Текст книги "Коронованный лев"
Автор книги: Вера Космолинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
– Поль! – окликнула Диана, похоже, горя любопытством и детским боевым азартом. Я решительно закрыл дверцу, аккуратно вдвинув ею сестрицу обратно в портшез.
Раз мы сами открыли двери, слуги нерешительно поставили носилки на мостовую, оглядываясь на нас и дожидаясь распоряжений.
– Ух ты! – воскликнул кто-то надтреснуто, будто наступили на старый жестяной чайник. – Какие тут павлины водятся. А перышки у них золотые?
– А перышки у них стальные… – сказал я, разглядев впереди примерно с дюжину или чуть побольше пьяных идиотов, грозно размахивающих блещущими в темноте клинками и, похоже, парой пистолетов, вряд ли больше. Если они надеялись на взаимовыгодные переговоры с передачей им некоторых материальных ценностей, они сильно прогадали, это была не их ночь.
– Бери тех, что слева, – зачем-то уточнил Готье, и свирепо ринулся на толпу разгулявшихся пьяниц с их левого фланга. А я атаковал их правый фланг. Агрессоры бестолково сбились в кучу, спотыкаясь друг об дружку и бранясь на чем свет стоит. Раздались стоны и изумленные вскрики – мы с Готье не слишком зверствовали, все больше били по рукам или, хлесткими ударами по перекошенным физиономиям. А оттаптывали друг другу ноги, толкались и тыкали в своих же товарищей клинками они почти что и без нашей помощи. Слуги воодушевленно кинулись в бой за нами, колошматя нахалов палками.
Двое или трое уже пустились наутек, но это было еще не все – из-за углов подбежали приятелям на помощь еще несколько не слишком твердо держащихся на ногах персон, вернее, не совсем на помощь – игнорируя общую свалку, они поспешили прямиком к оставленным носилкам. Вот свинство…
– Я разберусь! – крикнул я Готье, и проткнув навылет плечо одного из толпящихся идиотов, швырнул его на руки подельникам, развернулся, догнал ближайшего в один скачок и отправил на мостовую, крепко треснув эфесом по затылку. А один из бандитов, проскочив из тени, в то же мгновение дернул дверцу портшеза Дианы. Я тут же увидел и саму Диану – она шагнула навстречу открывшему дверцу пьянчуге, презрительно уклонилась от его шпаги – вот подонок! – хотя, конечно, вряд ли он всерьез намеревался ее убить, и пьянчуга вдруг резко замер, отведя плечи назад, будто у него внезапно прорезались крылья. Я видел только, что Диана держит руку у его груди. Потом увидел, как ее глаза расширяются – похоже, этот процесс мог быть бесконечным, а губы округляются в беззвучном «о». Пьянчуга завалился на спину, а Диана отшатнулась, сев на пол портшеза – в руке она держала тонкий стилет.
Я подбежал к ней, отметив, что, похоже, она ничуть не пострадала, заметил с тревогой выглядывающую из своей приоткрытой дверцы Изабеллу, похоже, собирающуюся выйти и, догадываясь, что может тревожить Диану, приложил руку к шее поверженного.
– Увы, сестренка… – и я увидел, как по лицу Дианы покатились крупные слезы. – Он жив! – сказал я. – Ты доблестно поразила его в подмышку, и похоже, не задела ничего важного. Он просто мертвецки пьян.
Диана судорожно всхлипнула и тихо воскликнула:
– Мерзавец!.. – я было решил, что это слово относилось ко мне, за то, что я напугал ее первыми словами. Но оказывается, я ошибся: – Он чуть не заставил меня его убить!
Я ободряюще улыбнулся сестренке, к ней уже спешила Изабелла, а верные слуги Ранталей оттаскивали бездвижное тело в сторонку. Я же вернулся помочь Готье разогнать немногих оставшихся.
– Эй, куда же вы? – недоумевал кто-то – похоже, именно этот голос мы и услышали из темноты первым. – Их же мало!.. – тут он перевел взгляд на меня, и его лицо застыло, а рот раскрылся. Превосходная иллюстрация к выражению: «в зобу дыханье сперло».
