Текст книги "Коронованный лев"
Автор книги: Вера Космолинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)
– Вы думаете, сударь, этого будет достаточно?
– Нет, Мишель, не думаю. Но может пригодится.
– Похоже на обычное ароматное масло, – сказала Изабелла, глядя на просвет на флакончик, который удерживала указательным и большим пальцем за верхушку и донышко. Свет, падающий из окна, и ее превращал в какое-то полупрозрачное сияющее существо. – Светлое, прозрачное, с янтарным оттенком.
– Пожалуй, более молочное, – решил я.
– Но бывает же и такой янтарь, – возразила Изабелла. И я призадумался над тем, что же вообще означает словосочетание «янтарный оттенок». Разных оттенков и даже цветов янтаря я и сам помнил предостаточно. – А может быть, это и есть просто ароматное масло?
– Может быть, не спорю, – я пожал плечами.
– Только у Рауля была какая-то странная реакция на этот запах?
– Только у него.
– Хм, – тихо проговорила Изабелла, будто разговаривая сама с собой. – Но это определенно не что-то, что обычно используют на церковных службах. Хотя и там ведь – трудно сказать, что весь этот дым совсем не оказывает на человека влияния. Даже обычный ладан – антидепрессант, а в больших количествах и галлюциноген. Но влияние оказывает все подряд, вопрос – с какой силой.
– Дым вообще такая штука…
Изабелла рассеянно кивнула:
– Продукты горения, углекислый газ – уже само по себе «хорошо», ничего не скажешь. Значит, говоришь, весь дом пропах этим запахом, но ничего особенного никто из вас кроме Рауля не почувствовал?
– Нет. Разве что немного голова кружилась, но такое бывает и от обычных духов. А у некоторых на них просто аллергия.
Изабелла сняла пробку и осторожно потянула носом воздух.
– Что-то сладкое, вроде ванили, но не ваниль.
Она вдохнула еще раз, задумчиво наклонив голову, и пожала плечами.
– Понятия не имею, на что это похоже. Ты случайно не знаешь, как пахнет марихуана?
– Э… нет, как-то так и не сподобился…
– Ну, я просто подумала, что на юридическом…
– Нет, извини, не пробовали.
– Ну, ведь некоторые знают, хотя и не пробовали, – засмеялась Изабелла.
– Знаю, что упущение – мне тоже как-то не раз говорили: «вот это тот самый запах!» Только я никогда не мог сообразить, какой именно. Может быть, поискать в саду и поджечь для сравнения?
Изабелла вздохнула.
– Думаю, не стоит, и не уверена, что она растет у нас в саду. А вот Рауль наверняка бы узнал, будь это тот самый запах.
– Почему это ты так думаешь?
– Журналисты… – пожала плечами Изабелла.
– Одно точно, – сказал я, подумав о том, что именно растет у нас в саду, – на розовое масло это нечто не тянет.
– Не тянет, – согласилась Изабелла. – А может, его на вкус попробовать?
– Не надо. Готье вчера чуть не попробовал, но Рауль его остановил. Хоть и не смог толком объяснить почему, но был уверен, что это опасно. Все-таки, он был слишком обеспокоен, чтобы ему не верить.
– А если попробовать не на себе, а на каком-нибудь животном?
– Мм… На Дианиной канарейке?
– Ну, не знаю, может, спросить у прислуги, нет ли у них живой мыши в мышеловке. Может, ничего плохого с ней и не случится…
– А если даже и случится, мыши в мышеловке терять нечего, – кивнул я и отправился на поиски того, кто мог бы нам помочь добыть приличную мышь.
Мышь в итоге отыскалась – средней упитанности, Мишель, и сам знавший толк в экспериментах, принес ее в высоком горшке, где зверушка то сидела нахохлившись, будто дуясь на пресловутую крупу, то «мыла» лапками стенки, пытаясь выбраться, и подпрыгивала, помогая себе хвостом.
– Невинная жертва во имя науки, – торжественно объявил я, вручая горшок Изабелле. Она бережно поставила его на стол и заглянула внутрь.
