всех зеркал на меня продолжало смотреть ее лицо. Я слонялся по округе, как умирающее животное. Я звал ее наяву и пронзал ее горло шпагой во сне. Я вспоминал, как она смотрела на меня, таким доверчивым и испуганным взглядом, какой совершенно не вязался с другим ее образом. Я придумал целую легенду, что ее околдовал злой волшебник – хотя бы тот же Ваан Лей. Что я могу избавить ее от чужого злобного влияния. Я скупил все книги по магии и чародейству, какие только были в Круахане, и выучил наизусть все возможные заклинания, которые там были приведены. Ни одно из них ничего не значило в действительности, кроме нелепого набора звуков и судорожных жестов.

Потом она неожиданно приехала – и с порога бросилась мне на шею, залив воротник слезами. Она говорила, что никогда не чувствовала себя так одиноко, что никого в своей жизни не любила, кроме меня, что она готова бросить свое айньское княжество, жить со мной в Круахане и рожать мне детей. Одна часть меня взлетела к небесам и сжимала ее в объятиях до утра. Но все эти полусумасшедшие колдовские книги, видимо, оказали на меня какое-то странное воздействие. Внутри меня словно поселился какой-то посторонний человек, абсолютно холодный и равнодушный, как камень. Он смотрел в ее прекрасные темно-зеленые глаза, блестящие от слез, и спокойно усмехался.

Утром я сидел в кабинете, молча глядя на тлеющий камин и стараясь собраться с мыслями. Она вошла, неся на подносе душистый отвар, какой обычно пьют по утрам в Круахане. Она была воплощением тихого домашнего уюта, скромно опустившей глаза, и только на щеках иногда загорался легкий румянец при мысли о прошедшей ночи. Она протянула мне темный дымящийся бокал на подносе.

"Всего несколько слов, произнесенных над безобидным бокалом вина или воды", – подумал я.