– Ты?.. – проговорил он заикаясь, и похоже, его пробрала нешуточная дрожь. – Господи, спаси меня!.. – Я придержал клинок и невольно оглянулся, но за спиной у меня никого не было, и я снова взглянул на перепуганного пьянчугу. Может, у парня белая горячка? Не каинову же печать он на мне разглядел, хотя, кто его знает… В этом мире нет ничего невозможного. Парень попятился, весь трясясь.
– Чур меня… чур… только не меня… я ни при чем, я не хотел, возвращайся к дьяволу!..
Он швырнул шпагу мне под ноги и, развернувшись, во все лопатки припустил прочь. Я озадаченно поглядел ему вслед, и тут, наконец, в моей голове что-то щелкнуло:
– Дышло?!.. – крикнул я. Вместо ответа он только втянул голову в плечи и, закрыв ее руками, порскнул за угол.
– Ах ты, скотина!.. – взорвался я. В моей памяти как в паровом котле разом вскипела наша единственная встреча, рассказы Пуаре об убийствах и видение «Лампадки», разгромленной всего лишь какой-то пьяной шайкой. И мы с Готье еще старались их не убивать?..
– Эй, Поль! Ты куда?! – изумленно крикнул мне вслед Готье.
– Прикончи их всех!.. – рявкнул я в ответ, хотя на поле боя уже почти никого не осталось, но сейчас я был бы не прочь, чтобы он прислушался к моему пожеланию и добил раненых. Вслед за убегавшей сволочью я свернул за угол, увидел удаляющуюся фигуру, ныряющую в переулок, и устремился за ней. Он был не так уж далеко…
Ублюдок, петляя, бросился в подворотню, со всех сторон окруженную домами так, что между ними почти не проникало ни единого луча света. Черной кошки не увидеть в темной комнате? Особенно если она не открывает глаз, ловящих и отражающих, как фонари, самый слабый свет. Глаз я, конечно, не видел, но у этого парня «сверкали пятки» – топот, удирая, просто так не спрячешь.
Мы пересекли, должно быть, еще квартал, прежде чем я вдруг понял, что все-таки потерял его. Процокала когтями по мостовой, поскуливая и прихрамывая, бродячая собака, где-то хлопнул ставень и из окна выплеснулись помои, дорогу мне перебежала, держа длинный хвост на отлете, бодрая скаковая крыса. Посторонние шумы и тьма – и я уже представления не имел, куда мог деться убегавший негодяй, ему все-таки удалось скрыться. Сегодня.
Наткнувшись в темноте на что-то вроде поилки для лошадей, я остановился, вздохнул поглубже и попытался остыть. Бесполезно сейчас его искать, а остальных своим отсутствием я подвергаю опасности, вынуждая их оставаться на месте в такой час или, может быть, даже пуститься на поиски… Надо скорее вернуться.
«Возвращайся к дьяволу» – вдруг прозвучало у меня в голове, и я замер, призадумавшись. Что я натворил тогда, два года назад, назвавшись посланцем из преисподней? Быть может, заключил этим какую-то странную сделку? И то, что теперь происходит, связано с неким своеобразным контрактом?..
Волосы у меня на голове зашевелились от суеверного ужаса. Я начал отчаянно бороться с приступом паники, клаустрофобии и страха темноты одновременно, вдруг сообразив, что, похоже, заблудился. Поглядев вверх с намерением увидеть звезды, я невольно попятился – верхние этажи домов, нависая над нижними, смыкались надо мной как тоннель катакомб. Я был в этой замогильной враждебной темноте совершенно один. «Впечатлительный идиот!» – пробормотал я под нос, обругав сам себя. Ничуть не лучше этого суеверного ублюдка, а все туда же – других пугать…
Но если то, что происходит с моими друзьями, происходит с ними по моей милости и глупости?.. Эта мысль меня едва окончательно не подкосила. Нет, быть не может… Но я уже потерял всякое представление о том, что именно считать жалкой попыткой самооправдания или наоборот, проявлением глубочайшего эгоизма. Темнота, одиночество и усталость подействовали на мои мозги не лучшим образом.
Тем более, надо было возвращаться.