– Подойдет, – одобрила она, открыла флакончик, капнула из него пару капель на печенье и бросила печенье в горшок.
Мышь недоверчиво метнулась в сторонку, потом принюхалась – тонкие усики взволнованно колыхались. Мышь отчетливо чихнула и отвернулась, ожесточенно потерла усики, умываясь, снова потянулась к печенью, снова чихнула, снова умылась, снова потянулась и, все так же тихо чихая, жадно ухватила кусочек.
– Ты смотри-ка, а ей нравится! – пробормотала Изабелла. – Не похоже, что это яд.
– Но крысы же едят крысиный яд? – усомнился я.
– Наверное, – неуверенно согласилась Изабелла.
Мышь отгрызла небольшой кусочек печенья и остервенело впилась в него зубами, придерживая лапками.
– Знаешь, что, – задумчиво пробормотала Изабелла. – Наверное, это все-таки какой-то наркотик, смотри как грызет… Видимо, в этом есть что-то приятное.
Мышь самозабвенно уписывала печенье за обе щеки, позабыв про то, что сидит в горшке, про то, что она в ловушке и в опасности. Единственное, что, кажется, вызвало у нее дискомфорт, это когда она, схватив остатки печенья, принялась тыкаться в гладкие стенки, явно напряженно раздумывая, где бы ей припрятать свою добычу. Недовольно чихнув, она выронила печенье, умыла усы и, в конце концов, улеглась на лакомство и свернулась комочком.
– Засыпает, – проговорила Изабелла. – Потом проверим, проснется ли. – Она все стояла, заглядывая в сосуд и задумчиво потирала подбородок. – Как ты думаешь, насколько люди похожи на мышей?
– Ну, в конце концов, и те и другие млекопитающие, теплокровные…
– Хозяйственные, – подхватила Изабелла. – Как лемминги, вдруг тысячами куда-то бросающиеся, будь впереди пропасть или бурный поток, бегущие не глядя, по трупам или кому-то в пасть. А ведь казалось бы – есть у них не мозги, так рефлексы, уменье копать норки и делать запасы.
– Насколько я помню, у этого явления есть разумное объяснение – во-первых, это случается не так уж часто, и бегут они от голода, оттого, что их становится слишком много. И ничего сверхъестественного.
– В людях тоже, – мрачно сказала Изабелла, – нет совершено ничего сверхъестественного.
Что тут можно было возразить? Разве что:
– Кажется, дней десять назад я был как-то больше в этом уверен.
Диана вернулась после полудня одна, в экипаже, в сопровождении свиты, но без отца, с которым она отправилась утром во дворец. Наш эксперимент с мышью ее, кажется, не вдохновил и вообще показался ей антигуманным, хотя я бы, пожалуй, назвал его антимышиным. Мышь, между тем, не бедствовала, а спокойно спала, серая шкурка над ребрышками мерно приподнималась и опадала, и ничего больше не происходило.
– Может, просто вкусное снотворное, – предположил я, и по естественной аналогии вспомнил пса в «Румяной пулярке», с разъезжающимися лапами и остекленевшими глазами.
– Вообще-то, мыши – ночные животные, – заметила Диана. И это было справедливо. – Посмотрим, что будет потом.
– Посмотрим, – согласилась Изабелла. – Если будет шуметь ночью, подбросим еще печенья – если угомонится, значит, все-таки снотворное.
Немного позже вернулись Рауль и Готье, усталые, бледные, неразговорчивые, с похоронными лицами и словно бы чем-то потрясенные. Наверное, все мы в последнее время выглядели похожим образом со стороны. А весь день пробыв дома, я и начал смотреть на все чуточку со стороны. Но было в их унынии и молчании нечто большее.
– Ну как? – спросил я, перехватив их у самой двери. – Вам действительно легко удалось туда попасть?
– Легче легкого, – буркнул Готье. – А мы можем какое-то время оставаться на воздухе? Очень хочется просто дышать…
И мы распорядились принести легкого вина в давешнюю беседку, пока было еще не темно и не слишком сыро. Мы поместились там впятером. Изабелла долго крутила в пальцах миндальное печенье, прежде чем откусить, и явно думала о своей мыши.