Я собрался, нервно сглотнул, и двинулся в обратном направлении наугад. Теперь, когда я не думал о погоне, шевелящиеся по углам тени, казалось, могли поглотить и сожрать меня живьем, но на деле этого не случилось.
«Если все так, как я думаю, подчиняйтесь мне» – прошептал я и прошел через них спокойно, а кроме того, верной дорогой и без единой помехи, туда, где было светлее, куда падал лунный свет и где горели огни.
«А ведь я только что едва было совсем не спятил…» – подумал я со страшным облегчением, завидев, наконец, оставленные портшезы и неприкаянно оглядывающего улицу расстроенного Готье, с досадой пинающего камешки. Похоже, я отсутствовал не так уж и долго. «Так вот как ты случаешься, солипсизм? В пустоте и „тьме внешней“. Особенно, когда внутри – такая же».
– Я здесь! – окликнул я чуть охрипшим голосом.
– Догнал? – сумрачно, почти угрожающе поинтересовался Готье.
– Нет, – вздохнул я. – Извини, меня немного понесло.
Готье присматривался ко мне очень подозрительно.
– Ну и бледен ты, братец, как вампир. Что это ты сказал насчет прикончить их всех? Что случилось?
– Так, не бери в голову. Неожиданно увидел старого знакомого и кое о чем подумал.
Готье кивнул, с легкой насмешкой:
– Да ну?
– Мне показалось, я знаю, кто разгромил «Лампадку» и виновен в убийствах, о которых рассказывал Теодор.
– Понятно. – Наверное, ему действительно было все понятно. В конце концов, похоже, из всех нас, исключая отца и Изабеллу, у Готье была самая устойчивая психика. Он отвернулся, и мы вернулись к носилкам. Изабелла и Диана сидели в одном портшезе, взявшись за руки, и о чем-то тихо переговаривались. Диана была бледнее и печальней парящей над нами луны. Изабелла говорила ей что-то утешающее. Увидев нас, они немного оживились.
– Все хорошо? – спросила Изабелла, переводя взгляд с одного из нас на другого.
– Более-менее, – неопределенно повел плечами Готье. – Можем двигаться дальше.
Изабелла кивнула, и ободряюще пожав на прощанье руки Дианы, встала и подошла к брату. Тот галантно подал ей руку и повел ко второму портшезу. А я снова присоединился к Диане.
Носилки вздрогнули, поднимаясь, и покачиваясь, мы продолжили путь домой.
Диана шмыгнула носом.
– Это ведь правда?
– Что?
– Что я никого не убила?.. – Правда, конечно, хотя, не будь это правдой, сейчас, глядя на нее, я бы ей солгал.
– Правда. Я и сам этому рад. – Я ведь знал, что с рефлексами у Дианы все в порядке, не хуже чем у любого из нас. Если бы она всерьез этого хотела, у нее бы получилось.
Диана подняла на меня исподлобья почти обиженный взгляд.
– Ты считаешь меня слабой?
Я улыбнулся.
– Нет. Я думаю только, что ты не хотела убивать. У тебя не было такой цели.
– А я думала, что смогу, – печально сказала Диана.
– Ничего в этом нет хорошего.
Диана прикусила губу.
– Но ведь, может быть, придется…
– Может быть, но пусть уж тогда в самом крайнем случае. А лучше бы вовсе не пришлось.
– Как же вы с этим живете? – задала Диана логичный вопрос.
– Ну, нам-то уже терять нечего, – рассмеялся я, скрывая некоторое смятение, и немного помолчал. – Но если тебе будет от этого легче… по крайней мере наполовину я чувствую себя так же как ты.
Диана улыбнулась.
XIV. Саламандры в камине
Встретивший нас Ангерран с видом глубочайшей скорби на лице сообщил, что меня ожидает отец – как бы поздно я ни соизволил явиться, и сразу же как появлюсь. Судя по всему, меня ждал разнос.
Я не ошибся. Умчавшись с утра в неизвестном направлении, и никого не поставив о том в известность, я спутал его планы, по которым требовался ему сегодня во дворце. Но я-то ведь об этом не знал.
– Стоило бы догадаться! – последовал справедливый ответ, звенящий металлом как старая бронза. – Какого черта толочь воду в ступе, когда нужно хоть что-то сделать?
В его комнатах приятно пахло красками, по углам стояли лакированные доски и несколько натянутых на рамы холстов, на которых в разных ракурсах застыли фрагменты батальных сцен, ощерившиеся пушками корабли и вооруженные зловещими ущельями и туманами перевалы Пиренеев. Откинувшись на спинку кресла и сложив пальцы, от греха подальше, домиком, он устремил на меня свирепый взгляд.
– Конечно, – сказал я, сдержав почти детскую тревогу при виде этого взгляда. Отец редко выходил из себя, но иногда такое случалось, и никогда – по пустякам. Оправдываться в таких случаях было бессмысленно по той простой причине, что оправданий не существовало. – Но завтра…
– Завтра мне туда не нужно, – отмел он. – Там от деревьев не видно леса. К тому же – поздно. Строго говоря, сегодня уже шестнадцатое, свадьба – послезавтра, и никому уже некогда ничем заниматься кроме этого.
– Понятно.
– Да что тебе может быть понятно! – в его глазах опять полыхнуло сдерживаемое бешенство. От качнувшегося пламени свечей на столе, по стенам и ущельям Пиренеев заметались тени.
Я промолчал. Он раздраженно фыркнул, но заговорил снова уже спокойно.
– Кругом сплошь театрализованные представления на виду и обещания в сердцах зарезать друг друга, как только хлопнет дверь или собеседник скроется за угол коридора. Но складывается впечатление, что все это лишь наполовину серьезно, раз все тут же спускают пар за ближайшим углом. Более или менее, преобладают настроения дождаться войны с Фландрией.
Он замолчал, задумчиво покусывая кончики седеющих медных усов.
– Значит, никто и ничего?
– Как «со щитом иль на щите», – подтвердил отец мрачно. – «Никто и ничего». Разве что больше всех вызывает подозрения сам король. Что вполне логично. С чьей еще позиции удобнее управлять государством, если уж начинать именно с государства?
– С позиции министра, главнокомандующего, королевы-матери, – предложил я навскидку и ясно увидел, что зарываюсь. Если только те, кого мы ищем, не обладают способностью перемещаться прямо на месте из одного чужого сознания в другое (кстати, только этого еще не хватало), в их интересах выбрать для своего обитания кого-то помоложе. Насчет здоровее еще неясно – возможно, с их познаниями в медицине это не имеет большого значения.
– Чтобы действовать через короля как через рычаг, – продолжил отец. – Но если обладать должной силой, целью и возможностью стать абсолютно кем угодно – для чего нужны посредники, зачем стесняться? А между тем, все дружно высказываются, что плохо понимают, что он делает, включая и Колиньи и королеву-мать.
– Но в это время примерно так все и должно быть.
– Да, – он кивнул, – очень удобная мутная водица. И очень удобно для всех казаться непонимающими. Все верно. Но я его тоже не совсем понял.
Я вопросительно поднял брови.
– В том смысле, что «нет ни эллина, ни иудея», – проговорил он, будто это была даже не цитата, а формула или пароль, задевший почти вылетевшее из моей головы далеко не самое яркое за день воспоминание, – как он любит теперь говорить. И теперь он сознает, что его цель – нести просвещение и другим народам.
– А? – переспросил я.
– Все ты понял, – сказал отец как само собой разумеющееся. – Хоть слова и старые, и даже не то, чтобы совсем не подходящие ситуации, но есть в них нечто… настроение, которое я назвал бы несколько революционным для нашей эпохи.
– Если только это не призма нашего собственного сознания, – почти рефлекторно возразил я. Хотя, к чему спорить, я должен был сам быть там, чтобы не строить теперь предположений.
– Все возможно, все, – спокойно ответил отец. – Но отчего-то, знаешь, «холодеет кровь».
Я почти неосознанно кивнул.
– А просто внешне, он выглядит или ведет себя как-то необычно?
– Немного возбужден, что вполне понятно. Но помимо этих слов, как будто, ничего необычного. По крайней мере, ничего необычного – явно.
Я снова задумчиво кивнул.