– Итак, – торжественно сказал Готье, немного отдышавшись, – вход там действительно свободный… – и замолчал. Прозвучало это как-то зловеще – и слова, и молчание.
– Чего не скажешь о выходе? – уточнил я, так как такой вывод напрашивался сам.
Рауль кивнул и отпил вина, а потом откинул голову и вдохнул ароматный воздух сада с еще большим удовольствием. Готье покосился на него и тут же сделал очень похожий вдох.
– Вы сбежали? – поинтересовалась Диана с беспокойным восклицанием.
– Да нет, просто выкрутились, – успокоил Рауль, нервно крутя в пальцах витую ножку бокала. – Но приятного мало. Мы вошли в дом, как и все, через парадный вход, и нам тут же вручили зеленые веточки и предложили причаститься – из большой чаши, в которой… была эта самая штука.
– Причащаться маслом? – поморщилась Диана. – Какая гадость!
– А оно довольно приятное на вкус, – заметил Готье, и Изабелла, вздрогнув, ошарашено воззрилась на брата:
– Ты что, попробовал?!..
– Нет, – снова вздохнул тот, – не совсем. Только сделал вид. Но запах вполне приятный, и раствор в чаше был не такой уж маслянистый… А без «причастия» в дом и не пускают. Очень вежливо, но выпихивают. Это масло они называют «миром».
– Вот было бы весело, если бы меня вывернуло прямо в эту чашу… – меланхолично пробормотал Рауль. Мы посмотрели на него, и почему-то нам не захотелось слишком углубляться в эту тему.
– Поскольку все они пьют его весело и вроде бы не травятся, можно было бы предположить, что это вполне безопасно, – продолжал Готье. – Разве что вызывает приятную эйфорию, немного пьянит – по ним видно было, как они чуть не мурлыкали. Атмосфера доброжелательности на службе прямо-таки зашкаливала, в доме собралась, наверное, добрая сотня человек, в основном, мужчины, хотя были и женщины.
– И даже дети, – вполголоса прибавил Рауль, и было видно, как его это бесило, хотя он смотрел в сторону, на качающиеся ветви и чуть жмурился, подставляя лицо ветерку.
– На всякий случай, мы расположились в заднем ряду, – снова перехватил слово Готье, – поближе к выходу. И вскоре началось богослужение, очень пристойное. Действительно, что-то напоминающее одновременно и католическую службу и какую-нибудь лютеранскую. И ничего плохого – только призывы к любви и миру.
– «Занимайтесь любовью, а не войной!» – саркастически вставил Рауль. И похоже в плане наркотиков это совершенно верно, хоть и без эротической окраски. Если бы вы видели эти лица!.. Это страшно – они говорят о мире, а глаза их становятся все более пустыми. Они становятся просто стадом!
Мы помолчали, глядя на исходящего яростью Рауля.
– И что тут нового? – сухо поинтересовался я. – Люди делают это с собой постоянно. Все религии на свете – один черт.
Рауль вяло отмахнулся.
– Неужели можно сомневаться, что тот, кто однажды войдет в эти двери, не сможет не вернуться туда снова? Что он не станет делать все, что ему скажут, потому, что это «здорово и приятно», а может быть и похуже.
– Похуже, это как? – осторожно спросила Диана.
– «Пусть враг наш придет к нам и станет нашим братом», – процитировал Рауль. – Они повторили это раз пятнадцать, так же, как повторяли про верность друг другу и своим пастырям.
– Но что-нибудь другое, крамольное, они сказали? – спросил я. – Может быть, приказали собравшимся что-то сделать? Может быть, сказали, кому именно им надо верить, кого слушаться?
Готье покачал головой.
– Нет, не говорили. Для этого, пожалуй, проводятся какие-то закрытые службы. А тут только ловят на крючок.
– Но вы уверены, что именно ловят? – спросила Изабелла. – Знаете, глаза у людей становятся пустыми так часто, что даже на наркотики все глупости не спишешь.
Рауль вздохнул и, поставив бокал, стал сжимать и разжимать побелевшие пальцы – кажется, он стиснул их до судорог. Он смотрел на нее долго, печально, не мигая.
– Я в этом просто уверен – в том, что от всего, о чем там говорилось, они не избавятся до гробовой доски, однажды поверив. К сожалению, я так и не вспомнил, откуда у меня эта уверенность. Но для чего еще нужно, чтобы одним и тем же составом в этих домах пропитывалось все? Чтобы они выпивали его? Чтобы обменивались затем паролями и становились, заслышав его, шелковыми? – Он коротко глянул на меня. – Как даже король. А когда ты не послушался их, когда они произнесли этот пароль для тебя, они на тебя набросились, верно ведь?
– Верно, – кивнул я, подумав, что другой причины не было. Свое послание они передали. И могли бы на этом остановиться. Но видимо, у них было задание проверить еще кое-что. Дизак ведь слышал, что я сказал королю. Не исключено, что если бы я не ответил на пароль, меня бы вообще оставили в покое.
Нет, стоп, немного назад. Ведь сперва я выразил несогласие с пожеланием не подходить близко к известному дому. Значит, мне уже было за что попробовать открутить голову, но сперва они сделали заход с другой стороны. Ведь возможно, если бы я уже был «подцеплен на крючок», все было бы проще и мне оставалось бы только внушить то, что по какому-то недосмотру еще не было внушено. А если учитывать, как они оказались сильны, их реакцию – может быть, и Дизак был в этом своем подозрении вполне искренним. Возможно, он считал меня просто каким-то «сбоем в программе». И может быть, даже в этом были свои плюсы, если он нашел себе такое объяснение… Вот только сбой, пожалуй, был слишком сильным.
– И как говорила Жанна – последние годы она замечает вокруг все больше «пустых» людей. Тут даже не нужно обладать никакими сверхъестественными способностями. Они действительно – другие. Как бы по-своему, по-разному мы это ни объясняли.
Рауль почти незаметно утвердительно качнул головой.
– Несколько лет – это все-таки очень странно, – нахмурилась Изабелла. – Ведь Дизак такой, как он есть, в лучшем случае, ну или в худшем – неважно – несколько недель.
– А ведь то же самое говорил Пуаре, – напомнил Готье. – Что он слышал о хранителях намного раньше.
– Но возможно, тогда они не были никак связаны? – предположила Диана, хотя мне показалось, что искренности в ее голосе совсем не было. – Может быть, они просто подобрали удобную секту и теперь ее используют себе на благо?
– Если мы можем верить Жанне, – медленно проговорил Рауль, обведя нас предупреждающим мрачным взглядом, – и это правда, то видимо, некто, кого мы называем вторым, попал сюда гораздо раньше нас всех.
Мы помолчали, раздумывая, и думы были невеселыми.
– А почему тогда мы все оказались тут так поздно?.. – слабо запротестовала Диана.
– Наверное, потому, что приближается какой-то поворотный момент, – спокойно ответил Рауль.
– Ужасно, – вздохнула Изабелла.
– Значит, с мышью вы все-таки сотворили что-то нехорошее, – с укором сказала нам с Изабеллой Диана.
Услышав про то, что мы сделали с мышью, Рауль и Готье немного оживились и пожелали на нее взглянуть.
С мышью, как будто, не происходило ничего плохого. Она спокойно сидела в горшке, смотрела оттуда ясными глазами-бусинами и определенно хотела еще печенья. Ни малейших признаков страха она не проявляла. Изабелла из любопытства сунула руку в горшок, и мышь спокойно дала себя погладить и взять в руки, не пытаясь ни убежать, ни укусить.
– Агрессии у нее явно не прибавилось, – отметила Изабелла.
– Зато прибавилось миролюбия, – кивнула Диана. – Храните мир божий, подопытные зверушки?