– Знаешь, мы слышали сегодня те же самые слова. От участников одной из обычных сейчас городских процессий. Они провозглашали, что «все мы христиане», «нет ни эллина, ни иудея» – та же самая цитата, призывали всех «хранить мир божий» и раздавали встречным зеленые ветви.
– Зеленые ветви он не раздавал, – сдержанно отметил отец, но посмотрел на меня явно заинтересованно, как-то настороженно оживившись.
– Но в целом, похоже.
– Или все же только кажется. Цитата ведь сама по себе известнейшая.
– Да, конечно. Но нас немного удивило, как вяло реагировали горожане. Без особенного удовольствия, но и без открытого раздражения. Если такова королевская позиция, – как и заметила Изабелла, – то, пожалуй, в этом нет ничего удивительного.
Отец задумчиво пожал плечами.
– А помнишь Моревеля? – спросил я почти неожиданно для себя самого. Но связь вдруг показалась мне такой яркой, буквально засиявшей в голове.
Он бросил на меня косой взгляд и выжидающе прищурился: «смеешься?»
– «Храните мир божий»! – сказал я. – Моревель в «Пулярке» задал всем вопрос, не слышали ли мы о Хранителях. Мол, это такой духовный орден, который проповедует… правда, что он проповедует, мы не услышали, его перебил тот чернобородый тип, что, возможно, затем его убил.
– Итак?..
– Королевский убийца и, возможно, королевский духовный орден…
– Ты видел среди этой процессии кого-то из своих знакомых? – мягко поинтересовался отец. Это не было похоже на возражение. Скорее, он хотел подтвердить какую-то возникшую у него самого мысль.
– Нет.
– Как ты думаешь, ведь наверняка там был бы кто-то тебе известный, будь этот духовный орден действительно королевским?
Я отрицательно покачал головой.
– В процессии все были явно невысокого звания, но разве это исключает их преданность королю? Или непременно какому-нибудь герцогу нужно лично раздавать прохожим зеленые ветки, если он может послать заниматься этим слуг?
В глазах отца мелькнуло веселье.
– «Вассал моего вассала – тоже мой вассал…» – перефразировал он. – Ладно, продолжай.
– Когда мы вернулись в «Пулярку» ночью и я в последний раз видел Моревеля на крыльце живым, он спросил: «Не правда ли, чудесен мир, сотворенный Господом?» – Отец никак не отреагировал, продолжая выжидать. – Но его интонация… Сейчас я думаю, что именно она меня так разозлила, хоть я понял это не сразу – он произнес это как пароль. На который ждал определенного ответа.
– Интересно, – проговорил отец. – Похоже, правильного ответа он не дождался за всю ночь. Хотя, может, как раз дождался… И что ты ему ответил?
– «А вы уверены, что он сотворен именно им?..»
Отец хохотнул.
– Ты неисправим со своими шуточками. А что же он?
– Шарахнулся, – ответил я покаянно.
– Я его не виню, – усмехнулся отец. – Но все-таки, так нельзя, держи себя в руках, не хотелось бы, чтобы тебя отлучили от церкви только потому, что тебе взбрело в голову пошутить. Что ж, Хранители, так Хранители, если не как причина, то как очередной симптом… посмотрим. Ну, так что же еще у вас произошло сегодня?
Вкратце обрисовав первую половину дня, я поглядел на него выжидающе – какую это у него вызовет реакцию.
Но он только кивнул.
– Да, – сказал он. – Рауль мне уже поведал эту леденящую кровь историю.
– Я, конечно, понимаю, что это был ненужный риск, зверство и большая глупость…
– Что сделано, то сделано, – отец пожал плечами, как будто, без какого бы то ни было осуждения. – Будем считать, что это просто опыт. А что же было потом?
И я перешел к рассказу о второй половине дня. Это вышло не так уж сложно. Рассказывать оказалось почти нечего, если исключить эмоции.
– Она испугана и сбита с толку, но я уверен, что они ничего не знают. К тому же, их образ жизни слишком спокоен и частен, чтобы они могли хоть на что-то как-то повлиять.
– Так что?..
– Так что, по крайней мере, с одним из главных моих страхов покончено, – заключил я.