XIX. Кто хочет мира…
– Дон Руис де Медина, – завершил представление Рауль, и человек в черном, строгом, но почему-то не напоминающем похоронный, наряде, сдержанно поклонился. Неудивительно, жесткие корсеты делают все движения именно такими сдержанными. Дон Руис был еще молод, хоть старше нас, лет тридцати, темноволос, но кожа его отличалась очень светлым тоном, отнюдь не смуглым, какой обычно ожидают увидеть у испанцев, и который, несмотря на стереотипы, мало свойственен их высшему свету. И глаза его тоже были светлыми, оливкового цвета. Мы чинно расселись в большой, уставленной тяжелой мебелью очень темных тонов, гостиной, с занавесями цвета мадеры, которая нам тут же была предложена вместе с какими-то сладостями. Несмотря на яркий день теперь уже двадцать второго августа, здесь царили мягкие сумерки.
– Так вы говорите, – дон Руис вежливо посматривал на нас обоих, – что вас беспокоит то, что происходит в последнее время. Вы полагаете, что это может быть опасно? Я не думаю, что моей стране может что-то угрожать.
– Увы, на самом деле, может, – негромко и очень деловито заверил Рауль. – Видите ли, мы имеем дело с очень необычным стечением обстоятельств, которое может быть губительно для вашей страны так же, как для нашей.
– Прошу прощенья, но чем вы обосновываете возможность подобного положения вещей?
– Некоторыми покушениями, – сказал Рауль.
– Небольшие трения всегда неизбежны, – дипломатично ответил дон Руис.
– Да, но это ведь не конец, – с легкой улыбкой продолжил Рауль. – Неделю назад положение представлялось вам более беспокоящим, не правда ли? – тон Рауля стал похож на мурлыканье кота, подбирающегося к запертой в клетке канарейке.
Дон Руис, похоже, немного занервничал, снова бросив взгляд на меня, будто терялся в догадках, зачем я тут нахожусь. Впрочем, нельзя было сказать, что я нахожусь тут для чего-то особенного. На мой взгляд, я был здесь просто для подстраховки, если не считать того, что Рауль почему-то давно хотел нас познакомить.
– Простите, я не совсем понимаю…
– Вы среди друзей, дон Руис, – успокаивающе произнес Рауль. – Но я хотел бы поговорить с вами о герцоге. Удалось ли вам убедить его покинуть город? Вы ведь находили, что ему опасно здесь находиться.
– Да… – испанец колебался. – Но видите ли, все это происходило еще до бракосочетания августейшей сестры его величества. Теперь же, мне представляется, острота ситуации уже позади.
– Нет ли для этого каких-либо причин? – вкрадчиво спросил Рауль и дон Руис приподнял брови в ответ.
– Не бойтесь, – заговорщицки проговорил мой друг, – кого бы из этих еретиков вы ни надумали устранить, вы знаете, что многие здесь будут вам только благодарны!
Дон Руис слегка улыбнулся, но тут же припрятал улыбку.
– Более того, – невинным тоном продолжал Рауль, – могу сказать вам, что именно это скоро и случится.
– Что вы говорите? – с деланным изумлением проговорил испанец.
– Именно! – подтвердил Рауль. – И вот тогда всем станет очень опасно здесь находиться. И герцогу, и вам. Вы ведь знаете, какой прискорбной силы могут достичь беспорядки, когда в столице собралось столько противоборствующих сил. И противоборствующих не только явно, но и тайно. Ведь есть тут иные заинтересованные лица, о которых прочим ничего не известно, многие даже не подозревают об их существовании.
– О чем вы? – на этот раз удивление дипломата казалось искренним.
– О том, – мрачно проговорил Рауль, – что меч – оружие обоюдоострое. И если вы пожелаете привести в действие некие механизмы, их невозможно будет остановить. Вы можете желать расстроить планы на воссоединение партий и грядущую военную кампанию, и это желание понятно и естественно. Но не можете ручаться за то, кто может одержать верх в этом противостоянии. – «Если не знаете всех его участников», – мог бы прибавить я, но это было, пожалуй, ни к чему.
Дон Руис бессознательно приподнялся над креслом, потом сел.
– Бросьте! – воскликнул он. – Нам это совершенно не нужно – по той самой причине, которую вы сейчас назвали.
Рауль продолжал сверлить его внимательным взглядом.
– Но ведали ли вы об этой причине?
По виду дона Руиса можно было заключить, что он не ведает о ней и сейчас. Мне казалось, что Рауль действительно ходит слишком уж вокруг да около, перескакивая с пятого на десятое. Но иногда именно этот его стиль приносил неожиданно хорошие плоды. Рауль предпочитал вязать узлы, а не рубить их.
– И все-таки, о чем вы говорите? – терпеливо спросил испанец.
– Простите, дон Руис. Но что заставляет вас упорствовать в мысли, что опасность уже миновала?
– Потому что то, что должно было свершиться, уже свершилось.
За окнами давно уже слышался какой-то шум, становившийся все отчетливее.
– Вы говорите случайно не об убийстве Колиньи?
Брови испанца поползли вверх и, на мой взгляд, это ничуть не походило на актерство.
– Какого дьявола, д’Эмико-Левер? – напрямик осведомился он. Раулю определенно удалось вывести его из равновесия и разозлить. – Вы тоже нахватались этих слухов? Нам не нужно ничего делать потому, что все происходит само собой. Да, откровенно говоря, мы глубоко не одобряем вашу «фламандскую кампанию». Но все давно потеряло остроту – именно потому, что бракосочетание уже состоялось. Потому что мир слишком многим из вас показался делом решенным, и вы перестали следить за тем, чтобы пытаться сохранить его, хотя бы и так как до бракосочетания принцессы Маргариты. У вашего мира нет будущего. Ваш король женат на сестре нашего короля, и чего стоят подобные брачные союзы, все мы знаем. Теперь можно всего лишь позволить событиям развиваться дальше…
– Прошу прощения, что вмешиваюсь… – деликатно обронил я, продолжая прислушиваться к шуму за окнами. – Но боюсь, будет лучше, если все мы оставим этот дом.
Замершая на небрежном полувзмахе рука дона Руиса повисла в воздухе. Он удивленно оглянулся на меня, потом бросил быстрый цепкий взгляд на Рауля, но тот смотрел на меня с не меньшим изумлением. Увлекшись разговором, они оба просто не слышали того, о чем кричали на улице. Я поднялся со своего места, слегка поклонился дону Руису, вежливо испрашивая позволения хозяина дома и, шагнув к окну, распахнул его.
– …Испанские собаки!.. Это все они!.. Они убили адмирала! Смерть им!.. – донеслось оттуда, вместе с прочими пока еще отдаленными кличами в таком же жизнерадостном духе.
– Что происходит? – Медина озадаченно крутил головой.
– Похоже, весьма удивительное совпадение, – сказал я. – Но тем не менее, на вашем… на нашем месте, я бы отсюда убрался.
За дверьми раздался топот, двери распахнулись, бесконечно извиняясь и кланяясь лакей зачастил по-испански, за его спиной по дому метались перепуганные слуги. Кто-то в глубине дома решительно командовал, веля всем вооружиться и занять оборону.
– Опоздали, – бросил я Раулю, пока Медина переговаривался со своими людьми. – Не думал, что это произойдет так рано… – Был ведь, в конце концов, шанс, что этого вообще не произойдет – по крайней мере, после покушения на Таванна, после всех предупреждений и, кроме того, Огюст ведь сегодня собирался сопровождать адмирала, не отходя от него ни на шаг. Хоть бы уж с ним самим ничего не случилось…
Медина снова повернулся к нам, его глаза метнулись от одного из нас к другому.
– Вы уже знали об этом? – вопросил он.
– Увы, это было предположение, – скорбно вздохнул Рауль. – Но порой меня пугает, когда они сбываются.
– Предупредите дона Алонсо! – бросил Медина кому-то из слуг, потом прислушался к голосам за дверью, что-то быстро спросил, затем кивнул. Я решил, что голос, раздающий приказы, и принадлежал этому самому дону Алонсо. – Простите господа, – произнес он церемонно, – не смею вас более задерживать. Боюсь, нам придется выдержать небольшую осаду…
– Дон Руис… – сказал Рауль, посмотрев на него серьезно и печально. – Забудьте все, что я говорил. Но и впрямь, не советую вам оставаться в доме. Лучше будет его покинуть. Любые провокации, которые только могут быть совершены в этом городе, похоже, будут совершены. Именно поэтому рекомендую вам выйти сейчас с нами. При первом же удобном случае мы направим сюда и стражу и войска, они сумеют очистить территорию. Сейчас же будет лучше обойтись без кровопролития как с одной стороны, так и с другой.