– Ты так думаешь? – спросил он как-то отвлеченно.
Я печально улыбнулся, пожав плечами.
– Покончено всего лишь со страхом.
И хоть на этот раз все звучало еще более туманно, он задумчиво кивнул.
– Понимаю.
Наконец, поутру я добрался и до другого своего давнего главного «подозреваемого», за неимением прочих и настоящих, – капитана Мержи, просто и без затей застав его на квартире. Встретил он меня с неподдельной жизнерадостностью.
– Ну, дезертир, как частная жизнь? – Мержи лукаво ухмылялся.
– Недурно, – сказал я с улыбкой, пригубив золотистое вино. Это было настоящее токайское, капитан был не чужд экзотике.
В его комнате царил художественный беспорядок. Но не было ничего слишком нарочито привлекающего к себе внимания, за исключением оружия на стенах, среди которого я приметил и венгерские или польские сабли, а кроме того, в комнате находился третий человек, чинно сидевший на софе и оглядывавшийся порой вокруг с еще большим интересом чем я. Это был младший брат капитана, недавно приехавший на торжества. Но звали его не Бернар, как героя книги, а Жак-Анри. И я припомнил, что Мержи уже рассказывал некогда с горечью, что если Жак – это Иаков, то его отец непременно почитает его самого за Исава, променявшего первородство на чечевичную похлебку.
– Ты еще не женат? – поинтересовался капитан. – Ходят слухи, что ты влюблен, с самыми серьезными намерениями.
– Есть такое, – согласился я с некоторой настороженностью.
Мержи покачал головой.
– До чего же меняются люди, – промолвил он с мягкой улыбкой, не сводя с меня внимательного взгляда совершенно черных глаз. Пораздумав, я все же решил, что этот пристальный взгляд меня странным образом совсем не нервирует. Было в нем что-то очень живое и настоящее, и трудно было представить, что он мог бы быть где-то не только здесь и сейчас, в каком-то другом мире, ничуть не похожем на этот.
Хотя, строго говоря, некогда он жил в другом мире. Но тот мир был лишь частью этого, закономерной и неотъемлемой. Той частью, в которой до сих пор жил его брат – тоненький русоволосый юноша с удивленными глазами, находящийся в этой же комнате. Мир, глубоко противный католицизму, но оттого не менее живой и человеческий.
– И куда только девается непостоянство?
– С кем не бывает, – шутливо вздохнул я.
– И тем не менее, ты все еще не женат?
– К сожалению. Моя невеста дала обет безбрачия на три года, после смерти своей матушки. Но дело кажется решенным.
– О, – несколько фамильярно вставил Жак-Анри. – Разве у вас не обычное дело разрешать обеты всего лишь с соизволения духовных лиц?
Старший брат покосился на него неодобрительно.
Я с улыбкой пожал плечами.
– Может быть и обычное. Но при всем при этом, мы оба не хотим, чтобы слово было нарушено. По крайней мере – она. А я не хочу, чтобы она поступала против воли или своей совести. Всего лишь год я подождать могу. Заодно и посмотрю, так ли крепко мое постоянство. – Я усмехнулся, но где-то в глубине души у меня зашевелилась ледяная змейка. А не был ли этот обет Жанны как-то связан с ее предвиденьем? Все может быть.
Мержи какое-то время пристально смотрел на меня, а затем вдруг посерьезнел:
– Да, постоянство – это странная вещь… Помнишь, пару лет назад, – проговорил он неторопливо, не то размышляя, не то с чем-то печально смиряясь, – наш король обвенчался с сестрой испанского короля – как давно уже было решено, в знак мира и дружбы между державами. А теперь мы идем войной на Фландрию, чтобы отбить ее у Испании. Недолго же держатся эти «брачные миры». Как думаешь, этот продержится хотя бы столько же?
– Ну конечно же! – воодушевленно воскликнул Жак-Анри. – Ведь теперь соединяются не две державы, а только одна.
Взгляд капитана тут же стал настороженным. Я ответил ему таким же, прежде чем мы оба посмотрели на младшего Мержи, уже зная, что мы оба думаем на этот счет.
– Твоими бы устами, Жак, – с улыбкой сказал старший из братьев.