– Но я не могу все здесь бросить!
Рауль покачал головой.
– Поверьте, это не просто волнения, за ними кое-кто стоит. И этому кому-то может понадобиться нечто большее, чем просто немного шума. Не будем рисковать и подливать масла в огонь.
Медина, колеблясь, смотрел на Рауля, будто раздумывая, не выманивают ли его из дома нарочно. Но похоже, это было лишь привычным просчитыванием ситуаций. Насколько я знал, их связывало давнее знакомство и даже какие-то общие дела, если не авантюры, хотя теперь, видя колебания Медины, я испытывал некоторое забавное облегчение. Если он еще оставлял насчет Рауля какие-то сомнения, значит, тот действительно не играл всегда ему на руку, и насчет подозрений в шпионаже в пользу Испании можно было успокоиться. Правда, даже в самом худшем случае, это уже не имело бы ровным счетом никакого значения. Но все равно всегда предпочтительней лучший случай.
– Дон Алонсо! – воскликнул Медина, завидев подошедшего к дверям гостиной светловолосого подтянутого молодого человека в изумрудном колете, еще менее напоминающего стереотипного испанца, чем сам Медина. – Полагаю, нам следует оставить дом, – сказал он, и Рауль кивнул с некоторым облегчением.
Юноша всем своим видом выразил удивление, если не откровенное недовольство.
– Но, дон Руис, разве мы можем просто бежать?
За него ответил Рауль:
– Уверяю вас, дон Алонсо, это стратегическое отступление, во избежание куда более крупномасштабных боевых действий, в которые могут оказаться втянуты наши державы.
Дон Алонсо с изумлением посмотрел на Рауля и на дона Руиса и слегка поклонился, судя по всему, выразив этим свое согласие.
– Но что будет с нашими людьми?
– Если уйдете прямо сейчас, ничего плохого. По крайней мере, им не будет хуже, если мы успеем прислать помощь. – Это было бы недурно, так как после того, как отношения с Испаней оказались практически безнадежно испорчены, посольство почти опустело.
Больше никаких возражений не было, кроме одного – после того как Медина отдал последние распоряжения, испанцы наотрез отказались выходить через заднюю дверь. Выглянув в окно и отметив, что улица опустела, а маячившие отдельно группы пока еще стягивались на отдалении, лишь выкрикивая кровожадные призывы и собирая сторонников, прежде чем двинуть вперед свои «полки», мы решили, что во время этой благоприятной паузы можно выйти из дома и через парадный вход, так, как будто ничего особенного не происходит. Иногда это бывает лучше всего.
– Не слишком ли преждевременно?.. – проговорил дон Алонсо, завидев, что на улице было пока не так уж беспокойно.
– В самый раз, – заверил Рауль. – Они уверены, что вы никуда не выйдете, а наоборот, запретесь.
– С чего вы так уверены? – спросил дон Руис.
– Предвиденье, – загадочно отозвался Рауль. Теперь мы действительно были уверены, что все провокации, какие возможно – случатся, чтобы посеять как можно больший хаос, даже больший, чем это должно было быть… Может, никто и не будет дожидаться двадцать четвертого. Может, это не будет, как «прежде», резней, обращенной в большей мере на одну из партий. Не исключено, что это будут просто уличные бои, bellum omnium contra omnеs. И никто из старых игроков не останется даже в подобии выигрыша, хотя, конечно, главного своего стратега кальвинисты уже лишились.
Но было похоже, что мы и впрямь выбрались очень удачно. И сумеем спокойно пройти мимо пока еще только распаляющих друг друга протестантов. Отовсюду доносились громкие голоса – все перекликались, делясь новостью, откуда-то доносился резкий звон бьющихся бутылок. Увы, не все тонет в вине, из него порой рождаются джинны. И все время слышалось: «Все это испанцы!..» Интересно, откуда вообще взялся этот клич? Кто-то подсказал? Но мы просто уверенно проходили мимо всех этих небольших группок, пока вдруг кто-то не крикнул, какой-то молодой парень с острой крысиной физиономией: «Да вот же они! Вот испанцы!..» Идя впереди, я резко притормозил, так что, при всем желании мои спутники не могли ускорить шаг, даже если у них и было такое желание.