«Устами младенца? – подумал я. – Слухи об их беспристрастности и правдолюбии сильно преувеличены…»
– А это не вера, – усмехнулся я все же, приподняв бокал. – Это пожелание!
Оба брата рассмеялись.
– А пожелания чего-нибудь да стоят, – задумчиво согласился Мержи-старший. – Но насчет одной державы – трудно сказать. Наварра ведь все-таки королевство.
Жак-Анри довольно смешливо фыркнул.
– Оно больше снаружи, чем внутри. – И Антуан вздернул бровь:
– В том-то и дело… – но героическим усилием ему удалось погасить иронию и скепсис в своем голосе. – Но что это мы все обо всякой ерунде? Не расскажешь ли, что это тебя занесло третьего дня к Колиньи? – спросил он меня напрямик.
Не успел я удивиться и поперхнуться вином, как Жан-Анри весело вставил:
– Я вас там видел!
– Но когда вы успели сказать?.. – Я перевел взгляд с него на его брата. – Нас же только что представили…
Но мои подозрения не зашли далеко.
– Господин д’Обинье рассказал мне о вас, – сообщил Жак-Анри. – И поведал о сражении, которое вы затеяли… Ему было очень весело. Но скажите, – в голосе юноши послышался укор. – Вы ведь не нарочно стравили моих братьев по вере между собой?
Я все-таки слегка закашлялся.
– Правда, – прибавил Жак-Анри, – брат рассказывал, что однажды вы спасли своего друга, приверженца истинной веры…
– А, – рассеянно и немного поспешно кивнул я, решив не углубляться в тему «стравливания». – Тогда его вы, верно, тоже там видели. Мы пришли с ним вместе.
– Да, – Жак-Анри чуть склонил голову набок. – Правда, когда вы выходили, вы, кажется, были настроены не очень дружески.
– Вам показалось, – сказал я с нажимом. Все-таки этот желторотик мог при желании доконать кого угодно!..
Мержи-старший строго посмотрел на брата и тот несколько поумерил свое любопытство. Но что касается моего любопытства? Я никак не мог решить, какой же вопрос задать или поднять, чтобы увериться полностью, что оба брата не имеют никакого отношения к зловещим заговорам из зловещего неведомого грядущего, которое уже вовсе и не грядет – если здесь изменится что-то, о чем мы еще не имеем никакого представления. Хоть я уже не верил в их причастность, надо было очистить совесть, доведя дело до какого-то логического конца.
– Может быть, вам еще показалось странным, почему в какой-то момент в кабинет адмирала, пока мы там были, вошли несколько вооруженных человек, а потом спокойно вышли? – поинтересовался я, и капитан слегка заерзал в своем кресле.
Жак-Анри заметно смутился и залился краской. Да, все-таки непохоже, чтобы он обладал хоть какими-то задатками интригана, которые, на мой взгляд, были бы необходимы для того, кто собирался бы что-то изменить в человеческой истории.
– Все это произошло по одному небольшому недоразумению, – продолжил я. – Ходит много слухов, в частности, о заговорах и об опасности, подстерегающей глав одной или другой партии, – я говорил небрежно, но слова выбирал тщательно, наблюдая за ними обоими. – Ведь может так случиться, что и десяти дней не пройдет, как вместо мира воцарится хаос. Стоит лишь совершить покушение на одну из крупных влиятельных фигур или на другую. – Братья прислушивались к моим словам мрачно, но без видимой тревоги, как к общим рассуждениям. По-видимому, прозрачный намек на возможное время воцарения хаоса, и каким именно путем его можно добиться, ничего определенного им не говорил. Как и должно было быть. Отец был прав – они не появились из воздуха, их род был здесь старинным и известным. Совпадение имен не могло послужить для кого-то желанным ориентиром, чтобы им воспользоваться, при прочих весьма скромных возможностях на что-то повлиять. Но отчасти я подозревал раньше не только совпадение, а возможную ложность другой своей памяти. Воспоминание могло оказаться искусственным, лишь для того, чтобы привлечь внимание к какому-то объекту или факту. Но похоже, все было не так. И все еще были возможны совпадения, которые ничего не значили. – Мой друг де Флеррн пытался предостеречь об этом адмирала.