– Что-что? – с энтузиазмом отозвался я, хвастливо сдвинув берет на ухо, так что виднее стали медные волосы, ставшие на солнце и вовсе откровенно рыжими. – Где эти имперские сатрапы?!..
– А, черт… – отмахнулся некто постарше. – Англичане! Это наши!.. – И мне даже не пришлось нарочито переходить на английский.
– Да этих иностранцев разве разберешь… – проворчал кто-то. Мы пожали плечами и прошли мимо. Я едва удержался, чтобы не махнуть ребятам на прощанье любимым жестом Черчилля. Но могли ведь не так понять…
– Caramba… – выдохнул тихо дон Алонсо. – Чтобы меня приняли за англичанина?!..
– Не меня же, – усмехнувшись, заметил дон Руис.
Рауль тихо посмеивался.
– Не похож ты на англичанина! – шепнул он мне.
– А я этого и не утверждал!
И понемногу мы вышли к самому безопасному месту в городе – к нашему дому. Я даже заново оценил, будто свежим взглядом, его массивную архитектуру, окружающие его каменные стены с плетями дикого винограда и чугунную решетку ворот. Немного бледный привратник поспешил впустить нас.
– Вы ведь слышали, монсеньор виконт, слышали?..
– Да, – я кивнул, – благодарю, трудно было не услышать. – Я пропустил своих спутников вперед в сопровождении Рауля, а сам немного задержался.
– Монсеньор граф, ваш отец, дома, – тут же негромко сказал Жозеф, прежде чем я успел задать вопрос. Я поблагодарил его кивком за понятливость и последовал за остальными. Это означало также, что Огюст не возвращался. Да и разве мог бы он вернуться, если бы такое произошло.
В доме витал аромат свежего кофе. Похоже, отец нас ждал, мы сразу же проследовали в гостиную, где он ничуть не выразил удивления, увидев, в чьем обществе мы вернулись. Он был там один, никаких признаков, чтобы девушки или Готье были дома, но насчет дам я был почти уверен. Сегодня был слишком рискованный день, чтобы куда-то их отпускать. А вот Готье, скорее всего, отправился искать Огюста и проверять слухи.
– Рад видеть вас в добром здравии, – приветствовал отец и нас и испанцев. В отличие от меня, с Мединой он был уже знаком и раньше. Но видимо, не с доном Алонсо, которого дон Руис счел необходимым представить – по дороге это, должно быть, просто вылетело у него из головы, иначе я отреагировал бы на его имя раньше.
– Дон Алонсо Мартинес де Лейва, – и я увидел, как отец чуть вздрогнул и посмотрел на молодого человека с большим интересом. Я бы и сам с удовольствием остался сейчас в гостиной, но надо было сделать кое-что еще, поэтому я вышел переваривать эту новость в одиночестве. Один из предводителей Армады, предполагаемый глава испанского десанта. Будет ли теперь хоть какая-то Великая Армада? И будет ли когда-нибудь на ней вторым по значимости лицом после адмирала наш гость? И можно ли считать везеньем то стечение обстоятельств, если все это произойдет? Но как бы то ни было, если не случится лучшего, то придется сожалеть и о том, что хотя бы могло быть – в том случае, если не будет даже этого.
Я отдал распоряжения о том, чтобы о нападении на дом Медины стало известно как можно раньше, отправив несколько посланцев с записками, и вернулся в гостиную. Все пили кофе и херес. Медина, похоже, несмотря на происхождение напитка, находил его слишком непривычным. Дон Алонсо нервничал и встретил меня горящим взглядом. Я сообщил ему, что известия посланы нужным адресатам, и он немного успокоился. Хотя, конечно, как он и предполагал, мы их выманили – но только затем, чтобы не рисковать и не множить поводы к первым войнам новой «империи», если таков был чей-то замысел.