– О, – серьезно произнес старший Мержи. – Понимаю. Должно быть, действительно есть основания для таких опасений. Но полагаю, что спрашивать об этом неразумно, – он предупреждающе глянул на младшего брата.
– По крайней мере, бессмысленно, – улыбнулся я.
– Как у вас тут все запутанно, – недоумевающее проворчал Жак-Анри.
А праздники, между тем, наступали как слоны Ганнибала.
Вернувшись с бесплодной охоты за книжными персонажами и уже пройдя мимо отцовских комнат, я услышал грохот и оглянулся. Из распахнувшейся двери кабинета пулей вылетел маршал Таванн, чем-то взбудораженный, но, похоже, не испуганный и не то чтобы возмущенный:
– Шарди, что за гадость вы пьете?! – провозгласил он куда громче обычного, пусть никакого недружелюбия в этом трубном гласе и не было. Маршал бодрым галопом понесся к лестнице. Отец, провожая его, шел за ним не спеша.
– Эта гадость поднимает дух и обостряет ум! – похоже, отец вздумал угостить его кофе. Интересно, с какой целью? Посмотреть на реакцию?
– Уф, по крайней мере, это знатная встряска, – согласился Таванн, уже снизу. – Избавляет от уныния! Я вам весьма благодарен, прошу простить, что отнял столько времени…
Внизу хлопнула дверь.
Отец, остановившийся на верхней площадке лестницы, обернулся. Он чуть посмеивался, хотя глаза его не смеялись.
– Что с ним? – поинтересовался я.
– Тревожится о Карле. Пытался понять, кто же на него влияет теперь. Если это не он сам, не королева-мать, не Колиньи и не кто-либо еще из известных фигур. Сегодня он пытался вразумить его, но нарвался на неприятную сцену.
Я сочувственно кивнул. Можно себе представить.
– А это случайно не заставит господина маршала срочно принять кое-какие экстренные меры, о которых мы знаем?
Отец мрачновато прищурился.
– Кто знает.
– Черт… – в сердцах выругался я.
Отец кивнул и прошел мимо меня, задержавшись только на секунду:
– Позови-ка ко мне Огюста, – вдруг сказал он. – Он мне нужен.
Гм… И как же я его позову? – подумал я, на мгновение растерявшись от неожиданности. Но раз уж этот вопрос так меня заинтриговал, я не стал посылать за Огюстом слугу и отправился за ним собственной зловещей персоной.
Он не сразу откликнулся на стук, и я для верности хватил по дубовой створке кулаком. Это сработало.
– Кто там? – недовольно вопросил Огюст.
– Не притворяйся, что спишь, – предупредил я. За дверью снова повисло молчание. – Тебя зовет отец. Уверен, что ему есть, что тебе сказать после разговора с Таванном.
А вот в том, что собираюсь ждать, когда ты откроешь дверь я не уверен… Разве что пнуть ее напоследок?
В комнате что-то завозилось, заскрипело, в замке повернулся ключ, и за открывшейся дверью замаячила сумрачная, бледная и небритая физиономия всклокоченного Огюста.
– Ты что, и правда спал?
– Это вроде извинения? – угрюмо спросил Огюст.
– Черта с два, – холодно улыбнулся я.
Огюст пренебрежительно дернул усами, я не менее пренебрежительно пожал плечами и отправился по своим делам.
Примерно через час я стоял посреди комнаты перед зеркалом изображая собственный прижизненный памятник, а злодей портной, разворачивая меня то так, то этак, проверял, верно ли лежит каждый из наложенных им мелких стежков на пока еще необмятом творении из темно-синего бархата с обильным золотым шитьем со вставками из сапфира и хрусталя, местами лишь чуть более гибким чем кочерга, и относился к этому до смешного серьезно. В разгар этого архиважного дела к нам присоединилась освободившаяся Диана и принялась давать ценные советы. Впрочем, пожалуй, ее советы действительно были ценные – со стороны все же виднее. Но вот свежие идеи – что можно было бы сделать еще, это явно было уже лишнее.
К счастью или к несчастью, все на свете время от времени подходит к концу.
